CC BY
81
предполагает присутствие экстаза, сродни которому и мистика, проявляющаяся в творчестве не одного ведь автора. Анализ рок-сообщения под углом имеющихся в нём свидетельств религиозной мистики способен не только встать на службу интерпретационных стратегий в литературоведении, литературной и музыкальной критике, но и помочь уяснить немаловажную, как кажется, роль мистики в культуре рока.
1 Участники миссионерского рок-тура по Украине удостоены наград Украинской православной церкви [Электронный ресурс]: Электронная статья. Режим доступа: http://www.interfax-religion.ru/orthodoxy/?act=news&div=25995
2 Юрий Шевчук: «Я был очень рад тому погружению в историю нашей церкви, которое я испытал» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/guest/4573.htm.
3 Ср.: Никольская Т. Христианская рок-поэзия 1990-х гг. в религиозно-общественном контексте // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 2000. Вып. 4. С.148-153.
4 Sadowski J. Dzungla, cmentarz, apokalipsa: rosyjska poezja rockowa lat 1985-2000 a obrazy lit-erackie // Bardowie. Lodz, 2001.
5 Все тексты мы приводим в версиях, вошедших в студийные альбомы.
6 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб, 2002.
7 Lardner Carmody D, Carmody J.T. Mysticism. Holiness East and West. Oxford, 1996.
8 Otto R. Mistyka Wschodu i Zachodu. Analogie i roznice wyjasniaj^ce jej istot?. Warszawa, 2000.
9 Джемс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1910.
© Э. Пшибыл-Садовска, Я. Садовски, 2010
Е.В. ИСАЕВА
Елец
«ВОЗЬМИ МЕНЯ, ВОЗЬМИ НА КРАЙ ЗЕМЛИ»: АЛЬБОМ ГРУППЫ «NAUTILUS POMPILIUS» «ЧЕЛОВЕК БЕЗ ИМЕНИ»
«Человек без имени» - альбом 1995 года, в котором присутствуют характерные для «NAUTILUSA» мотивы одиночества, войны, противостояния лирического героя и мира, безумия, детства, пути. В рассматриваемом цикле центральной является оппозиция «герой - мир», которая приобретает сильнейший накал благодаря имплицитному мотиву Христа, что заявлено уже в названии альбома и усиливается в первой композиции «Непорочное зачатие». Для текстов «NAU» вообще характерно наличие христианских мотивов.
В современном литературоведении рок-композиции рассматриваются как аналоги лирических циклов, а стержневые циклообразующие элементы - заглавие, композиция и тематика альбома - обычно предусмотрены авторским замыслом. Специфика данного альбома в обилии авторов, но универсальные темы всего «NAUTILUSA» здесь очень хорошо прослеживаются, можно наблюдать своеобразную перекличку с мотивами «Крыльев», «Яблокитая» и др.
«Человек без имени» состоит из десяти композиций, созданных разными авторами. Нас интересует, прежде всего, вербальная составляющая.
Половина текстов целиком принадлежит Илье Кормильцеву: 4, 6, 7, 8, 9. Второй текст «Боксер» и пятый «Красные листья» созданы в соавторстве И. Кормильцевым и Е. Аникиной; 1-й «Непорочное зачатие» - Д. Умецким и В. Бутусовым; 3-й «Тихие игры» - В. Бутусовым и Е. Аникиной; последний 10-й «Человек без имени» - Д. Умецким и И. Кормильцевым. Тексты для альбома создавались четырьмя авторами, двое из них одновременно выступили и авторами музыки: Дмитрий Умецкий написал сопровождение к первой, второй, пятой и десятой композициям, остальные - созданы Вячеславом Бутусовым. Основной автор текстов «Наутилуса» Илья Кормильцев принимал участие в создании восьми композиций. Обилие авторов вербальной и музыкальной составляющих альбома определяет его специфику, но мы считаем возможным рассматривать этот ансамбль как единый текст группы, вероятно, демонстрирующий общие взгляды всех участников творческого содружества.
Последовательность песен следующая: «Непорочное зачатье», «Боксер», «Тихие игры», «Музыка на песке», «Красные листья», «Люди», «Падший ангел», «Бриллиантовые дороги», «Звездные мальчики», «Человек без имени». Сами названия, казалось бы, демонстрируют, что в сборник включены совершенно не связанные элементы, наша цель - проследить объединяющие мотивы. В сильных позициях находятся «Непорочное зачатие» и «Человек без имени», в обоих текстах заявлена мысль о безы-мянности человека, только в первой композиции таким является лирический герой, а в последней - адресат его речи - Человек без имени, в котором угадывается и сам Христос.
