CC BY
37
Вестник Челябинского государственного университета. 2017. № 7 (403). Философские науки. Вып. 45. С. 88—94.
УДК 1(091) ББК 87.3(2)
ВОЗМОЖНОСТЬ САМОСОЗНАНИЯ: ИСТОРИКИ ФИЛОСОФИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ1
О. А. Власова
Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия
Предлагается детальное рассмотрение современной отечественной историко-философской ситуации. Приводится аналитический обзор публикаций, событий и дискуссий в истории философии, выделяются факторы, детерминирующие ее трансформации, исследуется восприятие сложившегося положения дел самими историками философии. Сделан вывод о том, что в последние годы на отечественной сцене оформляется активная фигура историка философии, призывающего к дискуссиям и проблематизирующего свое ремесло. Актуальная ситуация истории философии трактуется как ситуация рождения самосознания историков философии.
Ключевые слова: история философии, самосознание, историки философии, ситуация.
Историки философии в разные возрасты нашей страны всегда были некоей обособленной и относительно закрытой группой, отличающей себя от тех, кто посвящал себя исследованию современных проблем и ответам на вызовы времени. Они открывали границы, казалось бы, закрытой страны, своими переводами доносили до широких философских и философствующих масс древние и совсем недавние идеи, классические и пока еще неизвестные имена. За последнюю четверть века многое изменилось: стали доступны тексты и свободны интерпретации. История философии погрузилась в экстенсивный поиск, в ней по-прежнему много пробелов и проблем, но важно другое: сейчас, в ситуации свободной работы с прошлым, историкам философии открывается возможность самосознания — осознания оснований своего ремесла, его стратегий и вариантов, границ и национальных путей.
История философии и историки философии
В последние годы на отечественной сцене вырисовывается новый образ, активная фигура историка философии, призывающего к дискуссиям и проблематизирующего свое ремесло. Мы здесь повторяем путь философии Запада, которая на фоне развития герменевтики и дискуссий о методологии гуманитарных наук еще век назад начинает говорить о специфической работе историка философии, о его роли в формировании облика прошлого, сравнивает ее с ролью историка и филолога, в общем, одновременно с укреплением
1 Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда (проект № 17-18-01440 «Антропологическое измерение истории философии»).
истории философии как профессиональной отрасли активно осмысляет статус ее специалиста. «Немецкий» герменевтический поворот истории философии отзывается во французских дискуссиях об историке философии как «продолжателе интуиции» и «претенденте» философа, в англоамериканских спорах об «анахронизме» и степени конструктивности или историчности той реконструкции, которую историк философии осуществляет.
В России до недавнего времени активизации историков философии препятствовало не только характерное для советской традиции обезличивание истории философии и связывание ее с философским «процессом», но и уход от субъективизма. В постсоветские времена маятник словно бы качнулся в противоположную сторону, и на фоне увлечения «экзистенциализмом», «интуитивизмом» и «постмодернизмом» историк философии освободил себя от диктата обезличенной объективности, что и стимулировало некоторое обсуждение практики истории философии. Обозначаемое движение заметно — по проектам, переводам, конференциям и семинарам, публикациям, в которых историки философии начинают говорить о себе: не о воскрешаемом ими прошлом, а о том, какую роль суждено исполнять им самим, о том, что они делают.
Неудивительно, что тон задают историко-философские лекционные курсы крупных философов XX в., которые активно переводятся и издаются. Достаточно упомянуть лекции по античной и немецкой классической философии М. Хайдеггера, а также поздние лекции и ранние семинары Фуко, в центре разбирательства которого все та же античность. Эти курсы выводят фигуру философа как
активного творца историко-философской интерпретации и словно бы зовут за собой.
Публикуются курсы и отечественных историков философии: к примеру, уже давние лекции М. Мамардашвили, В. В. Бибихина, А. В. Аху-тина или совсем недавние курсы и их материалы
A. Н. Муравьева и А. Г. Погоняйло. Все они предлагают не просто изложение основных вех историко-философского процесса, но и попытку авторского осмысления свершившегося прошлого как ожившего «сейчас», в интерпретации историка философии. Они так же, как и переводные документы западных философов, показывают уникальную ситуацию историка философии в разные времена: в эпоху СССР (Мамардашвили), постсоветской России (Бибихин), нынешнее время (Погоняйло и Муравьев).
