CC BY
41
УДК 398:1
Е. И. Кириленко
ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИЙ МИФ В ПЕРСПЕКТИВЕ НЕКЛАССИЧЕСКИХ МЕТОДОЛОГИЙ
Рассматривается методологический потенциал неклассических методологий, в частности концепты, содержащиеся в построениях французских философов М. Фуко и Г. Башляра в применении к анализу восточнославянской мифологической традиции. Идея культурных складок и разрывов; идея самонастраивающейся дискурсивной целостности у Фуко, понятия отклика и отголосков у Башляра открывают дополнительные возможности специализированного анализа мифологического материала.
Ключевые слова: восточнославянская мифологическая традиция, неклассические методологии, М. Фуко, Г. Башляр, культурные складки и разрывы, самонастраивающаяся дискурсивная целостность, отклики и отголоски.
Традиция восточнославянской мифологии выступает в качестве важнейшего смыслового основания национального культурного сознания, в котором исторически встречаются, «сталкиваются два элемента - первобытное, природное язычество, стихийность бесконечной русской земли и православный, из Византии полученный, аскетизм, устремленность к потустороннему миру» [1].
Для анализа мифологической традиции эври-стичен потенциал неклассических методологий, в частности концепты, содержащиеся в построениях М. Фуко, представителя структуралистской (постструктуралистской) линии в развитии французской философской мысли и Г. Башляра, одного из основных проводников юнгианских идей во Франции [2, с. 313], обращавшегося в исследовании поэтического воображения к феноменологии.
Неклассические методологии апеллируют к опыту субъекта, культурная реальность мыслится прежде всего со стороны воплощенных в ней значений, соответственно, миф трактуется в интерпретативном ключе. Кроме того, в содержательном анализе мифа акцентируется момент выстроенно-сти структур опыта, что соответствует процедурам реконструкции опыта прошлого.
Присутствующая у Фуко идея некоей структуры, «децентрированной целостности», сочетающей разнородные элементы, отмечающей определенный реальный порядок выстраивания исторической жизни, может быть спроецирована на ментальный космос архаического сознания, выражающего себя в стихии мифа. Соответственно, открывается картина разнонаправленных представлений, особого рода «натяжений», сопровождающихся дисперсией и образованием новых смысловых констелляций, «рассеиванием» планов концентрации [3, с. 13]. Можно обнаружить перспективу развития представлений о загробной жизни в восточнославянском мифе, открывающей спектр разнообразных возможностей. В славянской мифологии эта тема разрабатывалась, как показывает А. Соболев, в направлении прояснения, как ряд возмож-
ных ситуаций: посмертная жизнь души обнаруживается на земле, в растениях, птицах, в подземном пространстве, в ином царстве. Мифология посмертного существования прорабатывает различные варианты его развертывания, хотя этот опыт остался не завершенным, не выстроенным, не закрепленным в культурном сознании.
В языческой религии «мы не находим той полноты, какую видим на востоке и западе. Здесь не было ни полного культа, не было ни жреческого сословия, ни храмов... ни сильного убеждения. Все только еще развивалось.» [4, с. 189]. (В шаманизме, например, идея посмертного существования развита определенно, специфично.)
Важна идея децентрированной целостности в поле культурной жизни как пересечения разнонаправленных структур, обладающей качеством самонастраивания, саморегулирования. Так, функции архаического целителя различны, наряду с врачеванием сюда относятся гадание, борьба со злыми духами, ясновидение и управление погодой, сопровождение душ умерших в новое обиталище. Фигура целителя полифонична, в ней объединяются знахарь, жрец, колдун, шаман, - но в разных культурных ситуациях преобладает разная доминанта, и исследование этого опыта возможно в разной перспективе (так, М. Элиаде исследовал архаическое целительство в перспективе шаманского комплекса [5]).
Идея децентрированной и самонастраивающейся целостности как особого рода культурной и познавательной реальности, особого смыслового слоя позволяет находить доминирующие структуры в разных формах опыта. Кроме того, эта познавательная модель находит соответствие в идее внутренней формы в лингвистическом и культурологическом анализе.
