CC BY
43
удк 821.221.31 я. и. родионова
ббк 83.3 (5)
вводная касыда в МАСНАВИ «книга о соколе» («баз - нама») хушхал - хана хаттака
«Основал я поэзию на пушту... Среди пуштунов [я] - Бог, творящий стихи» (1, 9) - так характеризовал свое творчество в одном из стихотворений афганский поэт, вождь и воин Хушхал-хан Хаттак (1613 - 1689). Действительно, Хушхал-хан сыграл одну из ключевых ролей в формировании светской литературы на языке пушту. Его непосредственные предшественники, представители местного суфийского движения рошании богословы, творили в рамках религиозно-мистической тематики, единой для всего мусульманского мира (13, 11-49; 12, 47-119). Хушхал-хан же в значительной мере расширил диапазон молодой литературы на пушту, включив в свои произведения бытовые и этнографические реалии, историко-политические и автобиографические детали, практические советы и руководства по отдельным наукам и искусствам. Будучи дидактиком по своему литературному темпераменту, вождь племени хаттаков подчинил художественное творчество выполнению ряда вне- и внутрилитературных задач: определить и закрепить в письменной традиции совокупность умений, навыков и морально-этических норм, необходимых для воспитания достойного члена общества пуштунов, передать собственные знания будущим правителям и сформировать основы литературного канона. Хушхал-хан Хаттак, опираясь на совокупный опыт предшествующих литературных традиций - арабской и персидской, находил для себя эталонные тексты и образцы для подражания, коими стали персидские классики Х-ХУ вв. В соответствии с поставленными задачами и художественными установками поэт стремился приспособить традиционные жанровые модели и канонические схемы к нуждам формирующейся литературы на языке пушту.
Особое место в наследии Хушхал-хана занимают крупные поэмы в жанровой форме маснави, которая характеризуется парной рифмовкой обоих полустиший (мисра) в стихе (бейт) (аа-ЬЬ-ее...). Благодаря своей организации, обеспечивающей отсутствие ограничений по объему произведения, эта форма имеет широкий тематический диапазон, что дает автору большую свободу выбора. В рифмовке маснави афганский поэт создает и дневниковые записи о тюремных невзгодах - «Фирак-нама» и воспоминания о поездке в провинцию Сват, к йусуфзайам - «Сват-нама», и «учебник» по мусульманской догматике «Фазл-нама», и сборник рецептов народной медицины - «Тибб-нама», и книгу гадания - «Фал-нама», и трактат о соколиной охоте - «Баз-нама».
Начало филологическому изучению поэм--маснави Хушхал-хана Хаттака в отечественном востоковедении было положено М.С. Пелевиным, в монографических трудах которого содержится подробное описание тематического состава крупных поэтических произведений поэта. Наибольшее внимание исследователь уделил поэмам «Фирак-нама» и «Сват-нама», остальным поэмам, в том числе и «Баз-нама», он дал краткую характеристику (12, 176-186). О поэме «Баз-нама» М.С. Пелевин написал следующее: «Поэма «Баз-нама» включает предисловие (33 бейта) и 47 озаглавленных разделов, три из которых имеют форму газелей. В основных разделах последовательно излагаются некоторые орнитологические сведения о ловчих птицах, <.> а также освещаются правила их отлова, содержания, приручения и дрессировки. Последние 13 разделов посвящены описанию различных заболеваний ловчих птиц, средств и способов их лечения. В предисловии автор крайне бесхитростно рассказывает о своей безграничной любви к охоте в целом и с ловчими птицами в частности, <...> кратко сообщает о времени и месте сочинения поэмы...» (12, 184).
Задачей настоящей статьи является дальнейшее развитие одного из аспектов анализа «Баз-нама», а именно изучение поэмы как варианта реализации жанровой формы маснави на раннем этапе развития литературы на языке пушту. Несмотря на практическую направленность, «Книга о соколе» вполне может считаться «программным» произведением Хушхала, очередной главой создаваемой им «энциклопедии жизни» образованного пуштуна. Охота выдвигается автором в ряд ключевых навыков, которыми должен владеть каждый достойный афганец, о чём свидетельствуют следующие строки:
В охоте требуется и сила, и старание,
Знание военного дела и мужество также необходимы.
Благодаря этому занятию постигает искусство мудрости Каждый, [кто] хорош в деле охоты и ловли [соколов]. (2, 44)
О важности изучения данной поэмы Хушхал-хана говорит и тот исключительный статус, которым писатель наделяет свое произведение вследствие личного пристрастия к соколиной охоте: «...все мои мысли заняты соколиной охотой. //Какими бы делами я ни был занят в этом мире, / Никогда не откладывал охоту. <...> Книги обо всех занятиях со мной, / Но радость моя - в «Баз-нама» (2, 14-15).
Однако не только для Хушхал-хана охота была излюбленным досугом, она занимала особое место в жизни всей пуштунской племенной аристократии. Это позволяет говорить о «Баз-нама» как о примере приспособления местного культурного материала к «чужой», заимствованной из персидской литературы поэтической форме. Подобная художественная стратегия характерна для формирования «молодых» литератур, к которым относится и афганская словесность на языке пушту. Опираясь на предшествующую традицию «старого народа», в данном случае персидскую литературу, они формируют собственные жанровые системы, в генезисе которых участвует местный фольклор и устно-авторская литература.
Канон поэмы-маснави, разработанный персидскими классиками, требовал использования определенной композиционной модели произведения. Особая роль в поэме отводилась главе или главам интродукции, которые моделировали цели и причины написания произведения, а также понимание автором своего текста. Важная роль вводных глав в жанровой структуре маснави и была причиной выбора темы настоящей статьи. Внимание автора привлекла вводная касыда4 , предваряющая основной текст поэмы «Баз-нама».