Отдельный жанр — это беседы и воспоминания, статьи и книги-рефлексии историков философии о минувших годах и о том, каково это было — быть историком философии, какую роль их ремесло играло в жизни. Здесь следует вспомнить недавние книги Н. В. Мотрошиловой о советской философии, интервью специалистов в разных периодах истории философской мысли1.
В этих повествованиях от первого лица оживает не столько историко-философский процесс, сколько тонкости жизни людей, которые превращают его поддержание в дело своей жизни.
Перспективу «первого лица» формирует и обращение к методологическим работам западных историков философии, многие из которых, к сожалению, не переведены на русский язык. Здесь стоит назвать аналитические статьи И. С. Вдовиной, И. И. Блауберг, И. Д. Джохадзе, А. А. Кротова, Л. Б. Макеевой, А. В. Дьякова о французской и англо-американской традиции историко-философских дебатов последнего века. Совсем недавно, в 2016 г., вышел перевод работы Ричарда Рорти «Историография философии». В 2015 г. в составе издания книги Брейе о Плотине была опубликована важная статья «Как я понимаю историю философии» [4], когда-то запустившая обсуждение историко-философской практике во Франции.
Конечно, проблемы практики и методологии истории философии в последние годы обсуждаются в рамках книжных и статейных публикаций. Среди первых следует назвать классические работы В. В. Соколова и Т. И. Ойзермана, исследования русской философии Т. Г. Щедриной, среди второй группы — краткие работы А. А. Кротова,
B. Куренного, Ф. Е. Ажимова и др.
1 См., напр., рубрику «Дискурс: беседы с философами» журнала современной зарубежной философии и философской компаративистики «Хора».
Однако примечательно, что публичные научные мероприятия последних лет показывают больший интерес, чем публикации. Так, проблемы статуса, преподавания истории философии неоднократно обсуждались в рамках дискуссионных панелей и круглых столов в журналах «Вопросы философии», «Философские науки», «История философии», философских сериях журналов «Вестник МГУ» и «Вестник СПбГУ».
Кафедра истории философии Института философии (философского факультета) СПбГУ в рамках традиционных Дней Петербургской философии проводит конференцию «Философия истории философии» с разными темами («Обязательность и навязчивость исторического», «Современные стратегии историко-философских исследований», «История философии в системе университетского образования» и пр.), но с неизменно разворачивающимся обсуждением не только частных, но и общих методологических проблем. Уже несколько лет на философском факультете РГГУ проводятся декабрьские конференции, традиционно посвященные «общетеоретическим и методологическим проблемам историко-философских исследований». Это проблемы соотношения истории и философии в истории философии (2000, 2015), ее социокультурного контекста (2012), национального своеобразия философских традиций (2006, 2009, 2014) и языка философии и истории философии (2010) и пр. Философский факультет МГУ в своих тематических историко-философских конференциях уделяет немало внимания методологическим вопросам. Достаточно привести в пример недавние конференции «Московский университет и историко-философские штудии» в рамках празднования 75-летия воссоздания философского факультета в структуре Московского университета (2017), «Философия Лейбница и ее современное значение: к 370-летию со дня смерти философа» (2016), «Мишель Фуко: субъект настоящего» (2016).
В ноябре 2012 г. Институтом философии РАН была проведена научная конференция «История философии: вызовы XXI века», первоначальная концепция которой предполагала обращение к наиболее дискуссионным проблемам истории философии, ее теории методологии, специфики как особой отрасли философского знания, ее форм, трансформации ее образа в современном мире [8]. С 2014 г. развивается совместный проект Института философии РАН и библиотеки Ф. М. Достоевского «Анатомия философии: как работает текст» — цикл семинаров и лекций, в которых историки философии, философы обращаются к идеям, традициям, текстам и в актуальной
ситуации разворачивают для широкой общественности историко-философский дискурс. С того же времени в Институте философии функционирует семинар «История философии: наследие и проект, целью которого, как обозначают организаторы, является «регулярное обсуждение актуальных методологических и теоретических историко-философских проблем». В 2015 г. там же была инициирована дискуссия о малых формах философского творчества как специфическом поле развертывания истории философии и самовыражения историка философии [7].
