CC BY
106
ВОСПОМИНАНИЯ О С. А. ЖАРОВЕ
И. Ассур
Сергей Алексеевич Жаров (1896-1985) одна из замечательных фигур русской эмиграции; его популярность в Европе и Америке была феноменальной. Выпускник Синодального училища, ученик А. К. Кастальского, Н М. Данилина, С. В. Смоленского, П. Г. Чеснокова, продолжатель традиций русской церковно-хоро-вой школы, выросший в практической деятельности в выдающегося регента, был создателем знаменитого Донского казачьего хора. Несмотря на то, что изданы воспоминания самого Жарова [2; 3; 6, 455-462], а пишущие о хоре неоднократно обращались к его биографии1, в опубликованных версиях много противоречивых и далеких от реальности фактов. То же можно сказать и об истории Донского казачьего хора п/у С. А. Жарова2. По версии Ю. Хечинова сводный хор был создан по приказу начальника дивизии из лучших певцов полковых хоров к празднику свт. Николая Чудотворца в 1921 г. и предназначался для богослужения [10, 43]. В начале своей деятельности он базировался в лагере Чилингир, затем вместе с казаками попал на Лемнос, где С. А. Жаров выполнял обязанности регента в предоставленной казакам греческим духовенством церкви. После переезда в Софию, где хор пел в домовой церкви русского посольства, состоялся духовный концерт в соборе Александра Невского [10, 43; 6, 528]. Здесь его услышала выдающаяся русская балерина Т. П. Карсавина, оказавшая содействие в организации гастролей хора в Вене и Париже. Успех и известность хора были ошеломляющими. Донские казаки составляли основную массу певчих лишь в начале его деятельности; связь с Доном сохранялась благодаря имени, немногочисленным песням армейского репертуара и тому, что во всех его составах пели выходцы с Дона и их потомки3.
Исполнительский стиль хора выпускник Синодального училища А. П. Смирнов характеризовал как «настоящую подлинную синодальную манеру» [6, 502], а казакам-эмигрантам он напоминал пение Войскового хора: «Поразительная дисциплина звука, то мощное, стихийно захватывающее наслоение, то едва слышимое пиано - неожиданностью чередования поражало венцев <...> Казалось, что сидишь в Новочеркасске и слышишь пение дорогих станичников, доведенное до виртуозности» [7, 423].
Предлагаемый читателям материал представляет собой обработанную для печати расшифровку аудиозаписи беседы музыковеда С. Г. Зверевой с Иваном Владимировичем Ассуром4, бывшим певчим и солистом двух знаменитых казачьих хоров - Платовского5 и Донского казачьего хора п/у С. А. Жарова. Беседа состоялась 12 сентября 1996 г. в один из приездов И. В. Ассура в Москву.
Иван Владимирович Ассур родился в 1929 г. в Германии (г. Обер-Шлезьен - ныне территория Польши), где с 1924 г. работал его отец. Мать - урожденная Нина Михайловна Делекторская - родилась в Нижнем Новгороде. Окончила Институт благородных девиц и Бестужевские курсы. Отец - Владимир Владимирович -родом из Рыбинска, учился в Петербургском университете. В 1940 г. был обвинен в шпионаже и умер в заклю-
1 Например, упоминавшиеся книга Е. Клинского, статья Ю. Хечинова, воспоминания А. П. Смирнова [2; 10; 8, 467-510, 510-531].
2 О хоре писали многочисленные эмигрантские периодические издания («Русская мысль», «Родимый край», «Атаманский вестник» и
др.)
3 В числе участников хора во время шестого трансконтинентального тура значится 15 казаков, выходцев из станиц и хуторов 1-го Донского и Донецкого округов Войска Донского.
4 Расшифровка, подготовка к публикации, вступительная статья и комментарии Т. С. Рудиченко.
5 Платовский хор - казачий хор им. атамана М. И. Платова, созданный в 1927 г. в Праге уроженцем ст-цы Цимлянской Войска Донского
сотником Николаем Федоровичем Кострюковым - не уступал в популярности жаровскому [1, 279-280].
в Астрахани. В 1944 г. В. И. Ассур попадает в Германию, а в 1950 - в Америку. С 1997 г. он живет в Латвии, где прошло его детство, и где с 10 лет он пел на клиросе церкви г. Резекне6.
Воспоминания охватывают сравнительно поздний период деятельности хора (1956-1987). Они представляют интерес, прежде всего потому что, принадлежат профессиональному музыканту, певшему в знаменитом хоре 30 лет. Благодаря точным вопросам музыковеда, И. В. Ассур раскрывает в какой-то мере метод регентской работы С. А. Жарова. К сожалению, за пределами текста остается весьма интересная в этом живом свидетельстве деталь - показ певческой манеры участвовавших в хоре казаков. Рассказанные И. В. Ассуром многочисленные случаи из жизни придают полулегендарной и противоречивой фигуре человечность и неповторимую индивидуальность. Кроме того, рассказчиком впервые сделана сравнительная характеристика творческого направления двух соперничавших хоров - Н. Ф. Кострюкова и С. А. Жарова, а также обнародован факт об имевших место переговорах по вопросу их объединения.
Несмотря на то, что большую часть своей жизни Иван Владимирович прожил за границей, он сохранил прекрасную русскую речь. Готовя текст к публикации, мы стремились максимально бережно передать своеобразие стиля выражения мысли, индивидуальную манеру высказывания.
Редакция альманаха выражает сердечную благодарность И. В. Ассуру, ознакомившемуся с подготовленным материалом и давшему согласие на публикацию, а также С. Г. Зверевой, любезно предоставившей запись интервью и внесшей ряд исправлений в его текст и комментарии7.
чении
Зв. - Иван Владимирович! Расскажите, пожалуйста, все, что вы знаете о Жарове... все то предание о нем, которое сохранилось в эмиграции.
А. - Предание о Жарове. Вы знаете, мне было лет шесть, и я помню, что мама и папа говорили о жаровском хоре (это, наверное, было в Польше, потому что я жил в Польше, Германии и Латвии): «Вот это такой замечательный хор, просто чудо какое-то». И я никогда не ожидал, что потом впоследствии попаду в этот хор, и еще солистом. В [19]56 году я попал в этот хор (раньше я его слышал и в Карнеги-Холл, и на пластинках) и когда меня Жаров проверял, я ему сказал: «Я не смогу такие сложные вещи петь». А Жаров меня прослушал и говорит: «Ну, принимаю Вас»; а я говорю: «А я смогу все это выучить?», а он мне отвечает: «Не боги горшки обжигают».