В терминологии современного литературоведения вводные конструкции относятся к числу так называемых «рамочных компонентов» или «рамы» произведения - наряду с заглавием, примечаниями, именем автора, послесловием и оглавлением. Основные функции, которые выполняет «рама» в сочинении, едины для всей мировой литературы. К ним относятся: организация внутренней связи всех частей произведения, объяснение его замысла и особенностей поэтики, а также формирование у читателя определенной установки восприятия произведения.
Реализация этих функций в персидской классической традиции также подчинялась канону, определявшему, в частности, содержательные возможности вводных глав. Тематическую композицию интродукции в персидских поэмах-маснави и крупных прозаических произведениях анализирует М.Л. Рейснер в своей статье «Утверждение единобожия» (таухид) в персидской классической литературе: от религиозного концепта к поэтической теме»: «Постепенно вводные формулы прозаических и поэтических сочинений развиваются в целый комплекс глав, призванный вписать содержание текста в религиозную, мировоззренческую картину мира. Начинаясь с высшей точки - восхваления Творца, главы интродукции ступенчато нисходят из сфер божественного в сферы феноменального, восхваляя последовательно Творца и премудрость творения, Пророка, высокого адресата сочинения, автора сочинения и его литературное детище. В этой ступенчатой конструкции не всегда в полном объёме воспроизводились перечисленные компоненты, и не слишком жестко закреплялась последовательность разделов, но вводные части сочинения в том или ином наборе должны были непременно присутствовать...» (16, 7). К этому стоит добавить, что самовосхваление автора (фахр) могло содержать некоторые автобиографические элементы, описание «причин составления книги», традиционные мотивы борьбы с литературными соперниками. Ядром самовосхваления были, таким образом, мотивы поэтической рефлексии, отражавшие ключевые нормативные представления о совершенстве художественной речи. Интродукция могла заканчиваться краткой содержательной характеристикой, своего рода оглавлением, представляющим темы и рубрикацию сочинения.
Введение в поэму «Баз-нама» Хушхал-хана Хаттака продолжает традицию персидских поэм-маснави и прозаических назидательных книг («Кабус-нама» Кей Кавуса (XI в.), «Четыре беседы» Низами Арузи (XII в.), «Гулистан» Саади (XIII в.) и др.). Однако, сохраняя, в целом, классические тематические компоненты интродукции, афганский автор трансформирует их в соответствии со своим замыслом и целью. Ключевое отличие кроется в особой рифмической организации вводной главы «Книги о соколе», так как это касыда, включенная в текст маснави
Приём «лирических» вставок в поэме-маснави был известен в персидской литературе ещё с XI в. Их генезис, функции и развитие анализирует М.Л. Рейснер на материале любовно-романических маснави: «В ходе развития персидского любовно-романического эпоса постепенно складывалась традиция включения фрагментов лирического содержания в ткань повествования. Эти «вставки» имели различные терминологические наименования и разный генезис, во многом зависящий от
НОМАИ inimiiimx. учёные записки. sctenttftc NOTES. № 3(48) 20! 6
источника происхождения сюжета. Они могли обозначаться внутри нарратива как послания, песни и стихи, и уже на раннем этапе развития романных форм эпоса выступали как один из способов описания «внутреннего человека» и художественного осмысления концепции индивидуальной любви. Позже они чаще всего именуются газелями. <...> В ходе канонизации любовно-романической поэмы вставные элементы, ставшие своего рода маркерами жанра, проходят этап формализации и приобретают в структуре повествования некоторые новые, чисто композиционные функции» (15, 60).
Хотя в большинстве случаев лирические вставки также писались в рифмовке маснави, персидская традиция знает и случаи использования самостоятельных жанровых форм: например, монорифмических газелей в поэме Аййуки «Варка и Гулшах» (XI в.) и кыт'а в поэме «Бехруз и Бахрам» Бинаи (ХУ в.). В «Баз-нама» Хушхал-хан Хаттак продолжает линию полного формального обособления вставок. Он снабжает «Книгу о соколе» отличными от основного текста структурными элементами - вводной касыдой и вставными газелями, которые традиционно выполняют как композиционную, так и содержательную функции. С одной стороны, они отвечают за рубрикацию поэмы, выделяя введение и разбивая текст на тематические части, а, с другой -образуют внутри маснави определенный смысловой конгломерат, отвечающий за понимание ключевых назидательных идей поэмы.
Выбор касыды в качестве специфической формы интродукции влечет за собой еще одну особенность вводной части «Баз-нама» по сравнению с персидскими образцами маснави - её сравнительно малый объем. «Компрессия» проявляется с первых бейтов касыды: так, часть восхваления Аллаха и Пророка, традиционно открывающая вводные части поэм, представлена в «Книге о соколе» всего лишь одним бейтом, содержащим обращение к Богу:
1. О Господи, ты в сердце [мое] заронил [зерно] этой любви: [Любовью] к охоте я охвачен, ты сам видишь. (2, 14) Затем касыда сразу переходит к представлению автора, которое разворачивается в рамках мотивов охотничьей лирики (тардийат). Стилистическая специфика касыды как жанровой формы дает автору возможность перевести мотивы охотничьей поэзии в регистр самовосхваления (фахр), что соответствует одной из традиционных функций вводной части поэмы. Кроме того, к числу приемов авторской актуализации мотивов восхваления и самовосхваления в касыде относилось включение исторического, этнографического и историко-политического материала. Эту возможность также использует Хушхал-хан Хаттак. Рассказ о себе автор начинает с детских воспоминаний о занятиях охотой, что позволяет ему подчеркнуть свой богатый опыт и заручиться доверием читателя:
3. В детстве на лугах я охотился на пеночек, И с газелями я в детстве имел дело.
