CC BY
146
Рудова Анна Андреевна, аспирант, isaeva_anna7@mail.ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет.
THE MODERN RUSSIAN STATE IN THE PUBLIC OPINION
A.A. Rudova
Based on the results of the sociological research, the author analyzed the problem of the image of modern Russia on Russian Political Development. The analysis of this problem helps to optimize the image of the state in the public consciousness in the modernization of the current political process.
Key words: public opinion, image, political process, citizen participation, stereotype
Rudova Anna Andreevna, post-graduate student, isaeva_anna7@mail.ru, Russia, Tula, Tula State University.
УДК 327
ВРЕМЯ ПОЛИТИЧЕСКОЕ В ИСТОРИИ И ИСТОРИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ В ПОЛИТИКЕ
Л. О. Терновая
Рассмотрены особенности различий между проявлениями политического и исторического времени, проникновения каждого из них в пространство другого, а также отношение власти и профессиональных историков к этим процессам.
Ключевые слова: история, политическое пространство, политическое время, власть, профессиональное сообщество историков.
На разных этапах развития государства живущие в нем люди, совсем не обязательно профессионально вовлеченные в политику, сталкиваясь с необходимостью размышлять о месте этой страны в мире, подталкиваются самим ходом событий к необходимости разобраться в движущих силах истории. Для этого требуется понять, почему именно в данный момент произошло приближение общества к исторической развилке, определить, какие из причин оказались решающими в повороте истории на одну дорогу в будущее и были ли шансы возврата на другие. Во многом ответ на эти вопросы кроется в совпадении двух хронологических координат: политического и исторического времени. Значимым оказываются не просто совмещение их линий, а совмещение точек роста, перехода, конфликта каждой из них, но взятой не в своем родном пространстве, а в пространстве другом: политического времени в историческом контексте, а исторического - в политическом.
Политическое время характеризуется содержанием политической жизни общества на конкретном отрезке его развития. Суть и рамки такого времени обусловлены спецификой, последовательностью и длительностью 120
взаимодействия объектов и субъектов политических процессов [1]. Течение этого времени способно проявляться в разных темпах, ускоряясь и замедляясь. Его ход может быть скачкообразным, но ему не чужда и плавность. Все это позволяет говорить о многомерности такого времени, невозможности измерять его, пользуясь лишь одной шкалой. Настоящее в нем, больше чем в экономическом времени или времени культуры, зависит от прошлого и в большей степени определяет будущее, поскольку политическому времени принадлежит прерогатива расстановки вех, утверждения или ниспровержения символов.
Можно выделить несколько важнейших особенностей политического времени. Во-первых, оно событийно. В нем хронология закрепляется путем фиксации политических дат: времен рождения и исчезновения государств, воцарения монархов, революций, государственных переворотов, вооруженных конфликтов, мирных договоров и т. д.
Во-вторых, поскольку политические механизмы, приводящие к большинству таких событий, чаще всего скрыты от глаз простых людей, далеких от политики, суть данных событий легко мифологизируется [2, с. 159]. Политические мифы составляют естественную информационную среду, отличающую каждую политическую эпоху.
В-третьих, политическому времени свойственна обратимость. Общество, дойдя до определенного предела, своими политическими решениями может продемонстрировать желание повернуть назад, в свое социальное, духовное, экономическое прошлое, что можно сделать, лишь благодаря имеющейся на то политической воле. Насколько полным будет такой разворот, какие сферы он затронет, зависит от того, в чьем лице эта воля сконцентрирована. То может быть взрыв народного недовольства или жесткая власть политической верхушки. От того, удастся ли им договориться, найдут ли эти воли снизу и сверху в прошлом идеал социального спокойствия или экономического благоденствия, зависит глубина возврата в прошлое и длительность пребывания в его осовремененном аналоге. Причем обратимость может относиться не только к прямому повороту в прошлое, но и к терминологическому. Так, уже после Первой мировой войны возникли представления о том, что она, отнюдь, не была началом подобных глобальных конфликтов. У. Черчилль называл войну Семилетнюю (1756-1763), которая разворачивалась на театрах военных действий в Европе, в Северной Америке, в странах Карибского бассейна, Индии, на Филиппинах, «первой мировой войной» [3, с. 7]. В этой войне приняли участие все крупные европейские державы того времени, большинство средних и мелких государств, а также некоторые индейские племена.
