CC BY
18
вать. Очень многое зависит от Кремля, от президента. Колоссальную ответственность несет Путин, раз народ ему поверил и его поддерживает (массированная поддержка для власти очень важна, без нее вообще ничего нельзя сделать). Путин до сих пор остается Президентом Надежд, хотя их остается все меньше. Если он станет Президентом Несбывшихся Надежд - он рухнет. Но с ним может рухнуть и надежда на сильную и процветающую Россию.
«Литературная газета», М., 2005 г., № 16, апрель.
Алексей Богатуров,
доктор политических наук
ВРЕМЯ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРАЗИИ
Глобальным фоном современной ситуации в мире является новая волна интереса США к ситуации в Центральной Евразии, в том числе в поясе ближнего окружения Российской Федерации. Три базовых обстоятельства определяют сегодня состояние международной ситуации, в которой разворачивается скрытая и явная конкуренция между Россией и Западом в поясе ее внешнего пограничного периметра.
Во-первых, происходит «повторное» освоение пространственных ресурсов южных и юго-восточных регионов российского «подбрюшья» от Кавказа до Алтая. Это освоение происходит на новом технологическом уровне и при существенно новом соотношении сил и возможностей участвующих в нем государств. При этом фактически впервые с конца XIX в. это освоение является остро конкурентным: за влияние с Россией начинают бороться Китай, США, страны Евросоюза, а также (в меньшей мере) некоторые исламские государства, не принадлежащие к Кавказско-Центральноазиатскому поясу.
Во-вторых, глобальный контекст обозначенной конкуренции определяется резким концептуальным сдвигом в политико-стратегической мысли США и практике американской внешней политики. В принципе, американские политики всегда уделяли огромное внимание прочности своих позиций во всей Евразии. Однако на деле умы американцев занимало почти исключительно приобретение опорных точек в ее прибрежно-островной зоне. Лишь в начале XXI в. стала отчетливо видна уже устойчивая тенденция сдвига «эпицентра»
американской политико-стратегической активности к глубинным материковым частям Евразийского континента, что означает для американской внешней политики окончание двухсотлетнего периода ориентации на освоение Евразии «с моря» - военно-политической стратегии, перехваченной и перенятой Соединенными Штатами у Великобритании.
В-третьих, конкуренция за ресурс материковой Евразии при всех тревогах, которые с ней связывают, носит мирный характер в том смысле, что незаметно пока признаков возможного силового столкновения наиболее мощных ее участников друг с другом. «Нерв момента», однако, состоит в том, что ни одна из сильных держав не только сама не уверена в устойчивости этой мирной конкуренции, но и, возможно, сознательно не позволяет обрести подобную уверенность никому из соперников. В итоге на фоне отсутствия конфликта вдоль южных и юго-восточных границ России сформировалась зона довольно мощной потенциальной напряженности со всеми ее последствиями для национальной безопасности нашей страны.
В такой ситуации Запад, применяя тактику «проб и ошибок», систематически испытывает Россию на прочность ее позиций в зоне ближнего периметра ее границ. Задача состоит в выявлении подлинных намерений Москвы в этой части мира, степени и характера ее опасений в связи с активностью США и стран Евросоюза и, самое главное, возможных и вероятных реакций России на ожидаемые попытки США закрепить свое присутствие в непосредственной близости от южных и юго-восточных границ нашей страны. Магистральная линия политики США и государств ЕС может быть определена как «стратегия откусывания» фрагментов бывшей территории Советского Союза, которые в России и на Западе по-прежнему считаются своего рода естественными сферами российского влияния и в известном смысле таковыми и являются. Неудивительно, что в России сгущается атмосфера подозрительности по отношению к целям Запада, а на Западе - настороженности по поводу того, «насколько еще хватит терпения у Путина». Поэтому в западных СМИ постоянно присутствует образ «взрыва, который может произойти в любую минуту» в российско-американских отношениях. Конечно, публики, которая такого «взрыва» с нетерпением ожидает, и в России, и за ее рубежами немало.
