CC BY
61
2015
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2
Вып. 2
ХРОНИКА
ВСЕРОССИЙСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ АНТИКОВЕДОВ В ИНСТИТУТЕ ИСТОРИИ СПбГУ «ЖЕБЕЛЁВСКИЕ ЧТЕНИЯ — XVI» (29-31 ОКТЯБРЯ 2014 г.)
29-31 октября 2014 г. в Институте истории СПбГУ в очередной раз собрались антиковеды России и зарубежные гости из нескольких стран для участия во Всероссийской конференции «Жебелёвские чтения — XVI». В этот раз в форуме приняло участие около 70 гостей из разных городов России — из Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска, Нижнего Новгорода, Самары, Саратова, Тобольска, Уфы, Челябинска, Ярославля и других. Очередной всероссийский форум антиковедов привлек участников из-за рубежа: на него прибыли антиковеды из Германии, Кипра, Польши, Финляндии. При анализе состава участников «Жебелёвских чтений» заметно, что традиционно значительной является доля молодых ученых, многие из которых выступают на конференции уже не в первый раз. Молодые исследователи приезжали из Москвы, Красноярска, Саратова, Уфы, Челябинска, других городов. На конференции начинающие исследователи получают редкую возможность пообщаться с известными учеными, прослушать доклады крупных специалистов, выслушать их мнение о своем выступлении. Среди таких именитых участников конференции Ю. А. Виноградов, А. Б. Егоров, С. Г. Карпюк, В. П. Никоноров, В. Н. Парфёнов, С. К. Сизов, В. М. Строгецкий, С. Е. Федоров, Ю. Б. Циркин, Н. С. Широкова и другие. Все перечисленные известные ученые являются постоянными участниками «Жебелёвских чтений» в течение многих лет. Конференция также продемонстрировала, что кафедра истории древней Греции и Рима Института истории СПбГУ поддерживает тесные профессиональные контакты со многими университетами и исследовательскими центрами нашей страны. Результаты своих исследований представили ученые из многих университетов — МГУ им. М. В. Ломоносова, Казанского (Приволжского) Федерального университета, Нижегородского государственного университета, а также ряда исследовательских центров нашей страны — из Института всеобщей истории (Москва), Института восточных рукописей РАН (Санкт-Петербург), Института истории материальной культуры (Санкт-Петербург), Государственного Эрмитажа.
Конференцию открыл заведующий кафедрой истории древней Греции и Рима, директор Центра антиковедения СПбГУ профессор Э. Д. Фролов, который посвятил свое выступление 80-летнему юбилею кафедры петербургской античной истории. Э. Д. Фролов подчеркнул, что учреждение кафедры древнего мира в 1934 г. в Ленинградском университете опиралось на долгую предысторию. Истоки Петербургского антиковедения уходят в далекое прошлое, в XVIII в., когда по воле Петра Великого была основана Российская Академия наук, а в ее составе — первый академический университет. Архегетами петербургского антиковедения стали академики Г. З. Байер, В. К. Тредиаковский и М. В. Ломоносов. Развитие российского антиковедения стремительно продолжалось в XIX в., когда центром его стал вновь основанный, на этот раз в системе Министерства образования, Петербургский университет. Здесь с 1835 г. развернулась деятельность крупнейшего эллиниста М. С. Куторги, а с 60-х годов — основоположника отечественной эпиграфики Ф. Ф. Соколова. На рубеже XIX-XX вв. в Петербургском университете продолжа-
лась научная деятельность учеников Соколова В. В. Латышева и С. А. Жебелёва. Наряду с ними должны быть упомянуты такие выдающиеся классики, как Ф. Ф. Зелинский и М. И. Ростовцев. После пертурбаций первых лет советской власти, в 1934 г. в рамках университета был создан новый исторический факультет, а в его составе — кафедра истории древнего мира, которая позднее, с отделением от нее истории Древнего Востока, стала кафедрой истории древней Греции и Рима. Первым руководителем этой кафедры был выдающийся советский историк С. И. Ковалев, а его коллегами в 40-е — 60-е годы были К. М. Колобова, Д. П. Каллистов и Н. Н. Залесский. Довольно быстро петербургская кафедра античной истории превратилась в крупнейший (наряду с кафедрой истории Древнего мира МГУ) центр отечественного антиковедения. Такой она продолжает оставаться и поныне, несмотря на целый ряд новых трудностей, вызванных внедрением так называемой Болонской системы.