В-четвертых, политическое время повторяемо. Повторения могут приобретать характер завершенного цикла или быть волнообразными. Но возможны лишь внешние, частичные подобия, позволившие Гегелю, заметить, «что великие всемирно-исторические события и личности повторя-
ются дважды: первый раз как трагедия, а второй - как фарс», как это подчеркнул К. Маркс в сочинении «18-е брюмера Луи Бонапарта», приведя гегелевскую мысль [4, с. 119]. Маркс эту мысль конкретизирует: «Кос-сидьер вместо Дантона, Луи Блан вместо Робеспьера, Гора 1848-1851 гг. вместо Горы 1793-1795 гг., племянник вместо дяди. И та же самая карикатура в обстоятельствах, сопровождающих второе издание восемнадцатого брюмера!
Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого. Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории. Так, Лютер переодевался апостолом Павлом, революция 1789-1814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской империи, а революция 1848 г. не нашла ничего лучшего, как пародировать то 1789 год, то революционные традиции 1793-1795 годов» [4, с. 119].
В отличие от политического времени историческое время протекает, вбирая в себя ворох повседневности, дающей основание для отслеживания закономерностей несобытийной трактовки хода развития, не упуская при этом важнейших деталей. А то, что они порой играют решающую роль, говорит изменение выражения «Бог сокрыт в мелких деталях», которое приписывается Л. Мису ван дер Рое, немецкому архитектору, разработчику «интернационального стиля», затем переиначенное на слова «Дьявол кроется в деталях». Не так существенно, кто скрывается, значительнее - где. В мелочах, оттенках можно обнаружить рождение той критической точки, с которой начнется новый ход истории.
Вместо распространенных политических мифологем на просторе исторического времени действуют, подталкивая ход истории, подвижники, борцы, герои, подчас безымянные. Россия помнит про день Бородина, как точно написал М. Лермонтов, и потому, что:
- Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Отличительными характеристиками исторического времени является необратимость процесса, его линейность и поступательность. Этапы на этом пути растянуты. А по прошествии времени возникает потребность начальные и конечные точки исторических периодов, даже маркированных хронологически, раздвинуть, удлинить сложный с точки зрения его осмысления этап человеческой истории. По мнению британского истори-ка-марксиста Э. Хобсбаума, долгий XIX в. длился с 1789 по 1914 гг. Началом этого периода является Великая французская революция, а концом -Первая мировая война, в результате которой были ликвидированы Германская, Российская, Австро-Венгерская и Османская империи. Его главной особенностью было доминирование империй в мире [5].
Мостиком, связывающим политическое и историческое восприятие времени, можно считать историческую политику [6; 7]. Как и любая другая политика, она представляет собой комплекс технологий по закреплению в обществе таких интерпретаций исторических событий, которые отвечают видению прошлого находящимися у власти политическими силами. Такая политика реализуется после крупных социально-политических трансформаций, когда упрочение позиции пришедших во власть во многом зависит от подведения под их внутри- и внешнеполитические курсы исторической платформы. Неудивительно, что зарождение этой политики относят к практикам восточноевропейских государств, перешедших в постсоциализм. В этих практиках были задействованы различные ресурсы власти, включая финансовый, административный, а порой и правовой. Тогда как для простой политизации истории достаточно лишь усилий профессиона-лов-историков, свободных в своих интерпретациях истории от необходимости их корректировать в соответствии с генеральной линией власти.
