CC BY
208
процессов формирования профессиональных интересов молодых специалистов, их согласованию с интересами общества.
Библиографический список
1. Здравомыслов А.Г., Ядов В.А. Человек и его работа в СССР и после. М.: Аспект Пресс, 2003. 485 с.
2. Мальцева О.И., Рощин С.Ю. Гендерная сегрегация и мобильность на российском рынке труда. М.: Изд. Дом ГУВШЭ, 2006. 296 с.
3. Социальные проблемы трудовой занятости в регионах Российской Федерации. М.: Институт социологии РАН, 2009. 99 с.
4. Шеклтон В. Психология лидерства в бизнесе. СПб.: Питер, 2003.
222 с.
O. V. Abrosimova
The particularities of the professional orientation of the graduating-studients of tula state university
In the article are viewed the particularities of the labor intentions of the graduating students; reveals the degree of certainty in employment. Identifies some factors of low competitiveness of the graduating students in the labor market. The motivational structure of labor behavior is described.
Получено 25.10.2009 г.
УДК 32.001
Е.В. Бродовская, д-р полит. наук, доцент, (4872)-33-23-52, brodovskaya@inb ox.ru (Россия, Тула, ТулГУ)
A. Влодарская, аспирант, магистр политологии, +48601386322, [email protected] (Польша, Лодзь , Лодзинский университет)
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ В СТРАНАХ ПРИБАЛТИКИ
Рассматриваются факторы, определившие вариативность и результативность посткоммунистических трансформаций в странах Балтийского субрегиона Европы. Особое внимание уделено социальным аспектам трансформационных процессов, связанных с формированием новых систем идентичностей и становлением так называемых «этнических демократий». По мнению авторов, ограниченное представительство интересов этнических меньшинств является базовым барьером консолидации демократии в странах региона.
Ключевые слова: посткоммунистическая трансформация, демократический транзит, консолидация демократии, этническая структура, этническая демократия, этнические меньшинства.
Страны Прибалтики включаются политологами различных научных школ в группу государств наиболее успешно прошедших период
демократического транзита и достигнувших состояния консолидации или
необратимости институтов демократии. Так, согласно данным рейтинга
Фонда Бертельсманна, Латвия, Литва и Эстония причисляются к категории
«функционирующих демократий», в которых в равной мере развиты и
демократические институты, и рыночные отношения. Основанием для
этого является совпадение величины индексов развития демократии и
рынка в странах Балтийского субрегиона Европы (таблица 1). Однако,
очевидно, что данный показатель является одним из системы критериев,
исследуя совокупность которых, можно ответить на вопрос: «Так ли
успешны переходы к демократии в странах Прибалтики?». Представляется,
что для получения адекватной картины специфики процесса
посткоммунстической трансформации в рассматриваемом регионе
необходимо расширить перечень параметров, позволяющих оценить
результативность межрежимных переходов. Наиболее значимыми, с точки
- 12 зрения основных положений современной транзитологии , среди них
являются следующие:
- адекватность исторического опыта условиям, необходимым для осуществления транзита;
- наличие национального единства и соответствующей идентичности;
- соотношение демократии и суверенитета;
- оптимальность институционального дизайна для реализации базовых демократических ценностей и процедур.
Характеризуя первый из выделенных критериев - адекватность исторического опыта страны условиям, необходимым для осуществления транзита, важно подчеркнуть, что формирование демократических государств в Балтийском субрегионе в определенной мере было обусловлено исторической традицией функционирования института парламентаризма, а также стремлением Прибалтийских стран противопоставить коммунистической централизации власти ее децентрализацию. Как известно, в позднесоветский период именно Прибалтийские республики первыми заявили о своем праве на самоопределение. Попытка центральных властей в январе 1991 г. силовым способом удержать республики в составе СССР только усилило их
12
См.: Карл Т.Л., Шмиттер Ф. Демократизация: концепты, постулаты, гипотезы. Размышления по поводу применимости транзитологической парадигмы при изучении посткоммунистических трансформаций // Полис. 2004. № 4; Линц Х., Степан А. «Государственность», национализм и демократизация // Полис. 1997. № 3; Липсет С.М., Ленц Г.С. Коррупция, культура и рынки // Культура имеет значение: каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. М.; Московская школа политических исследований, 2002; Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях // Полис. 2002. № 1 - 2; Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М.: РОССПЭН, 1999; Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. М.: РОССПЭН, 2003 и др.
