CC BY
52
УДК 316
Сивиринов Борис Сергеевич
доктор социологических наук, доцент, профессор кафедры социологии и социального управления Сибирского института управления,
Филиала Российской академии народного хозяйства и государственного управления dom-hors@mail.ru
ВОСПРИЯТИЕ СОЦИАЛЬНЫХ СИСТЕМ КАК ИНФОРМАЦИОННОКОГНИТИВНАЯ ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО АНАЛИЗА В СОЦИАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ
Sivirinov Boris Sergeevich
D.Phil. in Social Science, Professor of the Social Science and Social Management Department, Siberian Institute of Management, branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration dom-hors@mail.ru
SOCIAL SYSTEMS PERCEPTION AS INFORMATIONAL COGNITIVE PROBLEM OF THE SOCIAL ANALYSIS IN SOCIAL MANAGEMENT
Аннотация:
Обосновывается тезис, что для теории и практики социального управления представляют интерес две проблемы системного подхода. Первая проблема связана с выяснением, в какой мере системное восприятие позволяет увидеть «реальную», «объективную» информацию о структурах или их проявлениях, учитывая, что в любом случае приходится основываться на предварительно уже готовой субъективной конструкции; вторая - в какой мере системное восприятие социальных объектов позволяет получить информацию об их сложности и многообразии и в то же время обеспечить их упорядоченность и управляемость.
Ключевые слова:
социальные системы, социальная реальность, восприятие социальных систем, самореферен-ция, социальная феноменология, «ограниченная рациональность», социальное управление, когнитивный диссонанс, феномен социальной интерференции.
Summary:
The article substantiates a thesis saying that theory and practice of the social management is concerned with two relevant problems of the system approach. One of them is inquiring into a question of how far the system perception receive real, objective information about structures or their manifestations, considering the fact that there is a formed subjective construction in the basis anyway. The other problem is in what degree the system perception of social objects allows receiving information about their complexity and variety and, at the same time, provides their ordering and controlling.
Keywords:
social systems, social reality, perception of social systems, self-reference, social phenomenology, limited rationality, social management, cognitive dissonance, social interference phenomenon.
В политике, социально-культурной и в экономической сфере не часто можно встретить теоретиков и практиков социального управления, обладающих способностью адекватного подхода в понимании и оценке информации, с учетом которой возможна грамотная социальная селекция, эффективное вмешательство в сложнейший механизм социальных структур и отношений. «Информационная способность, - писала О.М. Медушевская, - есть способность преобразовывать внешние воздействия реального мира в информацию (данные) о его состоянии. От нее зависит формируемая человеком картина реальности, как и возможность, соотносить свое поведение с реальной ситуацией» [1]. Такое положение вещей определяется многими, в основном информационными по природе, факторами. Во-первых, относительно недостаточным уровнем социального знания, во-вторых, неприятием, прежде всего практиками политики и экономики, такого понимания особенностей восприятия информации, которое связано с учетом ограничений и пределов человеческого сознания. В-третьих, недооценкой того факта, что каждый социальный объект имеет полиморфный характер и его адекватное восприятие возможно только с помощью полиморфных компетенций. В-четвертых, нежеланием в силу личных амбиций и самонадеянности и, следовательно, неумением осуществлять этот учет в реальной, текущей социальной практике, что неизбежно приводит к неадекватным управленческим решениям и, в-четвертых, отсутствием необходимой полноты положительной нравственной позиции, а отсюда и социальной ответственности, с чем связано действие всех вышеназванных факторов.
