CC BY
22
УДК 81-11
Э. В. Пиванова
ВТОРИЧНАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ИСХОДНОГО ТЕКСТА КАК ИНДИВИДУАЛЬНАЯ КОГНИТИВНАЯ МАТРИЦА В ПЕРЕВОДЕ
В статье обсуждается специфика вербализации, детерминированной прототекстами рефлексии в свете современных представлений о когнитивных механизмах рационализации, восприятия и вторичной репрезентации информации, рефлективного самоконтроля. Рассматриваются особенности установок профессионального сознания переводчика, обосновывается важность аккумулирования и переосмысления полученного речевого опыта, рефлексии в отношении лингвистического статуса текста перевода в принимающей культуре. Отмечается, что текст перевода вторичен как по отношению к оригиналу, так и к ранее выполненным переводам этого же переводчика: накапливая опыт пережитых проблемных ситуаций принятия переводческих решений, он обретает готовые формулы, которыми пользуется в сходных текстовых ситуациях с той или иной степенью автоматизма (что не всегда положительно сказывается на результате). Подчеркивается роль индивидуальной
когнитивной организации переводчика, его памяти, профессионального опыта и экстралингвистических условий в принятии переводческих решений и эффективности постпереводческого редактирования. Затрагивается вопрос нормативных требований к переводу как вторично репрезентированному тексту и его неизбежных языковых отличий от первично репрезентированного текста в силу активизации механизмов межъязыковой интерференции и трансференции, а также компетентности переводчика, способного принимать обоснованные профессиональные решения, подкрепленные рациональной оценкой меры допустимого нарушения автономности текста оригинала.
Ключевые слова: перевод, вторичная номинация, вторичная языковая личность переводчика, лингвистический статус текста перевода, переводческая рефлексия, когнитивные аспекты перевода.
Elina Pivanova
SECONDARY REPRESENTATION OF THE SOURCE TEXT AS AN INDIVIDUAL COGNITIVE TRANSLATION MATRIX
This item dwells on the specific verbalization of reflection determined by proto texts in view of advanced ideas regarding the cognitive mechanisms of rationalization, perception and data secondary representation, as well as reflexive self-control. There is also a view presented on the specifics of the translator's professional awareness along with a certain focus on the importance of accumulating and rethinking the accumulated speech experience and reflection concerning the linguistic status of the target text in the host culture. It is noted that the translation text is secondary both to the original and to the previously performed translations implemented by the same translator: through accumulating the experience of making translation decisions, it acquires ready-made formulas he or she uses in similar text situations with a certain degree of automatism (which does not always have a positive effect on the result). Besides, there is a stress offered on the role of the translator's in-
dividual cognitive arrangement, memory and professional experience as well as the role of extra-linguistic factors in terms of affecting translation decisions and ensuring the effectiveness of post-translation editing. Finally, the point of formal requirements for the translation, seen as a secondarily represented text, and its inevitable linguistic differences from the primary represented text due to the activation of inter-language interference and transference mechanisms, as well as the competence of an interpreter, who is able to make informed professional decisions based on a rational assessment measure of the valid violation of the original text autonomy are touched upon.
Key words: translation, secondary nomination, secondary linguistic personality of the translator, linguistic status of the target text, translator's reflection, cognitive aspects of translation.
Широкий спектр возможных взаимоотношений между первичными и вторичными текстами остается одним из актуальных вопросов лингвистики и филологии. Правильность и гармоничность передачи текста на другом языке, возможность смыслового варьирования, непротиворечивость трактовок и мера присутствия в тексте «следов» языковой личности переводчика увлекают ученых и рядовых читателей. Проблематика собственно
вторичной номинации (репрезентации) в языке занимает особое место в поле исследовательских интересов. Вторичная репрезентация трактуется как языковое представление известного концептуального содержания в косвенной форме, за счет использования вторичных языковых средств [2, с. 79]. Это может быть совершено на том же языке, на котором написан первичный текст (например, краткая аннотация статьи, на-
4>
ГС I
учный обзор, реферат, учебный текст, составленный на основе первичного научного текста), либо быть переводным вариантом, также с различной степенью компрессии либо другой трансформации, исходного текста. Число таких переводных вторичных текстов - новостных, рекламных, научно-популярных, развлекательных, - ежедневно публикуемых в сети Интернет, растет, и прогрессия определяется числом языков, на которые их переводит многочисленная армия переводчиков. В результате оказывается, что ежедневное текстовое окружение рядового пользователя Интернет-контента все в большем проценте состоит из неаутентичных текстов, несущих признаки межъязыковой интерференции и речевой деформации. К сожалению, постпереводческому редактированию в современном мире уделяется мало внимания. Границы языковой нормы в этих условиях теряют четкость, а подрастающее поколение получает все меньше шансов усвоить стандарт родного языка.
