CC BY
36
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2015. № 6
Игорь Игоревич Жуковский,
кандидат политических наук, доцент кафедры политики, социальных технологий и массовых коммуникаций Балтийского федерального университета имени И. Канта (Россия), e-mail: [email protected]
Ефим Сергеевич Фидря,
кандидат социологических наук, заведующий социологической лабораторией анализа, моделирования и прогнозирования рисков Балтийского федерального университета имени И. Канта (Россия), e-mail: EFidrya@ kantiana.ru
ВОСПРИЯТИЕ ЖИТЕЛЯМИ КАЛИНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ СТАТУСА РЕГИОНА: ДИНАМИКА В 2001-2016 гг. И ФАКТОРЫ ФОРМИРОВАНИЯ ПРЕДПОЧТЕНИЙ
Важными проявлениями социально-политической идентичности жителей Калининградского региона являются установки по отношению к административному статусу территории и отождествление себя с различными географическими группами. За последние 15 лет население области сформировало устойчивую общенациональную идентичность и ощущает сильную привязанность как к локальному и региональному сообществу, так и к своей нации и государству в целом — в том числе и в отношении административного статуса.
В работе рассматривается динамика предпочтений жителей Калини-градской области в отношении административного статуса эксклавного региона, анализируются складывающиеся тенденции, а также внешнеполитические факторы, которые могли повлиять на формирование настроений. Авторы приходят к выводу о том, что регулярные и тесные экономические и социокультурные отношения и практика интенсивных поездок в соседние с областью страны влияют скорее на конфигурацию повседневных хозяйственных и коммуникативных практик жителей Калининградской области, чем на их социальные и политические установки и убеждения.
Ключевые слова: динамика политических предпочтений, статус региона, социум, Калининградская область.
Igor Igorevich Zhukovsky,
Kandidat of Political Science, Assistant Professor, Department of Politics, Social Technologies andMass Communication, ImmanuelKantBaltic Federal University (Russia), e-mail: [email protected]
Efim Sergeevich Fidrya,
Kandidat of Sociology, Head, Sociological Laboratory for Risk Analysis, Modeling and Prognostication, Immanuel Kant Baltic Federal University (Russia), e-mail: [email protected]
THE PERCEPTION OF KALININGRAD REGION INHABITANTS OF THE REGION'S STATUS: DYNAMICS 2001-2016 AND FACTORS IN PREFERENCE FORMATION
The administrative status of the territory as well as self-identification of the residents of the Kaliningrad Region with different geographical groups are the most engaging research topics for local scholars ofthe political and social landscape. Over the past 15 years the population of the region has formed a stable national identity and feels a strong attachment to both the local and regional community and to the nation and the state as a whole — including in respect to administrative status.
This paper considers the dynamics of preferences of inhabitants of Kaliningrad Region in relation to the administrative status of the exclave and analyzes emerging trends and foreign policy factors that could affect the formation of attitudes. The authors conclude that regular and close economic and socio-cultural relations with and the practice of high-frequency travel to the neighboring countries of the region have more of an effect on the configuration of everyday business and communication practices of the inhabitants of the Kaliningrad region than on their social and political attitudes and beliefs.
Key words: political preferences, regional status, social cleavages, Kaliningrad Region.
Традиционно для калининградских исследователей проблема эксклавности Калининградской области, равно как и специфика социально-политических установок ее жителей являются одними из приоритетных исследовательских полей. В разное время различные аспекты этой проблемы исследовали А.П. Клемешев, Г.М. Федоров, А.В. Алимпиева, В.В. Кривошеев и многие другие1. Указанными авторами поднимались вопросы трансформации социума в условиях глобализации и регионализации, формирования региональной культуры и субкультур, влияния экономических и миграционных процессов на социальную систему и политическую обстановку в ре-
1 См., например: Клемешев А.П., Федоров Г.М., Алимпиева А.В. Калининградский социум: проблемы консолидации и стратификации // Регион сотрудничества. 2003. Вып. 2 (20). С. 1-29; Клемешев А.П., Федоров Г.М. От изолированного эксклава — к «коридору развития». Альтернативы российского эксклава на Балтике. Калининград: Изд-во КГУ, 2004; Клемешев А.П., Абрамов А.Н., Алимпиева А.В. и др. Проблемы сепаратизма в условиях анклавных территорий // Регион сотрудничества. 2005. Вып. 3 (46). С. 5-86; Клемешев А.П. Эксклавность в условиях глобализации. Калининград: Балтийский федеральный университет им. И. Канта, 2007.
гионе2. Немалое внимание уделяется и вопросу воздействия эксклав-ности на формирование специфической социально-политической идентичности населения.
