CC BY
13
Васильевичю Шуйскому и иным воеводам итить воевать в литовскую землю». По росписи В. В. Шуйский, занимая пост второго воеводы Большого полка, должен был быть «меньше» первого воеводы Передового полка кн. П. С. Ря-половского26. Однако этому противоречит приведенная выше запись, где Ряполовский вовсе не упоминается. Она означает, что из всех воевод, получивших назначение на данную службу, Шуйский занимал второе место в местнической иерархии, уступая лишь Д. В. Щене. Это положение Шуйского подтверждается другими росписями. Например, по росписи, датируемой 1501—02 годами, В. В. Шуйский находился на посту первого воеводы Передового полка, а у него в подчинении был П. С. Ряполовский, будучи вторым воеводой того же полка27. Позднее, в сентябре 1507 года В. В. Шуйский, первый воевода полка Правой Руки, был «больше» П. С. Ряполовского, второго воеводы полка Левой Руки28. Снять противоречие в росписи от декабря 1501 года можно, если предположить «безместное» положение второго воеводы Большого полка. Возможно, что это оговаривалось в наказе воеводам, но запись из наказа в разряды не попала.
Возвращаясь к предположению В. Б. Кобрина, необходимо отметить, что причина, по которой порядок записи воевод в полковых росписях в большинстве случаев не соответствовал их местническому старшинству, не вполне ясна. По аналогии с порядком записи воевод в наказах можно полагать, что такую же смысловую нагрузку имели и росписи воевод в полки. Однако это тоже не бесспорно. Проблема в целом, следовательно, далека от разрешения. Вместе с тем, важно, чтобы при подходе к разрядным книгам в изучении местничества формальные признаки, такие, как порядок записи воевод в росписях, не были доминирующими по отношению к содержанию записей. Тем более они не должны быть единственными.
Абрамовскай А. П., Кобзов В. С.
ВОЙСКОВЫЕ ШКОЛЫ ОРЕНБУРГСКОГО КАЗАЧЕСТВА
Оренбургское казачье войско было в XIX — начале XX веков одним из наиболее крупных войск Российской империи. Казачество, основным предназначением которого была воинская служба, в процессе своего формирования, выработало своеобразный образ жизни, закреплявшийся обрядами и традициями, характерными только для него. Жизнь казаков от рождения и до самой смерти протекала в наполненной опасностями и лишениями обстановке. Нелегкая служба на порубежье, частые столкновения с кочевниками в степи и отражение набегов на пограничные поселения, участие в многочисленных военных экспедициях,— требовали умения в совершенстве владеть оружием и управлять конем. Поэтому подготовка к предстоящему ратному делу в казачьих общинах начиналась задолго до выхода новоставочных казаков на действительную службу.
По старинному обычаю, с рождением в семье казака сына, к нему собирались родственники и однополчане с иконой Георгия Победоносца и подарками. Поздравив родителей с прибавлением в семье, они подносили новорожденному оружие — кинжал или саблю, снятую с убитого в бою врага, его доспехи и, обязательно, богато украшенную уздечку для будущего коня. На сороковой день после рождения совершался обряд принятия малыша в казачество. Отец опоясывал сына своею саблей, садил на коня и,
26 РК 1598,—с. зз.
27 Там же.
28 Там же.—С. 38—39.
придерживая его в седле, обводил вокруг усадьбы. Затем, возвращая ребенка матери, он поздравлял ее с казаком. После этого обряда официально сообщалось об увеличении общины еще на одного казака. К пяти-шести годам казачья детвора ездила на коне более уверенно, чем ходила. И это считалось вполне нормальным.
Выработке физической силы, ловкости и воспитанию воинского духа способствовали и традиционные уличные игры детворы, в том числе стрельба из луков, метание копий, взятие снежных крепостей и скачки. Словом, молодежь готовилась к предстоящей службе исподволь, в течение длительного времени. Поэтому, не проходя специального военного обучения, она с 17-летнего возраста, а иногда и раньше, выходила с командами опытных казаков на линейную службу.
Такая практика подготовки казачества к службе сохранялась почти до начала XIX века, пока не вошла в острое противоречие с требованиями времени. Первые признаки кризиса традиционной системы проявились еще во второй половине XVIII века, когда с созданием единого войска, увеличились потребности в людях, способных к несению службы в формировавшихся структурах казачьего управления.
Подавляющее большинство командного состава войска, не говоря.уже о рядовом казачестве, было абсолютно неграмотно. Казак, умевший читать, а тем более и писать,— представлял собой редкостное явление. К примеру, из 1380 служащих казаков Исетского войска, сохранявшего в XVIII веке известную самостоятельность, не было ни одного грамотного, включая и войскового атамана. Несколько более благополучное положение наблюдалось в нерегулярном казачьем корпусе, в состав которого губернатором И. И. Неплюевым в 40-е годы XVIII века были переселены городовые казаки из Уфы, Самары, Алексеевска и других городов и крепостей края. В течение почти всей второй половины века высшая администрация Исетского войска — атаман, хорунжий и писарь назначались исключительно из казаков нерегулярного казачьего корпуса1. Но если в течение XVIII века такое положение еще было терпимым, то с началом царствования императора Александра I оно стало меняться.