Этот краткий обзор переводов, публикаций и мероприятий показывает постепенно укрепляющуюся в отечественной ситуации жажду историко-философских дискуссий. 1990-е гг. принесли истории философии тексты и ранее недоступные регионы, и их историко-философский поиск можно охарактеризовать как «экстенсивную» жажду открытий. 2000-е гг. обнаруживают желание проработки практики, разговора о методе, который уже не может опираться на советскую традицию и должен быть обновлен. Они, что более важно, показывают желание историков философии обсудить собственную ситуацию, «интенсивную» жажду рефлексии. Почему так происходит, куда эта жажда может привести отечественную историю философии и каковы ее основные проблемные точки — вот наиболее актуальный сейчас вопрос.
«Ситуация» самосознания
У Карла Ясперса — философа, которой для истории философии и историков философии сделал немало и о котором мы будем вспоминать не раз, — есть очень функциональный концепт — «ситуация». Он использует его для характеристики исторически определенного положения дел, которое задает мировоззрение людей, способ поведения [15]. Это понятие связывает общее и индивидуальное, личностное и социальное, духовное и душевное. Ситуация, говоря в общем, есть поле сознания и самосознания, то есть то, в тотальности чего мы обнаруживаем себя и в чем мы живем. Уже в своих первых философских работах (к примеру, в «Духовной ситуации времени») Ясперс говорит о ситуации как о том, что определяет нашу свободу, спектр наших реакций, что ограничивает диапазон возможностей и поэтому требует описания и осознания [14. С. 335]. Его знаменитые пограничные ситуации — крайний вариант ситуации как таковой.
Для истории философии и для самих историков философии положение дел недавних десятилетий и последних лет складывается не то чтобы в не-
благоприятную (или пограничную), но в специфическую ситуацию. И ситуация эта расчерчивается сразу несколькими параметрами.
Положение российской истории философии отличается от такового за рубежом: история философии часто оказывается гораздо более востребованной, более актуальной, чем попытки авторского осмысления современности. Э. Ю. Соловьев описывает распространенное в широких философских кругах мнение: «В предшествующие, застойные годы... из-под пера историков философии то и дело выходили тексты шокирующе злободневные» [13. С. 92]. К этому мнению присоединяется Ю. В. Синеокая: «Важно, что в советский период советской истории именно в области истории философии были созданы признанные сегодня духовные, научные и нравственные произведения, пережившие свое время и представляющие несомненный интерес для развития философского знания наших дней» [12. С. 138].
По специальности «История философии» до сих пор защищается минимальное количество кандидатских и докторских диссертаций, а историки философии по-прежнему несут понимание элитарности своей специальности в ряду других специалистов от философии. «У нас в стране. история философии была и остается элитарной дисциплиной», — говорит В. В. Васильев [5. С. 122]. В том же откровенно признается А. А. Гусейнов: «История философии по факту, в реальном опыте педагогической и научной деятельности стала основной, самой востребованной дисциплиной. Соответствующая кафедра выделялась среди всех остальных более высоким профессиональным уровнем профессуры и была самой популярной среди студентов» [6. С. 37]. Сохраняется ли этот статус «дисциплины немногих» сейчас и какой ценой дается истории философии ее элитарность?
Наука последних десятилетий, будь то мировая или отечественная, берет курс на осмысление наиболее актуальных проблем, выработку эффективных решений. Имеющая дело с древностями история философии с трудом поддается осовремениванию, и такую функцию берут на себя другие разделы философского знания: онтология и теория познания, философская антропология и философия культуры, социальная философия и этика. Черпая многое из истории философии, они осмысляют актуальное настоящее и его измерения, не задаваясь задачей трансляции прошлого опыта, не сосредоточиваясь на нем. В итоге они оказываются более адаптированными к проблемно-ориентированному, прогностическому мышлению.
Кризис самой философии в XX в., невозможность конкуренции с естественными науками, теоретическая ориентация приводят к тому, что история философии оказывается одним из самых уязвимых разделов философии. Она больше не претендует на кандидатский экзамен для аспирантов, она часто исчезает из классификаторов гран-товых конкурсов, она теряет часы на факультетах. В стремительно меняющемся мире, в науке и образовании, ориентированных на современность, области, занимающейся «ископаемыми останками», мысли ушедших веков, очень трудно не только сохранить лидирующий статус, но и успеть за конкурентами.
