CC BY
37УДК 339.132:339.133
СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ В ДИСКУРСЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ
Вадим Авенирович Кондаков1
1Кафедра гуманитарных наук и технологий, Тюменский индустриальный университет, Тюмень, Российская Федерация
Аннотация. Спрос и предложение являются базовыми элементами рыночной экономики. От степени интенсивности связей, когерентности спроса и предложения, доминирования в этой дихотомии одного элемента над другим зависят эмерджетные качества экономической жизни советского и российского общества. Все эти обстоятельства актуализируют проблему диалектики спроса и предложения, которая до последнего времени рассматривалась в рамках дисциплинарного, а не междисциплинарного подхода. На основании этого определена цель статьи, заключающаяся в исследовании спроса и предложения в дискурсе экономической социологии. В результате исследования было установлено, что приоритет отраслей группы «А» по отношению к предприятиям группы «Б», гонка вооружений стали причинами сужения рынка предложения, который не удовлетворял платежеспособный спрос населения СССР. Во второй части статьи автор не ограничивается констатацией приоритета рынка сбыта в основном импортируемой продукции по отношению к платежеспособному спросу населения. С точки зрения методологии постмодернистской политической экономии знака осуществлен детальный анализ рекурсивной петли, включающей спрос, предложение и производство. Центральными категориями такого исследования стали постмодернистские понятия «символическая стоимость», «рынок симулякров» и другие. Установлена роль моды, рекламы в формировании симулятивных потребностей, которые наряду с реальными доходами населения образуют ядро спроса. Определено, что интериоризация симулятивных потребностей, подкрепленная высокими, медианными и низкими доходами граждан, производит различия в социальной дифференциации современного российского общества.
Ключевые слова: потребительная стоимость, меновая стоимость, символическая (знаковая) стоимость, производство, рынок предложения, спрос, рекурсивная петля, мода, реклама, кредит, социальная дифференциация.
Supply and Demand in Economic Sociology
Vadim A. Kondakov1
department of Humanities and Technologies, Industrial University of Tyumen, Tyumen, Russian Federation
Abstract. Supply and demand are the basic elements in the market economy. The emergent qualities of the economic life of Soviet and Russian society depend on the degree of intensity of connections, the coherence of supply and demand, and the dominance of one element over another in this dichotomy. All these circumstances actualize the issue of the dialectic of supply and demand, which until recently was considered in the framework of a disciplinary rather than interdisciplinary approach. Therefore, the aim of the article is to study supply and demand in the discourse of economic sociology. As a result of the study, it was found that the priority of the "A" group industries in relation to the "B" group enterprises, the arms race became the reasons for the narrowing of the supply market, which didn't satisfy the solvent demand of the population of the USSR. In the second part of the article, the author doesn't limit himself to stating the priority of the market for mainly imported products in relation to the effective demand of the population. From the point of view of the methodology of postmodern political economy of the sign, a detailed analysis of the recursive loop, including demand, supply and production, is carried out. The main categories of the study are the postmodern concepts, such as "symbolic value", "simulacrum market" and others. The role of fashion and advertising in the formation of simulated needs, which, along with the real incomes of the population, form the core of demand, is established. It is determined that the interiorization of simulated needs, supported by high, median and low incomes of citizens, makes differences in the social differentiation of modern Russian society.
Keywords: use value, exchange value, symbolic (sign) value, production, supply market, demand, recursive loop, fashion, advertising, credit, social differentiation.
Введение
Спрос и предложение — динамичные элементы экономической жизни общества, находящиеся в большинстве случаев в состоянии далеком от равновесия. Эти феномены имеют фундаментальное значение в понимании специфических особенностей рыночной экономики на различных этапах ее эволюции. Следствием различной конфигурации спроса и предложения в советский период отечественной истории явилась экономика дефицита и продавца, в настоящее время в развитых и транзитивных странах — экономика общества потребления и продавца. В современной справочной экономической литературе спрос обычно рассматривают как общественную и индивидуальную потребность в материальных благах, услугах и предметах потребления, ограниченную платежеспособными возможностями населения; предложение — количество товаров и услуг, предназначенных для реализации на рынке [1].
Можно заметить, что в современных учебниках и словарях по экономике не встречаются сведения о законе спроса и предложения, в котором фиксируется необходимая, существенная, повторяющаяся связь между этими явлениями. Но при этом в них говорится об одновременном существовании закона спроса и закона предложения. Такую ситуацию с точки зрения экономической социологии можно объяснить существенными изменениями в механизме действия закона спроса и предложения, на которые в конце XIX — начале XX вв. обратил внимание американский экономист и социолог Т. Веблен (1857-1929). Мы имеем в виду «завистнические сравнения», эксплицитные или имплицитные установки покупателя приобретать вопреки здравому смыслу товары по завышенным ценам. Делается это из соображений престижа, почета и признания, что влечет за собой нарушение императивов закона спроса и предложения. Дилемма между экономическим здравомыслием и иррациональным стремлением к самоутверждению посредством гипертрофирования престижной, а не реальной стоимости товаров получила название парадокса (эффекта) Веблена [2].
Заслуживает внимания классификация потребительского спроса на функциональный и нефункциональный американского экономиста Х. Лейбенстайна. Функциональный спрос, по его мнению, обусловлен потребительной стоимостью товара. Нефункциональный спрос, напротив, несет на себе субъективную нагрузку. В этом смысле американский ученый дифференцировал этот спрос на три составные части, которые он называл эффектами: эффект «присоединения к большинству» (это то, что ведет к увеличению спроса на товар, так как его покупают другие), эффект «сноба» (падение спроса на товар вследствие того, что его приобретают другие), эффект Веблена (возрастание спроса на товар потому, что он имеет не низкую, а высокую цену) [3].
