CC BY
63русско-визАнтийский
ВЕСТНИК
Научный журнал
Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 1 (3) 2020
С.А. Кибальниченко
Вяч. Иванов и С. Н. Трубецкой:
Два взгляда на преемственность античности и христианства
DOI: 10.24411/2588-0276-2020-10019
Аннотация: Рубеж XIX-XX вв. в России ознаменовался возрастающим влиянием Фридриха Ницше, мечтавшего о возвращении к эллинскому язычеству. Ответной реакцией на распространение подобных идей стали поиски духовных скреп, соединяющих Афины и Иерусалим. Мыслитель С. Н. Трубецкой пришел к выводу, что орфические мистерии подготовили древний мир к принятию христианства.
Эти идеи, высказанные в книге «Метафизика в Древней Греции», затем творчески использовал поэт и теоретик символизма Вячеслав Иванов в своих работах, посвященных религии Диониса. В его трудах по классической филологии, тем не менее, ни разу не упоминается имя С. Н. Трубецкого. Дело в том, что теоретик символизма видел в эллинской религии живое подобие Ветхого Завета.
С. Н. Трубецкой, напротив, признавал лишь внешнее сходство языческих таинств и христианства, подчеркивая их сущностные различия. Сделанные им выводы ставили под сомнение ключевые положения концепции Иванова.
Ключевые слова: язычество, орфизм, палингенесия, мистерии Диониса, титаны, миф.
Об авторе: Сергей Александрович Кибальниченко
Кандидат филологических наук, заместитель главного редактора «Липецкой газеты».
E-mail: [email protected]
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8432-789X
Ссылка на статью: Кибальниченко С. А. Вяч. Иванов и С. Н. Трубецкой: Два взгляда на преемственность античности и христианства // Русско-Византийский вестник. 2020. № 1 (3). С. 324-331.
324
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
RUSSIAN-BYZANTINE
HERALD
Scientific Journal
Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 1 (3) 2020
Sergey A. Kibalnichenko
Vyacheslav Ivanov and S. N. Trubetskoy:
Two Views on the Continuity of Antiquity and Christianity
DOI: 10.24411/2588-0276-2020-10019
Abstract: In Russia, the turn of the 19th — 20th centuries was marked by the growing influence of Friedrich Nietzsche, who dreamed of returning to the Hellenic paganism.
The response to the spread of such ideas was the search for spiritual bonds connecting Athens and Jerusalem. S. N. Trubetskoy, for example, came to the conclusion that the Orphic Mysteries prepared the ancient world for the adoption of Christianity. These ideas, expressed in the book «Metaphysics in Ancient Greece», then creatively used the poet and theorist of symbolism Vyacheslav Ivanov in his works on the religion of Dionysus. In his works on classical Philology, however, the name of S. N. Trubetskoy was never mentioned. The fact is that the theorist of symbolism saw in the Hellenic religion a living likeness of the Old Testament. S. N. Trubetskoy, on the contrary, recognized only the external similarity of pagan sacraments and Christianity, emphasizing their essential differences. His conclusions called into question the key provisions of Ivanov’s concept.
Keywords: paganism, orphism, palingenesia, the mysteries of Dionysus, titans, myth.
About the author: Sergey Alexandrovich Kibalnichenko
Candidate of Philology, Deputy Editor of the «Lipetsk newspaper».
E-mail: [email protected]
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8432-789X
Article link: Kibalnichenko S. A. Vyacheslav Ivanov and S. N. Trubetskoy: Two Views on the Continuity of Antiquity and Christianity. Russian-Byzantine Herald, 2020, no. 1 (3), pp. 324-331.
Памятные даты России. К 70-летию со дня кончины Вячеслава Иванова (1866-1949) 325
Интеллектуальная жизнь в России рубежа XIX-XX вв. не избежала влияния прославленного властителя дум Фридриха Ницше. Уже в ранней своей работе «Рождение трагедии из духа музыки» (1872) знаменитый философ противопоставил античность и христианство как два несовместимых типа культуры. Каждая строка в этой книге дышала мечтой о возвращении к языческой древности, погубленной морализмом Сократа и благовествованием апостола Павла. Требовалось лишь возродить трагедию, правда, не литературный жанр или сценические постановки, а тайнодействие, участники которого ощутили бы живое присутствие Диониса.