стремление стать независимыми. И это же обстоятельство предопределило сложности процесса обретения национального единства, которое мы выделили в качестве второго критерия оценки результативности посткоммунстической трансформации в государствах Балтийского субрегиона Европы.
Таблица 1
Сопоставление индексов демократизации и развития рыночной экономики (применительно к посткоммунистическим странам)13
Категория успешности (по 10-балльному композитному индексу)
Самые успешные (> 8,5 балла) Относительно успешные (7-8,5 балла) Относительно неуспешные (5-7 баллов) Неуспешные (< 5 баллов)
Индексы демократии и рынка сопоставимы (разница ± 0,5 балла) Венгрия Латвия Литва Польша Словакия Словения Чехия Эстония Болгария Македония Румыния Грузия Киргизия Украина Босния и Герцеговина Таджикистан
Индекс демократии выше индекса рынка Хорватия (0,6) Албания (0,8) Черногория (1,2) Сербия (1,1) Молдавия (1,9) Монголия (1,5)
Индекс рынка выше индекса демократии Армения (0,8) Россия (1,2) Казахстан (2,6) Азербайджан (1,4) Белоруссия (1,1) Туркменистан (1,1) Узбекистан (1,4)
Несмотр я на то, что одним из наиболее дискуссионных положений транзитологии является вопрос относительно факторов межрежимного перехода, большинством исследователей признается, что условием успешной демократизации является формирование национального единства и соответствующей идентичности. По мнению известного исследователя транзитов Д. Растоу, национальное единство - это следствие не столько разделяемых всеми установок и убеждений, сколько небезучасности и взаимодополненности. При этом, «национальное единство признается на бессознательном уровне, когда оно молчаливо принимается как нечто само собой разумеющееся» [1, с. 96 - 97]. Такое
13
Источник: Bertelsmann Transformation Index 2008. (В скобках указана - без учета знака - разница между индексами демократии и рыночной экономики).
определение схоже с формулировкой легитимности как молчаливого согласия, данной французским социологом П. Бурдье. Однако, молчаливого согласия в посткоммунистической Прибалтике не получилось. В первую очередь, потому что общества данных государств переживали состояние так называемой негативной мобилизации («объединения против»). Основанием для консолидации общества послужили не демокр аические ценности сами по себе, а то, что в сознании политических элит и масс, прежде всего, этническая идентичность стала ассоциироваться со свободой и демократией. Примером в данном случае может служить опыт Эстонии.
Одним из факторов оказавших существенное влияние на процесс демократизации в этом Балтийском государстве является значительная национальная неоднородность. С 1940 года, связанного с включением Литвы, Латвии и Эстонии в состав Советского Союза, начались серьезные демографические изменения. Политика депортации и элиминации в ситуации условных границ привела к заселению данных территорий представителями р уского этноса, что в пер сективе повлекло за собо й доминирование русского языка. Результаты первой после Второй мировой войны переписи населения (1959 г.) зафиксировали изменения в национальной структуре стран Балтийского субрегиона Европы. Например, в Эстонии коренное население составляло 74,6 %, вторую по величине этническую группу представляли русские (20, 1%), затем шли финны (1,4 %), украинцы (1,3 %) и др. В 1989 г. доля русского населения среди жителей данной Прибалтийской республики увеличилась до 30,2 %. После распада СССР именно межэтнический конфликт между миллионом коренных эстонцев и русскоязычным населением (500 тыс.) в наибольшей степени определил специфику демократического развития.
Общественные и экономические перемены, связанные с преобразованиями М. Горбачева, положили начало для дифференциации населения. Одну сторону представляли коренные жители этих земель, которые через четыре декады советского доминирования хотели восстановить свою государственность, другая сторона - русскоязычные, котор ы много лет проживали на этих тер ргор ях . В период строительства независимых государств в конце 80-х-начале 90 -х гг. ХХ в. произошло разделение статусов групп населения по этническому признаку (эстонцы и не-эстонцы). Гражданский статус приобретали только те, кто были потомками эстонцев, проживавших здесь до 1940 г. Так было положено начало формальной сегментации эстонского общества, исключающей признание гражданства за группами населения, переселившимися в 1940-1991 гг.