Революционным переворотом в понимании диалектики спроса и предложения явились труды французского социолога и философа-постмодерниста Ж. Бодрийяра (1929-2007). Безусловная заслуга ученого состоит прежде всего в том, что он положил начало разработке «внутренне согласованного универсума стоимости», в состав которого входят потребительная стоимость, меновая стоимость, символическая (знаковая) стоимость. Последняя, являясь составной частью товара, обеспечивает производителям высокую добавленную стоимость, формирует развитую инфраструктуру продвижения продукции к потребителю со знаковой ценностью (мода, реклама, кредит), служит гарантией роста цен на брендовую продукцию и так далее [4].
Т. Веблен, Х. Лейбенстайн, Ж. Бодрийяр наметили перспективные пути междисциплинарных исследований диалектики спроса и предложения. К сожалению, в России лишь немногим ученым удалось по достоинству оценить значение трудов зарубежных коллег и использовать их в своих исследованиях. Мы имеем в виду прежде всего А.В. Бузгалина и А.И. Колганова, которые рассматривали спрос и предложение с точки зрения рынка симулякров, товаров-симулякров, симулятивных потребностей [5].
Теоретическая и практическая значимость статьи состоит в осуществленном анализе прямых и обратных связей между спросом, предложением и производством в рамках рекурсивной петли.
Материалы и методы
Методологической основой исследования является постмодернистская парадигма Ж. Бодрийяра. Отдавая должное марксову анализу потребительной и меновой стоимости, Ж. Бодрийяр под влиянием идей швейцарского лингвиста Ф. Соссюра вводит понятие символической стоимости (ценности), а потребительную ценность рассматривает как алиби меновой стоимости. Символическая стоимость производит радикальные изменения в производстве, рынке сбыта, спросе, социальной структуре общества. В статье использован методологический потенциал теории сложности. Идея рекурсивной петли, эмерджентность, флуктуация относятся к гносеологическому инструментарию представляемой работы. Важнейшими теоретическими источниками статьи являются труды таких известных зарубежных ученых, как К. Маркс, Т. Веблен, Дж. Гэлбрейт, Дж. Стиглиц, Я. Корнаи. В контексте темы исследования заметный интерес представляли работы отечественных академиков Л.И. Абалкина, Н.Я. Петракова, О.Т. Богомолова, К.И. Микульского, С.Ю. Глазьева. Заслуживают внимания труды А. В. Бузгалина и А. И. Колганова, которые призывали экономистов использовать категориальный аппарат постмодернизма. Особого внимания заслуживает тот факт, что они дополнили линейку понятий политической экономии знака категориями «рынок симулякров», «симулятивное производство», «симулятивное предложение», «симулятивный спрос», «симулятивные потребности». Отсюда ясно, что не следует противопоставлять марксистскую и бодрийяровскую парадигмы, а стоит рассматривать их с точки зрения принципа дополнительности, чтобы адекватно описать диалектику спроса и предложения в условиях позднего капитализма и общества потребления. Достоверность основных теоретических положений статьи подтверждаются данными Федеральной службы государственной статистики, социологических опросов населения Российской Федерации ВЦИОМ и Левада-Центра.
Результаты и обсуждение
Проблема данного исследования состоит в том, чтобы определить возможности применения нелинейной динамики, политической экономии знака в анализе спроса и предложения, которые не настолько хорошо изучены в современном российском обществе, чтобы стать основой социально-экономических практик. Прежде чем перейти к рассмотрению обозначенной проблемы, необходимо в соответствии с требованиями исторического метода сделать исторический экскурс в соотношение диалектики спроса и предложения в советский период отечественной истории. Ибо любая система, в том числе и экономическая, сохраняет, как мы покажем ниже, память о предшествующих состояниях.
Целевой причиной общественного производства при социализме являлось, как указывалось в Конституции СССР, материалах съездов партии, пленумах ЦК КПСС, наиболее полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей людей. При капитализме такой целью, по Марксу, было производство прибавочной стоимости или наживы. Несмотря на эту цель, экономика СССР являлась неравновесной и дефицитной. Ведущий специалист в области экономики дефицита классической социалистической системы профессор Гарвардского университета Я. Корнаи в книге «Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма» к основным характеристикам явлений дефицита относил, во-первых, всеобщность, означающую, что оно имеют место как в I, так и во II подразделениях общественного производства, то есть в производстве средств производства и производстве предметов потребления, а также сфере услуг. Во-вторых, явления дефицита отличаются частотой возникновения, то есть они не являются эпизодическими и
спорадическими. В-третьих, как показывает экономическая история стран социализма, явления дефицита характеризуются высокой степенью интенсивности протекания не только в области материального производства, но и в сфере производства нематериальных услуг и благ. В-четвертых, они носят не скрытый временной, а явный хронический характер.