В новых условиях еще большую остроту приобретает давно озвученный вопрос о сущности перевода («Что же такое перевод - неказистая изнанка роскошного ковра (Сервантес М.), утопия (Ортега-и-Гассет) или, напротив, упорные поиски верного слова, доходящие до границ непереводимого?» [1, с. 46]), его роли в реализации межкультурных и межгосударственных задач («Перевод -в известном смысле самый совершенный вид языкового посредничества» [3, с. 13]), его влиянии на состояние рабочих языков и языковые личности участников дву- и полиязычной коммуникации.
Текст перевода - несмотря на то, что теория непереводимости не теряет актуальности - практический факт, результат «ежедневно совершаемой работы, никогда не прерываемой, ибо в ней всегда есть потребность, даже если заранее известны возможные неудачи» [1, с. 46]. Вторичная репрезентированность информации - основной критерий, позволяющий говорить об «особом лингвистическом статусе языка переводов в принимающей культуре, обусловленном рядом объективных причин лингвистического характера» [6, с. 2]. В процессе семиозиса знака естественного языка в нем происходит динамическая компрессия лингвистической и экстралингвистической информации, из чего складывается его эмерджентное содержание, с которым знак входит в лингвокультурную среду. Когнитивные теории значения основаны на способности языкового знака «активировать на различных уровнях осознаваемости всю информацию, все концептуальное содержание, связанное с ним в сознании коммуниканта» [7, с. 655]. Порождение смысла в ответ на восприятие языкового знака переводчиком в большинстве случаев идет по пути выбора одного из множества вариантов, и этот выбор также может быть отрефлексирован в большей или меньшей степени, зачастую интуитивен и нередко базируется на личных предпочтениях, истоки которых, как представляется, также уходят в подсознательное; объяснить самим себе и окру-
жающим выбор той или иной языковой единицы мы можем такими явными обстоятельствами, как языковое окружение (соответствие стилю, вопросы лексической сочетаемости, стремление избежать тавтологии и иных признаков негармоничного текстопостроения) или прагматикой речевого акта.
В этой связи для нас особенно интересным представляется проанализировать этапы формирования вторичной языковой личности у начинающих переводчиков, обучающихся по программе специалитета «Перевод и переводоведение». Практика показывает, что в большинстве своем студенты-переводчики младшего курса работают по принципу «нет перевода - есть перевод», т.е. сам факт перевыражения текста (причем не как целостного единства, а как простой последовательности языковых знаков) средствами другого языка уже дает им право считать задачу выполненной: «Я перевел(а)». На этом этапе важным фактором формирования вторичной языковой личности переводчика становится осознание потребности не довольствоваться первым всплывшим в памяти словом при вербализации смысла исходного текста, а стараться увидеть широкую карту возможностей принимающего языка (и это еще при том условии, что смысл исходного текста понят верно, и осталось только грамотно его репрезентировать на другом языке).
Безальтернативность обыденного сознания должна постепенно вытесняться формируемыми установками и предпосылками профессионального сознания, не удовлетворяющегося сиюминутными рецептивными стимулами, но аккумулирующего и переосмысливающего обретенный опыт. «Самостоятельность, своеобразие позиции познающего субъекта» [11, с. 131] - основа для «человеческого измерения» познания; осознавая границы допустимого варьирования, оно всегда находит нишу для индивидуальной трактовки, привнесения личных смыслов и предпочтений (ибо в любой деятельности человек, хотя и в разной степени, стремится выразить себя): хороший ремесленник всегда поэт. Вторичность текста перевода и вторичность языковой личности переводчика-профессионала, тем не менее, не препятствуют «автономности [этой] личности» [9, с. 101], в частности, способности принимать обоснованные профессиональные решения, подкрепленные рациональной оценкой меры допустимого нарушения автономности текста оригинала.