На первом пленарном заседании прозвучало четыре доклада. С. Г. Карпюк и О. В. Кулишо-ва в совместном выступлении на тему «Советская наука об античности 50-60-х годов глазами американских ученых» охарактеризовали научную карьеру и труды двух американских ученых-античников — Эмили Грейс и Хью Грэхема. Докладчики отметили, что Э. Грейс после переезда в СССР смогла интегрироваться в советскую академическую среду и внесла значительный вклад в изучение проблем классического рабства в древней Греции. Х. Грэхем, будучи одновременно антиковедом и славистом, в своих многочисленных рецензиях объективно и доброжелательно оценивал развитие советской историографии античности 50-60-х годов. Особенно подробно докладчики остановились на связанном с именем Х. Грэхема экспериментальном семинаре, проходившем в штате Индиана летом 1960 г., участники которого занимались по советскому учебнику латинского языка А. Н. Попова и П. М. Шендяпина. Антонис Тсакмакис (Antonis Tsakmakis, Никосия, Кипр) в докладе «The art of Herodotus narrative: The battle of Thermopylae» отметил, что война зачастую служит предметом исторического повествования, через которое автор передает свои собственные идеи. Рассказ о битве при Фермопилах служит Геродоту для того, чтобы показать достоинства Спарты и ее особенности, а также характерные черты греков в целом. Этой цели служат и особенности повествования Геродота, и выбор языковых средств. Как отметил докладчик, основной темой повествования в этой части труда Геродота предстает смерть. Ее близость понимали не только сам историк, но и участники сражения. Осознанный выбор в пользу неизбежной смерти выступает в качестве критерия при сравнении различных лиц. С. Е. Федоров (Санкт-Петербург) сделал доклад на тему «Пикты глазами римлян: рождение легенды», в котором было показано, какую роль представления римлян об этом народе сыграли в формировании первоначального варианта легенды, а также в ее окончательной версии, вошедшей в труды средневековых авторов. Первоначальная версия отношения римлян к пиктам строилась на высказывании Тацита о том, что местному населению Британских островов было свойственно обыкновение покрывать свое тело растительным пигментом. Вплоть до конца III в. выражение «пикты» служило обозначением всех без исключения варварских племен, обитавших на территории Британии. С конца III в. его стали применять исключительно к тем племенам, которые проживали севернее Антонинова вала. Население южной Шотландии и Северной Англии, причастное к римской цивилизации, стало обозначаться как «бритты». При этом любая военная угроза с севера Британских островов по умолчанию трактовалась римлянами как пикт-ская. Последующая эволюция римских представлений о пиктах была связана с интерпретацией рассказа Геродота о пребывании Геракла в Скифии. Два сына Геракла, рожденные в Скифии, стали эпонимами двух племен — гелонов и агатирсов, которых последующая традиция считала предками пиктов и гэлов соответственно. Вергилий и комментатор «Энеиды» и «Георгик» Сер-вий Гонорат закрепили представление об обычае этих двух племен наносить на свое тело растительный пигмент. В. В. Василик предложил вниманию участников конференции доклад «Мученица Анастасия Сирмийская: житие и почитание», в котором охарактеризовал унциальную греческую рукопись Sinaitic Greek MG 104 (New Series) из монастыря св. Екатерины. По мнению автора, по ряду признаков рукопись может датироваться VIII-IX вв. Молитва, содержащаяся в рукописи, не имеет аналогов среди литургических текстов. Она обращена к Христу и носит
отчетливо христологический характер, где похвала мученичеству связана с идеей подражания Христу. В молитве встречаются некоторые точки соприкосновения с ранним латинским житием св. Анастасии. По своей форме и содержанию молитва напоминает латинские prefationes к мессам в память мучеников, в том числе и prefatio к мессе в честь св. Анастасии. Лексические и фразеологические параллели указывают на близость текста молитвы к византийским памятникам V-VI вв., и в то же время не отмечаются лексемы и фразеологизмы, типичные для средне-византийского периода (VII-X вв.). Исходя из исторических реалий — перенесения мощей св. Анастасии из Сирмия в 458 г., автор доклада высказал предположение, что молитва была составлена после 458 г., но не позднее середины VII в.