И на самом деле, все эти сложные вещи - и Чайковского «Воспоминания», которые аранжировал Шведов8 (у меня там соло, на пластинках это я пою
6 Биографические сведения об И. В. Ассуре почерпнуты из его интервью, опубликованного в газете «Резекненские вести» от 17 марта 2005 г. (автор материала Т. Константинова).
7 В настоящее время С. Г. Зверева готовит к выпуску новую серию книг «Русское церковно-певческое Зарубежье» (совместный проект Государственного института искусствознания и Государственного центрального музея музыкальной культуры им. М. И. Глинки). В этой серии хор С. А. Жарова будет представлен обширной подборкой материалов.
8 Шведов Константин Николаевич (1886-1954)- композитор, работавший в хоре С. А. Жарова.
- мое первое соло на пластинке 1957 г.), и все вещи оказались совсем не трудные, если входишь в них, и если есть такой регент как Жаров, который занимался с нами очень и очень много. Например, до концертов каждый год у нас, по крайней мере, было две недели репетиций 6-7 часов каждый день, но было очень интересно. С ним было очень интересно работать, и я лично люблю, когда именно работают.
Что у Жарова иначе, чем у других регентов и бросилось это мне не только в глаза и в душу, когда я пел первый концерт на пароходе «Ile de Franse» (если мы пели по два концерта, то ездили первым классом). Я пел под многими регентами - Афонский9, Рот10, Ледковский11, но Жаров - это что-то такое особенное. В чем особенность? В том, что Жаров гипнотизирует, вы как под гипнозом, и вы не можете уже без него. Вы будете делать все, что он хочет. И нужно всегда на него смотреть - и на глаза, и на рот, и на руки, и на брови, потому что
9 Афонский Николай Петрович (1892-1971) - регент митрополичьего хора св. Александро-Невского собора в Париже (1925-1947), хора кафедрального Свято- Покровского собора в Нью-Йорке (с 1950) и мужского хора «Капелла» [4].
10 Рот Георгий Николаевич (1913-1978) два года пел в хоре С. А. Жарова. Был регентом в Сербии, Италии и США.
11 Речь идет о донском уроженце Ледковском Борисе Михайловиче (1894-1975). Б. М. Ледковский имел духовное (Новочеркасская духовная семинария) и музыкальное (Московская консерватория) образование. На основе хора Донских казаков имени атамана Каледина создал хор Черноморских казаков, с которым начал концертировать в 1938 г. С 1952 по 1975 год возглавлял хор кафедрального собора при Синоде Русской Православной Церкви Заграницей [5; 11].
все это что-то означает. Жаров никогда не махал руками (по совету Рахманинова), чтобы публика рук не видела. Интересно что у Жарова, не как у иных регентов академично - раз, два, три... - он творил на сцене, и каждый раз, каждый концерт, каждая вещь были исполнены иначе, чем в предыдущий (в зависимости от того, как он в данное время эту вещь чувствовал). Так что надо было видеть и чувствовать, что он хочет в данное время. Это отличие от других регентов, и я знаю, что других таких, которые творили бы на сцене - уже нет. Всегда у него были какие-то нюансы, всегда «творения» на сцене. Вот это и отличает его от Афонского, Лед-ковского, Спасского12 и т. п.
Как мы знаем, он окончил Синодальное училище, так что он был специалистом по церковной музыке и работал с композиторами - Шведовым, Рахманиновым, которые давали ему какие-либо ценные указания.
Зв. - Сколько лет Вы пели у Жарова?
А. - Я переменно пел. То в Платовском хоре, то у Жарова, 30 лет, в общем.
Зв. - А когда он умер, в каком году?
А. - Умер? Я не помню точно; ну, где-то в [19] 85 году13.
Зв. - То есть, он уже был пожилым человеком?
А. - Ему было почти 90 лет.
Зв. - И он дирижировал до последнего?
А. - Не до последнего... Последний его концерт был где-то в [19]78-[19]79 году, но он уже был очень слаб и последние четыре года, если концерты не были очень важными, то дирижировал кто-то из наших.
Зв. - Вы познакомились в Америке. Как произошло знакомство? Кто вас познакомил?
А. - В то время я уже давал собственные концерты, и пел главные роли в некоторых операх. Русские эмигранты приглашали меня на всевозможные концерты - в пользу инвалидов гражданской войны, сирот. В ту пору мне покровительствовала Ксения Васильевна Деникина (супруга генерала). Как-то раз она пригласила меня выступить на вечере институток в Нью-Йорке - она была их представительницей. На этом вечере присутствовал Жаров. Он подошел ко мне с предложением
12 Речь идет о регенте Петре Васильевиче Спасском (18961968), уроженце Дона (хут. Караичев, ст-цы Гундоровской), который 1949 по 1968 г. служил регентом митрополичьего хора в св. Александро-Невском соборе в Париже [9].
13 С. А. Жаров умер на 89 году жизни в Лейквуде штат Нью-
Джерси в октябре 1985 г. [6, 529].
поступить к нему в хор солистом. Я вначале стал отказываться, что для меня это будет слишком сложно. Он меня испробовал и принял в первый раз - в [19]56 году: у них было турне по Австралии, Японии, Новой Зеландии, и Жаров сказал, что кто-то не поедет. В последнюю минуту человек, который не хотел ехать, все же поехал, и я поступил тогда в Платовский хор, где регентом был Николай Федорович Кострюков. Так что у Жарова я пел с [19]57 года.
Зв. - А какая была Ваша первая программа у Жарова? Запомнилась ли первая репетиция?