Формирование языковой личности переводчика в юном возрасте, закономерно характеризующемся недостаточным опытом в самых разных предметных сферах и ограниченностью активного запаса языковых паттернов, структур, наполнения культурно- и профессионально значимых концептов, идиоматики и реалий, а также слабым наполнением индивидуальных когнитивных переводческих матриц, преимущественно происходит в условиях выбора наиболее доступной модели -дословного перевода. На данном этапе, как показывает практика, студенты обычно не замечают недостатков такой переводческой стратегии, они вполне довольны результатом и всерьез задумы-
ваются, когда слышат вопрос, сказал бы так носитель русского языка (кто-то из членов их семьи, например, или ведущий новостного канала и т.д.). Оказывается (!), что так по-русски не говорят. Это одно из первых «открытий», которое, по нашим ежегодным наблюдениям, совершает совсем юный переводчик. Второе «открытие» состоит в том, что выраженный на одном языке смысл можно передать не дословно и не единственным вариантом, хотя бы немного отклонившимся от дословного в сторону нормированной речи на принимающем языке, - а несколькими вариантами, в большей из меньшей степени удачными, но при этом потребовавшими «отключиться» от формы выражения исходного языка (за вычетом случаев ее семантической нагруженности).
Преодоление когнитивного «блока» для перехода на более высокий профессиональный уровень должно состоять в том, чтобы отвести взгляд от текста, обратиться внутренним взором к сути излагаемого и лишь после этого представить, каким образом выразил бы это носитель языка. По собственному признанию начинающих переводчиков, этот операциональный паттерн формируется довольно сложно, требует времени, усилий и многократного повторения. Наградой же служит осознанное: «при дословном переводе данное предложение вообще не имеет смысла... такое предложение вряд ли можно услышать из уст носителя русского языка» (из рассуждений студентов 2 курса в ходе выполнения перевода).
Вторичная языковая личность переводчика не может быть эффективной без рефлективного самоконтроля и способности к учету требований языковой и внеязыковой реальности. Формирование языковой личности переводчика-профессионала подразумевает «рационализацию, осуществляемую посредством представления проблемной ситуации извне, моделирование ее в целом и идеальном плане, опредмечивание собственной позиции в результате такого моделирования, проектирование различных вариантов движения в рамках модели проблемной ситуации» [11, с. 45]. Подобной позиции придерживается и В. С. Модестов, автор пособия по художественному переводу: «В художественном переводе, в отличие от оригинального творчества, значительно большую роль играют рациональные, осмысленные приемы, которые совершенствуются в процессе переводческой практики» [5, с. 18].
Сказанное справедливо для перевода текстов любых функциональных стилей и жанров. Осмысленные приемы, о которых было упомянуто, мы можем трактовать как переводческие преобразования (трансформации), широкая номенклатура, сущность и предназначение которых составляют особую компетенцию переводчика-профессионала. Их плодотворное и перспективное освоение -третье «открытие», которое совершает начинающий переводчик, поскольку профессиональный подход к переводу подразумевает осознанный и мотивированный выбор между словарным эквивалентом (возможно, из нескольких вариантов), вариантным соответствием и переводческим
преобразованием (возможно, из нескольких вариантов), и этот выбор должен подтверждаться аргументами лингвистического (с учетом специфики исходного и переводящего языков) и экстралингвистического (с учетом специфики исходной и принимающей культур) планов. Когда переводчик говорит себе «я перевожу это так потому, что...», он сделал свой выбор на основе комплексного анализа, который проходил одновременно по нескольким проблемным векторам, на каждом направлении возникали и отбрасывались как неудовлетворительные различные варианты, и в итоге все линии размышления удалось свести в 1 точке - найденному слову перевода.