Это значит, что платежеспособный спрос превышал предложение. В этой связи заслуживает внимания справка начальника денежного обращения Госбанка СССР А.В. Войлукова. По его данным, образование избытка денег относится к 70-80-м годам прошлого века. Избыток денег в 1970 году определялся в 4 млрд рублей, за 1971-1980-й гг. он возрос на 15 млрд рублей и в 1981-1987 гг. — на 16 млрд рублей. Этот избыток денег сталкивался с недостатком товаров для удовлетворения платежеспособного спроса населения. В этом нетрудно убедиться, обратившись к данным таблицы «Недостаток товаров для удовлетворения платежеспособного спроса населения в расчете на 1988 г.», содержащейся в данной записке. По изделиям легкой промышленности этот недостаток составил 18 млрд рублей; по парфюмерно-косметическим товарам — 1,5; легковым автомобилям — 5,9; мебели — 3,6; телевизорам, радиоприемным устройствам, холодильникам, швейным, стиральным машинам — 0,9; мотоциклам, мопедам — 0,2; на строительство, покупку дома, ремонт жилого дома, дачи (включая покупку стройматериалов) — 12,4; на строительство или покупку гаража — 0,5; на вступление в ЖСК — 1,4; на организацию отдыха — 0,8. Итого недостаток товаров для удовлетворения платежеспособного спроса населения в расчете на 1988 год, по оценке А.В. Войлукова, составил в этом году 45,2 млрд рублей [6].
Такая диспропорция между спросом и предложением в конечном счете определялась таким важнейшим законом политической экономии социализма, как законом опережающего (или преимущественного) роста производства (I подразделение) по сравнению с производством предметов потребления (II подразделение); непосильными расходами на оборону страны (в 1988 году, по данным С.П. Лопатникова, 62-63 % советского машиностроения составляла военная техника, 32 % — станки и оборудование и только 5-6 % — потребительские товары [7]), финансовой поддержкой коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения и др.
Избыточный и отложенный спрос населения на перечисленные товары и продукты питания (предложение) стали причиной очередей, неприязненного и грубого отношения продавцов к покупателям. Исходя из этого, Я. Корнаи называл экономику СССР и стран Восточной Европы не только экономикой дефицита, но и экономикой продавца, в которой покупатель попадает в унизительное положение от работников торговли. Нетрудно понять, что, по Я. Корнаи, экономикой покупателя является рыночная система капиталистических стран и, как мы покажем ниже, экономикой общества потребления. То есть динамическая взаимосвязь спроса и предложения в этих двух диаметрально противоположных системах приводила к образованию отмеченных эмерджентных качествований. Экономика дефицита и продавца вызывала у многих граждан СССР внутренний протест против социализма, несмотря на то что в стране были низкие цены на качественные продукты питания, услуги и существовали общественные фонды потребления.
Большинство граждан СССР и других социалистических стран бесплатно удовлетворяли спрос на медицинское обслуживание, образование, жилье, дотирование производства товаров первой необходимости (хлеб, молоко, соль, лекарство и прочее), санаторно-курортное обслуживание, детские дошкольные учреждения и прочие услуги через общественные фонды потребления и социальные фонды предприятий. «На общественные фонды потребления в СССР, — по данным члена-корреспондента АН СССР К.И. Микульского, — в 1981 г. приходилось 33,6 % всего фонда потребления в национальном доходе (в том числе на денежные выплаты из этих фондов — 16,8 %, на различные услуги и льготы — также 16,8 %)» [8]. По расчетам известного российского политолога и лидера движения «Суть времени» С.Е. Кургиняна, советский человек из общественных фондов потребления (ОФП) получал различные услуги на сумму не меньше 300 долларов в месяц. Он же утверждал, что «общественные фонды
потребления — это и был социализм реальный, живой, грубый и неловкий, но он был» [9]. В этом смысле ОФП можно квалифицировать как дар, находящийся по ту сторону рыночной экономики и напоминающий явление архаического потлача или, точнее сказать, взаимного одаривания на языке племени нутка. Но дар был бы не даром, а милостыню, если бы со стороны граждан СССР отсутствовало желание (выполнять свой гражданский долг перед страной) отдавать или возвращать. О таком социализме, по данным «Левада-Центра», ВЦИОМа, продолжают испытывать тоску более половины населения РФ. Эту ностальгию, на наш взгляд, можно рассматривать как другую, правда, запоздавшую во времени сторону потлача.
В условиях нарастания кризисных явлений в экономике СССР (1985-1990 гг.), выражающихся в дефиците бюджета, спаде производства, в огромном внешнем долге, инфляции и так далее, диспропорция между спросом и предложением становилась все более очевидной. В этих условиях правительством страны предпринимались меры по нормализации положения дел в экономике. Особое место среди них принадлежит правительственной программе Н.И. Рыжкова — Л.И. Абалкина «Основные направления стабилизации народного хозяйства и перехода к рыночной экономике», одобренной 19 октября 1990 г. IV сессией Верховным Советом СССР. В ней предусматривались поэтапная и безболезненная либерализация цен (например, на первом этапе предполагалось сохранение государственных цен на товары и услуги, образующих структуру прожиточного минимума семей) и приватизация.