В результате увеличения численности населения Оренбургского края и строительства новых крепостей и укреплений, резко возросли и потребности в чиновниках местных структур управления. К концу XVIII века в губернии имелось всего 6 учебных заведений: Оренбургское, Бузулукское, Мензелинское и Уфимское народные училища и 2 школы: татаро-калмыкская в Самаре и киргизская при меновом дворе в Оренбурге, которые, естественно, не могли удовлетворить спрос на грамотных людей. Испытывало острый недостаток в грамотных казаках и Оренбургское казачье войско. К этому времени в учебных заведениях края обучалось всего трое казачьих детей — В. Васильев, И. Плетнев и В. Сычугов".
Во всей полноте слабость командного ядра Оренбургского казачьего войска впервые отчетливо проявилась в войнах начала века — русско-турецкой и Отечественной 1812 года. И хотя исход военных кампаний сложился в пользу России, они в то же время выявили и крайне неудовлетворительный уровень как войсковой подготовки казачьих полков в целом, так и офицерского состава, в частности. Поэтому военные реформы в России в царствование Александра I осуществлялись очень интенсивно. В 1803 году были реорганизованы органы управления Оренбургского и Уральского казачьих войск, а также размещавшихся в укреплениях пограничной линии регулярных полков, составивших так называемую Оренбургскую инспекцию.
1 ГАОО Ф. 96. Оп. 1, д. 133. л. 102.
2 Школьное образование в Оренбургском казачьем войске за 1819—1895 гг. (Краткий исторический очерк). Составил подъесаул С. Н. Севастьянов.— Оренбург, 1896.— С. 5.
В 1819 году состоялось Высочайшее повеление императора Александра I об открытии в Оренбургском казачьем войске первых станичных школ, работавших по передовой в то время ланкастерской системе взаимного обучения. С получением в губернии этого распоряжения, начальник штаба Отдельного Оренбургского корпуса генерал-майор Веселитский предписал войсковой канцелярии открыть ланкастерские школы во всех пяти кантонах и при неприменном казачьем полку, дислоцировавшемся в пригороде Оренбурга. Несмотря на то, что приказ Веселитского не определял источников финансирования строительства школ, их обеспечения инвентарем и учебниками, он был встречен казачеством с удовлетворением — польза от развития системы учебных заведений и распространения грамотности была очевидной. Более того, жители многих станиц войска изъявили желание открыть школы не только в административных центрах кантонов, но и в ряде станиц на общественный счет. Идя навстречу пожеланиям казачьих обществ, высшее руководство края приняло решение выделять на нужды школьного строительства бесплатно лес из расчета не менее 300 бревен на одно здание.
Первыми начали возведение школьного здания казаки Коельской станицы 2-го казачьего кантона. Уже в начале 1822 года был поставлен бревенчатый сруб, а осенью этого же года учителем в нее был определен урядник Кайгородов. Однако первой открылась казачья школа в Самаре — 19 ноября 1823 года первые 40 учеников из войскового сословия сели за парты. Более половины из них были детьми офицеров и войсковых чиновников, поскольку установленная за обучение плата в сумме 15 рублей в год, была непосильной для семей рядовых казаков3.
В течение последующих восьми лет в войске было открыто еще 17 казачьих школ, к 1831 году их количество увеличилось до 24, к осени 1835 года в Оренбургском казачьем войске действовало уже 30 станичных школ с 866 учащимися4.
С самого начала функционирования войсковой системы начального образования, одной из наиболее острых проблем, помимо финансовой, стала проблема учительских кадров. В силу особенности статуса войсковых школ учителями в них назначались первоначально исключительно лица казачьего сословия, как правило, из урядников или владеющих грамотой казаков. Имея только начальное образование, они обучали казачьих детей лишь чтению, письму и «простому счету», что первое время вполне всех удовлетворяло. Об этом говорят и имеющиеся факты: к 1845 году более половины писарей станичных правлений были выпускниками войсковых школ. Но такое положение долго существовать не могло, поэтому уже в 1838 году командующим Оренбургским казачьим войском генерал-майором Н. В. Шуц-ким были утверждены новые «Правила о порядке управления школами, в войске Оренбургском учрежденными». В соответствии с ними, строжайше предписывалось преподавать в станичных школах не только начальные предметы — Закон Божий, арифметику, чтение и письмо, но и вести подготовку казачьей молодежи к предстоящей военной службе.
Открытие и содержание новых школ с этого времени полностью возлагалось на средства станичных обществ. Прием в них детей проводился один раз в год, как правило, осенью. Занятия начинались после окончания уборочных работ и продолжались до начала посевной, т. е. с 15 сентября по 15 мая, с тем, чтобы учащиеся могли оказывать своим родителям помощь в проведении сельскохозяйственных работ. Именно на детей и женщин падала вся тяжесть ведения хозяйства, в то время, как взрослые часто
Школьное образование в Оренбургском казачьем войске... С. 8.
' Материалы по историко-статистическому описанию Оренбургского казачьего войска. Вып. IX — X.— Оренбург, 1910. С,— 443.