Основа истории философии — трансляционная практика интерпретации текстов прошлого, комментированные переводы, и последнее время она испытывает двойное давление. С одной стороны, владение языками и способность к переводу перестали быть уделом филологов. Просто перевести и просто реконструировать — теперь недостаточно, это было ценно в советские времена, в 1990-х гг. Сейчас, как считается, каждый студент или аспирант может сделать подобное и сам. С другой стороны, перевод в истории философии по-прежнему остается трудным и долгим, требующим высокой квалификации не только во владении языком, но и во владении предметом. Знание языков, а главное, кропотливая работа с источниками на языке оригинала по-прежнему редкость в философии, меньшая, чем раньше, но все же редкость.
Перечисленные параметры сложившейся ситуации — основные, но не исчерпывающие ее специфики, и они преимущественно обусловлены, как принято говорить, современной социально-исторической ситуацией. Как осмысляется нынешнее положение дел самими философами и, в частности, историками философии?
Очень метко современную ситуацию описывает М. С. Киселева. В одном из докладов она отмечает: «Истории философии практически не коснулись методологические обновления, которые бурно переживала до недавнего времени и до сих пор осмысливает мировая историческая наука». Очевидно, имеется в виду отечественная традиция, поскольку далее автор ведет речь именно о ней, замечая, что «в среде же российских профессиональных философов последние 25 лет свои "радости": историки философии получили возможность заниматься прежде запретными темами, направлениями и персоналиями; с титульных имен в курсах истории философии исчезли идеологически ориентированные дефиниции с обязательными ссылками» [9]. Стоит согласить-
ся с предложенным тезисом (если применять его к российской философии): в своих историко-философских исследованиях мы часто увлекаемся старыми перестроечными «радостями», мы с удовольствием пишем о неизвестных именах. В этом нет ничего плохого, поскольку мы должны открывать новое для отечественной традиции и приближать ее к мировой современности. Не совсем хорошо то, что радости открытия не всегда сопутствует радость осмысления.
Историки философии, конечно же, начали читать классиков и зарубежных современников, но до сих пор мало читают друг друга, друг с другом не говорят, мало пишут, и, следовательно, мало высказываются, мало работают над текстами, не вгрызаются, не заражаются, не познают мелочей, и таким образом главной внутренней проблемой истории философии оказывается отсутствие дискуссий — продуктивных, связанных с разницей позиций, с обсуждением расхождений.
Учитывая сохраняющуюся элитарность истории философии, количество историко-философских исследований в нашей стране по-прежнему не достигло той критической массы, при которой возможна полемика. Эти работы читают с целью восполнения пробелов или получения специальной информации, и мы редко пишем книги по тем темам, которые уже нашли отражение в работах других. Р. Г. Апресян попадает в точку, когда говорит: «Авторы работ по большинству историко-философских тем вынужденно монологичны» [1. С. 59]. По видимому, эта монологичность, отсутствие дискуссии по конкретным темам приводит к полному отсутствию обсуждения проблемы подхода в истории философии. Ведь подобное обсуждение возможно только на основании конкретных случаев расхождения позиций в исследовании персоналий и проблем.
Методологические дискуссии истории философии проходят, как правило, в регистре обмена опытом. Историки философии говорят об особенностях своей работы. Каждый из них говорит о своей, это «свое» нередко совпадает, но ни совпадений, ни расхождений мы не видим, поскольку редко восходим от монолога к диалогу. Отечественные историки философии редко спорят о Декарте так, как делали это в первой половине XX в. Ф. Арьес и М. Геру, а именно из этой конкретно ориентированной дискуссии выросли все методологические работы последнего, определившие во многом лицо французской истории философии, в том числе его «История истории философии» и «Философия истории философии», до сих пор не переведенные на русский язык и практически незнакомые широкому кругу историков философии.
Историю философии отчасти спасает пришедшая еще в 1990-е гг. и сохраняющаяся до сих пор увлеченность герменевтической традицией. Именно о ней в отношении истории философии говорят, когда осмысляют корни западноевропейской философии — античную мысль, и специфическая, философская трактовка мыслится как связанная не со штудированием и воссозданием деталей (это оставляют филологам), а с заражением, пониманием, сомышлением. М. К. Мамардашвили когда-то говорил: «Читать тексты и рассуждать о них имеет смысл только тогда, когда ты не наполняешь себя догматической ученостью, а восстанавливаешь живую строку мысли, из-за которой они сохранились» [10. С. 9]. Следуя той же линии, А. В. Ахутин настаивает на понимании изнутри, в контексте дела философии и в духе Хайдеггера говорит: «В отличие от "взглядов" и "доктрин" понять мысль — значит суметь мыслить ею» и, вполне следуя Дильтею, говорит о собственном опыте истории философии как о том, «что с самого начала ставится не в логике объективного познания "предмета", а в другом понимании понимания» [2. С. 57, 7].
