CC BY
33
6 . Наши публикации
ВОСПОМИНАНИЯ
Ю.А. Лёвшина
От редколлегии. Этот номер уже готовился к печати, когда из Минска пришла печальная весть о смерти Юлии Алексеевны Левшиной - кандидата филологических наук, доцента, одного из преподавателей, особенно любимых тамбовскими студентами-филологами 1950 - начала 1980-х гг.
Вся жизнь Ю.А. Лёвшиной связана с Тамбовом. Она родилась в семье, ставшей одним из признанных центров культурной жизни города. Отец, художник и педагог Алексей Иванович Лёв-шин, был создателем первой в Тамбове детской художественной школы. Многие графические работы ее брата, московского архитектора Б.А.Лёвшина, посвящены старому и новому Тамбову. Муж Г.Е. Борисов, кандидат философских наук, доцент, преподавал в ТГПИ и на протяжении многих лет возглавлял областное отделение фонда культуры.
Выпускница МГУ имени М.В.Ломоносова Ю.А.Лёвшина на протяжении трех десятилетий, вплоть до выхода на пенсию, увлеченно работала в Тамбовском пединституте, читала лекции по зарубежной литературе, спецкурсы по истории романтического пейзажа и портрета, вместе со студентами проводила литературные вечера и концерты классической музыки, собиравшие огромные аудитории. Ю.А. Лёвшина - автор ряда научных статей и двух книг воспоминаний.
Так случилось, что публикуемые ниже воспоминания, написанные специально для нашего журнала, стали последним трудом Юлии Алексеевны, исполненным горячей любви к родному городу, к людям, к жизни.
Светлая память...
Я уже писала, что вначале меня приняли преподавателем английского языка на кафедру английского языка факультета иностранных языков, где моими коллегами стали многие незаурядные преподаватели иняза: О.Н. Субботина, К.А. Димитриу, Т.К. Малахова, Н.Б. Вихрова, З.М. Лачинова, Г.Н. Броудо и мн. др. К концу же первого года работы, будучи зачисленной в заочную аспирантуру при кафедре литературы факультета русского языка и литературы, я познакомилась и с коллективом этого факультета. А началось это так: мне надо было стать на учет в профсоюзной организации ТГПИ, и мне сказали, что по этому вопросу мне надо было обратиться к Ю.П. Марченко, аспиранту кафедры русского языка, уже работающему на этой кафедре преподавателем. Он сразу произвел впечатление очень общительного человека. А вскоре я познакомилась и с другими работниками факультета: преподавателем Л.А. Ярославцевой, К.В. Шенкер. Еще до знакомства с ними я слышала добрые отзывы о них от Г. Борисова (моего жениха и впоследствии мужа), так как обе они читали курсы литературы и у историков. На факультете работали и молодые преподаватели, недавние выпускники: А.В. Кушаков, Б.И. Зимин. Были здесь и аспиранты, ученики профессора Н.И. Кравцова: Е. Говердовская, Н. Гри-дасова, работавшие над диссертациями, а были и только что поступившие в аспирантуру: В. Антоненко и Н. Корне-ева, с которыми я впоследствии занималась у Николая
Эти страницы моих воспоминаний, продолжая рассказ о моей жизни (см. «Дом Жилярди», Минск, 2008), посвящены 1950-1960-м гг., т.е. годам учения в аспирантуре у Н.И. Кравцова и первым годам работы на филологическом факультете ТГПИ.
Ивановича болгарским языком и болгарской литературой (об этом - ниже).
Еще за время моей работы на инязе я познакомилась со многими молодыми преподавателями других факультетов ТГПИ. Например, с Н.Б. Качоровской, преподавателем географии, которая немногим ранее тоже окончила МГУ, преподавателями физико-математического факультета: Г. Беловой и Б. Захаровичем-Винокуровым.
Знакомство с коллективом нашего пединститута показало мне, что это был слаженный, живой коллектив, и это проявлялось во всей атмосфере жизни в институте, в работе всех его подразделений, в отношениях между коллегами и со студентами. Это была органичная слаженность. Господствовала деловая обстановка, сложившаяся в единстве всех педагогических и воспитательных задач коллектива.