Информационный процесс восприятия социальных систем представляет собой определенную последовательность. Во-первых, весь спектр доступной для восприятия информации о социальном объекте или процессе попадает в мозг; во-вторых, он подвергается обработке и преломлению через «призму» сознания. При этом уровень знания или незнания, уровень и
сложность социокультурных и психологических алгоритмов восприятия у каждого человека существенно влияет на возникающий информационный образ реально существующего социального объекта. В силу имманентной человеку ограниченности сознания и неизбежного недостатка информации, «образ» системы социального объекта почти всегда является (по У. Эшби) «упрощением», а иногда искажением реально существующей социальной системы или процесса. Отсюда возникает не только теоретическая, но и практическая проблема адекватного соотношения этого образа с реальностью, так как управленческая деятельность всегда сталкивается с феноменом так называемой «непрозрачности». То, что присутствует в сердцевине всех социальных наук, как отмечает Бруно Латур, - это свойство рассматривать действие как непрозрачное. «Действие не осуществляется под полным контролем сознания; действие скорее должно восприниматься как узел, и конгломерат множества неожиданных действующих сил, которые необходимо тщательно распутывать» [2, р. 44].
Итак, проблема восприятия систем носит информационно-когнитивный характер. Социальные системы являются феноменологическим образом воспринимаемой нами социальной реальности. Это означает, что с одной стороны, социальная целостность есть продукт нашего сознания, образ познаваемого реального объекта, но с другой - это образ, которому субъект придает статус онтологической целостности. В данном случае мы сталкиваемся с процессом условного объективирования отобранных элементов восприятия социальной реальности. Таким образом, реальное поведение субъекта управления выступает в качестве реакции на весь комплекс восприятия социальной реальности, которая есть «квазиреальность». «В связи с этим возникает сугубо практическая задача регулирования степени адекватности социального действия и объективной реальности. Очевидно, что полностью устранить этот когнитивный диссонанс невозможно в силу специфических свойств человеческих сознания и психики» [3 с. 74; 4]. Реальное поведение, следовательно, является объективацией субъективной интерпретации, выбором, определяющим степень совпадения или расхождения адекватного и неадекватного поведения. Практика, следовательно, часто может ставить всех перед фактом свершения и выступать в качестве зримой формы легитимации и оправдания, как неадекватного восприятия социальной реальности, так и неадекватного поведения. В данном случае сильное влияние оказывают обыденное сознание, мотивы, ценности, потребности, установки участников социального управления. Что касается научного знания, то и оно не исключает риска «научной» легитимации эпистемологического диссонанса и неадекватного поведения.
Любое социальное явление часто воспринимается людьми в объектной форме, сочетающей в себе единство, переплетение взаимодействия объективного и субъективного, но, в соответствии с которой люди строят свою деятельность, то есть переводят условную онтологию социального бытия в социально-реальную. Однако следует заметить, что эта объектная форма, будучи идеальной проекцией целостности, какой бы искусственной она ни была, описывается человеком в виде «четких» понятий, для которых в социальной практике нежелательна их двусмысленность или многозначность.
Какие бы социальные институты и явления мы ни называли, мы всегда сталкиваемся с проблемой их четкого определения. Именно расхождения когнитивного образа и онтического вызывают неизбежный феномен многозначности и вариантности трактовки социальных явлений и процессов. Достаточно упомянуть существующее в социальных науках многообразие определений: «общество», «социальное», «власть», «партия», «государство», «социальная система» и т.д.
Системный подход к социальной реальности представляет собой такую же абстракцию, как и общетеоретический системный подход при анализе любых объектов окружающего мира. Природные и социальные объекты (именно в рамках системного подхода) по их происхождению и сущности являются проявлением своей трансцендентной сущности, с одной стороны, субъективными представлениями упорядочивающего сознания - с другой, и объективными, характерными организационными формами социальной реальности - с третьей.
Таким образом, именно в силу многоаспектности своего проявления социальные системы (системные объекты) могут быть идентифицированы в виде феноменов, в которых системное мышление является необходимым условием их существования.
Известный немецкий социолог Никлас Луман, посвятивший значительную часть своей деятельности исследованию социальных систем, попытался разрешить когнитивную проблему двух крайностей классических теорий социальных систем утверждавших, с одной стороны, что системы - это «чистые конструкции нашего сознания», что систем, как таковых, нет, а есть отдельные предметы, отобранные и объединенные нашим сознанием в системы и, с другой стороны, что социальные системы - это абсолютно объективные явления, противостоящие нашему сознанию. Оспаривая такой подход к пониманию системы, Н. Луман пишет: «Мы никогда
не понимали “систему” как только аналитическую систему, как чисто мыслительную конструкцию, чистую модель» [5, s. 599]. В то же время он указывает, что традиционная позиция классика системной теории общества Парсонса связана с обращением к «конкретным» системам, то есть реальным объектам «как системам» [6].