4. За какой бы дичью я ни шел по горам и долам, Из ружья убивал добычу тысячами.
5. После этого я увлекся птицами,
И с тех пор все мои мысли заняты соколиной охотой. (2, 14) Затем поэт упоминает о моголо-афганской войне: 7 Когда мне исполнилось шестьдесят два года, Пуштуны подверглись атаке Моголов. <...>
9. Прошло четыре-пять лет междоусобиц,
Когда пуштуны изрубили Моголов своими мечами.
10. Моголы все возжелали мести,
О голове Хушхала стали думать день и ночь. (2,14) Соположение мотивов охоты и воинского искусства, присутствующее во многих произведениях Хушхал-хана, восходит к архаической связи между этими двумя занятиями, характерными для мужских племенных союзов. О наличии этой связи свидетельствуют многочисленные исторические, этнографические и литературные источники в регионе Ближнего и Среднего Востока. Это местный фольклор и предания, древние религиозные и ритуально-мифологические своды (например, в авестийском пантеоне сокол был основной инкарнацией бога войны и победы Веретрагны (5, 232-233). Кроме того, существовали обычаи массовых охотничьих выездов воинских объединений, позволявшие «отрепетировать» предстоящее сражение. Имеются даже
отдельные сведения о «практике натаскивания хищных птиц для нападения на людей, в частности в Иране» и др.
Таким образом, в племенной традиции охота и воинское искусство представляли собой нерасчленимый комплекс, который подспудно лег в основу идейного замысла поэмы Хушхал-хана. В отличие от прямого изложения смысла произведения, как, например, в персидском зерцале «Кабус-нама», афганский автор прямо не говорит о дидактическом назначении «Книги о соколе», однако, его сознание и сознание читателей книги было настроено на восприятие определенных мотивов и образных формул в качестве «ключей» к скрытому назидательному смыслу «Книги о соколе».
Такой приём создания дополнительных значений в тексте применяли персидские поэты-суфии, снабжая классические любовные газели соответствующими лексическими и смысловыми элементами, указывающими на аллегорический смысл произведения. Требуя поначалу разъяснения скрытого значения в самом стихотворении, аллегорический подтекст постепенно закрепился в традиции и уже не нуждался в дополнительной «расшифровке». Применительно к маснави, этот приём использовал Низами в своих поэмах, указывая с помощью религиозной лексики и суфийской терминологии на их возможное аллегорическое прочтение.
Хушхал-хан же в «Баз-нама» указывает не на аллегорический, но на скрытый дидактический смысл произведения. Введение в поэму военно-исторических мотивов призвано актуализировать одну из возможных интерпретаций назидания «Баз-нама» - идею воспитания истинного пуштуна-воина, способного одержать победу над Моголами в сражении за независимость своих земель. И хотя Хушхал-хан нигде в «Баз-нама» не упоминает напрямую об этой политической задаче, в интродукции он выдерживает хулительный тон по отношению к своим бывшим покровителям. Главным порицаемым качеством Моголов становится их жадность. Стремлению к накопительству автор противопоставляет упование на Бога и щедрость, по существу декларируя собственное жизненное кредо:
11. Моголы полагаются на золото, на имущество и богатство, Хушхал Хаттак полагается на Всевышнего. <...>
24. Я (Хушхал) не занимаюсь ни накоплением золота, ни [его] хранением, Моё дело - дарить и тратить. (2, 14-15) Эти строки «Баз-нама» будто повторяют бейты Рудаки из стихотворения «Веселись с черноокими, веселись...»:
Блажен тот, кто раздавал и проедал,
Несчастен тот, кто не проедал и не раздавал. (17, 32)
Однако Хушхал-хан помещает обобщенные гедонистические формулы персидского автора в конкретный историко-политический контекст. Сходство жизненного кредо двух поэтов обусловлено не только литературными ориентирами Хушхал-хана, но мировоззрением в целом.
Дарение и щедрость являются ключевыми категориями как в племенной, так и позже в средневековой культуре, определяя взаимоотношения между вождем и членами племени, «сеньором» и «вассалом». Проявление этих качеств обеспечивало властителю преданность его народа и войска, что, в свою очередь, определяло военную удачу и его успех как правителя: «Вождь, не раздающий колец и украшений, скупой на дары, был попросту немыслим, ему не стали бы служить, ибо он не передавал своим приближенным магической силы и счастья, которыми обладал сам. Щедрость - определяющее качество вождя, не менее существенное, чем военная удача. <...> Щедрость - залог жизненного преуспеяния и общественного уважения, скупость же губит людей, ставит их вне человеческих отношении. <...>...Надобно не накапливать богатства, а расточать, раздаривать, расходовать на пиры - короче говоря, превращать в знак личной доблести. <...>
Среди доблестей, характеризующих феодального сеньора, на первом месте стояла щедрость... Нормой считается поведение, заключающееся в том, что сеньор щедро, не считая, раздает и растрачивает богатство, не вникая, не превышают ли расходы поступления... его дело - проедать и пропивать полученное, раздаривать и расточать имущество, и чем шире и с большей помпой он сумеет это сделать, тем громче будет его слава и выше общественное положение, тем большим уважением и престижем он будет пользоваться» (7,185,189,198, 206).
Таким образом, Хушхал-хан не просто противопоставляет Моголам образ идеального вождя, но обвиняет их в нарушении норм «благородного» поведения.