Сближению нас, молодой поросли ТГПИ, естественно, способствовало участие во всей общеинститутской внеаудиторной работе - я имею в виду ученые советы, профсоюзные собрания, а позже, когда я стала вначале кандидатом в члены ВКП(б) (1950), а потом и членом партии (1951), - и партийные собрания. В те времена ученые советы проходили с приглашением, а по сути дела, - обязательным присутствием всего педагогического состава. Это очень сближало весь преподавательский коллектив: ведь решались общие, интересные для всех факультетов проблемы.
Очень объединяли и смотры художественной самодеятельности, которые были традиционными, проводились регулярно в апреле каждого учебного года, будучи приуроченными к Ленинским дням (ко дню рождения В.И. Ленина). Был создан художественный совет, в который входили маститые преподаватели разных факультетов, обычно так или иначе связанные с эстетико-воспитательной стороной учебного процесса. Так, в совет входили: Л.В. Лебедев, искусствовед, который вел в Институте факультативные курсы по истории искусства, Н.Д. Макарчук, которая преподавала на спортфаке художественную гимнастику и, конечно, была арбитром при оценке танцевальных и многих других номеров из концертной программы, связанных с физкультурой и спортом, и т. д. В конце 40-х - 50-е гг. худсовет возглавлял профессор Н.И. Кравцов.
Добавлю, что параллельно со смотрами проходили
факультетские выставки произведений прикладного искусства: демонстрировались наглядные пособия для занятий в школе на студенческой педпрактике, а также рисунки, вышивка, лепка и другие виды студенческого творчества. Эту часть жюри возглавлял художник А.И. Левшин, который в конце 40 - начале 50-х гг. вел в Институте факультативные курсы рисования.
Эти смотровые концерты и выставки, конечно, сама подготовка к ним захватывали всех: и студентов, и преподавателей. Весь второй семестр посвящался очень интенсивной подготовке к смотру. Приглашались и специалисты - из музыкального училища, театра, филармонии - для подготовки сольных певческих номеров, хорового исполнения, танцев, театральных номеров.
Правда, к середине 50-х гг. сложилась практика приглашения только хоровиков и концертмейстеров для хора. А вообще-то талантливые и инициативные студенты и молодые преподаватели практически становились создателями танцевальных коллективов, выступали и с сольными номерами: чтением, игрой на рояле. Чтецов готовили Ю.П. Марченко, позже В.И. Антоненко. Оба они прошли школу Н.И. Кравцова, который в течение многих лет читал на филфаке курс выразительного чтения. Им было издано очень интересное и полезное пособие для студентов-филологов педагогических институтов, для учителей школ. Длительное время это пособие пользовалось большим спросом и на филфаке, и в школах. Оно было бы и сейчас очень полезным.
Каждый факультет выступал со своей программой. Думаю, всем сотрудникам ТГПИ и студентам того времени запомнились и сцена из «Бориса Годунова» Пушкина в исполнении студентов и преподавателей филфака П.Я. Горбунова, К.В. Шенкер, и знаменитый чеховский «Медведь» со С.Б. Прокудиным и Е.В. Авдошенко в главных ролях, и постановка оперетты «Чанита», где, наряду со студентами, роли исполняли преподаватели: В.В. Шпа-ковский, Г. Гонтарев. Зал не вмещал всех желающих посмотреть все эти и другие постановки. Что это было? Только «показуха»? Нет и нет! Это молодежная студенческая энергия, талантливость, выдумка выливались в эти шоу-программы, представления, концерты.
Мне, конечно, пришлось участвовать в подготовке и проведении этих студенческих праздников (стало известно, что я играю на пианино). По форме это было поручением факультетского партбюро. Но по существу это было одно из направлений педагогической деятельности. Считаю, что ничто так не сближает преподавателя со студентами, как общая работа во внеучебное время. Безусловно, главной составляющей общения преподавателя со студентами остается чтение курсов, проведение семинарских и практических занятий. Но это общение осуществляется и в процессе творческой работы - подготовки к концерту или поэтическому вечеру. Для меня эти так называемые партийные поручения были не в тягость, являлись частью общего педагогического процесса, способствующего становлению в стенах Института личности школьного учителя.
