CC BY
68Гуманитарные исследования. История и филология. 2021. № 4. С. 38-47. Humanitarian studies. History and philology. 2021. No. 4. P. 38-47.
Научная статья УДК 94(47).073
doi: 10.24412/2713 -0231 -2021 -4-3 8-47
Восприятие Н.И. Костомарова в отечественной и зарубежной исторической науке: трансформация радикального и национального трендов
Евгений Расимович Рачев
Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Россия, evgeny.rachev@gmail.com
Аннотация. В статье исследуется процесс конструирования стереотипов и нарративов, связанных с восприятием личности Н.И. Костомарова в отечественной и зарубежной исторической науке. Николай Иванович Костомаров - известный российский историк XIX в., родоначальник демократического направления в отечественной исторической науке, профессор, амбассадор украинского литературного возрождения, активный деятель первой волны украинофильства, панславист, идеолог «Кирилло-Мефодиевского братства», ревнитель государственной целостности Российской империи - противоречивая фигура, различные ипостаси которой по сей день продолжают вызывать пристальный интерес у исследователей. Академический интерес к претенциозному историку начинает формироваться в позднеимперской историографии, в которой находят отражение два взаимосвязанных устойчивых нарратива: радикальность и национализм Костомарова. Однако в советской историографической ситуации происходит разделение вышеуказанных трендов с усложнением и новым идеологическим наполнением. Современных отечественных и зарубежных исследователей привлекает в воззрениях Костомарова национальная составляющая, которая изучается в рамках конструктивистской парадигмы. В завершении работы дается оценка влиянию «Книги бытия украинского народа» и статьи «Украина», приписываемых Костомарову, на общее восприятие украинофила, а также ставится вопрос об уместности такого подхода. Радикальный и национальный тренды в научных интерпретациях Костомарова зародились одновременно в отечественной историографии благодаря трудам Драгоманова. На протяжении долгого времени они были неотделимы друг от друга. Однако радикальный тренд развивался под влиянием внешних факторов на развитие исторического знания, а трансформация национального тренда вызывалась внутренним развитием науки, в частности популяризацией конструктивистского подхода, что и предопределило долголетие и актуальность национального компонента в воззрениях Костомарова.
Ключевые слова: Николай Иванович Костомаров, историография, национализм, радикализм, украинофильство, малорусское наречие, конструирование нации, актуализация истории
Для цитирования: Рачев Е.Р. Восприятие Н.И. Костомарова в отечественной и зарубежной исторической науке: трансформация радикального и национального трендов // Гуманитарные исследования. История и филология. 2021. № 4. С. 38-47. https://doi.org/10.24412/2713-0231-2021-4-38-47
Original article
Perception of N.I. Kostomarov in domestic and foreign historical science: transformation of radical and national trends
Evgeny R. Rachev
Perm State National Research University, Perm, Russia, evgeny.rachev@gmail.com
© Рачев Е.Р., 2021
Abstract. The article examines the process of constructing stereotypes and narratives associated with the perception of N.I. Kostomarov's personality in domestic and foreign historical science. Nikolay Ivanovich Kostomarov is a well-known Russian historian of the XIX century, the founder of the democratic trend in Russian historical science, professor, ambassador of the Ukrainian literary renaissance, an active figure of the first wave of Ukrainophilism, pan-Slavist, ideologist of the "Cyril and Methodius Brotherhood", zealot of the state integrity of the Russian Empire - a controversial figure, whose various hypostases continue to arouse close interest among researchers to this day. Academic interest in the pretentious historian begins to form in the late imperial historiography, which reflects two interconnected persistent narratives: Kostomarov's radicalism and nationalism. However, there is a separation of the above trends with complication and new ideological content in the case of Soviet historiography. Modern Russian and foreign researchers attract the national component in Kostomarov's views, which studied within the framework of the constructivist paradigm. At the end of the text, there is an assessment of the influence of the «Books of the Genesis of the Ukrainian People» and the article «Ukraine», attributed to Kostomarov, on the general perception of the thinker and the question is raised whether this approach is appropriate. Radical and national trends in scientific interpretations of Kostomarov originated simultaneously in Russian historiography thanks to the works of Dragomanov. For a long time they were inseparable from each other. However, the radical trend developed under the influence of external factors on the development of historical knowledge, and the transformation of the national trend was caused by the internal development of science, in particular the popularization of the constructivist approach, which predetermined the longevity and relevance of the national component in Kostomarov's views.