По мнению одних авторов, коллективная социокультурная идентичность является конструктом, изобретаемым и воспроизводимым в контексте современности3, в то время как другие защищают идею о возможности существования «истинной» перманентной идентичности, характерной для определенных наций4. В середине 80-х гг. Э. Смит сформулировал этносимволическую теорию, в которой первой основой формирования коллективной идентичности выступают этносы — определенные популяции, разделяющие общие мифы о происхождении, историю и культуру, ассоциирующие себя с конкретной территорией и чувством солидарности5. Эта этническая идентичность выступает премодернистской формой национальной социокультурной идентичности, которая складывается под влиянием уже не комплекса внешних условий, но, скорее, в ходе непрерывно длящегося на протяжении жизни нескольких поколений процесса, в результате которого формируются общие воспоминания о прошлых событиях и периодах истории6. Таким образом, по мере накопления коллективной памяти сообщества социокультурные факторы начинают играть все более заметную роль в формировании идентичности.
В то же время в этносимволической теории недостаточно учитывается политический аспект национальной идентичности, за что М. Гиберно подверг подход Э. Смита критике7. Во-первых, важную роль в формировании национальной идентичности играют сами государства, которые, как правило, активно участвуют
2 Емельянова Л.Л., Кретинин Г.В. Формирование калининградского социума и проблема миграции // Калининградские архивы: материалы и исследования. Вып. 8. Калининград: ГАКО, 2008. C. 59-166; ЕмельяноваЛ.Л., Фидря Е.С. Оценка рисков и возможностей реализации программы оказания содействия добровольному переселению в Калининградскую область РФ соотечественников, проживающих за рубежом // Балтийский регион. 2014. № 2. С. 81-96.
3 Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London: Verso, 1983; Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford: Basil Blackwell, 1983; The Invention of Tradition / Eds. E. Hobsbawm and T. Ranger. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.
4 Geertz C. The Interpretation of Cultures. London: Fontana, 1973; Van den BergheP. Race and Ethnicity: a Sociobiological Perspective // Ethnic and Racial Studies. 1978. Vol. 1. No. 4. P. 401-411; Armstrong J. Nations before Nationalism. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1982.
5 Smith A. The Ethnic Origins of Nations. Oxford: Blackwell, 1986. Особенно p. 32; Idem. National Identity. London: Penguin, 1991.
6 Smith A. National Identity. P. 25.
7 Guibernau M. Anthony D. Smith on Nations and National Identity: a Critical Assessment // Nations and Nationalism. 2004. Vol. 10. No. 1/2. P. 125-141.
в формировании конкретной национальной идентичности, используя при этом несколько стратегий: 1) конструирование и распространение конкретного образа «нации» (часто основанного на определенной этнической общности); 2) создание и распространение набора символов и ритуалов, призванных объединить граждан; 3) формирование гражданственности путем присвоения населению определенного набора гражданских и политических прав и обязанностей; 4) конструирование общих врагов (существующих, потенциальных или вымышленных); 5) консолидация институтов интеграции — национального образования и СМИ8. Тем не менее национальная идентичность, общая для всех граждан, складывается не всегда: иммигранты, этнические группы и национальные меньшинства могут иметь ярко выраженную собственную идентичность. В этом случае автор выделяет как минимум два способа сосуществования национальных идентичностей в рамках единого политического института: либо создание «множественных» идентичностей, оперирующих на разных уровнях (этническом, региональном, общенациональном и транснациональном), либо разделение принадлежности индивида к государству и собственной национальной группе.
В 90-е гг., на фоне размытия национальной и государственной идентичности, началась трансформация и социокультурной иден-тичности9. Как указывает ряд авторов, необходимость легитимации новой власти потребовала конструирования новых социальных оснований: на региональном уровне это привело к формированию «более или менее развитых политических мифологий»10, либо подчеркивающих какую-то функциональную особенность региона, либо противопоставляющих его федеральному центру. Особенно сильно эта тенденция проявилась в «русских» регионах, в которых формирование идентичности на основе этнических или культурных особенностей было затруднено11. Определенную роль в этом процессе сыграли и региональные элиты, которые, по мнению В.А. Ачкасова и А.С. Гусева, являются одним из важных факторов
8 Ibid. P. 140.
9 Российская нация: Становление и этнокультурное многообразие / Под ред. В.А. Тишкова. М.: Наука, 2011.
10 Туровский Р.Ф. Региональная идентичность в современной России // Российское общество: становление демократических ценностей? / Под ред. М. Макфола и А. Рябова. М.: Гендальф, 1999. С. 87-136; Малякин И. Российская региональная мифология: три возраста // Pro et Contra. 2000. Т. 5. № 1. С. 109-122; Реутов Е.В. Фактор региональной идентичности и легитимации региональных элит // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2007. № 6 (50). С. 180-184.
11 Реутов Е.В. Указ. соч. С. 182.
конструирования идентичности, наряду с социально-экономической спецификой региона12.