Оба подхода деформируют информационный процесс. Так, если разум, сознание берутся как одно из главных условий возникновения системы, то такая система (система-идея) сразу ставит под сомнение реальность приводимых в систему предметов или тождественность их восприятия. Конечность разума, его ограниченность как в мыслительных операциях, так и в восприятии жизненного опыта уже давно были замечены учеными. Самая «первая польза» «Критики чистого разума» Канта состоит в показе ограниченности попыток разума вырваться за пределы жизненного опыта. «В самом деле, если разум сперва исследует вполне свою собственную способность в отношении предметов, которые могут встречаться ему в опыте, то тогда легко определить со всей полнотой и достоверностью объем и границы предпринимаемого применения его за пределами всякого опыта» [7, с. 43]. Во втором случае «реальные», «конкретные» системы все равно выступают как рефлексия разума, а абсолютная объективность и антологический статус им лишь приписываются. Поэтому Н. Луман предлагает, на наш взгляд, интересный способ избежать абсолютной дихотомии субъекта и объекта, наблюдателя и реального процесса. Прежде всего, под «реальным» предлагается понимать не то, что подвержено «обозначению», а значит, какой-то форме рефлексии в традиционной линейной дихотомии «наблюдатель - процесс», а операцию различения в сочетании с обозначением, что вместе образует процесс реферирования. «Речь идет об обозначении чего-либо в контексте (одновременно оперативно проведенного) его различения с другим» [8, s. 596]. Итак, понятия референции и различения позволили Н. Луману вырваться из противоречия рассматриваемых позиций и объявить операцию отношения к чему-либо - реферирования (будь то внешний мир или внутренние элементы нашего процесса восприятия) - той реальностью, «с которой и надо иметь дело». Реальным является теперь не предмет, к которому мы относимся (обозначаем), а процесс реферирования.
Надо отдать должное стремлению ученого к максимальному реализму в своих концептуальных построениях. Н. Луман честно признает, что и эта реальность «реферирующей операции» не совсем реальна. Эта тавтология в предложении восходит и к общеизвестной тавтологии проблемы «описания описаний». Учитывая, что ограничения нашего сознания сопровождают и операцию различения наблюдения наблюдений, Н. Луман приходит к выводу, что и само то различение оказывается как бы вне поля зрения наблюдателя, оно становится «слепым пятном» [9, s. 520]. Но эта обреченность оставаться в заколдованном круге самореференции не совсем безнадежна. Умберто Матурана (Humberto Maturana), чилийский нейробиолог, идеи которого оказали существенное влияние не только на творчество Н. Лумана, но и на всех исследователей феномена самоорганизации, писал, что в процессе восприятия невозможно обеспечить различение между отношением к реальности (Realitaetsbezug) и иллюзией [10].
Процесс системной референции, при котором социальные системы «ориентируются на самих себя», с точки зрения внутренних процессов совпадает с процессом самоориентации, но уже в ходе различения этих систем с окружающим миром. Этот процес Н. Луман называет рефлексией, понимая ее как форму самореференции. Именно в самореференции можно видеть выход, точнее, возможность выхода из когнитивного тупика, или по терминологии Н. Лумана «парадокса самоописания», ибо из всего окружающего мира вещей и явлений наиболее доступно наблюдение «наблюдающего наблюдателя». Но здесь для разрушения парадокса самоописания общества требуется одно условие - понимать необходимость прерывать самореференцию. Уже этого понимания достаточно, чтобы разомкнуть информационный круг познания, так как сам акт понимания как бы помещает наблюдателя вне- и над процессом самореференции и позволяет депарадоксировать ее. «Наблюдатель может <и как здесь же указывает Н. Луман: «должен»> видеть, что наблюдаемая система не может видеть, что она не может видеть того, чего не может. В этом состоит подлинный выигрыш, предлагаемый кибернетикой второго порядка: видеть, что некто не может видеть того, чего не могут видеть... Но это не значит, что данная формула дает предел конечной мудрости земной. Но все-таки это означает, может быть, что тут конец мудрости и начало теории...» [11, с. 21]. Действительно, логика данной формулы наметила вектор теоретического самопознания общества, суть которого, скорее всего, в поисках наиболее эффективной верифицируемой семиотики самоописания, чем в поисках объективных закономерностей и путей революционного изменения общественных отношений.