Историко-биографическая часть вводной касыды заканчивается намеком на последствия ареста Хушхал-хана:
12. Без Родины и своего народа, совсем один,
Перебегаю с одной горы на другую, как дикие козлы в горах. (2, 15) Обыгрывая сходство тюремного заточения и оков любви к охоте, поэт возвращается к основной теме:
13. В сетях [этой страсти] есть двое других, третий - я;
От этого занятия я не свободен даже в такое [трудное] время.
(пер. М.С. Пелевина) (12, 184) На этот раз доминирующая тема предстает в виде краткого «реестра» различных видов охоты и благопожелание в адрес всех тех, кто предан этому занятию:
18. Кто-то, кто охотится, - стрелок из лука, Кто-то, подобно мне, поклонник соколиной охоты.
19. Кто-то бродит по горам и пустыням и охотится, [Выстрелами]ружья горы сотрясает.
<...>
21. Сохрани Боже всех их во многих государствах, Да здравствуют увеселения и отдых! (2, 15) Собственно, эта часть замещает в интродукции «Баз-нама» традиционное славословие адресату поэмы. Такая замена проистекает из понимания Хушхал-ханом места восхваления (мадх) в целом. Вслед за персидскими авторами, порицавшими придворный панегирик, такими как Насир-и Хосров (XI в.) и Анвари (XII в.), афганский поэт в одной из программных касыд провозглашает свое понимание восхваления и его объектов:
Я не восхваляю никого, кроме красавиц, Нет у меня слов [для восхваления] качеств кого-либо другого. Я [воспеваю]нежность прекрасного лика Творца, Смотри - это «наилучший из рассказов» по убедительности. Ни на кого я не уповаю настолько, чтобы мог получиться панегирик, Не льщу я никому, не лукавлю ни с кем. (1, 10) Несмотря на общее отрицательное отношение к панегирику, Хушхал-хан использует в «Баз-нама» его классические приёмы и формулы, но в другом назначении. В частности, он применяет «молитву об увековечении» (дуа'-йи та'бид), которая была одним из стандартных способов завершения восхваления. Генетически восходя к придворной касыде, эти формулы благопожелания включались и в маснави. Например, в заключительной главе «Семи красавиц» Низами прибегает к «молитве об увековечении» для прославления адресата поэмы: Когда заблестела своим чеканом и пробой, Эта монета румийской чеканки, рожденная в Гяндже, Я начертал на ней имя царя царей, Чтобы обрела добрую славу [работа] моих рук. <... >
Эту повесть, взлелеянную разумом, Я завершаю доброй молитвой за тебя: Будь счастлив, где бы ты ни был! Да будет небосвод слугой у твоих стремян!
(пер. Р. Алиева) (11, 391, 396) Вслед за благопожеланием охотникам афганский поэт включает во вводную касыду мотивы «преемственности поколений», также в трансформированном виде. Этим словосочетанием можно определить такие части интродукции персидских поэм и дидактических произведений, как наставления сыну и воспоминания об усопших родных в «Лейли и Маджнун» Низами или обращение к сыну и восхваление отца и деда в прозаической адабной книге «Кабус-нама» Кей Кавуса. Подобные вставки носят, в первую очередь, назидательный характер: автор предстает перед читателем в роли отца, который стремится поделиться своим жизненным опытом с сыном, включить его в семейную генеалогию. В этом ключе советы, присутствующие далее в произведении, воспринимаются читателем с большим доверием, поскольку они встраиваются в заданную парадигму взаимоотношений отца-автора и сына-читателя.
Используя этот приём в «Баз-нама», Хушхал-хан вспоминает о своих предках - отце и деде, от которых он унаследовал «страсть к охоте», и определяет свою поэму как «наследство,
[оставляемое] потомкам» Однако если в обоих упомянутых выше персидских сочинениях обращение к сыну и поминание ушедших родственников помещены в контекст размышлений о бренности бытия (регистр жанра зухдийат), то в афганской поэме они встроены в систему категорий племенной чести (пуштунвалай) и дают представление об идеале правителя-воина:
22. Мои предки тоже питали страсть к охоте, И это занятие оставили мне в наследство
23. Два искусства - воинской доблести [тура - прим. Я.Р.] и охоты -Изначально достались мне от отца.
(пер. М.С. Пелевина) (12, 184) <...>
25. Будь то щедрость (саха), или сабля, или калам, Во всех этих трёх [делах] я преуспел.
26. И потомкам своим я всё это оставил,
Если [они] - настоящие мужчины, не откажутся от этого наследства. (2,15) Приведенная цитата также демонстрирует, что Хушхал-хан вновь обращается к традиционному самовосхвалению (фахр), однако дает его в интродукции к «Баз-нама» в сильно редуцированном виде. В персидских классических поэмах фахр достаточно развернут и традиционно изображает автора как достойного поэта - например, как во вступлении в поэму Низами «Лейли и Маджнун»:
Я кормлюсь трудом своих рук, Если снискал славу, то - от своих сокровищ. Благодаря волшебству, что я творю на заре, Я читаю разом все семь седьмых. Волшебство настолько дозволенное Отрицать бы грешно.
(пер. Н.Ю. Чалисовой, М.А. Русанова) (10, 174)
В «Гулистане» Саади самовосхваление встраивается в мадх покровителю-патрону поэта: «Прекрасную молву о Са'ди, звучащую в устах народа, и славу его слова, распространившуюся по земному простору, сладкую хурму его рассказов, которую едят, как сахар, и отрывки из его сочинении, которые разносят [по миру] словно золотые листы, нельзя приписать [только] совершенству его таланта и красноречия. Быть может, [это объясняется тем, что] владыка мира, ось круговорота времен, преемник Сулаймана, защитник людей веры, великий атабек Музаффар ад-Дин Абу Бакр ибн Са'д ибн Занги ... обратил на него свои покровительственные взоры, выразил полное одобрение и высказал искреннее расположение, вследствие чего все люди, как простые, так и избранные, единодушно полюбили его (Са'ди)...» (19, 59).