Книга «Рождение трагедии» обнажила тлеющий конфликт между эллинским язычеством и религией Нового Завета, проявившийся еще на заре христианской эры. Погребенный под сводом вековой пыли, он вновь дал о себе знать в эпоху Реформации. Протестантские теологи начинали свою проповедь с отвержения античного наследия, исказившего, по их мнению, библейское откровение. Но отринуто в итоге было святоотеческое предание, заподозренное в рецепции эллинской философии. Типичным либеральным теологом был врач, философ и музыкант Альберт Швейцер, пытавшийся воссоздать якобы первоначальное учение апостола Павла, а потому по-своему переводивший и интерпретировавший библейские тексты.
Однако в «Рождении трагедии» отрицалось не только церковное предание, но и вся христианская традиция. Тем самым Ницше стал одним из главных провозвестников культурной революции, сильно изменившей духовный облик человечества в XX в. О горьких плодах его учения писал святитель Николай Сербский. Прозрачно намекая на Ницше, он обличал философов, которые «проповедовали бессердечность как природную особенность и как природное здоровье. Они Христа отодвинули на дальний конец стола Европы <...>. И они же, эти учредители новой морали, эти европейские законодатели, посходили с ума и поумирали в сумасшедших домах»1.
В отличие от секуляризованной Европы, в России восприятие Ницше и его учения о Дионисе сразу же окрасилось в религиозно-мистические тона2. Ответной реакцией на распространение подобных настроений стали поиски духовных скреп, которые соединили бы Афины и Иерусалим. Для Владимира Соловьева таким связующим звеном стала идея Царства Божия, к которой человечество подошло двумя путями — «пророческим вдохновением у евреев и философскою мыслию у греков». Причем обе магистральных линии «совпали в уме александрийского еврея Филона, который с этой точки зрения есть последний и самый значительный мыслитель древнего мира»3.
Однако Филон знаменует собой не столько Афины, сколько Александрию, иначе говоря, эпоху эллинизма с ее религиозной эклектикой. Но разве в предыдущие периоды греческой истории не было точек, в которых языческий путь соприкасался бы с библейским? Ответ на поставленный вопрос искал С. Н. Трубецкой в своей ранней работе «Метафизика в Древней Греции» (1890). В ней он пришел к выводу, что «мистерии греков <...> наряду с философией подготовили древний мир к восприятию христианства»4. Особую роль здесь было суждено сыграть секте орфиков, оказавшей «значительное влияние на развитие религиозной морали <...> и религиозной мысли»5. В основании их мистерий, символически изображавших «теогонический процесс в его настоящем»6, лежал миф о растерзании Диониса титанами. После того, как Зевс ударом молнии сжег богоубийц, из их пепла произошел человеческий род,
1 Николай Сербский, свт. Из окна темницы. Минск, 2005. С. 255-256.
2 Дэвидсон П. Афины и Иерусалим: две вещи несовместимые? Значение идей Вяч. Иванова для современной России // Вячеслав Иванов. Исследования и материалы. Вып. 1. СПб., 2010. С. 66.
3 Соловьев В. С. Сочинения: в 2 т. Т. I. М.: Мысль, 1988. С. 271.
4 Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. М., 2003. С. 129.
5 Там же. С. 80.
6 Там же. С. 78.
326
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
воспринявший одновременно и божественную, и титаническую природу7.
В орфических таинствах философ видел «одно из лучших и величайших созданий греческого духа»8. Характерно, что для их описания в «Метафизике в Древней Греции» использовалась новозаветная символика, как, например, в следующем фрагменте. В мистериях, отмечал С. Н. Трубецкой, «древние скорбели вместе с природой, чтобы <...> уповать <...> при расцвете вешних цветов, видя в них как бы естественное евангелие грядущего воскресения — па-лингенесии в языческом смысле»9.
Книга «Метафизика в Древней Греции» вышла в свет за несколько лет до того, как поэт, филолог-классик и будущий мэтр символизма Вячеслав Иванов, познакомившись с «Рождением трагедии», оставил свои научные штудии, посвященные Древнему Риму, и принялся изучать дионисийский культ. Плодом его трудов, растянувшихся на несколько десятилетий, стали книги «Эллинская религия страдающего бога», журнальный вариант которой публиковался в 1904-1905 гг., и «Дионис и прадионисийство». Последняя работа, изданная в 1923 г. в Баку, принесла Иванову степень доктора филологических наук.