Keywords: Nikolay Ivanovich Kostomarov, historiography, nationalism, radicalism, Ukrainophilism, Little Russian dialect, nation building, actualization of history
For citation: Rachev E.R. Perception of N.I. Kostomarov in domestic and foreign historical science: transformation of radical and national trends. Humanitarian studies. History and philology. 2021;4:38-47. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2713-0231-2021-4-38-47
Введение
Николай Иванович Костомаров - известный российский историк XIX в., родоначальник демократического направления в отечественной исторической науке, профессор, амбассадор украинского литературного возрождения, активный деятель первой волны украинофильства, панславист, идеолог «Кирилло-Мефодиевского братства», ревнитель государственной целостности Российской империи - противоречивая фигура, различные ипостаси которой по сей день продолжают вызывать пристальный интерес у исследователей.
Процесс конструирования стереотипов и нарративов, связанных с личностью Костомарова, занимает не одно десятилетие в российской историографии и продолжается до сих пор. Некоторые из них не выдержали проверку временем и были забыты, другие же, напротив, остаются актуальными и усложняются новыми смыслами. Подобные трансформации в восприятии Костомарова наиболее заметны при сопоставлении радикального и национального трендов, что составляют предмет изучения настоящей статьи.
Основная часть
Что же стало причиной актуализации интеллектуального наследия Костомарова?
Во-первых, это гибридная идентичность мыслителя. Воспитанник Воронежской гимназии, получивший престижное образование в Императорском Харьковском университете, Костомаров увлекался народной культурой Малороссии. Начиная с дебютных произведений, написанных в студенческие годы, историк транслировал на малорусском наречии популярные сюжеты из местного фольклора так, что пришел к мысли о создании целостной украинской истории, основанной на изучении песенной культуры. Совместно с П.А. Кулишом и Т.Г. Шевченко он создал комплекс трудов, которые легли в основу украинофильства - нового протонационального движения. «Украинофильство есть привязанность весьма малого числа малороссиян к своей народности, происшедшая от того, что эта народность гаснет, народ меняет свой язык на русский, а известно, когда исчезает
народность, всегда является в пользу ее агоническое движение», - объяснял Костомаров [Костомаров 1990: 298]. Однако на закате творческой карьеры защитник украинской культуры выступил с консервативных позиций и подверг резкой критике воззрения второй волны украинофилов, вдохновлявшихся его ранними работами. Благодаря позднему идеологическому транзиту мыслителя, современные историки продолжают вести споры о его самоидентификации, о том, кем себя позиционировал Костомаров в условиях обострения «национального вопроса» в Юго-Западном крае Российской империи.
Во-вторых, это методологические нововведения, предложенные профессором. Публикация научных трудов Костомарова пришлась на вторую половину XIX в., когда в отечественной историографии господствовала макроисторическая парадигма. Для начинающего исследователя главным ориентиром в академической среде являлись ведущие ученые, не оставлявшие попыток создать единую российскую историю, которая, как правило, сводилась к повествованию о выдающихся государственных деятелях и сопутствующих им событиях.
Костомаров предложил альтернативный подход и поместил в центр исследования народ. Обращаясь к своим студентам, к будущему исторической науки, профессор подчеркивал важную тенденцию новых штудий: «Для полноты же исторической науки необходимо, чтоб и другая сторона народной жизни равным образом была представлена в научной ясности, тем более что народ вовсе не есть механическая сила государства, а истинно живая стихия, содержание, а государство, наоборот, есть только форма, само по себе мертвый механизм, оживляемый только народными побуждениями...» [Костомаров 1990: 721]. Соответствуя таким требованиям, юные историки должны быть экспертами в этнографии по примеру Костомарова, участвовавшего в малороссийских антропологических экспедициях для сбора материала к первой диссертации. Таким образом, народнические увлечения украинофила привели к методологическому углублению в духе современного принципа междисциплинарности, реализованного в культурной этнологии и исторической антропологии.
В-третьих, это оппозиционность мыслителя. Причем несогласие Костомарова с существующими устоями не ограничивалось участием писателя в Кирилло-Мефодиевском обществе, как подчеркивается в школьных учебниках [История России 2016: 82], а распространялось и на сферу интересов и на дальнейшую публикационную деятельность, вплоть до стиля изложения. Например, с научным творчеством Костомарова были ознакомлены члены императорской семьи: «Прочитал государствование Иоанна III по Костомарову. Этот историк производит на меня такое же неприятное раздражающее впечатление, как отрицательные статьи «Вестника Европы», иногда статьи Стасова, поэзия Надсона, Мережковского и комп. и т.д. Костомаров, где только может, подольет яду, разбранит, уколет. Это какое-то змеиное шипение» - отмечал Константин Романов, внук императора Николая I [Романов 1998: 159].
