CC BY
27
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 2 (412). Философские науки. Вып. 47. С. 59—65.
УДК 1:3 +177.5 ББК 87.6
ВОСПРИЯТИЕ ЗАВИСТИ В ПЕРЕХОДНЫЕ ПЕРИОДЫ: СОЦИАЛЬНЫЕ ПОДХОДЫ И ОЦЕНКИ
А. В. Миронов
Севастопольский государственный университет, Севастополь, Россия
Исследование выявляет особенности восприятия чувства зависти в периоды, связанные с изменением ценностной системы общества. Раскрывается историческая обусловленность процесса моральной трансформации человека. Рассматриваются периоды с различной социальной направленностью и их влиянием на конкретного индивида. Определяются причинно-следственные отношения в обществе, формирующие содержание моральных понятий и социальное отношение к отклонениям от установившегося социального стандарта.
Ключевые слова: зависть, гражданская активность, тщеславие, социальная коммуникация, ревностное чувство, неравенство, мотивация.
Исследование феномена зависти актуализировано рядом ситуаций, переживаемых современным обществом: нарастающим имущественным расслоением, поиском примиряющей социальной концепции, проблемами эффективного общественного сотрудничества. Зависть является препятствием как межличностной, так и социальной коммуникации, генерирует проявление агрессивности, корыстолюбия, алчности, тщеславия, тем самым формируя латентный пласт неудовлетворенности общественным пространством, в котором пребывает индивид. Интерпретации данного морального понятия могут служить индикатором нравственной атмосферы, сложившейся в социуме.
В научной литературе тематика зависти анализируется в основном в психологических исследованиях, связанных с определением ее роли в установлении межличностных контактов, влиянии ее на семейные и профессиональные отношения. В работах Т. В. Бесковой [2] акцент делается на выявление особенностей данного чувства и его влиянии на иные проявления проблематики личности. С точки зрения современного психоанализа рассматривала зависть М. Кляйн [4], эту традицию продолжает П. Кут-тер [5]. Междисциплинарный подход исследования зависти представлен в монографии Г. Шека [12], в которой разбираются формы ее влияния на различные модификации социального поведения. Взаимосвязь зависти, враждебности и тщеславия получила отражение в работе Е. П. Ильина [3]. Этическому аспекту исследований зависти посвятил свою работу А. Ю. Согомонов [10]. Хотелось бы отметить, что проблематику зависти западные исследователи анализируют в контексте социальной эволюции общества, соотнося с личностным
ростом человека (Г. Клантон [13], А. де Свон [14], Р. Хапка [15]).
Существование амбивалентных подходов в восприятии зависти указывает на спектр социальных противоречий, представленных в экономической, политической, религиозной сферах деятельности человека. Понимание специфики феномена зависти как порочного, асоциального явления предполагает использование контекста социальных прерогатив, включающих общезначимые идеи, представления о личном успехе, принципы коллективного участия, стандарты индивидуального поведения. Проблема взаимовлияния социальной среды и порочных качеств индивида состоит в определении причинно-следственных связей между изменениями социальной системы и нравственными трансформациями гражданина. Целью исследования является анализ исторических периодов, связанных с масштабными изменениями структуры общественных отношений, что позволяет выявить особенности ценностных тенденций в формировании общественного мнения относительно оценки зависти как аморального принципа и его воздействия на социум. Таким образом, устанавливается одна из причин социальной конфликтности и выявляются потенциальные способы ее нейтрализации.
В статье используется метод историко-сравни-тельного анализа, позволяющий объединить данные, полученные из исторических источников, и философское рассмотрение проблемы. Привлечение биографических материалов, жизнеописаний дает возможность соотнести историческую конкретику и этические выводы. С помощью системного подхода решается задача определения взаимообусловленности различных сфер
общественной жизни и их влияния на индивидуальный выбор моральных приоритетов. Выбор исторических периодов, исследуемых в работе, оправдан обстоятельствами, в которых представлены: столкновение прежних ценностных традиций в гражданской жизни и новых политических моделей; расхождение экономических новаций и сложившихся моральных установок в сфере труда; борьба формирующихся идеологических направлений и эгоистические проявления человека.