Эвристична идея культурных разрывов, образующих складки мысли, смысловые слои. Фуко говорит о дифференцированном пространстве распределения знаков, которое может обнаруживать плоскостное или глубокое измерение, акцентировать многоярусную организацию пространства интер-
претации [6]. Утверждается, таким образом, объемное восприятие смыслового континуума, открывается археология смысловой реальности. Отметим, что археологический метод Фуко созвучен представлениям о многоуровневой организации культурного сознания, которые развивал философ и историк искусства XIX в. И. Тэн [7]. Идея разрывов, отмечает Фуко, разрабатывалась Г. Башляром в его исследовании логики развития науки, где отмечалось, что новое качество мысли - это разрыв в ее движении [8, с. 293]. Идея разрывов, прерывистого историзма продуктивна для исследования превращений культурного сознания. Она акцентирует: 1) идею уникальности исторической ситуации; 2) идею новизны, нового качества культурного опыта; 3) скрытые от рационального дискурса основания возникновения нового как самонастраивающейся целостности.
Разрывы в смысловом поле культурного опыта возникают не только социально-исторически, когда новая ситуация актуализирует или вытесняет существующие слои опыта (так, новое качество цивилизационных приобретений - открытие огня или плавки металла - готовит новые ментальные синтезы [9]). Башляр говорит о немотивированно-сти, экзистенциальной природе опыта творчества, когда вдруг предается забвению прошлый опыт и рождается новый образ [10, с. 18].
Складки смысловой реальности обнаруживаются внутри мифа, отражая движение смысловых уровней - актуальных, отмирающих, трансформированных. О слоях и трансформациях смыслового поля мифологического массива говорит В. Топоров. Языческий материал сталкивается с христианской традицией, что порождает смысловые складки. При этом архаический материал в опыте христианской культуры обретает новое качество. В заговоре персонажи выстраиваются по персонали-стическому принципу или принципу иконостасной топографии [11, с. 96-97].
Складки возникают при встрече рационального и мифологического дискурсов. Известен разработанный в мифологической традиции мотив запол-зания змеи внутрь человека. Н. Козлова выделяет пять модификаций этого сюжета. Это «вычищение больного» - змея несколько раз заползает в рот уснувшему и, выбираясь, вычищается о траву или омывается в водоеме; вторая версия - «змея вычищает больное нутро человека с целью подготовить себе там место», но ее не допускают свидетели; третий сюжет - соединение первого и второго: змея вычищает себе место внутри человека, затем ее приходится оттуда выманивать; четвертый сюжет - «мнимая беременность»: женщина, считавшаяся беременной, избавляется от змеи; наконец, пятый сюжет - «неудачная попытка» вползания
змеи через рот, прерванная пробуждением спящего [12]. Мотив заползания змеи внутрь человека сопоставим с психиатрическим анализом данной ситуации: В. М. Бехтерев говорил в данном случае о разновидности психоза, сопровождаемого бредом, и возникающей при этом возможной рационализации типа поражения глистами и т. п. Встреча двух слоев опыта: рационального и мифологического, -порождает смысловую складку, но здесь возникает и точка соприкосновения. Эти опыты различны, но они и соприкасаются в соединяющей их антропологической интерпретации, которая видит здесь пересечение двух моделей мира - научной и традиционной [13].
Яркий пример складок и разрывов в смысловом поле русско-славянской культуры - феномен народного христианства. Первичная определенность русского, по Далю, заключена в том, что он «крещеный христианин», Россия - «общество православных христиан» [14, т. III, с. 1718, 1745]. Но этот опыт христианства специфичен. Культурная традиция содержит множество примеров адаптации языческой символики (например, представлений о небесных светилах как аналоге небесного глаза) и христианских верований: в народном сознании звезды - окна, из которых смотрят ангелы. С рождением человека Господь велит прорубить в небе окошко, за которым садится ангел и записывает дела человека. Со смертью человека окошко закрывается [15, т. I, с. 159-161].
В практике архаического лечения соединяли сакральную силу воды и священные христианские объекты: потерявшего дар речи поили водой, которой обливали колокольный язык. Яркие примеры контаминации языческих и христианских элементов культурного опыта содержатся у Даля: «Солнце предыграет великому Благовещенью, играет на восходе яркими, цветными лучами» [14, т. III, с. 1020].
