CC BY
20
2009 История №3(7)
Г.А. Чалдышева
ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕЙ МАМЕ ЗОЕ ЯКОВЛЕВНЕ БОЯРШИНОВОЙ (ГОДЫ ВОЙНЫ)
Когда началась война, мне было восемь, а брату Виктору десять лет. Отец ушел на фронт добровольцем уже в июле 1941 г. вместе со всеми слушателями курсов Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б) из Москвы, где учился уже год. Мама работала в университете. Но на руках у мамы оказалось не двое, а трое детей. Третьим был племянник Валерий - сын ее младшей сестры Нины, эвакуированной из Москвы с двухлетним малышом после отбытия на фронт мужа (Александра Павловича Иванова). В 1943 г. тетя Нина умерла от туберкулеза. Но еще при ее жизни (туберкулез у нее был в «открытой» форме) Валерика к ней не допускали, и мамой он звал мою маму. Так и пришлось ей быть мамой и отцом всем троим.
А она работала, что называется, «день и ночь». Утором, когда уходила, мы еще спали, вечером, когда возвращалась, мы уже спали. Особенно много таких дней было, когда университет эвакуировался из своего здания, и факультеты расселялись по городу в другие помещения (в здании университета расположился завод).
Мы с Виктором учились в 9-й школе, но и наша школа несколько раз перемещалась в связи с потребностями военного времени, пока в 1943-м не произошло разделение школ на мужские и женские, и я оказалась в женской средней школе № 6 (9-я стала мужской). Конечно, в многочисленных семейных проблемах выручала бабушка. Она нас кормила, отправляла в школу, шила, починяла, стирала нашу одежду, в меру поругивала... И однажды, уже в 1949 г., учась на первом курсе, я случайно услышала разговор в библиотеке ИФФ (была такая на третьем этаже нашего корпуса). Одна из сотрудниц, вспоминая, как ей трудно было во время войны растить детей без мужа, заметила: «Зое Яковлевне - что! С ней бабушка жила!»
Мне тогда еще захотелось поспорить. Не против бабушки (к ней мы всегда испытывали признание и глубокую благодарность. Даже особую нежность). Ее роль была понятна. Но мама. Громадная работа мамы на факультете была на виду - преподавательская, научная, организаторская, общественная. А вот чем она была для семьи, как жили мы в войну, знали только мы. Мама никогда не жаловалась на трудности - ни тогда, ни после. И мужественнее человека я не знаю.
Как она воспитывала нас?.. Это очень не походило на то, как было в других семьях. Она формировала наши характеры, создавая у нас иллюзию, что не делает этого, что мы самостоятельны. Школьницей младших классов я как-то услышала слова кого-то из учителей: «Зоя Яковлевна? Так она же прекрасный педагог!» - и удивилась. Речь шла о каком-то моем поступке. Но причем же здесь мама? Я серьезно считала, что воспитываю себя сама. Поступаю так, как считаю нужным. Маме некогда. Только через годы пришло понимание, сколько было сделано ею для нас с Виктором, чтобы мы были
такими, а не иными. Как много внимания она нам уделяла. И как сотворила она в наших душах ощущение, что она с нами, даже когда ее не было близко; мы всегда учитывали ее мнение. Как удалось ей это? Конечно, прежде всего мама воспитывала нас примером своей жизни, которая шла ведь на наших глазах и не могла не вызывать уважения.
Мы видели ее отношение к работе - заинтересованное, добросовестное, ответственное - и, как азбуку, запомнили, что работа в жизни - главное. Видели ее отношение к людям - заботливое, доброе и одновременно требовательное. Чувствовали ее принципиальность, честность, честность во всем - и в большом, и в малом. Мама была волевым, но очень сдержанным человеком. Верным своему слову. Если мама сказала - этому можно было верить, если обещала - значит, это будет.
Во время войны и в первые годы после ее окончания, когда было особенно трудно материально, у нас в доме всегда были ее ученики - курсовики, дипломники, аспиранты. Она приглашала их к себе на консультации и подкармливала. Наш дом всегда был гостеприимным, постепенно у меня сложилось твердое убеждение, что моя мама принадлежит не только мне, но в не меньшей мере и ее ученикам, и ее друзьям, т.е. тем, с кем она общается. Она была очень надежным человеком, на которого всегда можно было положиться. Настоящим другом. От этого многие ее связи с людьми оказывались - на всю жизнь.
Но одного примера своей жизни для воспитания детей явно недостаточно. Сколько их вокруг - ярких примеров! Но у каждого ребенка своя жизнь, проблемы, ситуации. Дети не всегда умеют сориентироваться. Нужен контроль. И он был постоянным, как я теперь понимаю, хотя мы об этом не догадывались, считали, что сами отвечаем за свои действия.
