CC BY
271
Ульяновский Василий Иринархович,
д. и. н., профессор Киевского нац. ун-та им. Т. Шевченко, ведущий научный сотрудник Института украинской археографии и источниковедения им. М. С. Грушевского Нац. АН Украины (Киев)
ВСЕЛЕНСКОЕ ПРАВОСЛАВИЕ И МОСКОВСКОЕ ЦАРСТВО В НАЧАЛЕ СМУТЫ
Отношения Российского государства с Православным Востоком, в частности — древнейшими Патриархатами и Афоном, давно являются предметом научных исследований. В общей хронологии этих отношений традиционно обходится молчанием Смутное время начала XVII в., которое считается своеобразной «мертвой зоной», прервавшей многие устоявшиеся связи, в том числе с Вселенским Православием. Однако такое общее заключение далеко не оправдано. В настоящем исследовании мы остановимся на начальном этапе Смуты — конце царствования Годуновых и правлении Лжедмитрия I. Даже для этого, казалось бы, весьма непродолжительного времени можно говорить о непрерывности связей Московского царства с Вселенским Православием и о традиционных формах проявления и содержании этих связей.
Изначально следует определить основные формы этих связей и их иерархию, что позволит системно рассмотреть проблему. Итак, наиболее действенной формой связей, по нашему мнению, следует считать длительное пребывание на церковной службе в Московском царстве «живых носителей» Вселенского Православия, которые поддерживали взаимоотношения со своими Патриархатами и конкретными иерархами. Во-вторых, это специальные посольства, традиционно отправляемые главами Восточных Церквей в Москву за милостыней. В-третьих, это пополнение российских святынь христианскими реликвиями Востока, что обеспечивало мистическое и сакральное единение. В-четвертых, интеллектуальное общение через книжность и греческие тексты-нарративы как своеобразное осмысление на Православном Востоке происходящего в России через призму определенного информативного уровня российских, литовских и греческих источников.
1. Перархи-греки на русских кафедрах и в церковных делах: свидетели и информаторы патриарших престолов Православного Востока
К началу Смуты в Москве на церковной службе находились два иерарха Константинопольского Патриархата — архиепископ Арсений Елассонский, хранитель царских гробниц в Архангельском соборе Московского Кремля с титулом архиепископа, и епископ Ериссо Игнатий, поставленный на Рязано-Муромскую кафедру. Оба они поддерживали тесные связи с Восточными Патриархатами. При этом Арсений, ранее пребывавший во Львове, изучивший церковнославянский язык и составивший учебник греческого как пособие для Львовской братской школы, был органичнее интегрирован в русское общество, мог совершать литургии на церковнославянском и свободно общаться с самим царем и вельможами. Этот «живой фактор» следует постоянно иметь в виду: через него представлялись при дворе все греческие церковные делегации, им же все наиболее значительное, что совершалось в Москве, сообщалось на Восток, поэтому Патриархи были достаточно информированы. В 1598/99 гг. и в 1604 г. его специально посещал в Москве «племянник» Христофор, который служил одним из путей передачи важной информации на Восток.
Игнатий, епископ Ериссо и Афона, попал в Москву в конце XVI в., когда местоблюстителем Вселенского Патриаршего престола был Александрийский Патриарх Мелетий Пигас, что позволяет считать Игнатия его доверенным лицом, Игнатий остался в Москве, по-видимому, с его согласия. Игнатий вместе с Арсением составляли в Москве важное «греческое лобби». В связи с Игнатием подчеркнем еще один очень важный момент: с середины 1590-х гг. «греческим центром» для церковных делегаций греков постепенно становится подворье Рязанского архиепископа, которое превратилось в «греко-восточную резиденцию». Очень важно было для всех Патриархатов Востока, чтобы «хозяином» этого центра был свой человек — т. е. грек, каковым и стал Игнатий между 1601— 1603 гг., получив Рязанскую кафедру. В 1604 г. к нему, как действующему епископу Московской Патриархии, со специальным посланием обратился Константинопольский Патриарх Рафаил.