Дальнейшая работа конференции протекала традиционно по секциям. На трех заседаниях секции истории древней Греции было представлено в общей сложности 17 докладов. М. Ю.Лаптева (Тобольск) в своем выступлении на тему «О местоположении Паниония в свете археологических исследований начала XXI в.» рассмотрела результаты археологических раскопок на полуострове Микале. Обнаруженное К. Ломаном в 2004 г. большое поселение, обнесенное высокими каменными стенами с башнями, и остатки храма рядом с ним были датированы VII-VI вв. до н. э. К. Ломан объявил это поселение легендарной Мелией, за земли которой вели войну члены Панионийского союза, а руины храма — Панионийским святилищем. M. Ю. Лаптева посчитала аргументы К. Ломана недостаточно убедительными и привела доводы в защиту прежней, установленной в 60-е годы XX в. немецким археологом Г. Кляйнером и его коллегами, локализации Паниония как в наибольшей степени соответствующей информации древних авторов. Ю. Б. Циркин в докладе «Африканская экспедиция Дориея и карфагено-киренская война» отметил, что поселение Дориея и его спутников в устье реки Кинип нарушало интересы местного населения и вызывало опасения карфагенян. Их усиливало то, что с помощью персов Баттиады, правившие в Кирене, сумели не только восстановить, но и расширить свою власть. Это создавало реальную угрозу объединения всех североафриканских греков и ставило под вопрос интересы Карфагенской державы. Поэтому против Дориея была направлена карфагенская армия. В результате Дорией был вынужден возвратиться в Спарту. Баттиады, стремясь распространить свою власть к западу от Киренаики, начали примерно в 480-457 гг. войну с Карфагеном, которая завершилась установлением четкой границы между двумя государствами. Соглашение между Карфагеном и Киреной стабилизировало положение в Северной Африке и способствовало консолидации Карфагенской державы. Вскоре после окончания войны и установления границы монархия в Кирене была ликвидирована, но новое правительство попыток пересмотра соглашения с Карфагеном не предпринимало. А. А. Синицын (Санкт-Петербург) в докладе «Война и время: о хронологических принципах и темпоральных маркерах у Геродота и Фукидида» рассмотрел вопросы, связанные с принципами датировок у первых историков и с различием пространственно-временных измерений двух «Историй». Важнейшим принципом работы Фуки-дида стало описание событий Пелопоннесской войны по годам и сезонам, и афинский историк представляет данную модель как авторскую новацию. Однако темпоральные маркеры встречаются и у Геродота, но эпическая широта его сочинения исключает «строгий схематизм» хронологического принципа. Как считает А. А. Синицын, прием временных резюме-оборотов Фуки-дид мог заимствовать у «отца истории». А. М. Бутягин (Санкт-Петербург) посвятил свое выступление теме «Планировка центральной части позднеархаического Мирмекия». Он отметил, что в 2001-2007, 2013-2014 гг. Мирмекийская экспедиция Государственного Эрмитажа занималась изучением крупной постройки начала V в. до н. э., начало исследования которой было положено еще в 1960-х годах. В результате был открыт квартал прямоугольной формы около 20x30 м со стенами, сориентированными по сторонам света. Можно полагать, что квартал являлся частью распланированной регулярной застройки центральной части городища, уникальной для памятников древнего Боспора. Тему «Отношение Антифонта к деньгам» раскрыл в своем докладе С. А. Тахтаджян (Санкт-Петербург). Докладчик обратил внимание на то, что биографические свидетельства об Антифонте отмечают его жадность к деньгам (Philostrat. Vit. Sophist. 499; Xen. Memorab., 1, 6). В папирусном фрагменте апологии Антифонт и сам не оспаривает
утверждение своих обвинителей, согласно которому он наживался на составлении судебных речей. В трактате «О согласии» (F 54) Антифонт рекомендует отдачу денег в долг под проценты. Трактаты Антифонта «Об истине» и «О согласии» объединяет присущий обоим подход: эгоистичность и расчетливость их автора. Поэтому С. А. Тахтаджян делает предположение о том, что корыстолюбие было действительно присуще Антифонту; это и нашло свое выражение в его теоретических построениях. А. Б. Шарнина (Санкт-Петербург) сделала доклад на тему «Войны и амфиктионии (клятвы амфиктионов)». В нем она отметила, что одним из первых памятников становления международного права эллинов являются «Закон» амфиктионов и тексты клятв ее членов, которые приводит в своих речах оратор Эсхин. Амфиктионы должны были совместно охранять святилище и имущество бога, в том числе с оружием в руках, заботиться о финансах, земельной собственности святилища и участвовать в совместном проведении обрядов. Однако приведенное в речи Эсхина «О преступном посольстве» обязательство членов амфиктионии «не разрушать ни одного города, входившего в ее состав, и не отводить у него источников ни во время войны, ни во время мира», видимо, не типично для такого рода союзов. Докладчик делает предположение о том, что клятва, о которой говорит Эсхин, была одним из тех законов, которые регулировали войны между эллинами и ограничивали их разрушительный характер. В. М. Строгецкий (Нижний Новгород) в докладе «Фукидид о возникновении тирании в Древней Греции, об особенностях афинской тирании Писистратидов и заговоре Гармодия и Аристоги-тона» проанализировал социальные и политические причины становления тирании в Древней Греции, а также сведения о правлении Писистратидов в Афинах и заговоре Гармодия и Ари-стогитона. Автор охарактеризовал причины заговора и его поражения, а также негативные последствия для афинского общества. В докладе «Закон и Мастер» Р. В. Светлов (Санкт-Петербург) отметил, что в позднем диалоге Платона «Политик» можно обнаружить противопоставление принципов легальности и морали. Ключом к пониманию этой двойственности является платоновская концепция двух типов вращения Космоса: прямом и попятном. При одном происходит непосредственное попечение над миром со стороны демиурга («век Кроноса»), при другом оно опосредовано космическими законами. Законы космоса сами являются лишь подражанием божественному разуму. Платон демонстрирует, что в этом случае закон выступает обоюдоострым орудием — «наименьшим злом», но, все-таки злом, так как подменяет содержание поступка его формой.