«Алиби» понимания отчасти помогает загладить текстовые лакуны, достроить систему по-своему, оно обогащает отечественную мысль. История философии уходит от реконструкции к интерпретации, причем не в классическом герменевтическом (предполагающем не только психологическое вчувствование, но и понимание объективных значений), а в хайдеггеровском (онтологическом) смысле. Одновременно, давая волю собственной интерпретации, история философии закладывает основания развития онтологии и теории познания, социальной философии и философской антропологии, эстетики и этики. Однако, выступая для них фундаментом, история философии нередко начинает восприниматься отраслевиками как несамостоятельная мысль. Так историки философии теряют свою элитарность.
Одна из полемик, которая была поддержана несколькими участниками конференции «История философии: вызовы XXI века», — как раз полемика об экспансии истории философии на другие области философского знания (В. П. Визгин, Р. Г. Апресян). Надо согласиться, что отчасти проникновение историко-философского элемента в социальную философию, онтологию, гносеологию и прочее имеет место, однако элемент проникновения носит скорее не собственно историко-философский, а доксографический характер, и связано это с недостаточностью теории новых (для России) областей философской рефлексии, а не с навязчивостью истории философии. Поэтому
«примешивание» истории философии оказывается, скорее, вынужденным шагом специалистов философских антропологов, социальных философов, философов культуры.
Представляясь со стороны как единое поле, история философии и в России, и в мире существует как дело специалистов в разных периодах мысли, разных регионах и мыслителях. Как и философия, история философии плюралистична в своем корне. «Философия в отличие от любой науки, каков бы ни был исторический уровень ее развития, существует, так сказать, лишь во множественном числе. Иначе говоря, философия существует только как философии.», — подчеркивает, предваряя одну из своих книг, Т. И. Ойзерман [11. С. 5].
Последние годы историки философии как раз и пытаются оформить поле диалога. Конференции, семинары, издания, мероприятия и проекты другого рода — выражение заинтересованности в общем поле дискуссий. Минувшие четверть века дали достаточно времени, чтобы историки философии могли вдоволь насладиться доксографиче-скими открытиями. К тому же включение в мировую науку и ее историко-философские практики требует иного уровня историко-философского самосознания. Явственно ощущая ограничения своего исследования, историки философии тянутся друг к другу. И это неплохая ситуация для формирования истории философии в том смысле, в котором она развивалась на Западе в XX в. — как конструктивной практики интерпретации: со своими дискуссиями, специфическими областями, своими вопросами и канонами. Дискуссии точек зрения и плюрализм интерпретаций, но не областей даст историкам философии одновременно единство области (и, как следствие, возможность выживания и конкуренции) и новые перспективы движения.
Необходимость такой плюралистичности чаще всего осознают переводчики и специалисты в истории философии XX в., знакомые с традицией ее дискуссий последнего века. Так, рассматривая французскую традицию истории философии, И. И. Блауберг высказала мысль о ее обусловленности исторической ситуацией, и она, один из немногих историков философии, заводит речь о разнице историко-философской интерпретации в зависимости от принадлежности к направлению: ведь Брейе и Гуйе были бергсонианцами, Геру классически ориентированным историком философии (исследователем древности и Нового времени). Обращая внимание на этот факт, она ставит совершенно справедливые вопросы: «Если писать историю философии именно как историю,
а не философию истории, означает ли это, что позиция исследователя может и должна быть нейтральной? .. .Почему мы выбираем ту или иную сферу исследования, почему нас интересует тот или иной философ, что мы можем вычитать из его текста? Чем определяются наши мнения о значимости или незначимости той или иной концепции?» [3. С. 270—271].