Оба грека-иерарха служили на церковном поприще, принимая «условия службы» без каких-либо публичных реакций на происходившие в Московском царстве события. В частности, Арсений и Игнатий были правящими архиереями и при Годуновых, и при Лжедмитрии I. Оба иерарха не могли не знать придворных историй, поскольку с конца XVI в. и до
1603 г. пребывали в Москве. В своих мемуарах Арсений подробно опи-
сывал разнообразную информацию той поры, в том числе сведения о Лжедмитрии I. Арсений называл его царем-монахом; на время иночества Григория в Чудове монастыре Арсений и Игнатий уже находились в Москве. Таким образом, греки-иерархи совершенно реально могли сопоставить разнообразные данные и свои личные наблюдения, как это сделал позже в мемуарах Арсений. Грамоты патриарха Иова и царя Бориса убеждали всех в самозванстве Гришки Отрепьева и требовали анафемат-ствовать «злодея». Как и все епархиальные архиереи, Арсений и Игнатий, по-видимому, исполняли приказ без особых сомнений в реальности изложенной в нем «биографии» Лжедмитрия I. Вместе с тем слухи, распространявшиеся в Москве, также не прошли мимо внимания греков-иерар-хов. И все это разнообразие информации через них попадало на Восток. Нам представляется, что для обоих греков-иерархов личность царя не имела особого значения — для них Самозванец был просто новой официальной властью, которую следует принять и служить ей. Игнатий был избран Самозванцем в качестве ставленника на Московскую Патриархию. С этого времени его информация, по-видимому, повторяла противоположную «годуновскому негативу» и к тому времени господствующую версию о спасении сына Ивана Грозного и его воцарении в Москве. Православный Восток воспринял эту версию как данность российской политической действительности, традиционно обратившись к новому царю за милостыней и поддержкой. Теперь греческий Православный Восток имел в Москве своего человека в самых высших структурах власти — главу Русской Православной Церкви. Эго обстоятельство нельзя игнорировать, когда речь идет об отношениях Православного Востока с Россией: Игнатий был не только послушен царю Дмитрию, он также был греческой креатурой, имея прямые связи с Константинопольским престолом.
Нельзя забывать также и о «других» православных — светских греках и выходцах из Балкан. Среди них выделяются молдавские воеводичи Петр Мутьянский и Иван Петров, а также «гречины» Мануил Мосхопулос, Иван Андреев Константинов, Николай Степанов, Юрий Ласкарис. Все они должны были передавать разнообразную информацию о Годунове и Самозванце приезжим грекам и выходцам из Балкан, а также Афона. В 1605 г. приехал наниматься на службу к Лжедмитрию I Андрей Ралли (Раль) со своим племянником Мануилом Кантакузиным (Палеологом), которые воспринимали Самозванца как законного нового русского царя. Все они имели прочные связи на родине, встречались с соотечественниками, прибывающими в Москву с дипломатическими и церковными мис-
288
сиями, общались и служили постоянным источником информации о событиях в Московском царстве для христианского Востока.
2. Греческое священство в Речи Посполитой как информатор иерархов Православного Востока о событиях в Московском царстве
Указанный сюжет в принципе не рассматривался в историографии. И это значительное упущение. Имеем в виду немалый «греческий конклав» при дворе и во владениях «наиправославнейшего» магната украинских земель Речи Посполитой кн. Василия-Константина Константиновича Острожского. Киевский воевода имел регулярные связи с Москвой, его люди под видом купцов (и реальные купцы) постоянно ездили в Россию, часто бывали в столице и привозили все собранные там новости, в частности о проблемах династии Годуновых и слухи о царевиче Дмитрии. Все это приносилось ко двору князя и активно обсуждалось. Более того, Лжедмитрий I изначально объявился в Киеве, а затем в непосредственных владениях Острожского сначала в Остроге, затем в Дермани. Здесь было немало греков, которые видели, знали и обсуждали всю последующую информацию о Самозванце. Через них эта информация должна была поступать к престолам Восточных Патриархов. Среди многочисленных греков (перечисляются все) при дворе Острожского следует особо выделить Дионисия Ралли и Кирилла Лукариса.
Следует также подчеркнуть, что практически все восточные церковные делегации, едущие в Москву, не просто проезжали, но останавливались и гостили в Остроге, и, что особенно важно, в 1603-1605 гг. — когда приносили из Москвы и Литвы ценную информацию для Восточных Патриархатов. Благодаря самому кн. В.-К. К.Острожскому, а также находящимся при дворе князя и проезжим грекам сведения разного уровня и содержания поступали на Восток в изобилии, особенно же о событиях в Московском царстве, на которое православные всей ойкумены всегда возлагали большие надежды.
