CC BY
27
Вестник Института экономики Российской академии наук
3/2021
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
П.А. ОРЕХОВСКИЙ
доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник ФГБУН Институт экономики РАН
ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ ЦЕН В СССР В 1960-1970-х ГОДАХ: РОЛЬ ДИСКУРСА СТОИМОСТИ1
Реформа оптовых цен 1967 г. в СССР ограничилась выравниванием отраслевой рентабельности. Советское руководство не перешло к либерализации цен на сверхплановую продукцию, как это было сделано в 1978 г. в КНР. В ретроспективе такая либерализация представляется важнейшей и необходимой частью реформ, однако от нее отказались. Объяснение этого факта идеологической зашоренностью и догматизмом советского руководства и экономистов в условиях тоталитарного строя не может быть признано удовлетворительным. В работе выдвигается гипотеза о возможности объективного понимания советскими учеными закономерностей формирования цен на основе стоимости. Приводятся характеристики двух авторитетных дискурсов: политэкономов социализма и экономистов-математиков (СОФЭ). Обосновывается решающая роль структур когнитивности в сохранении административного контроля над ценами вплоть до 1991 г. Дискурс стоимости сыграл ключевую роль в подготовке мероприятий по совершенствованию хозяйственного механизма и очередному циклу изменения оптовых цен в 1979 г.
Ключевые слова: дискурс, структуры когнитивности, номинализм, реализм, стоимость, цены.
1БЬ: В24, В41, В51.
Э01:10.52180/2073-6487_2021_3_9_34. Вводные замечания
Основная проблема данной статьи может быть сведена к простому вопросу: почему в СССР в конце 1960-х годов советское руководство не предприняло частичной либерализации цен? В ретроспективе такое мероприятие кажется логичным и едва ли не очевидным. В Китае в ходе
1 Работа основана на препринте: Ореховский П.А. Контроль над ценами в СССР: роль дискурса «стоимости». Научный доклад, препринт. М.: ИЭ РАН, 2021. inecon.org/ docs/2021/files/0rekhovsky_paper_03062021.pdf. Обсуждение состоялось 03.06.2021.
реформ Дэна Сяопина в конце 1970-х годов частичная либерализация цен была реализована в более неблагоприятных экономических условиях, чем в СССР в конце 1960-х годов. На примере уплачивающего партийные взносы в кассу КПК Джека Ма можно задаться и другим вопросом. Почему, собственно, нельзя было допустить частной собственности на средства производства в ряде секторов экономики СССР? Исходя из марксистских постулатов, социалистические государственные предприятия должны были обеспечивать более высокую производительность труда. Был бы важен реальный экономический эксперимент конкуренции между различными формами собственности в индустриальной экономике. Политическая власть по-прежнему сохранялась бы в руках трудящихся, наемные работники были бы защищены от различных злоупотреблений, связанных с жадностью эксплуататоров. Что в этом было немарксистского или антикоммунистического?
Сложный вопрос о конкуренции различных форм собственности в социалистическом государстве выходит за рамки данной работы. Он поставлен здесь лишь в качестве иллюстрации тех слепых пятен, которые существовали в общепринятой структуре понимания социализма в СССР.
Вопросы, которые теперь, задним числом, кажутся ясными, не составляют проблем для теоретиков, придерживающихся прогрессист-ской либеральной идеологии. По их мнению, все просто. Коммунисты были идеологически зашорены, воспроизводили одни и те же речевые практики и шаблоны, заимствованные у Ленина - Сталина. Кроме того, тоталитарный аппарат насилия заставлял их постоянно лицемерить. В конце концов в массовом сознании несчастных глупцов, прибежавших столбовой дорогой к рабству [1], произошел перформативный сдвиг, и они уже в принципе не могли обсуждать содержательные вещи [2]. Советское руководство ничего не понимало в экономике, постоянно совершало грубейшие ошибки и разрушало собственную страну [3]. Подобные взгляды успокаивают. Их многочисленные сторонники, безусловно, теперь уже не сделают таких нелепых ошибок, и будущее российской (а заодно и мировой) экономики находится в надежных и честных руках. Парадоксальный успех китайских коммунистов, которые, по сравнению с советскими, были не менее «идеологически зашорены» и также пережили свои страхи во время длительного правления Мао Цзедуна, можно рассматривать как длительную трансформацию социализма в капитализм с «китайской спецификой».
Однако если исходить из менее лестного для современных теоретиков предположения, что люди прошлого не уступали нам ни по интеллекту, ни по душевным качествам, как, например, это делает часть историков французской школы «Анналов» и их отечественных коллег [4], то проблема становится очень трудной. Необходимо вос-
становить не только ход логических рассуждений, но и то, что являлось очевидным для современников и поэтому не оставило о себе следа. Поэтому, с одной стороны, следует учитывать важность герменевтики при рассмотрении таких проблем, а с другой - иметь в виду, что многое все равно остается «за кадром». Так, в СССР того времени существовало достаточно большое количество организаций, интересы сотрудников которых входили в прямое противоречие с либерализацией цен. К концу 1970-х годов, вместе с подъемом теневой экономики, сложились и влиятельные социальные группы, имевшие прямую материальную заинтересованность в сохранении фиксированных, государственных цен. Эти группы, среди прочего, имели определенные ресурсы и возможности влияния, которые проявились в ходе реформ второй половины 1980-х годов2. Однако материальные интересы таких социальных групп никогда не озвучивались, ведь в социалистическом обществе все должны были заботиться только об «общем благе».
Ниже представлены версии основных структур когнитивности, в рамках которых советские ученые обсуждали и предлагали свои решения проблемы контроля над ценами. Они, конечно, страдают неполнотой (например, практически не рассматривается вопрос о взаимодействии ученых с советским руководством). Тем не менее предлагаемая интерпретация обладает достаточным правдоподобием и позволяет охватить основные типы речевых практик, в соответствии с которыми и принимались важнейшие решения по контролю над ценами.
1. Возможности и границы контроля за ценами в свете номиналистического дискурса экономической теории
В российской и советской истории наблюдались разные периоды контроля над ценами. Во время новой экономической политики власти пошли на сравнительно высокую степень либерализации цен, но закупочные цены на зерно были фиксированы. Это привело к образованию хорошо известных «ножниц цен» и стало важнейшим фактором свертывания нэпа с последующим переходом к волюнтаристским методам управления в годы первой пятилетки. Результатом торжества социалистического планирования стал острый дефицит потребительских товаров: уже в марте 1929 г. вводится нормативный отпуск хлеба по заборным книжкам, потом это распространяется и на другие виды продовольствия и товары ширпотреба. «К середине 1931 г. были вве-
2 Это подтверждается, в частности, громкими уголовными делами первой половины 1980-х годов, среди которых можно отметить дело директоров московских гастрономов, а также дело Ю.М. Чурбанова, дело Н.А. Щелокова, закончившееся самоубийством последнего.
дены карточки на промышленные товары. Вместе с тем была введена система выдачи пайков и закрытых форм торговли» [5, с. 102].
Во время недолгого периода хозяйственной нормализации и частичной ликвидации последствий волюнтаристских решений первой пятилетки советское руководство возвращается к сравнительно свободному товарообороту. С января 1935 г. отменяется карточная система снабжения населения хлебом, крупами, мукой. Именно в период второй пятилетки появляются хорошо известные советским гражданам «пояса», предусматривающие определенную дифференциацию средних цен.
Во время Великой Отечественной войны и сразу после нее опять действует карточная система, которая отменяется вместе с проведением денежной реформы в 1947 г. Денежная реформа 1947 г. имела ярко выраженный конфискационный характер, и это впоследствии позволило правительству снизить розничные цены, причем даже по отношению к пайковым.
Таким образом, советское руководство вело себя достаточно гибко в вопросах контроля над ценами. Более того, и в политэкономии социализма (в первом учебнике, который был опубликован в 1954 г.) не отрицались ни товарное производство, ни закон стоимости при социализме (гл. XXXI), ни торговля (гл. XXXV) [6].