Зависть можно определить как чувство раздражения, досады, вызванное чужими успехами. Эмоциональная составляющая со временем дополняется рациональными обоснованиями, связанными с утвердившимися доминантами, определяющими моральный строй данного сообщества. Биологическая сущность человека включается в этот процесс на стадии борьбы за выживание. В силу универсальности проявлений в различных группах общества, отличающихся по ряду критериев: сословных, возрастных, материальных, национальных, религиозных, — зависть относится к социальной фактуре человеческого существования с меняющимся вектором личностной реализации. Значимые социальные события оказывают существенное воздействие на моральную сферу индивида и корректируют формы выражения зависти в зависимости от установившегося эталона общественных реакций на негативные модусы поведения человека и формируют допустимые границы ее демонстрации.
Социальная общность создает предпосылки возникновения ревностного чувства к чужим достижениям. К их числу можно отнести: материальное неравенство, отсутствие возможностей личностной и общественной реализации, неудовлетворенная жажда славы и признания, стремление к властвованию, официально признанное соперничество и конкуренция, желание самоутверждения. Необходимо выделить особый ракурс появления и развития зависти — столкновение индивида с принципами общественной справедливости, принятыми на определенном этапе эволюции социума в качестве положений, способствующих осуществлению межличностной коммуникации в рамках государственной системы. Недоверие и несогласие с ними инициирует негативное отношение к социальному целому, в подобном случае зависть находит свое обоснование через иллюзорную форму самопредъявления, объясняющую личные неудачи в процессе вхождения в коллективную структуру несовершенством механизма распределения общественных благ, неспособным объективно оценить достоинства личности. Переживания по поводу чужой
успешности преобразуются в устойчивую схему мироощущения, в которой представлено отрицательное отношение к согражданам, ценностным установкам, социуму в целом как совокупной причине индивидуальных неудач. В том случае, когда личное восприятие своих способностей, талантов, усилий не оправдывается при столкновении с социальной реальностью, оно трансформируется в критическую позицию, охватывающую весь спектр контактов в пределах общности, к которой принадлежит гражданин.
Деструктивный характер выражения зависти проявляется в двух ракурсах: индивидуальном и социальном. Нарушение конструктивных связей индивида в процессе общения детерминирует проблемы в достижении общезначимых целей. Жесткая демаркация личного и общественного оборачивается равнодушием, лицемерием, коварством, а зависть становится стимулом данных асоциальных поступков. Общественная атмосфера утрачивает привлекательность, открытость, мотивацию к сотрудничеству. Зависть предполагает имитацию или отказ от социально направленных действий, обоснованием чему служит эмоциональная антипатия к другим. Граждане, принадлежащие к одной и той же этнической, религиозной, имущественной группе, позиционируют себя в качестве соперников и противников в силу того, что чувство зависти не позволяет им договориться о единстве интересов. Следует отметить, что одним из самых существенных показателей зависти является недоброжелательность, раскрывающаяся в неприязни к окружающим, которые воспринимаются как косвенные виновники несостоявшихся жизненных претензий. Неготовность содействовать общим устремлениям получает обоснование в виде отрицательных примеров общественной жизни, в которых нарушаются принципы заявленной справедливости, касающиеся оценки личных качеств, способностей, дарований. Зависть проецирует скрытность как определяющую установку при установлении частных контактов, что отражается и на социальной сплоченности в целом. Таким образом, неискренность и злонамеренность, как последствия зависти, становятся приоритетными факторами в поведении индивида. Они формируют содержательный контекст отношений, получающий продолжение в чувствах ненависти, подозрительности, антагонизма, выходящих за пределы межличностных контактов и распространяемых на социальные группы, политические партии, общественные организации, государственные институции. Понятие зависти не стало элементом правовой области, так как представлено исключительно внутренними пережи-
ваниями и получило развитие в виде моральной категории, характеризующей порочную сущность человека.
Накопленный отрицательный потенциал в моральной сфере обращается в значимую доминанту социальной жизни в периоды исторических кризисов, так как общественные барьеры, препятствующие негативным качествам гражданина, теряют действенную силу. Переходные эпохи позволяют выделить особенности взаимодействия социальных и моральных феноменов в той плоскости, где личные свойства становятся общественными атрибутами, выражающими векторы политического и экономического движения. В таких ситуациях зависть может перерождаться в агрессивные формы социального участия: мстительность, предательство, измену, так как общественные условия, находящиеся в стадии реконструкции, предоставляют новые возможности для реализации скрытых амбиций и самомнений.