Дионисий Ралли представляет для нас особый интерес, поскольку он долгое время жил при дворе Острожского, несколько раз, в том числе в 1591 г. и 1604 г., побывал в Москве, имел обширные связи на Христианском Востоке и в Риме, а кроме того, он также представлялся выходцем из императорского рода Палеологов. Этот человек «служил двум господам» — Риму и Константинополю. Он был родственником самого богатого греческого купца того времени Михаила Кантакузина, благодаря обширной резидентуре которого знал «все обо всех». Ему, как и Самозванцу, не давала покоя идея о своем происхождении из Палеологов и желание
289
высоких титулов. Дионисий Ралли был неким «визави» Самозванца, однако авантюрные способности и деяния грека были куда более дерзкими. Неслучайно именно Дионисию в 1604 г. на российской границе пришлось измышлять на допросе сведения о Лжедмитрии I.
Установив возможный круг «острожских информаторов» православных Патриархатов Востока, мы можем реконструировать сведения, которые они могли получать от князя и его придворных относительно «московских дел», в частности Годуновых и Самозванца. С 1604 г. при дворе К. Острожского возобладала полностью негативная оценка Самозванца и его авантюры. В июне 1604 г. князь провел разведывательную акцию в Москву под видом поиска пропавшего имущества своих слуг. В Острог приходила информация и другого направления: православные князья Адам Вишневецкий и Роман Ружинский агитировали за поддержку Лжедмитрия I запорожцев и нанимали их для военного похода на Москву; Самозванец представлялся ими настоящим сыном Ивана Грозного.
3. Греческие церковные миссии в Москву: информация о Самозванце и действиях Годунова
Патриархи принимали все смены власти в Москве и обращались к новому правителю как богоданному, что сохраняло прежние формы и методы взаимоотношений с Российским государством.
С 1603 г. греки имели уже обширную информацию о Лжедмитрии I и реакции Годунова на его появление. Конечно, почти всю информацию они «ловили» на территории Речи Посполитой (особенно в Остроге и Киеве), через которую проезжали в Москву, но затем все почерпнутое в Украине и в России, все слухи и противоречивые сведения с греками попадали на Православный Восток, к престолам Патриархов. Российские власти также активно использовали этот «дополнительный источник информации»: все, кто приносил подробные сведения и новости, пропускались в Москву очень быстро, иные же задерживались на границе, пока не предлагали какие-либо ценные сведения.
3.1. Первым фиксирует информацию о Самозванце датируемый сентябрем 1603 г. допрос посланца Иерусалимского Патриарха Софрония архим. Феофана, текст которого мы подробно анализируем. Важно что в Москве Феофан был помещен на «Рязанского архиепископа дворе», послов возили на санях «Еласонского архиепископа» — т. е., и Арсений, и Игнатий находились в общении с приехавшими. С Феофаном царь Борис послал ко Гробу Господню большое греческое напрестольное Евангелие. Смысл этого дара как особой молитвы в святом месте Воскресения
290
Христова тщательно рассматривается. Отдельного рассмотрения заслуживают реликвии и святыни, привезенные с Востока Феофаном и его спутниками (особенно «мармур белой» от самого св. Гроба, мера Гроба Господня, многочисленные мощи святых, древняя икона Богоматери рав-ноап. имп. Елены). Царские ответные дары включали иконы, в том числе русских святых: «русскую святость» представляли четыре князя, московский и всея Руси митрополит Алексий, а также святой Сергий (притом в одном из чудес). Рассматриваем смысл и идею такого подбора икон. Таким образом. Православный Восток общехристианскими реликвиями и святынями свидетельствовал святость Христова учения и самой Церкви, а Московское царство указывало на свидетельство самого Христа о чистоте русского православия, что проявлялось в прославлении Божьим промыслом русских святых. Вместе с тем, постоянное перенесение «материальной святыни» с Востока на Русь превращало Московское царство в сокровищницу христианских реликвий, соразмерную в сакрально-духовном смысле «третьему Риму». Феофан с членами миссии возвращался в Иерусалим через Речь Посполитую, в частности через Острог, когда Самозванец начал свой поход за «отвоевание отеческого престола». По-видимому, именно Феофан должен был привезти Патриарху Софронию вести о «священной войне» царевича.