И все же гибкость контроля существовала в определенных пределах. После нэпа основная часть цен на ресурсы и продукты была фиксированной, изменения цен происходили в результате согласования в наркоматах и Госплане. В 1958 г. образуется Бюро цен при Госплане, в 1965-1969 гг. оно приобретает статус Комитета, но все еще подчиняется Госплану напрямую, в 1969-1989 гг. Госкомцен подчиняется уже Совету Министров СССР. Именно это ведомство отвечало за контроль над ценами и за процессами ценообразования. Повышение статуса упомянутого ведомства означало, что контролю над ценами советское руководство придавало особую важность.
Как упоминалось, в либерализации цен китайское руководство в 1970-х годах пошло значительно дальше, чем советское в 1960-х годах Это удивляет, т. к. реформа 1965 г. была более проработанной, чем реформа 1978 г., а советская экономика была намного более развитой в сравнении с китайской. И все же в Китае государственным предприятиям было разрешено реализовывать сверхплановую продукцию по свободным ценам, а в СССР - нет. Может быть, советское руководство боялось разгона инфляции, что могло сказаться и на розничных ценах3.
3 Протесты, которые наблюдались в 1962 г. в СССР после повышения розничных цен, и особенно события в Новочеркасске, безусловно, повлияли на партийное руководство, хотя масштаб этих событий несравним с тем, что происходило в КНР на площади Тяньаньмэнь в 1989 г.
Но последние оставались фиксированными. В целом реформа оптовых цен 1967 г. привела к небольшому росту цен, и советская экономика легко его пережила4.
В ретроспективе отказ советского руководства от постепенной либерализации цен представляется одной из роковых ошибок, способствовавших краху СССР. Если во второй половине 1960-х годов предприятиям и колхозам разрешили бы продавать сверхплановую продукцию по свободным ценам, то объем теневой экономики к концу 1970-х годов был бы на порядок ниже. Скорее всего, не было бы ни «молдавского», ни «хлопкового» дел, как не было бы и дела директоров московских гастрономов. Не было бы и такого острого дефицита на потребительском рынке к началу 1980-х годов, а в целом структура советской экономики была бы намного более сбалансированной. Появление кооперативов и частников в такой структуре имело бы совершенно другие результаты, чем в советской экономике второй половины 1980-х годов. Последующая постепенная приватизация каких-либо предприятий или секторов экономики (торговли, бытового обслуживания, производства строительных материалов) представлялась бы вполне логичным шагом в строительстве рыночной экономики.
Ни А.Н. Косыгин, ни другие реформаторы, ни советские экономисты-теоретики не отказывались от либерализации цен, поскольку такое мероприятие никогда не предлагалось и не обсуждалось. Нельзя сказать, что оно совсем «не приходило в голову» советскому истеблишменту, хотя такой вывод можно было бы сделать в связи с отсутствием обсуждения такого мероприятия на партийных совещаниях или в ходе дискуссий ведущих советских экономистов того времени. Но это не совсем так. И хотя собственно либерализация цен не обсуждалась, призывы к переходу к оптовой торговле, рассматривавшейся как развитие социалистических товарно-денежных отношений, имели место. За развитие оптовой торговли и коммерческого расчета выступал крупный экономист того времени В.Г. Венжер [7]. Жесткая критика доминировавших тогда представлений о стоимости в политэконо-
4 Следует специально оговориться, что розничные цены в СССР во второй половине ХХ в. были полностью оторваны от оптовых, благодаря влиянию весьма изощренной фискальной системы. Главную роль в ней играл налог с оборота, однако кроме него на цены влияла и плата за фонды, также дифференцированная по отраслям. Стоит отметить и подоходный налог (который в 20-е годы появился как «жилищный»), внешне не имевший экономического смысла (зарплата при социализме считалась не ценой труда, но долей в общественном продукте). Однако подоходный налог служил удобным средством для кассового исполнения местных бюджетов. Налогово-бюджетная система СССР— отдельная большая тема исследования. Здесь же важно подчеркнуть, что благодаря наличию такой системы угроза повышения розничных цен, связанных с либерализацией оптовых цен, была эфемерной.
мии социализма, как и действующего административного механизма ценообразования, содержалась в работах Г.С. Лисичкина. Эти взгляды при желании можно интерпретировать как аргументацию в пользу необходимости либерализации цен. Так, если бы снабжение (фондирование) средствами производства действительно было заменено торговлей, то вопрос освобождения цен от административного контроля стал бы крайне актуальным.
Причина, на мой взгляд, была в другом. Свободное ценообразование считалось глубокой архаикой, присущей отсталым, слаборазвитым странам. Поэтому и особых споров не было. Инициатор подобной дискуссии выглядел бы ретроградом и противником прогресса5. Собственно, так и произошло как с самим Г.С. Лисичкиным, так и с написавшим крайне комплиментарное послесловие к его книге А.И. Стреляным. В то время он был «рыночным публицистом» [8]6, а впоследствии, в 1990-е - 2000-е годы, стал известным украинским националистом и сотрудником радио «Свобода».
Свободного, в стиле чикагской школы, ценообразования не было тогда и в США. В экономическом бестселлере того времени Дж.К. Гэл-брейт указывает: «Промышленное планирование предполагает контроль над ценами. Как мы видели, современная техника приводит к тому, что рынок становится менее надежным. Она также влечет за собой увеличение времени и капитала, затрачиваемого в производстве. По этой причине нельзя допустить, чтобы цены зависели от причуд неуправляемого рынка.
Но этот контроль осуществляется таким образом, что он служит целям техноструктуры, и это вполне естественно. ... они состоят в том, чтобы, во-первых, свести к минимуму риск потерь и тем самым угрозу самостоятельности техноструктуры и, во-вторых, добиться максимально быстрого роста фирмы. Ценами управляют так, чтобы они служили этим целям. Конкуренция цен с сопутствующими ей опас-
5 Конечно, это типичное «слепое пятно», связанное с доминировавшей в то время структурой когнитивности экономического знания в СССР. Но больший интерес представляет не сам факт его существования (такие «слепые пятна» существуют всегда, включая нынешнюю экономическую теорию), а отказ от признания либерализации цен проблемой даже в конце 1970-х годов, когда триумф неолиберальной экономической мысли стал таким же очевидным, как и падение темпов роста советской экономики.
6 Книга Г.С. Лисичкина представляла собой сборник очерков разных лет, которые печатались не в научных изданиях, а в газетах и «толстых» литературных журналах. В 1986 г. она вышла в издательстве «Советский писатель». Несмотря на то что автор принадлежал к академическому (и советскому) истеблишменту, занимал должность зав. сектором Института мировой социалистической системы АН СССР, а потом главного научного сотрудника Института экономики РАН, его работы находились, по сути, вне рамок обычных научных дискуссий.
ностями не должна допускаться. Цены должны быть достаточно низкими, чтобы облегчить привлечение новых покупателей и расширение продаж, и в то же время достаточно высокими, чтобы обеспечить прибыль, необходимую для финансирования роста и удовлетворения акционеров. Такие цены легко приспосабливаются к общепризнанным целям общества или к тому, что общество убедили принять в качестве цели. В отличие от того, что имело бы место в условиях непрекращающейся погони за монопольной прибылью, в этом случае не существует препятствий к тому, чтобы члены техноструктуры солидаризовались с техноструктурой в целом» [9, с. 275-276].
Китайские реформы осуществлялись в ином контексте. И дело не только в том, что структура китайской экономики конца 1970-х годов напоминала структуру советской экономики времен нэпа. Важно другое. В 1974 г. Нобелевскую премию по экономике получает Ф. фон Хайек, в 1976 г. - М. Фридмен, в 1982 г. - Дж. Стиглер. И если справедливо говорить о «кейнсианской революции» 1930-1940-х годов, то конец 1970-х годов можно назвать периодом победы «неолиберальной революции» в экономической теории. Все меняется: либерализация цен становится нормой, а их фиксация - странным анахронизмом, наносящим ущерб функционированию экономики.