Таким образом, мы видим, что главное в природе социальных систем, которые, безусловно, имеют объективные корни в их наличной онтологии структур, - это их смысл как результат самоописания, ибо без «смысла» и «самоописания» социальные системы, будучи продуктом и сре-
дой деятельности людей, вообще существовать не могут. В этом и состоит феноменологический характер бытия социальных систем.
Социальная феноменология отличается от феноменологии природных систем. Изначально, бытие природных систем формируется без участия людей. Здесь отсутствует неизбежность парадокса самоописания (природа не описывает себя). В социальной же феноменологии неизбежное самоописание (саморефлексия) является условием и неизбежным элементом реальности социальных систем. Известная нам традиция противопоставления, или дихотомии социального бытия и социального сознания, по сути, приводила к тому, что общественное (социальное) сознание социальных субъектов как бы не имело бытия, во всяком случае, ему не принадлежало. Поэтому «витающим» над бытием субъектам ничего не оставалось, как специализироваться на теории познания общественного бытия или становиться «революционерами», ставящими задачу преобразовать это бытие и видящими в обществе объект реализации своих смысловых моделей [12, s. 145].
Анализ механизма возникновения социальных целостностей в рамках системной логики вскрывает важные универсальные процессы системообразования. Применительно к обществу все же необходимо учитывать существенные факторы, обусловливающие его специфику. Одним из таких факторов является человек, его сознание. Мы уже показали, что бытийный анализ социальных систем невозможен без включения когнитивных свойств сознания как конструктивного компонента системной социальной онтологии. Кстати, в отечественных системных исследованиях на это пытались обращать внимание еще в 60-70-е гг. И.В. Блауберг и Э.Г. Юдин. «Подавляющее большинство теоретиков систем, - писал И.В. Блауберг, - ясно осознают взаимозависимость системной картины мира и тех познавательных средств, при помощи которых она строится» [13, с. 121-122].
Социальные структуры в процессе формирования неотделимы от сознательной деятельности «агента социального действия», знание (сознание) которого в значительной степени определяет как саму структуру, так и «контекст» этой деятельности. «Структура не имеет существования независимо от знания, которым располагают агенты, о том, что они делают в своей повседневной деятельности. Люди всегда знают, что они делают на уровне дискурсивного сознания, при описании» (выделено нами. - Б.С.) [14, с. 62].
Однако было бы излишней самоуверенностью считать, что «сознательная» деятельность является первичной по отношению к системным объектам социального бытия. На наш взгляд, придание этой деятельности человека статуса первичности (что действительно имеет место как в отечественной социально-управленческой и политической практике, так и в зарубежной (например, К. Поппер со своей «социальной инженерией»)) создает ситуацию проективной или своеобразной виртуальной реальности. Как справедливо отмечал Д. Лукач, в данном случае «возникает вторая действительность, которая скрывает истинный характер бытия и присваивает себе функцию более аутентичного, высшего бытия, оставаясь тем не менее в качестве незаменяемой долгое время идеологии реальной общественной силой и образуя в таком своем качестве неотделимую часть общественного бытия» [15, с. 46]. Далее, Д. Лукач обращает внимание на то, что такая отягощенная сознанием человека деятельность создает картину мира, не соответствующую «подлинному бытию», и может «способствовать отдалению от сущего, что зачастую и происходит, ибо человек, принимая в ходе общественной практики альтернативные решения, не в состоянии учитывать всю полноту обстоятельств, последствий и т.д.» [16 с. 47].