3.2. В октябре 1603 г. - апреле 1604 г. приезжал в Москву Тырновский митроп. Дионисий (Ралли-Палеолог). Все перипетии его посольства и тексты о нем подробно анализируются, в частности, измышляемые им «сведения» о деятельности Самозванца и его покровителях, а также суть «тайного дела», с которым приехал Дионисий от имп. Рудольфа. С Дионисием прибыли в Москву и другие многочисленные миссии из Синая, Афона, Балкан. Анализируется символика их даров и привезенные синайским архим. Иоасафом послания от Иерусалимского и Александрийского Патриархов, Синайского архиепископа и молдавского воеводы Иеремии Могилы.
3.3. Одновременно вМоскве находилсяпосланникКонстантинопо льского Патриарха Рафаила еп. Амиклонский Феодосий, который привез грамоты от Рафаила к царю Борису и Патриарху Иову, текст которых анализируется нами; он привез также патриаршие послания к Арсению Елассонскому и Игнатию. Соответственно, возвращаясь к престолу Вселенского Патриарха, он должен был привезти ответы обоих иерар-хов-греков, а также устную информацию от них обо всем лично виденном и слышанном как в России, так и в Речи Посполитой. Таким образом.
Патриарх Рафаил также был хорошо информирован о ситуации в Москве, Самозванце и разных версиях его происхождения, протекторах и начале борьбы за престол. Особо анализируется символика уникального дара Патриарха царю — реликвария/санктуария имп. Льва Премудрого с иконописными образами и множеством святых мощей. Это было еще одним фактом превращения Москвы в новый центр православной святости, в духовный «третий Рим» и «второй Иерусалим», где важными святынями были представлены два главных престола Вселенского Православия — Иерусалим и Константинополь.
3.4. С декабря 1603 г. в России находился Пелагонский митр. Иеремия. Его сопровождали два «племянника», которые оказались разведчиками литовской стороны (кн. Вишневецкого или кн. Острожского). «Дело» Иеремии и его «племянников» рассматривается нами во всех деталях.
* * *
Естественно, в Москве все эти делегации получали официальную негативную информацию о Самозванце, в частности — грамоты Патриарха Иова о монахе-беглеце и еретике Гришке Отрепьеве. Но при этом и сами члены посольств, и Восточные Патриархи ограничивались молитвами за здравие и процветание царя Бориса и его семейства, но не проклинали Гришку Отрепьева, как того требовал в своих посланиях Иов. То есть, грамоты-анафематизмы Московского Патриарха и царя не действовали, или точнее — оказались не действенными для Вселенского Православия. Эго нужно особо подчеркнуть: Самозванец был анафемат-ствован только в Московском царстве. Именно эта политика — молитвы за «действующего» главу государства и молчание по поводу его конкретных (названных поименно) врагов и противников — обеспечила непрерывность отношений с Российским государством и после краха Годуновых, при царе Дмитрии Ивановиче, а затем после его смерти с новым правительством Василия Шуйского. Это позволяет нам кардинально не согласиться с господствующей в историографии версией об отсутствии связей с Православным Востоком во все время Смуты.
4. Три послания Иерусалимского Патриарха Софрония
Очерченный выше вывод о продолжении отношений России с Православным Востоком и неизменности их формы наиболее четко «проверяется» на примере Иерусалимского Патриархата, возглавляемого Софронием (1579-1607), который не прерывал связей с Московским царством при всех его правителях и даже претендентах на власть.
В тексте анализируются, сопоставляются факты, показывается эволюция в посланиях Софрония к Федору Ивановичу, Борису Годунову и «царевичу Дмитрию Ивановичу». В послании к Федору Патриарх применяет принцип учительства: дает наставления, каким должен быть православный правитель. В послании к Годунову он восхваляет царя и «плачется» о бедах Святой Земли и Гроба Господня. В послании к «царевичу» превалирует тема возобновления царской династии, возвращения истины и традиций, стабильности в жизни Российского государства и всего православного мира. Общими во всех посланиях являются лишь просьбы о милостыне ко Гробу Господню и уплате его долгов. Особенный интерес представляют эпитеты/наименования царственных особ, которые применял Софроний в разных вариациях, а также его аналогии с библейскими царями и выдающимися христианскими правителями прошлого. Из ответных царских грамот известно только послание Бориса Годунова, которое составляет специальный интерес и также анализируется, поскольку в нем явно прослеживается мотив эмоциональной молитвы и призыв Патриарха к долготерпению в месте, где столько претерпел Сам Христос.