Лирический субъект не совпадает с заглавным персонажем - Человеком без имени, хотя в первой композиции он и себя причисляет к числу безымянных; он испытывает боль и страх от соприкосновения с окружающим его во многом безумным миром.
В первом тексте воплощены мотивы случайности, одиночества, страха. По замечанию Е.А. Козицкой, здесь «переосмысливается библейский миф»1. Важно, что в «Непорочном зачатии» упоминается число «семь», соотносимое в христианском календаре с праздником Благовещения (и Рождества Христова), по сути, не просто День, когда Дева Мария получает сообщение от Ангела, но и День нисхождения на Нее Святого Духа - День зачатия Христа. Следует отметить некоторую «оксюморонность» самой изображенной ситуации: непорочное зачатие соседствует с банальной интрижкой, но событие уже свершилось:
седьмое число, встретились взгляды мне от нее ничего не надо она не нравится мне, я не нравлюсь ей я не знаю зачем мы1 были вместе2
Повествование здесь (и в последующих текстах) ведется от лица лирического героя, стремящегося снять с себя любую возможную ответ-
ственность; он сам выступает как человек без имени: «у нас нет имен, я не хочу отвечать» - заявляет он во второй строфе. В пятой строфе усиливается мотив отказа от ответственности: «я не хочу ни за что отвечать». Само положение человека без имени ставит героя в оппозицию по отношению к миру, который пугает его и вызывает стремление обособиться. В альбоме воплотился образ инверсированного мира, где нарушены многие естественные связи и нормы.
В центре первой композиции, как и всего рок-альбома, - мироощущение лирического героя; местоимение «я» использовано в «Непорочном зачатии» 10 раз (без учета косвенных падежей). Основная синтаксическая конструкция отрицательная: «я не знаю», «я не нравлюсь», «я не хочу»... Это демонстрирует оппозиционность героя по отношению к окружающему его миру, людям и его нерешительность и страх: «и остаться нельзя и бежать слишком поздно». Причем, данная фраза входит в состав припева, используется в «Непорочном зачатье» дважды.
В этом тексте актуализированы важные образы всего цикла - ребенок и Бог. Лирический герой часто ощущает себя ребенком, одиноким, обиженным и жестоко наказываемым, защиту он видит лишь в Боге. Образ ребенка присутствует в 1, 2, 3, 4, 6, 9 текстах альбома в различных трактовках, но сема контрастности с миром взрослых и беззащитности присутствует во всех композициях, везде сохраняется мотив противостояния детей и взрослых.
Второй текст альбома - ретроспекция: герой словно возвращается назад в своих воспоминаниях, в детство, где уже наметился его последующий конфликт с окружающими людьми (они обозначены словом «взрослые»):
когда я кусался или портил игрушки или выходил не спросясь за порог меня ставили в угол как ненужную куклу я плакал пока я мог.
Здесь заявлены тема бунта («кусался», «выходил не спросясь за порог») и появляется весьма интересное сравнение «как ненужную куклу», которое демонстрирует отношение окружающих (взрослых) к герою. Вероятно, именно эта ненужность провоцирует последующие поиски Бога и взрыв лирического субъекта:
я знал что мне делать и больше не плакал я ударил туда, где двигались губы.
Лирический герой признается, что страдания его были вызваны «бесконечной пыткой взросления»; люди, не понимающие героя, досаждающие ему, вызывающие неприязнь, - масса, обозначенная местоимением «они». В последующих текстах альбома сохранится это противопоставление «я» -
«они», «ребенок» - «взрослые», «личность» - «люди». Во второй композиции доминирует личностное начало: лирический герой стремится точно передать свои ощущения и чувства, что выражается в частотности местоимения «я» (оно используется 14 раз).
Антитеза - один из распространенных приемов в рок-поэзии, активно его используют и авторы текстов «Наутилуса»: я и они - центральное противостояние в данном альбоме. «Я» героя ранимое, стремящееся к высокому; «они» - окружающий мир, люди - «стадо распаленных свиней» («Боксер»), «как крысы» («Музыка на песке»), «убийцы» («Красные листья»), «люди которые стреляют в людей» («Люди»), «твари с глазами как лампы» («Падший ангел»).