и надолго покидали свои дома и несли службу на пограничной линии или за пределами войсковой территории.
Курс обучения в станичных школах был рассчитан на 4 года и до полного окончания ни один из учеников не мог прервать учебу без уважительных причин. В целях более удобной организации обучения малолетки разделялись на десятки и отделений. Старшие в отделениях следили за учебой и поведением младших, а также дежурили по школе. Продолжительность занятий составляла в среднем 5 часов в день, через определенное время ученикам давался «роздых», в период которого они играли, бегали или выполняли несложные гимнастические упражнения. В среду и субботу в школе учились только до обеда, а послеобеденное время отводилось военным занятиям: строевой подготовке, изучению оружия и отработке приемов владения шашкой, метанию легких дротиков в специальные мишени. В воскресные и праздничные дни учащиеся, одетые по форме, собирались в школе и под наблюдением учителя и специального инструктора из отставных урядников, строем маршировали в станичную церковь на литургию или молебен. В составе отдельной «ученической» сотни они принимали участие в военных смотрах и при встречах прибывавших в станицу военных начальников.
По положению 1838 года в станичных казачьих школах изучалась грамматика, чтение, четыре действия арифметики, краткая священная история, краткий катехизис. В последний год преподавание арифметики осуществлялось с «приложением теории к решению практических задач»5. За нерадение к учебе, леность и нарушение дисциплины «соразмерно с виною», неизбежно следовали наказания: выговор перед десятком, оставление без обеда, прикалывание к рукаву гимнастерки специального знака, свидетельствующего о неуспеваемости. За особо «грубые шалости и упорную леность» нерадивого ученика могли подвергнуть наказанию розгами. Для этой цели учителю в качестве помощника определялся отставной казак, дравший казачат почем зря и следивший за дисциплиной.
Успехи в учебе и поведении оценивались по пятибалльной системе, по которой каждый балл соответствовал следующим качествам: 1 — худым, 2 — средним, 3 — достаточным, 4 — хорошим и 5 — отличным. Учителя станичных школ приучали детей к опрятности, соблюдению порядка и правил приличия, удерживали их от проступков и заблуждений, приучали к справедливости. Особое внимание уделялось привитию уважения к старшим по возрасту и званию, особенно к командному составу Оренбургского казачьего войска.
«Объясняя ученикам своим святые истины христианской веры и правила добродетели, он (учитель — прим. авт.) должен стараться, чтобы вверенные ему дети не только без затруднения понимали его наставления, но и привыкали чувствовать всю важность оных и важность своих настоящих и будущих обязанностей к Богу, Царю и поставленным над ними властями, к самому себе и ближним»,— отмечалось в одном из положений о станичных школах, утвержденных Наказным атаманом Оренбургского казачьего войска генерал-майором Г. В. Жуковским".
Выпускные экзамены в станичных школах проводились в присутствии кантональных и станичных начальников (позднее атаманов отделов и станиц), полковых командиров, родителей и приглашенных. Ученики, достигшие ко времени весенних экзаменов 16-летнего возраста, отчислялись из школы для подготовки к военной службе, а желавшие продолжать обучение, могли поступать в войсковое или уездные училища.
5 ГАОО Ф. 37, оп. 1, д. 38а, л. 34.
6 ГАОО. Ф. 37, оп. 1, д. 38а, л. 37.
Оценивая вклад станичных школ в подготовку офицерского корпуса войска, полковник П. И. Авдеев в своей записке об истории Оренбургского казачьего войска еще в 1874 году писал: «школы эти принесли войску в свое время немало пользы и из учившихся в них теперь есть штаб-офицеры с честью занимающие высокие посты в войске»7.
Рост численности учебных заведений в войске продолжался и в последующие годы. Только за период с 1838 по 1848 год на войсковой территории было открыто 39 новых станичных и поселковых школ. Толчок к развитию системы начального образования дали реформы императора Александра II, коренным образом изменившие военно-административное устройство и управление Оренбургского казачьего войска. Возглавил эту работу в Оренбуржье Наказной атаман генерал-майор К. Н. Бобарыкин. Опираясь на своих ближайших помощников, в числе которых были и атаманы военных отделов полковники С. И. Мясоедов, Б. П. фон Винник и А. П. Бухарин, он провел в войске глубокую разъяснительную работу, целью которой было дальнейшее увеличение и расширение сети учебных заведений в станицах и поселках. В ее итоге казачьи сходы в станицах один за другим принимали решения об учреждении новых школ не только в центрах станичных юртов, но и в большинстве входивших в них поселков. В результате — к 1 января 1871 года на войсковой территории уже действовали 152 школы, в которых занималось 3473 мальчика и 942 девочки. «Современное требование и взгляд на обязанности казачьей службы требует умственного и физического развития, твердого и отчетливого знания тех постановлений и правил,— отмечал Наказной атаман Бобарыкин,— которые прямо относятся к строевому обучению казаков, а потому желательно, чтобы все без изъятия мальчики Оренбургского казачьего войска обучались грамоте, тем более, что разъясняя это лично в станицах, я встретил со стороны населения совершенное сочувствие и полную готовность не только посылать детей в школы, но и давать из общественных сумм средства к поддержанию ныне существующих в станицах учебных заведений и открытию новых в возможно большем числе»8.