Стоит заметить, что бог, которого Ницше «открыл миру»10, стал для будущего мэтра символизма больше, чем темой поэтического творчества. В программном стихотворении «Тризна Диониса» Иванов мечтал о «возврате языческой весны»11. Но постепенно перед ним встала насущная потребность — «преодолеть Ницше в сфере вопросов религиозного сознания»12. Ведь философ, ставший для Иванова «властителем»13 дум, описал гибель аттической трагедии, а дальнейшую историю человечества оценивал исключительно в мрачных тонах. В отличие от своего предшественника, закостеневшего в роли разрушителя христианских ценностей, будущий мэтр символизма стремился к «цельному знанию», к синтезу искусства, науки и религии, чему способствовало его знакомство с философским творчеством Владимира Соловьева.
В настоящей работе выдвигается научная гипотеза, что Иванов, «преодолевая» Ницше, опирался на «Метафизику в Древней Греции». По крайней мере, эта книга оказалась удивительно созвучна его религиозно-философской доктрине. Как и его старший современник, Иванов увидел в орфизме связующее звено между античностью и христианством. Это была важная веха в его духовной эволюции, если учесть, что Ницше не скрывал своего настороженного отношения к названной мистической школе14. Теоретик символизма, как и С. Н. Трубецкой, основной заслугой орфиков считал «развитие
Сергей Николаевич Трубецкой
7 Там же. С. 79-80.
8 Там же. С. 126.
9 Там же. С. 128.
10 Иванов В. И. Сочинения. Т. I-IV. Брюссель. Т. I. С. 725.
11 Там же. Т. I. С. 572.
12 Там же. Т. II. С. 21.
13 Там же. Т. II. С. 19.
14 Кибальниченко С.А. Языческая Книга Бытия. Трагедия Вячеслава Иванова «Прометей» как мифотворческий эксперимент. Липецк, 2017. С. 38.
Памятные даты России. К 70-летию со дня кончины Вячеслава Иванова (1866-1949) 327
V
N4
дионисийской догмы»15, богословское осмысление мифа о растерзании Диониса титанами16. Из «Метафизики в Древней Греции» Иванов мог позаимствовать и другую ключевую идею. Суть ее заключается в том, что «орфическая мысль <...> превращает отдельных богов в простые формы, или аспекты, основного божества, его силы или органы»17. Вот как та же идея передана Ивановым: «Под разноименными личинами многих богов религиозная мысль стремилась раскрыть единую божественную сущность»18. Затем из этой посылки был сделан вывод, что эллинское язычество тяготело к выходу за «пределы античного политеизма»19.
Развивая дальше свои мысли, Иванов попытался представить Диониса языческим прообразом Христа. Но как показать, что в эллинской религии появился «почти богочеловек»20? Ведь древние не воспринимали Диониса героем, для них это был бог21. Однако мэтр символизма нашел красивое решение стоявшей перед ним задачи. В своих рассуждениях он пошел по тому же пути, что и С. Н. Трубецкой, видевший в Геракле «новую теогоническую силу, носителя новой религиозной идеи, предвестника грядущего богочеловечества»22. Иванов, правда, сделал еще несколько шагов вперед, представив древнегреческих героев ипостасями многоликого Диониса. К этой идее поэт-философ пришел уже в ранних своих работах. Дионис «в лике „героя“», утверждал Иванов, становится «богочеловеком, во времени родившимся от земной матери»23. В бакинской монографии основной акцент был сделан на Геракле. Этот герой был представлен «своего рода богочеловеком, претерпевающим страсти»24. Высказанную мысль Иванов подкрепил и собственным мифотворчеством. В одном из его стихотворений, например, появился режущий слух образ Христа-Геракла25.
Приведенный пример позволяет проследить, как поэт привносил новые смыслы в те идеи, которые высказывал его старший современник. Так было и с восприятием орфиков, которые для С. Н. Трубецкого были пусть влиятельной, но все же «сектой»26. Теоретик символизма подобрал совсем другое слово. Он настаивал на существовании «орфической церкви»27 во времена, когда Афинами правил тиран Писистрат.
Вячеслав Иванович Иванов
15 Иванов В.И. Дионис и прадионисийство // Символ. №65. Москва — Париж, 2015. С. 231.