Хушхал-хан же трансформирует классический субъект фахра, подчиняя его общей направленности «Книги о соколе»: он представляет себя не только как поэта, владеющего каламом, но как истинного пуштуна-воина, не имеющего равных в бою, и как идеального вождя, славящегося щедростью.
Интродукция «Баз-нама» традиционно завершается краткой характеристикой произведения:
28. Девятьсот девятнадцать бейтов в ней (поэме «Баз-нама»), А заключение в этой славной поэме отсутствует.
29. Будь то [вопрос] обучения и лечения [соколов], или газели -Всё это содержится в сорока семи главах.
30. В тысяча восемьдесят пятом году по хиджре,
В последний день [месяца] раджаб закончена [эта книга].
31. В месяц скорпиона я начал «Баз-нама», Через шесть дней закончил я писать.
32. Язык этого [произведения] - поэтический,
Ты бы сказал, что язык [этот] - колдовской. (2, 15-16) В этой части Хушхал-хан также трансформирует классическую схему. Он совмещает в ней черты вводной и заключительной части, которая в «Баз-нама» отсутствует, сообщая фактические сведения о количестве бейтов, времени начала работы над ней и дате её окончания. Здесь Хушхал мог опираться на опыт Низами, который в интродукции к поэме «Лайли и Маджнун» также указывает дату завершения поэмы:
Она (поэма) была разукрашена до полного совершенства В последний день месяца раджаба, в [году] са, фа и дал. Ясная дата, что она имела на себе -Восемьдесят четыре после пятисот. (10, 146) В части, завершающей вводную касыду, Хушхал-хан традиционно говорит о структуре книги, выделяя ключевые композиционно-тематические единицы «Баз-нама». Все главы основной части произведения можно условно разделить на два крупных раздела: «об обучении» и «о лечении» соколов. При этом первый раздел дробится на мелкие смысловые сегменты, которые отделены друг от друга вставными газелями.
Последний бейт приведенной цитаты содержит классический мотив из тематического блока «поэта и поэзии». Автор упоминает эпитет «колдовской» в отношении стихотворного языка, отсылая читателя к изречению, приписываемому пророку Мухаммаду: «Поэзия - дозволенное колдовство». Пророк отграничил произведения поэтов из числа своих сторонников, принявших ислам, от языческой магии слова племенных бедуинских поэтов и открыл путь к дальнейшему развитию эстетического восприятия поэтической речи.
Заключая вводную касыду, Хушхал-хан обращается к центральному образу произведения -соколу, проясняя с помощью ёмкого сравнения ключевой смысл и пафос поэмы: 33. Моя натура подобна храброму соколу, Если присмотреться, это всё - песня (саз) охоте. (2, 16) В этом стихе подчеркивается многозначность образа сокола, который символизирует натуру идеального правителя-воина. Такое осмысление образа сокола также восходит к архаическим мифопоэтическим представлениям об этой птице. Согласно исследованиям Г.Н. Симакова, «в героическом эпосе народов Средней Азии и Казахстана прослеживается магическое влияние хищной ловчей птицы на рождение будущего воина-героя... Затем они (хищные птицы) сопутствуют ему в реальной жизни, главным образом как ловчие птицы, и, наконец, после его смерти или гибели становятся материальным воплощением его героической души» (20, 34). Отношение иранцев к соколу в эпоху Древности и Средневековья также свидетельствует о наличии у них сходных представлений.
Историческая общность афганцев с народами Средней Азии и Ирана позволяет предположить существование подобных представлений и у пуштунских племен. Косвенным подтверждением наличия фольклорно-мифологической составляющей образа сокола и является последняя строка интродукции «Баз-нама», которая задаёт парадигму дидактического восприятия поэмы как славословия ловчей птице, чья природа может служить образцом в воспитании пуштуна-воина.
Итак, Хушхал-хан Хаттак в «Книге о соколе» продолжает традицию включения самостоятельных жанровых конструкций в крупную поэму-маснави. Афганский поэт оформляет главу интродукции как самостоятельную касыду, дополнительно подчеркивая ее рамочную функцию. Кроме того, выбор формы вводной главы позволяет усилить панегирический и дидактический пафос поэмы в целом, а также применить приём «компрессии», т.е. сжатия мотивов. В соответствии с каноном маснави, вводная касыда принимает на себя как композиционные, так и содержательные функции, моделируя дальнейшее восприятие текста читателем. Она служит ключом к пониманию скрытого дидактического смысла поэмы, на который указывает соположение мотивов и наличие опорных концептов авторской идеологии в главе интродукции.
Пользуясь трансформационными возможностями поэтического канона, Хушхал-хан создает особую форму интродукции, адаптируя касыду к новой художественной задаче. Следуя канону «рамочной конструкции», поэт включает во вводную главу «Баз-нама» основные тематические составляющие, предписанные традицией, однако, предстают они в новом облике и продиктованы как задачами поэмы, так и жанровой спецификой касыды. «Конспективность» интродукции не только не отменяет ее моделирующего значения, но и придает некоторым пунктам авторской позиции особый вес и «сгущенность». Пользуясь «компрессией» как апробированным приёмом, Хушхал-хан достигает предельной ясности простоты в изложении собственного кредо. Эту манеру рассказа М.С. Пелевин охарактеризовал как «крайне бесхитростную», однако за ней скрывается не только эмоциональное отношение поэта к описываемому предмету, но и определенная система ценностей, и картина мира, которую поэт считает отправной точкой создаваемого им «учебника» для достойного пуштуна-воина. Присутствие военно-исторических отсылок и хулительных мотивов, упоминание некоторых базовых категорий пуштунвалай, т.е. тех мотивов, которые проходят через все ключевые произведения Хушхал-хана Хаттака, создает систему
дополнительных смыслов поэмы, несмотря на ее сугубо функциональное, прагматическое содержание.