Благодаря постоянному вниманию к повышению уровня Школьного образования, численность их в период управления войском генерал-майором К. Н. Бобарыкиным значительно увеличилась. Если за период с 1823 по 1870 год в войске было открыто 152 учебных заведения, то с 1870 по 1875 год — 318 станичных школ, в которых занималось уже более 13,5 тысяч учащихся.
Открывались и работали на войсковой территории и так называемые «инородческие» школы, в которых обучались дети нагайбаков, татар и калмыков. Необходимость открытия таких школ была связана с тем, что продолжавшие жить по обычаям своих предков казаки-нехристиане зачастую настолько плохо владели русским языком, что это создавало значительные трудности при назначении их на службу. Незнание языка осложняло их общение с русскоязычным населением и в быту. Национальные, школы стали открываться уже со второй половины 40-х годов XIX века в тех станицах и поселках, где компактно были расселены татары и калмыки. В 1871 году была открыта и центральная школа в поселке Фершампенуаз-ском Березиновской станицы. «Цель учреждения этой школы та,— отмечал советник Войскового хозяйственного правления полковник П. А. Авдеев, в ведение которого непосредственно находились все учебные заведения войска,— чтобы молодое поколение, пройдя через школу, могло усвоить понятия и образ жизни свойственный христианину (нагайбаки были
7 ГАОО. Ф 46, оп. 1, д. 133, л. 103.
8 Школьное образование в оренбургском казачьем войске... С. 11 —12.
обращены в православие еще при Петре I, а калмыки в первой половине XIX века — прим. авт.), и отрешиться от обычаев предков, часто противостоявших условиям христианского общества»9. Кроме того, на базе этой школы предполагалось развернуть подготовку учительских кадров для национальных школ Оренбургского казачьего войска, открытие которых предполагалось в ближайшем будущем. Однако эти расчеты не оправдались и в 1883 году она была упразднена.
Развитие сети начальных школ самым непосредственным образом повлияло на традиционную систему комплектования младшего и среднего командного состава Оренбургского казачьего войска, который в течение XVIII века и первой половине XIX формировался, как правило, из детей войсковых дворян и зауряд-офицеров, получавших домашнее образование. Непременным условием повышения в чинах помимо уровня грамотности, была и выслуга установленного ценза службы в гарнизонах пограничной линии, либо в строевых полках. В виде исключения в урядники, а затем и офицеры могли произвести только за особые отличия во время военных кампаний (взятие в плен генерала, вражеского знамени и т. д.). Но все же у детей войсковых дворян (право личного дворянства в XVIII — начале XIX века давал уже первый офицерский чин — прим. авт.), шансов сделать карьеру было больше, чем у выходцев из низов. Как правило, поступив на службу в 12—14-летнем возрасте, дети дворян через пять-шесть лет нахождения в должности станичного или полкового писаря, получали урядничье звание, а через 12 полных лет нахождения в штате получали чин зауряд-хорунжего (в случае нахождения на внутренней службе) и хорунжего — при условии строевой службы. Но это в идеале. На практике разрыв между временем поступления на службу и выслугой офицерского чина был гораздо больше. Поэтому одной из характерных особенностей казачьих офицеров, было резкое несоответствие между возрастом и количеством носимых на погонах звездочек.
С ростом численности войсковых школ, шансы недворянской молодежи • на получение чина значительно повысились и все чаще в ряды немногочисленного офицерского корпуса Оренбургского казачьего войска стали попадать и дети рядовых, но «достаточных» в материальном отношении казаков. Эти изменения отчетливо прослеживаются при анализе послужных формуляров урядников и обер-офицеров, сохранившихся в довольно скудных фондах станичных правлений рубежа 30—50-х годов XIX века.
Боевая подготовка казачьих частей во многом зависела от уровня подготовки строевых урядников, трубачей и вахмистров, на чьи плечи возлагалась основная тяжесть управления мелкими казачьими отрядами при несении сторожевой службы и выполнении задач по поддержке пехоты. С учетом менявшейся внешнеполитической обстановки, качественных изменений в вооружении и тактике действия армий, изменялись и требования, предъявляемые к боевой подготовке казачьих частей. Во второй половине XIX века из вспомогательной иррегулярной конницы казачьи войска превратились в важный род войск, наиболее приспособленный к боевым действиям в суровых степных районах, а также на пересеченной местности. Поэтому уже с 40-х годов XIX века командование Отдельного Оренбургского корпуса и казачьего войска всерьез взялось за реорганизацию традиционной системы подготовки младшего командного состава казачьих частей.
Первыми на новую систему обучения перешли в казачьей артиллерии, служба в которой требовала довольно высокого уровня знаний и практического опыта. Поэтому с переформированием конно-артиллерийских рот
9 ГАОО. Ф. 96, оп. 1, д. 133, л. 105.