Обращает на себя внимание проблематика штудий Костомарова. «Мазепа», «Мазепинцы», «Бунт Стеньки Разина», «Кто виноват в Смутном времени?» и подобные работы отражают неприглядные страницы отечественной истории, в которых государственные институты себя дискредитировали. Поэтому оппозиционность Костомарова носит в том числе скрытый неформальный характер. Не случайно статьи украинофила в двуязычном журнале «Основа», прошедшие цензуру, рассматриваются современными исследователями в качестве самостоятельного проекта уникальной малорусской народности, идущего в разрез с государственной национальной политикой в Юго-Западном крае Российской империи [Миллер 2000].
Вокруг персоны историка ходили различные слухи, вызванные его радикальным прошлым и активной гражданской позицией в столичной прессе. Показательным примером отношения к эксцентричному профессору может служить обращение студентов Императорского Санкт-Петербургского университета с просьбой оказать протекцию
арестованному профессору Павлову и прекратить чтение публичных лекций. Но Костомаров отказался поддержать протестные настроения молодежи. Впоследствии он отмечал: «Эта выходка студентов уже показала, что они во многом ошиблись относительно моей личности. Не нравилось им и то, что в моих лекциях они не могли отыскать никаких признаков либеральничанья, намекающего на что-либо современное, так как все лекции мои имели строго научный характер» [Костомаров 1922: 300].
Вышеуказанная цитата является выдержкой из автобиографии Костомарова -центрального источника для реконструкции воззрений украинофила. Воспоминания писались в сложных условиях: из-за проблем со зрением историк вынужден был диктовать текст под запись жене. Автобиография получилась очень сдержанной и умеренной, поскольку автору было важно продемонстрировать согласие с государственным курсом. Например, описание событий начала 60-х гг. XIX в. насыщено критикой «нигилизма» и «либеральничанья» молодого поколения, а не выступлением в защиту малорусского наречия, распространение которого ограничивалось «Валуевским циркуляром» 1863 г. Издание воспоминаний в периодической печати растянулось на несколько десятилетий и утвердило историка в статусе консервативного мыслителя в работах биографов позднеимперского периода.
Совмещение консервативного подхода с просветительскими идеями в персоне Костомарова находили отклики в многочисленных публикациях коллег в таких крупных российских научно-исторических журналах, как «Русская старина» и «Русский архив». Отрывки из автобиографии, переписка украинофилов и освещение деятельности громад заняли свою нишу в «Киевской старине» - главном журнале Малороссии на рубеже XIX-XX вв.
Следует отметить, что деловая этика, востребованная в академической культуре, на протяжении долгого времени не располагала к изучению противоречивых фрагментов жизни признанного знатока украинской словесности. Более того, целое направление в историографии составляли ученики Костомарова, небеспристрастные к его творчеству. Например, М.И. Семевский отмечал «постоянное стремление проникать в самую душу народа» в произведениях наставника [Семевский 1885: I]. Поэтому закономерно, что нарушение сформировавшегося тренда идеализации в восприятии Костомарова происходит вне печатного пространства Российской империи.
Данная заслуга принадлежит М.П. Драгоманову, опубликовавшему в Женеве размышления о воззрениях Костомарова. Исследователь проанализировал анонимное письмо, поступившее в 1860 г. в газету «Колокол», идентифицировал Костомарова в качестве автора и встроил его оппозиционные взгляды в процесс становления украинской национальной идеи. Для теоретика второй волны украинофильства, более радикального и претенциозного, нежели предшественники, важным оказалась иллюстрация идеологических истоков: «Идеи Костомаровского кружка несомненно представляют звено, которое соединяет стремления общества «Соединенных Славян», образовавшегося в Киевской губернии в 1823-1825 гг., с принципами «украйнофилов» и «хлопоманов» 60-х годов и украинских федералистов-социалистов настоящего времени» - указывал писатель [Драгоманов 1885: IV]. Таким образом, украинский демократ, находившийся в эмиграции, в одной работе сформулировал сразу несколько историографических канонов, неотрывно связанных с характеристикой личности Костомарова.
Первым лекалом стала радикальность мыслителя, проявившаяся на собраниях Кирилло-Мефодиевского общества. После разоблачения тайной организации у Костомарова был проведен обыск так, что его результаты стоили преподавателю Императорского университета Святого Владимира одиннадцати месяцев заключения в Петропавловской крепости и семи лет ссылки в Саратове. Причиной послужило обнаружение рукописи «Книга бытия украинского народа», - теологической утопии, призывающей славянские народы к освобождению от царей-угнетателей.