А. - Сначала мне было страшно, и я думал: «Вот так, все эти хористы с ним поют, им уже по 50-60 лет, а мне только 26». Я был самым молодым. В общем, они меня приняли неплохо, но потом, когда были концерты, мне надо было много солировать, потому что я был молодой, успех был большой, всегда ко мне подходили молодые дамы за автографами, а те, значит, старики ревновали, конечно. Вот какой-то щенок здесь. Но, несмотря на это, мне нужно было петь за кого-то соло, даже если это был бас, или тенор заболел, немножко выше или ниже; кто будет петь? -Ассур будет петь. Я помню, один раз такое было: заболел я, ангина, не смог петь. Это был такой кошмар, все: «Как же так, вы что, гуляли?» Я говорю: «Я вообще не гуляю, так чтоб уж очень». Помню, и Жаров мне что-то недовольное говорил. Привыкли, что если кто-то заболел, то я заменяю, а тут такое...
Зв. - Итак Вы были солистом, а кто еще?
А. - Да, был такой Бажанов - бас, который пел замечательно все соло духовной музыки. Помню первую вещь, которую мне дал Жаров, именно духовную - «Херувимскую», не помню кого - или Кастальского, или кого-то еще, - и в программе стояло мое имя, а на концерте всегда ее пел Бажа-нов. Конечно, мне было обидно и больно. Но теперь я вижу, что он пел именно по-церковному.
Зв. - Как имя его было и откуда он родом?
А. - Михаил, я не помню, откуда он родом, но интересно, что когда его услыхал Шаляпин, он сказал: «Вот этот поет лучше, чем я, духовные вещи». Михаил Бажанов - у него был бархатный бас. Были еще Левченко, Березов14, который еще жив и пел
14 Фамилии Березова и Левченко имеются в перечне солистов хора, приведенных в программе концерта 31 марта 1950 г. в Royal Albert Hall и парижской 1958 г., хранящихся в фондах Ростовского областного музея краеведения (РОМК. Фонды. 1 13519/4; 131519/3).
15 В этом месте записи звучит пение: И. В. Ассур имитирует звучание голоса казака Березова и запевает строевую казачью песню «Слава Платову герою».
казачьи вещи, потому что сам был казак15. Пел Белецкий16 (с Николаем Геддой и Борисом Христовым они напели для записи на пластинку «Бориса Годунова»). Белецкий - тенор - пел Шуйского и юродивого. И, интересно, ему цыганка нагадала, что он умрет в 50 лет, - и на самом деле умер в 50 лет.
Зв. - А сам Жаров, какой был человек?
А. - На сцене он был тиран. Он был маленького роста, на сцене гипнотизировал всех и был царь и бог. А в личной жизни он был очень, очень неуверен в себе. Ни на одном языке кроме русского он не говорил, и даже в ресторан, всегда брал с собой людей высокого роста. У него был очень большой комплекс неполноценности из-за маленького роста. Был такой случай. Он мне говорит: «Иван Владимирович, Вы можете пойти в лавку? Я хочу угрей». Я пошел, купил. «Что Вы мне змей даете?» -угри мелкие были на змей похожи. В Швейцарии там сыр такой особенный. Он меня спрашивает: «Вы же знаете здесь особенный сыр швейцарский? Купите мне, и побольше...» Едем в поезде: «Иван Владимирович, ну вот Вы мне дали сыр. Ну, зачем это было нужно? Теперь моя форма и мои вещи, все провоняло...»
Помню в Марселе. Я был немного хулиган (и теперь такой же) и ему что-то не понравилось на концерте. Он подошел ко мне и как бы исповедует, а публика ждет. Он [стоит] сзади меня (а когда он волнуется, то кашляет) и говорит: «Я не могу так управлять хором - или вы уйдете, или я уйду со сцены». А я говорю: «Знаете что - пошли вместе».
А один раз так было дело: «Вы сейчас же уйдете отсюда, и встанете сзади (в виде наказания); я [больше] не могу дирижировать, когда вижу вас». Во время концерта я, вместо того, чтобы пойти и стать сзади, я перед хором, перед всеми промаршировал и ушел за кулисы. Публика мне аплодировала, а он не знает, что делать.
Зв. - Что Вы такое сделали?
А. - Я не помню, что еще я сделал. Он из-за пустяков придирался: «Вы думаете, что такой у Вас красивый голос из-за этого думаете, я Вас взял? Мне таких голосов не надо».
Зв. - Но его любили?
А. - С ним было очень интересно работать. Он любил людей, которые выделялись голосом, но никогда никого не хвалил. Только раз мне сказал, что еще никто у него не пел так «Стеньку Разина», и Вы будете теперь на каждой пластинке. Но он всегда
16 В перечне солистов значится Белостоцкий.
должен быть главным на сцене. Я помню в Берлине, мы там пели в спорт-холле, там обычно в свое время говорил речи Гитлер. Там около 12 тысяч зрителей, слушателей. Мы обыкновенно там пели концертов семь подряд. Я там пел «Двенадцать разбойников», да и замечательно, молодой еще тогда был - лет 30. Громадный зал - мы пели без всяких микрофонов, без всего. Я слышу свой голос: он обратно идет, он всюду, все заполняет, и после этого - овации, овации. Жаров всегда кланялся один. Солист не имел права кланяться. Так вот, в зале -овация - он выходит, кланяется - овация смолкает. Он уходит - овация с новой силой. Тогда он говорит: «Я знаю, вы подкупили публику, но этот номер вам больше не пройдет». И больше я этого соло с ним не пел никогда. Но до этого все же удалось напеть мне «Двенадцать разбойников» на пластинку.
Зв. - Ну, в общем, он работал под публику?
А. - На сцене всегда должен быть подиум, где стоит дирижер. В знак особого почета в Вене ставился ему подиум, на котором дирижировал сам Бетховен. И как-то его не было, и он бегал по сцене как сумасшедший и тыкал всех хористов камертоном. Однажды, когда забыли поставить подиум, он так бегал по сцене, что упал в оркестр. Вылез оттуда, выкарабкался, встал и улыбается - а публика ему аплодирует. С тех пор он не выходил на сцену, если не было подиума. Никого не бил, не ругался, но мог так поддеть, что человек себя чувствовал ничтожеством. На одной репетиции в Париже, весь хор там был, он говорит: «Вы знаете что, вы мне абсолютно не нужны. Вы навоз, на котором я расту. Лучше уходите. Я пойду под мостами наберу себе лучший хор».