Отсюда следует, что в социальной аналитике и в практике социального управления необходимо учитывать этот фактор и делать поправку на возмущающее действие человеческой рациональности. Герберт Саймон (H.A. Simon), выдвинувший идею «ограниченной рациональности», был не самым первым исследователем общества, кто обратил внимание на пределы человеческого разума. Суть этой идеи состоит в том, что у человека как познающей и деятельной системы «ограничиваться может как способность вычислять, что есть рациональное поведение, так и способность следовать вычисленному типу поведения» [17, с. 91]. Заслуга Г. Саймона заключается в том, что он стремится внедрить эту идею, понимая всю ее важность, в конкретную сферу анализа и практики управления социальными и экономическими процессами.
Таким образом, из человеческого сознания и человеческой деятельности формируется феноменологический континуум социальной реальности, в котором мы сталкиваемся с постоянным взаимопереходом объективного и субъективного, объективированием субъективного и субъективированием объективного.
Каков же результат этого непрерывающегося взаимоперехода? Неуловимая и постоянно ускользающая от человека социальная реальность?
Следует подчеркнуть, что в данном случае мы сталкиваемся с явлением социальной интерференции, когда различные составляющие социальной реальности (социальные целостности, институты, процессы, картины, образы социальной реальности), взаимодействуя и взаимно влияя друг на друга, формируют не только результирующий «образ», но и все виртуальное поле социальной перспективы социального явления, включающее в себя не только видимую, но и «трансцендентную» социальную реальность. Поэтому необходимо обязательно исследовать все пространство интерференции социальных взаимодействий разной масштабности (если требуется, вплоть до глобальной), вовлеченных в каузально-детерминистское поле функционирования данного явления. По аналогии с оптической интерференцией социальная интерференция создает видимый нами, условно говоря, «муаровый узор» поля социальной перспективы, так же как при оптической интерференции нам видны «виртуальные» формы как результат восприятия пересечения реальных, базисных линий. В социальной жизни люди часто видят лишь видимые интерферентные формы поля социальных взаимодействий, событий и процессов и реагируют только на них. Сами же базисные линии процессов и явлений либо находятся вне поля зрения (эффект «слепого пятна», по Н. Луману), либо принадлежат трансцендентному пространству.
В случае, когда в социальном управлении преобладает реакция на интерферентные формы восприятия социальной реальности, мы сталкиваемся с феноменом так называемого когнитивного диссонанса. Люди при этом демонстрируют селективно фрагментарное восприятие социальной реальности. В этих случаях они являются для себя точкой отсчета и критерием истины в понимании системного социального мира и в принятии решений.
Человек как субъект управления, будучи включенным в социально-управленческие процессы, реагирует на воспринимаемые образы событий и ситуаций. Эти образы частично могут совпадать с ними или не совпадать полностью. Но для управленческого процесса важно то, что реальное поведение управленца есть результат этого совпадения и несовпадения, его выбора понимания социальной ситуации. Часто этот выбор зависит от состояния и уровня индивидуального сознания субъекта, внутренних мотивов, установок, потребностей, стереотипов и иллюзий. Весь комплекс внутренней интенциональности объективируется в управленческой деятельности субъекта управления. Все это требует от субъекта управления высокой ответственности за конечный социальный результат принятых решений и понимания, что эффективность его действий в значительной степени зависит от его профессиональных способностей, а следовательно, от владения научным подходом к решению управленческих проблем и стремления к научной эмансипации своих собственных действий. Если же практик социального управления не имеет достаточных знаний или не в состоянии с помощью специалистов привлечь необходимые научные знания, то он вынужден исходить из относительного здравого смысла и ограниченного личного опыта.
Поскольку всякая информация в процессах управления разной масштабности и временной протяженности имеет право называться «оперативной», то, во-первых, для социологических исследований представляют интерес механизмы и процессы ее восприятия, как самими социологами, так и практиками, включенными прямо или косвенно в системы социального управления; во-вторых, восприятие данной информации происходит при достаточно сложном взаимодействии систем управления и социальной среды. Следовательно, существует постоянный риск для исследователей и руководителей быть подверженными вышеупомянутым мотивам, установкам, стереотипам и иллюзиям. Информационно-когнитивный диссонанс в процессе восприятия социальных процессов часто является одной из важнейших причин нарушения функционирования и даже деформации социальных систем. И лишь наука может эмансипировать обыденные практики социального управления.