Одновременно народное религиозное сознание пронизано взаимоисключающими верованиями, оно полиморфно. Например, разноречиво отношение к нетленным телам. В языческой традиции это признак нечистоты (тело «заложных покойников» нетленно - земля не принимает нечистое [16, с. 187]). В христианской традиции нетленность -знак особой святости. В мифологии домашних животных корова - чистое животное [17], но в источнике 1867 г. холера описывается в виде огромной коровы [18, с. 387].
Понятия разрывов, складок, полиморфизма смыслового пространства важны для анализа национальной мифологической традиции. Получившая письменную фиксацию преимущественно в XIX - начале ХХ в. в работах этнографов и фольклористов, когда «фольклор еще не угас» [19,
с. 123], она содержит в себе разнородный, но переплавленный мифологический материал, представляющий собой «христианизированную народную религию, сохранившую черты язычества» [19, с. 124].
Вообще свойство национальной религиозной жизни - вечная «текучесть» живого религиозного чувства. «Эта языческая метафизика не переходит окончательно в физику, не создает окончательных цивилизационных форм в своей текучей природе. Все усваивая, она как бы все в себе растворяет.
В этом наш недостаток по сравнению со стройными религиозными системами и цивилизованной мифологией других народов. Но этот недостаток имеет определенное преимущество - вечно текучей живой религии» [19, с. 123].
Еще два важных понятия выделяет Башляр, используя их для описания переживания поэтических образов [10, с. 12]. Отклик - немотивированно возникающая созвучность смыслов, радикально отзывающаяся в опыте воспринимающего сознания. Современное сознание способно откликаться на архаическое построение, выражая ситуацию смысловой преемственности. Образ домового - выражение вечного младенчества русской души: я до сих пор, говорит А. Синявский, привязываю домового к ножке стула, когда теряю какую-либо вещь. Главное -не забыть отвязать его, когда вещь нашлась (см. [19, с. 128]). Образ младенца неотделим от образа матери, который, по словам А. Синявского, выражает суть русской народной веры: это религия материнства. Русский человек знал трех матерей, которые, конечно, различались между собой, но и имели определенное сродство: Пресвятую Богородицу, кровную мать, принявшую муки рождения, и мать сырую землю (см. [19, с. 210]).
Отголосок - распознавание, узнавание, припоминание знакомых смыслов. Мифология природных стихий - земли, воды, огня - во фрагментарном виде сохраняет свое значение для современно-
го культурного опыта. Лотман говорит о гетерогенном характере нашего сознания: «. именно гетерогенный характер нашего мышления позволяет нам в конструировании мифологического сознания опереться на наш внутренний опыт. В некотором смысле понимание мифологии равносильно припоминанию» [20, с. 68].
Смыслы организует и упорядочивает говорение. У Фуко присутствует концепция языкового характера мышления. Язык - выразитель и носитель культурного опыта. Так, язык сохраняет макрокос-мические, ландшафтно-природные, растительные, языческие коннотации архаического опыта здоровья. Этимологически «здоровый» восходит к индоевропейскому deru, имеющему то же значение, что основа русского слова «дерево». Старшее значение индоевропейского deru- «крепкий как дерево (как дуб)» [21, т. I, с. 243, 322].
Таким образом, понятия и концепты анализа смысловой реальности у Фуко - идея культурных складок и разрывов; идея самонастраивающейся дискурсивной целостности; понятия отклика и отголосков у Башляра - тонкий и продуктивный инструментарий анализа мифологического опыта.
Отметим в заключение, что теория дискурсов Фуко, ориентированная на нейтрализацию авторской функции и «ментализм» (П. Штомпка) феноменологического подхода у позднего Башляра в определенной мере противостоят друг другу. Однако и Фуко, и Башляр обращаются к исследованию опыта субъекта (индивидуального или коллективного), раскрывающегося в перспективе значений и смыслов. В этих пересекающихся проекциях, отсылающих и к историко-культурным планам (а у Фуко мир текстов находится в «прямой и непосредственной зависимости и обусловленности историческими и социальными системами референции» [22, с. 54]), и к феноменальному опыту, миф может стать предметом содержательной интерпретации.