Становление античной цивилизации связано с появлением новой модели взаимного существования индивидов — городов-полисов. Их выживание, развитие и процветание предполагало активную гражданскую деятельность населения как меру защиты и сохранения национальной идентификации. В процессе колонизации чужих территорий греки и римляне были вынуждены сформировать свод правил, предъявляемый к гражданину, обусловленный спецификой удаленности городского поселения от метрополии, внешними угрозами, опасностями внутренних конфликтов. В данных обстоятельствах моральные принципы гражданина становились общественным достоянием, от них зависели жизнь и свобода сограждан. Социум фиксирует и жестко контролирует индивидуальные проявления, рассматривая их в сопоставлении с общими интересами. Пороки, как и добродетели, выводятся из сферы частных свойств человека, но интерпретируются в качестве социальных факторов, обеспечивающих государственную стабильность.
Напряженная политическая борьба, внешние вызовы враждебного окружения концентрируют усилия гражданского сообщества, направленные на предотвращение угроз внутренней конфликтности между различными группами населения. Демонстрация чувства зависти индивидом рассматривалась как предрасположенность к участию в мятежах, заговорах, восстаниях. Понимая опасность подобных эмоций, греки и римляне стремились законодательно зафиксировать принципы равенства, ограничить материальное расслоение, принудительное лишение имеющегося социального статуса. Одним из способов изменения
вектора актуализации зависти становится предоставление обществом возможностей для реализации неудовлетворенных личностных амбиций. Система отношений, построенная на принципах коллективной солидарности, переносила акценты индивидуальных претензий (успех, первенство, почитание) с эгоистических на общезначимые. Имущественное, сословное, иерархическое неравенство компенсировалось правом на общенародное признание, славу, восхищение демоса в случае достижения гражданином результатов, представляющих всеобщую ценность. Зависть к лучшим представителям сообщества побуждала индивида к самосовершенствованию, новациям, преодолению трудностей. «Но между собой они соперничали из-за славы, каждый спешил поразить врага, взойти первым на городскую стену, совершить подвиг на глазах у других, это они считали богатством, добрым именем и великой знатностью» [7. С. 8]. Таким образом, порочное качество оборачивалось социальной состязательностью и служило стимулом проявления героизма, жертвенности, доблести.
Публичный характер античной жизни предполагал широкое обсуждение общественных проблем, к которым относились вопросы, связанные с жизнедеятельностью всего социума (экономика, военное дело, спорт, искусство). Предъявляемые гражданином способности критически рассматривались с точки зрения всеобщей пользы. В ходе диспутов и прений выявлялось соответствие личных притязаний и предполагаемых результатов. Индивидуальное позиционирование уравновешивалось открытым характером принятия решений, и, таким образом, решался вопрос о предвзятости при выборе конкретных предложений, данное обстоятельство формировало барьеры возникновению и развитию чувства зависти. В идеальном государстве Платона государственное регулирование, направленное на унификацию граждан, лишало элитные сословия мудрецов и воинов права собственности, тем самым, устранялись причины для возникновения зависти у тех, от кого зависело благо целого. «Негодование — середина между завистью и злорадством. И то и другое чувства заслуживают порицания, негодующий же достоин одобрения. Негодование — это скорбь о том, что блага принадлежат недостойному... Завистливый же ведет себя противоположным образом. Его будут огорчать благоденствие любого человека, будь оно заслуженное или незаслуженное» [1. С. 322]. Зависть — страсть; по мнению Аристотеля, она в своей сущности содержит мотивацию проступков и основания для перехода в иные «дурные качества»: вражду, тщеславие, злорад-
ство, злобу. Частные случаи проявления зависти имеют тенденцию стать универсальной системой неприятия социального мира, что представляет опасность для его эффективного функционирования. Рациональное должно противостоять страстным порывам, интеллектуальное совершенствование входит в число требований, ожидаемых от добросовестного гражданина. Используя доводы разума, можно представить последствия зависти, степень ущерба, который она способна нанести как личностному, так и общественному развитию.