Традиционно пограничные регионы государств характеризуются высоким уровнем социального, культурного и экономического взаимодействия — в условиях благоприятного внешнеполитического климата. В то же время пограничные регионы стран, политические отношения между которыми находятся на сложном или даже конфликтном этапе, характеризуются высокой степенью эмоциональной и политической мобилизации населения. Калининградская область находится в окружении Польши и Литвы, стран — членов НАТО и Европейского союза (ЕС); традиционно значительно социально-культурное и экономическое присутствие ФРГ в самых разных формах — от научно-образовательного до торгово-экономического. На протяжении последних двух десятилетий вокруг «калининградской загадки» было сломано множество копий: одним из наиболее принципиальных вопросов, обсуждавшихся исследователями и публицистами, стал вопрос о пресловутой государственной «лояльности» жителей Калининградской области и динамики их социально-политических представлений.
По нашему мнению, важными проявлениями социально-политической идентичности жителей региона являются установки по отношению к административному статусу территории и отождествление себя с различными географическими группами. Для оценки данных аспектов нами в июне 2015 г. был проведен массовый опрос населения Калининградской области. Исследование проведено в г. Калининграде и районах области (как в малых городах, так и в сельской местности). Опрошен 851 респондент, значение доверительной вероятности составляет 99 %, доверительный интервал ±4,42 %. Для отбора респондентов применялась многоступенчатая квотная выборка. В ходе опроса исследовались географический компонент идентичности населения региона, а также его отношение к желаемому административному статусу региона. Кроме того, в начале марта 2016 г. нами было проведено обследование с более подробными вопросами, касающимися региональной идентичности жителей Калининградской области. По репрезентативной выборке было опрошено 983 человека (значение доверительной вероятности составляет 95 %, доверительный интервал ±3,12 %). В частности,
12 Ачкасов В.А. Региональная идентичность в российском политическом пространстве: «калининградский казус» // ПОЛИТЭКС. 2005. № 1. С. 68-82; Гусев А.С. Формирование политической идентичности в современной России (на примере Санкт-Петербурга и Амурской области): Дисс. ... канд полит. наук. СПб.: СПбГУ, 2014.
респондентам прямо предлагалось оценить, насколько сильно они ощущают свою принадлежность к различным географическим группам. Полученные данные мы сравнили с результатами аналогичных исследований, проведенных Балтийским федеральным университетом имени И. Канта за 2001-2011 гг.
Итак, анализ динамики данных за 15 лет проведения мониторинга общественных настроений Калининградской области Балтийским федеральным университетом показывает, что выраженных предпочтений жителей к административной самостоятельности региона не зафиксировано.
Более того, за последние годы все большую популярность приобретают те варианты, которые подразумевают сохранение области в составе Российской Федерации в текущем статусе. Прежде всего речь идет о статусе области с правами Особой экономической зоны: популярность этого варианта выросла с 34-39 % в начале 2000-х гг. до 51-52 % в 2015-2016 гг. За область с обычным статусом выступают 20-30 % населения; их доля подвержена периодическим колебаниям, однако за последние годы данный вариант стабильно остается вторым по популярности.
В то же время варианты, предполагающие различные степени ослабления влияния федерального центра на жизнь региона, значительно потеряли популярность по сравнению с началом 2000-х гг. Так, к 2016 г. доля тех, кто хотел бы видеть область независимым государством, сократилась с 11 до 4,6 %; доля тех, кто считает, что правильным было бы передать территорию в совместное управление России и ЕС, снизилась с 14,5 до 4,8 %, а доля тех, кто выступает за придание региону статуса республики (пусть и в составе РФ) — с 16 до 3,8 %.
Таблица 1
Динамика предпочтительного административного статуса региона в 2001-2016 гг., в %
Желательный статус области в будущем 2001 2003 2004 2005 2015 2016
Независимое государство 11,1 10,8 7,2 10,2 2,5 4,6
Территория в совместном управлении РФ и ЕС 14,5 19,8 6,2 8 3,3 4,8
Республика в составе РФ 15,8 14,3 7,6 9,8 3,4 3,8
Область РФ со статусом ОЭЗ 39,3 34,4 46,6 44,4 51,1 52,2
Обычная область в составе РФ 10,3 14,1 29,8 19,2 36,5 22
60 50 40 30 20 10
----
X'
■X'
-----х
л ...............
2001
2003
2004
2005
2015
2016
-Независимое государство
■□......Территория в совместном управлении РФ и ЕС
---А-— Республика в составе РФ
--X--Область РФ со статусом ОЭЗ
----О---Обычная область в составе РФ
Рис. 1. Динамика предпочтительного административного статуса региона в 2001-2016 гг., в %
Как мы видим, подъем популярности различных вариантов, связанных с усилением независимости региона от Российской Федерации, совпал с движением восточноевропейских стран в сторону ЕС в начале 2000-х гг., подготовкой вступления Польши и Литвы в ЕС, активным обсуждением стратегических перспектив Калининградской области в качестве «Пилотного региона» сотрудничества России и ЕС. В этот период интенсифицировались контакты между руководителями России и соседних с Калининградской областью стран, регулярно осуществлялись контакты глав правительств и министров иностранных дел, по парламентской линии, обсуждались особый таможенный и визовый режимы.