Список литературы
1. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. Библиотека Вехи. URL: http://vehi.net/berdyaev/istoki/index.html (дата обращения: 10.03.2014).
2. Башляр Г. Земля и грезы о покое. М.: Изд-во гуманит. литературы, 2001. 320 с.
3. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. 448 с.
4. Соболев А. Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям. СПб.: Лань, 2000. 272 с.
5. Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. Сайт лотоса: развитие человека. URL: http://book.ariom.ru/txt299.html (дата обращения: 30.10.2002).
6. Фуко М. Ницше, Фрейд, Маркс. Библиотека Гумер - гуманитарные науки. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Fuko/N_F_M. php (дата обращения: 15.10.2006).
7. Тэн И. Философия искусства. М.: Республика, 1996. 351 с.
8. Фуко М. Интеллектуалы и власть. М.: Праксис, 2002. 384 с.
9. Элиаде М. Азиатская алхимия. М.: Янус-К, 1998. 604 с.
10. Башляр Г. Избранное: поэтика пространства. М.: РОССПЭН, 2004. 376 с.
11. Топоров В. Н. Об индоевропейской заговорной традиции (избранные главы) // Заговор: исследования в области балто-славянской духовной культуры. М.: Наука, 1993. С. 3-103.
12. Козлова Н. К. Змея внутри человека (сюжеты и мотивы мифологических рассказов). Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/kozlova3.htm (дата обращения: 15.03.2014).
13. Лурье М. Л. «Одержимость гадами» в фольклоре и в психиатрической литературе начала ХХ в. Ruthenia: объединенное гуманитарное издательство. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/luriem7.htm (дата обращения: 15.12.2003).
14. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. 3-е изд. СПб.; М.: М. О. Вольфъ, 1903. Т. 1. 1743 с.; 1905. Т. 2. 2030 с.; 1907. Т. 3. 1782 с.; 1909. Т. 4. 1619 с.
15. Афанасьев А. Н. Мифопоэтические воззрения славян на природу: в 3 т. М.: К. Солдатенков, 1865. Т. 1. 803 с.; 1868. Т. 2. 784 с.; 1869.
Т. 3. 842 с.
16. Славянская мифология: энциклопедический словарь / под ред. Т. А. Агапкиной, Л. Н. Виноградовой, В. Я. Петрухина, С. М. Толстой. М.: Эллис Лак, 1995. 416 с.
17. Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских народов Х1Х - начала ХХ века. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1957. 164 с.
18. Богданов К. А. Врачи, пациенты, читатели: патографические тексты русской культуры ХУШ-Х1Х вв. М.: ОГИ, 2005. 504 с.
19. Синявский А. Иван-дурак: очерк русской народной веры. М: Аграф, 2001. 464 с.
20. Лотман Ю. М. Миф - имя - культура // Избранные статьи: в 3 т. Таллин: Александра, 1992. Т. 1: Статьи по семиотике и топологии культуры. С. 58-75.
21. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. М.: Русский язык, 2002. Т. I. 622 с.; Т. II. 560 с.
22. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. 254 с.
Кириленко Е. И., доктор философских наук, доцент, профессор.
Сибирский государственный медицинский университет.
Московский тракт, 2, Томск, Россия, 634050.
E-mail: [email protected]
Материал поступил в редакцию 12.05.2014.
E. I. Kirilenko
EAST SLAVIC MYTH IN THE PROSPECT OF NON-CLASSIC METHODOLOGIES
The article considers methodological potential of non-classic methodologies, in particular the concepts contained in the schemes of French sophists M. Foucault and G. Bachelard in reference to the East Slavic mythological tradition analysis. The notion of cultural imposition and discontinuity; the notion of self-determination discourse continuity by Foucault, the concepts of feedback and echoes by Bachelard open the potential for specialized analysis of mythological materials.
Key words: East Slavic mythological tradition, non-classic methodologies, M. Foucault, G. Bachelard, cultural impositions and discontinuities, notion of self-determination discourse continuity, concepts of feedback and echoes.
References
1. Berdyaev N. A. Origin of Russian Communism. Library Vehi. URL: http://vehi.net/berdyaev/istoki/index.html (Accessed: 10.03.2014 ) (in Russian).