Секция истории эллинизма провела два заседания, на которых было представлено 13 докладов. М. М.Холод (Санкт-Петербург) прочитал доклад на тему «Культ Александра Великого в греческих полисах Малой Азии», в котором привел доказательства в пользу того, что учреждение этого культа в ряде малоазийских греческих городов должно относиться ко времени правления македонского царя, причем, скорее всего, к 324-323 гг. до н. э. Кроме того, было отмечено, что введение малоазийскими греками почитания Александра у себя в общинах не было продиктовано исключительно политической целесообразностью, но в значительной степени их искренним отношением к македонскому монарху — благодарностью за освобождение от персидской власти, а также за те особые милости, которые были оказаны Александром отдельным полисам. И. А.Ладынин (Москва) посвятил свой доклад теме «Стела Bucheum 2 (British Museum, № A1697+1719) и восприятие последних Ахеменидов в Египте начала эллинистического времени». Докладчик предложил новый перевод текста стелы из Бухеума (некрополя священных быков в Арманте в Фиванском номе Египта), фиксирующего смерть священного быка Бухиса в день Axt I Года 4 Александра Великого (13 ноября — 12 декабря 329 г. до н. э.) и выполнил восстановление лакун в надписи. Рождение священного быка, которому посвящен памятник, датировано неизвестными годом, месяцем и числом правления «царя Верхнего и Нижнего Египта Дария, живущего вечно» (G, стк. 4); тем самым эта надпись наделяет персидского царя статусом легитимного сакрального правителя Египта. Это упоминание расходится с преобладающей античной традицией о негативном отношении египтян к последним Ахеменидам, правившим ими в 343-332 гг. до н. э. По мнению докладчика, позитивное восприятие Дария в нем могло сложиться под влиянием македонской пропаганды, представлявшей Александра к 329 г. до н. э.
законным наследником Дария III в качестве «царя Азии» и, более того, в качестве мстителя Бес-су не только как убийце царя, но и как узурпатору его трона. Таким образом, перенесение на Дария III в данном памятнике статуса легитимного сакрального царя, равного статусу Александра, может быть нюансом не собственно египетской идеологии, а македонской пропагандистской тенденции этого времени. Ю. Н. Кузьмин (Самара) в докладе «Заметки о датировке процессии Птолемея Филадельфа» предпринял попытку поддержать одну из датировок знаменитой торжественной процессии, устроенной Птолемеем II Филадельфом в Александрии. В науке наиболее популярны датировки: зима 279-278 гг. до н. э., зима 275-274 гг. до н. э. и зима 271-270 гг. до н. э. К уже высказывавшимся аргументам в пользу середины 270-х годов до н. э. Ю. Н. Кузьмин добавил то, что в связи с процессией и торжествами в Александрии Афиней со ссылкой на Калликсе-на Родосского описывает специально построенный для приема гостей царя павильон, который среди прочего украшали «серебряные» и «золотые» (вероятно, посеребренные и позолоченные) thyreoi, т. е. вытянутые овальной формы большие кельтские щиты (Athen. V. 26. 196f), не известные на эллинистическом Востоке до переправы кельтов в Малую Азию в 278 г. до н. э. Эти thyreoi могли быть связаны с гибелью взбунтовавшихся кельтских наемников Филадельфа на острове в дельте Нила ок. 275 г. до н. э., событии, которое в пропаганде царя было представлено как важная победа (Callim. Del. 171-187; Schol. in Callim. Del. Loc. cit.; Paus. I. 7.2). А. Г. Грушевой (Санкт-Петербург) предложил вниманию коллег доклад на тему «Пираты эллинистического времени (надпись SEG 44 (1994) n. 949 из Теоса — вторая половина III в. до н. э.)». В своем выступлении автор обратился к анализу надписи из Теоса, в которой власти города превозносят местных эвергетов, спасающих сограждан от бедствия, каковым, видимо, явилось нападение пиратов или угроза нападения, случившееся в ходе какой-то из Сирийских войн — возможно, первой. Пираты выразили готовность оставить город в покое за солидный выкуп — за одну десятую часть богатств состоятельных жителей города. Надпись интересна и как яркий эпизод одной из Сирийских войн, и как свидетельство о размерах богатства отдельных граждан города и полиса в целом в эллинистической Малой Азии. О. Ю. Климов (Санкт-Петербург) в своем докладе «Культурная элита полисов Малой Азии эпохи эллинизма» рассмотрел свидетельства эпиграфических, нарративных и археологических источников, фиксирующих активную культурную жизнь в полисах Малой Азии эпохи эллинизма и показывающих складывание в них относительно многочисленного социального слоя культурной элиты. Эти данные также позволяют констатировать такое важное изменение в развитии культуры в эпоху эллинизма по сравнению с эпохой классики, как ее полицентризм. В эпоху эллинизма сохранили свое значение старые центры развития культуры, например Афины и Родос, появились новые центры, созданные волею царей — Александрия, Пергам, Пелла, Антиохия и другие, наконец, наряду с ними поднялось множество обычных рядовых городов — как свободных, так и подвластных царям, в которых культура успешно развивалась, которые самостоятельно воспроизводили творческую, интеллектуальную среду.