Эту грамоту Бориса Годунова и его дары, включительно с драгоценным напрестольным Евангелием, архим. Феофан привез в Иерусалим уже в 1605 г. Софроний должен был исполнить пожелания царя и относительно возложения Евангелия на престол храма Воскресения над Гробом Господним, и относительно сугубых молитв за его здравие и победу над врагами. Тем не менее, именно в это время Патриарх обращается с посланием к главному противнику Бориса Федоровича — Самозванцу, еще не восшедшему на престол. Пожелания Софрония о быстрейшем завоевании «отеческого престола» для Лжедмитрия I и его окружения однозначно свидетельствовали о молитве Патриарха возле Гроба Господня о победе над Годуновыми. Однако при этом «враг» в патриаршем послании нигде не назывался, его имя не произносилось, он напрямую не отождествлялся с благодетелем Иерусалимской Патриархии и Гроба Господня Борисом Годуновым и его семьей, молитвы за которых должны были еще звучать в храме Воскресения, а посланное царем Борисом Евангелие еще оставалось на престоле Гроба Господня. Враг Самозванца не был врагом иерусалимской святыни. Патриарх ясно понимал эту двойственность ситуации, и он не только не называл, но и не проклинал «врагов» Лжедмитрия I, как ранее не делал этого по отношению к нему самому. Полученная Софронием весть о появлении «прямого наследника» возрождала саму идею «великой и святой Руси», идею «богоизбранности царской династии» и самого
православного Русского государства. С «возрождением» старой династии русских правителей возрождался древний порядок, который существовал через непрерывный по крови ряд московских правителей. Династический принцип как ментальная установка обусловливали обращение Софрония к Самозванцу еще на стадии его борьбы за престол «отца». Это, по нашему мнению, позволяет отойти от прямолинейной оценки поисков лишь материальной выгоды Софронием и ведет исследователя к более глубоким ментальным установкам понимания Патриархом и христианством вообще богоустановленности светской власти, ее кровного родства с правителями древних, библейских времен, важности непрерывности христианских династий. Конкретное дело Патриарха касалось денежной помощи в выплате долгов арабам и возвращении присвоенных кн. Адамом Вишневецким двух арабских скакунов. Вопрос о лошадях в патриаршем послании выглядел довольно странно, но именно этот сюжет указывает на хорошую информированность Софрония: в то время Адам Вишневецкий был одним из протекторов Самозванца, и Лжедмитрий I мог повлиять на него личным увещеванием. Вопрос с лошадьми стал поводом и побудителем обращения Софрония непосредственно к Самозванцу с посланием. По нашему мнению, источник сведений Патриарха о конкретных событиях и самом «спасшемся царевиче» находился при дворе Вишневецкого и Самозванца в Брагине: это был монах Симеон, сообщивший обо всем Софронию и указавший путь решения проблемы через царевича. Грамота Софрония была доставлена в Москву архим. Дамаскиным и переведена на русский язык 12 ноября 1605 г., то есть уже после воцарения Дмитрия Ивановича. В связи с этим пожелание победы в борьбе за престол и особые молитвы Иерусалимского Патриарха не могли остаться без ответа и посылки Лжедмитрием I милостыни ко св. Гробу.
Приблизительно в то же время, когда в Москву ехало иерусалимское посольство, к царю Дмитрию в Москву прибыли за милостыней митрополит Радонежский Иеремия и епископ Святой горы Афон Харлампий. С ними для найма на царскую службу приехали знатные греки Андрей Раль (Ралли) и его племянник Мануил Кантакузин-Палеолог. Оба они находились в родстве и, по-видимому, тесных связях с Дионисием Ралли (Палеологом). Это важное обстоятельство требует акцентации, поскольку имеет многослойный подтекст. Имеются также сведения о прибытии в Москву в 1605 г. к царю Дмитрию посланцев афонского Ватопедского монастыря. Связи с царем Дмитрием Ивановичем поддерживал также Константинопольский Патриархат: об этом свидетельствует послание
митроп. Мир Ликийских, патриаршего экзарха Матвея от 6 мая 1606 г. с информацией о подготовке нового патриаршего посольства в Москву.