Моя внеучебная (внеаудиторная) работа (тогда она называлась общественной) шла, таким образом, в двух направлениях. Одним из направлений, как я сказала, стало участие в постановке смотровых концертов, в со-
ставлении программы к ним. Кроме этого, с первых шагов моей работы на инязе мне было поручено курировать факультетскую стенную газету, т.е. помогать студентам ее выпускать.
В те времена еще процветали стенные газеты (формат - 2-3 больших листа ватмана). Потом, в 1957 г., была основана многотиражка, т.е. общая для всего Института газета «Народный учитель». В 50-е гг. была должность ответственного секретаря газеты, а редактором на общественных началах от партбюро утверждался преподаватель. Длительное время курировал газету завкафедрой философии А.Л. Хайкин. Более подробные сведения о «Народном учителе» можно найти в Словаре-справочнике ТГУ имени Г.Р. Державина (Тамбов, 2004). Здесь же скажу только, что газета стала очень популярной в Институте. В разное время редакторами газеты были Г. Ремизов, Б. Новиков и др. А с 1972 г., после утверждения платной должности, редактором стала В.Т. Дорожкина, выпускница филфака ТГПИ, ныне известный на Тамбов-щине поэт и общественный деятель.
Редакторы собирали вокруг себя активно работающую группу корреспондентов из талантливой студенческой молодежи. К участию в многотиражке привлекались также и преподаватели. «Народный учитель» был популярным и любимым, его выхода с нетерпением ждали. В газете поднимались серьезные вопросы вузовской жизни. Что бы ни происходило в Институте - от повседневного учебного процесса до общесоюзных и международных научных конференций преподавателей - все находило отражение в «Народном учителе», выпускаемом еженедельно.
В газете был раздел юмора и сатиры, как бы продолжавший традицию сатирической стенгазеты филфака «Колючка», всегда вызывавшей интерес у студенчества всего Института.
При «Народном учителе» была создана литературная группа. Ее руководителем был доцент кафедры литературы, блестящий знаток русской советской поэзии Л.Г. Яковлев. Одаренные студенты сплотились вокруг этого преподавателя - выпускника МГУ. В нем привлекали обширные знания, истинный энтузиазм в работе со студентами. Многие участники литобъединения, такие как Л. Беляева (в студенчестве - Принцева), М. Кудимова, С. Бирюков, В. Дорожкина, стали известными поэтами, писателями, журналистами. Но это все потом. А тогда, в конце 40-х - 50-е гг., еще господствовала стенная печать. Вот с моего кураторства в «Колючке» на факультете русского языка и литературы и началась моя общественная работа.
Хотя, казалось бы, «Колючка» была только факультетской, однако она вобщем-то обращалась к тематике, близкой и понятной и для других факультетов. А материал в ней был так ярко отражен в рисунках и так остроумно - в подписях к ним (часто в стихотворной форме), что смотреть и читать ее сразу сбегались толпы студентов с разных факультетов. Значит, газета выходит не зря - радовались мы!
С каким увлечением мы рисовали шаржи, сочиняли подписи к рисункам! Как много было споров, поисков, пока, наконец, мы не приходили к единому мнению! И какой же интересной была для меня работа с талантли-
вой студенческой молодежью (в выпусках газеты участвовали студенты: Наседкина, Гребенников и мн. др.)! Сохранились фото, запечатлевшие некоторые номера газеты и моменты подготовки «Колючки».
Во время моего поступление в заочную аспирантуру (начало 50-х гг.) определялась и судьба Г. Борисова. В июле 1950-го г., когда он сдавал свой последний государственный экзамен, он был приглашен на беседу с тогдашним ректором (тогда называлось - директором) Г.М. Михалевым.
Георгий Михайлович сообщил Глебу, что Институт имеет возможность рекомендовать одного из студентов исторического факультета в аспирантуру философского факультета МГУ по кафедре логики. Михалев поинтересовался, не хотел ли бы Борисов поступить туда.