Современная ситуация предстает в еще более интригующем виде, если обратить внимание на ту активность, которую разворачивает в самой России и вокруг нее зарубежный бизнес топливно-энергетической сферы. Перестают казаться химерами планы экспорта нефти и газа из России в США. «На горе прибалтам» американские специалисты серьезно обдумывают варианты импорта морским путем по Баренцеву морю жидкого топлива с северных российских месторождений. Менее известны весьма перспективные, по оценкам аналитиков, планы поставок в США сжиженного газа с шельфовых месторождений Баренцева моря, разработка которых может стать возможной на основе сотрудничества России с Норвегией, фирмы которой располагают подходящей технологией и опытом. Но самыми волнующими проектами энергетической сферы являются те, которые связаны с энергоресурами Кавказско-Центральноазиатско-Сибирского пояса. Интересные, разумеется, и сами по себе планы разработки его ресурсов позволяют совершенно по-новому увидеть перспективу, к которой читатель уже начинает привыкать, - тенденцию к азиатизации НАТО. В самом деле, до сих пор инициатором азиатизации выступали США. Европейские страны альянса воспринимали ее довольно скептически, во многом оттого, что не хотели платить больше, т. е. тратить свои деньги на обеспечение безопасности тех регионов мира, в которых Соединенные Штаты вели себя активно уже сегодня, а европейцы предполагали развернуть активность в лучшем случае «послезавтра». Иными словами, азиатизация предстояла в глазах европейцев «планово убыточным», «нетто -затратным» проектом с неопределенными результатами. «Фактор нефти» задает новое измерение процессу азиатизации НАТО: лишь торговля энергоресурсами может сделать этот проект потенциально рентабельным в конкретном, финансово-экономическом отношении. Таким образом, у западноевропейцев появляется стимул поддержать тенденцию, которой до сих пор они, как правило, предпочитали скрытно сопротивляться.
Только зачем все это России, если она будет оставаться вне НАТО? Давление США на центры азиатского терроризма отвечает российским интересам. Но американское присутствие в Афганистане фактически стало способствовать росту производства наркотиков и их переброске в Россию, что создало новую опасность для ее национальной безопасности. Но это только часть вопроса.
Сомнения вызывает смысл самого американского военного присутствия в Центральной Азии. Его формальным обоснованием по-старому считается все менее убедительная цель противостояния международному терроризму. Одновременно американские аналитики склонны писать, что цель Вашингтона - создать стабильную региональную среду для развития сотрудничества с местными странами в разработке энергоресурсов Каспия. Эти объяснения неложны, но они и неполны. Трудно не видеть, например, что американские опорные пункты в Киргизии и Узбекистане гораздо ближе к Китаю и Пакистану, чем к Каспийскому региону. Вот почему они наводят на мысль о расчетах США создать некое подобие, своего рода контур инфраструктуры, способной соответствовать интересам воздействия на Китай, с одной стороны, и при необходимости защищать ядерное оружие Пакистана от пакистано-афганских исламских экстремистов, которые давно порываются это оружие захватить, - с другой. Да и это не все. Американские базы в Центральной Азии, по сути, ничуть не дальше отстоят от нефтяных и газовых ресурсов Каспия, чем от российских месторождений Тюмени и Ханты-Мансийского округа. А Казахстан в таком раскладе волей или неволей оказался самым настоящим буфером между Россией и США, если рассуждать в духе международной политики прошлых веков. Сможет ли нефтегазовый интерес сблизить Россию с Западом или он снова будет толкать стороны к противостоянию?
Несколько ключевых обстоятельств определяют международную среду, в которой США затеяли новый тур реформы структуры обеспечения стабильности в Старом Свете. Прежде всего, американские политики на фоне ближневосточных тенденций стали негласно признавать фундаментальный характер противоречий США с арабо-мусульманским миром и испугались зависимости от него. Кроме того, приоритеты экономической безопасности Соединенных Штатов стали сдвигаться в направлении переключения части энергопотребления на поставки из глубинных районов Евразии - Закаспийского региона и России. Вдобавок выросло влияние России на мировую энергетическую ситуацию, что произошло одновременно с консолидацией российского политического слоя вокруг президента Путина и переходом России к проведению более активной внешней и оборонной политики. Наконец, из американских представлений о реальных угрозах для безопасности США продолжилось вытеснение мнений о
возможности конфликтов в Центральном и Восточно-Европейском регионах. Американцам стала очевидна недостаточность придуманной еще в 1993 г. стратегии «расширения демократии». Благодаря этой политике на месте бывшего социалистического блока возникло пространство «новых демократий» - от Венгрии и Чехии на западе до России и Казахстана на востоке. Оно состоит из четырех «слоев» -вполне демократические страны, полудемократические (государства Прибалтики, Россия, Украина), режимы «демократической ориентации» (Грузия, Казахстан, Киргизия) и анклавы «остаточной» авторитарности (Туркменистан, Белоруссия, Узбекистан, Азербайджан). США и Европейский союз многого добились в освоении этого пространства. Ни одна из «новодемократических» стран, за вычетом Белоруссии, не противостоит Западу, почти все повторяют о стремлении сблизиться с ним. Но все же ориентация на США и Евросоюз -не абсолютна. Таковой она оказалась лишь для государств приграничного пояса бывшего СССР и прибалтийских республик.