16 Интересом к этому мифу Иванов во многом обязан Фридриху Ницше, который в «Рождении трагедии» предложил свою интерпретацию сюжета о растерзании Диониса (См.: Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. Т. I. М.: Мысль, 1997. С. 94). Этот античный бог понимался как символ первоначальной целостности бытия, нарушенной титанами. Под влиянием орфической литературы Иванов существенно усложнил ницшевскую трактовку мифа о растерзании Диониса, сделав основной акцент на происхождении людей из пепла титанов (См.: Кибальниченко С.А. Языческая Книга Бытия. С. 46-71).
17 Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. С. 78.
18 Иванов В.И. Дионис и прадионисийство. С. 251.
19 Там же. С. 253.
20 Там же. С. 262.
21 Брагинская Н.В. Примечания // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С. 276.
22 Трубецкой С. Н. Метафизика в Древней Греции. С. 96.
23 Иванов В. И. Т. I. С. 718.
24 Иванов В.И. Дионис и прадионисийство. С. 106.
25 Иванов В. И. Т. II. С. 230.
26 Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. С. 75.
27 Иванов В. И. Дионис и прадионисийство. С. 230.
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
328
Пока, тем не менее, преждевременно делать вывод о том, что в своих работах, посвященных религии Диониса, Иванов опирался на книгу «Метафизика в Древней Греции». Трудность заключается в том, что в монографии «Дионис и прадионисий-ство» приводятся ссылки на труды Джеймса Фрэзера, Эрвина Роде, Эрнста Курциуса, Фаддея Зелинского, других филологов-классиков. Зато в этой книге ни разу не упомянуто имя С. Н. Трубецкого, хотя с ним Иванова связывала не только личная встреча в Берлине, о которой мэтр символизма упомянул в «Автобиографическом письме»28. Объединяет этих мыслителей и интерес к античной мифологии и религии. С. Н. Трубецкой, например, посвятил им отдельную главу в «Метафизике в Древней Греции». Также и книга Иванова «Эллинская религия страдающего бога» уже своим названием свидетельствует о сфере интересов автора.
Не стоит забывать и о том, что Владимир Соловьев, к которому мэтр символизма относился с неизменным пиететом, встретил смерть в Узком, родовом имении князей Трубецких. О последних днях его жизни было рассказано в статье, опубликованной в журнале «Вестник Европы». Автор этого некролога, С. Н. Трубецкой, привел предсмертные слова известного философа: «Трудна работа Господня»29. Интересно, что именно с этой фразы Иванов начал свою статью «Религиозное дело Владимира Соловьева», сославшись на «свидетельство»30 С. Н. Трубецкого. В «Римском дневнике 1944 года» поэт вновь вспомнил последние дни жизни великого философа: «У друга, в Узком, / Меж тем встречал он смертный час. / Вмещен был узкою могилой, / Кто мыслию ширококрылой / Вмещал Софию»31.
Мэтр символизма, несомненно, был знаком и с научными работами старшего современника. В письме к жене Лидии Зиновьевой-Аннибал он упомянул об «интересной»32 статье С. Н. Трубецкого «Этюды по истории греческой религии», опубликованной в 1903 г. в журнале «Научное слово». Так что в своих трудах по классической филологии Иванов мог использовать, по крайней мере, названную публикацию33. Почему же тогда ни в «Эллинской религии страдающего бога», ни в «Дионисе и пра-дионисийстве» не упоминается имя С. Н. Трубецкого?
Рискнем предположить, что виной тому стали концептуальные расхождения двух мыслителей, полагавших, что орфические мистерии и античная философия подготовили человечество к восприятию благой вести. Из одинаковых посылок, что самое интересное, были сделаны диаметрально противоположные выводы. В религии Диониса Иванов видел «прахристианство»34, живое подобие Ветхого Завета35. Теоретик символизма утверждал, что «христианству было приготовлено в пантеоне языческой
28 Иванов В. И. Т. II. С. 18.
29 Трубецкой С.Н. Собрание сочинений. Т. I. М., 1907. С. 352.
30 Иванов В. И. Т. III. С. 296.
31 Там же. Т. III. С. 621.
32 Иванов В.И., Зиновьева-Аннибал Л.Д. Переписка: 1894-1903. Т. II. С. 494.