Позиция таких профессионалов может выражаться в форме осуждения исторической политики властей. Причем такое осуждение проявляется не тогда, когда власть слаба, молода, ищет механизмы управления, а когда она носит прочный характер, опирается на устоявшиеся традиции и такими действиями стремится их закрепить. Во Франции при президенте Ф. Миттеране историки критически восприняли принятый в 1990 г. «закон Гейссо» (фр. Ьо1 ОауББ^), по имени автора - депутата-коммуниста Ж.-К. Гейссо, о наказании за отрицание преступлений против человечности, в частности геноцида евреев во время Второй мировой войны, а вместе с ним еще два «закона памяти»: об ответственности за отрицание геноцида армян, а также рабства и работорговли. Закон Гейссо предполагает уголовную ответственность от одного до трех лет. В 2005 г. был принят «закон памяти», касающийся Алжира. В статье 4, в частности, требовалось, чтобы на школьных уроках подчеркивали позитивную роль французского присутствия в Северной Африке. Поскольку против «законов памяти» выступали не только историки, но и учителя и родители, через год закон об Ал-
жире был отозван. После критики прямого вмешательства государства в трактовку истории и характер ее преподавания в школах в 2008 г. был введен запрет на принятие других «законов памяти» с уголовной ответственностью. С тех пор разрешены лишь резолюции, а в докладе президента Национальной Ассамблеи было сказано, что парламент должен воздерживаться от всякого вмешательства в юридическую квалификацию событий прошлого и в программы преподавания истории.
Президент французской ассоциации «За свободу истории», объединяющей почти тысячу историков, П. Нора считает, что в стране «имело место, в течение многих лет, появление законодательных инициатив и законов, которые диктуют Истории и прошлому официальную истину, навязанную государством, что приводит к юридическому преследованию историков, нарушающих эти законы. Власти добились принятия этих законов по причинам, которые могут показаться правильными и моральными по своей сути. Однако всякое вмешательство государства и политики в научные исследования и интеллектуальную деятельность порочно и достойно осуждения» [8]. То, что историческая дискуссия вылилась в форму политической борьбы именно во Франции, является отражением того, что это государство обладает и богатейшей историей, и замечательной исторической школой, и опытом попыток политического управления с помощью истории. Вероятно, поэтому французские историки наиболее последовательны в том, что они сами и их коллеги в других странах должны настороженно относиться ко всем веяниям в политическом дискурсе властей.
В странах, где в историческом пространстве обнаруживаются черные дыры и белые пятна, дискуссии об отношении историков к политике приобретают жаркий характер. В Белоруссии к таким темам относятся: война 1812 г., восстание Калиновского (1863), события Второй мировой войны, идеология западнорусизма. Объективный анализ этих вопросов, как считает одна группа историков, невозможен, поскольку другая группа является «бюрократической элитой», зависящей от государства и определяющей стандарты для всех остальных исследователей, часто в зависимости от собственных вкусов и предпочтений, в том числе в области исторической науки [9].
Граница между научным исследованием и политической оценкой пролегает не только в научных трудах по истории. Такая граница может быть визуализированной, создаваться благодаря официальному установлению мест и ритуалов памяти прошлого. Проблема заключается в том, что историческое время объединяет разнообразие образов истории, создавая единый нарратив о прошлом, а выдергивание отдельных фрагментов этого нарратива в политическое время, превращение их в политические мифы, создает лакуны в потоке истории. В качестве примера можно привести создание в 1930-х гг. в СССР мифа о первом пионере-герое Павлике Морозо-
ве и последовавшие после распада Советского Союза попытки развенчания этого мифа и разрушение памятников [10].
Историческое пространство и историческое время более открыты, чем политическое пространство и политическое время. Можно бы было предположить, что объем и накал критики в первых должны бы быть обширнее и острее. Но, как правило, упор критики падает именно на факты и их интерпретации, излагаемые в рамках политической истории. Причина этого видится в том, что политическая власть оставляет за собой право формулировать отношение к истории. Безусловно, надо различать долг власти, заключающийся в обеспечении преемственности общественной жизни, и право, которое простирается от выражения мнений о ценном в этой преемственности до директивного навязывания этих мнений обществу, включая профессиональное сообщество историков [11, с. 136]. Однако и от историков в свою очередь требуется различать свой долг и свое право, которое состоит в том, что они могут как согласиться с мнением власти, так и его оспорить. Их долг заключается в правдивой презентации исторических фактов вне зависимости от прямо или косвенно поступившего политического заказа.