Наверное, это был правильный и, может быть, единственно возможный в то время метод управления нами при наших темпераментах и ее загруженности работой. Вот только, как ей удавалось быть всегда в курсе наших проблем и вовремя приходить на помощь? Бабушка помогала? Может быть, но не только... Интуиция? Педагогический талант? Вспоминается один случай. После школы я поступила в университет, а подруга моя - в медицинский институт. И вот в первую весеннюю сессию она запаниковала. Нужно было на следующий день сдавать экзамен, к сдаче которого очень много приходилось запоминать. Ей показалось, что больше сил у нее нет. Учебу придется бросить. Она продолжала что-то усваивать, только если я в этот момент держала руками ее за голову. Так мы и провели с ней целую ночь в пустой аудитории главного корпуса мединститута. Она учила. А я стояла за ее стулом, обхватив ее виски руками. Где-то в шестом часу утра закончили. Вышли во двор. Одуряющее пахло расцветшей сиренью. Мы в то время еще дикие были, в городе тогда даже клумб не было. Наломали веток. И вот я с роскошным букетом бегу по безлюдному Ленинскому проспекту к дому. Стучу. Открывает мама. И я, улыбаясь, протягиваю ей букет сирени. Говорю: «Красиво?» Она отвечает: «Красиво.» - с неповторимой интонацией, поворачивается и идет по коридору в комнату. И только теперь до меня доходит: 6 часов утра. Я являюсь с букетом. Не предупредила, что задержусь
(сотовых тогда еще не было). Что она сейчас обо мне подумает?! Я забегаю вперед. Пытаюсь что-то объяснить. Мама непреклонна: «Ложись спать, или у тебя нет завтра экзамена?»
Когда я проснулась, она уже ушла на работу. Я еле дождалась ее прихода, чтобы поговорить. Она меня не ругала и не говорила, что волновалась, и не указывала на мои ошибки. Но я этот случай запомнила навсегда. Мой брат Виктор (к сожалению, его уже нет в живых) в разговоре о маме хорошо сформулировал:
«Мы не боялись, что она нас накажет. Мы не боялись, что она нас «заругает». Мы боялись, что она о нас подумает.» Сознавать, что она о нас плохо думает, было действительно невыносимо. Уж тут осмыслишь всё и все сила приложишь, чтоб реабилитироваться в ее глазах. Она никогда на нас не кричала. Не «читала морали». Была неизменно тактичной, не навязчиво, невзначай подсказывала нам путь.
Свою просьбу она никогда не повторяла дважды. Если не сделаешь (забудешь, не сможешь) - она сделает сама. Казалось бы, заурядная ситуация -в какой семье не бывает? Но при этом она никогда не упрекала, не вспоминала об этом. В «ругачку» этот случай не превращался и оставался грузом на нашей совести полностью. Это мы в смятении, что сделано без нас, предъявляли ей претензии, зачем она «сама», мы же «сказали, что». - она не вступала в полемику. Поэтому просьбы мамы мы выполняли сразу же. Или мотивировали сразу же возможный срыв.
Авторитет мамы был столь велик, что, когда мы подросли, ей вполне хватало двух слов: «Ну и ну!..», и мы все понимали. Мне лично в моей семье (у меня тоже сын и дочь) до таких высот подняться не удавалось. Мама никогда не давала нам советов, если ее об этом не просили. А когда просили, направляя нашу мысль в нужное русло, все-таки говорила: «Решай сама. Тебе жить!».
Расскажу еще об одном случае. Я тогда училась в 7-м классе. С фронта вернулся мой дядя - брат мамы (Бояршинов Василий Яковлевич). И вот по вечерам, когда уже ложились спать (я, бабушка, брат и дядя Вася - в одной комнате), я начинала придуманную мною игру: декламировала строки стихов любимых мною поэтов, а дядя должен был угадывать автора. Иногда я с хитрецой вставляла и свои собственные стихи и несказанно радовалась, когда дядя Вася (может быть, тоже из хитрости) относил их к классике. Мама услышала наши забавы и как-то в подходящей момент побеседовала со мной. Похвалила, что много знаю наизусть. Назвала поэтов, кое-что рассказала о них, даже процитировала, к моему изумлению и радости. И то, что потом для своей будущей профессии я выбрала филологию произошло не без влияния этой беседы. Я серьезнее повернулась к литературе, тем более, что преподаватель литературы в моей 6-й школе был прекрасный. Но мама подсказала главное - идти шире программы. И что тоже важно, этот разговор перекинул между нами еще один мостик признания и уважения. А сколько их было!