33 Созвучие идей, высказанных двумя этими мыслителями, отмечал и Н. Н. Павлюченков. Он утверждал, что «в статьях 1904-1905 гг. Вячеслав Иванов представляет практически те же идеи, которые Флоренский выделял в работах С. Трубецкого» (Павлюченков Н. Н. Литургическое богословие в лекциях по «Философии культа» священника Павла Флоренского: основные особенности и источники // Русско-Византийский вестник. № 1 (2). 2019. С. 92).
34 Ваганова Н. А. Дионисийство как прахристианство в книге Вяч. Иванова «Дионис и пради-онисийство» // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2010. Серия I. Богословие. Философия. Вып. 4 (32). С. 63.
35 Н. Н. Павлюченков высказал мысль, что «Иванов хотел, как кажется, просто вернуть в христианство, как он полагал, свойственную ему мистику Диониса» (Павлюченков Н. Н. Литургическое богословие в лекциях по «Философии культа» священника Павла Флоренского: основные особенности и источники. С. 92). Представляется, что позиция теоретика символизма была сложнее. Иванов хотел показать, что евангельские события являются закономерным продолжением мистической религии Диониса. В науке высказывалась даже мысль, что поэт-символист «хотел бы, по-видимому, полностью эллинизировать христианство, изгнав из него чуждые, хотя и ценимые, ближневосточные, иудейские стигматы» (Барзах А. Е. Материя
Памятные даты России. К 70-летию со дня кончины Вячеслава Иванова (1866-1949) 329
теософии верховное место; но оно не захотело его принять. Втайне оно усваивало себе бесчисленные элементы античного обряда и вероучения; открыто — высказывало непримиримую вражду как раз к тем областям античной религии, откуда почерпало наиболее важный материал для своего догматического и литургического строительства»36. Иванов искренне полагал, что эллинское язычество безболезненно можно было совместить с религией Нового завета, «достаточно было признать „титаническое“ — „твар-ным“»37. Все же заметим, что такой путь вряд ли был приемлем для Церкви. Ведь тогда дионисийское начало пришлось бы признать нетвар-ным. Соответственно, и люди, унаследовавшие искры Дионисова огня, стали бы богочеловечеством по своей природе. А это уже означает поклонение «твари вместо Творца» (Рим 1:25), по слову апостола Павла.
Если Иванов всячески стирал принципиальные различия между религией Диониса и христианством, то С. Н. Трубецкой, напротив, признавал лишь «некоторую внешнюю аналогию» между религией Нового Завета и «языческими таинствами»38, подчеркивая их сущностные различия. Философ утверждал, что «христианство не воспринимает в себя языческие мистерии», а «пресуществляет их, как все непосредственно естественное и природное». Отсюда проистекает и различие «в самом понятии грядущего воскресения». Языческая палингенесия лишь обоготворяет «вечный круговорот, в котором зима и лето, низ и верх, смерть и жизнь периодически сменяют друг друга роковою чередою». Напротив, «воскресение в христианском смысле <...> знаменует собою <...> конечное прекращение мирового процесса, сверхъестественное преображение твари и совершенное пресуществление ее в божественное тело»39.
Понятно, что такие выводы разрушали концепцию Иванова, подрывали сами ее основания. В этом, наверное, и заключается главная причина, почему в его трудах по классической филологии ни разу не упомянуто имя С. Н. Трубецкого. Безвременная смерть этого замечательного мыслителя, случившаяся в 1905 г., помешала ему вступить в дискуссию с мэтром символизма, искавшим в эллинском язычестве живое подобие Ветхого Завета. Но все-таки заочный диалог состоялся, правда, его участником стал брат С. Н. Трубецкого. В своей книге «Смысл жизни» он, не называя имени Иванова, привел убедительные аргументы против его доктрины. Причем в сравнении с «Метафизикой в Древней Греции» лексика стала более жесткой. У Е. Н. Трубецкого уже не найти слов о «священнейших и гуманнейших таинствах»40, каковыми представлялись его брату элевсинские мистерии. Теперь, наоборот, акцент делается на том, что «дионисический экстаз есть погружение человека в <...> вечно возвращающийся круг жизни природы, в котором <...> все приковано к той плоскости, где периодически возвращается смерть». При этом проводятся параллели между древнегреческими вакханалиями, чьи участники «живьем растерзывали жертвенных животных, рвали их зубами и глотали их сырое, окровавленное мясо», и «нашими хлыстовскими
смысла // ИвановВ.И. Стихотворения. Поэмы. Трагедия: [в 2 кн.]. Кн. 1. СПб.: Академический проект, 1995. С. 39; см. также: Кибальниченко С.А. Языческая Книга Бытия. С. 80, 107).
