Научная статья на тему '«Всевидящее око» города через призму социолингвистики'

«Всевидящее око» города через призму социолингвистики Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
287
39
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
медиаурбанистика / социальная видимость / тотальное наблюдение / контроль / городская семиотика / критический дискурс-анализ / urban communication / social visibility / surveillance studies / urban semiotics / critical discourse analysis.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Леонтович Ольга Аркадьевна

Статья посвящена анализу семиотических знаков, используемых в процессе наблюдения и контроля за жителями города как распространенной коммуникативной практики. Знаки структурируют коммуникативную ситуацию наблюдения, в которой выделяются субъект, объект, место, время, цели наблюдения, а также последствия действий, воспринимаемых как запретные или нежелательные. Семиотика городского ландшафта отражает асимметричность социальных взаимоотношений между субъектами наблюдения, к которым, как правило, относятся неидентифицируемые представители власти, и его объектами — рядовыми гражданами.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The All-Seeing Eye of the City through the Prism of Sociolinguistics

The paper analyses semiotic signs used in surveillance as a common urban communication practice. The dual nature of signs is used to construct the situations of surveillance, which include a subject, object, place, time, aim of surveillance, and consequences of actions seen as forbidden or undesirable. The semiotics of the urban landscape reflects the asymmetrical relationship between unidentified representatives of power structures as the subjects of surveillance, and common citizens as its objects.

Текст научной работы на тему ««Всевидящее око» города через призму социолингвистики»

О. А. Леонтович

Волгоградский государственный социально-педагогический университет, Волгоград — Тяньцзиньский университет иностранных языков, Тяньцзинь

«ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО» ГОРОДА ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ СОЦИОЛИНГВИСТИКИ1

1. Введение

Настоящая работа написана в контексте современной стремительно развивающейся области исследований, которая в англоязычной науке называется термином urban studies. Она объединяет представителей различных дисциплин: архитекторов, социологов, политологов, специалистов по теории коммуникации и т. д. В ней выделяется мощное социолингвистическое направление, позволяющее выявить роль различных семиотических знаков в формировании облика большого города как экзистенциального пространства.

В российской науке отсутствует устоявшийся термин для обозначения этой области знаний применительно к лингвистике и теории коммуникации. А. Г. Квят, написавшая ряд интересных работ в этом русле [Квят 2013; 2014a; 2014b; 2014c и др.], использует термины «городская коммуникативистика» и «городская коммуникация», что представляется нам не слишком удачным из-за ассоциации с «городскими коммуникациями» (то есть водопроводом, канализацией и т. д.). Мы предлагаем использовать термин «медиаур-банистика», поскольку в нем отражены: 1) принадлежность исследуемой сферы общения городу; 2) использование в ней различных форм и средств коммуникации (media).

Цель статьи — рассмотреть наблюдение за жителями городов как распространенную коммуникативную практику и систему семиотических знаков, сопровождающих индивидуума как объект наблюдения.

1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 17-29-09114.

2. Парадигма и методы исследования

В рамках медиаурбанистики город трактуется как: 1) самостоятельная коммуникативная система, совмещающая в себе разнообразные каналы, формы и средства человеческого общения и оказывающая комплексное воздействие на формирование и развитие социума; 2) дискурсивное образование («текст» в широком смысле этого слова); 3) маркер личностной и коллективной идентичности; 4) контекст коммуникации; 5) совокупность символических, материальных и технологических средств связи; 6) источник социального и культурного развития.

Коммуникация фактически представляет собой модус человеческого существования. Медиаурбанистический дискурс отражает динамику развития современного города и государства в целом, что обусловливает своевременность, актуальность и социальную значимость проводимых в этом русле исследований.

В развитии медиаурбанистики прослеживаются два ведущих направления, основанных на разном понимании самого предмета исследования: а) рассмотрение различных «медиа» (кино, телевидения и других СМИ); б) исследование взаимоотношений между людьми, форм их интеракции, социальных и культурных последствий развития коммуникации. Наше исследование делает акцент на втором направлении.