в бригаду, при ней была открыта специальная школа10. Зачисленные в нее
казаки в течение года обучались под руководством армейских артиллерийских офицеров и после довольно сложных экзаменов выпускались урядниками 4-го класса в батареи Оренбургского казачьего войска. В программу школы входило обучение казаков чтению, письму, но особый упор делался на арифметику и решение прикладных задач. Как свидетельствуют документы до открытия бригадной школы служившие в артиллерийских ротах казаки, получали урядничьи шевроны по выслуге. Так, к примеру, из послужного формуляра хорунжего М. Н. Киселева видно, что он, поступив на службу в 11-ю артиллерийскую роту Оренбургского казачьего войска, в сентябре 1815 года получил первое урядничье звание — звание урядника 4-го класса. Через 5 лет он производится в урядники 3-го, а в мае 1822 года — 2-го класса. Прослужив в последнем звании 9 лет, он, наконец, был «высочайше произведен в хорунжии»".
С открытием бригадной школы, производство в урядники, не говоря уже об офицерах, почти полностью прекращается. Имевшие место отступления от этого правила, были крайне редки и такие решения принимались на самом высоком уровне. Об одном из таких случаев сообщал в приказе по войску Наказной атаман генерал-майор И. В. Падуров. «По значительному недостатку в конной артиллерии урядников,— излагал он приказ военного министра,— в которой чин по существующим правилам производятся только те казаки, которые с полным успехом закончат курс наук в бригадной школе, по ходатайству командира Отдельного Оренбургского корпуса о производстве бомбардиров, не обучавшихся в школе, но твердо знающих фронтовую службу и бывших в образцовом дивизионе, Государь император повелел бомбардиров батарей: № 17 — Никиту Куранова, Михаила Глазетова, № 19 — Антона Невзорова, Афанасия Варлакова, Степана Караулова и Кузьму Новгородцева, произвести в урядники в виде исключения»12. Но такие случаи были крайне редки.
Впоследствии, когда батареи бригады оказались разбросанными по различным военным округам, школа по-прежнему оставалась вместе со штабом в Оренбурге и вела подготовку кадров младшего командного звена. Она стала той базой, опираясь на которую, в войске сумели решить одну из сложнейших проблем — кадровую. Подготовленные в ней артиллеристы с самой лучшей стороны проявили себя в военных кампаниях конца XIX века. Об этом свидетельствуют полученные ими знаки отличия. В частности, личному составу 3-й артиллерийской батареи Оренбургского казачьего войска 26 августа 1876 года были пожалованы Георгиевские трубы с надписью: «За штурм г. Андижана». За мужество, проявленное во время боевых действий в Средней Азии, личный состав 1 и 2-го дивизионов 1-й батареи был удостоен знаков «За отличие в Хивинском походе 1873 года». Двойной знак «За отличие в 1868 году и за отличие в Хивинском походе 1873 года» украшал головные уборы артиллеристов 2-й Оренбургской казачьей батареи. Неоднократно отмечались заслуги артиллеристов медалями и Знаками военного ордена, а также в высочайших приказах.
Во второй половине XIX века восточный вопрос, особенно проблема взаимоотношений с кочевыми цивилизациями среднеазиатского региона, приобрела особое значение. Частые нападения на приграничные поселения, разбои и угоны скота заставляли администрацию края постоянно предпринимать меры по усилению системы охраны границы со степью, хотя кочевавшие вдоль нее киргиз-кайсацкие племена еще в начале XVIII века добровольно приняли подданство Российской империи. Однако, часть
10 ЦПСЗ.— Т. 10. Прибавление к Т. 9. № 7540-а.
11 ГАЧО. Ф. 99, оп. 1, д. 3, л. 1—3.
12 Приказы по Оренбургскому казачьему войску. 1854. № 59.
степной аристократии из потомков чингизидов, собирая временами довольно крупные силы, держала в постоянном напряжении гарнизоны Оренбургской пограничной линии. Поощряемые и открыто поддерживаемые феодальной верхушкой среднеазиатских эмиратов, они нападали на торговые караваны, стойбища башкир, захватывали жителей прилинейной полосы и переправляли их затем на невольничьи рынки Хивы и Бухары.