Вместе с тем после 2004 г. и расширения ЕС Калининград оказался окружен со всех сторон (кроме моря) странами — членами ЕС. Это расширение осложнило транспортные коммуникации региона с остальной частью России, затруднило развитие приграничных районов, ограничило сформировавшиеся торговые и межчеловеческие связи. Усилившаяся зависимость решения проблем повседневной экономической и политической жизни Калининградской области от отношений с Литвой и Польшей открыла возможности для политических манипуляций со стороны стран-соседей — достаточно известна проблема «калининградского транзита», хотя она была частично
решена подписанием двусторонних межправительственных соглашений о взаимных поездках граждан (2002) и о порядке выдачи упрощенного проездного документа на железной дороге (2003).
Последовательное соблюдение с середины 2000-х гг. руководством польского и литовского государств конфронтационной линии в отношении России, поддержание недружественной по отношению к нашей стране общественно-политической атмосферы, а также негативные экономические последствия мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. (особенно остро ощущающиеся в Литве) и взаимных санкций 2014-2015 гг. существенно снизили привлекательность вариантов европейской интеграции Калининградской области и усиления ее независимости от федерального центра в глазах населения региона.
Чтобы исключить влияние сезонных факторов, университет проводит несколько опросов в год. Приведенная ниже динамика мнений жителей области о предпочтительном административном статусе региона за последние три года наглядно демонстрирует, что указанные тенденции не являются колебаниями, а отражают устойчивый тренд последних лет: жители все чаще выбирают вариант с Особой экономической зоной для области как наиболее желательный, в то время как статус обычного региона остается вторым по популярности. Рост предпочтений в отношении Особой экономической зоны, как нам кажется, можно было бы объяснить активным обсуждением так называемой «проблемы-2016» и зонального механизма в региональных СМИ.
Между тем различные варианты усиления независимости региона от Российской Федерации стабильно выбираются значительно реже указанных двух вариантов и даже реже, чем вариант «затрудняюсь ответить». Данный факт подчеркивает, что даже если население не уверено, какой административный статус является предпочтительным, это не склоняет его к сепаратистским убеждениям.
Эта тенденция объясняется и тем, что среди населения области за последние годы существенно укрепилось отождествление себя с Россией и ее населением: если в 2001 г. в первую очередь россиянами ощущали себя всего 25 % населения области, то к 2015 г. их доля выросла до 41 %. В то же время значительно снизилась доля тех, для кого на первом месте стояла локальная идентичность, а доля «европейцев» и «космополитов» суммарно снизилась за исследуемые годы с 12 до 8 %. Таким образом, можно говорить о равномерном усилении общегосударственной идентичности населения Калининградской области с 2001 г.
Таблица 2
Динамика предпочтительного административного статуса региона в 2014-2016 гг., в %
Желательный статус области в будущем Май 2014 Сентябрь 2014 Ноябрь 2014 Март 2015 Июль 2015 Август 2015 Март 2016
Независимое государство 3,4 2,9 5,3 5,1 2,5 6,2 4,6
Республика в составе РФ 8,7 5,9 5,5 3,7 3,3 3,3 4,8
Территория в совместном управлении РФ и ЕС 5,1 5,8 7,4 4,7 3,4 3,8 3,8
Обычная область в составе РФ 44,0 34,5 34,2 33,4 36,5 31,8 22,2
Регион в составе другого государства 0,9 1,4 0,7 1,9 0,9 1,9 4,0
Область РФ со статусом ОЭЗ 33,9 45,0 43,2 44,2 51,1 44,7 52,2
Другое 0,1 0,0 0,1 0,0 0,3 0,0 0,1
Затрудняюсь ответить 3,8 4,5 3,6 6,8 2,1 8,4 8,3
50 40 30 20 10
--
С---------О'^ 'О''
■ч ------О
\
\
X----X
л ....................х>. _ ---:
—•-1--1-•—I-•-1-•-г—•-
май сентябрь ноябрь март июль август март 2014 2014 2014 2015 2015 2015 2016
--Независимое государство
......О......Республика в составе РФ
—-Л---Территория в совместном управлении РФ и ЕС
--■--Обычная область в составе РФ
---□---Регион в составе другого государства
- ■ -О— Область РФ со статусом ОЭЗ ■—•— Другое --X--Затрудняюсь ответить
Рис. 2. Динамика предпочтительного административного статуса региона в 2014-2016 гг., в %
Таблица 3
Динамика отождествления с географическими группами в 2001-2015 гг., в %
Принадлежность к какой из следующих географических групп Вы ощущаете в первую очередь? 2001 2003 2004 2011 2015
Я — житель своего города, села 32,2 27,5 40 36 26,8
Я — житель Калининградской области 28 21,2 19,9 15,8 22,5
Я — россиянин, житель России, гражданин Российской Федерации 24,6 31,5 32,5 36 41,4
Я — житель Европы, европеец 2,6 7,6 2,4 1,5 2,4
Я — гражданин мира, житель планеты Земля 6,6 6,7 4,1 9,9 5,6
Затрудняюсь ответить 5,5 6,7 1 1 1,4
--♦--Я - житель своего города, села
-■- Я - житель Калининградской области
---▲— Я - россиянин, житель России,
гражданин Российской Федерации —О- Я - житель Европы, европеец
......О...... Я - гражданин мира, житель планеты Земля
■—-А---Затрудняюсь ответить
Рис. 3. Динамика отождествления с географическими группами в 2001-2015 гг., в %
Для более детального раскрытия структуры географической идентичности населения области университетом в 2016 г. был проведен опрос, в ходе которого респондентам прямо предлагалось
оценить, насколько сильно они ощущают свою принадлежность к различным географическим группам. Как показано на рис. 4, большинство жителей области ощущают себя россиянами в очень сильной (65 %) или сильной (26 %) степени (суммарно их доля составила 91 %). Только 2,4 % отметили, что слабо идентифицируют себя с жителями России. В случае с региональной и локальной идентичностью результаты оказались схожими: примерно 94 % жителей области отмечают, что ощущают себя жителем региона в сильной или очень сильной степени; аналогично в сильной степени жителем своего населенного пункта ощущают себя суммарно около 90 %. В то же время отождествление себя с географическими общностями «европейцев» или «жителей Земли» выражено значительно слабее.