В июне 1992г. в Эстонии состоялся референдум о принятии нового
основного закона , котор ы регулировал, в том числе, и вопросы признания гражданства. Примечательно, что в референдуме приняли участие только граждане. Это событие можно рассматривать как пик процессов политической эксклюзии русскоязычного меньшинства в Эстонии. В частности статья 8 Конституции Эстонии закрепляет положение, согласно которому гражданином Эстонии, является тот, у кого хотя бы один из родителей имеет гражданство страны. Получение гражданства не через происхождение регулируется Актом о гражданстве15, принятом 19 января 1995 г. Данный Акт предусматривает процедуру натурализации для лиц, проживших на территории Эстонии более 15 лет. Кр ме этого, в статьях 6 , 8-9 рассматриваемого документа
регламентируется необходимость владения претендентом на получение гражданства государственным (эстонским) языком. Сформированность языковых навыков и умений проверяется на специальном государственном экзамене.
Процедура натурализации осложнялась наличием запрета на обладание какого-либо иного гражданства, кроме эстонского. Поэтому многие были вынуждены отказаться от имевшегося на тот момент гражданства и тем самым приобретали статус апатридов. Эстонский парламент, пытаясь частично смягчить углубляющуюся фрагментацию и поляризацию общества, в июне 1 9 9 3г. пр инял новое законодательство о иностранцах, которое устанавливало процедуры определяющие принципы пребывания и получения разрешений на работу на территорию Эстонии для не-граждан в обмен на ставшие неактуальными паспорта с советским гражданством. Эстонское правительство приняло решение о выдаче так называемых паспортов апатридов. В итоге число всех апатридов в первой половине 90-х гг. ХХ в. достигло 230 тыс. Все население Эстонии можно было дифференцировать на три категории: граждане, не-граждане,
граждане РФ.
Правила, касающиеся знания эстонского языка, вновь были актуализированы в 1997 г. В данном случае пассивное избирательное право (право баллотироваться на выборах в государственные и местные органы власти) ограничивалось требованием подтверждения владения национальным языком. Эстонская элита препятствовала появлению русского сегмента на политическом пространстве страны. Разрастание конфликта во многом было остановлено благодаря разработке и реализации политики интеграции не-граждан в эстонское общество. В 1997 г. был создан правительственный комитет, разработавший государственную программу интеграции эстонского общества. При этом общественная
См.: Конституция Республики Эстония 1992 г. //
http://www.president.ee/en/estonia/constitution.php?gid=81907
15 См.: The Citizenship Act // http://www.legislationline.org/documents/action/popup/id/5675
интеграция понимается двояко , с одной стороны, как процесс достижения общественного согласия на основе ценностей, объединяющих социум общество, с другой стороны, как право сохранения и развития собственной этничности. Признавалось, что язык, вера, происхождение или стиль жизни не обязательно должны быть общими для всех членов общества. В результате в период от 1992 до 2009 гг. 150 761 жителей получили эстонское гражданство в процессе натурализации. Но, несмотря на либерализацию политики в отношении миноритарных этнических групп, вопросы межэтнических отношений не теряют своей остроты и актуальности
В результате в регионе появились так называемые «этнические демократии». Их основной характеристикой является реализация прав преимущественно одной титульной этнической группы, которая, как правило, представляет собой большинство. Доминирующие этнические группы и элиты, выражающие их интересы, готовы на демократизацию всех сторон общественной и государственной жизни, кроме своего собственного привилегированного положения. При этом фактическая этнократия и дискриминация меньшинств в странах Прибалтики не являются препятствием их причисления различными аналитическими центрами к группе государств достигших либеральной демократии. Так, в аналитическом докладе «Дома свободы» [2, с. 22] выделены три группы государств на посткоммунистическом пространстве: консолидированные демократии (Польша, Словения, Венгрия, страны Прибалтики, Словакия, Чехия, Болгария, Хорватия), переходные режимы (Румыния, Югославия, Албания, Македония, Молдова, Грузия, Армения, Босния, Украина, Россия, Киргизия, Азербайджан, Таджикистан, Казахстан), консолидированные автократии (Узбекистан, Белоруссия, Туркменистан). Аналогичную оценку ситуации мы можем увидеть в работах американского исследователя Л. Даймонда [3, с. 24]. Российский транзитолог Б.И. Макаренко [4, с. 173] причисляет страны Балтии к разряду «необратимых демократий с высокой степенью консолидации». Но правомерно ли говорить о закреплении принципов либеральной демократии в ситуации, когда политические (право участия в выборах) и культурные (право обучаться национальному языку) права миноритарных этнических групп ущемлены?