Эти действия вызывали адекватную реакцию военных властей Оренбургского края. В степь на преследование кочевников посылались крупные отряды из казаков, башкир и пехоты, действовавшие в тесном взаимодействии с отрядами султанов-правителей, заинтересованных в ликвидации «баранты» не меньше, чем русские и башкиры. Но в корне изменить ситуацию в степи такие кратковременные экспедиции не могли — уходя от преследования казачьей конницы, шайки разбойников (грабили оии и своих сородичей, если не удавалось захватить добычу на пограничной линии — прим. авт.), скрывались в пределах Бухарского эмирата или Хивинского ханства. Когда же преследователи уходили назад, то отряды кочевников вновь начинали свое дело — грабили и угоняли скот то на Оренбургской, то на Сибирской пограничных линиях. Поэтому уже в конце 40-х годов был предпринят ряд мер по кардинальному решению этой застарелой проблемы. Карательная экспедиция в Хиву, предпринятая военным губернатором генерал-лейтенантом В. А. Перовским зимой 1839—40 годов, с военных позиций окончилась безрезультатно и обернулась большими потерями для России. В немалой степени причины ее неудачного исхода заключались и в недостаточной военной подготовке и выучке участвовавших в ней частей. И хотя казачьи сотни понесли меньшие, чем пехота, потери, было ясно: продвижение в глубь степей возможно будет лишь при условии приведения боевой выучки на более высокий, чем прежде, уровень. Понимало это не только высшее военное руководство, но и передовые казачьи офицеры. Один из них отмечал в своей статье: «В отношении быстроты передвижений, выносливости, терпения и способности приспособляться к всевозможным условиям военной жизни, они (оренбургские казаки — прим. авт.) может быть даже превосходят другие казачьи войска: но увлекаться тйкими достоинствами не следует, потому что часто качества, присущие массам, не всегда проявляются в одиночных личностях. Вот почему, чтобы извлечь из этих природных качеств казака действительную силу во время войны, их нужно старательно развивать»1'. Малочисленное войсковое офицерство в полном объеме эту задачу выполнить не могло, поэтому важное значение уделялось личности младшего командира, находящегося к подчиненным ближе, чем кто-либо из прочего начальства.
Прежний состав младших командиров в отношении знания тонкостей казачьей службы, был неплох. Однако эти знания, полученные эмпирическим путем, не соответствовали новым, изменившимся требованиям. В силу низкого общеобразовательного уровня, осознанного и глубокого понимания новых задач от него добиться было крайне трудно. Поэтому в Оренбургском казачьем войске были предприняты необходимые меры по совершенствованию традиционной системы подготовки младшего командного состава, тем более, что по выходе на внутреннюю службу или в отставку, именно на них возлагались обязанности инструкторов, говоря современным языком, по допризывной военной подготовке казачьей молодежи.
Утвержденным в декабре 1840 года новым положением об Оренбургском казачьем войске, в нем учреждалась особая учебная сотня, целью которой были ускоренные обучение и подготовка новоставочных казаков к строевой службе с тем, чтобы из них комплектовать инструкторов и урядников конных
13 Оренбургское казачье войско// Военный сборник.— 1874.— № 4.— С. 290.
полков, выходивших на внешную службу — в Москву, Нижний Новгород, Пермь и другие города. По предварительному отбору в полковых и окружных дежурствах, в учебную сотню направлялись те новоставочные казаки, которые помимо надлежащих физических данных (состояние здоровья, рост, внешние данные), соответствовали и другим данным, предъявляемым войсковым штабом к будущим младшим командирам. Особое внимание обращалось на их грамотность, качество снаряжения и пригодность к строевой службе коней. После предварительного отбора, начальники военных округов, назначавшиеся на эту должность преимущественно из штаб-офицеров регулярной кавалерии, представляли кандидатов Наказному атаману, а в его отсутствие — начальнику войскового штаба. В ходе смотра, атаманом «выбраковывались» казаки недостаточно хорошо подготовленные в станицах к предстоящей службе, а остальные зачислялись в учебную сотню и в течение четырех летних месяцев проходили интенсивную подготовку.
Занятия в учебной сотне вели обычно офицеры регулярной кавалерии и наиболее опытные офицеры войска. В перечне изучавшихся предметов были как общеобразовательные, так и специальные военные, в том числе уставы и приемы владения различным оружием и вольтижировка. После сдачи установленных экзаменов выпускники учебной сотни направлялись по разнарядке войскового штаба в строевые полки. По истечении определенного времени они производились в младшие урядники и назначались на командные должности. Вследствии того, что урядники, выпущенные из учебной сотни, имели больше, чем другие, шансов на производство в офицерские чины, более половины из ее состава являлись детьми войсковых дворян и военных чиновников.
Проводившиеся в 60—70-е годы XIX века военные реформы отразились и на системе подготовки младшего командного состава Оренбургского казачьего войска. Наказной атаман К. Н. Бобарыкин обратился к военному министру с представлением о проведении существенной реорганизации учебной сотни войска. В частности он считал необходимым увеличить срок обучения с четырех до восьми месяцев. Кроме того, предлагал коренным образом изменить систему отбора кандидатов в учебное подразделение. Если раньше набирались в учебную сотню новоставочные (новобранцы — авт.), т. е. еще не бывшие на службе казаки, то теперь предлагалось зачислять в учебное подразделение старослужащих «грамотных, благонадежных, видных собою и преимущественно из семей зажиточных, пользующихся хорошей репутацией»14.
После обсуждения предложений генерал-майора Бобарыкина они были утверждены в апреле 1871 года. В соответствии с новым положением общий срок обучения в сотне был увеличен до 16,5 месяцев из них 7,5 месяцев теоретических занятий и 9 месяцев отводилось на лагерное обучение. Увеличивались и ассигнования на содержание учебной сотни, а инструкторами назначены исключительно войсковые офицеры. Так как в учебное подразделение стали зачислять старослужащих казаков, то довойсковая подготовка казачьей молодежи стала проводиться непосредственно в самих станицах на специальных месячных сборах. Для контроля за ходом обучения в 1-й и 3-й отделы войсковой штаб ежегодно назначал по 3 строевых офицера, а во 2-м военном отделе — 4 обер-офицера. Возросла и численность принимаемого в учебную сотню контингента — в различные годы она составляла от 80 до 100 человек при 20 офицерах и инструкторах из урядников. Однако материальная база учебного подразделения по-прежнему оставляла желать лучшего — ни специальных классов, ни казарм для размещения личного состава оно не имело. Некоторое время войсковой штаб снимал несколько домов, где и проводились занятия до 1873 года
14 Военный сборник,— 1874,— № 5.—С. 101.