Сосредоточенность на социальных проблемах обусловливает использование критического дискурс-анализа в качестве ключевого метода исследования, восходящего к идеям М. Фуко [Foucault 1977], который изучал репрезентационные свойства дискурса как инструмента власти. В центре внимания оказывается пересечение языка / дискурса / речи / социальной структуры. С точки зрения Н. Фэрклафа, дискурс представляет собой промежуточный уровень между текстом как таковым и социальным контекстом, который осуществляет связь между внутренними отношениями в тексте и его внешними отношениями [Fairclough 2003: 37]. Он утверждает, что дискурсы не только воссоздают мир в том виде, в котором он существует или видится нам, — они также проективны и изображают возможные миры, отличные от реального — такие, которые говорящие хотели бы создать [Там же: 124]. При этом дискурс обретает способность конструировать социальный мир коммуникантов. Сторонники критического дискурс-анализа, в частности, [Blommaert

2005: 25] полагают, что недостаточно описать социальные функции языка — они должны стать объектом моральной и политической оценки, средством влияния на социум: наделять властью тех, кто ею не обладает, правом голоса тех, кто его лишен, обнаруживать злоупотребления властью, помогать в борьбе с социальной несправедливостью, то есть способствовать активному вмешательству в социальные практики [Леонтович 2011: 105-106].

Второй используемый нами метод — этнографический — представляет собой набор методологических и интерпретативных процедур, предполагающих погружение исследователя в социальную жизнь, которую он изучает [Там же: 46]. В контексте данного исследования он используется для концептуализации разного рода коммуникативных практик (технологических, дискурсивных, ин-теракциональных) и включает комбинированные процедуры рефлексии относительно происходящих в городском контексте социальных процессов.

Важную роль в исследовании также играет семиотический метод, позволяющий рассмотреть медиаурбанистический дискурс с позиций социальной семиотики: контекстуализации знаков в соответствующих социальных системах. Он дает возможность выявить субъект и объект семиозиса (кем создан знак? чье мировосприятие он представляет и чье исключает? кому он адресован? как различается восприятие знака разными индивидуумами и социальными группами?), исследовать означающее и означаемое знака, выявить факторы его контекстуализации (в какой мере время и место определяют интерпретацию знака? как изменение контекста может повлиять на его трактовку?).

Материал исследования включает вербальные и невербальные знаки, отобранные методом сплошной выборки в процессе наблюдения за медиаурбанистическим дискурсом. Именно они выступают в качестве иллюстративного материала в данной статье.

3. Понятие «социальной видимости»

В условиях современного мира городская анонимность, способность затеряться в толпе исчезает или обретает новые формы. Понятие «социальной видимости» (social visibility) в последнее время заняло заметное место в работах западных исследователей; при этом оно имеет разные воплощения.

Согласно одному из распространенных подходов, невидимыми считаются доминантые социальные группы, рассматриваемые как норма (например, в США — белые мужчины-гетеросексу-алы среднего возраста, принадлежащие к среднему классу). Соответственно, к видимым относятся группы, являющиеся своего рода отклонением от нормы: представители «небелых» рас, женщины, дети, старики, люди нетрадиционной ориентации, бедняки, бездомные и т. д. Как правило, они становятся объектом дискриминации по признаку расы, гендера, возраста, имущественной принадлежности. С лингвистической точки зрения их видимость маркируется вербальным обозначением определенных аспектов их идентичности: black student (темнокожий студент), female driver (женщина-водитель), лицо кавказской национальности, несовершеннолетний, в то время как группы, воспринимаемые как «норма», не получают такого обозначения.

Согласно другому подходу, дискриминируемые группы, напротив, рассматриваются как невидимые в силу того, что они не обладают властью и не могут существенно влиять на социальную ситуацию [Anderson, Boyd-Franklin 2000; Brooks, Gelderen, 2008; Scotland-Stewart 2007].

Видимыми могут также считаться лица, коммуникативное поведение которых не вписывается в существующие правила; те, кто неуместен в определенном временном и локальном контексте (пожилой человек на молодежной тусовке; бомж в элитном ресторане; хорошо одетый человек в неблагополучном районе; белый, заметный в толпе китайцев или индийцев и т. д.).

Маркетологи широко используют понятие «видимость» по отношению к агрессивной самопрезентации. Для продвижения продукта сотрудники компаний, желающие обратить на себя внимание, одеваются в броские костюмы — пчёлок (Билайн), животных, Санта-Клаусов и т. д.