Период императорского Рима характеризуется расширением завоеванных территорий, увеличением городского населения, приростом подневольной рабочей силы, комфортом и благополучием правящих элит. При этом меняются акценты индивидуального мировосприятия. Гражданское участие и контроль в общественной жизни перестают играть существенную роль в процессе принятия кардинальных решений, определяющих существование социума. Человек предоставляется самому себе, разрыв с сообществом трансформирует его цели и устремления из сферы коллективного приложения в область эгоцентрических желаний. «Основные причины разложения — две гибельные страсти, которые именно в это время и развиваются в римском обществе: жажда власти и страсть к деньгам, к обогащению» [11. С. 94]. Роскошь становится объектом притязания большинства и тем самым инициирует завистливые чувства. Критерий оценки индивида в новых условиях — обладание богатством и доступ к власти; эти факторы носят характер взаимозависимости и формируют особый модус социального поведения, платформой которого является циничное отношение к окружающим. Гражданин больше не нуждается в коллективном одобрении, скорее, испытывает презрение к общественному осуждению и, таким образом, самостоятельно расширяет границы допустимого в моральных правилах. Неблаговидные поступки, мотивированные завистью: клевета, доносы, провокации, — оправдываются потенциальными удовольствиями в случае достижения желаемого.
В политической борьбе зависть подменяет собой традиционную мотивацию к общенародному благу, свойственную республиканскому Риму. Государственные интересы приносятся в жертву заносчивости и надменности, исходящими из беспредельных амбиций элит. «Но более всего его [Нерона. — А. М.] увлекала жажда успеха, и он ревновал ко всем, кто чем бы ни было возбуждал внимание толпы» [8. С. 224]. Императорский произвол в выборе приближенных уничтожил объективность выбора, связанного с государственной
иерархией. Это обусловило завистливые чувства к избранным не по справедливым основаниям, а достигшим преимущества благодаря лести и притворству. Власть превращается в средство возвеличивания и самообогащения, обладание ее возможностями становится инструментарием жизненного успеха. Не имея примеров, достойных для подражания, римские граждане не воспринимают политическое пространство как особую плоскость социальных интересов и переносят на нее сложившиеся корыстные стандарты поведения. Объектом зависти становится право распоряжаться чужой жизнью, собственностью, благополучием, что укрепляет собственную самооценку, придавая действиям сакральный характер. Политическое своеволие соблазняет граждан безграничностью притязаний, доступностью любых желаний, безудержностью проявлений. Публичный триумф самоутверждения служит правомерным результатом завистливых устремлений.
Моральная индифферентность общества освобождает завидующего от осуждения соплеменников, так как результаты индивидуального успеха принимаются окружающими без детализации подробностей. Универсальность чувства зависти раскрывается в приоритетности переживаний эпохи массового тщеславия, так как усиливается мотивация, наиболее адекватная социальным условиям выживания. Массовое сознание времен упадка Римской империи воспринимает данное чувство как естественную составляющую в системе личных ориентаций, переводя ее из разряда отрицательных качеств человека в необходимую социальную обусловленность. Только автономность существования, удаленность от общественной системы позволяют индивиду минимизировать проявления зависти. «Оставь поиски почестей — это вещь спесивая, пустая и непостоянная, ей нет конца, она всегда в тревоге, не видно ли кого впереди, нет ли кого за плечами, всегда мучается завистью и притом двойной. Видишь, как несчастен человек, если и тот, кому завидуют, завидует тоже» [9. С. 210].