Предложение было полной неожиданностью, но совпадало с давнишней мечтой Глеба об аспирантуре и поэтому было принято им с огромным энтузиазмом, хотя и со свойственной ему скромностью: сможет ли он? Кроме того, еще одно обстоятельство не могло не мучить Глеба: его отец Е.В. Борисов был в 1941 г. репрессирован по пресловутой 58 статье и сослан в лагерь, где умер в 1942 г. (в 1956 г. он был полностью реабилитирован). Но много горьких минут пережил сын репрессированного. Впоследствии, уже после окончания аспирантуры, это действительно сыграло некоторую роль в судьбе Глеба. Например, он не был утвержден секретарем партбюро философского факультета, не был оставлен на работе в Министерстве высшего образования в Москве.
Слава Богу, было и много умных, честных, думающих людей. И первым среди них Глеб всегда называл коммуниста Г.М. Михалева, который поверил в подающего надежды студента, прошедшего Отечественную войну и награжденного родиной за героизм орденами и медалями.
Таким образом, определилась, хотя и в общих чертах, судьба Глеба. Это предложение укрепило его веру в свои силы, в свое будущее.
И вот поэтому он смущенно и торжественно является однажды к нам домой (конечно, мне было уже известно, что он собирается сказать моим родителям) и объявляет родителям, что мы любим друг друга и собираемся пожениться. Вижу одобряющий взгляд отца и ласковый -матери. Родители согласны! «Ну, теперь поцелуйтесь», -говорит папа. Вот так состоялась наша помолвка.
Потом был выпускной вечер у Глеба. И Глеб спросил у Михалева, можно ему привести на вечер свою невесту, на что Георгий Михайлович мог только ответить с улыбкой и с небольшой хитринкой в доброжелательном взгляде: «Ну, конечно». Это только ведь мы с Глебом не подозревали, что все видели нас бродящими по вечерам по Набережной или на сеансах в кино (тогда кино было неотъемлемой частью нашей жизни), так что наша помолвка стала достоянием всех наших знакомых.
Само событие, т.е. регистрация брака и свадьба, было отложено до нашего поступления в аспирантуру: Глеба - на кафедру логики философского факультета МГУ, а меня - в очную аспирантуру на кафедру литературы ТГПИ к Н.И. Кравцову. Обоим надо было писать вступительный реферат. Кроме того, Глебу еще надо было готовиться к вступительным экзаменам по немец-
кому языку и истории философии, что при его ответственном отношении к делу превратилось в тщательное дочитывание и перечитывание книг по истории философии, так как Борисову казалось недостаточным то, как эти темы были представлены в программе педвуза.
Конечно, молодость брала свое. Продолжались наши встречи, прогулки с бесконечными разговорами о нашем будущем, об аспирантуре; продолжались и поездки на лодке, тем более, что дома у нас гостил приехавший на каникулы мой брат Борис, который часто и выступал инициатором этих лодочных прогулок. Но в некоторых вещах Боря и помогал нам. Так, он прекрасно оформил наши с Глебом рефераты. Тогда ведь не было компьютеров. И Борис сделал на ватмане тушью такие изящные обложки для наших работ, что они не уступили бы и теперешней компьютерной графике.
Молодежь факультета, на котором я стала работать, тоже тянулась к встречам, беседам. Глеб в этой компании стал абсолютно своим, так как знал всех учившихся или уже работающих в ТГПИ, их объединяли и студенческие интересы, и общественная работа (Глеб был членом бюро ВЛКСМ Института).
Объединяющим всю эту молодежь звеном был, конечно, Н.И. Кравцов, вместе со своей женой М.Н. Морозовой, доцентом, заведующей кафедрой русского языка на филфаке. Обычно по приглашению Н.И. Кравцова и его жены молодежь собиралась в их квартире. Запомнился один из вечеров, который, однако, состоялся в доме моего отца. Почему? Потому, что было лето, и терраса нашего дома выходила в большой сад с обилием цветов, яблонь, кустов сирени. В этот раз, помню, собрались: Е. Говердовская, Е. Шмякова (работала после окончания филфака в студенческом профкоме), Н. Гридасова, Ю. Гурьев, выпускник филфака, к тому же закончивший и музыкальное училище, прекрасно игравший на пианино. Впоследствии он уехал в Москву, стал композитором. Справка о нем есть в Тамбовской энциклопедии (Тамбов, 2004); судя по помещенным там сведениям, сейчас он живет во Франции. Но не раз, живя и в Москве, и за границей, он приезжал в Тамбов и выступал с концертами. И в Тамбове мы не раз встречались с ним. Скромность, любовь к малой родине были свойственны ему, и он вспоминал наши встречи начала 50-х гг. Как я благодарна судьбе, что свела меня с такими интересными земляками! В тот вечер мы говорили о литературе, о поэзии, о жизни, Гурьев играл на пианино.