В СССР западные, в том числе и неолиберальные, идеи попадали в основном через «критику буржуазных теорий». Ученые, работавшие в этой области, как правило, дистанцировались как от политэкономов социализма, так и от советской школы «системы оптимального функционирования экономики». Так, несмотря на то что Ю.Я. Ольсевич7, Э.Г. Лейкин и Л.Я. Розовский перевели книгу Чемберлина (1933) еще в 1959 г. [10], даже в 1980-е годы в перестроечных дискуссиях можно было услышать тезис, что монополист будет бесконечно повышать цену на свой товар. То обстоятельство, что после определенного предела повышение цены может приводить к снижению, а не к увеличению прибыли монополиста, не воспринималось тогда как существенный аргумент ни теоретиками, ни хозяйственниками, ни, тем более, политизированной передовой советской интеллигенцией.
На мой взгляд, отсутствие ссылок на аргументацию Чемберлина в спорах советских теоретиков обусловливалось спецификой коллективной структуры когнитивности экономистов. Работа Чемберлина написана в «номиналистическом» дискурсе, в то время как подавляющее большинство ученых использовало «реалистический» дискурс. Так, например, представление о том, что цены определяются спросом и предложением при условии неизменности количества денег в обра-
7 О.Я. Ольсевич - так значится в каталогах РГБ и в переиздании 1996 г. Любопытно, что в издании 1996 г. есть предисловие, оно подписано Ю. Ольсевич).
щении -это самое простое (если угодно, вульгарное) выражение номиналистического дискурса. Напротив, идея, что цены товаров определяются их стоимостью (ценностью), является проявлением реализма в экономической теории. Другой вариант реалистического дискурса: цена есть денежное выражение стоимости8.
Методологическим основанием марксистской политэкономии являлся диалектический материализм - одно из направлений в реалистической философии. Поэтому для советских экономистов было естественным полагать, что эффективный контроль над ценами позволяет осуществлять знание стоимости, лежащей в их основе. Напротив, у Чем-берлина контроль за ценами связывается со степенью монополизации рынка. При этом монополизация связывается не только и не столько с концентрацией и централизацией производства (это как раз вполне согласовывалось с марксизмом), сколько с дифференциацией продукта. «Продукты общего вида выступают как дифференцированные тогда, когда имеется какое-либо существенное основание для того, чтобы отличать товары (или услуги) одного продавца от товаров (или услуг) другого продавца. Такое основание может быть реальным или воображаемым, лишь бы оно имело какое-нибудь значение для покупателей и приводило бы в результате к тому, что они отдавали бы предпочтение одной разновидности продукта по сравнению с другой» [10, с. 93]9.
Уровень дифференциации связан с количеством признаков, на основании которых покупатель различает товары между собой. Чистая (совершенная) конкуренция - это когда товары разных производителей похожи между собой как «горошины в стручке». Именно последние являются «биржевыми товарами», в отношении поставок которых заключаются стандартные контракты, будь то пшеница, нефть или цветные металлы. И цены на такие товары государство может контролировать или напрямую, или посредством интервенций (закупок в резервы или, наоборот, продаж из резервов).
Напротив, цены на сложные дифференцированные продукты контролировать сложно, начиная с одежды и обуви и кончая кораблями и самолетами. Это, в свою очередь, заметил Я. Корнаи, когда выделил категорию «псевдоадминистративных цен»:
«Предположим, что государственный орган ценообразования намерен установить цену на определенное изделие и гарантировать
8 В отношении номинализма и реализма здесь используются позднесредневековое различение универсальных и единичных категорий. Подробная интерпретация этих подходов представлена в совместной работе автора данной статьи с О.Б. Кошовец [11], где универсализм и логический дискурс «экономики» рассматривается в противопоставлении с эмпирикой и номинализмом дискурса «экономических систем».
9 Цитируется по изданию 1996 г.
повсеместное использование данной цены. В этих целях он должен позаботиться... о следующем:
1.Наличие точного, ясного и исчерпывающего описания показателей, определяющих качество изделия.
2. Установление контроля за реализацией изделия по официальной цене и соответствием всех его свойств показателям, определяющим качество.
К некоторым изделиям эти два требования применить довольно просто. Назовем их стандартными массовыми изделиями (здесь и далее курсив Я. Корнаи. - П.О.).
Для описания качества других изделий необходимы сотни, а то и тысячи параметров.. Назовем эту категорию дифференцированными изделиями» [12, с. 376-377].
Далее Корнаи вполне справедливо указывает на то, что удельный вес дифференцированных товаров возрастает вместе с ходом экономического развития, а стандартных массовых товаров снижается. И производитель может осуществлять скрытое повышение цены на дифференцированные изделия. «Это делается двумя ... путями. Первый: скрытое повышение цены увязывается с выпуском нового изделия.. Второй путь: скрытое повышение цены за счет снижения издержек производства старого изделия. ... Чем производство сложнее, тем легче воспользоваться обоими видами скрытого повышения цен» [12, с. 378].
Это описание свойств товаров и их влияния на возможности эффективного контроля над ценами используется Корнаи для того, чтобы ввести понятия административных, псевдоадминистративных и договорных цен. В случае административной цены «орган ценообразования. действительно контролирует цены и качество и добивается их соблюдения.
Другой чистый вид - договорная цена. Ее основной признак негативный: она устанавливается не административным путем, а на основе соглашения между продавцом и покупателем....
И, наконец, промежуточный вид, который назовем псевдоадминистративной ценой. Ее будто бы предписывает орган ценообразования, на самом же деле она определяется заинтересованными сторонами, притом, как правило, продавцом, с которым вынужден считаться покупатель» [12, с. 379-380].
Таким образом, удельный вес административных цен снижается, а псевдоадминистративных растет. Либерализация цен в свете этого выглядит вполне логичной: это просто расширение договорных цен на сферу, где действуют псевдоадминистративные цены. Однако такое номиналистическое положение противоречит представлению о существовании закона стоимости, в соответствии с которым цены должны стремиться к своим стоимостям. Если исходить из того, что закон сто-
имости справедлив, то, зная «истинные стоимости товаров», можно было правильно рассчитать и эффективно контролировать любые цены - будь то договорные, псевдо-, или по-настоящему административные. Указанное деление вообще не имеет никакого значения ни для ценообразования, ни для контроля над ценами10.
Между тем номиналистический дискурс позволяет правдоподобно интерпретировать механизм возникновения хорошо известного советским хозяйственникам феномена растущей дифференциации рентабельности и появления «планово-убыточных» отраслей. Как следует из определений, псевдоадминистративные цены были наиболее распространены в машиностроении, а в отраслях, выпускавших стандартные массовые товары (лесозаготовке, производстве стройматериалов, удобрений), где можно осуществлять эффективный контроль, действовали административные цены. Таким образом, рентабельность в производстве оборудования росла, а в производстве сырья снижалась до тех пор, пока предприятия и целые отрасли (подотрасли) не становились убыточными. Именно такое положение было накануне реформы оптовых цен 1967 г., когда рентабельность в разных отраслях вместе с ценами изменили в административном порядке.
Заметим, что реформа цен в Венгрии в 1968 г., напротив, предусматривала переход от псевдоадминистративных к договорным ценам. Как указывает Корнаи: «Венгерская реформа 1968 года явилась существенным шагом вперед, поскольку она ликвидировала такую видимость [контроля над ценами] для значительной части продукции. Так обстоит дело, в частности, с большинством изделий, выпускаемых машиностроительной промышленностью и находящихся в обращении между предприятиями. Ведь государство все равно не смогло бы твердо контролировать цены на них» [12, с. 380].
Подход, который реализовало руководство Я. Кадара, обеспечил сравнительно большую эффективность «гуляшного социализма» по сравнению с советской экономикой. В СССР к концу 1970-х годов эффект от пересмотра оптовых цен в 1967 г. был исчерпан, и опять появились сверхрентабельные и «планово-убыточные» производства. Об этом говорят следующие данные ЦСУ СССР (см. табл. 1).
10 Показательно, что в ходе обсуждения препринта этой работы 03.06.2021 г. в ИЭ РАН один из очевидцев того, как работал советский Госкомцен в 1970-х годах, продолжал отстаивать тезис о невозможности какой-либо либерализации цен в СССР, несмотря на примеры Венгрии и КНР. Это яркое подтверждение основной методологической посылки данной работы: структуры когнитивности являются первичными по отношению как к материально-техническим, так и институциональным условиям функционирования экономических систем.