Реализация этой программы была приостановлена указами Президента РСФСР «О мерах по либерализации цен» (2 января 1992 г.), «О свободе торговли» (29 января 1992 г.) которые по рекомендациям западных экспертов были в дальнейшем дополнены необходимостью сокращения бюджетного дефицита, ограничения денежной и кредитной эмиссии, приватизации государственной собственности. Все эти указания входили в набор рекомендаций «Вашингтонского консенсуса», разработанных Международным валютным фондом и Всемирным банком в 80-е гг. для стран Латинской Америки. «Ельцин и его сподвижники, — писал академик О.Т. Богомолов, — сочли рекомендуемый Западом курс шоковой терапии единственно возможным, не имеющим альтернативы, и не приняли во внимание предупреждений о его опасных последствиях» [10]. И последствия не заставили себя долго ждать. По прогнозам правительства страны, повышение цен не должно было превысить 30 %. В действительности за первый год радикальной экономической реформы, по данным официального сайта Федеральной службы статистики, цены выросли в 26 раз или, если быть более точным, на 2 608 %. Здесь существенно подчеркнуть, что вклады населения, составлявшие в 1991 году четверть ВВП, фактически полностью обесценились. Параллельно шел процесс спада производства в легкой, пищевой, машиностроительной промышленности, что автоматически вело к снижению предложения. Уже из этого ясно, что уже в первые годы реформы возникла деформированная конфигурация спроса и предложения. Мы не будем входить в детальный анализ ее следующих этапов. Отметим, что они проходили под флагом жесткой кредитно-денежной политики, суть которой, по мнению академика Н.Я. Петракова, состояла в том, что «если денежная масса уменьшается — цены должны уменьшаться, если денежная масса увеличивается — цены должны увеличиваться. И никаких других вариантов быть не может. Это «альфа и омега» монетаристского подхода. Это мы встречаем у Гайдара, Чубайса и других: совершенно бездумное стремление во что бы то не стало снизить денежную массу, как основное лекарство от всех бед. Это рекомендация МВФ, и наши молодые «зомбированные» министры осуществляли ее в течение нескольких лет» [11].
Сокращение правительством РФ коэффициента монетизации, в котором фиксируется отношение денежной массы к объему ВВП, до 43,2 % в 2018 г. (в США он составил 70,77 %, в Германии — 89,06 %, во Франции — 91,96 %, Японии — 184,87 %, Китае — 198,04 %) привело, с одной стороны, к подавлению инфляции до 4-5 %, с другой — к сокращению инвестиций, повышению процентных ставок, падению потребительского спроса и, что самое
главное — спаду производства. То есть нет жесткой причинно-следственной связи между снижением инфляции и экономическим ростом. В данном контексте следует обратить внимание на следующее рассуждение лауреата Нобелевской премии по экономике (2001) Дж. Стиглица: «Страны, достигшие наибольшего успеха, такие как Польша, игнорировали давление МВФ и поддерживали инфляцию на уровне около 20 % в критические годы макроэкономической адаптации. Ученики-отличники Международного валютного фонда, такие как Чехия, снизившие инфляцию до 2 %, получили в результате стагнацию своей экономики. Есть несколько убедительных причин считать, что чрезмерное рвение в борьбе с инфляцией может замедлить реальный экономический рост» [12]. К сказанному следует добавить, что такой же точки зрения придерживаются большинство российских экономистов (прежде всего, академик С.Ю. Глазьев), на которых не наведен морок догм монетаризма. Интересно заметить, что глава государства, поддерживающий на протяжении многих лет монетаристский курс правительства Д.А. Медведева, 26 августа 2019 года на совещании в Кремле положительно оценил его деятельность по снижению инфляции до 4,5 %. Вместе с тем он оказался неудовлетворенным ростом ВВП (0,7 % вместо 5-7 %, требуемых майскими (2018 г.) указами Президента), промышленного производства, реальных доходов. Здесь уместным было бы вспомнить Дж. Гэлбрейта, который утверждал, что не уровень инфляции, а «валовой внутренний продукт остается общепринятым мерилом не только экономических, но и в целом социальных достижений» [13].
Сказанное приводит к мысли о индетерминированности уровня монетизации и инфляции, инфляции и экономического роста, спроса и предложения и так далее. Что касается диалектики спроса и предложения, то в рамках концепции нового индустриального общества Дж. Гэлбрейта и постмодернистской парадигмы французского социолога Ж. Бодрийяра она стала приобретать свойство прецессуальности, то есть нарушения привычного причинного порядка, когда следствие превращается в причину. Попутно заметим, что данное суждение расходится с каузальным детерминизмом, в соответствии с которым исключается возможность обратного воздействия следствия на причину. Сказанное означает, что, в отличие от классической экономической теории, в которой потребитель диктует производителям, какую продукцию выпускать и продавать, акторы современного рынка производства и предложения активно формируют спрос. Данный тезис позволяет сделать вывод о том, что здесь имеет место рекурсивная петля, на характеристике которой мы остановимся ниже. Она представлена на рисунке 1.
—*—т—>—
V V
СПРОС
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВО
А
А V
Рисунок. 1. Рекурсивная петля спроса, предложения, производства
Такая метаморфоза характерна прежде всего для рыночной экономики эпохи постмодерна и общества потребления, в котором товар, по мнению французского философа и социолога, представляет собой единство не только потребительной и меновой, но и символической (знаковой) стоимости. Нельзя упускать из виду, что в рамках постмодернистской концепции Ж. Бодрийяра потребительная стоимость (означаемое) становится спутником или, как он еще
говорил, алиби меновой стоимости (означающее), которая в свою очередь оказывается в зависимости от символической стоимости. Так, по мнению французского социолога, образуется «внутренне согласованный универсум стоимости». Символическая стоимость возникает в результате наведения маркетологами на товар копии потребительной стоимости, растворенной в политической экономии знака, в меновой стоимости. В этом смысле она представляет собой симулякр, имитирующий полезные качества предметов. «Чтобы стать объектом потребления, вещь должна сделаться знаком, то есть чем-то внеположенным тому отношению, которое она отныне лишь обозначает...» [14]. Для полной ясности рассматриваемого вопроса вспомним, что, если, по Ж. Бодрийяру, в логике политэкономии потребительная стоимость является венцом товара, то в политэкономии знака его сердцем уже становится знак. Сказанное вплотную подводит нас к детализации рекурсивной петли.