Утверждение о том, что этнократия противоречит базовым нормам демократии основывается на классических положениях теории полиархии
17
Р. Даля . Ее суть заключается в понимании демократии как соревнования открытого для участия, которое обеспечивается наличием институтов гражданских прав и свобод. Латиноамериканский транзитолог Т. Карозерс в ряде своих работ, обосновывает, что в процессе демократического
16 См.: State Integration Program 2000-2007 // http://www.kogu.ee/index.php?id= 11145
17 См.: Даль Р. Предпосылки возникновения и утверждения полиархий // Вся политика. Хрестоматия / сост. В.Д. Нечаев, А.В. Филиппов. М.: Европа, 2006. С. 87 - 96.
транзита недостаточно создать политическое пространство для существования оппозиционных политических партий и независимого гражданского общества или проводить регулярные выборы. Важнейшим из
факторов, определяющих результат демократического перехода, он считает
18
представительство интересов граждан .
Помимо этого неоднозначно можно охарактеризовать итоги демократических транзитов в странах Балтийского субрегиона, если оценивать их с позиции соотношения развития демократии и сохранения суверенитета. С точки зрения теории политической науки демократия и суверенитет (внутренний и внешний) государства должны взаимно поддер швать и усиливать друг друга. Формулируя вопрос, о том, по-настоящему ли демократична система, если выборные руководители не способны принять обязательные для всех решения без утверждения их извне, Т.Л. Карл и Ф. Шмиттер дают однозначный ответ: «Государство должно быть суверенным и действовать независимо от политических систем более высокого уровня.... Этот вопрос весьма существенен, даже если внешнее воздействие исходит от государства с демократической конституцией, а внутренние власти способны в той или иной мере противостоять ему.» [5, с. 145].
Прибалтийские республики, как и многие страны ЦентральноВосточной Европы, столкнулась с дилеммой - демократия или суверенитет. В отличие от устоявшихся (классических) моделей демократического развития, в которых суверенитет и демократия взаимообусловливают друг друга, транзиты «третьей волны» демократизации, как правило, демонстрируют пример внешней, а впоследствии и внутренней десуверенизации. По данному критерию можно выделить следующие асимметричные модели соотношения уровня развития суверенитета и степени демократичности политического режима:
1) государства консолидированной демократии с ограниченной степенью суверенности (Польша, Чехия, Венгрия, Литва, Словакия, Словения, Болгария, Румыния);
2) государства с низкой степенью суверенности, близкие к консолидации демократии (Латвия, Эстония, Армения, Молдавия).
Первая группа государств, куда входит Литва, характеризуется «необратимостью» демократии: оппозиция и власть сменяют друг др уа посредством легальных и легитимных выборов; права и свободы гарантируются и осуществляются в полной мере; конкурентность и плюралистичность стали неотъемлемыми признаки политической системы; гражданское общество сформировано и оказывает влияние на власть.
18 См.: Карозерс Т. Конец парадигмы транзита // Политическая наука. 2003. № 2. С. 48 - 49; Он же. Трезвый взгляд на демократию // Pro et Contra. 2005. № 1. С. 73 - 81; Он же. Ошибка теории «поэтапной демократизации» // Pro et Contra. 2007. № 1. С. 85 - 105.
Вместе с тем, государства этой группы вследствие сильной зависимости их финансовых систем от иностранного капитала, недостаточного геополитического статуса, высокой степени интеграции в наднациональные структуры со значительной степенью подчинения (НАТО, ЕС), наличия иностранных военных баз на территории -реализуют суверенитет не в полной мере19. Достаточно низкой степенью суверенности обладают государства второй группы (в ее состав вошли Латвия и Эстония), которые не являются консолидированными демократиями в силу некоторых особенностей функционирования политических режимов. Основным препятствие на пути укоренения демократии в данных странах, как мы уже отметили, выступают этнополитические конфликты, связанные с ограничением прав национальных меньшинств.