Отдельной строкой в соединении исторического и политического времен проходит вопрос хранения документальной базы государства и общества. Этот вопрос распадается на ряд подвопросов о количестве и качестве архивов, порядке хранения документов, степени свободы доступа в архивы профессиональных историков и заинтересованных лиц, например, ищущих материалы об истории своей семьи, местности, предприятия и пр. Политика открытости архивов или части архивного фонда служит задаче формирования национальной гордости. Так, в США архивы включены в схему туристических маршрутов. А «Билль о правах» (англ. Bill of Rights), свод первых десяти поправок к Конституции США, закрепивших основные права и свободы человека и гражданина, предложенный Дж. Мэдисоном 25 сентября 1789 г. на заседании Конгресса США и вступивший в силу 15 декабря 1791 г., является не только хранимым, но и публично демонстрируемым документом Национального архива США.
Власти порой делают архивные изыскания частью исторической политики. Президент Бразилии Д. Руссефф, будучи главой администрации ее предшественника на высшем государственном посту Л. Лулы да Силвы, дала указание на поиск архивов всех организаций, связанных с репрессиями в период диктатуры (1964-1985). Но многолетняя работа сотрудников Национального архива Бразилии по поискам документов спецслужб не принесла результата. Среди пропавших архивов оказались документы разведок ВМФ и сухопутных войск, одних из основных орудий репрессий. В Министерстве обороны заверили, что все документы были уничтожены согласно действовавшему в тот период законодательству, а подтверждающие это документы были направлены в Архив. В 2011 г. в Бразилии для рас-
следования фактов нарушения прав человека была создана Комиссия правды (порт. Сот1Бвао Касюпа1 ёа Уегёаёе). Ее члены получили право использовать любую информацию, включая сведения, предоставляемые на анонимной основе и данные, находящиеся под охраной государства, в том числе засекреченную документацию различных архивов. Члены Комиссии могут допрашивать свидетелей, организовывать общественные слушания. Правда, со списками людей, причастных к пыткам и убийствам, могут знакомиться только президент страны и министр обороны. При этом на основе результатов проводимых расследований не должны заводиться уголовные дела, так как это противоречит Закону об амнистии, который «простил» всех причастных к преступлениям по политическим мотивам в период с 1961 по 1979 гг., а силу этого закона в 2010 г. подтвердил Верховный Суд [12]. Несмотря на отсутствие правовых последствий архивных изысканий, их политический эффект для власти Бразилии очевиден.
Давление политического времени на время историческое усиливается в периоды, когда власть обнаруживает потребность непосредственного участия в создании «правильного» образа истории, считая историю средством воспитания патриотических чувств, вырастающих из гордости за «славное» прошлое. Пределы, методы и средства глорификации прошлого достаточно широки, только надо помнить, что политическая инструментализация патриотического чувства может приводить к глорифи-кации антигероев, как это происходит в странах Балтии с чествованием легионеров [13]. Это давление тем интенсивнее, чем менее сплоченным выглядит историческое сообщество. Важно и то, какова в этом сообществе доля историков, представляющих власть, как непосредственно (Т. Маколей был членом Британского парламента, М. Н. Покровский - заместителем наркома просвещения РСФСР), так и опосредованно: через написание трудов по заказу, в силу сервилистской культуры и пр. Власть в состоянии ограничить на политическом пространстве площадку для дискуссии историков или переформатировать ее, переведя на политическую арену, в частности, в предвыборный период. Иногда сложности проистекают из низкого уровня исторической грамотности у политиков. Но какие претензии можно было предъявлять к представителям партактива, исторические знания которых были ограничены оценками, содержащимися в учебнике «История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс» (1938), где был очерчен круг обязательных вопросов советской истории, за пределы которого нельзя было выйти.
В то же время власти, обладая политическими и иными рычагами, почти никогда в истории не проводили четкой и однозначной линии исторической политики не потому, что у них не было критериев исторического отбора, а в силу того, что сами политическое пространство и политическое время обладают теми свойствами, которые не позволяют вести эту линию ровно и настойчиво. Однако и историки, являясь выразителями историче-
ского времени, не желают оставаться вне времени политического, считая своей обязанностью вносить вклад в формирование национальной, геополитической, цивилизационной идентичности.
Список литературы
1. Венгеров А.Б. Политическое пространство и политическое время (опыт структурирования понятий) // Общественные науки и современность. 1992. № 6.