Поставленные вопросы «почему мы выбираем.», «чем определяются наши мнения.» и, следовательно, «что и как мы делаем» — для се-
годняшней отечественной истории философии вопросы немаловажные. Уйти от ее крайне скудного прошлого, избавиться от доксографическо-го настоящего, если угодно, понять собственный путь развития на основании традиции русской истории философии можно, изменив перспективу с текстологической на «личностную», на перспективу самого историка философии и его ремесла. В этой перспективе последнее десятилетие и ведутся дискуссии о методологии истории философии.
Список литературы
1. Апресян, Р. Г. Философско-проблемные и историко-философские исследования: возможность дополнительности / Р. Г. Апресян // История философии. Вызовы XXI века / под ред. Н. В. Мотроши-ловой. — М. : Канон+, Реабилитация, 2014. — С. 59—63.
2. Ахутин, А. В. Античные начала философии / А. В. Ахутин. — СПб. : Наука, 2007. — 783 с.
3. Блауберг, И. И. История философии во Франции: некоторые проблемы и дилеммы / И. И. Блау-берг // История философии. Вызовы XXI века / под ред. Н. В. Мотрошиловой. — М. : Канон+, Реабилитация, 2014. — С. 262—272.
4. Брейе, Э. Как я понимаю историю философии / Э. Брейе ; пер. А. С. Гагонина // Философия Плотина. — СПб. : Владимир Даль, 2012. — С. 277—288.
5. Васильев, В. В. Парадоксы историко-философского мастерства / В. В. Васильев // История философии. Вызовы XXI века / под ред. Н. В. Мотрошиловой. — М. : Канон+, Реабилитация, 2014. — С. 122—124.
6. Гусейнов, А. А. История философии: между специальным исследованием и теоретическим поиском / А. А. Гусейнов // История философии. Вызовы XXI века /под ред. Н. В. Мотрошиловой. — М. : Канон+, Реабилитация, 2014. — С. 34—51.
7. История философии в формате статьи / сост. и отв. ред. Ю. В. Синеокая. — М. : Культур. революция, 2016. — 244 с.
8. История философии. Вызовы XXI века / под ред. Н. В. Мотрошиловой. — М. : Канон+, Реабилитация, 2014. — 367 с.
9. Киселева, М. С. История философии — интеллектуальная история — история идей / М. С. Киселева // История философии. Вызовы XXI века / под ред. Н. В. Мотрошиловой. — М. : Канон+, Реабилитация, 2014. — С. 148—158.
10. Мамардашвили, М. К. Лекции по античной философии / М. К. Мамардашвили. — М. : Прогресс-Традиция, 2009. — 246 с.
11. Ойзерман, Т. И. Философия как история философии / Т. И. Ойзерман. — СПб. : Алетейя, 1999. — 447 с.
12. Синеокая, Ю. В. Проблемы трансляции философского знания / Ю. В. Синеокая // История философии в формате статьи / сост. и отв. ред. Ю. В. Синеокая. — М. : Культур. революция, 2016. — С. 121—140.
13. Соловьев, Э. Ю. История философии в регистре публицистики / Э. Ю. Соловьев // История философии в формате статьи / сост. и отв. ред. Ю. В. Синеокая. — М. : Культур. революция, 2016. — С. 71—109.
14. Ясперс, К. Духовная ситуация времени / К. Ясперс // Смысл и назначение истории / пер. с нем. М. И. Левиной. — М. : Политиздат, 1991. — С. 288—420.
15. Jaspers, K. Psychologie der Weltanschauungen. — Berlin ; Göttingen ; Heidelberg : Springer Verlag, 1960. — 486 S.
Сведения об авторе
Власова Ольга Александровна — доктор философских наук, доцент, профессор кафедры истории философии, Институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет. Санкт-Петербург, Россия. o.a.vlasova@gmail.com.
94
О. А. BnacoBa
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2017. No. 7 (403). Philosophy Sciences. Iss. 45. Pp. 88—94.
THE POSSIBILITY OF SELF-CONSCIOUSNESS: HISTORIANS OF PHILOSOPHY IN MODERN RUSSIA
O.A. Vlasova
Saint-Petersburg State University, Saint-Petersburg, Russia. o.a.vlasova@gmail.com
The paper analyses the modern Russian historically-philosophical situation. It is presents analytical review of publications, events and discussions in the history of philosophy; indicates the factors determining its transformations, studies the perception of the current situation by the historians of philosophy. It is concluded that in recent years an active figure of the historian of philosophy on the Russian scene has been formed. The author interprets the actual situation of the history of philosophy as the situation of the birth of self-consciousness of historians of philosophy.