Жаров любил немножко выпить, и ему много не надо было. А у нас были алкоголики, которые после концерта «давали жизни», а утром все синие ходят, шатаются. Я помню, один такой у нас был Луговской, солист, между прочим, Одесской оперы, замечательный бас-баритон, так вот на сцене мы его часто поддерживали, иначе он бы упал прямо тут же. А в зале был доктор один, так вот доктор подбежал за кулисы и говорит: «Он же больной, что с ним такое? Его же нужно отправить в больницу». А мы говорим: «Да ничего, это нормальное его состояние». Но человек этот, солист, жил еще очень долго; мог выпить целую бутылку виски, причем, не глотал, а вливал прямо в горло. Доктор уже давно умер, а тот еще жив. Видно заспиртован.
Зв. - А когда Жаров выпивал, что было?
А. - Ну конечно, он не выпивал до концерта, ну только после, вечером если выпьет - и то в меру. А один раз был интересный случай; мы поем концерт в Германии, в Вюрцбурге. Танцоры за кулисами слушают радио, а там сообщили, что только что убили президента Кеннеди. Мы об этом прямо со сцены объявили публике. Немцы его очень уважали и любили. В публике сначала воцарилась тишина, а потом - охи, вздохи. Все встали, минута молчания. После этого Жаров пошел домой, в отель, а ночью вдруг - крики какие-то в его комнате, что-то там бьется, что-то разбивается и Жаров кричит: «Помогите, помогите». Люди со страхом вошли к нему в комнату - лежит Жаров на полу, в луже крови, задыхается, хрипит и выдавливает: «Меня хотели убить» (как Кеннеди). Полицию вызвали и так далее. Сам лежит, стонет, нос разбит, в комнате все раскинуто, ноты на полу, кровь всюду - бедлам такой. А это - на пятом этаже: «А как же они вошли?!», «Да в окно, - говорит, - влезли». «А как же они - ни лестницы, ничего?» Оказывается, что Жаров сидит в комнате один, выпивает, забыл уже, сколько выпил, подошел к умывальнику, споткнулся и разбил себе нос об умывальник, и кровь хлынула. И он решил эту ситуацию использовать, превратить в трагикомедию, дескать, и на него было покушение, как на Кеннеди. Не мог же он сказать правду (какой был бы стыд и позор. Но номер этот не прошел, мы же его штучки знаем.
Обыкновенно, он выстраивал перед концертом весь хор, обходил, чтобы все пуговицы были, сапоги начищены: «А вы, - говорит, - что, вы на кого похожи, - говорит, - „свадьбу новую справляете"?» Так вот, после этого случая он не мог концертов восемь дирижировать, потому что у него нос был опухший, синий. Ему наложили повязку на нос: он смирненький стал, не ругал никого после этого, пока нос не зажил. Зажил нос, и опять стал свои штучки выделывать.
Зв. - Люди часто от него уходили?
А. - Очень многие уходили, не выдерживали. Уходили в Платовский хор, потом он их звал обратно. Там были очень знаменитые в свое время певцы, которые пели раньше в операх в Париже и с Шаляпиным. Дубровский, Юренев17, они не смогли выдержать такого унижения, их честолюбие было очень задето. Ушли в Платовский хор, где над ними не издевались, а ценили. С очень теплым чув-
17 Юренев значится среди солистов парижского концерта 5.01.1958 г. (РОМК. Фонды. 1 131519/3).
ством вспоминаю Андрея Григорьева, протодьякона еще с царского времени. Он был с квартетом на гастролях в Америке, как раз грянула революция, и он остался. У него был удивительный голос. Я такого голоса в жизни еще не встречал. Замечательной души был человек. Меня он очень любил. Как Жаров ни старался, но переманить его к себе не смог. Так до конца он был верен Николаю Федоровичу и Платовскому хору (я лично переходил несколько раз).
Зв. - Платовский хор был в то время конкурентом?
А. - Ну, в общем, я бы не сказал, потому что Николай Федорович о Жарове очень высокого мнения был. Кострюков был очень видный и интересный мужчина высокого роста. В свое время очень много дамских сердец покорил. Жаров из-за его комплекса неполноценности близких отношений с женщинами боялся (мы его звали Жарик). В то же самое время его рост спас ему жизнь. Да и вообще, благодаря его росту на фоне казаков-великанов он имел громадный успех у публики. Я лично думаю, что в Синодальном училище товарищи над ним часто издевались, и этот комплекс остался у него на всю жизнь.
А Жаров к Кострюкову - все ревновал: «Вот, -говорит, - он все крадет у меня». Когда я после Платовского хора опять поступил к Жарову: «Это что, - говорит, - Николай Федорович подослал шпионить за мной? Шпионить хотите - этот номер, -говорит, - не пройдет, еще не такие пробовали».
Зв. - Они управляли двумя ведущими казачьими хорами?
А. - Платовский хор, он был даже в Китае, в Индии, Японии, Египте, не говоря уже о Северной и Южной Америке. Очень много до войны выступал в Европе. У Кострюкова не было музыкального образования, всегда ему хор подготовлял кто-нибудь из музыкантов (из хора). Но на концертах дирижировал он сам, размахивая руками и кулаками18. Во время концертов он любил употреблять мат. Но когда он таким образом нас ругал, то мы радовались и говорили: «Так легко становится сразу на душе». А у Жарова такие были тонкие намеки, что он мог унизить без всякой ругани.
Зв. - А вот экономически на чем эти хоры держались? Кто их финансировал?
А. - Концертами. Во-первых, у них были лучшие
18 Н. Ф. Кострюков в эмиграции учился в Институте горных инженеров в Праге. Специального музыкального образования не имел и был музыкально одаренным любителем и знатоком казачьей песни [1, 280].
19 Импресарио С. А. Жарова в Америке был знаменитый С. Юрок Ниток).