Христианская церковь осуждает зависть как греховное в человеке, показатель отсутствия смирения и сопротивление воле Всевышнего, наделяющего каждого по своему усмотрению. Желание достичь большего нарушает подчиненность материального духовному в человеке, признанную церковью основой благой жизни. Корпоративный характер социальной деятельности в Средние века опирается на церковные принципы, структурирующие отношения граждан. В такой ситуации зависть разбалансирует сложившийся иерархический порядок общественного организ-
ма и начинает представлять опасность для всех, стимулируя несанкционированные деструкции. С помощью рыцарских уставов, цеховых правил, общинных уложений у средневекового гражданина купировалось это чувство страхом быть отлученным от сообщества. Тесное профессиональное взаимодействие, таинство исповеди, общие церковные мероприятия ограничивали развитие и проявления зависти. Религиозное сознание индивида, рассматривая зависть как несовершенство человеческой природы, совпадало в оценке данного явления с социальными приоритетами общества и тем самым отвергало его в качестве способа самореализации. Зависть противоречит в своей сущности терпению, милосердию, действенной любви, состраданию — основным христианским добродетелям, принятым социумом в качестве моральных предписаний для его членов, поэтому ее выражение носило латентный характер, как недостаток личной веры. Внесословные христианские критерии моральной жизни создавали негативный фон по отношению к зависти во всех социальных группах, что не могло исключить ее проявлений, но при этом абсолютизировали ее осуждение. Склонность к богатству, роскоши, чувственным удовольствиям получала в качестве противопоставления примеры аскетического подвижничества (отшельники, пустынники, странники), в которых раскрывалось служение людям через служение Богу. Демонстрация материального превосходства порицалась общественным мнением и, таким образом, уменьшались причины возникновения зависти. В условиях коллективной формы существования моральные пороки воспринимались как вызов общественной системе, имеющий отношение ко всем членам социума, объединенным общей верой. Нетерпимость к их проявлениям толковалась как личный долг христианина, что в условиях Средневековья совпадало с гражданскими обязанностями.
Эпоха Нового времени изменяет сущность экономических и политических отношений, получение выгоды и пользы становится основной мотивацией личной деятельности. Жесткая конкуренция во всех сферах формирует социальный подход в восприятии индивида через набор показателей успеха: благополучие, комфорт, место в профессиональной или государственной иерархии. Индивидуальное мировосприятие лишает общественное воздействие прежнего влияния на частные проявления, оставляя за конкретным человеком право выбора моральной направленности. Ощущение человеком атомарности существования снимает прежние традиционные запреты в проявлении подлинных чувств. В Новое время
зависть и ее последствия оказываются в сфере индивидуальной интерпретации как следствия позитивной независимости гражданина. В новых условиях она способна стать основой динамики материального благополучия как стимул устремлений и желаний.
Философские теории XVII в. (Фр. Бэкон, Т. Гоббс, П. Гассенди) выводят ревностные чувства из природной сущности человека, культивирующей выживание и совпадающей с идеей социального прогресса, представленной в обществе. Зависть связана с соперничеством — основным социальным способом самоутверждения гражданина. Т. Гоббс обосновывает свое принципиальное положение «война всех против всех» желанием индивида обладать большим, чем ему причитается, и только контроль со стороны государства способен ограничить себялюбивые притязания человека. Церковная позиция в понимании зависти как греховного проявления индивида столкнулась с экономическими реалиями, в которых конкуренция и соперничество признавались основными мотивирующими факторами развития отношений между гражданами. Выходом из ситуации можно считать появление теорий, где зависть объявлялась двигателем прогресса. В памфлете Б. Мандевиля «Басня о пчелах, или Пороки частных лиц — блага для общества», его трактате «Исследование о происхождении моральной добродетели» человеческие недостатки представлены в новом ракурсе: их социальная оценка меняется с традиционно-отрицательной на одобрительную характеристику. Аксиомами выступают положения о всеобщем характере зависти, о ее положительной роли в совершенствовании человека, позитивном стимулировании общества на пути прогресса. «Зависть и тщеславие были слугами трудолюбия; самый любимый каприз [обитателей улья] — непостоянство в еде, мебели и одежде, этот странный, нелепый обычай, превратился в двигатель торговли» [6. С. 57]. Осуждение зависти, по мнению Б. Мандевиля, — проявление общественного лицемерия. Оно не способствует возвышению индивида, препятствует национальному могуществу, тормозит экономическое развитие. Признание за личными пороками возможностей выступать потенциальными ресурсами материального процветания формирует ситуацию амбивалентного истолкования моральной требовательности. В сфере нравственных отношений данный феномен получает распространение в виде параллельно существующих систем восприятия поступков: официально-церковной и житейской, сосуществующих на основе сложившихся договоренностей о невмешательстве.