Таблица 1
Прибыль промышленных предприятий по отраслям промышленности, (млн руб.)
Отрасли 1965 г. 1970 г. 1975 г. 1980 г.
Нефтедобывающая 331 2 380 2 553 2 162
Нефтеперерабатывающая 568 1 165 1 785 2 451
Газовая 58 747 796 1 198
Угольная -1 582 844 242 -1 638
Химическая и нефтехимическая 1 723 3 708 6 575 7 399
Машиностроение и металлообработка 7 029 13 887 16 660 24 532
Лесозаготовительная 202 901 512 -258
Целлюлозно-бумажная 100 484 588 410
Промышленность строительных материалов 473 1 611 2 022 968
Источник: составлено автором по: Народное хозяйство СССР в 1980 г.: Стат. ежегодник (1981) /ЦСУ СССР. М.: Финансы и статистика, С. 505.
Как видим, цифры подтверждают положение Корнаи о разной эффективности контроля над ценами в разных отраслях. Угольная и лесозаготовительная отрасли через 10-12 лет после реформы оптовых цен оказались убыточными, снижение прибыли (при одновременном росте физических объемов выпуска) произошло в нефтедобыче, целлюлозно-бумажной промышленности, промышленности строительных материалов. Во всех этих отраслях контроль над ценами был достаточно эффективным. Другими словами, это, по Корнаи, были реальные административные цены. Напротив, в машиностроении и химической промышленности действовали псевдоадминистративные цены, что и обусловило, наряду с ростом выпуска, такой большой рост прибыли11. Наконец, газовая промышленность в этот
11 В постановлении Совета Министров СССР от 12 июля 1979 г. № 697 «О совершенствовании цен и тарифов в промышленности» указывалось: «Многие министерства, ведомства, объединения и предприятия не уделяют должного внимания вопросам усиления режима экономии, улучшения нормирования ресурсов и снижения себестоимости продукции, не выполняют плановые задания по экономии топливно-энергетических и других материальных ресурсов и росту производительности труда. Все это повлекло за собой рост издержек производства в ряде отраслей промышленности, особенно в топливно-сырьевых, и привело к убыточности добычи угля, лесозаготовок и производства тепловой энергии. Наряду с этим в некоторых отраслях сложилась чрезмерно высокая рентабельность, что ослабляет заинтересованность объединений и предприятий в осуществлении режима экономии и снижении себестоимости продукции».
период переживала период быстрого развития, увеличивая добычу и реализацию, включая поставки на экспорт. Сейчас трудно сказать, насколько эффективным был контроль над ценами в данной отрасли в тот период.
Вместо того чтобы перейти к частичной либерализации цен, советское руководство в 1979 г. занялось совершенствованием «хозяйственного механизма»12. Этот неожиданный поворот в авторитетном дискурсе остался практически незамеченным многими историками, которые весь период 1968-1985 гг. рисуют «одной краской» - «застой» и «ползучая ресталинизация»13. Напротив, по моему мнению, это была попытка в условиях сложившегося к концу 1970-х годов раскола советских элит выстроить другую, более конвенциональную экономическую модель. При этом руководство отказывалось и от дальнейшего перехода к рынку, который следовал из «косыгинской реформы», и от возврата к жесткому директивному планированию (утверждение о преимуществе экономических методов управления над адресно-директивными стало общепринятой банальностью). Предполагалось «улучшать планирование» и совершенствовать «хозяйственный механизм». В результате получился очень странный политико-экономический конструкт. Характерно, что впоследствии многие исследователи при его характеристике стали избегать термина «социализм», заменяя последний на «административную систему» [13], «административные рынки» [14], «экономику согласований» [15], вызывая тем самым у читателей четкие отрицательные коннотации и делегитимируя советский экономический порядок14.
А далее предлагалось пересмотреть одни цены в сторону повышения, а другие в сторону снижения с целью приближения их к «общественно необходимым затратам». Что и было сделано в 1983 г. и привело к запуску нового цикла дифференциации рентабельности.
12 Постановление ЦК КПСС от 12 июля 1979 г. «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc& Ьа5е=Б5и&п=2832#028963733223607624.
13 См., например: Абрамович ИЛ. Воспоминания и взгляды: В 2 кн. Кн. 1. Воспоминания. М.: КРУК-Престиж, 2004. С. 276-286.
14 Отметим, что еще в 1960-е годы, как и в первой половине 1970-х годов, критический пафос в отношении «административной системы» был бы не воспринят ни экономистами, ни широкой публикой. В контексте представлений, например, Гэл-брейта, это просто техноструктура, обеспечивающая как сам научно-технический прогресс, так и внедрение его достижений. А в СССР тогда это ложилось в контекст планирования и оптимизации, которые вместе с применением экономико-математических методов позволяли сокращать издержки и строить новое общество.
В этом и состоит проблема герменевтики: то, что в 1980-х годах воспринималось уже как бюрократический абсурд с элементами коррупции, еще 15-20 лет назад казалось вполне приемлемым вариантом социально-экономического прогресса.
Абсурдистские политико-экономические реформы, предпринятые советским руководством во второй половине 1980-х годов, необходимо рассматривать, исходя из курса на совершенствование хозяйственного механизма 1979 г., а не из «косыгинской реформы» 1965 г. Тогда можно понять, почему вместо разрешения государственным предприятиям реализовывать сверхплановую продукцию по договорным ценам и отказа от псевдоадминистративных цен были приняты законы о кооперации и индивидуальной трудовой деятельности. Соответственно, и фигуру М.С. Горбачева следует рассматривать не как «запоздавшего романтика-шестидесятника», как это делает, например, С. Коткин [16, с. 39-63], а как члена циничной высшей партийной номенклатуры конца 1970-х - 1980-х годов. Совершенствование хозяйственного механизма позволяло обойтись без «плана и рынка», но одновременно провозглашало улучшение качества планирования и снабжения, в том числе усиление контроля за дисциплиной поставок (за неисполнение договорных обязательств полагались увеличенные штрафы). Причем ответственность за их срыв распространялась на предприятия, а не на (лично) руководителей (партийно-хозяйственную номенклатуру). Все это напоминает знаменитое предложение Л.Д. Троцкого: ни войны, ни мира, а армию - распустить. Но именно это выражение и является ключом к пониманию «горбачевских реформ».
2. Стоимость: основа реалистических дискурсов советской экономической теории
Идея о том, что изменения цен происходят в результате изменений некой субстанции, стоимости (ценности), присущей товарам и ресурсам, привлекала многих экономистов. Многофакторные теории стоимости (труд, земля, капитал, в тех или иных комбинациях) постепенно были вытеснены экономическим «монизмом». Уже к концу XIX в. доминировали теория предельной полезности (стоимость определяется предельной полезностью товаров, ресурсов, услуг) и трудовая теория стоимости (стоимость определяется затратами труда). Отметим, что каждая из этих теорий обладала своими внутренними противоречиями (хотя в силу своих идеологических свойств и, в частности, отсутствия апелляции к антагонизму социальных акторов, теория предельной полезности стала официальным «символом веры» экономистов-теоретиков уже к началу ХХ в. и остается таковым и в наше время15).
А еще через 10-15 лет, в конце 1990-х годов и позднее, время господства «административной системы» уже представлялось золотым веком социальной гармонии и реализации атомного и космического мегапроектов.
15 Подтверждение этому можно найти, открыв любой учебник по микроэкономике.
Предельная полезность не могла помочь в определении цены так называемых «вебленовских товаров»: в этом случае цена определялась не предельной полезностью, а социальным статусом, который получал приобретатель такого товара. Такая же проблема возникала в случае товаров - антиблаг, потребление которых доставляло удовольствие покупателю, но негативно оценивалось обществом (наркотики, азартные игры и т. п.).