Теоретические переводческие дисциплины способствуют усвоению операциональных шаблонов, связанных с регулярным осуществлением лексико-грамматических переводческих преобразований (преимущественно на уровне слова, словосочетания, реже - предложения), поскольку на данном этапе начинающий переводчик уже видит в них насущную потребность: Было совершено смысловое преобразование, вместо оборота с "чернилами и ручкой" было использовано словосочетание "переносить на бумагу", которое привычно для русскоязычных читателей...;
...так как в русском есть устойчивое словосочетание "прибыть к финишу", я заменила "she finished second" на "она прибыла к финишу второй";
...оборот "second to" - прибегаю к приему модуляции и пишу "уступив"
я также меняю "of France" на "француза", потому что это соответствует узусу русского языка;
"event" становится "гонкой", чтобы читателю было понятно, о каком именно событии идет речь". Исходное отсутствие когнитивных паттернов, обеспечивающих комментирование собственных переводческих решений, создает определенные трудности на данном этапе: начинающие переводчики испытывают трудности в том, чтобы отрефлексировать момент принятия решения, выразить его мотивы; для осуществления такой мыслительной деятельности в идеале требуется также свободно оперировать лингвистической терминологией во всем ее богатстве и разнообразии, разбираться в теоретических вопросах прикладной лингвистики. Однако регулярное повторение этой процедуры формирует привычку задумываться о правильности собственных переводческих решений, необходимости преобразований при переводе, их грамотном обосновании; студенты начинают свободнее пользоваться релевантными понятиями:
Достаточно сложным мне показался оборот "unpromising nautical terrain of landlocked Derbyshire". Понятно, что говорится о Дербишире как о территории, которая неинтересна и бесполезна для тех, кто увлекается парусным спортом, так как не имеет выхода к морю. Я постаралась сжать всю заложенную в этом обороте информацию и перевела как "такая "сухопутная" местность, как Дербишир", и дала поясняющую сноску;
i>
ТТЛ
В границах осознанной проблемной ситуации когнитивные механизмы демонстрируют более высокую степень зрелости: ...в первом предложении я применила трансформацию добавления: "As with many" стало "Как и бывает со многими", потому что этот оборот привычен русскоязычному читателю. Кроме того, я заменила "the signs" на "задатки", так как если перевести это слово как "знаки" (закрепленный в словаре эквивалент), будет не ясно, о каких же знаках идет речь. Очевидно, что автор статьи хотел сказать о внутреннем потенциале девушки, обусловленном наследственностью. В таких случаях мы, носители русского языка, говорим "задатки".
По мере того как формируются навыки перевода на уровне слова и предложения, масштаб критического взгляда претерпевает изменения, появляется способность к реализации переводческих преобразований на уровне двух предложений: из "to sail round the world" сделала причастный оборот и частично объединила со следующим предложением: "совершив одиночное кругосветное плавание за 94 дня (А. Семенихина, 3 курс); и осознавать особенности построения более крупных фрагментов текста, сверхфразовых единств, текста как целого:
Прежде чем начать перевод, я просматриваю текст. Раскладка текста, наличие заголовка и лида указывают, что передо мной статья, а заголовок "Around the World In 94 Days" дает понять, что в тексте будет достаточно много эмотивной информации. Начинаю с заголовка: здесь присутствует явная отсылка к произведению Жюля Верна, поэтому при переводе я сохраняю аллюзию и меняю лишь количество дней <...> Перехожу к переводу лида. Он выделен курсивом, как того требуют правила написания статей. Эту особенность я тоже сохраняю. < ... > Наличие имен собственных заставило меня прочитать в Интернете статьи на эту же тему, чтобы не исказить когнитивную информацию при наличии прецедента... Название самой гонки оставила без перевода, однако посчитала нужным написать сноску с подробной информацией и транскрипцией названия (А. Се-менихина, 3 курс).
Значимым этапом формирования индивидуальной когнитивной матрицы в переводе становится умение принять решение в отношении слова или выражения исходя из общей стилистической принадлежности и окраски оригинала: ...перевод "в возрасте 24 лет" показался мне слишком тяжелым для достаточно легкого стиля написания статьи (А. Семенихина, 3 курс); ...Я допустила слова "вау, вроде", которые являются более низкими по стилю, чем обычный текст для журнала, но мне показалось, это будет уместно, так как я могу передать некую расслабленность автора, который просто хотел поделиться своим опытом (Е. Кучин-ская, 3 курс).