Keywords: history of philosophy, self-consciousness, historians of philosophy, situation.
References
1. Apresyan R.G. Filosofsko-problemnye i istoriko-filosofskiye issledovaniya: vozmozhnost' dopolnitel'nosti [Philosophically-problematic and historically-philosophical studies: the possibility of complementarity]. Istoriya filosofii. Vyzovy XXI veka [History of Philosophy. 21st Century Challenges]. Moscow, Kanon+, Reabilitatsiya Publ., 2014. Pp. 59—63. (In Russ.).
2. Akhutin A.V. Antichnye nachala filosofii [Ancient origins of philosophy]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2007. 783 p. (In Russ.).
3. Blauberg I.I. Istoriya filosofii vo Frantsii: nekotorye problemy i dilemmy [The history of philosophy in France: some problems and dilemmas]. Istoriya filosofii. Vyzovy XXI veka [History of Philosophy. 21st Century Challenges]. Moscow, Kanon+, Reabilitatsiya Publ., 2014. Pp. 262—272. (In Russ.).
4. Breyye E. Kak ya ponimayu istoriyu filosofii [How I understand the history of philosophy]. Filosofiya Plotina [Plotin's philosophy]. St. Petersburg, Vladimir Dal' Publ., 2012. Pp. 277—288. (In Russ.).
5. Vasil'yev V.V. Paradoksy istoriko-filosofskogo masterstva [Paradoxes of the historically-philosophical work]. Istoriya filosofii. Vyzovy XXI veka [History of Philosophy. 21st Century Challenges]. Moscow, Kanon+, Reabilitatsiya Publ., 2014. Pp. 122—124. (In Russ.).
6. Guseynov A.A. Istoriya filosofii: mezhdu spetsial'nym issledovaniyem i teoreticheskim poiskom [History of philosophy: between special research and theoretical search]. Istoriya filosofii. Vyzovy XXI veka [History of Philosophy. 21st Century Challenges]. Moscow, Kanon+, Reabilitatsiya Publ., 2014. Pp. 34—51. (In Russ.).
7. Sineokaya Yu.V. (ed.). Istoriya filosofii v formate stat'i [History of philosophy in the paper's format]. Moscow, Cultural Revolution Publ., 2016. 244 p. (In Russ.).
8. Motroshilova N.V. [red.]. Istoriya filosofii. Vyzovy XXI veka [History of Philosophy. 21st Century Challenges]. Moscow, Kanon+, Reabilitatsiya Publ., 2014. 367 p. (In Russ.).
9. Kiseleva M.S. Istoriya filosofii — intellektual'naya istoriya — istoriya idey [History of philosophy — intellectual history — the history of ideas]. Istoriya filosofii. Vyzovy XXI veka [History of Philosophy. 21st Century Challenges]. Moscow, Kanon+, Reabilitatsiya Publ., 2014. Pp. 148—158. (In Russ.).
10. Mamardashvili M.K. Lektsiipo antichnoy filosofii [Lectures on ancient philosophy]. Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2009. 246 p. (In Russ.).
11. Oyzerman T.I. Filosofiya kak istoriya filosofii [Philosophy as the history of philosophy]. St. Petersburg, Aleteyya Publ., 1999. 447 p. (In Russ.).
12. Sineokaya Yu.V. Problemy translyatsii filosofskogo znaniya [Problems of translation of philosophical knowledge]. Istoriya filosofii v formate stat'i [History of philosophy in the paper's format]. Moscow, Cultural Revolution Publ., 2016. Pp. 121—140. (In Russ.).
13. Solov'ev E.Yu. Istoriya filosofii v registre publitsistiki [History of philosophy in the register of publicities]. Istoriya filosofii v formate stat'i [History of philosophy in the paper's format]. Moscow, Cultural Revolution Publ., 2016. Pp. 71—109. (In Russ.).
14. Yaspers K. Dukhovnaya situatsiya vremeni [The spiritual situation of times]. Smysl i naznacheniye istorii [The origin and the goal of history]. Moscow, Politizdat Publ., 1991. Pp. 288—420. (In Russ.).
15. Jaspers K. Psychologie der Weltanschauungen. Berlin, Gottingen, Heidelberg, Springer Verlag Publ., 1960. 486 p. (In German).