Максимизация прибыли в современной экономике связана с наращиванием объемов производства товаров с планированным физическим и моральным износом (например, бытовая техника, автомобили, электроника, одежда и другое) [15]. Не последнюю роль в этом процессе играет мода. Субъекты общества потребления, следуя ее капризам, сокращают срок использования вещей, чей физический износ еще далеко не истек. Это придает дополнительный импульс производству товаров-однодневок с определенной символической ценностью (стоимостью), но уже более дорогой по сравнению с предшествующими аналогами. Примером продукции с такими характеристиками являются товары с торговыми марками и брендами, создающими высокую добавленную стоимость компаний, то есть существенно влияющими на их прибыль. По имеющимся данным в экономической литературе цена брендированных товаров в среднем выше традиционной продукции на 15-40 %. Этим можно объяснить растущие инвестиции ведущих компаний в брендинг, которые, по данным Всемирной организации интеллектуальной собственности, в 2011 году составили около 466 млрд долларов. Но главным при этом становится то, что производство в обществе потребления, по словам Ж. Бодрийяра, становится гиперреальным, поскольку оставляет позади референцию знаковой меновой ценности меновой/символической стоимости (означающее) с традиционными формами хозяйствования, направленными на производство потребительной/меновой стоимости (означаемое).
Нельзя обойти вниманием утверждение французского социолога о конце «первого производства», характерного для эпохи модерна, на смену которого приходит в современном обществе «второе производство». Оно сориентировано на производство предметов/знаков, спроса и даже потребителей. Под таким углом зрения Ж. Бодрийяр констатировал и конец функциональности. «Если больше не существует абсолютной полезности предмета, — писал он, — тогда покончено и с избыточностью, так что все теоретическое здание функционализма рушится. Рушится во благо моды, которая — не стесняя себя объективной денотацией... — играет только на коннотации; своей подвижной, "иррациональной" риторикой, отдающей привилегии лишь актуальности знаков, мода захватывает всю систему в целом» [4].
Не следует упускать из виду, что в различных отраслях промышленности, сельского хозяйства в развитых странах производится не только брендовая продукция. Мы имеем в виду ассортимент товаров, входящих в минимальную потребительскую корзину, у которых почти отсутствует меновая стоимость/знак (в Германии в ее состав входят 475 продуктов, товаров и услуг, в Англии — 350, в Америке — 300, во Франции — 300). В России в ее перечне всего 156 наименований продуктов питания, непродовольственных товаров и услуг стоимостью 11 200 рублей для взрослого трудоспособного человека. Следовательно, бодрийяровская гипотеза о конце «первого производства», на смену которого приходит «второе производство», является несколько преждевременной.
Перейдем теперь к характеристике второго звена рекурсивной петли, то есть рынку предложения (спроса). В России он является не гомогенным, а гетерогенным. Это значит, что на нем присутствуют не только обычные товары, удовлетворяющие естественные потребности большинства населения страны, но и товары-симулякры. «Полезность» этих превратных форм
товара, по мнению А.В. Бузгалина и А.И. Колганова, «состоит в удовлетворении симулятивной, то есть искусственно созданной, наведенной как морок — потребности» [5]. Попутно заметим, что в цитируемой книге ее авторы называли такие формы товаров и потребностей, соответственно, S-товары и S-потребности. Пропорция товаров с потребительной/меновой стоимостью и меновой/символической ценностью в экономике страны определяется соотношением в ней «первого» и «второго» производства.
Высокая ключевая ставка Центробанка РФ, ограничение размеров кредитования, жесткая фискальная политика государства, таргетирование инфляции, отток капитала из страны привели к сокращению произодства и, соответственно, к дефициту отечественной продукции на рынке сбыта. Поэтому он стал наполняться продукцией импортного производства. Так, по данным заместителя министра промышленности и торговли С. Цыбы и заместителя председателя Московского Кредитного Банка (МКБ) А. Казначеева, доля импорта в легкой промышленности составляет 70-90 %, в радиоэлектронной промышленности — 80-90 %, в фармацевтике и медицинской промышленности — 70-80 %, в пищевой промышленности — 13 %. Это значит, что российский покупатель, приобретая импортную продукцию, стимулирует зарубежную промышленность и ограничивает возможность развития отечественной экономики. В терминах теории систем это означает, что, с одной стороны, происходит негэнтропизация зарубежной и энтропизация российской экономики, с другой — подрыв ее суверенитета и безопасности. Именно это имел в виду известный российский экономист М. Хазин, когда в книге «Воспоминания о будущем» писал: «... поскольку внутренне производство все время падает, то, за счет импорта товаров народного потребления, продажи нефти ведут к росту других экономик, прежде всего Евросоюза и Китая» [16].
Серьезными затруднениями на пути продвижения товаров рынка сбыта к третьему звену рекурсивной петли, то есть непосредственным потребителям, являлись падение реально располагаемых доходов, низкая величина прожиточного минимума населения страны (по данным Росстата, за три квартала 2018 г. 19,6 млн россиян или 13,3 % населения имели доходы ниже прожиточного минимума). Конечно, для этой части нищенствующего населения товары с меновой/символической стоимостью не представляют собой жизненно необходимого интереса. Поэтому для данной социальной группы первостепенным является удовлетворение насущных физиологических потребностей (пища, одежда, жилище и так далее), обеспечивающих поддержание и сохранение жизни в биологическом смысле. На примере малоимущих потребителей можно проиллюстрировать абсолютную неэластичность спроса и отсутствие у них свободы потребительского выбора. Именно это приводит к блокированию у ее субъектов возвышенных потребностей, к которым А. Маслоу относил потребности в принадлежности и любви, в признании и уважении, в удовлетворении эстетических начал, в самоактуализации. Не исключено, что многие из этой группы подписались бы под словами французского писателя Леона Блуа, утверждавшего о том, что нищета в социальной денотации является разновидностью ада на земле.