И далее - студенты действительно начинают моделировать проблемную ситуацию (т.е. созда-
ние текста перевода) в целом и идеальном плане, проектируют различные варианты движения в рамках модели проблемной ситуации: Для начала я решила прочитать весь текст, чтобы понять, к какому стилю он принадлежит, и как его следует при этом переводить.... При переводе я должна сохранить все черты данного стиля (К. Шмойлова, 3 курс). В качестве яркого примера тщательно продуманного и прочувствованного предпереводческого анализа приводим следующий фрагмент:
Текст крайне художественный. Первое впечатление, возникшее у меня: писатель потрясен. В нем смешаны разные чувства: горечь от прошедшей войны, потерь, нищеты, и в то же время ослепительное счастье, шок, скрытый за словесными переливами, играющими с образами прошлого и образами абстрактностей. Текст переполнен образами, но главными для меня оказались образы родных лугов, залитых солнцем, птиц, воспевающих начало новой жизни, детей, который повезло встретить на рассвете своей жизни закат кошмарной эпохи. Читать этот текст - это как плыть по ручью, чувствовать мелкие порожки и ни на секунду не останавливаться. Писатель дал волю потоку мыслей, чувств, принесенных им в день окончания фашизма, и читателю остается только следовать за ним. Главная мысль текста - это свидетельство начала нового мира и вместе с тем как бы немой вопрос: "Каким будет этот новый мир, если у него такое прошлое?" Текст наполнен надеждой с осадком печали. Перевод обещает быть непростым (Е. Кучинская, 3 курс).
Здесь ставится вопрос еще более сложного порядка: адекватность вторичной репрезентации информации эмоционального характера. Очевидно, что для столь глубокого погружения в текст оригинала переводчику нужно обладать достаточным опытом прочитанного, пережитого и осмысленного, но в то же время не подменить в переводе авторские эмоции собственными, перевод должен оставаться переводом.
Специфика вторичной текстовой репрезентации, ее неизменной востребованности и продуктивности, должна рассматриваться, как нам представляется, в связи с основными законами развития мышления и языка, предполагающих постепенное накопление знаний и преобразование их в новое знание. Диалектические постулаты не отменяют, однако, и ставшего общим местом в современных нейролингвистических концепциях [см., напр.: 10] положения о стремлении мозга к экономии ресурсов и усилий.
Процесс вторичной номинации в когнитивном аспекте может быть представлен с учетом недавно оформившихся в науке представлений о функционировании зеркальных нейронов - систем, которые включаются, когда вы наблюдаете за тем, что делают другие. Они считаются основой возникновения человеческого языка и коммуникаций, потому что это основа имитации, способность строить модель сознания или психического состояния «Другого» [10, с. 54-55]. «Сохранение
М
гг I
в процессе перевода инвариантности исходного текста при наличии его потенциальной вариативности входит в сферу деятельности переводчика, который в процессе работы над текстом становится - наряду с автором - активным субъектом переводческой коммуникации, в отличие от реципиента: рефлективный смысл в поле последнего переводчик должен прогнозировать» [8, с. 54]. В этом ракурсе аксиоматичная уникальность переводческой деятельности видится как способность и необходимость одновременно восстанавливать модель сознания автора первичного текста и модель сознания потенциального (или реального) рецептора текста перевода. Этими же психофизиологическими механизмами, вероятно, опосредуются очевидные заимствования из языка исходного текста, ибо они подразумевают имитацию, экономию креативных усилий.
Здесь же необходимо отметить, что онтологически присущее человеческому сознанию стремление к разного рода уподоблениям, работе «по образцу, по шаблону» в случае с такой узкоспецифичной деятельностью, как межъязыковой перевод, у начинающих переводчиков может быть в значительной степени ограничено в силу недостатка опыта собственно перевода, а также слабой начитанности и общей эрудированности. С другой стороны, знакомство с большим количеством текстов не обеспечивает их полного запоминания и размещения в арсенале языковых решений, аккумулированных языковой личностью переводчика. Человеческую память нельзя отнести к оптимально запоминающим устройствам, поскольку объем ее ограничен, а механизм «не работает» без понимания: «... в запоминающей системе записывается не материал нашего опыта, а смысл этого материала. Люди стараются не столько запомнить, сколько понять» [4, с. 414].
Понимание того, каким образом языковые средства прочитанных текстов работают на выражение в них значений и коннотаций - всегда индивидуально, и именно накопление в памяти таких фрагментов индивидуализированного языкового и мыслительного опыта формирует тезаурус переводчика, осуществляющего вторичную репрезентацию текста. Еще раз подчеркнем, что в ежедневной работе переводчик обращается к опыту осмысленного, а не прочитанного как такового.