Интродукция построена таким образом, чтобы сфокусировать читателя на основной задаче поэмы, которая раскрывается полностью лишь на метафорическом уровне восприятия. Рассказывая о премудростях и тонкостях охоты, Хушхал-хан посвящает поэму формированию образа идеального пуштуна-воина, который должен обладать определенным набором характеристик, обнаруживающих сходство с качествами ловчего сокола.
примечания:
1. Газель - одна из основных форм арабской и персидской поэзии. Она характеризуется малым объемом (в среднем, до 15 бейтов), монорифмической организацией стиха и парной рифмовкой первых двух полустиший (аа-ba-ca-da...).
2. Охота с ловчими птицами была популярна в регионе Ближнего и Среднего Востока с давних времен, ещё до момента арабского завоевания (подробнее см. 21, 437-439). Однако развитие и положение этой сферы деятельности в обществе было специфично для каждого народа (подробнее см. 20, 30-48).
3. Термины «молодые» литературы и литературы «старого народа» были введены Н.И. Конрадом. Подробнее о литературных связях см. 4; 9.
4. Касыда - основная форма арабской поэзии, заимствованная многими литературами Ближнего и Среднего Востока и Африки. Она характеризуется сравнительно крупным объемом (в среднем, более 20 бейтов), монорифмической организацией стиха и парной рифмовкой первых двух полустиший (аа-ba-ca-da...).
5. Подробнее о рамочных конструкциях текста и их функциях см. 22, 128-135; 6, 94-96. О функциях рамки в контексте персидской классической литературы см. 14, 204-206.
6. Кыт'а (букв. «отрывок») - форма арабской поэзии. В персидской поэзии имеет сквозную рифмовку без парной рифмы первых двух полустиший (ba-ca-da...) и объем от 2 до 20 бейтов.
7. Подробнее об этом см. 21, 437-439; 20, 34-36.
8. См., напр., в «Кабус-нама» Кей Кавуса: «Потому, о сын, так как увидел я имя свое' в перечне отошедших [от жизни], счел я за благо, прежде чем дойдет до меня указ об отставке, сложить книгу в осуждение времени и об умении добиться большей доли от доброй славы, дабы досталась она тебе в удел. [Сделал я это] по причине отцовской любви, дабы прежде чем растопчет тебя рука времени, ты сам взглянул разумным оком на слова мои и получил прибыток и добился доброй славы в обоих мирах». (8, 14)
9. Словосочетания можно истолковать как намек на стремление приблизиться к языку Корана, поскольку в нем сура 12 «Йусуф» названа «прекраснейшим из рассказов» (ахсанал-касаси).
10. Термин «тура» одновременно имеет два значения: «сабля» и категория афганского кодекса чести пуштунвалай, обозначающая воинскую отвагу.
11. Семь седьмых (хафт суб) - семь частей, на которые традиционно делится Коран, для того чтобы в течение недели прочесть его целиком (примеч. переводчиков).
12. Это значит поэма была закончена 30 раджаба лунной хиджры 584 г. (24 сентября 1188 г.).
литература:
1. Khushhaal-khan, Khattak. Armaghaan-e Khushhaal/ K. Khushhaal. - Peshawar: Master-Press, 1967. - 1034 p.
2. Khushhaal-khan, Khattak. Baaz naama/ K. Khushhaal. - Pashto tolana, 1943. - 83 p.
3. Аверинцев,С.С. Категории поэтики в смене литературных эпох/ С.С. Аверинцев, М.Л.Андреев, М.Л.Гаспаров, П.А. Гринцер, А.В.Михайлов.// Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. - М.: Наследие, 1994. - С. 3-38.
4. Брагинский, В.И. Проблемы типологии средневековых литератур Востока/ В.И. Брагинский, -М.: Наука, 1991. - 387 с.
5. Брагинский, И.С. Веретрагна/ И.С.Брагинский // Мифы народов мира. - М.: Советская энциклопедия, Т.1, 1997. - С. 232-233.
6. Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины // Уч. пособие под ред. Л.В. Чернец. - М.: «Высшая школа», 1999. - С. 94-96.
7. Гуревич,А.Я.Категории средневековой культуры/А.Я.Гуревич.-М.:Искусство,1984. - 350 с.
8. Кей Кавус. Кабус-нама. Пер., статья и прим. чл.-кор. АН СССР Е. Э. Бертельса. - М.: Изд-во восточной литературы, 1955. - 136 с.
9. Конрад, Н.И. Запад и Восток/ Н.И.Конрад.- М.: Наука, 1966. - 520 с.
10.Низами, Гянджеви. Лайли и Маджнун.Введение, перевод с персидского и комментарий Н.Ю.Чалисовой, М.А. Русанова/Гянджеви Н.- М.:РГГУ, 2008.-775 с.
11. Низами, Гянджеви. Семь красавиц. Филологический перевод с фарси, предисловие и комментарии Рустама Алиева/ Гянджеви Н. - Баку: «Элм», 1983. - 474 с.