В конце лета, 26 августа, состоялась наша свадьба. Она прошла очень скромно, по-семейному.
Весь август и сентябрь 1950 г. прошел у меня и Глеба в подготовке к вступительным экзаменам в аспирантуру. Глеб писал вступительный реферат, занимался немецким языком и повторял материал по истории партии. Мне в некоторой степени было легче, я уже сдала немецкий язык (сдавала именно немецкий, так как английский был обозначен в моем университетском дипломе как основной, наряду с зарубежной литературой). Я писала вступительный реферат по творчеству болгарского поэта Д. Полянова и одновременно с этим, по настоянию Н.И. Кравцова, готовила и статью о Полянове для «Ученых записок» ТГПИ. В начале сентября Глеб ездил на экзамены по истории партии и немецкому языку, которые
успешно сдал. В особенности он радовался высокой оценке по иностранному языку, который нередко служил камнем преткновения для поступающих в аспирантуру по общественным наукам. А для меня сложность состояла в том, что я в сентябре приступила параллельно к работе на втором курсе иняза. Напомню, что я была зачислена вначале в заочную аспирантуру и должна была проводить свои учебные занятия. Мне было поручено вести второй курс, это означало, что требовалась новая подготовка по курсам фонетики, лексики, по домашнему чтению и т.д.
Быстро летело время. Или, может быть, мне только теперь, по прошествии многих-многих лет жизни, так кажется? Скорее всего, именно так, тогда же мне казалось, что жизнь была до предела заполнена работой, выполнением бесконечных дел. Были частые отъезды и приезды Глеба (из Москвы - в Москву), пока, наконец, все так или иначе не уладилось. В его письмах - рассказы о новых товарищах по учебе, новых педагогах. В.И. Черкасов, В.Ф. Асмус... Глеба потрясают их знания в разных сферах науки, огромная эрудиция: каждый из профессоров - личность. И хотя работать приходится много, учиться интересно и занятия идут успешно. Библиотека имени Ленина стала любимым местом занятий Глеба. Общежитие же для аспирантов, как и для студентов МГУ, находилось на Стромынке.
Во время моих приездов в Москву основным нашим пристанищем была комната в квартире моего дяди Шуры. Останавливались мы и у друзей отца Глеба - Ами-тировых. Е.В. Борисов и Г.Е. Амитиров были однокашниками по университету в Варшаве, так как Варшавский университет был до 1917 г. единственным университетом в России, куда принимали из духовной семинарии, а оба - и Амитиров, и Борисов - были детьми священников и заканчивали не гимназии, а семинарии.
Семья Амитировых была своеобразной, интересной. Сам Гурий Евплович был учителем литературы в одной из московских школ. По внешнему облику он очень напоминал чеховских учителей: очки на умных, внимательных глазах, бородка, всегда подтянутый, хотя и просто одетый. В манерах - внутреннее достоинство, сочетающееся с какой-то готовностью всегда откликнуться на происходящее вокруг. Его жена была тургеневских корней: ее девичья фамилия была Тургенева. Всю жизнь она проработала в Москве в Литературном музее. В молодости, вместе с первым мужем, писателем Соловьевым, она вращалась в литературных кругах и была знакома со многими представителями Серебряного века. Жалко, что пропала многолетняя переписка Гурия Евпловича, его жены Татьяны Алексеевны с Андреем Белым - письма долгое время хранились в доме Борисовых, но в 1930 -40-е гг, когда было опасно держать дома подобные документы, были уничтожены.
В конце августа и сентябре уже велись и регулярные занятия болгарским языком в аспирантской группе с Н.И. Кравцовым. Наша группа состояла из принятых в 1950 г. трех аспирантов. Кроме меня, в ней занимались две выпускницы факультета русского языка и литературы, только что сдавшие вступительные экзамены в аспирантуру. Это были В. Антоненко и Н. Корнеева. Впоследствии Валентина Ивановна стала работать в
ТГПИ преподавателем русской литературы, а Н. Корнеева вышла замуж за писателя Девятова и впоследствии уехала с ним в Москву.