Анализ восприятия зависти в различные переходные периоды позволяет определить динамику социальных отношений через воздействие общественного мнения на гражданина. Изменяющиеся исторические условия формируют ценностную атмосферу, от направленности которой зависит проявление человеческих пороков. Гражданская солидарность, объединенная общезначимыми целями, препятствует возникновению и развитию зависти, рассматривая ее в ракурсе общественной угрозы. Расширение индивидуального пространства способствует активизации завистливого чувства, сопряженного с иными аморальными качествами
(тщеславием, безразличием, мизантропией). В таких условиях эгоцентризм становится самой адекватной формой социальной актуализации человека, соответственно, проявления зависти получают личное обоснование. Исследование трансформации общественного отношения к зависти в переходные периоды способствует построению социальных моделей взаимодействия гражданина и общества, которые служат показателем влияния социума на индивидуальное сознание. Через определение объектов зависти можно фиксировать социальные приоритеты социума и отношение большинства населения к данному моральному недостатку.
Список литературы
1. Аристотель. Большая этика / Аристотель // Соч. : в 4 т. Т. 4. — М. : Мысль, 1984. — С. 295—375.
2. Бескова, Т. В. Зависть и ревность: критерии сходства и различия понятий / Т. В. Бескова // Материалы II Всероссийской научно-практической заочной конференции «Интегративный подход к психологии человека и социальному взаимодействию людей». — М. : СВИВТ, 2012. — С. 58—65.
3. Ильин, Е. П. Психология зависти, враждебности, тщеславия / Е. П. Ильин. — СПб. : Питер, 2014. — 208 с.
4. Кляйн, М. Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников / М. Кляйн. — СПб. : Б.С.К., 1997. — 100 с.
5. Куттер, П. Любовь, ненависть, зависть, ревность. Психоанализ страстей / П. Куттер — М. : София, 2004. — 256 с.
6. Мандевиль, Б. Басня о пчелах / Б. Мандевиль. — М. : Мысль, 1974. — 376 с.
7. Саллюстий, Крисп Гай. Соч. / Гай Саллюстий Крисп. — М. : Наука, 1981. — 222 с.
8. Светоний, Транквилл Гай. Жизнь двенадцати Цезарей / Гай Светоний Транквилл. — М. : Правда, 1988. — 512 с.
9. Сенека, Луций Анней. Нравственные письма к Луцилию / Луций Анней Сенека. — Кемерово : Кемер. книж. изд-во, 1986. — 464 с.
10. Согомонов, А. Ю. Феноменология зависти в Древней Греции / А. Ю. Согомонов // Этическая мысль. Научно-публицистические чтения / редкол.: А.А. Гусейнов [и др.]. — М. : Политиздат, 1990 — С. 106—138.
11. Утченко, С. Л. Цицерон и его время / С. Л. Утченко. — М. : Мысль, 1986. — 352 с.
12. Шек, Г. Зависть: теория социального поведения / Г. Шек. — М. : ИРИСЭН, 2008. — 537 с.
13. Clanton, G. Frontiers of Jealousy Researches / G. Clanton // Alternative Lifestyles. — 1981. — No. 4. — P. 259—273.
14. De Swann, Abram. Jealousy as a Class Phenomenon: The Petite Bourgeoisie and Social Security / A. De Swann // Intern. Sociology. — 1989. — № 4. — P. 259—311.
15. Hupka, R. B. Cultural Determinants of Jesilousy / R. B. Hupka // Alternative Lifestyles. — 1981. — No. 4. — P. 310—356.
Сведения об авторе
Миронов Андрей Владимирович — доктор философских наук, доцент, профессор кафедры «Исторические, философские и социальные науки», Севастопольский государственный университет. Севастополь, Россия. andreyvmironov@gmail.com
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2018. No. 2 (412). Philosophy Sciences. Iss. 47. Pp. 59—65.