4. Тотальное наблюдение как признак медиаурбанистического дискурса

Сегодня, в эпоху развития новейших технологий, проблемы видимости обретают новый смысл, соотносимый с понятием surveillance (контроль, наблюдение, надзор) — неотъемлемой частью городской жизни. Мы используем термин «наблюдение» как

ключевой для данного исследования в связи с тем, что он наиболее часто встречается в городских знаках (в большинстве случаев — по отношению к видеонаблюдению). При этом мы отдаем себе отчет, что описываемое понятие предполагает контроль, надзор, слежку как свои составляющие. Оно используется для обозначения бинарных взаимоотношений между субъектами и объектами контроля и применимо к широкому кругу коммуникативных практик: наблюдению людей за людьми (face to face supervision), использованию видеокамер и устройств для прослушивания, систем контроля доступа в учреждения, медицинских приборов, биометрической идентификации, электронных приложений, распознавания лиц и голосов, отслеживания коммерческих операций в интернете. Оно не ограничивается рассмотрением лишь участников этого процесса, а также учитывает широкий социальный контекст [Green, Zurawski 2015: 29; Mehrabov 2015: 118].

Изучение наблюдения и контроля (surveillance studies) представлено трудами ученых, рассматривающих его в исторической перспективе [Genosko, Thompson 2006; 2009], с политической точки зрения как инструмент власти [Fijnaut, Marx 1995; Goold 2004], как нарушение права на невмешательство в частную жизнь [Rule, Greenleaf 2008; Lyon, Bennett 2008; Bennett 2008] и т. д. Эта тема привлекает специалистов, занимающихся информатикой, юриспруденцией, психологией, криминалистикой, медициной, социологией, философией, антропологией, политологией, теорией коммуникации и лингвистикой. Исследования показывают, что в современном мире «человеческий опыт более визуален и видим для окружающих, чем когда-либо прежде» [Mirzoeff 1999: 1].

Наблюдение на основе идентичности (identity-based surveillance) представляет собой социальный феномен, признак нашего времени; оно ведется с учетом расы, этноса, возраста, гендера, профессии, социального положения. Человек является объектом наблюдения и контроля с момента зачатия, когда с помощью УЗИ устанавливают факт беременности; в младенчестве, когда он находится под неусыпным контролем родителей, бабушек, дедушек, няни, в том числе с использованием видеокамер; на протяжении всей жизни, когда осуществляется медицинский мониторинг его тела, обеспечивается его безопасность, контролируется его социальное поведение, выявляются факты супружеской неверности, отслеживаются события его жизни через социальные сети; до самой старости, когда

устанавливаются факты отклонений от физиологических и/или поведенческих норм и необходимость постоянного ухода. Наблюдение ведется на улицах и площадях, в местах проживания людей (дворах, подъездах, лифтах), на рабочих местах, в магазинах, кафе, ресторанах и на развлекательных площадках. Отслеживаются перемещения людей (локальная, национальная и глобальная мобильность) — в общественном транспорте, на вокзалах, в аэропортах, на дорогах. Современные гаджеты способны определить и зафиксировать наше местоположение, даже когда мы передвигаемся пешком.

Хотя в процессе наблюдения индивидуум демонстрирует свою индивидуальность, наблюдение также служит для демонстрации коллективных идентичностей [Jones 2005: 592]. Исследование закономерностей и результатов наблюдения позволяет анализировать стратификацию населения, социальное окружение, характеристики районов проживания и т. д.

Наблюдение и контроль меняют характер взаимоотношений людей и порождают этические проблемы. Нарушается максима качества коммуникации: недоверие превалирует над искренностью. Д. Лион отмечает парадоксальность ситуации: желание защитить право на личное пространство порождает вторжение в личное пространство других людей [Lyon 2002: 2].

Возникают своего рода «кибергорода»; стремление достичь безопасности заключает людей в изолированные от окружающего мира пространства, откуда они активно общаются с окружающим миром с помощью многочисленных средств связи, встроенных в их офисы и жилища [Mehrabov 2015: 121].

Наблюдение как коммуникативная практика сопровождается использованием многочисленных семиотических знаков, которые стали неотъемлемой частью современного городского ландшафта.