Украина ведет себя осторожней, по крайней мере формально заявляя, что стремление к дружбе с США и ЕС будто бы стоит для Киева в одном ряду с желанием сотрудничать с Россией. Принимать подобные «сладости» на веру не приходится. Но хоть то благо, что новые украинские лидеры считают нужным умерять прозападные устремления до разумного уровня, с учетом важности соседства с Россией и меры экономической зависимости от нее Украины. Подобным же образом (но не так успешно) лавируют Грузия, Армения, Азербайджан. Еще больше склонны подчеркивать многообразие своих международных ориентиров страны Центральной Азии, которые рядом с Россией упоминают Китай. О многовекторности внешней политики говорят и в самой Москве. Хотя фактически отношения с США (и Евросоюзом) играют для России определяющую роль, недооценивать значение «китайского приоритета» нет оснований.
Теоретически многовекторность ориентации существовала для стран Центральной Евразии всегда. Но пока Россия задыхалась в экономическом кризисе, сотрясалась от угроз повсеместного (при Ельцине) сепаратизма и схваток между левыми и правыми, всерьез «российский фактор» никто не принимал. В принципе, «возвращения России» ожидали. Не думали, что это случится сегодня и благодаря нефти: именно нефтяной фактор позволяет России реализовать преимущества уникального положения «ядерной нефтяной» державы,
второй военной державы мира и второго в мире производителя «черного золота».
Эти сдвиги происходят в момент, неблагоприятный для американской администрации: войну в Ираке республиканцы ведут неудачно, и на внутриполитическом фронте Демократическая партия стремится представить действия команды Буша в самом мрачном свете. Казалось бы, не время американскому президенту размышлять о перспективах глобальной стратегии. Передислокация американских баз и вооруженных сил за рубежом - это второй (после демократизации Восточной Европы и расширения НАТО на Восток) этап грандиозной реконструкции системы американского политико-стратегического присутствия в Евразии, производимой с учетом растущей мощи Китая, завершения процесса ослабления России и, возможно, превращения периодически обостряющегося «американо-исламского» противостояния в устойчивый фактор международной жизни. При этом в американской стратегии появился важный новый элемент. Она перестает быть антироссийской в традиционном смысле - теряет непосредственную направленность против российских интересов. За минувшие 15 лет, несмотря на противоречия, взаимные упреки и раздражения, Россия и США продвинулись к построению основ партнерства настолько далеко, что американская элита стала рассматривать отношения с Москвой в контексте не столько рецидивов конфронтации с ней, сколько возможности сотрудничать с Россией, - хотя и на условиях, выгодных в первую очередь Вашингтону. Намерение США закрепиться в поясе Украина-Грузия-Узбекистан-Таджикистан-Киргизия представляется не просто актом вытеснения России из зоны ее традиционного влияния, а первым элементом изощренной двуединой стратегии, второй неотъемлемой частью которой является бесконфликтная (но не беспроблемная) интеграция России в систему нарождающихся интересов США в этой части мира. Обе главные части американской элиты настроены на партнерство с Москвой. Этот настрой основан на расчете использовать в американских интересах позиционные и иные преимущества России в регионе Центральной Евразии, который США стали считать для себя ключевым. Вашингтон действует, сочетая давление с приглашением к сотрудничеству. Поэтому торговаться надо хладнокровно и упорно. К этому и готовится российская дипломатия, о чем, полагаю, свидетельствовал и недавний саммит в Братиславе.