Таблица 4
Степень отождествления с различными географическими группами
в 2016 г., в %
Я ощущаю себя... Практически нет Слабо Умеренно Сильно Очень сильно
.. .жителем города, села, где живу сейчас 0,2 1,6 8,4 38,3 51,5
.жителем Калининградской области 0,0 1,1 6,0 33,7 59,1
.жителем России 0,4 2,0 6,7 25,9 65,1
.европейцем, жителем Европы 22,0 12,5 29,1 19,8 16,6
.гражданином мира, жителем планеты Земля 13,2 11,2 27,3 22,6 25,7
...жителем города, ...жителем ...жителем России ...европейцем, ...гражданином мира, села, где живу Калининградской жителем Европы жителем планеты
сейчас области Земля
Н практически нет □слабо □ умеренно □ сильно □ очень сильно
Рис. 4. Степень отождествления с различными географическими группами
в 2016 г., в %
По-видимому, на формирование общенациональной российской идентичности населения области не оказывает существенного влияния даже возможность жителей области регулярно посещать страны ЕС. Традиционно считается, что жители Калининградской области сравнивают свое положение и условия жизни именно с соседними регионами Польши и Литвы. Литва с советских времен является для многих жителей области знакомой территорией, многочисленные родственные и дружеские связи сохраняют Литву в числе «точки сравнения». Решение о введении режима МПП (малого приграничного передвижения) привело к необычайному росту числа пересечений российско-польской границы: по оценкам польского консульства, число действующих карточек (эрзац-виза) приближается к 250 тыс. ежегодно (с учетом ротации), т.е. около 25,6 % всего населения области. Подавляющее большинство российских пользователей режима МПП использует данный режим пересечения в туристско-рекреационных целях и для совершения покупок.
Как показали данные недавнего опроса, 26 % жителей региона бывают в соседних странах ЕС несколько раз в год, еще 37 % — как минимум раз в год (для сравнения — несколько раз в год другие регионы России посещает только 9 % опрошенных, а еще 52 % бывают там один раз в год). Таким образом, жители региона действительно регулярно и довольно интенсивно посещают соседние европейские страны (возможно, даже интенсивнее, чем другие российские регионы).
Однако экономический прагматизм, по-видимому, не влияет на общие социокультурные и политические установки населения: только 3 % опрошенных ответили, что их отношение к странам ЕС за последний год улучшилось (значительно или незначительно); 43 % указали, что их отношение не изменилось, а 47 % признались, что стали относиться к странам ЕС хуже.
В силу ряда причин Литва не представляется для жителей Калининградской области «соблазнительным проектом»: очевидные вассальные отношения литовского политического истеблишмента по отношению к традиционным геополитическим соперникам России не стали убедительным аргументом в пользу выбора личной стратегии на интеграцию с литовским государством — чуждым как культурно, религиозно, так и с точки зрения сложного языка и практической невозможности полноценной интеграции в литовское общество.
Кроме того, очевидные проблемы литовского общества, связанные со старением населения и стремительным оттоком молодежи в иные страны ЕС, являются достаточным аргументом для скептического отношения жителей калининградской области даже
с совершенно фантастическим проектом интеграции с современным Литовским государством — как в личной, так и в более широкой — территориальной общности.
Политика блокирования контактов с Россией, реализуемая политическим руководством Литвы на протяжении последнего времени, наиболее остро ощущается именно в Калининградской области: интенсивность контактов сокращается даже на уровне среднестатистической калининградской семьи (домохозяйства), практически завершились рабочие контакты между муниципалитетами, на грани полного прекращения контакты между университетами и образовательными учреждениями. Введение в Литве евро в качестве единственного платежного средства стремительно сокращает деловые контакты предпринимателей.