В несколько более лучшем положении находятся работники, чья медианная зарплата, по данным Росстата, в 2019 году составила 34 335 рублей. Она более объективно отражает уровень доходов населения и, как известно, является гораздо меньше средней заработной платы по стране, составляющей 47 657 рублей. При более высоком уровне доходов растет платежеспособный спрос, расширяются объем производства и многообразие потребления. В этой связи важно обратить внимание на роль рекламы в формировании симулятивных потребностей, выступающих по Ж. Бодрийяру, кроме всего прочего, в роли «капитала-потребности». Такого рода капитал, по словам французского социолога, «столь же существенен для порядка производства, как и капиталы, вкладываемые капиталистическим предпринимателем, или капитал-сила, вкладываемая оплачиваемым работником» [4]. Отсюда, согласно Ж. Бодрийяру, «капитал-потребность», как производительная сила, оказывается
затребованной функционированием общества изобилия. В этом смысле, заключает он, необходимо добиваться принуждения потребностей и потребления. В ракурсе этих рассуждений уместной была шутка автора «Системы вещей» о том, что обновлять, например, машину в течение нескольких лет скоро будет санкционировано законом.
В принуждении к потреблению товаров-симулякров немаловажная роль, как мы отмечали выше, принадлежит рекламе. В «Системе вещей» французский социолог определяет ее функции. К ним он относил прежде всего информационную функцию, обеспечивающую потребителей, насколько, конечно, это возможно, достоверными сведениями о характеристиках товаров на рынке сбыта. Сущность второй функции рекламы, по его мнению, состоит во внушении потребителей (покупателей) приобретать товары, производимые этой, а не какой-то другой фирмой. Было бы ошибочно утверждать, что управление симулятивными потребностями является всегда результативным. Как мы писали выше, индифферентными к рекламе товаров-симулякров является та доля населения страны, которая находится за чертой бедности или балансирует на ее грани. Что же касается тех, у кого оплата труда находится на уровне медианной зарплаты, они позволяют себе набраться смелости приобретать товары с меновой/знаковой стоимостью с помощью кредитов в ущерб реализации физиологических потребностей.
Здесь мы кратко отметим, что, по данным Центробанка, на конец 2019 г. общий долг жителей России перед банками составил 17,6 трлн рублей без учета их долгов перед микрофинансовыми организациями (МФО). Последние выдают займы населению страны под 350 % годовых. Выходит, что старуха-процентщица Алена Ивановна из «Преступления наказания» Ф.М. Достоевского оказывается, по словам В.В. Путина, более чем скромным человеком по сравнению с сегодняшними ростовщиками из МФО. Сейчас возникает закономерный вопрос: что движет людьми с медианным доходом приобретать товары-симулякры или, как говорили А.В. Бузгалин и А.И. Колганов, S-товары? Ответ на поставленный вопрос мы находим у Ж. Бодрийяра. Рассматривая кредит как мораль опережающего пользования и потребления по отношению к реальным доходам, французский социолог в «Системе вещей» утверждал, что кредитозаемщик при минимальных реальных затратах «получает чрезвычайную выгоду — пользуется реальным почетом, по сути, ценой условного знака» [14]. По отношению к данной доходной группе можно сказать, что знак для части ее представителей является еще и доказательством принадлежности и своей значимости в ней. Это ведет к росту спроса на товары со знаковой меновой стоимостью, способствующих индивиду реализовать эту установку, пусть даже ценой высокого потребительского кредита.
Что касается богатых и сверхбогатых россиян, которых французский социолог называл «настоящими гражданами общества потребления», то у них нижняя граница дохода берет начало с четырех медианных зарплат. Они без ущерба для своего бюджета удовлетворяют спрос в дорогих товарах-симулякрах. При этом их ассортимент не ограничивается несколькими S-товарами. Желание новых S-потребностей сознательно или бессознательно присутствует в мотивации рассматриваемой социальной группы и, таким образом, оказывает значительное влияние на их поведение. Этот ассортимент имеет в своем составе длинную линейку товаров-симулякров, начиная с авторучек, сотовых телефонов и часов с драгоценными камнями до брендовой одежды, автомобилей и яхт. Встречаются случаи, когда товары-симулякры становятся объектом коллекционирования. Наглядной в этом отношении является роскошная коллекция из 195 часов класса люкс экс-губернатора Сахалина А. Хорошавина общей стоимостью в 602 млн рублей. Понятно, что это увлечение высшего должностного лица РФ воспринимается со стороны первых двух социальных групп как деструктивное и аморальное. Для представителей третьей группы оно, наоборот, выглядит как невинное озорство и шалость, к тому же еще не связанное с демонстративным потреблением.
Суммируя сказанное, следует еще раз отметить, что субъектами спроса являются граждане РФ с доходами ниже прожиточного уровня, работники с медианной зарплатой и, наконец, богатые и сверхбогатые. Различный платежеспособный спрос этих социальных групп влечет за собой формирование отличных друг от друга потребностей в товарах-симулякрах. Если, например, человек из второй социальной группы индифферентен к автомобилям, то при наличии соответствующих денежных средств у него не возникнет ни потребности, ни желания стать обладателем такого транспортного средства. И, напротив, у такого индивида не возникнет потребности стать обладателем часов Breguet Tourbillon или Rolex из коллекции А. Хорошавина, учитывая его реально располагаемый доход.