В свою очередь, трудовая теория стоимости мало что могла сказать о ценах на землю и природные ископаемые, о величине ренты и ссудного капитала. Противоречия этой теории были в России известны еще в начале ХХ в. [17].
Таким образом, зная «трудовую стоимость» или «предельную полезность» товаров и услуг, которые производились при социализме, можно было эффективно контролировать цены. Но механизм контроля, который предлагался этими теориями, существенно различался. Это было обусловлено самой спецификой как политэкономии социализма, так и школы системы оптимального функционирования экономики (СОФЭ).
Ретроспективно основной задачей политэкономии социализма представляется легитимация социально-экономического устройства СССР, а не критическая рефлексия существовавших проблем советской экономики. Условием успешного решения указанной задачи было сохранение марксистского дискурса, для чего необходимо было интерпретировать имеющиеся феномены в рамках главных тогдашних политико-экономических категорий (собственность, планомерность, товарно-денежные отношения и стоимость, распределение по труду, хозрасчет). В отношении «социалистических цен» требовалось обосновать их соответствие трудовой стоимости, что, на первый взгляд, было сделать довольно сложно. С одной стороны, стоимость у Маркса представляет собой затраты абстрактного труда, которые выражаются в затратах рабочего времени. Измерить затраты рабочего времени работников на производство того или иного вида продукции - техническая задача, с которой справится мастер или нормировщик. С другой стороны, эти затраты есть не что иное, как затраты конкретного труда, и к абстрактному труду их свести напрямую невозможно. Собственно, это общая проблема любого варианта реализма: поскольку форма и содержание разделены, найти истинную форму, которая полностью соответствовала бы содержанию, удается далеко не всегда16.
16 Именно на это обстоятельство указывал Г.С. Лисичкин, критикуя отсылку в работах советских политэкономов к непосредственно общественному характеру труда: «Признание непосредственно общественного характера труда, отрицание противоречия между трудом конкретным и абстрактным определяет и соответствующий
Но в распоряжении советских политэкономов, кроме первого тома «Капитала», был еще и третий, в котором стоимость трансформировалась сначала в «издержки», а потом в «цену производства». Вот как пишут об этом историки мысли: «...что же понимать под общественно необходимыми затратами труда? На этот вопрос экономисты дают различные ответы.
Многие из них накануне реформы оптовых цен 1967 г., как и в предшествующие годы, отстаивали стоимостную концепцию. Между тем известно, что даже применительно к капитализму соответствие цен стоимостям носит характер научной абстракции, ибо непосредственной их основой являются цены производства.
Оппоненты С.Г. Струмилина, К.В. Островитянова, Л.М. Гатов-ского, Я.А. Кронрода и других сторонников стоимостной концепции справедливо писали, что ориентация цен на стоимость, как их непосредственную основу, поставила бы в привилегированное положение отрасли технически отсталые и в трудное положение - отрасли пере-довые17.
Д.Д. Кондрашев, А.Г. Зверев и др. доказывали, что наилучшими будут цены, основанные на усредненной стоимости. Как отмечал в своих работах и выступлениях Д.Д. Кондрашев, такие цены имеют два главных достоинства: первое - они явятся преградой субъективизму в планировании цен, второе - простота их расчета. Критики усредненной стоимости указывали на отсутствие функциональной зависимости между чистым доходом и себестоимостью и на то, что такие цены якобы ориентируют на выпуск материалоемкой продукции.
Немало новых сторонников приобрела концепция цены производства. Ее большое достоинство состоит в том, что такие цены учитывают фондоемкость производства. Однако цены на продукцию
взгляд сторонников той концепции [товарников], о которой идет речь, на принципы организации оплаты трудящихся при социализме. Необходимо. разработать соответствующую систему сведения сложного труда к простому и после этого дать оценку единице простого труда. Сделать это предполагается в общегосударственном масштабе с помощью тарифных ставок и расценок оплаты за выполнение утверждаемых норм» [18, с. 444].
17 Имеется в виду, что «стоимостная концепция» ставила в «выигрышное» положение трудоемкие отрасли и в «проигрышное» - капиталоемкие. Последние, благодаря тезису Маркса о тенденции постоянного роста органического строения капитала, отождествлялись с лидерами научно-технического прогресса. Заметим, что фон-досберегающая форма НТП уже была известна советским экономистам. Таким образом, более высокая трудоемкость производства в отдельных отраслях, по сравнению с другими, не должна была напрямую связываться с технической отсталостью. Но инерция авторитетного дискурса, заданного Марксом, в СССР сохраняла свое значение.
трудоемких отраслей не обеспечивали бы предприятиям необходимых накоплений18.
В начале 60-х годов было выдвинуто предложение о том, чтобы планировать цены на основе цены воспроизводства. Это предложение поддержали В.С. Немчинов, В.П. Дьяченко, А.В. Степанов, Р.А. Белоусов, М.Г. Габриэли, К.Н. Плотников, А.С. Гусаров. Концепция цены воспроизводства представляет собой своего рода «гибрид» стоимостной концепции и концепции цены производства. Она больше других трактовок общественно необходимых затрат труда напоминает цену производства в том виде, в каком ее дал К. Маркс. Действительно, по Марксу, прибыль присоединяется к издержкам производства пропорционально всему капиталу, как постоянному, так и переменному. В принятой же у нас формуле цены производства чистый доход исчисляется по постоянным производственным фондам (основные производственные фонды плюс стоимость материальных оборотных средств). Заработная плата в этот расчет не попадает» [19, с. 312-313].
Как видим, дискуссия вокруг общественно необходимых затрат и цен, которые должны были их отражать, была многогранной и плодотворной. И все были согласны с тем, что цены должны покрывать себестоимость производства. Реформа оптовых цен 1967 г. позволила этого добиться. Таким образом, сторонники каждой из вышеупомянутых концепций могли считать, что их теоретические положения были учтены на практике.
С высказанными выше соображениями был категорически не согласен Г.С. Лисичкин (заметим, что его позиция историками политической экономии социализма не упоминается). Он пишет: «Все они убеждают, что стоимость - это издержки производства с добавлением к ним какой-то произвольной массы прибыли. При этом предполагается, что такой расчет не противоречит Марксовой теории трудовой стоимости, хотя сам Маркс неоднократно говорил о несостоятельности попыток исчисления стоимости на базе издержек»19.
18 Именно эта концепция, наряду с усредненной стоимостью, в основном использовалась при расчете плановых цен органами ценообразования.
19 Любопытно, что Г.С. Лисичкин не приводит соответствующих высказываний Маркса, хотя далее в этой работе достаточно много цитат классиков. Однако само выражение стоимости товара через формулу и = с + V + т заставляет усомниться в правильности предлагаемой интерпретации. Ведь, в конце концов, если «стоимость нельзя исчислить», то нельзя исчислить и прибавочную стоимость. В таком случае существует ли эксплуатация и присвоение капиталистами «неоплаченного труда»? Учитывая, что труд капиталистов сложен, в отличие от труда рабочих (сам Лисичкин пишет о том, что сложный труд нельзя свести к простому), то - при невозможности исчислений - не получится ли так, что, объединившись в профсоюзы, рабочие, не желающие ни учиться, ни эффективно трудиться, постоянно грабят своих высококвалифицированных, социально ответственных, эффективных менеджеров? Проще
В свое время профессор А.С. Мендельсон, анализируя способы исчисления стоимости при социализме, справедливо заметил: «Тот, кто выступает с утверждением, что стоимость можно исчислить, обязан доказать, что Маркс неправ в своем отрицании возможности исчисления стоимости. Ни в одной работе о высказывании Маркса не упоминается, не дается критики положений теорий, на которых основан вывод Маркса» [18, с. 442].
Лисичкин последовательно критикует М.М. Соколова, Я.А. Крон-рода, Е.Л. Маневича, В.Г. Лопаткина, председателя Госкомцен В.К. Сит-нина. Основной пафос его критики заключается в следующем: «. при таком подходе к ценообразованию, ., когда игнорируется балансирующая функция цены (между спросом и предложением), любая попытка осуществить переход от фондирования к оптовой торговле равносильна дискредитации новой формы материально-технического снабжения. В этом случае возможен только один способ торговли - предварительная запись в очередь. Ничего, кроме дискредитации, такая форма оптовой торговли дать. не может, так как машины, сырье, будут доставаться не тому, кому они нужнее, не тому, кто сможет использовать их с большим эффектом, а совершенно случайным потребителям.