включительно, на зиму половина казаков распускалась по домам. Остальные распределялись по кордонным пунктам пограничной линии и выполняли обязанности линейной стражи.
Такое положение отрицательно отражалось на качестве подготовки будущих урядников и инструкторов станичных школ. Несмотря на многочисленные обращения в различные инстанции, изменить сложившееся положение длительное время не удавалось. И только в середине 1873 года по распоряжению генерал-губернатора А. П. Безака были построены казармы для учебной сотни и начались систематические занятия под руководством войсковых офицеров, окончивших юнкерские или военные училища.
Распорядок дня был очень насыщенным. Подъем казаков производился в 6 часов утра и до 8 часов они занимались уборкой лошадей, приводили себя в порядок, завтракали. Затем будущие урядники собирались в классах и весь день шли занятия. Казакам преподавалась арифметика «до десятичных дробей включительно», начальная геометрия, русская грамматика. Большое внимание уделялось диктантам и чтению книг с последующим объяснением прочитанного текста. Общеобразовательный цикл завершался изучением священных текстов и Закона Божьего. В цикл специальных военных дисциплин входили: военная топография (ставилась задача научить урядников чтению топографических карт и составлять простейшие планы местности), всевозможные уставы и наставления, теория стрельбы и правила владения оружием. Под руководством ветеринара изучались основы иппологии (главным образом учили правильному уходу за лошадьми). После обеда проводились практические занятия в казарме и на специальных площадках. На них казаки до совершенства отрабатывали фехтование, фланкировку, вели практические стрельбы из карабинов и пистолетов. Для «огневого учения» им выдавалось на весь период по 50 патронов для новых винтовок и еще по 40 зарядов для ружей старой системы. Не менее 2 часов в день отводилось гимнастике и выездке лошадей, а в воскресенье, либо в дни войсковых праздников, они занимались вольтижировкой и принимали участие в скачках и соревнованиях. После насыщенного учебного дня казаки убирали и выгуливали лошадей, а затем приступали к повторению уроков.
С наступлением весны сотня выходила в летние лагеря, располагавшиеся на берегу Урала, и в течение 5 месяцев казаки занимались конными и пешими учениями, отрабатывали тактические приемы действия повзводно и лавой, совершенствовали навыки стрельбы с коня и фехтования в одиночном бою. Для приема весьма строгих экзаменов в учебную сотню прибывали Наказной атаман, начальник штаба, атаман 1-го военного отдела и полковое начальство. Экзамены продолжались несколько дней подряд и через придирчивую комиссию проходили все без исключения казаки. После экзаменов, с учетом их результатов, отдавался приказ по войску, в котором успешно выдержавшим испытания, присваивались урядничьи звания. В виде исключения, Наказной атаман мог присвоить сразу звание старшего урядника. Часть новоиспеченных младших командиров направлялась в строевые части, а другая инструкторами военного обучения в станицы.
По мере возрастания требований к казачьей службе, росли и требования, предъявляемые к офицерскому составу казачьих войск. К концу 50-х годов было окончательно запрещено производство офицеров из старослужащих урядников без сдачи специальных экзаменов. С 1859 года претенденты на обер-офицерский чин обязаны были сдать экзамены по уставам, владению оружием, а также показать высокое мастерство в управлении конем15. Для приема таких экзаменов приказом командира Отдельного Оренбургского корпуса создавалась специальная комиссия, нещадно отсеивавшая претен-
" ГАЧО Ф. 10, оп. 1, д. 108, л. 29.
дентов на чин за невыполнение какого-либо из установленных требований. Это вполне оправданное решение, с одной стороны, ограничило проникновение в ряды офицерского корпуса малограмотных урядников, а с другой стороны — существенно ущемило возможности детей войсковых дворян на получение чина. Поэтому, стремясь выправить положение, при штабе войска открыли специальную школу офицерских детей. Целью этой школы было восполнение пробелов в системе начального образования и подготовка детей войсковых дворян и офицеров к сдаче экзаменов на офицерский чин.
Занятия школы офицерских детей начались с 1860 года и численность ее слушателей была определена в 30 человек. Зачислялись в школу, как правило, дети обер-офицеров, в то время как штаб-офицеры могли направлять своих детей на войсковую стипендию в Неплюевский кадетский и некоторые другие корпуса (в частности с 1841 года по указанию императора Николая I для детей чиновников и офицеров Оренбур1ского казачьего войска ежегодно выделялось 10 вакансий в привилегированных кадетских корпусах— в Московском и Санкт-Петербургском)16. Выделялись впоследствии войсковые стипендии для детей офицеров и во Втором Оренбургском кадетском корпусе.