Этот эпизод из жизни Костомарова актуализировали первые советские исследователи. Повышенный интерес к сторонникам «славянской взаимности» обуславливался очевидным социальным запросом на героизацию предыдущих критиков царского режима. В частности, на украинском языке вышли труды о политическом значении Кирилло-Мефодиевского общества и обстоятельствах запрета первой диссертации Костомарова, в которых маркировался высокий потенциал демократических воззрений историка. «Его проповедь ненависти к царизму и старой русской государственности, к порабощению народа, как массы, и народностей, как наций, - проторяла путь революции, и в совершенном развале старой феодальной, централизованной самодержавной России, несомненно, нашли выражение его идеалы историка и гражданина» - утверждали украинские специалисты [Грушевський 1925: 20].
Между тем, в практическом выражении устремления Костомарова ограничивались распространением литературы на малорусском наречии и культивированием идей христианского социализма. Подобная разница между радикальностью взглядов и способом их воплощения была замечена П.А. Зайончковским, - центральным автором штудий о кирилло-мефодиевцах в советский период. [Зайончковский 1959]. Отчасти поэтому в фундаментальной работе «Революционная традиция в России», подводящей черту под историей российского революционного движения, отсутствуют сведения об украинофильском кружке, что иллюстрирует тенденцию к снижению радикальности образа Костомарова [Пантин, Плимак, Хорос 1986].
Дополнительным аргументом в пользу временного характера революционного восприятия Костомарова являются современные интерпретации творческого наследия мыслителя, изложенные на международных конференциях, приуроченных к юбилеям со дня рождения историка. В основном, научные реминисценции касаются различных аспектов романтической регионалистики Костомарова, охватывающей период его студенчества в Харькове и ссылки в Саратове [Костомаров 1992]. В свою очередь, кейс Кирилло-Мефодиевского общества теряет свою популярность в академической среде: ранее он трактовался в качестве кульминации протеста интеллигенции Малороссии против царизма, а сейчас даже не упоминается в монографии «Западные окраины Российской империи» - магистральном труде о взаимоотношениях центра и национальной периферии России, оставаясь только на страницах отечественных учебников истории [Западные окраины Российской империи 2006].
Иностранные коллеги солидарны с российскими специалистами в оценке локальности трудов кирилло-мефодиевцев для зарождения национального самосознания в Юго-Западном крае Российской империи. Показательны исследования Р. Вульпиус, настаивающей на ведущей роли религиозного фактора в конкурентной среде соприкосновения национальных идентичностей. ^и^ш 2005]. Вместе с тем, автор не указывает христианскую утопию, «Книга бытия украинского народа» - краеугольное произведение раннего украинофильства, в качестве предпосылки к формированию украинской самости, тем самым нарушая генеалогию протеста, выстроенную Драгомановым, исключая Костомарова из радикальной традиции.
Вторым нарративом в исторической науке остается представление о националистической направленности образа мыслей Костомарова. Еще в позднеимперские времена в репрезентации историка определяющую роль играла его малорусская идентичность и увлеченность местным фольклором. Примечателен случай проведения выставки «Костомаровские дни», состоявшейся в 1911 г. на малой родине историка в Воронеже, в рамках которой проходил этнографический концерт. По словам В.А. Алленовой, «приглашенные из Москвы М.Е. Пятницкий и участник руководимого им народного хора певец-бандурист В.К. Шевченко исполнили русские и украинские былины и думы, исторические песни, вариации на темы казацкой полковой музыки» [Алленова 2017: 24-25]. То есть тематика выставки скорее свидетельствовала об объединяющей силе казачества и народнических убеждениях украинофила, нежели проводила водораздел между культурами соседних народностей.
В зарождавшейся советской исторической школе возникла потребность в пересмотре взглядов мыслителей прошлого на основе марксистской методологии. Идеологов украинофильства это коснулось в первую очередь, поскольку их буржуазные воззрения предполагали всеобщее просвещение народа, но были слишком умеренными, чтобы отвечать интересам классовой борьбы. И без того противоречивая персона Костомарова получала различные интерпретации в научной сфере в зависимости от изменений внутриполитического курса. Так, в 1934 г. в СССР развернулась кампания против «национал-уклонизма», причем украинской разновидности «крамолы» уделяли особое внимание. «На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но, когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью» -предостерегали руководители страны [Сталин 1951: 362].