Выше мы говорили о том, что импорт товаров-брендов с высокой добавленной стоимостью ведет к энтропийности российского общества и, наоборот, негэнтропийности стран-импортеров. Кроме того, существует, на наш взгляд, эндогенная энтропийность, характерная для транзитивных стран и общества потребления с подобной социальной дифференциацией социума. Она продуцирует у бедных граждан чувство мести к элитной части современного российского общества, а у среднего класса — зависть. Это то, что принято называть рессентиментом, который ведет к приращению в социуме энтропийности, то есть его неустойчивости, неупорядоченности, дистанцировании его граждан от подлинных, а не симулятивных потребностей.
В общем и целом можно сказать, что эндогенными факторами спроса являются потребности и платежеспособность населения страны. Такое суждение расходится с точкой зрения по этому вопросу Ж. Бодрийяра, считавшего, что «истинная теория предметов и потребления должна основываться не на теории потребностей и их удовлетворении, а на теории социальной демонстрации и значения» [4]. В сущности говоря, мы не исключаем возможность включения в состав этих факторов стремление «граждан общества потребления» к высокому статусу, престижу и созданию различий. Описывая особенности процесса классификации и социальной дифференциации, Ж. Бодрийяр в «Обществе потребления» особо отмечал, что люди «никогда не потребляют объект в себе (в его потребительной ценности) — всегда манипулируют объектами (в самом широком смысле) как знаками, которые отличают вас, то ли присоединяя вас к вашей собственной группе, взятой как идеальный эталон, то ли отделяя вас от нее и присоединяя к группе с более высоким статусом» [17].
Ясно, что наряду с эндогенными существуют и экзогенные факторы, к которым, как мы отметили выше, относятся производство, рынок сбыта, маркетинговые службы продвижения товаров (реклама, мода), доступность кредита, макроэкономическая политика Российской Федерации, появление новых достижений в рамках V и VI технологических укладов и др. При этом некоторые из них могут стать критическими флуктуациями по отношению к эндогенным факторам спроса. Таким образом, мы видели, что рекурсивная петля начинается со спроса и ей же завершается. Это значит, что в дихотомии спрос — предложение, несмотря на репрессивное воздействие на потребителя со стороны производства, рекламы и моды, приоритет закрепляется за ее первым началом. Стоит обратить внимание и на то, что в условиях нестабильности мировой экономики, вызванной пандемией короновируса, правительства многих стран предпринимают активные действия по стимулированию потребительского и совокупного спроса населения, чтобы восстановить свою экономику. Это снижение налоговой нагрузки на граждан, денежные выплаты населению так называемых «вертолетных денег», выдача пособий детям, пенсионерам, инвалидам, безработным и так далее.
Выводы
Отличительной особенностью централизованной экономики СССР явилось доминирование в ней спроса, в постсоветской России — предложения. Относительно невысокие доходы населения в советский период отечественной истории компенсировались общественными фондами потребления, которые обеспечивали гарантированное удовлетворение спроса на товары первой необходимости. Нетрудно понять, почему более половины населения РФ
испытывают ностальгию по социализму, несмотря на то что экономика страны в этот период — экономика дефицита и продавца. В результате денежно-кредитной (монетарной) политики правительства РФ произошло уменьшение уровня монетизации, падение производства, что отразилось на рынке сбыта и спросе населения страны. Дефицит товаров отечественного производства компенсировался ростом импортной продукции с символической стоимостью. Это значит, что в транзитивном социуме и обществе потребления знаковая стоимость оказалась важным дополнением к потребительной и меновой стоимости товара. Каузальная связь между спросом и предложением, на которой до последнего времени фокусировали внимание экономисты, в условиях позднего капитализма перестала удовлетворять исследователей в этой области науки.
С возникновением теории сложности стало очевидным, что следствие оказывает обратное воздействие на причину, не переставая быть при этом следствием. То есть предложение, являясь следствием спроса, становится причиной по отношению к спросу. Для характеристики прямых и обратных связей между рассматриваемыми феноменами в статье используется понятие рекурсивной петли. Для полноты картины рассматриваемого сегмента экономики категориальная пара спроса и предложения дополнена понятием производства. Современная экономика направлена прежде всего на производство не потребительной, а символической (знаковой) стоимости товаров, которая создает высокую добавленную стоимость. Категория «символическая стоимость» в рекурсивной петле содержит несколько подчиненных понятий: рынок симулякров, товары-симулякры, меновая/знаковая стоимость, симулятивная потребность, а также кредит, мода, реклама. Три последние являются средствами формирования символических потребностей и принуждения населения к потреблению S-товаров и услуг. Не прельщение миром симулякров, а денежные доходы определяют спрос различных слоев общества и граждан на товары и услуги с символической стоимостью. Это относится к богатым и сверхбогатым гражданам, частично к индивидам с медианной зарплатой. Исключением здесь являются бедные слои общества, насущной заботой которых является удовлетворение физиологических потребностей, обеспечивающих сохранение и поддержание жизни. Таким образом, знаковое потребление в российском обществе не столько объединяет его граждан, сколько разъединяет, отчуждает их друг от друга и в этом смысле подрывает онтологические основы общества.