Вопреки прогнозам отношения России и США после переизбрания Дж.Буша не ухудшились. Буш и на сей раз обнаружил иммунитет к попыткам американской общественности и советников повлиять на него в «русском вопросе». Хитрый техасец всех выслушал, но сделал по-своему. Ошиблись все: и тайно желавшие «столкнуть» Вашингтон с Москвой евролибералы, и заждавшиеся новых «денег на революции» оппозиционеры в странах СНГ, и часть обиженной на Путина российской публики, которой хочется «наказать» российского президента руками американского. Буш из-за объятий быть «инструментом либерализации» не пожелал. Обманутые не скрывали разочарования, но он явно не переживал по их поводу. Думаю, роль «усмирителя авторитаризма» в России показалась американскому владыке мелковатой. Саммит президентов России и США в Братиславе, строго говоря, обычным саммитом не являлся. Это был просто «плановый дипломатический зондаж», который полагается проводить главе американского государства после выборов. Но поскольку всем хотелось сенсации, то придумали сценарий «неминуемой российско-американской ссоры». В его составлении американцы, конечно, принимали участие. Но инициатива шла не от них, а из самой России и Объединенной Европы. Российские либералы хотели постращать Кремль: мол, приедет строгий американский дядька и... Евросоюзов-цы были расчетливей: им давно хотелось замириться с Вашингтоном, а нет прочнее дружбы, чем дружба против кого-то или чего-то конкретного - авторитаризма в России, например. В Вашингтоне игру Старого Света понимали. Но и Соединенным Штатам было выгодно сыграть в «гармонию трансатлантического единения» на почве приверженности демократии. После двух лет взаимного раздражения из-за Ирака поговорить о том, что объединяет, - приятно и очень полезно. Таким и был смысл американских речей в Брюсселе - замечу, вполне взвешенных.
Американцам Европейское пространство давно видится не таким. Дня них оно сильно «сжалось» - сообразно тому, как расширились, развернулись американские виды через Атлантику на весь Старый Свет, а не только его кукольно-музейный европейский кусочек. Прежде европейские столицы были «приграничными городами» противостояния с СССР. Сегодня Брюссель - «столица Всея Евросоюза» - промежуточная остановка на магистрали к энергоресурсам материковой Евразии. И Евросоюз, и Россия одинаково - или одинако-
во мало - интересуют Соединенные Штаты сами по себе. Их интересует Большое Европейское Пространство, а оно должно быть стабильным, не сильным, но и не слишком слабым, а главное - открытым и проницаемым для американского влияния. Если ЕС станет всерьез ссориться с Россией, это пространство может «расколоться», а это перестало бы устраивать США. Американцы не хотят «крепкой дружбы» ЕС с Россией, но они и не хотят конфликта между ними. Статус-кво Вашингтон, в принципе, устраивает - особенно когда нет полной ясности в темпах, условиях и точных направлениях переориентации НАТО на Евразию. А если так, то зачем, собственно, Бушу без крайней надобности «влезать» в российско-европейские взаимные неудовольствия или тем более нескончаемые перемалывания взаимных обид в СНГ.
Буш не изменил «делу демократии» и не отказался от возможности критиковать изъяны политической системы России и циклический откат от той меры свободы (но и вседозволенности для преступников, хищников, сепаратистов), которая существовала в 90-х годах. Стоит быть готовым к тому, что американцы могут вынуть шпагу «борьбы за демократизацию» России в любой момент. Но делать это они станут не по призыву российских либералов «первой волны», по собственной вине утративших уважение своих сограждан, и не по наущению активистов Совета Европы. Приверженность республиканцев демократии органична. Но она замешана на политическом прагматизме и идеологии национального интереса Соединенных Штатов. А эти интересы заставляют американцев думать о ядерной программе Ирана, атомных амбициях Северной Кореи, борьбе с транснациональной сетью террористов и их пособников. В ряду таких проблем вопрос о назначении или избрании губернаторов в России вряд ли кажется в Вашингтоне таким же важным, как согласие Путина реально посодействовать Бушу в решении тех военно-политических вопросов, которые волнуют того в первую очередь. И все же собственно демократическая составляющая в братиславском свидании была. Информационная волна на тему демократии в России и других странах СНГ объективно стала сигналом-предупреждением политикам Центральной Евразии: их власть должна быть конечна, и президентам полагается вовремя меняться в соответствии с законом.