импресарио. У Жарова был до конца импресарио19, у Кострюкова - нет, так что потом Кострюков сам организовывал все эти концерты, писал письма, был человек очень умный, бизнесмен. Я думаю, что если бы была Россия, то он был бы большим полководцем, потому что именно он вел всю стратегию, знал все, где мы будем петь, где будем ночевать, сколько ехать, по какой дороге и т. д. и т. п. Его мы звали «Владыко». А Жаров в этом отношении, ну ничего не знал, ну простофиля был абсолютный. Сам он ничего не знал и подписывал контракты, на которых зарабатывали импресарио и менеджеры колоссальные деньги. Залы всегда были полны, все билеты были распроданы далеко вперед - не достать. Но, я лично считаю, что Жарову только лишь бы выступить на сцене, а деньги -это не важно было ему, потому что, как я сейчас смотрю, получали мы как обыкновенные американские рабочие, а могли бы во много раз больше. Потому что последние наши концерты - памяти Сергея Алексеевича - (Жарова уже не было) подписывал контракт Николай Гедда, тогда нам платили как следует и мы были в самых лучших отелях, так что это было возможно. А при Жарове отели были такие, что мы часто уходили на частные, чтобы немножечко сэкономить.
Зв. - Как вам платили?
А. - Раз в неделю, независимо [от того], сколько концертов.
Зв. - И у вас была ставка?
А. - Да, была ставка. Но мне было ужасно обидно, что у Жарова была ставка абсолютно для всех одинаковая, и хористов, и солистов. А в Платовском хоре я получал высшую ставку, там по ценности певцов.
Зв. - А сколько примерно ставка в хоре Жарова была?
А. - Смотря какой год. Все зависело от года, потому что инфляция. Вот вначале, когда я поступил (1956) - Кострюков платил долларов 80-100 в неделю (плюс отель). А у Жарова - я не помню уже сколько. А при Н. Гедде получали больше. Это был уже 1986 г., платили 840 долларов в неделю с оплаченным отелем.
Зв. - Ну вы жили только на это, или у вас была еще какая-нибудь работа?
А. - Да, я был профессионал певец, кроме того, особенно летом, когда мы обыкновенно не поем, я начал работать на строительстве - строил дома. У меня есть даже диплом строителя. Впоследствии я построил храм в память Новомучеников и Испо-
ведников Российских. В память моего отца, замученного большевиками.
Зв. - То есть целое лето вы в отпуске?
А. - Не всегда, не всегда. Я помню один год, в который мы пели в Европе, в Америке и три месяца в Японии, так что мы пели 11 месяцев. А в Японии мы пели летом. Там душно, сыро, влажно, потому что там же океан всюду. Но, обыкновенно, летом мы свободны были.
Зв. - Примерно, сколько концертов давали в месяц?
А. - Николай Еедда удивлялся: как мы в день поем по концерту? Иногда, по воскресеньям у нас было по два концерта, очень утомительно. Еедда говорил: «Как Вы можете выдержать? И соло надо петь и тутти». Привыкаешь - ничего. Если знать, как петь, а я же учился всему этому. У меня были учителя итальянцы и русские. У меня даже был учитель который учил самого Беньямино Джильи - Энрико Розатти (Enrico Rozatti). Ему было уже лет 9020.
Вы вот спрашивали: какая разница между Платовским хором и хором Жарова. Во-первых, я бы сказал, что Жаровский хор более тонкий, рафинированный, - а Платовский - более такой казачий. Но в этом хоре было очень много певцов с хорошими голосами, потому что там, как я уже говорил, больше платили, у него были те, кто чувствовал, что стоит больше.
Николай Федорович Кострюков - регент Платовского хора - был очень высокого мнения о Жарове, что нельзя было сказать о С. А., и о том, как он отзывался о Платовском хоре, потому что у него была ревность, честолюбие, а у Кострюкова такого не было, он был очень объективный, здравомыслящий человек. Интересно, однажды мы где-то остановились (я не помню, в каком это было штате), и случайно эти два хора оказались в одном отеле. И решили Жаров и Кострюков, что, может быть, объединить два хора, с таким условием, что Николай Федорович будет вести дела, так как он очень умный бизнесмен, а Жаров ничего не смыслит, только в музыке, в своем амплуа. Все шло замечательно, почти договорились, чтобы объединить хоры, что Жаров управляет хором, а Кострюков ведет дела, это было бы замечательно. Николай Федорович и говорит: «Знаете что, Сергей Алексеевич, Вы дадите мне хоть раз в неделю управлять хором?», Жаров закричал: «Ни в коем случае! Это я
20 В Германии И. В. Ассур брал уроки у Максимилиана Серра (певшего когда-то в Ла Скала), в Америке - у Энрике Розатти.
буду управлять и больше никто! Все кончено, я ухожу!» Вот из-за этой амбиции ничего и не вышло.
Как-то раз я спросил: «Ну вот, вы уже в возрасте (ему было уже за 60), Вас не будет, как же хор?» -«Я умру, и хор умрет!»
Зв. - А что случилось с хором, когда он ушел?
А. - Последний концерт, как я уже говорил, был в [19]78-79 годах, потом собирали хор из Европы и Америки, даже там были иностранцы из Франции, из Голландии, по-русски не говорили. Импресарио думал восстановить. Но Жаров уже больше не поехал. В [19]87 году хор абсолютно перестал существовать. А теперешний хор - под управлением Георгия Маргитича (это ученик Жарова). У него и раньше был литургический хор, ему, наверное, лет 45. Никогда он у нас не пел, но Жаров ему передал хор, чтобы он нес знамя Донского хора, что и записано в документах; так хотел сам Жаров. Но вышла осечка, что-то Маргитич добавил или какую-то нотку снял, Жаров это заметил и сказал, что все, нет.
Через несколько лет после смерти Жарова, Ваня Хлипка, который поступил в хор 18 летним (мне уже было 40) и который родился уже в Германии (русский язык знает очень плохо), объявил себя учеником Жарова. Создал хор из профессиональных певцов из Украины и России, под названием «Солисты Донского хора под управлением ученика Сергея Жарова». Я с ними пел месяц. Используя имя Жарова, он стал очень богатым человеком.
Зв. - Иван Владимирович, а говорят, что многие певцы теряли голос у Жарова, кровь горлом шла, потому что Жаров любил, чтобы звук был сочным ...