Так что те из сторонников «товарной» концепции, которые на словах признают необходимость перехода к оптовой торговле средствами производства, но отстаивают принцип формирования цен на базе издержек производства, на деле оказываются и против оптовой торговли» [18, с. 451].
Как уже говорилось выше, замена материального снабжения (фондирования) оптовой торговлей сразу же актуализирует и вопрос о либерализации цен. Однако в приведенной цитате Лисичкин сам же и приводит аргумент в пользу сохранения фондирования - «машины, сырье будут доставаться не тому, кому они нужнее». Возвращаясь к номиналистическому дискурсу, легко заметить, что в условиях общего дефицита и мягкого бюджетного ограничения, по Корнаи, радикальная, шоковая либерализация цен обязательно бы привела к тому, что средства производства достались бы совсем не тем, кому они нужнее. Правда, насчет «случайных потребителей» бывший выпускник МГИМО Г.С. Лисичкин явно лукавил: конечно, в СССР они достались бы тем покупателям, которые, учитывая специфику тогдашней советской внешней торговли
говоря, если стоимость нельзя исчислить, то не означает ли, что ее не существует, а великий экономист К. Маркс занимался пустой социальной демагогией? И как в свете этого выглядит сам ортодоксальный марксист Г.С. Лисичкин, полагавший, что большевики и их последователи понимали Маркса неправильно? (см.: [20]). Вместо этого Г.С. Лисичкин применяет обычный в таких случаях риторический ход. Уходя от проблематизации основ собственной критики, он прячется за авторитет профессора А.С. Мендельсона.
и наличие множества валютных курсов, пересчитываемых через дифференцированные валютные коэффициенты, имели бы доступ к экспорту. Поэтому так необходима была промежуточная стадия: при сохранении фондирования для выполнения плана - свободная торговля по договорным ценам на сверхплановую продукцию.
Возвращаясь к основам реалистического дискурса, необходимо отметить, что отрицание характера непосредственно общественного труда в СССР образца 1960-1980-х годов для советских политэкономов означало отказ от признания советского строя социалистическим. А такая идентификация в то время была принципиальной.
В свою очередь отечественная экономико-математическая школа пыталась определить «правильные» цены, используя теорию предельной полезности. Однако напрямую делать это было нельзя по идеологическим причинам. Поэтому вместо «субъективистской» риторики, где процесс анализа начинался с хода удовлетворения потребности отдельного индивида (с ростом потребления того или иного блага полезность возрастает с убывающим темпом; поэтому полезность каждой дополнительной единицы становится убывающей), использовалась «объективистская», где место индивида занимало общество.
Естественно, что сами экономисты-математики хорошо понимали свое отличие от политэкономов. Рассмотрим ход аргументации (а заодно и методологию, использовавшуюся для определения величины общественно необходимых затрат, которая должна была определять цены) на примере работы Д.М. Казакевича [21]. Она представляет особый интерес, так как в ней описывалась альтернативная программа политической экономии социализма (Д.М. Казакевич читал именно этот курс в Новосибирском государственном университете), что являлось открытой оппозицией тогдашним учебникам политэкономии. Обычно рассматриваемые подходы предлагались в курсах моделирования социалистической экономики и/или экономической кибернетики, но не политэкономии, где избегали обсуждения прямого сопоставления трудовой теории стоимости и «объективно обусловленных оценок»20.
Казакевич открыто указывает на существовавшие тогда противоречия: «В понимании общественно необходимых затрат труда на производство продукта можно выделить две точки зрения. Значительная часть экономистов разделяет так называемую техническую версию21
20 Термин принадлежит Л.В. Канторовичу.
21 Это, конечно, специальный риторический прием. В вышеприведенном отрывке, где излагались подходы советских экономистов к определению общественно необходимых затрат, не употребляется определение «техническая версия», и вряд ли бы оппоненты Казакевича согласились с такой характеристикой. Однако использование этого оборота призвано убедить читателя в нейтральности позиции автора.
общественно необходимых затрат, считая, что общественно необходимые затраты труда есть средняя величина затрат на производство продукта. Согласно второй точке зрения, под общественно необходимым, определяющим стоимость продукта, понимается не просто труд как технический фактор производства в соответствующей отрасли, а общественный труд в народном хозяйстве на производство данного продукта как части всего общественного продукта, удовлетворяющего различные общественные потребности» [21, с. 118-119]. Как видим, в центре оказались потребности общества, а не индивида - социализм же. Далее, как требовал тогдашний авторитетный дискурс, идет набор цитат Маркса и Энгельса, подтверждающий правомерность предлагаемого определения. В частности, указывается, что «у К. Маркса говорится об образовании. стоимости продукта при наличных общественно нормальных условиях производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда. Обратим внимание, что речь идет не об отрасли производства, а об обществе. Нигде у К. Маркса не говорится об определении стоимости в отрасли производства продукта.
Нет также оснований считать, что общественно нормальные условия производства - это условия, которым соответствуют средние затраты на продукт» [21, с. 119-120].
Опуская другие цитаты и их толкование, которые, возможно, представляют интерес для историков марксизма, приведем вывод: «Общественная стоимость благ складывается объективно в системе совокупных народнохозяйственных затрат труда на удовлетворение совокупности общественных потребностей, следовательно, на производство совокупности общественных потребительных стоимостей. Развитие социалистического народного хозяйства - сознательно оптимизируемый процесс. Его планирование направлено на достижение народнохозяйственного оптимума и означает планомерное воздействие на величину общественно необходимых затрат труда с целью понижения совокупных затрат на производство общественного продукта» [21, с. 127].
Последняя формулировка представляет собой не что иное, как постановку оптимизационной задачи. Ее решение позволяет, с одной стороны, получить необходимый план выпуска. С другой стороны, можно получить объективно обусловленные оценки эффективности используемых ресурсов. Они и представляют собой основу для цен (сами оценки являются безразмерными, как «ютили», но их денежное выражение образует цену). Естественно, важнейшим условием преобразования «объективно обусловленных оценок» является сохранение пропорций между ними; сам же масштаб цен может различаться и зависит от финансового состояния экономики.
В теории предельной полезности одним из ключевых принципов является второй закон Госсена: ограниченный ресурс будет перерас-
пределяться субъектом (индивидом, фирмой, обществом) до тех пор, пока не будет достигнута равная отдача в расчете на последнюю единицу ресурса по всем возможным направлениям его использования. Если в качестве такого ограниченного многоотраслевого ресурса рассматривать деньги, то можно получить «равновесие по Вальрасу», где будет достигаться максимум общественного благосостояния. Это можно сравнить со следующей формулировкой Д.М. Казакевича: «Общественно необходимые затраты труда, определяющие стоимость блага, образуются в народном хозяйстве как результат взвешивания приращения полезности и приращения народнохозяйственных затрат в связи с его производством. (Курсив Д. Казакевича. - П.О.). Затраты живого и овеществленного труда - субстанция стоимости» [21, с. 138-139].
Такое сходство не могли не заметить экономисты, знакомые с микроэкономическим анализом. Поэтому Д.М. Казакевич специально оговаривается: «В данном случае речь идет о понятии предела, используемом в математике, а вовсе не о том понятии предельности, которое используется в экономической теории предельной полезности, где учет в ценах предельной полезности трактуется как определение цен на основе субъективных оценок покупателей» [21, с. 143]. Далее он приводит красноречивую цитату из работы В.В. Новожилова: «С марксизмом несовместимы не лагранжевы множители, а экономическое содержание тех буржуазных теорий, которые широко используют эти множители. Одни и те же математические методы могут применяться в теориях, построенных на диаметрально противоположных предпосылках. Методы множителей Лагранжа - Канторовича могут быть наполнены любым содержанием. Буржуазные экономисты используют их в моделях, в которых они ищут максимум субъективной полезности. Тогда множители приобретают содержание предельной полезности. Если же при оптимальном планировании изыскивается минимум затрат труда всей продукции народного хозяйства, то в этой схеме множители отражают затраты труда» [22, с. 270]22.