Переводной текст отличается от оригинального «более частым использованием структур, аналогичных структурам ИЯ; обилием искусственно созданных единиц, отображающих формальные признаки иноязычных единиц» [6, с. 9]. Такие разноуровневые заимствования вполне оправданы, поскольку в ряде случаев не представляется возможным нивелировать неконгруэнтность лингво-культурологических параметров языков, участвующих в межъязыковом контакте - в чем и состоит объективное обоснование для предоставления языку перевода особого статуса [там же: с. 10].
Межъязыковая интерференция и трансферен-ция объясняются тем, что переводчик находится под языковым гипнозом подлинника; здесь также следует принимать во внимание и «гипноз» пре-
дыдущего опыта переводчика, единожды оказавшееся удачным соответствие используется с той или иной степенью автоматизма в подобных текстовых ситуациях, хотя в новом контекстуальном окружении старое решение может оказаться менее удачным. В результате язык переводных текстов зачастую оказывается заметно однообразным и клишированным (особенно при переводе с родного на иностранный), что объясняется временными ограничениями, отсутствием стратегической задачи завершать работу над текстом постпереводческим саморедактированием и общей установкой на то, что переводной текст все равно не будет восприниматься как оригинальный: правило «языковая палитра перевода не столь богата, как в оригинальном тексте».
Важно отметить, что идею о том, что текст перевода может восприниматься как 100%-ное воспроизведение подлинника, полностью реализующее его коммуникативно-прагматические, структурные и содержательные особенности, следует, по всей видимости, признать утопией. Установлено [напр.: 6], что переводной текст воспринимается как специалистами, так и неспециалистами как вторичный, отличающийся от непереводных текстов. Приступая к переводу, мы представляем его идеальный образ как 100%-ное воспроизведение подлинника, однако по ходу работы оказываются неизбежными потери, уступки, оговорки. От профессионального разочарования переводчика-перфекциониста могут спасти лишь удачные переводческие решения, говорящие о его компетентности.
Текст перевода вторичен как по отношению к оригиналу, так и к ранее выполненным переводам этого же переводчика: накапливая опыт пережитых проблемных ситуаций принятия переводческих решений, он обретает готовые формулы, которыми пользуется в сходных текстовых ситуациях с той или иной степенью автоматизма (что не всегда положительно сказывается на результате). Этот процесс хотя и несколько упрощает задачу, требует постоянного самоконтроля и рационализации со стороны переводчика, выработки особой привычки к непредвзятому постпереводческому анализу и саморедактированию. В этой связи представляется важной детальная разработка типологии языковых особенностей переводных текстов в их сравнении с оригинальными, а также обоснование и систематизация перечня возможных случаев обоснованного отступления от оригинала, что помогло бы начинающим переводчикам сориентироваться в мере допустимой профессиональной свободы.
Таким образом, тезаурус и отработанные операциональные механизмы перевода формируют индивидуальную лингвокогнитивную матрицу переводчика, которая позволяет осуществлять вторичную репрезентацию новой информации в режиме экономии когнитивных усилий, поскольку осуществляется с опорой как на первичный текст, так и предшествующий персональный переводческий опыт.
M
ТТЛ
Литература
1. Ажеж К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки. М.: Едиториал УРСС, 2003. 304 с.
2. Болдырев Н. Н. Вторичная репрезентация как особый тип представления знаний в языке // Филологические науки. 2001. № 5. С. 79-86.
3. Латышев Л.К., Семенов А.Л. Перевод: Теория, практика и методика преподавания. М.: Издательский центр «Академия», 2008. 192 с.
4. Лингдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М.: Мир, 1974. 552 с.
5. Модестов В. С. Художественный перевод: история, теория, практика. М.: Издательство Литературного института им. А.М. Горького, 2006. 463 с.
6. Палагина O. И. Сопоставительный анализ лингвистических характеристик языка переводов (на материалах английского и русского языков): автореф. дисс. ... канд. филол. наук: 10.02.20. М., 2008. 17 с.
7. Пшенкина Т. Г. Особенности вербального представления ментального содержания в переводческом посредническом процессе // Язык и ментальность: сборник статей. СПб.: СПбГУ, 2010. С 654-660.