2. Евгеньева Т.В., Селезнева А.В. Политические представления в контексте истории памяти: обращение к прошлому в ситуации кризиса идентичности//Известия ТулГУ. Гуманитарные науки. Вып. 3. Ч. 1. Тула: Изд-во ТулГУ, 2013. С. 158-166.
3. Bowen H.V. War and British Society 1688-1815. Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 1998.
4. Маркс К. 18-е брюмера Луи Бонапарта / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8.
5. Хобсбаум Э. Век Революции. Европа 1789-1848 = The Age of Revolution: Europe 1789-1848 / пер. с англ. Л.Д. Якуниной. Ростов н/Д: Феникс, 1999.
6. Историческая политика в ХХ1 веке /ред. А. Миллер, М. Липман. М.: Новое литературное обозрение, 2012.
7. Pro et Contra. 2009. № 3-4 (тема номера: Историческая политика).
8. Пресс-конференция «За свободу истории» //
http://www.greenlamp.spb.ru/2009/05/25 пресс-конференция-«за-свободу-
истории.
9. Браточкин А. Историки и политика: об «исторических» дискуссиях в Беларуси // Новая Еуйропа // http://n-europe.eu/article/2013/07/31/istoriki i politika ob istoricheskikh diskussiyakh
v belarusi.
10. Дружников Ю.И. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова. London: Overseas Publications Interchange Ltd., 1988.
11. Разумовский И.В. Формирование современной российской ментальности// Известия ТулГУ. Гуманитарные науки. Вып. 2. Тула: Изд-во ТулГУ, 2013. С. 134-139.
12. Карташов И. Архиву Бразилии не удалось найти документы спецслужб времен диктатуры // Российская газета. 2013. 12 марта.
13. Никифоров И. Глорификация антигероев // http://agenda-u.org/01-04-12-08-01631.html.
Терновая Людмила Олеговна, д-р ист. наук, проф., 89166272669@mail.ru, Россия, Москва, МАДИ.
POLITICAL TIME IN HISTORY AND HISTORICAL TIME IN POLITICS
L.O. Ternovaya
The author considers the difference between the manifestations of political and historical time, the penetration of each of them in the other, as well as the attitude of the authorities and professional historians to these processes.
Key words: history, political space, political time, power, professional community of historians.
Ternovaya Lyudmila Olegovna, Doctor of Historical Sciences, Professor, 89166272669@mail.ru, Russia, Moscow, Moscow State Automobile and Road Technical University (MADI).
УДК [94(470)“19”:35.073532.2:351.746.1](049.32)
ГЕРОИЧЕСКИЕ И ТРАГИЧЕСКИЕ СТРАНИЦЫ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ В ДОКУМЕНТАХ АРХИВОВ СПЕЦСЛУЖБ
(Рецензия на книгу В.С. Христофорова «История страны в документах архивов ФСБ России»)
Е.И. Самарцева
Предпринята попытка рассмотреть некоторые вопросы российской истории XXв. через призму документов архивов ФСБ, взглянуть на многие проблемы истории нашего Отечества вне идеологических мифологем. Важное место уделено истории Второй мировой и Великой Отечественной войн, советскому военному присутствию в Афганистане, а также проблеме реабилитации и рассекречиванию архивных документов.
Ключевые слова: архив ФСБ, архивные документы, рассекречивание, Великая Отечественная война, Афганистан.
Известный историк-архивист, руководитель Управления регистрации и архивных фондов ФСБ России, доктор юридических наук, генерал-лейтенант В.С. Христофоров в книге «История страны в документах архивов ФСБ России»[1] поставил перед собой задачу рассмотреть узловые моменты истории России ХХ в. глазами сотрудника спецслужб.
Надо ли говорить, что каждая из 958 страниц его книги читается с неослабевающим интересом?
Перед нами издание, без которого сегодня трудно представить документально обоснованную историю нашей страны за последнее столетие.
В книгу включены ранее опубликованные в различных периодических изданиях статьи и доклады, интервью автора. Материалы сборника освещают первые годы советской власти; межвоенный период; Великую Отечественную войну[2]; 1950-1980-е гг., в том числе факты и события Афганской войны. Советское военное присутствие в Афганистане иссле-