А. - Вы знайте, что это, частично, правда, особенно с тенорами. Об этом говорили многие люди, еще до того как я поступил в хор. Но так как у меня диапазон был две октавы, я заменял часто солистов - бас, тенор, соло немножко ниже, выше, но благодаря тому, что мы пели, вот вы, наверное слыхали, в какой высокой тесситуре поют тенора, почти уже фальцетом; и для того, чтобы был больший эффект, особенно он поднимал тон, когда мы выступали в больших городах, таких как Лондон; давал тон камертоном и не знал, какой он дает. Все это от волнения. Вот, помню, на одном важном концерте он мне дал такой тон, что сам испугался и машет мне, чтобы я прекратил свое соло, я ему подмигиваю, ничего, вытяну. А то бы ему пришлось во время пения останавливать хор и давать тон
заново. Например, Кострюков давал тон дудочкой, а Жаров камертоном и произвольно. Потом он уже не мог этого делать и говорил: «Ну, возьмите, возьмите за меня». Но при мне не было ни потери крови, ничего такого. Может быть, я думаю, это преувеличение.
Зв. - На записях слышно, что Жаров любил эффектные контрасты форте и пиано.
А.- У него было и форте и пиано, он мог на этом играть. Иногда он творил на сцене и предупреждал: публика знает, что в этом месте мы будем петь форте, а мы возьмем и их обманем, и в этом месте споем пиано.
Зв. - Форте очень иногда крикливое.
А. - Да, бывало такое, и я считаю это потому, что тон очень высокий, а это единственный хор, который поет более чем в трех октавах, кроме конечно, смешанного, который поет в таком диапазоне.
Зв. - А сколько человек примерно было в хоре?
А. - До войны - человек 3521, а в мое время - 2526 всего.
Зв. - А какие были партии?
А. - Октава, второй бас, первый бас, баритон, второй тенор, первый тенор, фальцетисты. Иногда баритоны тоже делились и вот эти самые октавис-ты, которых добыть очень трудно
Зв. - Сколько октавистов было?
А. - Двое, трое октавистов. Брали все, кто мог.
Зв. - Были какие-то знаменитые октавы, которых пытались получить хоры в эмиграции?
А. - Да, конечно, при мне, в Платовском хоре был Нил Рева. В Жаровском - Шандровский, и, конечно, Павел Михалик. В свое время он был у Платова. У Жарова он был до самого конца. Я ему говорил: «Ты имей в виду, если будешь петь в хоре, потеряешь октаву». Я не знаю, кто у него был раньше, до меня, а потом еще было человека два, но самый известный был этот Павел Михалик. (Из фальцетис-тов непревзойденным был Василий Васильевич Болотин. На пластинках Вы его всегда услышите, скажем, в «Однозвучно [звенит колокольчик]»).
Зв. - Это не он ли читает ектенью на одной из пластинок звероподобным таким рыком?
А. - Вот это он и был. У него было одно: он уже
21 Состав хора Жарова - 36 человек - соответствовал числен-
ности донского Войскового хора (штаты войсковых певческих и музыкантских хоров по Положению 1872 г.). В РОМК хранится программа шестого трансконтинентального тура (РОМК. Фонды. 1 131519/4), в которой перечислен персональный состав хора с указанием места рождения.
родился в Америке, был на корейской войне, был контужен, так что с ним было опасно, особенно когда он был пьян - к нему не подходи. А когда он не пил, был даже симпатичный, хороший, всегда с Жаровым ходил, так как был высокого роста, своего рода телохранитель.
Зв. - А как Жаров репетировал? Долгие репетиции были?
А. - Ну, в общем, он проигрывал все на рояле, умел это хорошо, у всех были ноты, и он говорил -давайте вы, потом вы, потом квартет и т. д. «Ну, что вы сделали, а эта нота какая, как не стыдно... Подумаешь - певцы». Прочищал даже меня: «Вот как Вы поете „Эй, ухнем"?» - обыкновенно там малая терция, а у него там полтона для гармонии в партии, а я думаю: что такое... Так что меня он мучил минут пять, пока я понял.
Зв. - Партии проверял?
А. - Да, квартет - а ну, спойте вы, вы, вы и т. д. Интересно то, что в первые годы у него всегда был козел отпущения кто-то, всегда, и он ездил на таком долгое время. Особенно, если он новичок и с хорошим голосом. В первые годы даже и я попал. Но последние годы он ко мне не придирался, был со мною вежлив, я даже удивлялся, все улыбается, все хорошо. А вот раз «нашла коса на камень». Долгое время в хоре пел очень талантливый во всех отношениях солист-баритон князь Георгий Кейкуатов. Жаров над ним начал издеваться. Как раз в это время приехал в Германию сын князя, здоровый детина, капитан отборных частей Американской армии «Зеленые береты». Сын предупредил Жарова, чтобы он отца более не унижал, но Жаров его не послушал. Тогда сын в полной военной форме пришел после концерта в ресторан, где Жаров ужинал после концерта, взял его одной рукой «за грудки» и поднял на воздух. Сергей Алексеевич дрыгает в воздухе ногами и вопит. Это при всей немецкой публике. Ну, конечно, князю пришлось перейти к Кострюкову. У меня имеется замечательный шарж, нарисованный князем - Жаров дирижирует, а на полу тень Наполеона. В журнале «Отчизна» за [19]91 год была статья обо мне, и там этот шарж.
Зв. - У него были любимые композиторы или произведения?
А. -Я думаю, что были. Например, я у него спрашиваю: «Нужно же обновить репертуар», а он: «Ну что вы мне предложите Иван Владимирович?» -«Мы не поем „Кукушечку"». Он здесь же в поезде сделал аранжировку22, и мы начали петь. Я не знаю,
любимые композиторы... Ну, Чайковский, или то, что делал Шведов, Глинку мы пели «Жизнь за царя». Я не думаю, чтобы у него был какой-то особенно любимый композитор, потому что мы пели все - и Архангельского, и Кастальского, и Бортнянского, и Гречанинова, и Римского-Корсакова.
Зв. - В хоре было два направления: духовное и народное?
А. - Три отделения: первое - духовное, второе -большая вещь, вот скажем «Ярмарка» Шведова, или «справка»23 о Чайковском - то, что исполнялось симфоническим оркестром пел хор, - очень эффектная вещь. Четыре вещи, в каждой я пел соло. Потом «Жизнь за царя» - это тоже Шведов делал для мужского хора; «справка» о Донском казачьем хоре, его история: мировая война, революция, гражданская война, «вечная память» и концертная деятельность хора. Очень интересное произведение Шведова. Потом казачьи военные, светские песни и танцы; третье отделение, где они звучали , кончалось бесконечными бисами. В самом конце исполняли гимн Бортнянского «Коль славен [наш Господь в Сионе]» (очень любят немцы, даже сами поют в кирхах).