Секция истории Рима провела два заседания, на которых было представлено и обсуждено 15 докладов. Доклад А. В. Короленкова (Москва) был посвящен теме «Сулла и сенат во время гражданской войны 88-82 гг. до н. э.». По мнению докладчика, в 88 г. сенат, вопреки распространенному мнению, не оказал поддержки Сулле в борьбе с Сульпицием, а после взятия Рима перешел в почти открытую оппозицию ему. Сулла утверждал, что сенат подчинялся диктату его врагов и не был самостоятелен в своих решениях, а потому единственной легитимной властью оказывался de facto лишь он сам. В 84 гг. до н. э. многие сенаторы во главе с принцепсом пытались предотвратить столкновение между Суллой и марианцами, но неудачно. В 82 г., как показал Ф. Инар, они выступили против введения проскрипций, и Сулле пришлось обращаться к комициям. Таким образом Сулла, считающийся многими выразителем интересов нобилитета, оказался в напряженных отношениях с «аристократическим» органом и вынужден был обращаться к комициям, подобно многим мятежным политикам, торжеству которых стремился помешать. А. Б. Егоров (Санкт-Петербург) сделал доклад на тему «Публий Клодий — последний популяр Республики». Автор отметил, что личность и деятельность П. Клодия является пред-
метом дискуссии и у античных авторов, и в новой и новейшей историографии. Так, С. Л. Утчен-ко считал Клодия последним серьезным представителем римских популяров, воскрешающим традиции Гракхов и Сатурнина, который не был чьим-либо агентом, а его отношения с триумвирами были достаточно сложными, а подчас и враждебными. Докладчик, принимая в целом эту позицию, сделал несколько дополнительных оценок, обратив внимание на то, что Клодий, будучи представителем знатного рода Клавдиев, поддерживавшего Суллу, никогда не порывал со своим кланом, но сохранял с ним отношения. Что же касается начального этапа его политической карьеры, то он, несомненно, продемонстрировал способность к лавированию между разными политическими силами. Еще одним политическим открытием Клодия было обращение к «улице», к широкой народной массе. Трибун-популяр поддержал ее бесплатными раздачами хлеба, создал ее организацию и попытался заменить ею комиции. Тему «Октавиан Август и "друзья" Рима: Боспорское царство во времена первого императора» раскрыл в своем докладе Михал Халамус (Michal Halamus, Вроцлав, Польша). Докладчик отметил сохранение за Боспор-ским государством сравнительно высокой степени автономии во взаимоотношениях с Римской империей: царство не имело на своей территории Римских войск и чеканило свои золотые монеты. Титулатура первых Боспорских царей подчеркивала их дружеское расположение к Риму, включала титулы philokaisaros и philoromaios. Правда, некоторые из царей Боспора, как например, царица Динамия или Митридат VIII старались легитимизировать свое правление путем придания ему антиримской направленности по примеру Митридата VI Евпатора. Кроме того, в периоды снижения активности Рима в регионе, цари Боспора пытались подчеркнуть свой суверенитет и укрепить независимость. Н. С. Широкова (Санкт-Петербург) сделала доклад на тему «К вопросу о романизации Британии. Римский Марс и его британские эквиваленты». Автор доклада отметила, что романо-британская культура возникла благодаря воздействию римской цивилизации на кельтское население Британии. Результатом, однако, явилось не замещение одной культуры другой, а скорее их синтез, в том числе в области религии. Солдаты и офицеры римской армии, дислоцированной в Британии, из всех богов классического античного пантеона предпочитали Марса (в его качестве военного бога). Римский бог войны «сочетался» с местными эквивалентами в процессе, известном как interpretatio romana. Процесс interpretatio romana был двусторонним. Римляне могли идентифицировать местных британских богов с их собственными богами, но в процессе этой идентификации их собственные боги становились кельтскими; interpretatio romana сопровождалась interpretatio celtica. Т. В. Кудрявцева (Санкт-Петербург) в докладе «Призывы к миру в римской поэзии эпохи гражданских войн: аргументы и обоснование» исследовала одну из сторон римской рефлексии на тему войны и мира: аргументацию ряда римских поэтов эпохи гражданских войн (Лукреция, Вергилия, Тибулла, Проперция, Горация) в пользу мира и мирной жизни, отторжение войны, военного быта и т. п. Война, особенно война гражданская, отвратительна поэтам своей жестокостью; она связана с человеческой алчностью, жаждой стяжательства. Своеобразным избавлением от войны выступает бегство в сельскую жизнь или же в любовные утехи. Произошло также и переосмысление концепции bellum iustum: Право и Справедливость теперь выступают как атрибуты именно мира в противоположность войне. В докладе К. В. Маркова (Нижний Новгород) «К вопросу об отношении Галена к Риму и императорской власти» было отмечено, что в ряде сочинений данного автора содержатся критические высказывания относительно различных римских реалий, но вместе с тем Рим не воспринимается Галеном как нечто внешнее и чуждое; это та реальность, в которую он вовлечен и причастность к которой он ощущает. Подобное восприятие отличает Галена от многих современных ему греческих авторов, также как и отсутствие склонности к игнорированию новых римских географических названий, замене их древними греческими. Вместе с тем Гален констатирует различия между греками и римлянами в сфере образования, указывая на превосходство греков, особенно в точных науках. В. Н. Парфенов (Саратов) исследовал тему «Христиане рядом с императорским троном? К вопросу о вероисповедании Флавия Клемента и Домициллы». Автор доклада обратил внимание на то, что среди жертв императора Домициана Флавий Клемент и его жена Флавия Домицилла занимают особое место. Первый был двоюродным братом импе-