Вместе с тем, нельзя не заметить позитивные результаты, достигнутые государствами Балтийского региона в процессе демократического транзита. Во-первых, заметный рост ВВП на душу населения (таблица 2). Во-вторых, оптимальность институционального дизайна для реализации базовых демократических ценностей и процедур. Некоторые исследователи подчеркивают, что успех современных поставторитарных переходов зависит в первую очередь от правового и конституционного устройства государства, а точнее от готовности руководства «вести себя соответственно требованиям демократического конституционного и правового государства, даже если это дает явные преимущества его политическим противникам» [6].
Таблица 2
Динамика развития некоторых стран Евросоюза
20
(ВВП на душу населения, долл., по отношению к уровню Франции)
Страна 1980 1985 1988 1992 1996 2003 2008 2009
Франция 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0
Германия 83,6 84,7 89,3 106,3 109,6 99,1 97,2 93,7
Словения нд нд нд 39,1 39,0 48,7 59,0 58,4
Чехия 35,6 44,4 32,0 12,9 22,2 30,0 45,1 43,2
Словакия нд нд нд 11,2*) 14,5 20,7 38,3 38,8
Эстония нд нд нд 5,1*) 12,2 24,3 38,1 32,1
Венгрия 16,1 19,6 15,3 15,0 16,1 27,8 33,7 29,4
19 См.: Результаты исследования «Взаимосвязь демократии и суверенитета на посткоммунистическом пространстве». Лаборатория социально-политических исследований Тульского государственного университета. Триангуляция методов. Руководители: Бродовская Е.В., Токарев А.А.
20 Источник: МВФ, октябрь 2009. Страны ранжированы по ВВП на душу населения в 2008 году.
Латвия нд нд нд 2,4 8,5 16,0 32,5 25,4
Литва нд нд нд 2,2 8,3 18,0 30,6 25,6
Польша 12,4 19,1 10,1 9,6 15,0 19,0 30,1 26,4
Румыния 16,0 21,2 14,5 3,5 5,8 9,1 20,2 17,8
Болгария 22,9 30,8 29,0 4,0 4,4 8,6 14,2 14,1
Дифференциация 2,9 2,3 3,2 4,3 5,0 3,5 3,2 3,1
В самые сложные кризисные периоды посткоммунистического развития Балтийские страны сохранили демократический вектор развития. Более того, в пр (есае осуществления перехода к демократии Прибалтийские страны сумели обеспечить функциональность основных институтов демократии, избрав при этом разные формы правления. В значительной части государств посткоммунистического пространства утвердилась парламентская республика (Албания, Венгрия, Словакия, Чехия, Латвия, Эстония), причем в форме, близкой к германской модели рационализированного парламентаризма, при которой президент избирается парламентом. Выбор парламентского типа организации власти объясняется следующими причинами: 1) плюрализмом партий (они в переходный период развивались в условиях ограниченных согласительных практик и нуждались в коалиционном правительстве, для формирования которого наиболее адекватна парламентская форма государственного правления); 2) интенциями прежних элит вернуть утраченные статусные позиции, используя механизмы создания парламентского большинства. Функции президента в этих системах скорее церемониальные, так как он зависит от позиции правительства, опирающегося на парламентское большинство. Тем не менее, президент имеет полномочия распустить парламент и назначить новые выборы, если он оказывается неспособным
сформировать правительство, а также в некоторых других ситуациях
21
правительственного кризиса.
В Литве сложилась смешанная или полупрезидентская республика, в которой сочетаются элементы парламентской и президентской форм правления. В отличие от других смешанных режимов, которые приближаются по характеру функционирования к парламентскому типу (поскольку решающая роль в проведении политического курса отводится премьер-министру, как, например, в Болгарии или Словении), Литва больше тяготеет к президентскому типу, в силу того, что президент оказывает непосредственное влияние на политику правительства. При этом литовская полупрезидентская система успешно преодолела ситуацию «разделенной власти», при которой президент и правительство принадлежали к разным политическим силам. В этой же стране наиболее
21 Тарасов И.Н. Институциональное развитие посткоммунистических политических систем стран ЦентральноВосточной Европы. Автореферат. Саратов, 2009.