Мировая практика социального управления показала необходимость использования научного знания, различных методов и способов исследования, полученных в существующем комплексе социальных наук. В то же время пора признать, что социологический управленческий анализ должен осуществляться не только относительно интерпретаций сознанием людей реальных процессов, но и относительно (разумеется, насколько это возможно) самих реальных процессов. Но не только анализ. Сама практика социального управления, преодолевая пороги непонимания, должна стремиться к адекватной активности человека, научно сориентированной относительно реального положения вещей.
Ссылки:
1. Медушевская О.М. Когнитивно-информационная теория в социологии истории и антропологии // Социол. исслед.
2010. № 11.
2. Latour B. Reassembling the Social. Oxford University Press Inc., New York, 2005.
3. Сивиринов Б.С. Феномен социальной перспективы (методологические основания социального прогноза и управления). Новосибирск, 2002.
4. Сивиринов Б.С. Социальная квазиреальность или виртуальная реальность? // Социол. исслед. 2003. № 2.
5. Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriss einer allgemeinen Theorie. Frankfurt a/М., 1993.
6. Ibid.
7. Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1993.
8. Luhmann N. Op. cit.
9. Luhmann N. Die Wissenschaft der Gesellschaft. Frankfurt a/M., 1984.
10. См.: Maturana H.R. Erkennen: Die Organisation und Verkoerperung von Wirklichkeit. Braunschweig; Wiesbaden, 1982.
11. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социологос. М., 1991.
12. Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriss einer allgemeinen Theorie. Frankfurt a/М., 1993.
13. Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. М., 1973.
14. Гидденс Э. Элементы теории структурации // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск, 1995.
15. Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М., 1991.
16. Там же.
17. Саймон Г. Методологические основания экономики // Системные исследования. Методологические проблемы: ежегодник. 1989-1990. М., 1991.
References (transliterated):
1. Medushevskaya O.M. Kognitivno-informatsionnaya teoriya v sotsiologii istorii i antropologii // Sotsiol. issled. 2010. № 11.
2. Latour B. Reassembling the Social. Oxford University Press Inc., New York, 2005.
3. Sivirinov B.S. Fenomen sotsial'noy perspektivy (metodologicheskie osnovaniya sotsial'nogo prognoza i upravleniya). Novosibirsk, 2002.
4. Sivirinov B.S. Sotsial'naya kvazireal'nost' ili virtual'naya real'nost'? // Sotsiol. issled. 2003. № 2.
5. Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriss einer allgemeinen Theorie. Frankfurt a/M., 1993.
6. Ibid.
7. Kant I. Kritika chistogo razuma. SPb., 1993.
8. Luhmann N. Op. cit.
9. Luhmann N. Die Wissenschaft der Gesellschaft. Frankfurt a/M., 1984.
10. See: Maturana H.R. Erkennen: Die Organisation und Verkoerperung von Wirklichkeit. Braunschweig; Wiesbaden, 1982.
11. Luman N. Tavtologiya i paradoks v samoopisaniyakh sovremennogo obshchestva // Sotsiologos. M., 1991.
12. Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriss einer allgemeinen Theorie. Frankfurt a/M., 1993.
13. Blauberg I.V., Yudin E.G. Stanovlenie i sushchnost' sistemnogo podkhoda. M., 1973.
14. Giddens E. Elementy teorii strukturatsii // Sovremennaya sotsial'naya teoriya: Burd'e, Giddens, Khabermas. Novosibirsk, 1995.
15. Lukach D. K ontologii obshchestvennogo bytiya. Prolegomeny. M., 1991.
16. Ibid.
17. Saymon G. Metodologicheskie osnovaniya ekonomiki // Sistemnie issledovaniya. Metodologicheskie problemy: ezhegod-nik.1989-1990. M., 1991.