В то же время статистика показывает наличие нескольких тысяч (до 5 тыс.) жителей Калининградской области, имеющих либо литовское гражданство, либо литовский вид на жительство, но постоянно проживающих на территории области. Впрочем, это связано, скорее, не с политическим выбором личной лояльности литовскому государству, а с рациональным инструментом облегчения и оптимизации предпринимательской деятельности и личной мобильности в странах ЕС.
Проживающие в регионе немцы — по большей части мигранты, прибывшие из других субъектов РФ и ближнего зарубежья в 1990-е и 2000-е гг. Если в 1989 г. численность проживающих в области немцев составляла 1,3 тыс. человек, то в начале 2000-х гг. (по данным переписи населения 2002 г.) немцев в регионе насчитывалось 8,3 тыс.13 К началу 2015 г. число граждан Германии, проживавших в Калининградской области, а также граждан России, обладающих немецким видом на жительство, оценивалось до 2,5 тыс. человек.
Показательна интенсивность миграционных процессов в Калининградской области: по итогам 2014 г. поставлено на миграционный учет почти 74 тыс. человек, выдано почти 7 тыс. разрешений на временное проживание, гражданство предоставлено 5201 человеку (из них 1836 человек являются участниками государственной программы переселения соотечественников в Россию и 2255 человек — члены их семей).
В свою очередь, Польша с точки зрения калининградцев (прежде всего послешкольного и студенческого возраста) является довольно притягательным местом как для получения качественного высшего и специального образования, так и для дальнейшей социализации: в силу наличия инструментов поддержки (так называемой «карты
13 Федоров Г.М., Городков М.А., Жуковский И.И. Роль Калининградской области в развитии российско-германских связей // Балтийский регион. 2011. № 4. С. 44.
поляка», которую может получить практически неограниченный круг лиц) и большей культурно-языковой близости. Политические разногласия и пикировки не стали тормозом в развитии контактов самого широкого профиля — как на уровне школ, так и на уровне муниципалитетов. Однако привлекательность интенсивных контактов с Польшей также коренится скорее в прагматической плоскости, чем на уровне социально-политических убеждений и установок: возможность получения бесплатного образования, легальной работы во время учебы, признание диплома на зарубежных рынках труда и возможность международной карьеры, получение международного образования недалеко от Калининграда и др. Считается, что инструменты научно-образовательного сотрудничества государств являются сопряженными с системой поддержки внешнеполитического курса страны, и пример Республики Польша в данном случае — не исключение14.
Таким образом, несмотря на то что жителей региона связывают с соседними европейскими странами регулярные и тесные экономические и социокультурные отношения, а интенсивность поездок в Польшу и Литву сопоставима с посещением других регионов России, эти факторы влияют скорее на конфигурацию повседневных хозяйственных и коммуникативных практик жителей Калининградской области, чем на их социальные и политические установки и убеждения. Основываясь на данных мониторинга общественных настроений, мы приходим к выводу о том, что за последние 15 лет население области сформировало устойчивую общенациональную идентичность и ощущает сильную привязанность как к локальному и региональному сообществу, так и к своей нации и государству в целом — в том числе и в отношении административного статуса.
ЛИТЕРАТУРА
Алимпиева А.В. Эксклавный регион: проблема социальной идентичности // Регион сотрудничества. 2004. Вып. 17 (42). С. 45-56.
Алимпиева А.В. Социальная идентичность калининградцев в социальном и геополитическом контексте // Псковский регионологический журнал. 2009. № 7. С. 36-40.
Ачкасов В.А. Региональная идентичность в российском политическом пространстве: «калининградский казус» // ПОЛИТЭКС. 2005. № 1. С. 68-82.
Берендеев М.В. Влияние экономических факторов на формирование самоидентификации жителей региона // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. 2007. № 8. С. 73-80.
14 Жуковский И.И. Эволюция моделей международного научно-образовательного сотрудничества в контексте современных внешнеполитических стратегий // Балтийский регион. 2015. № 3. С. 24.
Гареев Т.Р., Зверев Ю.М., Клемешев А.П. Глобализация и (не)однородность мирового пространства // Регион сотрудничества. 2004. Вып. 14 (39). С. 33-48.
Гусев А. С. Формирование политической идентичности в современной России (на примере Санкт-Петербурга и Амурской области): Дисс. ... канд полит. наук. СПб.: СПбГУ, 2014.
ЕмельяноваЛ.Л., Кретинин Г.В. Формирование калининградского социума и проблема миграции // Калининградские архивы: материалы и исследования. Вып. 8. Калининград: ГАКО, 2008. C. 59-166.
Емельянова Л.Л., Фидря Е.С. Оценка рисков и возможностей реализации программы оказания содействия добровольному переселению в Калининградскую область РФ соотечественников, проживающих за рубежом // Балтийский регион. 2014. № 2. С. 81-96.
Жуковский И.И. Эволюция моделей международного научно-образовательного сотрудничества в контексте современных внешнеполитических стратегий // Балтийский регион. 2015. № 3. С. 23-37.