В альбоме актуализируется мотив безумия, который получает различные воплощения: «они думали - я сошел с ума, но я защищал боксера» («Боксер»); «сумасшедший пацан бьет жутко и мерно» («Музыка на песке»); «мой город был и велик и смел, но однажды сошел с ума» («Красные листья»), «горят над нами горят / помрачая рассудок / бриллиантовые дороги» («Бриллиантовые дороги»). В сознании лирического субъекта безумным предстает именно мир, но и сам герой воспринимается окружающими как сумасшедший.
Первый текст - рассказ лирического героя о происшедшем и своем отношении к случившемуся - к зачатию ребенка; второй текст - воспоминание о собственном детстве; третий - некая картинка чудесного явления «светлых мальчиков», возможно, ангелов. В четвертом появляется образ странного музыканта - «вариация на тему легенды о крысолове»3. Но важно название этой композиции - «Музыка на песке», хотя из содержания явствует, что «музыка» представляет собой какофонию, вызванную агрессией ребенка, вероятно, таким образом тоже восстающего против безумия мира. В этом тексте лирический герой выступает как наблюдатель, он и себя причисляет к когорте людей, подверженных инстинктам толпы, всеобщему безумию. Не случайно местоимение «я» здесь заменено на «мы», лирический герой включает себя в общность:
мы бросаем семьи мы сжигаем деньги
деремся на свалке из-за гулкой канистры.
Это некие универсальные формулы жизни, воплощенные в виде метафор: «сжигать деньги» - «прожигать жизнь», «драться на свалке» - тоже метафора существования современного мира. Занятие ребенка объясняется путем соединения двух известных фразеологизмов: «строит замки из песка» («строить воздушные замки» и «строить на песке»). «Строить воздушные замки» - «предаваться несбыточным мечтам»4, и «строить на песке» -«основывать на очень шатких, ненадежных данных»5. То есть «сумасшедший пацан» тоже находится в оппозиции миру, он стремится к мечте.
Третий и четвертый тексты связаны мотивом музыки, звучания, но музыка и звуки контрастны: тишина утренних комнат противопоставляет-
110
ся «звуку, возбуждающему нервы» - барабанному бою, издаваемому «банкой», «жестянкой», «старой консервой», «цистерной». В качестве музыкальных инструментов использованы металлические предметы, вряд ли способные создать гармонию. Подобные инструменты символизируют диссонансные, дисгармоничные законы, царящие в мире. «Тихие игры» странных мальчиков противопоставлены дикой музыке ребенка, играющего на берегу реки. Предположительно, что эта музыка увлечет взрослых к смерти, как в легенде о Крысолове (но тут опять мы имеем дело с инверсией: Крысолов в наказание уводит под воду всех детей), такой же итог ожидает «убийц» в тексте «Красные листья». То есть четвертая и пятая композиции связаны мотивом смерти - убийства.
В пятой композиции усиливается мотив безумия мира, что эксплицируется в мотивах болезни, войны, убийства, красного цвета - цвета крови. Здесь возникает образ больного города, в котором воцаряется смерть, в тексте присутствует ёмкая метафора жестокости, смерти - «красные листья». Сам текст метафоричен: «в постель ложились одну» (в могилу), «лестница тел»; в нем много перифраз: «устал от погон и петлиц» (от военных), «кто носил мундир», «кто ковал смертельный металл», «кто сеял солдатский хлеб», «переполнил телами траншею» (убил всех). Вся композиция воспринимается как метафора жестокого мира: люди сами придумывают войны, страдают от них и не могут обуздать ни себя самих, ни стихию войны. Следует отметить, что авторы используют тавтологию, вероятно, с целью усиления мотива смерти и жестокости:
а ближе к осени вызвал убийц чтоб убийцы убили войну
убийцы сначала убили войну и всех кто носил мундир.
Естественно, что в последующей шестой композиции «Люди» эксплицируется мотив страха, ужас лирического героя рождается от соприкосновения с окружающими:
я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов я ощупываю пальцами свое лицо и внутри у меня холодеет от жути: неужели я такой же как все эти люди
Страх героя обусловлен тем, что он похож на окружающих его людей, идентичен с ними, поэтому в нем просыпается желание быть другим:
я отдал бы немало за пару крыльев я отдал бы немало за третий глаз за руку на которой четырнадцать пальцев мне нужен для дыхания другой газ.