5. Семиотика наблюдения и контроля в контексте медиаурбанистического дискурса

Семиотические знаки не только указывают на использование видеокамер и иных средств наблюдения — они выступают как средство конструирования соответствующих коммуникативных ситуаций, в составе которых выделяются субъект, объект, место, время, цели наблюдения и контроля, а также последствия поступков, воспринимаемых как запретные или нежелательные. Сценарная

составляющая наблюдения включает ряд коммуникативных действий, позволяющих уподобить его игре: законное или незаконное проникновение в чужое пространство или систему, «обнаружение», попытка ускользнуть от наблюдения, сбить со следа, маскировка, блокирование доступа к коммуникации и т. д.

Вербальные, невербальные и смешанные знаки, связанные с наблюдением, присутствуют в городском ландшафте повсеместно. Прежде всего, это знаки, указывающие на сам факт наблюдения. Наиболее распространенные из них — картинки с изображением видеокамеры CCTV либо сообщение: Внимание! Ведется видеонаблюдение. Если в некоторых государствах (например, Великобритании), закон требует, чтобы в непосредственной близости от камеры был установлен знак, указывающий на её присутствие, то, согласно законодательству РФ, установление таких табличек необязательно. Поэтому надписи: Объект оборудован скрытыми видеокамерами. Вас снимает скрытая видеокамера! не могут считаться нарушением гражданских прав. Знаки такого рода устанавливаются не для соблюдения закона, а для достижения целей самого наблюдения — информирования, предупреждения, устрашения.

Субъект и объект наблюдения. Процессы наблюдения сопряжены с использованием определенных семиотических знаков, указывающих на разные взаимоотношения между адресантом и адресатом сообщения. Наблюдение всегда предполагает, что есть субъект и объект — тот, кто наблюдает и за кем наблюдают. Это соотношение власти: субъектом являются представители государства или учреждения, облеченные властью, объектом — рядовые граждане.

Анализ российских семиотических знаков показывает, что субъект наблюдения, как правило, неидентифицируем. Русский язык, в силу своих грамматических особенностей, обладает большими возможностями для сокрытия субъекта наблюдения — в надписях используются неопределенно-личные конструкции, возвратные формы глагола, страдательный залог и т. д.: ведется видеонаблюдение; установлены скрытые видеокамеры; вас снимает скрытая камера; объект под охраной, объект оборудован скрытыми видеокамерами.

На конференции "City Talk: Urban Identities, Mobilities and Textualities" (Берн, Швейцария, 11-12 декабря 2017 г.) участники

обратили внимание на то, что на всех знаках, продемонстрированных Р. Н. Джонсом в его блестящем докладе "The City is Watching you", видеокамеры смотрят сверху вниз (выражение властной позиции). В этом же докладе автор указал на то, что символика семиотических знаков часто включает изображение глаза: за гражданами следит всевидящее око государства («Большой брат»). Он рассказал про эксперименты, когда в офисе, где сотрудники должны были самостоятельно класть в копилку деньги за чай, вешали разные картинки. Собираемость денег резко увеличивалась, когда на картинке были изображены глаза, причем строгий мужской взгляд оказывался более действенным, чем кокетливый женский. В российских знаках также распространены изображения глаза и надписи: Я слежу за тобой. Большой брат следит за тобой.

Для взаимоотношений между субъектом и объектом наблюдения и контроля характерна коммуникативная асимметрия: субъект невидим, а объекты видимы — они оказываются в поле зрения видеокамеры, иного технического средства или живого человека, например, охранника. Даже если адресация знака выборочна (например, надпись в примерочной магазина: Воры будут наказаны), гражданин, знающий, что он не вор, испытывает некоторое чувство дискомфорта (означает ли знак, что его подозревают в воровстве?). Кроме того, обратим внимание на использование в приведенных выше знаках не слишком вежливого обращения на «ты». Проявлением асимметрии также является то, что рядом с надписью: Внимание! Ведется видеонаблюдение нередко расположен знак: Фото-и видеосъёмка запрещены, то есть одна сторона имеет право наблюдать за другой, но не наоборот.

Интересны также сообщения: В целях улучшения обслуживания все разговоры записываются. Видеонаблюдение ведется в целях вашей безопасности, в которых проявляется патерналистское отношение власти к гражданам, утверждение о том, что власть следит за гражданами, как за детьми, ради их собственной пользы.

Знаки также становятся действенным средством деления коммуникантов на «своих» и «чужих», если их действие избирательно:

Посторонним вход воспрещен!