Зверев Ю.М., Клемешев А.П. Проблемы анклавных территорий // Регион сотрудничества. 2004. Вып. 14 (39). С. 25-32.
Клемешев А.П. Российский эксклав в условиях глобализации. Калининград: Издательство КГУ, 2004.
Клемешев А.П. Проблемы эксклавности в контексте глобализации. СПб.: Издательство СПбГУ, 2005.
Клемешев А.П. Трансформация эксклавности в условиях политической глобализации // Полис: Политические исследования. 2005. № 4. С. 143-157.
Клемешев А.П. Эксклавность в условиях глобализации. Калининград: Балтийский федеральный университет им. И. Канта, 2007.
Клемешев А.П., Абрамов А.Н., Алимпиева А.В. и др. Проблемы сепаратизма в условиях анклавных территорий // Регион сотрудничества. 2005. Вып. 3 (46). С. 5-86.
Клемешев А.П., Федоров Г.М. От изолированного эксклава — к «коридору развития». Альтернативы российского эксклава на Балтике, Калининград: Изд-во КГУ, 2004.
Клемешев А.П., Федоров Г.М., Алимпиева А.В. Калининградский социум: проблемы консолидации и стратификации // Регион сотрудничества. 2003. Вып. 2 (20). С. 1-29.
Кривошеев В.В. Социологические аспекты идентичности: поиск параметров и характеристик // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. 2006. № 6. С. 57-66.
МазурЮ.Ю. Идентичность в условиях глобализации и регионализации // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. 2013. № 6. С. 43-49.
Малякин И. Российская региональная мифология: три возраста // Pro et Contra. 2000. Т. 5. № 1. С. 109-122.
Мартынова М.Ю. Калининградцы: геополитические вызовы и региональная субкультура // Геополитический журнал. 2014. № 3. С. 2-20.
Реутов Е.В. Фактор региональной идентичности и легитимации региональных элит // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2007. № 6 (50). С. 180-184.
Российская нация: Становление и этнокультурное многообразие / Под ред. В.А. Тишкова. М.: Наука, 2011.
Туровский Р.Ф. Региональная идентичность в современной России // Российское общество: становление демократических ценностей? / Под ред. М. Мак-фола и А. Рябова. М.: Гендальф, 1999. С. 87-136.
Федоров Г.М., Зверев Ю.М. Калининградские альтернативы. Калининград: Калининградский университет, 1996.
Федоров Г.М., Городков М.А., Жуковский И.И. Роль Калининградской области в развитии российско-германских связей // Балтийский регион. 2011. №. 4. C. 41-48.
Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London: Verso, 1983.
Armstrong J. Nations before Nationalism. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1982.
Geertz C. The Interpretation of Cultures. London: Fontana, 1973.
Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford: Basil Blackwell, 1983.
Guibernau M. Anthony D. Smith on Nations and National Identity: a Critical Assessment // Nations and Nationalism. 2004. Vol. 10. No. 1/2. P. 125-141.
The Invention of Tradition / Eds. E. Hobsbawm and T. Ranger. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.
Smith A. The Ethnic Origins of Nations. Oxford: Blackwell, 1986.
Smith A. National Identity. London: Penguin, 1991.
Van den Berghe P. Race and Ethnicity: a Sociobiological Perspective // Ethnic and Racial Studies. 1978. Vol. 1. No. 4. P. 401-411.
REFERENCES
Achkasov, V. A. "Regional'naia identichnost' v rossiiskom politicheskom prostranstve: 'kaliningradskii kazus'," POLITEKS. No. 1. 2005, pp. 68-82.
Alimpieva, A. V. "Eksklavnyi region: problema sotsial'noi identichnosti," Region sotrudnichestva. Vol. 17 (42). 2004, pp. 45-56.
Alimpieva, A. V. "Sotsial'naia identichnost' kaliningradtsev v sotsial'nom i geopoliticheskom kontekste," Pskovskii regionologicheskii zhurnal. No. 7, 2009, pp. 36-40.
Anderson, B. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London: Verso, 1983.
Armstrong, J. Nations before Nationalism. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1982.
Berendeev, M. V. "Vliianie ekonomicheskikh faktorov na formirovanie samoiden-tifikatsii zhitelei regiona," Vestnik Rossiiskogo gosudarstvennogo universiteta im. I. Kanta. No. 8. 2007, pp. 73-80.
Emel'ianova, L. L.; Fidria, E. S. "Otsenka riskov i vozmozhnostei realizatsii programmy okazaniia sodeistviia dobrovol'nomu pereseleniiu v Kaliningradskuiu oblast' RF sootechestvennikov, prozhivaiushchikh za rubezhom," Baltiiskii region. No. 2. 2014, pp. 81-96.
Emel'ianova, L. L.; Kretinin, G. V. "Formirovanie kaliningradskogo sotsiuma i problema migratsii," Kaliningradskie arkhivy: materialy i issledovaniia. Vol. 8. Kaliningrad: GAKO, 2008, pp. 59-166.