очевидными выглядят и успехи в формировании партийных систем. Как и в странах «Вышеградской четверки», в Литве за два-три электоральных цикла произошла спектральная дифференциация политических партий -деление на «левых» и «правых» с некоторыми вариациями в структуре «правого фланга» [7, с. 96 - 99.].
Однако необходимо отметить, что в целом в странах Балтийского субрегиона Европы создание политических партий предшествовало социальному структурированию общества. В начале трансформации они скорее представляли определенные ценности (демократия, рынок и т.д.), чем интересы возникающих в ее процессе новых социальных слоев. Таким образом, «новые» демократии, сформировавшиеся в Прибалтийских государствах, достигнув консенсуса по поводу демократических процедур, наибольшие затруднения, как и значительная часть посткоммунистических
стран, испытывают с ценностными и поведенческими компонентами
22
процесса консолидации .
Подведем некоторые итоги.
Во-первых, относительно успешный переход к демократии в Прибалтике был во многом обусловлен историческими традициями, противоположными политике советской централизации.
Во-вторых, обретение национального единства как неотъемлемого условия межрежимного перехода, носило в Балтийских странах специфический характер противопоставления советскому опыту.
В-третьих, для Латвии и Эстонии (в меньшей степени для Литвы) свойственна, так называемая «этническая демократия». Обретение свободы выражения этнической идентичности воспринимается в сознании элитных и массовых групп как результат демократизации.
В-четвертых, опыт посткоммунистической трансформации государств Балтийского субрегиона Европы сопряжен с процессами внешней и внутренней десуверенизации (наблюдается асимметрия развития демократии и сохранения суверенитета).
В-пятых, устойчивость демократий в Прибалтике обеспечивается функциональностью отношений между законодательными и исполнительными органами власти, разветвленной политической инфраструктурой, укоренением парламентских традиций.
Вместе с тем, становлению политической системы согласительного (консенсусного) типа препятствует негативная мобилизация общества, выражающаяся, в том числе, в наличии неразрешенных этнополитических конфликтов и ограниченном представительстве интересов миноритарных этнических групп.
22См.: Бродовская Е.В. Взаимовлияние политической трансформации и эволюции ценностной системы современного российского общества. Тула: Изд-во ТулГУ, 2006. 540 с.
Библиографический список
1. Diamond L. Thinking about Hybrid Regimes // Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. № 2.
2. Karatnysky A., Motyl A., Schnetzer A. Nations in Transit. Civil Society, Democracy, and Markets in East Central Europe and the Newly Independent States. New Brunswick, 2002.
3 . Карл Т.Л., Шмиттер Ф. Что есть демократия? // Вся политика. Хрестоматия/сост. В.Д. Нечаев, А.В. Филиппов. М.: Изд-во «Европа», 2006.
4. Макаренко Б.И. Консолидация демократии: «детские болезни» постсоветских государств [Электронный ресурс]. URL: http://www.politnauka.org/library/dem/makarenko (дата обращения:
2.10.2009).
5. Мачкув Е. Демократия, авторитаризм, тоталитаризм - устарела ли эта триада в учении о формах правления? [Электронный ресурс]. URL: http://www.data.minsk.by/opensociety/1.01/8.html (дата обращения:
2.10.2009).
6. Медушевский, А. Перспективы дуализма. Очерк политичской трансформации // Вестник Европы. 2008. № 24 [Электронный ресурс]. URL: http://magazines.russ.ru/vestnik/2008/24/me7.html (дата обращения: 2.10.2009 ).
7. Растоу Д. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Вся политика: хрестоматия/сост. В.Д. Нечаев, А.В. Филиппов. М.: Изд-во «Европа», 2006.
E. V. Brodovskaya, A. Wlodarskaya
Sociopolitical factors of postcommunist transformationin the countries of Baltic In article the factors which have defined variability and productivity of postcommunist transformations in the countries of the Baltic subregion of Europe are considered. The special attention is given social aspects the processes connected with formation ethnic democracies. According to the authors, the limited representation of interests of ethnic minority is a base barrier of consolidation of democracy in the region countries.
Получено 25.10.2009 г.