Программные заявления партии отразились в академических работах и фрагментарное изучение личности Костомарова получило весомый отклик в знаковой статье известного советского историографа Н.Л. Рубинштейна. «Но оппозиционность Костомарова вызывалась не его социально-политическими взглядами: она отражала не протест народных масс против классового и национального угнетения, а недовольство украинской буржуазии ущемлением ее национальных интересов», - констатировал автор [Рубинштейн 1940: 41]. Если ранее биографию украинофила подразделяли на две части: радикальную, включавшую в себя организацию Кирилло-Мефодиевского общества и его идеологическое наполнение, и «оппортунистическую», выражавшуюся в критике начинаний новой плеяды «хлопоманов», то с начала 1940-х гг. мировоззрение «народного историка» приобрело резко негативную коннотацию.
Только во время демократизации в эпоху «гласности» удалось переломить подход, осуждающий националистическую сторону воззрений Костомарова. К примеру, «Украинский исторический журнал» включил произведения историка в цикл публикаций, посвященных выдающимся представителям украинской общественно-политической мысли. Но решающая заслуга в изменении отношения к творчеству Костомарова принадлежит Ю.А. Пинчуку, выпустившему серию работ о перипетиях судьбы украинофила, в которых ревнитель малорусской культуры показан в качестве последовательного критика национализма: «Как человек, он был противником национальной исключительности и шовинизма, хотя и допускал некоторые недостатки в своих попытках развенчания фетишей истории» [Пшчук 2012: 51-52].
При обретении государственной независимости в украинском обществе вызревает потребность в укреплении национальной идентичности. Это придает новый импульс для изучения идей Костомарова с акцентом на особый потенциал в сочинениях историка: «Его перу принадлежат сотни весомых трудов по историософии, этнокультуре, народоведению, интеллектуально-духовный потенциал которых мог бы успешно работать на утверждение национального самосознания, расширение духовного поля, украиноведения», - указывают создатели библиографического сборника [Микола Костомаров - гордють Украши 2012: 4]. Казалось бы, каков репрезентативный капитал преамбулы из путеводителя провинциальной библиотеки? Однако если обратить внимание на развитие украинской академической науки, то можно обнаружить тенденции к формированию отдельного междисциплинарного направления под названием «Костомароведение», возглавляемое Ю.А. Пинчуком. В частности, в 2012 г. выпущен сборник, насыщенный статьями с весьма утилитарной проблематикой:
- «Отображение элементов украинской национальной идеи в научном творчестве Н.И. Костомарова»;
- «Анализ штудии Н. Костомарова «Гетманство Самойловича» в аспекте влияния на развитие национального самосознания»;
- «Монография Н. Костомарова «Мазепа» как фактор формирования самосознания украинской нации»;
- «Вопрос национального самосознания в штудии Н. Костомарова «гетманства Бруховецкого» [Пшчук 2012].
На первый план в публикациях Пинчука выходит патриотическая составляющая научных трудов Костомарова, которая складывается из артикуляции двух взаимосвязанных сюжетов. С одной стороны, это стремление к самостоятельности бывших предводителей Украины, с другой, самобытные характеры героев из простонародья, легкие для считывания массовой аудиторией.
Современная российская историография поддерживает национальный тренд в восприятии идейного наследия Костомарова, но в другом ключе. Прежде всего, иные трактовки идеологии протонациональных движений вызваны использованием конструктивистской методологии, получившей распространение в исследованиях феномена национализма благодаря монографии Б. Андерсона «Воображаемые сообщества». [Андерсон 2016]. В данном случае, литературные, научные и прочие общественные начинания известного украинофила интерпретируются как инструменты «изобретения» южнорусской самости. Например, в программной статье «Две русские народности» внимание читателей акцентируется на различиях в национальных характерах соседних народов с помощью следующих бинарных позиций: вольность - исполнительность, индивидуальное -коллективное, народное - государственное, эмоциональное - рациональное, сельское -городское [Костомаров 1861: 57]. Кроме того, Костомарову принадлежит попытка создания украинского литературного языка посредством заимствования слов и фонетики из малорусского фольклора. Исследованиям подобных способов национального конструирования посвящены работы А.И. Миллера и А.А. Тесли [Миллер 2000; Тесля 2015].
Среди иностранных исследователей популярна проблематика генезиса украинской национальной идеи, которая строится вокруг изучения воззрений ограниченного круга интеллектуалов. При этом деятельности Костомарова уделяется особое внимание, поскольку в его мировоззрении сочетается исключительность украинского народа вместе со служением императорской короне. «Хотя Костомаров и Левицкий стремились направить малороссийскую идею в более популистское русло, они оставались в значительной степени частью официально санкционированной малороссийской среды, процветавшей в Киеве», -подчеркивает Фэйт Хиллис [Hillis 2013: 89-90]. То есть национализм мыслителя включался в общеимперский контекст и носил мирный характер, в то время как представители второй «волны» украинофильства уже начинали интегрировать социалистические идеи в украинскую идентичность.