Важен образ крыльев, который является циклообразующим в знаменитом одноименном альбоме 1995 года. Крылья - символ, связанный с понятием свободы, счастья. Это слово включает в себя следующие семы: «скорость, подвижность, подъем, возвышение, сильное желание, превосходство, свобода, интеллект, вдохновение. крылья - эмблема возвышения или перехода с земли на небеса, они могут также символизировать защиту»6. «В Библии. крылья являются символом духовности (крылья есть у ангелов), означают восхождение к божественному, преодоление мирского, суетного, человеческого»7. Жажда крыльев для героя «]ЧЛиТ1-Ьи8Л» - это желание освободиться, оторваться от реальности, в которой слишком много жестокости, безумия, ненормальности:
люди которые страдают от боли люди которые стреляют в людей но при этом не могут есть пищу без соли.
Н.К. Нежданова в статье «Антиномичность как доминанта художественного мышления рок-поэтов» отмечает: «основная антиномия выражается в противопоставлении двух начал, двух миров: мира «потерянного поколения», которое «молчит по углам» (К. Кинчев) и мира тех, кто «умеет летать»8. Несомненно, что лирический герой «МЛиТ1Ьи8Л» - тот, кто мечтает летать (читай - «быть свободным»).
Значим в мировидческой концепции группы текст «Бриллиантовые дороги», который включен в состав трех альбомов: «Раскол», «НиКому-НиКабельность. СБ 2. Столицы» и в рассматриваемый альбом. «Если одни и те же композиции в разных версиях повторяются на разных альбомах одной и той же группы, это способствует формированию целостного контекста творчества коллектива»9. В этой композиции присутствует важный для «Наутилуса» мотив пути, дороги - выбора, который одновременно страшит и влечет лирического героя. Текст построен как обращение лирического субъекта к неведомому адресату:
посмотри как блестят бриллиантовые дороги послушай как хрустят бриллиантовые дороги смотри какие следы оставляют на них боги.
Для героя чрезвычайно важны эти дороги, которые влекут не только его - в тексте используется местоимение «мы», но обозначает оно ограниченное количество людей или множество, сказать трудно, можно только констатировать, что здесь лирический герой уже не одинок: «горят над нами горят / помрачая рассудок.»; «чтобы видеть их свет мы пили горькие травы .».
Еще один важный образ-мотив - зверь, символизирующий проявление жестоких инстинктивных начал в человеке, «темных» желаний: зрите-
ли, наблюдающие избиение боксера, - «стадо распаленных свиней» («Боксер»); «светлые мальчики» двигаются «медленно словно пугливые странные звери» («Тихие игры»); толпа в «Музыке на песке» сравнивается с животными: «мы идем за ней как звери», «мы спешим за ним как крысы»; в своём сне («Падший ангел») герой видит, что способствует его падению на землю:
мне снятся собаки мне снятся звери мне снится что твари с глазами как лампы вцепились мне в крылья у самого неба.
В последней композиции «Человек без имени» тоже присутствует мотив звериного начала. «Крысиные бега» и «мышиная возня» - метафоры современной жизни, от которой лирический герой стремится убежать, улететь. В последнем тексте альбома декларируется идея всего цикла: «мы будем лететь мы забудем эту жизнь».
Лирический герой воспринимает себя в различных проявлениях: ребенок, падший ангел, человек без имени, что, вероятно, демонстрирует его стремление обособиться от мира и людей. Он постоянно ощущает собственную оппозиционность, стремится провести черту, отделяющую его от остальных, поэтому призывает Спасителя (Человека без имени):
возьми меня, возьми на край земли от крысиных бегов от мышиной возни.
В цикле «Непорочное зачатье» воплотился мотив пути: герой испытывает стремление вверх, к идеалу, к утраченному раю, но в текстах цикла присутствует идея нисхождения и возвышения - два вектора определяют движение мысли лирического героя: снизу вверх и сверху вниз:
светлые мальчики с перьями на головах
снова спустились к нам снова вернулись к нам с неба
и последний, подумав что Бог еще там, переполнил телами траншею и по лестнице тел пополз к небесам
и я рухнул нелепо как падший ангел ... прямо вниз
горят над нами горят помрачая рассудок бриллиантовые дороги
от пугающих высот
В альбоме звучит тема нисхождения и возвышения: изображаются пороки, жестокость, безумие мира, и мечта лирического героя - движение вверх («Бриллиантовые дороги», «Звездные мальчики «Человек без имени»).