Подчеркнем, что было бы большим упрощением видеть в подобных посольствах только стремление получить материальную милостыню. Каждый раз Патриархи посылали свое благословение и какую-либо реликвию. Благодаря этому не прерывалась мистическая связь с Русской Церковью и могущественным традиционно православным государством. Для Патриархов это имело важное значение, при этом личности правителя государства и предстоятеля Московской Патриархии не играли особой роли, поскольку они не выдвигали еретических идей, не выступали против православия — иными словами, не нарушали принятых канонических норм Православной Церкви, ее вероисповедной и обрядовой сфер. Для Вселенского Патриархата важно было также и то, что бывший епископ его юрисдикции, грек по происхождению, с которым Патриарх Рафаил еще в
1604 г. имел переписку, стал новым Московским Патриархом.
Таким образом, признание Константинопольским, Иерусалимским и Александрийским (об Антиохийском мы не располагаем никакими сведениями на этот счет) Патриархами и подчиненным им епископатом представителей «старой» (Годунов) и «новой» (Самозванца) власти в Московском царстве базировалось на сохранении этой властью традиционного православного сакрума и обрядов Церкви, ее открытости для общения с православной ойкуменой в целом.
5. Львовское ставропигиальное братство и его связи с Россией
Львовское братство также является частью Православного Востока, а точнее Константинопольской Патриархии, поскольку получило ставропигию от Патриарха Иеремии в 1588 г. Следовательно, его отношения с Московским царством являются (пусть формально) составной общих отношений Вселенского Патриарха с Россией. Далее рассматривается посольство львовских братчиков к Лжедмитрию I и материальное участие царя в строительстве Успенского собора во Львове. Эго обращение к Самозванцу, как и в случае с восточными Патриархами, было оправдано тем, что и сам новый царь, и Патриарх Игнатий демонстрировали приверженность православию, в частности Лжедмитрий I всячески подчеркивал следование примеру «отца» Ивана Васильевича и «брата» Федора Ивановича. От имени Братства послы подарили Лжедмитрию I знаменитую «Острожскую Библию», этот дар Самозванцу был весьма символичен в сакральном смысле.
6. Эпилог: греки и лъеоеские братчики о Самозванце после его смерти Анализируются оценки деятельности Бориса Годунова и Лжедмитрия I, представленные в нарративах (греческих) и символических акциях (львов-ских братчиков), создаваемых и совершаемых после его смерти и смены официального вектора оценок происходившего. Материал показывает, что оба царя получили впоследствии «двойную память» нейтрального и негативного характера, а в «жестах» львовских братчиков и иерусалимского священства на уровне своих храмов эта память была вообще «вытерта», удалена, превратилась в «беспамятство».
Все приведенное свидетельствует о двух уровнях общения Восточных Патриархатов, т. е. Вселенского Православия с Московским царством в начале Смуты: личные контакты через посольства и грамоты; мистическая связь через дары реликвий и святынь, а также молитвы за здравие и процветание Бориса Годунова и «царя Дмитрия Ивановича». При том эти контакты были двусторонними. Их во всех отношениях (включительно с литургически-мистическим и сакрально-символическим — при коронации и миропомазании) воплощали в «непосредственном режиме» представители восточных Патриархатов, постоянно проживающие в Москве в качестве действующих епископов и даже второго Патриарха Московского — Арсений и Игнатий. В отношениях России начала Смуты через ее главных репрезентантов — царей Бориса Годунова и Лжедмитрия I — с престолами Восточных Патриархатов переплелось краткое историческое время, циклическое литургическо-молитвенное время и длительное время эсхатологии.
Ключевые слова: Вселенское православие, Восточный патриархат, Смута
Information about the article:
Author: Ulyanovskiy, Vasiliy Irinarkhovich, Doctor in History, Kiev national university, Institute of archeographia and Studing of sources National Academy of Science, Kiev, Ukraine, ulianovskv@gmail.com
Title: Oecumenical Orthodoxy and Moscow Tsardom in the beginning of the Time of Troubles
Summary: Analysis of the two levels of communication Eastern patriarchates, ie the Oecumenical Orthodoxy with Moscow at the beginning of the kingdom of the Time of Troubles: personal contacts through embassies and letters, mystical connection through the gifts of relics and shrines, as well as prayers for the health and prosperity of Boris Godunov and the “king of Dmitry Ivanovich”.
Key words: Oecumenical Orthodoxy, East patriarchate, Time of Troubles