ратора, вторая — племянницей императора. Кроме того, эта супружеская чета являлась родителями официальных наследников императора, усыновленных им и получивших новые имена. Несмотря на это, Домициан распорядился казнить Клемента, Домицилла же была отправлена в ссылку. Содержащаяся в источниках информация о причинах этой трагедии крайне скудна. Евсевий сообщает (HE. III. 18.4), что Домицилла была сослана «из-за свидетельства о Христе». В 1865 г. была опубликована надпись, упоминающая «Татию Бавкилиду, кормилицу семерых детей, правнуков божественного Веспасиана, детей Флавия Клемента и Флавии Домициллы, его жены, внучки божественного Веспасиана». Бавкилида основала на подаренной ей Домициллой земле одно из первых христианских кладбищ в Риме. Этот факт является косвенным свидетельством в пользу того, что и ее госпожа тоже была христианкой. Сложнее с Клементом: о нем нет определенной информации. Можно предполагать, что упоминаемый в источниках «иудейский образ жизни» Клемента и Домициллы в действительности обозначает их христианские убеждения или, по крайней мере, склонность к таковым. Однако расправа Домициана с этой супружеской четой, видимо, должна объясняться не только и не столько ее религиозными убеждениями.
Секция источниковедения, историографии и истории античной культуры провела одно заседание, на котором выступило 6 докладчиков. Д. А. Щеглов (Санкт-Петербург) посвятил свое выступление теме «Длина греческого стадия: новый подход к старой проблеме». Докладчик отметил, что вопрос о длине «стадия», основной единицы измерения расстояний в Древней Греции, не имеет однозначного решения. На настоящий момент можно считать, что укрепились две противоборствующие точки зрения на длину стадия: 1) 185 м (из расчета 1 римская миля = 8 стадиев) или же, как вариант, 176 м (из расчета 1 миля = 8/ стадия) — значение, прямо засвидетельствованное многими авторитетными источниками римского времени; 2) ок. 157,5 м — значение, предложенное Ж.-А. Летронном (1851) и Ф. Хультчем (1882) на основе довольно произвольной интерпретации одного пассажа Плиния (12.53) о соотношении между стадием Эратосфена и египетским схеном. Но главной опорой гипотезы о «коротком» стадии служит сопоставление античных измерений расстояний с современными данными (О. Видебантт (1915), Гулбекян (1987) и Дж. Дутка (1993) — на основе некоторых расстояний у Эратосфена, Л. В. Фир-сов (1972) — на основе 80 расстояний у Страбона, Л. Руссо (2013), И. Тупикова и К. Гойс (2013), Х. Маркс (2014) — на основе координат географии Птолемея). Автор доклада предложил для оценки длины стадия использовать средневзвешенный коэффициент погрешности для античных расстояний, выраженных в стадиях, с аналогичным коэффициентом для расстояний, выраженных в милях. Доклад М. С. Назаровой (Санкт-Петербург) был посвящен теме «Типы частного парадного провинциального портрета, "запрещенные" в столичном Риме». Докладчик отметила, что власти в Риме регулировали не только качество и количество почетных скульптурных портретов, но и решали, в каком именно общественном здании может находиться тот или иной статуарный тип. Эти правила с одинаковой строгостью касались как императорских памятников, так и тех, что были воздвигнуты в честь их приближенных или частных лиц. Так, в Риме закон запрещал частному лицу устанавливать в общественном месте собственную портретную статую на квадриге. Однако в провинции было разрешено ставить конные памятники, а также квадриги, биги и триги не только гражданам-мужчинам, но и конные статуи матронам и детям. Тему «Академик Сергей Александрович Жебелёв — председатель Комиссии по делам ленинградских учреждений (04.11.1941-28.12.1941)» подняла в своем докладе Н. М. Баженова (Санкт-Петербург). Она обратила внимание слушателей на важную роль С. А. Жебелёва в сохранении ленинградских институтов АН СССР в тяжелых условиях блокады в ноябре-декабре 1941 г., когда он был назначен главой Комиссии по делам ленинградских научных учреждений. Комиссии выпали на долю трудные решения и очень большой объем работы. Тяжелый труд требовал от членов Комиссии огромных усилий по решению многочисленных практических вопросов, по составлению официальных документов и т. д. Два месяца самоотверженной работы С. А. Жебелёва подкосили его силы, и он скончался 28 декабря 1941 г.