Вход без спецодежды запрещен.

Проход запрещен. Частная территория.

Вход запрещен! Staff only.

При этом, несмотря на наличие знака, наблюдаемый никогда не может быть уверен в том, что за ним на самом деле наблюдают - работает ли находящаяся в поле зрения камера или это муляж, установлены ли в помещении скрытые камеры или они вообще отсутствуют.

Место и время наблюдения. В ряде случаев знак конкретизирует пространство, где ведется наблюдение:

В помещении / в магазине / на территории / в лифте / в подъезде / в храме ведется видеонаблюдение.

По периметру установлены скрытые видеокамеры.

Иногда уточняется и время наблюдения:

Объект находится под наблюдением 24 часа.

Ведется круглосуточное видеонаблюдение.

Цель наблюдения. Наблюдение обычно ведется для предотвращения неких асоциальных, нежелательных действий: курения, распития спиртных напитков, воровства, выгула собак в неположенных местах и т. д. При этом знаки могут содержать вербальное обозначение запрещенных действий: В верхней одежде не входить. Запрещается принимать пищу. Купаться запрещено. С пивом вход воспрещен! Пожалуйста, не прикасайтесь к двери! Собак не купать. Въезд на территорию парка на велосипеде запрещен. Без бахил не входить!

Все большую популярность приобретают невербальные знаки — перечеркнутые изображения сигареты, зажженной спички, бутылки, рюмки, мороженого, фотоаппарата, сотового телефона, собаки, мотоцикла и т. д. Они особенно часто используются в местах, часто посещаемых туристами, поскольку понятны носителям разных языков. Распространенным также является сочетание надписи и рисунка.

Отметим, что вероятность и допустимость определенных видов коммуникативного поведения культурно обусловлена. Например, по правилам дорожного движения в России разрешается подавать звуковые сигналы только для предотвращения дорожно-транспортных происшествий и для предупреждения других водителей о намерении произвести обгон вне населенных пунктов. Зафиксированное нарушение чревато штрафом. В Индии же водители постоянно подают звуковые сигналы, и на кузове некоторых автомобилей даже установлены надписи: Please horn (Пожалуйста, сигнальте).

Содержание вербального сообщения непосредственно связано с социальной видимостью / невидимостью адресата. Знаки могут быть приглашающие (Ведется видеонаблюдение. Рады вас видеть!), фильтрующие (Посторонним вход запрещен), запрещающие (По газонам не ходить). При этом знак Добро пожаловать! на дверях бизнес-зала аэропорта не означает, что туда имеет доступ каждый - здесь можно говорить о разных видах социальной видимости: хорошо одетый, уверенно ведущий себя клиент видим для обслуживания, но не вызывает опасений, в отличие от тех, которые не вписываются в коммуникативный контекст. К последним подойдет служащий, чтобы проверить их право пребывания в бизнес-зале. Облик, одежда, коммуникативное поведение (соответствующие или не соответствующие нормам определенной социальной группы) сами по себе становятся мощными семиотическими знаками.

Степень эксплицитности вербальных сообщений, связанных с наблюдением и контролем, также может быть различной. Асимметрия между означающим и означаемым выражается в том, что не всегда имеется в виду именно то, что написано. Как правило, простое сообщение Внимание! Ведется видеонаблюдение указывает на то, что «надо вести себя хорошо». Надписи: Здесь не собачий туалет. Здесь гуляют дети! означают то же самое, что и Выгул собак запрещен. Существуют также нулевые знаки: например, отсутствие подъемников и пандусов свидетельствует о том, что людям в инвалидных колясках доступ в данное социальное пространство не предусмотрен, в чем выражается их социальная невидимость.

Модальность вербального сообщения указывает на характер социальных отношений между коммуникантами. Категоричные формулировки свидетельствуют о том, что адресант обращается к адресату с позиции силы:

Вход посторонним строго запрещен! (в некоторых случаях для усиления воздействия добавляется устрашающий рисунок, например, череп со скрещенными костями или кулак).

Выгул собак запрещен. Штраф 1000 руб.

Мусор не бросать! Поймаем — вывезешь всё!

Частная территория. Парковка без разрешения строго запрещена! Шины будут спускаться.