8. Серебрякова С. В. Потенциал разновременных переводов как возможных интерпретаций текста оригинала: в поисках инварианта перевода // Метапоэтика: Сб. ст. научно-метод. семинара «Textus»: В 2-х ч. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2010. Вып. 2. Ч. 1. С.49-59.
9. Серебрякова С. В., Серебряков А. А. К проблеме формирования языковой личности лингвиста-переводчика // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Педагогика и психология». 2012. Вып. 3(103). С. 96-102.
10. Черниговская Т. В. Свобода воли и нейроэтика // Почему наш мир таков, каков он есть. Природа. Человек. Общество: [сборник] / сост. А. Алексеенко. М.: АСТ: CORPUS, 2015. С. 40-59.
11. Швырев В. С. Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 176 с.
References
1. Azhezh K. Chelovek govoryashchiy: Vklad lingvistiki v gumanitarnyye nauki (The man who speaks: Contribution of linguistics to the Humanities). Moscow: Editorial URSS, 2003. 304 p.
2. Boldyrev N. N. Vtorichnaya reprezentatsiya kak osobyy tip predstavleniya znaniy v yazyke (Secondary representation as a special type of knowledge representation in the language) // Filologicheskiye nauki. 2001. No. 5. P. 79-86. (In Russian)
3. Latyshev L. K., Semenov A. L. Perevod: Teoriya. praktika i metodika prepodavaniya (Translation: Theory, practice and teaching methods). Moscow: Akademiya publ.. 2008. 192 .
4. Lingdsey P., Norman D. Pererabotka informatsii u cheloveka (Information processing in humans). Moscow: Mir publ., 1974, 552 p.
5. Modestov V. S. Khudozhestvennyy perevod: istoriya. teoriya. praktika (Literary translation: history, theory and practice). Moscow: Izdatelstvo Literaturnogo instituta im. A.M. Gorkogo. 2006. 463 p.
6. Palagina O. I. Sopostavitelnyy analiz lingvisticheskikh kharakteristik yazyka perevodov (na materialakh angliyskogo i russkogo yazykov) (Comparative analysis of linguistic characteristics of the translation language (based on the materials of English and Russian languages): abstract of thesis. Moscow, 2008. 17 p.
7. Pshenkina T. G. Osobennosti verbalnogo predstavleniya mentalnogo soderzhaniya v perevodcheskom posrednicheskom protsesse (Features of mental content' verbal representation in the translation mediation process) // Yazyk i mentalnost: sbornik statey. St.Petersburg: SPbSU publ, 2010. P. 654-660.
8. Serebryakova S. V. Potentsial raznovremennykh perevodov kak vozmozhnykh interpretatsij teksta originala: v poiskakh invarianta perevoda (Potential of multi-time translations as possible interpretations of the original text: in search of translation invariant) // Metapoehtika: Sb. st. nauchno-metod. seminara «Textus»: In 2 Vols. Issue. 2. Part. 1. Stavropol: SSU publ., 2010. P.49-59.
9. Serebryakova S. V., Serebryakov А. А. K probleme formirovaniya yazykovoy lichnosti lingvista-perevodchika (On the problem of forming the linguistic personality of a linguist-translator) // Vestnik Аdygeyskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya «Pedagogika i psikhologiya». 2012. Issue. 3(103). P.96-102.
10. Chernigovskaya T. V. Svoboda voli i neyroetika (Will freedom and neuroethics) // Pochemu nash mir takov. kakov on est. Priroda. Chelovek. Obshchestvo. Moscow: AST: CORPUS publ., 2015. P. 40-59. (In Russian)
11. Shvyrev V. S. Ratsionalnost kak tsennost kultury. Traditsiya i sovremennost (Rationality as a value of culture. Tradition and modernity). Moscow: Progress-Traditsiya publ., 2003. 176 p.
Сведения об авторе
Пиванова Элина Викторовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и практики перевода гуманитарного института Северо-Кавказского федерального университета (Ставрополь) / epivanova@ncfu.ru
Information about the author
Pivanova Elina - PhD in philology, Associate Professor, Department for Translation Studies, Institute of Humanities, North-Caucasus Federal University (Stavropol) / epivanova@ncfu.ru