«Стратегия игнорирования» бывшей Восточной Европы и Прибалтики, доставшаяся Путину от Ельцина, была не лучшим, но не самым плохим вариантом политики. Во-первых, Россия предпочитала вести дела с Большой (точнее, с Дальней, то есть Западной и Западно-Центральной) Европой через голову Европы Малой. Все позитивное за 15 лет на европейском направлении было достигнуто благодаря двусторонним диалогам России с Германией, Францией, Великобританией и Италией.
Во-вторых, Москва старалась игнорировать стремление прибалтийских государств, а в меньшей степени - Польши и Румынии использовать «антироссийский фактор» в своей внутренней и внешней политике. Отечественные либералы призывали нас к спокойствию: соседи временно вынуждены так поступать, для них нагнетание антироссийских настроений - средство сплочения наций и инструмент формирования «новых идентичностей». Постно и комично: Россия фактом своего существования помогала не любившим ее соседям становиться «нормальными странами». Как бы то ни было, за полтора десятилетия в Москве не было ни одной существенной попытки организовать кампанию пропаганды против бывших союзников по Организации Варшавского договора или стран Прибалтики, за исключением вопиющих случаев официальной дискриминации русского населения последними.
Ближние соседи терпение России не оценили. Жалуясь и раздражаясь, они называли попытки игнорировать их ежедневные мелкие и немелкие выпады «высокомерием Москвы». 15 лет повторялся один и тот же набор постулатов об исторической вине СССР, пороках советской политики в Европе и преступлениях сталинизма. Формально эти рассуждения касались не России, а Советского Союза. Фактически они сформировали в странах Ближней Европы устойчивый антироссийский контекст - ключевой для понимания их поведения. 15 лет политики «терпимости и игнорирования колкостей», которую проводила Россия в отношениях с Ближней Европой, оказалось мало для «выветривания» антироссийских настроений малоев-ропейцев. Важно понять и другое: элиты стран Прибалтики настолько малочисленны, по российским масштабам бедны и разобщены, что даже испытывают потребность «подпитывать» себя за счет «импорта лидеров». Скудная элита неспособна порождать «ново-мышленцев» - наивно ждать их появления в прибалтийских странах.
Значит, время революционных инициатив не пришло. Если в России после 1991 г. политические поколения сменились дважды, (сначала Ельцин изгнал либералов «призыва перестройки», а потом Путин удалил ставленников ельцинской «семьи»), то в Прибалтике подобного обновления не происходило. Там фактически правит первое поколение «независимцев». Это лидеры, либо воспитанные в духе «старого и доброго домашнего антисоветизма» (Эстония), либо вовсе сформировавшиеся на искаженных образах эмигрантских воспоминаний (Литва и Латвия). Нет уверенности, наконец, что украинская и молдавская элиты достигли состояния большей зрелости, чем прибалтийские. И есть основания думать, что нарушился естественный процесс формирования элиты белорусской. Уповать уместно лишь на то, что в Белоруссии, Молдавии и на Украине элитные предубеждения против Москвы слабее, чем в Прибалтике и бывших странах ОВД. Вот почему, думаю, отношения с Ближней Европой - уязвимое место политики России на европейском направлении. «Синдром недоверия» в отношениях между соседями не преодолевается. Либеральный вариант политики «еврососедства» пока не очень удается.
15 лет после распада СССР приучили к мысли о том, что отношения с ближним окружением России по важности стоят вровень с отношениями России с ведущими мировыми державами - США, Китаем и странами Евросоюза. Относительно недавнее явление - обострение конкуренции между всеми названными игроками за влияние в поясе новых российских границ, симптомы которого воспринимаются тревожнее по мере нарастания динамики перемен в государствах СНГ, которые вплотную сталкиваются с проблемой неизбежности смены высших лидеров и с неумением обеспечить эту смену законно и плавно. Государства Запада - прежде всего США - самым серьезным образом настроены на приобретение доступа к ресурсам постсоветского пространства. Любая внутренняя неустойчивость в принадлежащих к нему странах будет использована наиболее сильными «внешними державами» строго в соответствии с этой базовой целью Запада. Вот почему ключевая задача России - содействовать переменам в сопредельных государствах Содружества таким образом, чтобы, оставаясь в рамках законности и демократического вектора, они соответствовали национальным интересам России, а не противоречили им.
«Международная жизнь», М., 2005 г., № 3-4, с. 118-129.