Подводя итоги, следует отметить, что в современных работах соседствуют абсолютно противоположные коннотации устремлений Костомарова в отдельные периоды жизни, но невозможно не заметить общую тенденцию ухода авторов от радикального восприятия историка.
Заключение
Радикальный и национальный тренды в научных интерпретациях Костомарова зародились одновременно в отечественной историографии благодаря трудам Драгоманова. На протяжении долгого времени они были неотделимы друг от друга. Однако радикальный тренд развивался под влиянием внешних факторов на развитие исторического знания, а трансформация национального тренда вызывалась внутренним развитием науки, в частности популяризацией конструктивистского подхода, что и предопределило долголетие и актуальность национального компонента в воззрениях Костомарова.
Более того, аргументация оппозиционности историка всегда основывалась на двух небольших допущениях. Во-первых, радикальная теология «Книги бытия украинского народа», которая стала причиной репрессий в отношении Костомарова, оказалась адаптацией
религиозно-политического памфлета польского поэта-романтика А. Мицкевича. Для мыслителей раннего национализма, конструировавших собственный язык, распространенным явлением была практика заимствования художественных произведений из других культур с целью изложения на своем наречии. Украинофилы активно переписывали художественные произведения, например, басни И.А. Крылова. Костомаров открещивался от данной практики и не принимал в ней участия.
Во-вторых, остается дискуссионным вопрос об авторстве письма издателю газеты «Колокол», озаглавленного «Украина». Зачем профессиональному историку, получившему признание в академической среде за фундаментальное исследование образа Богдана Хмельницкого, только что реабилитированному по делу об участии в тайной организации, писать в крамольную газету заметки с фактологическими историческими ошибками в очень вольном стиле? За пределами данных сочинений деятельность Костомарова остается и воспринимается как вполне умеренная, поэтому споры об их авторстве всегда будут носить принципиальный характер.
Список источников
1. Новi зизнання М.1. Костомарова в III вщдшенш // Кирило-Мефодпвське товариство: У 3 т. / АН УРСР. Археограф, комюя та ш.: упоряд. М. I. Бутич, I.I. Глизь, О.О. Франко; редкол.: П.С. Сохань. К.: Наук, думка. Т. 1. 1990. 544 с.
2. Костомаров Н.И. Автобиография Н.И. Костомарова / под ред. В. Котельникова. М.: Задруга, 1922. 440 с.
3. Костомаров Н.И. Две русские народности // Основа. 1861. № 3. С. 33-80.
4. Костомаров Н.И. Об отношении русской истории к географии и этнографии. (Лекция, читанная в Географическом обществе 10 марта 1863 г.) // Собрание сочинений Н.И. Костомарова в 8 книгах, 21 т. Исторические монографии и исследования. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича. Книга 1. Т. 3. 1903. С. 718-731.
5. Романов К.К. (великий князь; 1858-1915). Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма / Под. ред. Эллы Матониной. М.: Искусство, 1998. 492 с.
Список литературы
1. Алленова В.А. Из истории организации памятных мероприятий в городе Воронеже: «Костомаровские дни» 1911 года // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: История. Политология. Социология. 2017. № 3. С. 20-26.
2. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / пер. с англ. В. Николаева; вступ. ст. С.П. Баньковской. М.: Кучково поле, 2016. 416 с.
3. Грушевський М.С. Костомаров i Нова Украша. В сороковi роковини // Украша. 1925. № 3. С. 3-20.
4. Драгоманов М.П. Предисловие к «Письму к издателю «Колокола». Женева: Громада, 1885. С. III-IX.
5. Зайончковский П.А. Кирилло-Мефодиевское общество (1846-1847). М.: Московский университет, 1959. 172 с.
6. Западные окраины Российской империи / авторский коллектив: Бережная Л.А., Будницкий
0.В. и др. под ред. Долбилова М.Д. и Миллера А.И. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 608 с.
7. История России. 9 класс. Учебник для общеобразовательных организаций. В 2 частях. Часть
1. / Н.М. Арсентьев, А.А. Данилов, А.А. Левандовский, А.Я. Токарева; под ред. А.В. Торкунова. М.: Просвещение, 2016. 160 с.
8. Миллер А.И. Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века). СПб.: Алетейя, 2000, 260 с.