Такие надписи, скорее всего, характерны для частных территорий и обращены к людям, с которыми хозяин не предполагает

вступать в какое-либо взаимодействие. Более мягкая модальность свойственна для взаимоотношений в сфере услуг; ее выбор объясняется стремлением не обидеть потенциального клиента:

Территория, свободная от курения и распития спиртных напитков.

Место, свободное от курения.

Зона, свободная от алкоголя.

Не сорите, пожалуйста.

Более свободная, нетрадиционная форма выражения запрета находит выражение в креативных фразах, например: Просьба... не курить (где многоточие обозначает тактичную паузу).

Встречаются шутливые надписи, говорящие об эгалитарных, демократичных отношениях между адресантом и адресатами:

Улыбнитесь! Вас снимает скрытая камера.

А вас Бнимают на Уидео.

Ведется видеонаблюдение, бездельники!

Зеркала могут использоваться как маркетинговое средство, например, лесть покупателю (надпись на зеркале: Наш любимый клиент).

Нарушители запретов становятся социально видимыми. Нежелательные действия могут привести к разного рода неприятным последствиям: сработает звуковая сигнализация, появится охранник или полицейский, видеокамера зафиксирует нарушение, будет выписан штраф и т. д.

Таким образом, анализ показывает, что семиотические знаки, связанные с наблюдением и контролем, выступают как мощное средство социальной стратификации и регулирования социальных отношений в медиаурбанистическом дискурсе.

Выводы

1. Наблюдение прочно встроено в ландшафт современного города и находит свое отражение в семиотических знаках разной природы.

2. Знаки структурируют коммуникативную ситуацию наблюдения, в которой выделяются субъект, объект, место, время, цели наблюдения, а также последствия поступков, воспринимаемых как запретные или нежелательные.

3. В качестве субъектов наблюдения, как правило, выступают неидентифицируемые представители власти, в качестве объектов — рядовые граждане. Семиотические знаки отражают асимметричность социальных взаимоотношений между ними (субъект наблюдения невидим, объекты видимы; государство демонстрирует патерналистское отношение к гражданам).

4. Семиотика наблюдения и контроля выступает как мощное средство социальной стратификации и регулирования социальных отношений в медиаурбанистическом дискурсе.

Заключение

Понимание социальных процессов, происходящих в больших городах, предполагает комплексное изучение современных медиа-технологий, социальных процессов и закономерностей человеческой коммуникации. В статье рассмотрены лишь некоторые аспекты наблюдения и контроля как коммуникативной практики в российском контексте. Перспективы исследования заключаются в анализе влияния тотального наблюдения на коммуникативное поведение горожан, а также сопоставительном изучении наблюдения и контроля в России и других лингвокультурах.

Литература

Квят 2013 — А. Г. Квят. Развитие русскоязычного медиапространства: коммуникационные и этические проблемы. Материалы научно-практической конференции (26-27 апреля 2013 г.). М.: Издательство АПК и ППРО, 2013. С. 351-360. [A. G. Kvjat. Razvitie russkojazychnogo mediaprostranstva: kommunikatsionnye i eticheskie problemy [Development of the Russian-language media space: communication aand ethics]. Materialy nauchno-prakticheskoi konferentsii (April 26-27, 2013). Moscow: Izdatel'stvo APK i PPRO, 2013. P. 351-360]. Квят 2014a — А. Г. Квят. Городские коммуникативные исследования: новое направление на стыке урбанистики и коммуникативистики // Актуальные проблемы медиаисследований-2014. М.: Факультет журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, 2014. С. 70-71. [A. G. Kviat. Gorodskie kommunikativnye issledovaniia: novoe napravlenie na styke urbanistiki i kommunikativistiki. [Urban communication studies: new field on the intersection of urban studies and communication studies]. Ak-tual'nye problemy mediaissledovanii-2014. Moscow: Fakul'tet zhurnal-istiki MGU imeni M. V. Lomonosova, 2014. P. 70-71].

Квят 2014b — А. Г. Квят. История зарубежных городских коммуникативных исследований // Медиаскоп, 2014, № 4 (электронный документ). URL: http://www.mediascope.ru/1598. [A. G. Kviat. Istoria zarubezhnykh gorodskikh kommunikativnykh issledovanii [History of foreign urban communication studies] // Mediaskop, 2014, No. 4 (electronic document)]. URL: http://www.mediascope.ru/1598.