В нашей семье не принято было «целовать-миловать детей». При всей духовной близости мы всегда соблюдали некоторую дистанцию в отношени-
ях. Без веской причины «не лезли в душу». Наша взаимная любовь молча подразумевалась. И находила проявление в заботе и реальных делах. Не знаю, правильно это или нет: мне иногда хотелось просто ласки. Но, наверное, в определенные времена сдержанность оправданна. Нельзя было расслабляться - ни ей, ни мне.
Только несколько штрихов нашей военной жизни. Чтобы напиться, надо было кружкой разбить лед в ведре воды, принесенной мамой вечером из реки Ушайки, - железная печурка («буржуйка») не обеспечивала теплом, а паровые батареи и водопроводные трубы перемерзли в первую военную зиму. Единственным нашим лакомством была отваренная и нарезанная кусками сахарная свекла, которая вырастала на нашем огороде в 7 км от дома. Картошка росла мелкая (садили глазками). Весь урожай лежал посредине комнаты, укрытый телогрейками и одеялами от холода. Но о быте я не хотела писать.
Внуки мамы, которые жили в иное время, получали ласку от бабы Зои в полном объеме, в открытой форме. Ну а нас готовили для более суровых условий. Трогательными были отношения мамы и нашей бабушки (Анны Алексеевны Бояршиновой). Они всю жизнь прожили вместе. Бабушка умерла, не дожив четырех дней до своего 100-летия, на два года пережив маму. Сколько я помню, мама всегда подчеркивала приоритет бабушки во всем. Ее главную роль в семье. Высоко оценивала ее труд по дому. Считала преступлением для нас - не послушаться бабу. Если бы она не подняла так высоко ее авторитет и не продолжала это делать последовательно и неустанно, вряд ли бабушке удавалось бы справляться с нами. Но нам ею привита была такая нежность к ней!
Иногда мы, угрызаясь совестью, что баба устала, начинали аврал по своей инициативе: собирали сами игрушки, вытирали пыль, мыли пол.только чтобы баба отдохнула! Но она сразу же находила для себя другую работу. Я чуть не плакала от досады... Но бабушка нас поощряла, читала нам книжки. С годами в нашей семье, под влиянием мамы, сложился настоящей культ бабушки. Особенно, когда она стала совсем старенькой и слабой и уже мало что могла. Мама очень берегла её. И не уставала повторять, что все в доме создано бабой. Что она совершенно ни от кого не зависит. Наоборот, все мы зависим от нее и благодарны ей.
Но из рассказов бабушки я узнала и другое. С шестнадцати лет мама была единственным кормильцем семьи бабы. Ее муж - отец мамы - Яков Григорьевич Бояршинов воевал в «Империалистическую», был отравлен ядовитыми газами, «мотался» по нервным клиникам и умер в 1919 г., оставив бабу с десятилетней Зоей, трехлетней Ниной и годовалым Васей. Революция, гражданская война. Все родственники раскиданы по стране, и связи с ними потеряны. Баба моет полы в школе, а мама урывками сидит в классе, оказалось, что прекрасно усваивает. Окончив девятилетку в несколько лет, она в этой же школе стала преподавать историю: работала и училась заочно всю жизнь. Мама помогла бабушке не только вырастить сестру и брата, но и дать им образование в техникумах. Это было в 30-е гг. До создания своих семей они оба жили в семье мамы.
В последние годы жизни мамы, когда мы с Виктором уже имели свои семьи и у нас с ним выросли не только дети, но и внуки, бабушка и мама жили отдельно. И вот тут мне хочется поведать еще об одном событии нашей семейной жизни. Мама по-прежнему работала. Но ей необходимо было поправлять свое здоровье в санатории. А бабушке было уже около 90 лет. Как её оставить? Конечно, все было, как всегда, четко организовано. Кто будет приносить продукты и помогать из них готовить, кто заниматься уборкой квартиры, кто будет ночевать с бабой. Все до мелочи. И вот мама уехала. А в доме случился пожар. В соседнем подъезде. Его быстро потушили.
Но мама, когда вернулась, пришла в ужас: как пережила этот страх баба! А баба молчала, чтобы не волновать маму. И мама решила, что события прошло мимо её (из квартиры она в то время уже не выходила) и тоже молчала, радуясь, что бабе не пришлось волноваться. И вот: обе знают о пожаре, и обе молчат о нем. Берегут покой друг друга. Когда случайно все разъяснилось, мы долго смеялись и восхищались их взаимной заботой даже в такой ситуации. Особенно тактичностью бабушки. Это в девяносто-то лет! Воспоминания о маме и бабушке греют мне сердце.
Я не рассказала еще об одном человеке, под влиянием которого сложилось наше с братом мировоззрение, наши характеры. Это наш отец - Александр Николаевич Чалдышев. Он был ярким, исключительно интересным человеком. Маяком для нас. Но свои воспоминания я ограничила временем войны, когда он был на фронте. Притом это очень большая и отдельная тема.