Fedorov, G. M.; Gorodkov, M. A.; Zhukovskii, I. I. "Rol' Kaliningradskoi oblasti v razvitii rossiisko-germanskikh sviazei," Baltiiskii region. No. 4. 2011, pp. 41-48.
Fedorov, G. M.; Zverev, Iu. M. Kaliningradskie al'ternativy. Kaliningrad: Kaliningradskii universitet, 1996.
Gareev, T. R.; Zverev, Iu. M.; Klemeshev, A. P. "Globalizatsiia i (ne)odnorodnost' mirovogo prostranstva," Region sotrudnichestva. Vol. 14 (39). 2004, pp. 33-48.
Geertz, C. The Interpretation of Cultures. London: Fontana, 1973.
Gellner, E. Nations and Nationalism. Oxford: Basil Blackwell, 1983.
Guibernau, M. "Anthony D. Smith on Nations and National Identity: a Critical Assessment," Nations and Nationalism. Vol. 10. No. 1/2. 2004, pp. 125-141.
Gusev, A. S. Formirovanie politicheskoi identichnosti v sovremennoi Rossii (na primere Sankt-Peterburga i Amurskoi oblasti): Dissertatsia ... kandidatapolitichestikh nauk. St. Petersburg: SPbGU, 2014.
Hobsbawm, E. and Ranger, T. (eds.) The Invention of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.
Klemeshev, A. P. "Transformatsiia eksklavnosti v usloviiakh politicheskoi globalizatsii," Polis: Politicheskie issledovaniia. No. 4. 2005, pp. 143-157.
Klemeshev, A. P. Eksklavnost' v usloviiakh globalizatsii. Kaliningrad: Baltiiskii federal'nyi universitet im. I. Kanta, 2007.
Klemeshev, A. P. Problemy eksklavnosti v kontekste globalizatsii. St. Petersburg: Izdatel'stvo SPbGU, 2005.
Klemeshev, A. P. Rossiiskii eksklav v usloviiakh globalizatsii. Kaliningrad: Izdatel'stvo KGU, 2004.
Klemeshev, A. P.; Abramov, A. N.; Alimpieva, A. V. et al. "Problemy separatizma v usloviiakh anklavnykh territorii," Region sotrudnichestva. Vol. 3 (46). 2005, pp. 5-86.
Klemeshev, A. P.; Fedorov, G. M. "Ot izolirovannogo eksklava — k 'koridoru razvitiia'," Al'ternativy rossiiskogo eksklava na Baltike. Kaliningrad: Izd-vo KGU, 2004.
Klemeshev, A. P.; Fedorov, G. M.; Alimpieva, A. V. "Kaliningradskii sotsium: problemy konsolidatsii i stratifikatsii," Region sotrudnichestva. Vol. 2 (20). 2003, pp. 1-29.
Krivosheev, V. V. "Sotsiologicheskie aspekty identichnosti: poisk parametrov i kharakteristik," VestnikRossiiskogo gosudarstvennogo universiteta im. I. Kanta. No. 6. 2006, pp. 57-66.
Maliakin, I. "Rossiiskaia regional'naia mifologiia: tri vozrasta," Pro et Contra. Vol. 5. No. 1. 2000, pp. 109-122.
Martynova, M.Iu. "Kaliningradtsy: geopoliticheskie vyzovy i regional'naia subkul'tura," Geopoliticheskii zhurnal. No. 3. 2014, pp. 2-20.
Mazur, Iu. Iu. "Identichnost' v usloviiakh globalizatsii i regionalizatsii," Vestnik Baltiiskogo federal'nogo universiteta im. I. Kanta. No. 6. 2013, pp. 43-49.
Reutov, E. V. "Faktor regional'noi identichnosti i legitimatsii regional'nykh elit," Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriia: Gumanitarnye nauki. No. 6 (50). 2007, pp. 180-184.
Smith, A. National Identity. London: Penguin, 1991.
Smith, A. The Ethnic Origins of Nations. Oxford: Blackwell, 1986.
Tishkov, V. A. (ed.) Rossiiskaia natsiia: Stanovlenie i etnokul'turnoe mnogoobrazie. Moscow: Nauka, 2011.
Turovskii, R. F. "Regional'naia identichnost' v sovremennoi Rossii," Rossiiskoe obshchestvo: stanovlenie demokraticheskikh tsennostei? ed. M. Makfola i A. Riabova. Moscow: Gendal'f, 1999, pp. 87-136.
Van den Berghe, P. "Race and Ethnicity: a Sociobiological Perspective," Ethnic and Racial Studies. Vol. 1. No. 4. 1978, pp. 401-411.
Zhukovskii, I. I. "Evoliutsiia modelei mezhdunarodnogo nauchno-obrazovatel'nogo sotrudnichestva v kontekste sovremennykh vneshnepoliticheskikh strategii," Baltiiskii region. No. 3. 2015, pp. 23-37.
Zverev, Iu. M.; Klemeshev, A. P. "Problemy anklavnykh territorii," Region sotrudnichestva. Vol. 14 (39). 2004, pp. 25-32.