Платовский хор, он интересен тем, что у него танцоров семь выступало, а у Жарова только два. В Платовском хоре мы меняли рубашки - белые, синие, красные. У Жарова - как была форма - черная гимнастерка и синие шаровары с красными лампасами. А у Кострюкова фуражки были, нужно было подпудриться, и подмазаться, чтобы со сцены лучше выглядеть. У Жарова этого не было, были папахи - иногда носили, только, если мы выступали на телевидении, в фильмах. Нельзя было даже в очках выступать, а потом, благодаря мне, разрешили. Я ему сказал, что не вижу всех его тонкостей дирижирования (ужимки и прыжки). Все это я видел, но мне хотелось видеть девочек в публике получше.
Зв. - Духовную музыку пели особым звуком?
А. - Ну, конечно, иной звук, иной тембр, в зависимости от того, какая вещь. Вы же не можете петь народные как церковные. Казачий [звук] - более грубый, и солисты совсем иные, Березов, как я говорил, а церковные хорошо исполнял Бажанов. Чайковского вы же не можете [петь] открытыми голосами, как частушки самарские или какие-нибудь вещи бабьими голосами.
Зв. - А когда вы пели из литургии, из евхаристического канона, то возгласы священника подавал
22 В записи напевает произведение.
23 И. В. Ассур справкой называет попурри.
кто-нибудь?
А. - На записи это есть, а на концерте, конечно, этого не было. Ектеньи конечно были Гречанинова и т. д. Возгласы были только на записи. Мы напели специальные пластинки, которые финансировал князь Друцкой. Это специально для людей, которые живут далеко от храма. На записи возгласы давали священник и дьякон.
Зв. - К какой церкви принадлежал Жаров?
А. - Я лично думаю, что Жаров не принадлежал ни к какой, он всегда был склонен к американской митрополии. Он не отличался набожностью и религиозностью. Я у него, помню, спросил: «Вы в Бога-то верите?», потому что иногда даже, казалось, как он себя вел в воскресенье. Утром в Берлине хочу пойти в церковь - нет, он устраивает репетицию. Так вот: «А в Бога-то верите?», а он говорит: «Ну, этим попам не очень верю».
Зв. - А Кострюков?
А. - Кострюков тоже был не очень набожным, но ходил в церковь, делал свое дело. У него в хоре почти что монахи были. Но чтобы в хоре речь была о вере, о евангелии, такого не было. Но атеистами они не были.
Зв. - Хор Жарова пел в церкви?
А. - Иногда мы пели в церкви, но мало. Где-то открывался женский монастырь, и нас специально пригласили петь литургию. А так - нет. Но если мы где-то останавливались, то хористы сами по желанию ходили петь за богослужением.
Зв. - А вот с Геддой, что за история? Как они нашли друг друга?
А. - Не очень это долгая история. У Гедды отец (приемный, Устинов) в первые годы пел у Жарова, потом был регентом в Лейпциге в храме памяти 1812 года. Гедде было 6 лет, когда он впервые услышал хор. Ему очень понравилось, и он всю жизнь мечтал петь с этим хором. И всегда, когда у нас были концерты, и если он был в этом городе, шел на наши концерты и всегда был в таком восторге. Но при Жарове ему петь не удалось; у него вечно были записи, оперы. А после, когда Жаров умер, Гедда решил в его память петь в этом хоре 40 концертов. Пел только соло. У меня есть запись на видео, и я бы мог вам его продемонстрировать, как мы пели в Баден-Бадене с Геддой, очень интересно.
Зв. - А что Вы слышали о биографии Жарова?
А. - Сергей Алексеевич Жаров родился в 1895 году в маленьком уездном городе Костромской губернии - Макарьеве. Этого он никогда не говорил.
В крайнем случае, он говорил, что родился в Костроме. Ну, Кострома же на Волге, а Дон - это не очень-то и близко, ну, в общем, на Западе не знают, где Дон, где Кострома, это еще сходило ему с рук. Когда ему было 7 лет (он сирота), какой-то губернский начальник, благодаря своим связям, Жарова отправил в Синодальное училище. Туда принимали мальчиков-сирот, кому деться некуда, так что он туда поступил. В 1917 году он окончил училище, как раз была революция, и, как мы знаем, гражданская война. Он уже был регентом и поехал обратно в свой Макарьев и год еще был регентом в соборе. Его насильно взяли в Красную армию. Как мы знаем, Белая армия была добровольческая, а в Красную при Троцком брали насильно. Конечно, этого нет в его биографии, но это так на самом деле, то, что я знаю из верных источников. Его отправили на фронт. Долго он там не был и попал в плен к казакам донским. Большинство комиссаров казаки рубили, и его хотели, но кто-то сказал: «Ну, чего пацана трогаешь, это же мальчишка». Жаров же был маленького роста, и таким образом сохранил себе жизнь, и его взяли в эту казачью дивизию, к тем, кто его взял в плен. Там он был пулеметчиком, и говорят, что неплохим. Иногда Жаров так говорил: «Ну что вы мне говорите, а вы знаете, я аэроплан сбил». Кроме того, в гражданскую войну он организовал хор из казаков, это было в году не знаю точно в 1919 или что-то в этом роде. Потом после крушения белого движения, они были эвакуированы при Врангеле. Попали на остров Лемнос. Есть было почти что нечего, голодали, болели тифом и многие умирали. Там у Жарова тоже был хор, и пели они в церкви, потому что всегда, где бы ни были русские в эмиграции, всегда первым делом они организуют храм. Все это описано, я дал материал родственникам и в музей им. Глинки. Потом весь этот казачий хор попал в Софию. Пели они в знаменитом соборе Александра Невского, а также в церкви русского посольства. Там было голодно, и они вынуждены были еще где-то работать. Тогда они решили поехать во Францию, там была возможность работать на автомобильных заводах Рено. Поехали через Вену. Каким-то образом австрийцы узнали, что хор какой-то, а они были в иноземных «мундирах» - кто в сапогах, кто в онучах, и какой-то человек и говорит: «Я вам устрою концерт здесь, в Вене». Они говорят: «Нет, мы не можем, мы не одеты». Но они надели какие-то будто бы сапоги, на самом деле это они сами сделали бутафорию, они