Неудивительно, что экономисты-математики продолжают искать равновесие и в условиях нынешней России с помощью прежних, по сути, моделей. Математические методы, позволяющие вычислить объем субстанции, изменение которой предопределяет изменение цен, нейтральны по отношению к любой экономической системе. Поэтому стоит построить оптимальный план, провести его декомпозицию до уровня корпораций - и желаемые темпы роста ВВП будут достигнуты. Правда, в наше время многие прежние приверженцы СОФЭ все же изменили свое мнение. Как вспоминает Я.М. Уринсон:
22 Цит. по: [21, с. 143].
«Было время, когда я вполне серьезно думал, что оптимальное планирование (независимо от политического устройства нашей страны) решит все экономические проблемы. Мне не так давно один мой студент процитировал вступление к моей докторской диссертации (1980 г.): в ней я абсолютно серьезно утверждал, что планомерность -это вообще высшая форма управления экономикой. Диссертацию я защищал в ЦЭМИ, оппонентами у меня были нобелевский лауреат Л.В. Канторович и другие умные люди, и они на этот тезис не обратили внимания. Тогда это было привычным общим местом, и многие совершенно искренне верили (если не в 1980-е годы, то уж в 1960-1970-е годы - точно), что можно построить оптимальный план, в соответствии с которым, используя двойственные оценки Канторовича, можно создать экономический механизм, который будет стимулировать всех сверху донизу на выполнение этого оптимального плана. Особенно, когда появились модели Данцига-Вульфа, Корнаи-Липтака с многоступенчатыми системами оптимизации. Сегодня мне, конечно, стыдно за те вступительные слова к моей докторской диссертации» [23, с. 26].
Таким образом, и в этом случае о какой-либо либерализации цен не было и речи. Предполагалось, что оптимальный план, в соответствии с которым будет развиваться советская экономика, требует цен, основанных на объективно обусловленных оценках. В отношении контроля над ценами оба реалистических дискурса совпадали.
Тем не менее между ними была существенная разница: политэкономы социализма, как уже указывалось, были скорее интерпретаторами советской экономики, а экономисты-математики претендовали на роль ее строителей. Поэтому упоминавшееся выше постановление 1979 г. «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы» было принято отчасти под влиянием идей сторонников СОФЭ23. И, как свидетельствует Я.М. Уринсон, тогда советские экономисты были убеждены в том, что отечественное планирование можно улучшить.
23 Следует оговориться, что имена авторов, готовивших постановление 1979 г., неизвестны, поэтому определить «удельный вес» влияния идей СОФЭ или, например, кого-либо из политэкономов социализма представляется невозможным. В то же время одной из важнейших реальных проблем, мешавших построению и выполнению оптимального плана, часто обсуждавшихся экономистами-математиками, был срыв поставок («кризисы недопроизводства», проблема, описанная еще Л. Крицманом [24]). Как уже указывалось, постановление 1979 г. пыталось решить эту проблему.
Заключение
Дискурс стоимости предполагает и соответствующие речевые практики в отношении денег. Последние должны как минимум выполнять функции меры стоимости и средства обращения, единые для всей экономической системы. Однако то, что «товарное наполнение» рубля было различным в разных регионах и секторах советской экономики, являлось среди отечественных ученых едва ли не общепризнанным фактом. Об этом говорили и экономисты-математики (Ю.В. Яременко, А.Г. Аганбегян и др.), социологи (Т.И. Заславская) и даже политэкономы социализма24. Правда, последние рассматривали такой феномен как временный (в связи с нарушениями в реализации закона спроса и предложения при социализме).
Несмотря на известность «разноцветных денег», большинство авторов, рассматривавших этот феномен, не делали радикального вывода о том, что в СССР под категорией «рубль» подразумевается целый ряд валют, имеющих разные правила обращения, отличающихся при одинаковом номинале покупательной способностью. Именно поэтому предполагалось, что законы об индивидуальной трудовой деятельности, кооперации, малых предприятиях (эксперимент на территории Ленинградской области и прибалтийских республик) позволят создать дополнительное предложение потребительских товаров и услуг. Но спекуляция на разнице в покупательной силе рубля25 была в разы выгоднее организации новых производств (да еще в условиях нехватки всех ресурсов, включая труд, для этих производств). Поэтому естественно, что принятые по инициативе М.С. Горбачева законы привели только к обострению товарного дефицита при одновременном ускорении инфляции.
В ретроспективе сосуществование в экономической науке признания факта разной покупательной способности рубля и отсутствия элементарных выводов из него, включая прагматические рекомендации для экономической политики, представляется странным. Но если принимать в расчет сложившиеся тогда в СССР структуры когнитивности, это не должно удивлять. А если бы в 1980-х годах вместо экономистов-математиков и политэкономов социализма в СССР пригласили бы выдающихся представителей неолиберального направления экономи-
24 Среди прочих экономистов, писавших о «разноцветных деньгах», был и автор данной работы [25].
25 Это делалось с помощью «беспроигрышной» спекуляции: товар покупался на «дешевом» рынке, перепродавался на «дорогом», при этом цены на обоих рынках продолжали оставаться фиксированными. Ту же самую операцию можно представить как обмен «тяжелого», «наполненного товарами» рубля на несколько «легких».
ческой теории, то они бы посоветовали властям делать именно то, что и делалось в 1986-1989 гг. И ожидали бы успеха реформ26. Правдоподобие такой гипотезы объясняется тем, что и монетаристы, и сторонники теории рациональных ожиданий используют реалистический дискурс при характеристике денежных феноменов, сохраняя посылку о существовании общего равновесия и возможности приближения к нему. В этом отношении вывод Э. Чемберлина о необходимости «реориентации стоимости» в связи с существованием монополистической конкуренции одинаково игнорировался и советскими экономистами, и неолибералами.
Современным экономистам не стоит относиться свысока к советским предшественникам, пытавшимся так или иначе «исчислить» стоимость и осуществлять эффективный контроль над ценами. Вряд ли можно однозначно утверждать, что современная российская экономическая наука намного ближе к пониманию механизмов функционирования экономики, чем советская. Однако нынешние теоретики стали частью мирового сообщества ученых и применяют наукометрию. Этим можно если не гордиться, то хотя бы утешаться.
ЛИТЕРАТУРА
1. Хайек Ф. Путь к рабству. М.: Экономика, 1992.
2. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М.: Новое литературное обозрение, 2014.
3. Гайдар Е. Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М.: Астрель, CORPUS, 2012.
4. Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, Университетская книга, 2014.
5. Соколов А.С. Между карточками и социалистическим товарооборотом: вторая советская пятилетка // Вопросы теоретической экономики. 2021. № 2. С. 102-110.
6. Политическая экономия: Учебник / К.В, Островитянов, Д.Т. Шепилов, И.Д. Лаптев, И.И. Кузьминов, Л.М. Гатовский. М.: Госполитиздат, 1954.
7. Венжер В.Г. Колхозный строй на современном этапе. М.: Экономика, 1966.
8. Стреляный А. И. Социализм мысли против социализма чувства / Лисичкин Г.С. Тернистый путь к изобилию. Очерки. М.: Советский писатель, 1986. С. 572-605.
9. Гэлбрейт Дж.К. Новое индустриальное общество. М.: АСТ, Транзиткнига; СПб.: TerraFantastica, 2004.
10. Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции. Реориентация теории стоимости / Пер. с англ. Э.Г. Лейкина и Л.Я. Розовского; Под ред.
26 Стоит напомнить, что на Западе тогда доминировала концепция «экономики предложения» А. Лэффера. Налоговое стимулирование в этой концепции делало более привлекательным расширение производства и инвестиций, что, в свою очередь, должно было бы негативно сказаться на инфляции. Поэтому рекомендации советских теоретиков в 1980-х годах вполне соответствовали духу западного мейнстрима.