Квят 2014c — А. Г. Квят. Кафе без еды, фастфуд как медиа, временный парк: поствиртуальность и город 3.0 в России // Вестник Волгоградского госудаственного университета. Сер. 7, Филос. 2014. № 3 (23). С. 128-134. [A. G. Kviat. Kafe bez edy, fastfud kak media, vremennyi park: postvirtual'nost' i gorod 3.0 v Rossii [Anti-cafe, fast food as a media and pop-up park: post-virtuality and city 3.0 in Russia] // Vestnik Volgogradskogo gosudastvennogo universiteta. Ser. 7, Philosophy. 2014. No. 3 (23). P. 128-134].

Леонтович 2011 — О. А. Леонтович. Методы коммуникативных исследований. М.: Гнозис, 2011. [O. A. Leontovich. Metody kommunikativnykh issledovanii [Methods of communication research]. Moscow: Gnozis, 2011].

Anderson, Boyd-Franklin 2000 — F. Anderson, N. Boyd-Franklin (2000). Invisibility Syndrome: A Clinical Model of the Effects of Racism on African-American Males (online document). URL: https://www.bc.edu/con-tent/dam/files/centers/boisi/pdf/iD8/Invisibility_Clinical_Model-Ortho-.pdf.

Bennett 2008 — C. Bennett. The privacy advocates: resisting the spread of surveillance. Cambridge, MA: MIT Press, 2008.

Blommaert 2005 — J. Blommaert. Discourse. A Critical Introduction. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.

Brooks, Gelderen, 2008 — K. Brooks, T. Gelderen. Fighting invisibility: The recognition of Migrant domestic workers in the Netherlands (online document). URL: https://www.humanityinaction.org/knowledge-base/103-fighting-invisibility-the-recognition-of-migrant-domestic-work-ers-in-the-netherlands.

Fairclough 2003 — N. Fairclough. Analysing Discourse. New York: Rout-ledge, 2003.

Fijnaut, Marx 1995 — C. Fijnaut, G. T. Marx. Undercover: Police surveillance in comparative perspective. Norwell: Kluwer Academic Publishers, 1995.

Foucault 1977 — M. Foucault. Discipline and Punish. Harmondsworth: Penguin, 1977.

Genosko, Thompson 2006 — G. Genosko, S. Thompson. Administrative surveillance of alcohol consumption in Ontario, Canada: pre-electronic technologies of control // Surveillance & Society. 2006. 4 (1/2). P. 1-28.

Genosko, Thompson 2009 — G. Genosko, S. Thompson. Punched drunk: alcohol surveillance and the LCBO 1927-1975. Nova Scotia: Fernwood Publishing, 2009.

Goold 2004 — B. Goold. CCTV and policing: Public area surveillance and police practices in Britain. Oxford: Oxford University Press, 2004.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Green, Zurawski 2015 — N. Green, N. Zurawski. Surveillance and Ethnography: Researching Surveillance as Everyday Life // Surveillance and Society. 2015. 13 (1). P. 27-43.

Jones 2005 — H. Jones. Visible rights: Watching out for women. // Surveillance & Society, 2005. 2(4). P. 589-593.

Lyon 2002 — D. Lyon. 2002. Editorial. Surveillance studies: understanding visibility, mobility and the phonetic fix // Surveillance & Society. 2002. 1(1). P. 1-7.

Lyon, Bennett 2008 — D. Lyon, C. Bennett. Playing the ID card: Understanding the significance of identity card systems // Playing the identity card: surveillance, security and identification in global perspective / Ed. by C. Bennett, D. Lyon. London: Routledge, 2008. P. 3-20.

Mehrabov 2015 — I. Mehrabov. Exploring Terra Incognita: Mapping surveillance studies from the perspective of media and communication research // Surveillance and Society. 2015. 13 (1). P. 117-126.

Mirzoeff 1999 — N. Mirzoeff. An Introduction to visual culture. London: Rout-ledge, 1999.

Rule, Greenleaf 2008 — J. B. Rule, G. Greenleaf (eds). Global privacy protection: the first generation. Cheltenham: Edward Elgar, 2008.

Scotland-Stewart 2007 — L. Scotland-Stewart. Social invisibility as social breakdown: Insights from a phenomenology of Self, World, and Other. Stanford University, 2007.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.