12.Пелевин, М.С. Афганская литература позднего средневековья./ М.С. Пелевин. - СПб.: Петербургское Востоковедение, 2010. - 368 с.
13.Пелевин, М.С. Афганская поэзия в первой половине - середине XVII в./М.С. Пелевин. - СПб.: «Петербургское востоковедение», 2005. - 352 с.
14.Рейснер, М.Л. Жанровые типы рамочных текстов в персидской классической поэзии (X-XV вв.)/ М.Л. Рейснер.//Ломоносовские чтения, Востоковедение: Тезисы докладов научной конференции. - М.: Тезаурус, 2016. - С. 204-206.
15.Рейснер, М.Л. Лирические вставки в персидском любовно-романическом эпосе XI-XIII вв.генезис и жанровые функции/М.Л.Рейснер.//Вестник Московского Университета, сер.13, Востоковедение. - М.: Изд-во Моск. ун-та, №1.-2013.-С.49-61.
16.Рейснер, М.Л. Утверждение единобожия (таухид) в персидской классической литературе: от религиозного концепта к поэтической теме/ М.Л. Рейснер. // Вестник Московского Университета, сер.13, Востоковедение. - М.: Изд-во Моск. ун-та, №4.- 2010. - С. 3-16.
17.Рейснер, М.Л. Эволюция классической газели на фарси (X-XIV века)/ М.Л. Рейснер. - М.: Наука, 1989. - 224 с.
18.Рейснер, М.Л. Образ поэзии в поэзии: литературная рефлексия в персидской классике X - XIV вв. (касыда и маснави)/ М.Л. Рейснер, Н.Ю. Чалисова. // Сб. ст. Поэтологические памятники Востока: образ, стиль, жанр. - М.: «Восточная литература» РАН , 2010. - С. 153-242.
19.Саади, Муслих ад-Дин. Гулистан. Критич. текст, пер., предисл. и прим. Р.М. Алиева./ М.Саади. - М.: Изд-во восточной литературы, 1959. - 722 с.
20.Симаков, Г.Н. Охота с ловчими птицами у народов Средней Азии и Казахстана/ Г.Н.Симаков. // Сб. ст. «Памятники традиционно-бытовой культуры народов Средней Азии, Казахстана и Кавказа». - СПб: МАЭ РАН, 1989. - С. 30-48.
21.Федоров, В.М. Охота с ловчими птицами в практике народов Таджикистана/ В.М. Федоров. // Сб. ст. «Таджики: история, культура, общество». - СПб: МАЭ РАН, 2014. - С. 437-439.
22.Чернец, Л.В., Семенов В.Б., Скиба В.А. Рамка/ Л.В. Чернец.// Школьный словарь литературоведческих терминов. 4-е изд., доп. - М.: «Просвещение», 2013. - С. 128-135.
references:
1. Khushhaal-khan,Khattak.Armaghaan-e Khushhaal/K.Khushhaal.-Peshawar:Master-Press,1967. -1034 p.
2. Khushhaal-khan, Khattak. Baaz naama/ K.Khushhaal. - Pashto tolana, 1943. - 83 p.
3. Averintsev S.S. Poetical categories in the interchange of literature epochs/ S.S. Averintsev, M.L. Andreev, M.L.Gasparov, P.A.Grintser, A.V. Mikhaylov. // Historical poetics. Literature epochs and types of artistic consciousness. - Мoscow: Nasledie, 1994. - P. 3-38.
4. Braginskiy, V.I. Problems of typology in Medieval Oriental literatures/V.I. Braginskiy, - Moscow: Nauka, 1991. - 387 p.
5. Braginskiy, I.S. Veretragna/ V.I. Braginskiy // Myths of the world. - Moscow: Soviet encyclopedia, Т.1, 1997. - P. 232-233.
6. Introduction to literature studies. Literary piece: Main concepts and terms // Tutorial edited by L.V.Chernets.-Moscow:«Vysshaya shkola», 1999. - P. 94-96.
7. Gurevich,A.Y.Categories of Medieval culture/A.Y.Gurevich.-Moscow:Iskusstvo,1984.-350 p.
8. Key Kavus. Kabus-nama. Translation, article and comments by E.E. Bertels. - Moscow: Izd-vo vostochnoy literatury, 1955. - 136 p.
9. Konrad, N.I. West and East/ N.I. Konrad. - Moscow: Nauka, 1966. - 520 p.
10. Nizami Gandzhewi. Layli and Madzhnun. Introduction, translation from Persian and comments by N.Y.Chalisova, M.A. Rusanov/ G.Nizami. - Moscow: RGGU, 2008. - 775 p.
11. Nizami, Gandzhewi. Seven beauties. Phylological translation from Farsi, introduction and comments by Rustam Aliev/ G.Nizami. - Baku: «Elm», 1983. - 474 p.
12. Pelevin, M.S. Afghani literature of the late Middle Ages/ M.S.Pelevin. - Saint-Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie, 2010. - 368 p.
13. Pelevin, M.S. Afghani poetry in the first half - middle of XVII century/ M.S.Pelevin. - Saint-Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie, 2005. - 352 p.
14. Reysner, M.L. Genre types of frame texts in Persian classical poetry (X-XV centuries)/ M.L. Reysner. // Lomonosov conference, Oriental Studies: Theses of reports on scientific conference. -Moscow: Tesaurus, 2016. - P. 204-206.
15. Reysner, M.L. Lyric incorporations to narration in Persian classic Romance of XI-XII centuries: genesis and genre functions/ M.L Reysner.// Vestnik of Moscow University, ser.13, Oriental Studies. - Moscow: Moscow University Publishing House, №1.- 2013. - P. 49-61.