О.Я. Ольсевича. М.: Изд-во иностранной литературы,1959. (Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции. Реориентация теории стоимости / Пер. с англ. Э.Г. Лейкина и Л.Я. Розовского; Под. ред. О.Я. Ольсевича. М.: Экономика, 1996).
11. Кошовец О.Б., Ореховский П.А. Дискурс «экономики» против дискурса «экономической системы»: от осмысления реальности к производству смыслов // Общественные науки и современность. 2018. № 6. С. 133-148.
12. Корнаи Я. Дефицит. М.: Наука, 1990.
13. Попов Г.Х. Блеск и нищета административной системы. М.: ПИК, 1990.
14. Кордонский С.Г. Рынки власти: Административные рынки СССР и России. М.: ОГИ, 2000.
15. Найшуль В.А. Высшая и последняя стадия социализма, 1990. www. libertarium. ru/l_libnaul_brezhnev#ch3 (дата обращения 06.05.2021).
16. Коткин С. Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970-2000. М.: Новое литературное обозрение, 2018.
17. Франк С. Теория ценности Маркса и ее значение: критический этюд. СПб.: Изд-во М.И. Водовозова, 1900.
18. Лисичкин Г.С. Куда приплыл Колумб / Лисичкин Г.С. Тернистый путь к изобилию. Очерки. М.: Советский писатель, 1986. C. 433-468.
19. История политэкономии социализма / Под ред. Д.К. Трифонова и Л.Д. Широкорада. Л.: ЛГУ, 1983.
20. Лисичкин Г.С. К. Маркс - злейший враг российских большевиков. Минск; М.: Полифакт, Конкорд, 1993.
21. Казакевич Д.М. Очерки теории социалистической экономики. Новосибирск: Наука, 1980.
22. Новожилов В.В. Проблемы измерения затрат и результатов при оптимальном планировании. М.: Наука, 1972.
23. Уринсон Я.М. Экономические реформы: взгляд из Министерства экономики // Мир России. 2012. № 1. С. 24-36.
24. Крицман Л.Н. Героический период Великой русской революции: Опыт анализа т. н. «Военного коммунизма». М.: Гос. изд-во, 1925.
25. Ореховский П.А. Феномен «разноцветных денег» и российская реформа // Российский экономический журнал.1997.№ 3. С. 25-31.
REFERENCES
1. Hayek F. The path to slavery. M.: Ekonomika, 1992. (In Russ.).
2. Yurchak A. It was forever, until it ended. The last Soviet generation. M.: Novoye literaturnoye obozreniye, 2014. (In Russ.).
3. Gaidar E.T. The death of the empire. Lessons for modern Russia. M.: Astrel', CORPUS, 2012. (In Russ.).
4. Gurevich A.Ya. Historical synthesis and the Annales School. M.; SPb.: Tsentr gumanitarnykh initsiativ, Universitetskaya kniga, 2014. (In Russ.).
5. Sokolov A.S. Between the cards and the socialist turnover: the second Soviet five-year plan // Voprosy teoreticheskoy ekonomiki. 2021. No. 2. Pp. 102-110. (In Russ.).
6. Political Economy: Textbook. / K.V. Ostrovityanov, D.T. Shepilov, I. D. Laptev, I.I. Kuzminov, L.M. Gatovsky. M.: Gospolitizdat, 1954. (In Russ.).
7. Venzher V.G. The collective farm system at the present stage. M.: Ekonomika, 1966. (In Russ.).
8. Strelyanyy A.I. Socialism of thought versus socialism of feeling / Lisichkin G.S.
A thorny path to abundance. Essays. M.: M.: Sovetskiy pisatel', 1986. Pp. 572-605. (In Russ.).
9. Galbraith J.K. New industrial society. M.: AST, Transit-book; SPb.: Terra Fantastica, 2004. (In Russ.).
10. Chamberlin E. The theory of monopolistic competition. Reorientation of the theory of value / Transl. from English E.G. Leikin and L. Ya. Rozovsky; Ed. O. Ya. Olsevich. M.: Izd-vo inostrannoy literatury, 1959. (Chamberlin E. The theory of monopolistic competition. Reorientation of the theory of value / Transl. from English. E.G. Leikin and L. Ya. Rozovsky; Ed. O. Ya. Olsevich. M.: Ekonomika, 1996). (In Russ.).
11. Koshovets O.B., Orekhovsky P.A. The discourse of "economics" versus the discourse of the "economic system": from comprehending reality to the production of meanings // Obshchestvennyye nauki i sovremennost'. 2018. No. 6. Pp. 133-148. (In Russ.).
12. Kornai J. Deficit. M.: Nauka, 1990. (In Russ.).
13. Popov G.Kh. The brilliance and poverty of the administrative system. M.: PIK, 1990. (In Russ.).
14. Kordonsky S.G. Power Markets: Administrative Markets of the USSR and Russia. M.: OGI, 2000.
15. Naishul V.A. The highest and last stage of socialism, 1990. www.libertarium.ru/l_ libnaul_brezhnev#ch3 Access date 05.06.2021). (In Russ.).
16. Kotkin S. Prevented Armageddon. The collapse of the Soviet Union, 1970-2000. M.: Novoye literaturnoye obozreniye, 2018. (In Russ.).
17. Frank S. Marx's theory of value and its meaning: a critical study. SPb.: Izd-vo M.I. Vodovozova, 1900. (In Russ.).
18. Lisichkin G.S. Where did Columbus sail / Lisichkin G.S. A thorny path to abundance. Essays. M.: M.: Sovetskiy pisatel', 1986. Pp. 433-468. (In Russ.).
19. History of the political economy of socialism / Ed. D.K. Trifonova and L.D. Shirokorad. L.: LGU, 1983. (In Russ.).
20. Lisichkin G.S. K. Marx is the worst enemy of the Russian Bolsheviks. Minsk; M.: Polifact, Concord, 1993. (In Russ.).
21. Kazakevich D.M. Essays on the theory of socialist economics. Novosibirsk: Nauka, 1980. (In Russ.).
22. Novozhilov V.V. Problems of measuring costs and benefits in optimal planning. M.: Nauka, 1972. (In Russ.).
23. Urinson Ya.M. Economic reforms: a view from the Ministry of Economy // Mir Rossii. 2012. No. 1. Pp. 24-36. (In Russ.).
24. Kritsman L.N. The heroic period of the Great Russian Revolution: The experience of the analysis of the so-called. "War Communism". M.: Gos. izd-vo, 1925. (In Russ.).
25. Orekhovsky P.A. The phenomenon of "colored money" and the Russian reform // Rossiyskiy ekonomicheskiy zhurnal, 1997. No. 3. Pp. 25-31. (In Russ.).
ABOUT THE AUTHOR
Orekhovsky Petr Alexandrovich - Doctor of Economic Sciences, Professor, Chief Scientific Associate of the Federal State Budgetary Institution of Science - the Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences (the RAS), Moscow, Russia orekhovskypa@mail.ru
POSSIBILITIES AND RESTRICTIONS FOR PRICE LIBERALIZATION IN THE USSR IN 1960-1970S: THE ROLE OF VALUE DISCOURSE The wholesale price reform in 1967 in the USSR presupposed the leveling of sectoral profitability. The Soviet leadership did not proceed to the liberalization of prices for above-planned products, as was done in 1978 in the China. In retrospective, price liberalization seems to be the most important and necessary part of the reforms, but it was abandoned. The widespread explanation (the ideological blindness and dogmatism of the Soviet leadership administration and economists, conditioned by the internal specifics of the totalitarian system) seems unsatisfactory.
The paper puts forward a hypothesis about the confidence of Soviet scientists in the possibility of an objective understanding of the patterns of price formation based on value. The characteristics of two authoritative, dominant discourses at that time are given: political economists of socialism and economists-mathematicians (Systems of optimal functioning of the economy). The decisive role of cognitive structures in maintaining administrative control over prices up to 1991 is substantiated.
The discourse of value played a key role in the preparation of measures to improve the economic mechanism and the next cycle of changes in wholesale prices in 1979. Keywords: discourse, cognitive structures, nominalism, realism, value, prices. JEL: B24, B41, B51.