9. Микола Костомаров - гордють Украши: бiблiографiчний покажчик / уклад. Л.1. Зубко; вщп. за вип. Л.1. Трошина. Прилуки: Прилуцька мюька центральна бiблiотека iм. Л. Забашти, 2012. 23 с.
10. Николай Иванович Костомаров и его творческое наследие: сборник тезисов и докладов научной конференции, посвященной 175-летию со дня рождения Н.И. Костомарова, 21-22 мая 1992 года, Воронеж-Острогожск. Тип. Воронежского ВВАИУ, 1992. 48 с.
11. Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России: 1783-1883 гг. М.: Мысль, 1986. 343 с.
12. Инчук Ю.А. «...Як говорить, почувае, думае, живее народна маса» // Вибраш студи з костомаровознавства. К.: 1нститут украшсько! археографн та джерелознавства iм. М.С. Грушевського НАН Украши, 2012. 608 с.
13. Рубинштейн Н.Л. Н.И. Костомаров. 1817-1885 // Исторический журнал. 1940. № 10. С. 40-50.
14. Семевский М.И. Николай Иванович Костомаров. Некролог // Русская старина. 1885. С. I-IV.
15. Сталин И.В. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП (б) 26 января 1934 г. // Сталин И.В. Сочинения. Том 13. М.: Государственное издательство политической литературы, 1951. С. 282-379.
16. Тесля А. А. Вариация на тему политической теологии: «Книга бытия украинского народа» // Социологическое обозрение. Т. 15. 2015. № 2. С. 82-106.
17. Hillis F. Children of Rus': Right-Bank Ukraine and the Invention of a Russian Nation. Ithaca and London: Cornell University Press, 2013. 329 p.
18. Plokhy S. The Cossack Myth: History and Nationhood in the Age of Empires. (Тру тew Studies in European History). Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2012. 402 p.
19. Vulpius R. Nationalisierung der Religion: Russifizierungspolitik und ukrainische Nationsbuildung, 1860-1920. Wiesbaden: Harrassowitz, 2005. 475 p.
List of sources
1. Новi зизнання M.I. Костомарова в III вщдшенш // Кирило-Мефодпвське товариство: У 3 т. / АН УРСР. Археограф, комюя та ш.: упоряд. М. I. Бутич, I.I. Глизь, О.О. Франко; редкол.: П.С. Сохань. К.: Наук, думка. Т. 1. 1990. 544 с.
2. Kostomarov N.I. Avtobiografiya N.I. Kostomarova [The autobiography of N.I. Kostomarova]. Moscov, Zadruga, 1922, 440 p. (In Russ.)
3. Kostomarov N.I. Dve russkie narodnosti [Two Russian peoples]. Osnova, 1861, no. 3, pp. 33-80. (In Russ.)
4. Kostomarov N.I. Ob otnoshenii russkoi istorii k geografii i etnografii. (Lektsiya, chitannaya v Geograficheskom obshchestve 10 marta 1863 g.) [On the relationship of Russian history to geography and ethnography. (Lecture given at the Geographical Society on March 10, 1863)]. Sobranie sochinenii N.I. Kostomarova v 8 knigakh, 21 t. Istoricheskie monografii i issledovaniya, Saint Petersburg, Tipografiya M.M. Stasyulevicha, book 1, vol. 3, 1903, pp. 718-731. (In Russ.)
5. Romanov K.K. (velikii knyaz'; 1858-1915). Dnevniki. Vospominaniya. Stikhi. Pis'ma / Pod. red. Elly Matoninoi. Moscov, Iskusstvo, 1998, 492 p. (In Russ.)
References
1. Allenova V.A. Iz istorii organizatsii pamyatnykh meropriyatii v gorode Voronezhe: «Kostomarovskie dni» 1911 goda [From the history of organizing commemorative events in the city of Voronezh: "Kostomarov days" 1911]. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya. Sotsiologiya, 2017, no. 3, pp. 20-26. (In Russ.)
2. Anderson B. Voobrazhaemye soobshchestva. Razmyshleniya ob istokakh i rasprostranenii natsionalizma [Imaginary communities. Reflections on the origins and spread of nationalism]. Moscov, Kuchkovo pole, 2016, 416 p. (In Russ.)
3. Грушевський М.С. Костомаров i Нова Украша. В сороковi роковини // Украша. 1925. № 3. С. 3-20.
4. Dragomanov M.P. Predislovie k «Pis'mu k izdatelyu «Kolokola» [Preface to the Letter to the Publisher of the Bell]. Zheneva, Gromada, 1885, pp. III-IX. (In Russ.)