THE PERCEPTION OF ENVY IN TRANSITIONAL PERIODS: SOCIAL APPROACHES AND ASSESSMENTS
A. V. Mironov
Sevastopol State University, Sevastopol, Russia. andreyvmironov@gmail. com
The study investigates the perception of envy as an emotion and its characteristics associated with some changes in the value system of society. Also, the historical reasons behind the human's moral transformation are provided. Different periods conveying diverse social movements and their impact on an individual are researched. Social causal links that shape moral values and notions as well as the attitude of society towards any deviations from the norm are defined. Various historical interpretations of envy in the Antiquity, the Middle Ages and modern times are analyzed. The main method used in the study is the comparative historical analysis, which reveals the correlation between society and the citizen. The systematic approach allows incorporating various humanities such as History, Religion Studies and Ethics to solve the stated task. Civil activity and personal interaction are suggested as the hypothesis that defines those social factors that are used to evaluate envy. The suggestion of interdependence between an individual's personal space in the moral sense and stimulation of envy is made. Some current social trends are detected through defining the object of envy. The novelty of the study lies in tracing the dynamics in amorality under the influence of the changes in the relationships between society and an individual.
Keywords: envy; civic engagement; vanity; social communication; zealously feeling; inequality; motivation.
References
1. Aristotel'. Bol'shaya etika [Great ethics]. Sochineniya v 4 t. T. 4 [The Works in 4 vol. Vol. 4]. Moscow, Mysl' Publ., 1984. Pp. 295—375. (In Russ.).
2. Beskova T.V. Zavist' i revnost': kriterii skhodstva i razlichiya ponyatiy [Envy and jealousy: criteria similarities and differences of concepts]. Materialy II Vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii "Integrativnyy podkhod k psikhologii cheloveka i sotsial'nomu vzaimodeystviyu lyudey" [All-Russian scientific-practical conference "Integrative approach to human psychology and social interaction of people"]. Moscow, SVIVT Publ., 2012. Pp. 58—65. (In Russ.).
3. Il'in Ye.P. Psikhologiya zavisti, vrazhdebnosti, tshcheslaviya [The psychology of envy, hostility, and vanity]. St. Petersburg, Piter Publ., 2014. 208 p. (In Russ.).
4. Klyayn M. Zavist' i blagodarnost'. Issledovaniye bessoznatel'nykh istochnikov [Envy and gratitude. A study of unconscious sources]. St. Petersburg, B.S.K. Publ., 1997. 100 p. (In Russ.).
5. Kutter P. Lyubov', nenavist', zavist', revnost'. Psikhoanaliz strastey [Love, hate, envy, jealousy. Psychoanalysis passions]. Moscow, Sofiya Publ., 2004. 256 p. (In Russ.).
6. Mandevil' B. Basnya opchelakh [The Fable of the bees]. Moscow, Mysl' Publ., 1974. 376 p. (In Russ.).
7. Salyustiy Krisp Gai. Sochineniya [The Works]. Moscow, Nauka Publ., 1981. 222 p. (In Russ.).
8. Svetoniy Trankvill Gai. Zhizn'dvenadtsati Tsezarey [The Twelve Caesars]. Moscow, Pravda Publ., 1988. 512 p. (In Russ.).
9. Seneka Lutsiy Anney. Nravstvennyye pis'ma kLutsiliyu [Moral letters to Lucilius]. Kemerovo, Kemerovo book publishing house, 1986. 464 p. (In Russ.).
10. Sogomonov A.Yu. Fenomenologiya zavisti v Drevney Gretsii [The phenomenology of envy in Ancient Greece]. Eticheskaya mysl'. Nauchno-publitsisticheskiye chteniya [Scientific-journalistic readings "Ethical thought"]. Moscow, Publishing house of political literature, 1990. Pp. 106—138. (In Russ.).
11. Utchenko S.L. Tsitseron i yego vremya [Cicero and his time]. Moscow, Mysl' Publ., 1986. 352 p. (In Russ.).
12. Shek G. Zavist': teoriya sotsial'nogopovedeniya [Envy: a theory of social behaviour]. Moscow, IRISEN Publ., 2008. 537 p. (In Russ.).
13. Clanton G. Frontiers of Jealousy Researches. Alternative Lifestyle, 1981, no. 4, pp. 259—273.
14. De Swann A. Jealousy as a Class Phenomenon: The Petite Bourgeoisie and Social Security. International Sociology, 1989, no. 4, pp. 259—311.
15. Hupka R.B. Cultural Determinants of Jesilousy. Alternative Lifestyles, 1981, no. 4, pp. 310—356.