2. Bashlyar G. Land and dreams of peace. Moscow, Izdatelstvo gumanitarnoy literatury Publ., 2001. 320 p. (in Russian).
3. Foucault M. The Will to Truth: Beyond the knowledge, power and sexuality. Moscow, Kastal' Publ., 1996. 448 p. (in Russian).
4. Sobolev A. N. Mythology of Slavs. Hereafter around old ideas. Saint. Petersburg, Lan' Publ., 2000. 272 p. (in Russian).
5. Eliade M. Shamanism: archaic techniques of ecstasy. Server lotus human development. URL: http://book.ariom.ru/txt299.html (Accessed: 30.10.2002) (in Russian).
6. Foucault M. Nietzsche, Freud, Marx. Library Gumer-humanities. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Fuko/N_F_M.php (Accessed: 15.10.2006 ) (in Russian).
7. Teng I. Philosophy of Art. Moscow, Respublika Publ., 1996. 351 p. (in Russian).
8. Foucault M. Intellectuals and power. Moscow, Praksis Publ., 2002. 384 p. (in Russian).
9. Eliade M. Asian alchemy. Moscow, Yanus-K Publ., 1998. 604 p. (in Russian).
10. Bashlyar G. Favorites: poetics of space. Moscow, ROSSPEN Publ., 2004. 376 p. (in Russian).
11. Toporov V. N. On the Indo-European tradition of “zagovof (selected chapters). “Zagovor”: research in Balto-Slavic spiritual culture. Moscow, Nauka Publ., 1993. Pp. 3-103 (in Russian).
12. Kozlova N. Snake inside a person (themes and motifs of mythological stories). Folklore and post-folklore: the structure, typology, semiotics. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/kozlova3.htm (Accessed: 15.03.2014) (in Russian).
13. Lurie M. L. “Obsession of creeping” in folklore and in the psychiatric literature of the early twentieth century. Ruthenia: joint humanitarian publisher. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/luriem7.htm (Accessed: 15.12.2003) (in Russian).
14. Dal V I. Explanatory Dictionary of Russian language in 4 volumes 3rd ed. Saint Petersburg; Moscow, M.O. Volf Publ., 1903. Vol. 1. 1743 p.; 1905. Vol. 2. 2030 p.; 1907. Vol. 3. 1782 p.; 1909. Vol. 4. 1619 p. (in Russian).
15. Afanas'ev A. N. Mythopoetical views on the nature of the Slavs: 3 vol. Moscow, K. Soldatenkov Publ., 1865. Vol. 1. 803 p.; 1868. Vol. 2. 784 p.;
1869. Vol. 3. 842 p. (in Russian).
16. Slavic mythology: encyclopedic dictionary. Ed. T. A. Agapkina L. N. Vinogradova, V. Y Petrukhina, S. M. Tolstoy. Moscow, Ellis Lak Publ., 1995. 416 p. (in Russian).
17. Tokarev S. A. Religious beliefs of the peoples of East nineteenth - early twentieth century. Moscow; Leningrad, Izd-vo AN SSSR Publ., 1957. 164 p. (in Russian).
18. Bogdanov K. A. Doctors, patients, readers: medical texts of Russian culture of the eighteenth and nineteenth centuries. Moscow, OGI Publ., 2005. 504 p. (in Russian).
19. Sinyavskiy A. Ivan the Fool: Russian folk belief essay. Moscow, Agraf Publ., 2001. 464 p. (in Russian).
20. Lotman Yu. M. Myth - Name - Culture. Selected articles. 3 vol. Tallinn: Aleksandra Publ., 1992. Vol. 1: Articles on semiotics and culture topology.
Pp. 58-75 (in Russian).
21. Chernykh P. Ya. Historical and etymological dictionary of modern Russian: 2 v. Moscow, Russkiy yazik Publ., 2002. Vol. I. 622 p. Vol. II. 560 p. (in Russian).
22. Ilyin I. P. Poststructuralism. Deconstruction. Postmodernism. Moscow, Intrada Publ., 1996. 254 p. (in Russian).
Siberian State Medical University.
Moscowskiy trakt, 2, Tomsk, Russia, 634050.
E-mail: [email protected]