В последнем знаковом тексте «Человек без имени» возникает мотив падения-спасения от этой жизни и этого мира, которое подразумевает именно возвышение, удаление от безумия и греховности:
и если есть этот край мы с него прыгнем вниз пока мы будем лететь мы будем лететь мы забудем эту жизнь.
Хотя лирический герой предполагает совершить некий прыжок вниз, он рассматривается им именно как спасение, возвышение. Лирический герой заявляет о своем желании быть рядом с Человеком без имени, то есть подняться над суетой, над злобой и безумием людей: «возьми меня, возьми на край земли».
Важно, что в последней композиции альбома лирический субъект рассматривает себя вместе с Человеком без имени (Христом?) как некое единство, он уже не одинок в своем противостоянии окружающему миру. Основная антитеза в последнем тексте цикла - столкновение мира и Человека без имени, а не просто лирического героя и людей:
ты проснулся сегодня рано и вышел на большую дорогу и тотчас все ракетные части объявили боевую тревогу.
Обращаясь к Человеку без имени, лирический герой использует ряд метафор, характеризующих Спасителя:
невозмутимый странник
неустрашенный адом непокоренный пленник не замечающий стражи ты - Человек без имени нагой человек без поклажи.
В первом тексте альбома была заявлена тема бегства от ответственности, от мира: «и остаться нельзя и бежать слишком поздно»; в финальной композиции желание лирического субъекта выражается уже в форме императива: «возьми меня, возьми / на край земли». Мотив бегства замыкает круг рок-композиции, скрепляя разнородные тексты в единое целое, спо-
114
собствует выражению специфического мироощущения лирического субъекта.
Естественно, что все образы и мотивы, возникающие в текстах альбома, символичны, не имеют единичного толкования. Само название альбома можно воспринимать и как характеристику героя, лишенного индивидуальности, и как перифразу имени Христа.
Частотным в альбоме является прием анафоры, которая усиливает оппозицию «герой - люди», часто анафорой становятся местоимения «я» и «мы», в последней композиции «мы» включает в себя лирического героя и Спасителя, вместе с которым герой надеется совершить прыжок-спасение.
Сам лирический субъект - это не идеальный герой-поэт, он обладает многими пороками окружающего мира, но способность ужасаться, стремление «вверх», желание вырваться из рамок реальности уже является неким водоразделом с миром других людей.
1 Козицкая Е А. Рецепции традиционных культурных мифов, «вечных образов» и сюжетов в современной русской рок-поэзии (на материале текстов группы «NAUTILUS POMPILIUS») // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 2000. Вып. 3. С. 188.
2 Здесь и далее текст цитируется по магнитоальбому, все выделения сделаны нами.
3 Козицкая Е.А. Указ. соч. С. 185.
4 Фразеологический словарь русского языка / Л.А. Войнова, В.П. Жуков, А.И. Молотков, А.И. Федоров; Под ред. А.И. Молоткова. М., 1987. С. 461.
5 Там же. С. 462.
6 Трессидер Дж. Словарь символов. М., 1999. С. 179.
7Жюльен Н. Словарь символов. Екатеринбург, 1999. С. 203.
8 Нежданова Н.К. Антиномичность как доминанта художественного мышления рок-поэтов // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 2000. Вып. 4. С. 15.
9 Орлицкий Ю.Б. Принципы композиции альбома в англоязычном и русском роке //Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 2001. Вып. 5. С. 9.
© Е.В. Исаева, 2010
Т.А. СИБАЕВА
Санкт-Петербург
ЗАГЛАВИЕ И КОМПОЗИЦИЯ КАК ОСНОВНЫЕ ЦИКЛООБРАЗУЮЩИЕ СВЯЗИ АЛЬБОМОВ ГРУППЫ «АРИЯ» 1985 - 1995 гг.
История изучения рок-поэзии насчитывает не многим больше десятилетия (если считать отправной точкой выход в 1998 г. первого сборника статей по русской рок-поэзии «Русская рок-поэзия: текст и контекст»1) Однако за это время термин рок-поэзия прочно укрепился в литературоведческом обиходе, а поэтические тексты представителей рок-культуры (А. Башлачева, В. Цоя, М. Науменко, Б. Гребенщикова, К. Кинчева и др.) активно исследуются с точки зрения поэтики, текстологии, интертекстуальности, цитатности.
Одним из приоритетных направлений исследования рок-поэзии в отечественной филологии является проблема циклизации. Так третий - пятый
115