Секция истории античного христианства провела одно заседание, на котором было представлено 7 докладов. В докладе «Сюжет о чудесном спасении из заключения в античной и ран-
нехристианской литературе» А. Д. Пантелеев (Санкт-Петербург) пришел к выводу, что сюжет о чудесном спасении из темницы в античной литературе нашел самое яркое выражение в «Вакханках» Еврипида, откуда был заимствован иудейским писателем Артапаном и христианскими авторами. В христианской традиции концепция божественной помощи переосмысливается: вместо прямого вмешательства появляются видения и чудеса, поддерживающие мучеников. Е. М. Розенблюм (Москва) представил доклад на тему «Две версии "Актов Карпа"»: богословское содержание и вопросы датировки». Докладчик отметил, что «Акты Карпа» существуют в двух незначительно различающихся версиях — греческой и латинской, которые, как считается, восходят к общему утраченному оригиналу. При этом латинская версия содержит прямое упоминание императора Деция — и эта датировка мученичества считается более достоверной, чем содержащаяся у Евсевия датировка временем Марка Аврелия. Сопоставление греческого и латинского вариантов памятника позволило автору доклада прийти к выводу о том, что версия Евсевия заслуживает большего доверия, чем считают многие исследователи. Тему христианского мученичества также поднял в своем докладе «Африканская специфика в "Мученичестве Монтана и Луция"» А. В. Каргальцев (Санкт-Петербург). На основе анализа «Мученичество Монтана и Луция» — одного из памятников из Северной Африки времени гонения Валериана — автор сделал вывод о том, что хотя гонения Валериана носили избирательный характер и были направлены против верхушки церкви, епископов, священников и дьяконов, тем не менее, в Африке затронули значительное число христиан, поскольку для них страдание за веру было важным источником спасения и обретения святости. А. В. Каргальцев отметил также, что среди христиан Римской Африки страдание воспринималось как форма подражания Христу. По этой причине сам текст и современные ему памятники составлены таким образом, чтобы показать всю последовательность страданий — осуждение, пытку и казнь на пути к мученичеству.
Завершилась конференция итоговым пленарным заседанием, на котором выступили шесть докладчиков. Ю. А.Виноградов (Санкт-Петербург) посвятил свой доклад «Российский археолог Ф. И. Гросс» анализу деятельности этого известного ученого в области античной археологии второй половины XIX в. Ф. И. Гросс в 1862 г. стал помощником директора Керченского музея древностей А. Е. Люценко, которому должен был помогать в археологических исследованиях и делать рисунки древних памятников Боспора Киммерийского, а также лучших находок классического искусства. С 1872 г., когда в Керчи был открыт расписной склеп, он приступил к копированию древних росписей. В 1875 г. Ф. И. Гроссом был раскопан один из курганов на мысе Ак-Бурун. В 1884 г. Ф. И. Гросс стал директором Керченского музея, предпринял раскопки некрополей греческих городов, в частности, Мирмекия, и некоторых памятников Таманского полуострова. Ф. И. Гросс не оставил после себя научных трудов или трактатов, однако его рисунки раскопов, «археологических ландшафтов», отдельных выдающихся находок имеют огромное значение для современной науки. Мика Кайава (Mika Kajava, Хельсинки, Финляндия) сделал доклад на тему «Ancient Oracles and Epigraphy» («Древние оракулы и эпиграфика»), в котором обратил внимание не на знаменитые пророчества, известные из античной исторической традиции (например, из сообщений Геродота), но обратился к запросам обычных людей, опираясь главным образом на материалы святилища Додоны в Эпире. Автор доклада проанализировал разнообразные вопросы оракулу — о возможных итогах поездки, о здоровье, о делах, детях, женитьбе и др. С. К. Сизов (Нижний Новгород) в своем докладе «К вопросу о представительстве полисов Пелопоннеса в государственных органах Ахейского союза» обратил внимание на просопографические материалы полисов союза, которые показывают, что ведущую роль в политической жизни федерации играли выходцы из ограниченного круга общин. Стратеги, другие союзные магистраты, ахейские военачальники, «гегемоны» — члены судебной коллегии по территориальным спорам и послы в огромном большинстве случаев происходили либо из городов, составлявших первоначальное ядро федерации (полисы Ахайи и Сикион), либо из Мегалополя (например, SEG. LVIII. 370). Тем не менее в Ахейском союзе существовали и механизмы, позволявшие привлечь к государственной деятельности граждан и других городов, а также в определенной мере использовать принцип пропорционального представительства. По-видимому,