Поступив в школу офицерских детей при войсковом штабе, казачья молодежь в течение двух лет проходила ускоренный общеобразовательный курс и основательно изучала ряд военных дисциплин, знания по которым требовались для получения чина. Учащиеся этой школы находились на казарменном положении, а летом распускались по домам. Школа офицерских детей просуществовала до середины 60-х годов, внеся свой вклад в подготовку командного состава казачьего войска.
Во второй половине 60-х годов в России была проведена реформа военного управления, в результате которой был образован ряд военных округов, в том числе и Оренбургский, в состав которого вошли Оренбургская и Уфимская губернии и две области — Уральская и Тургайская. С организацией военно-окружного управления, практически в каждом округе стали открываться окружные юнкерские училища. Такое училище в Оренбурге было открыто в декабре 1867 года и с этого времени производство в офицеры из урядников было окончательно прекращено.
Для Оренбургского казачьего войска в этом учебном заведении была предоставлена 61 вакансия, что составляло 51 процент от общей численности юнкеров. Не ставя своей целью анализирование становления системы среднего военного образования в губернии, отметим только то, что в юнкерское училище первоначально имели право поступать только урядники, прослужившие в строю не менее 2-х лет. Через 2 года училище было преобразовано в казачье, а его младшие классы переведены в Казань. По существовавшему первоначально положению урядники, имевшие среднее образование, либо окончившие не менее шести классов гимназии, зачислялись сразу в старший класс, а все остальные в младший, где их знания доводились до необходимого уровня. Проучившись в училище два года, юнкера выпускались из училища — окончившие его по первому разряду — подхорунжими с правом производства в офицеры через 2—3 года, а все остальные в этом чине находились более длительное время, обычно 5—6 лет, и только после этой выслуги и при наличии соответствующей вакансии в полках получали чин хорунжего. В начале XX века юнкерское училище было преобразовано в военное казачье и стало основным поставщиком кадров офицеров войска.
Таким образом, развитие сети учебных заведений в Оренбургском казачьем войске позволило, в конечном итоге, создать эффективную
1ЬЦПСЗ,—Т. 16,— № 15113.
и отвечавшую изменившимся требованиям систему подготовки казаков к предстоящей воинской службе, обеспечить полки собственным командным составом. Благодаря постоянному вниманию и помощи станичным обществам в открытии новых начальных школ, Оренбургское казачье войско к началу XX века прочно заслужило репутацию одного из наиболее грамотных войск империи. «Доказательством правильной постановки дела школьного образования в войске может служить тот факт,— сообщал в своем докладе императору Николаю II начальник Главного управления казачьих войск генерал-лейтенант Щербов-Нефедович, инспектировавший Оренбургское казачье войско в 1902 году,— что взрослое население побывавшее в школах, не забывает грамоты: я имел возможность убедиться в этом, вызывая изредка прямо из окружающей нас толпы нескольких казаков или казачек, окончивших курс 5—10—15 лет тому назад, для проверки степени их грамотности, а многие из них сохранили хорошо и другие сведения, вынесенные из школьного обучения. Вообще, школа приобрела себе доверие среди казачьего населения, которое охотно посылает своих детей учиться, так как в нем все более укореняется сознание необходимости и пользы грамотности» '7. Всего к этому времени на территории войска работало 520 станичных и поселковых школ, несколько городских училищ и гимназий, военное казачье училище, два кадетских корпуса. К началу 1917 года на войсковой территории действовало уже 596 станичных и поселковых школ.
В результате развития системы учебных заведений, грамотность войскового населения была более высокой, чем в других казачьих войсках Российской империи. Так в Оренбургском она составляла 64,7 процента, в Астраханском — 46 процентов, Донском — 37 процентов, Терском — 22 процента и Кубанском казачьем войске — всего 17 процентов от всего войскового населения.
1 Доклад о результатах командировки начальника Главного управления казачьих войск генерал-лейтенанта Щербова-Нефедовича в 1902 году в Оренбургском казачьем войске.— СПб., 1902,—С. 25.
Дробышев Г. А.
СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ В СОВЕТАХ 1917 ГОДА:
ОТ СОТРУДНИЧЕСТВА К ПРОТИВОБОРСТВУ
Февральская революция превратила Россию в политическом отношении в одну из передовых стран мира. Но она не разрешила главных социальных, экономических, межнациональных противоречий, которые лежали в основе кризиса российского общества. Вопрос о путях решения этих задач объективно встал как проблема выбора направления дальнейшего исторического развития России.
Дальнейшее развитие событий во многом зависело от позиции Советов, влияние которых было тогда огромным. Князь Г. Е. Львов — первый председатель Временного правительства отмечал в этой связи, что' возглавляемое им правительство было властью без силы, тогда как Совет был силой без власти1. Но в то время в Советах доминировали социалистические партии: эсеров, меньшевиков, большевиков. Их взаимоотношения в сущности определяли не только судьбу самих Советов, но в значительной степени также судьбу революции, судьбу России. Одно это уже делает крайне важным
' Революционное движение в России после свержения самодержавия. Документы и материалы.— М., 1957.— С. 429.