Библиографический список
[1] Румянцева Е.Е. Новая экономическая энциклопедия. - 3-е изд. - Москва: ИНФРА-А, 2008. - 826 с.
[2] Веблен Т. Теория праздного класса / Пер. с англ. - Москва: Прогресс, 1984. - 367 с.
[3] Лейбенстайн Х. Эффект присоединения к большинству, эффект сноба и эффект Веблена в теории покупательного спроса // Вехи экономической мысли. Теория потребительского поведения и спроса. Т 1. / Под. ред. В.М. Гальперина. - Санкт Петербург: Экономическая школа, 1999. - С. 304-325.
[4] Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака / Пер. с фр. Д. Кралечкина. -Москва: Академический проект, 2007. - 335 с.
[5] Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал: монография. В 2 т. Т 2. Теория глобальная гегемония капитала и ее пределы. «Капитал» re loaded. - Москва: Ленанд, 2014. - 902 с.
[6] Войлуков А.В. Неудовлетворенный платежеспособный спрос населения СССР по состоянию на 1 января 1988 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://statehistory.ru/ 4756/Neudovletvoryennyy- platezhyesposobnyy-spros-naseleniya-SSSR-po-sostoyaniyu-na-1-yanvarya-1988-g/ (дата обращения: 08.05.2020).
[7] Лопатников С.П. Советская экономика [Электронный ресурс]. - Режим доступа: https://vayur.livejournal.com/9392.html (дата обращения: 21. 04. 2020).
[8] Микульский К.И. Экономические законы социализма и социальная активность трудящихся. - Москва: Экономика, 1983. - 255 с.
[9] Кургинян С.Е. Суть времени: философское обоснование мессианских претензий России в XXI веке. В 4 т. - Москва: МОФ ЭТЦ, 2012. - Т 1. - 316 с.
[10] Богомолов О.Т. Размышления о насущном. - Москва: Экономика, 2003. - 239 с.
[11] Петраков Н.Я. Черная дыра экономики // Экономическая наука современной России. -1998. - № 3. - С. 63-65.
[12] Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции / Пер. с англ. Г. Г. Пирогова - Москва: Мысль, 2003. - 300 с.
[13] Гэлбрейт Дж. Общество изобилия / Пер. с англ. Е. Б. Головлянициной, И. Ногаева, Г. Агафонова. - Москва: Олимп-Бизнес, 2018. - 404 с.
[14] Бодрийяр Ж. Система вещей. Москва: Рудомино, 1999. - 222 с.
[15] Безпалов В.В. Внешнеторговая деятельность промышленных комплексов и ее роль в формировании имиджа государства // Управление экономическими системами: электронный научный журнал. - 2018. - № 9(115). - С. 22.
[16] Хазин М. Воспоминание о будущем. Идеи современной экономики. - Москва: Рипол-Классик, 2019. - 464 с.
[17] Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры [Электронный ресурс]. -Режим доступа: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/3464 (дата обращения: 24.03.2020).
References
[1] Rumyantseva, E.E. (2008). New Economic Encyclopedia. Moscow: INFRA-M.
[2] Veblen, Th. (1984). The theory of the leisure class. Moscow: Progress.
[3] Leibenstein, H. (1999). The effect of joining the majority, the snob effect and the Veblen effect in the theory of purchasing demand. In Milestones of economic thought. Theory of consumer behavior and demand. St. Petersburg: Ekonomicheskaya shkola.
[4] Baudrillard, J. (2007). Pour une critique de l'economie politique du signe Paris. Moscow: Akademicheskij proekt.
[5] Buzgalin, A.V., & Kolganov, A.I. (2014). Global Capital. Theory of global hegemony of capital and its limits. In "Capital" re loaded. Moscow: Lenand.
[6] Voilukov, A.V. (2014). Unsatisfied solvent demand of the population of the USSR as of January 1, (1988). Retrieved from https://statehistory.ru/4756/Neudovletvoryennyy-platezhyesposobnyy-spros-naseleniya-SSSR-po-sostoyaniyu-na-1-yanvarya-1988-g/.
[7] Lopatnikov, S.P. (2020). Soviet economy. Retrieved from https://vayur.live-journal.com/9392.html.
[8] Mikulsky, K.I. (1983). The Economic Laws of Socialism and the Social Activity of Workers. Moscow: Ekonomika.
[9] Kurginyan, S.E. (2012). The Essence of Time: The Philosophical Substantiation of the Messianic Claims of Russia in the XXI Century. Moscow: MOF ETC.
[10] Bogomolov, O.T. (2003). Reflections on the Essential. Moscow: Ekonomika.
[11] Petrakov, N.Ya. (1998). Black hole economy. Economic Science of Modern Russia, 3, 63-65.
[12] Stiglitz, J. (2013). Globalization: Disturbing Trends. Moscow: Mysl.
[13] Galbraith, J. (2018). Society of Plenty. Moscow: Olimp-Biznes.
[14] Baudrillard, J. (1999). The System of Things. Moscow: Rudomino.
[15] Bezpalov, V.V. (2018). Foreign trade activity of industrial complexes and its role in shaping the image of the state. Management of Economic Systems: Electronic Scientific Journal, 9(115), 22.
[16] Khazin, M. (2019). Remembering the Future. Ideas of the Modern Economy. Moscow: Ripol-Classic.
[17] Baudrillard, J. (2008). Consumer Society. His myths and structures. Retrieved from https://gtmarket.ru/laboratory/basis/3464.
Получена / Submitted: 05/10/2020
Доработана / Revised: 12/11/2020
Принята к публикации / Accepted: 30/11/2020