главным средством, дававшим возможность учитывать мнение всех гражданских общин, был способ подсчета голосов в союзных собраниях, где, скорее всего, действовало правило: «один город — один голос». Кроме того, существовали и союзные органы, составленные из представителей всех полисов по пропорциональному принципу (крупные полисы — 3 голоса, средние — 2, малые — 1, иногда в порядке очередности). Новая надпись из Эгия (SEG. LVIII. 417) окончательно убеждает в том, что коллегия номографов была составлена по принципу пропорционального представительства. О.Л. Габелко (Москва) в докладе «К интерпретации двух прозвищ Антигона I» проанализировал неофициальные эпитеты основателя царского дома Анти-гонидов — Антигона I Одноглазого. Согласно точке зрения автора, Антигон получил прозвище Монофтальм, которое закрепилось в античной традиции (F. 3-4 = Ps.-Luc. Macrob. 11, 13; Polyb. V. 67. 7), после дискредитировавшей царя истории с убийством враждебного ему философа Фе-окрита Хиосского, который издевательски именовал его Циклопом (Plut. Mor. 11b; 633c; Ael. Var. Hist. XII. 43; ср. Macrob. Sat. VII. 3. 12). Прозвище Монофтальм в отличие от семантически нейтрального Heterophtalmos (так, видимо, Антигон был первоначально прозван после его ранения при осаде Перинфа в 340 г. до н. э. — Plut. Alex. 70), во многих источниках связывается именно с циклопами, подразумевая их жестокость и необузданность, и не применялось более ни к кому из одноглазых исторических персонажей, кроме Антигона I. Фолькер Гриб (Volker Grieb, Гамбург, Германия) сделал доклад на тему «Concepts and Strategies of Roman Colonization before and after the Second Punic War» («Концепции и стратегии римской колонизации до и после Второй пунической войны»). Римские колонии республиканского времени часто рассматриваются в свете характеристики Цицерона, который называл их propugnatio imperii — «оплотом власти» (Cic. De leg.agraria 2, 73). Автор доклада сделал вывод о том, что эта характеристика Цицерона должна относиться не ко всем колониям римских граждан конца III — начала II в. до н. э., но скорее к латинским колониям. Ф. Гриб полагает, что римляне основали весьма значительное число колоний в приморской зоне с целью обеспечить с помощью римских граждан безопасность региональной и межрегиональной торговли и дать римлянам возможность получать выгоды от этой торговли. В. П. Никоноров (Санкт-Петербург) в докладе «Культ боевых топоров у скифов Северного Причерноморья» рассмотрел письменные, вещественные и изобразительные данные, наглядно свидетельствующие о культе боевых топоров среди причерноморских скифов. Несмотря на то, что в их арсенале главное место занимали луки со стрелами, мечи и копья, секиры не только были боевым оружием, но и зачастую служили атрибутами знатности и высокого положения в скифском обществе. Данный вид вооружения в представлениях скифов наделялся определенными магическими свойствами, на что указывают факты их размещения в захоронениях, причем не только в богатых (где они подчеркивали особый статус их владельцев), но и в рядовых могилах.
Подводя итоги Всероссийской конференции антиковедов, Э. Д. Фролов отметил ее успешное проведение, высокий уровень представленных докладов, актуальность поставленных в докладах проблем. Важно подчеркнуть, что многие участники конференции в дальнейшем оформляют свои доклады в виде научных статей, которые публикуются в кафедральном альманахе «Мнемон» и таким образом становятся доступными широкому кругу читателей. С другой стороны, очевидно, в какой большой степени публикаторская деятельность петербургской кафедры опирается на широкое сотрудничество антиковедов разных университетских и академических центров. В заключение Э. Д. Фролов выразил уверенность в том, что следующие конференции окажутся не менее плодотворными и содержательными, чем «Жебелёвские чтения — XVI».
Э. Д. Фролов, доктор исторических наук, Санкт-Петербургский государственный университет;
О. Ю. Климов, доктор исторических наук, Санкт-Петербургский государственный университет;