5. Zaionchkovskii P.A. Kirillo-Mefodievskoe obshchestvo (1846-1847) [Cyril and Methodius Society (1846-1847)]. Moscov, Moskovskii universitet, 1959, 172 p. (In Russ.)
6. Berezhnaya L.A., Budnitskii O.V. Zapadnye okrainy Rossiiskoi imperii [Western outskirts of the Russian Empire]. Moscov, Novoe literaturnoe obozrenie, 2006, 608 p. (In Russ.)
7. Arsent'ev N.M., Danilov A.A., Levandovskii A.A., Tokareva A.Ya. Istoriya Rossii. 9 klass [History of Russia. Grade 9]: uchebnik dlya obshcheobrazovatel'nykh organizatsii, part 1, Moscov, Prosveshchenie, 2016, 160 p. (In Russ.)
8. Miller A.I. Ukrainskii vopros v politike vlastei i russkom obshchestvennom mnenii (vtoraya polovina XIX veka) [The Ukrainian question in the politics of the authorities and Russian public opinion (second half of the 19th century)]. Saint Petersburg, Aleteiya, 2000, 260 p. (In Russ.)
9. Микола Костомаров - гордють Украши: бiблiографiчний покажчик / уклад. Л.1. Зубко; вщп. за вип. Л.1. Трошина. Прилуки: Прилуцька мюька центральна бiблiотека iM. Л. Забашти, 2012. 23 с.
10. Nikolai Ivanovich Kostomarov i ego tvorcheskoe nasledie [Nikolay Ivanovich Kostomarov and his creative heritage]: sbornik tezisov i dokladov nauchnoi konferentsii, posvyashchennoi 175-letiyu so dnya rozhdeniya N.I. Kostomarova, 21-22 maya 1992 goda, Voronezh-Ostrogozhsk, Tip. Voronezhskogo VVAIU, 1992, 48 p. (In Russ.)
11. Pantin I.K., Plimak E.G., Khoros V.G. Revolyutsionnaya traditsiya v Rossii: 1783-1883 gg. [Revolutionary tradition in Russia: 1783-1883]. Moscov, Mysl', 1986, 343 p. (In Russ.)
12. Пшчук Ю.А. «...Як говорить, почувае, думае, живее народна маса» // Вибраш студи з костомаровознавства. К.: 1нститут украшсько! археографи та джерелознавства iM. М.С. Грушевського НАН Украши, 2012. 608 с.
13. Rubinshtein N.L. N.I. Kostomarov. 1817-1885 [N.I. Kostomarov. 1817-1885]. Istoricheskii zhurnal, 1940, no. 10, pp. 40-50. (In Russ.)
14. Semevskii M.I. Nikolai Ivanovich Kostomarov. Nekrolog [Nikolai Ivanovich Kostomarov. Obituary]. Russkaya starina, 1885, pp. I-IV. (In Russ.)
15. Stalin I.V. Otchetnyi doklad XVII s"ezdu partii o rabote TsK VKP (b) 26 yanvarya 1934 g. [Report to the 17th Party Congress on the work of the Central Committee of the All-Union Communist Party of Bolsheviks on January 26, 1934]. Stalin I.V. Sochineniya, vol. 13, Moscov, Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoi literatury, 1951, pp. 282-379. (In Russ.)
16. Teslya A. A. Variatsiya na temu politicheskoi teologii: «Kniga bytiya ukrainskogo naroda» [Variation on the theme of political theology: "The Book of the Life of the Ukrainian People"]. Sotsiologicheskoe obozrenie, vol. 15, 2015, no. 2, pp. 82-106. (In Russ.)
17. Hillis F. Children of Rus': Right-Bank Ukraine and the Invention of a Russian Nation. Ithaca and London: Cornell University Press, 2013. 329 p.
18. Plokhy S. The Cossack Myth: History and Nationhood in the Age of Empires. (Тру тew Studies in European History). Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2012. 402 p.
19. Vulpius R. Nationalisierung der Religion: Russifizierungspolitik und ukrainische Nationsbuildung, 1860-1920. Wiesbaden: Harrassowitz, 2005. 475 p.
Информация об авторе Е.Р. Рачев — аспирант, Пермский государственный национальный исследовательский университет.
Information about the author E.R. Rachev — Graduate Student, Perm State National Research University.
Статья поступила в редакцию 12.09.2021; одобрена после рецензирования 29.09.2021; принята к публикации 29.09.2021.
The article was submitted 12.09.2021; approved after reviewing 29.09.2021; accepted for publication 29.09.2021.