их сделали из бумаги, чтобы вид был приличный, и кажется, они пели в зале при дворце Габсбургов. Но интересно, что для рекламы пустили в газету, что, мол, приехали в Вену казаки, это те казаки-дикари, которые поедают малых детей. А австрийцы очень боялись казаков еще с войны: чуть что - в панике. И конечно венцы сбежались, чтобы посмотреть на этих дикарей. Когда они услыхали это дивное пение - Вена была покорена. Это было 4 июля 1923 года. Они, конечно, не попали на заводы. С тех пор и началось триумфальное шествие по миру. Я еще вышлю этот материал - альбом целый, который был сделан в 30-м году, восемь лет после основания хора. Там описывается почти все, какой громадный успех они имели. Пели у короля Англии и румынской королевы, у Марии Федоровны в Дании (впоследствии они пели и при дворе японского императора), и вообще там описано много всевозможных интересных вещей, какой успех был за эти восемь лет. Вот это вкратце, как этот хор зарождался, а остальное посмотрите в материалах в музее или же у родственников Жарова. Самое интересное идет в начале в альманахе - где начальный успех, а потом рутина - успех, успех. Там же Жаров пишет о своем впечатлении, как они давали концерт в Латвии и потом их туда не пустили, потому что такой был грандиозный успех; население русское тысячами встречало их и носило на руках; это не понравилось латышам, потому что в это же самое время министр какой-то приехал, и все не знали, кого это так встречали, оказывается тысячи и тысячи встречали хор Жарова, а не министра. Было очень обидно латышам. Больше туда хор не пустили. То же самое было в Польше, потому что там был Пилсудский, ненавидевший русских, и туда их больше не пустил. Это все там описывается. А в Латвии русские купцы их одаривали, поили, кормили. Когда я вернусь в Америку, я все это вышлю, а пока это есть у Владимира Ивановича Гречихина, родственника Жарова. Кроме того, я вышлю рецензии за 10 лет, оригиналы, так как в архив Веры Владимировны, урожденной Бехтеревой, случайно попали эти рецензии. Зная, что я хочу помочь музею Жаровского хора, она мне их переслала.
И еще несколько интересных случаев.
Как-то раз, после концерта, репортер спрашивает Жарова: «Как вы себя чувствуете будучи таким знаменитым? - Очень плохо... характер испортился».
Жаров очень много читал. Особенно его интересовала личность Наполеона. О нем он прочел все, что было возможно. Наполеон - была его любимая тема, о нем он мог рассказывать часами. И вот, в Париже подходит к Жарову репортер газеты «Фигаро» для интервью. Сергей Алексеевич обратился ко мне, чтобы я дал интервью. Я, конечно, сообщил о страсти Жарова к Наполеону. И сказал, что они по росту подходят и как Наполеон завоевал полмира, так и Жаров завоевал весь мир.
На следующий день вышла газета. Некоторые хористы уже читали и доложили Жарову. И меня предупредили, что мне достанется «на орехи». Появляется Сергей Алексеевич, молча подходит ко мне и жмет руку. Хористы только разинули рты.
На последнем концерте в Вене Жаров нам заявил: «В Вене я начал, в Вене я и закончу». Наглотался каких-то таблеток, смотрит на всех уже потусторонним взглядом. И вот последний концерт в Вене в самом престижном историческом зале Вены - Konzert Saal. Жарову поставили подиум Бетховена. Первое отделение - духовное, все нормально. На втором он уже начал подготавливаться к смерти. К третьему он не выходил долгое время - пил чай, публика начала волноваться. Наконец он вышел на сцену (на сцене там были очень большие ступени для симфонического оркестра), вот он на этих то ступенях и разыграл свой последний смертельный выход. Спотыкался, падал, катился по ступеням и опять карабкался на них. Вы можете себе представить, что происходило в переполненном зале на три тысячи человек? Ко мне подходит управляющий, весь бледный, трясется, уже около 12 ночи, а концерт должен был закончиться после десяти. А завтра утром должен быть какой-то другой концерт и зал нужно для этого прибрать, и рабочие ждут.
И на этот раз номер ему не прошел. Пришлось ему умереть 6 лет спустя, и не на сцене, а в больнице, и не в Вене, а в Америке.
ЛИТЕРАТУРА
1. Казачий словарь-справочник. Т. 2. / Сост. Г. Губарев, ред.-изд. А. Скрылов. Репринт. воспроизведение изд. 1968 г. М., 1992.
2. Клинский Е. Сергей Жаров и Донской казачий
хор. Берлин, 1931.
3. Клинский Е. Главы из воспоминаний // Рос-
сийская музыкальная газета. 1997. 1 7-8.
4. Ковалевский П. Н. П. Афонский // Русская мысль. 1971. 1 2844.
5. Ледковская М. Борис Михайлович Ледковский.
1894-1975. Рукопись.
6. Русская духовная музыка в документах и ма-
териалах. Т. 1. Синодальный хор и училище церковного пения. Дневники. Воспоминания. Письма / Сост., вступ. ст. и комментарии С. Зверевой, А. Наумова, М. Рахмановой. М. 1998.
7. Русский. Из Австрии [1927] // Трагедия каза-
чества: Сб. / Ред.-сост. Л. Барыкина. М., 1994.
8. Смирнов А. П. // Русская духовная музыка в
документах и материалах. Т. 1. Синодальный хор и училище церковного пения. Дневники. Воспоминания. Письма / Сост., вступ. ст. и комментарии С. Зверевой, А. Наумова, М. Рахмановой. М. 1998.
9. Спасский Н. Петр Васильевич Спасский (1896-
1968) // Русская мысль. 1999. 1 4253.
10. Хечинов Ю. С хором по жизни // Муз. жизнь. 1996. 1 1.
11. Хохульников К. Оборванная песня. Регент Б. М. Ледковский // Станица. Общеказачья газета. 1 1 (34), январь, 2001.
Публикация Т. Рудиченко