16. Reysner, M.L. The monotheism statement (tawhid) in the Persian Classical Literature: from Religious Concept to a Poetic Theme./ M.L.Reysner.// Vestnik of Moscow University, ser.13, Oriental Studies. - Moscow: Moscow University Publishing House, №4- 2010. - P. 3-16.
17. Reysner, M.L.Evolution of classic ghazal in Farsi (X-XIV centuries). - Moscow:Nauka,1989.- 224 p.
18. Reysner, M.L., Chalisova N.Y. The image of poetry in poetry: literal reflection in Persian classics of X - XIV centuries (qasidah and masnawi)/ M.L. Reysner. // Collection of articles. Poetological Oriental monuments: image, style, genre. - Moscow: «Vostochnaya literatura» RAN, 2010. - P. 153242.
19. Saadi Muslikh ad-Din. Gulistan. Critical text, translation, introduction and comments by R.M. Aliev/ M.Saadi. - Moscow: Vostochnaya literatura, 1959. - 722 p.
20. Simakov, G.N. Hunting with birds in Middle Asia and Kazakhstan / G.N. Simakov// Collection of articles. «Monuments of traditonal everyday culture in Middle Asia, Kazakhstan and the Caucasus». - Saint-Petersburg: MAE RAN, 1989. - P. 30-48.
21. Fedorov. V.M. Hunting with birds in the pratice of Tadzhiks/ V.M Fedorov.// Collection of articles. «Tadzhiks: history, culture, society». - Saint-Petersburg: MAE RAN, 2014. - P. 437- 439.
22. Chernets L.V., Semenov V.B., Skiba V.A. Frame/ L.V. Chernets.// School glossary of terms in literary studies. 4th edition. - Moscow: «Prosveschenie», 2013. - P. 128-135.
Вводная касыда в маснави «Книга о соколе» («Баз-нама») Хушхал-хана Хаттака
Ключевые слова: Хушхал-хан Хаттак, афганская литература, поэма-маснави, соколиная охота, вводная глава в поэме, «молодая» литература средневековья.
Статья посвящена анализу главы интродукции одной из крупных поэм-маснави основоположника светской литературы на языке пушту Хушхал-хана Хаттака - «Книги о соколе» («Баз-нама»). Следуя канону персидских маснави, афганский поэт наделяет вводную часть моделирующими функциями, благодаря чему она определяет не только цели и задачи всей поэмы, но и её авторское понимание. Хушхал-хан облекает вводную главу в самостоятельную, отличную от основной, жанровую форму касыды, что продолжает начатую в персидской литературе в XIв. традицию включения лирических вставок в маснави Выбранная Хушхалом форма касыды соответствует двум ключевым стратегиям, которые автор применяет при трансформации канона оформления глав интродукции в персидской литературе: «сжатию» традиционных тематических компонентов и усилению панегирического и назидательного пафоса поэмы. В интродукции же автор располагает основные концепты своей творческой идеологии, которые становятся «ключом» к двоякому прочтению поэмы: не только практическому, как «песни охоты», но и дидактическому, как очередной главы «учебника» достойного пуштуна и правителя. На моралистическом «уровне» центральный образ поэмы - сокол - является воплощением этих концептов, символизируя идеального воина-правителя.
Итак, исследование главы интродукции позволяет сделать заключение о значении и месте всей поэмы в творчестве Хушхал-хана в целом. Анализ проводится в сравнении с ключевыми образцами персидской классической маснави, служившими Хушхал-хану эталонами, что помогает выделить основные специфические черты ранней поэмы-маснави на пушту Таким образом, данная статья продолжает линию изучения формирования «молодой» литературы Средневековья на базе традиции «старого народа».
Introductory qasidah in masnawi "The Book of Falcon" ("Baz-nama") byKhushhal-khan Khattak
Key words: Khushhal-khan Khattak, Afghani literature, poem-masnawi, falcon hunting, introduction to poem, "young" Medieval literature.
The article is devoted to the analysis of introduction to a large poem-masnawi Baz-nama" by the founder of secular Pashto literature Khushhal-khan Khattak. Following the canon of Pesian masnawi, the Afghani poet endues the prefatory part with modeling function. As a result, it defines not only aims of the poem, but the author's perception. Khushhal-khan puts introduction into a separate, different from the main genre, form of qasidah. As such it continues the tradition of lyric incorporations to masnawi, initiated in Persian literature in XI century. The form of qasidah responds to the two key strategies, which the author uses for transformation of canon of introductions to poems: "compression' of traditional topical components and strengthening of panegyric and didactic pathos of the poem. The author also includes to the preface the key concepts of his ideology which become "keys" to the twofold understanding of the poem: not only practical, as a "hymn to hunting", but didactic, as another chapter of "manual" for a worthy pashtun and governor. On this, moralistic, level the central image of the poem -the falcon - is the embodiment of these concepts, symbolizing ideal warrior and governor.
Thus, the analysis of introduction allows to make conclusions about the value and place of the poem among other works by Khushhal-khan Khattak The analysis is being done in comparison with key pieces of Persian classical masnawi, serving as an example to Khushhal-khan, which helps to highlight main features specific for early Pashto poem-masnawi. The article extends the research of formation of "young" Medieval literature on the basis of "old" tradition.
Сведения об авторе:
Родионова (Куницкая) Яна Игоревна, аспирантка кафедры иранской филологии Института стран Азии и Африки Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова Email: [email protected]
Information about the author:
Rodionova (Kunitskaya) Yana Igorevna, postgraduate in Iranian philology, Institute of African and Asian studies, Moscow State University E-mail: [email protected]