36 Иванов В. И. Дионис и прадионисийство. С. 254.
37 Там же. С. 254.
38 Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. С. 129.
39 Там же. С. 130.
40 Там же. С. 126.
Евгений Николаевич Трубецкой
330
Русско-Византийский вестник № 1 (3), 2020
радениями»41. В итоге следует неутешительный вывод о том, что Дионисова религия несет «не просветление, а озверение», когда человек ниспадает в «подчеловеческую сферу существования»42.
Е. Н. Трубецкой отрицает даже внешнее подобие языческих и христианских таинств, подчеркивая лишь их сущностные различия. «В противоположность Дионису и другим богам натуралистических религий, периодически умирающим и периодически воскресающим, Христос единожды умер и воскрес; в Нем упразднен самый закон всеобщего периодического умиранья». В итоге «порочный круг всеобщей суеты пресуществляется в небесный круг вечного покоя. Мир приходит к своему безусловному концу не в смысле прекращения, а в смысле достижения полноты бытия»43.
Таким образом, приведенные Е. Н Трубецким аргументы высветили уязвимость концепции Иванова. Красивая поэтическая мечта об эллинизации христианства рассыпалась при столкновении с холодной логикой философского анализа. Так что в этом заочном споре о преемственности античности и религии Нового Завета истина оказалась не на стороне теоретика символизма.
Источники и литература
1. Барзах А. Е. Материя смысла // Иванов В. И.Стихотворения. Поэмы. Трагедия: [в 2 кн.]. Кн. 1. СПб.: Академический проект, 1995. С. 5-60.
2. БрагинскаяН.В. Примечания // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М.: Наука, 1988. С. 275-293.
3. Ваганова Н. А. Дионисийство как прахристианство в книге Вяч. Иванова «Дионис и прадионисийство» // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. 2010. Серия I: Богословие. Философия. Вып. 4 (32). С 63-74.
4. Дэвидсон П. Афины и Иерусалим: две вещи несовместимые? Значение идей Вяч. Иванова для современной России // Вячеслав Иванов. Исследования и материалы. Вып. 1. СПб.: Издательство Пушкинского Дома, 2010. С. 65-72.
5. Иванов В.И. Дионис и прадионисийство // Символ. № 65. Москва — Париж. 2015.
6. Иванов В.И., Зиновьева-Аннибал Л.Д. Переписка: 1894-1903. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2009. 567 с.
7. Иванов В. И. Сочинения: в 4 т. Т. I-IV. Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987.
8. Кибальниченко С. А. Языческая Книга Бытия. Трагедия Вячеслава Иванова «Прометей» как мифотворческий эксперимент. Липецк: ЛГПУ им. П. П. Семенова-Тян-Шанского, 2017. 198 с.
9. Николай Сербский, свт. Из окна темницы. Минск, Свято-Елисаветинский монастырь, 2005. 432 с.
10. Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. Т. I. М.: Мысль, 1997. 830 с.
11. Павлюченков Н Н. Литургическое богословие в лекциях по «Философии культа» священника Павла Флоренского: основные особенности и источники // Русско-Византийский вестник. 2019. № 1 (2). С. 78-103.
12. Соловьев В. С. Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1988. 892 с.
13. Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. 432 с.
14. Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. М.: Мысль, 2003. 589 с.
15. ТрубецкойС.Н. Собрание сочинений. Т.1.М.: ТипографияГ.Лисснера и Д.Собко, 1907. 498 с.
41 Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М., 1994. С. 42. Любопытно, что параллели между дионисийским культом и хлыстами проводил и С. Н. Трубецкой. По этому поводу он писал, что «некоторые христианские секты, забывшие высокий смысл новозаветной жертвы, вернулись к страшному культу семени и крови» (Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. С. 130).
42 Там же. С. 42.
43 Там же. С. 50.
Памятные даты России. К 70-летию со дня кончины Вячеслава Иванова (1866-1949) 331