В своей книге «Дом Жилярди» я уже писала о том, что отношу его [1] к числу таких больших ученых и педагогов, как, например, мои учителя по университету: М.М. Морозов, Л.Е. Пинский, А.А. Аникст, которые и составляли блестящую когорту русских педагогов, ученых-филологов, преданных науке, своей профессии, педагогов широкого профиля, разносторонних, любимых многими поколениями своих воспитанников, ставших впоследствии тоже учеными, педагогами.
Остановлюсь поэтому не на подробностях биографии Н.И. Кравцова, а на рассказе о нем как о человеке, у которого мне посчастливилось быть в аспирантуре и работать на кафедре литературы, когда он был заведующий кафедрой в ТГПИ (1942 - 1960 гг.).
Прошло уже 30 лет, как нет Н.И. Кравцова, сменились поколения студентов, изменились исторические условия, но до сих пор вспоминают Николая Ивановича: вспоминают бывшие выпускники ТГПИ своего наставника, замечательного человека, запомнившегося не только своими блестящими, четко выстроенными лекциями, но и увлеченностью учебным материалом, человека с широкими интересами, старающегося и своих воспитанников включить в орбиту этих интересов, привить любовь к литературе, театру.
У меня сохранилось письмо бывшей классной руководительницы моей дочери, заслуженного учителя РСФСР, выпускницы ТГПИ Е.Н. Поздняковой. С этим хорошим человеком мы переписывались, теперь, правда, наше общение свелось к разговорам по телефону.
В этом сохранившемся письме, о котором я говорю, Екатерина Никитична рассказывает о том, как студенты с самого первого курса обожали Николая Ивановича Кравцова и не только за интересные лекции: он покорял и тем, что с первых дней он включал первокурсников в многообразную общественную жизнь факультета. Так, он предложил им участвовать в драматическом кружке, которым руководил сам. Они гордились тем, что профессор приглашал их на литературные вечера у старшекурсников, занимавшихся поэтическим творчеством, многие из которых были фронтовиками, серьезными, взрослыми людьми. Все это вызывало живой отклик у студенческой молодежи, заставляло их видеть в своем Институте родной дом, позволяло лучше представить себе суть их будущей профессии.
Уже эти эпизоды общения Кравцова со студентами показывают весь размах деятельности Н.И. Кравцова как педагога.
Не могу не добавить, что в одном из последних номеров «Литературной газеты» (октябрь 2009 г.) была помещена небольшая статья о Н.И. Кравцове. Это было сообщение о переиздании в издательстве Московского университета в 2009 г. его учебного пособия. Это еще одно свидетельство значительности научной и учебной деятельности известного филолога-слависта. Статья имеет убедительное название: «Побеждает добрый и честный».
Я уже рассказывала в начале своего повествования о большой воспитательной работе со студентами в Инсти-
туте, например, о большой популярности, которой пользовались смотры художественной самодеятельности, в которых участвовали и студенты, и преподаватели. И не мудрено, что постановки драматического кружка, руководимого Н.И. Кравцовым, играли видную роль в смотрах.
Николай Иванович устраивал общие походы факультета на спектакли Тамбовского облдрамтеатра, с последующим обсуждением спектаклей с актерами театра. Иногда организовывались и вечера-встречи с актерами театра. Мне не раз пришлось играть роль ведущей этих вечеров.
Все это сочеталось у Кравцова и с другими видами его работы. Удивительны были и широта его деятельности вообще, и его умение все это сочетать, причем с видимыми результатами.
В этом смысле запомнился такой эпизод. На несколько дней я по болезни (простуда, грипп) «вышла из строя», не ходила на работу, а когда вернулась, то извинилась, что от не зависящих от меня обстоятельств не закончила свою статью. Николай Иванович, укоризненно взглянув на меня, сообщил, что сам он в подобных случаях как раз и завершает свою очередную работу. Честно говоря, это был полезный урок.
Или еще один пример. Иногда, вернувшись после бюллетеня (больное сердце) на занятия, Кравцов на наши соболезнующие вопросы: «Ну, как Вы?» - говорил: «Вот, написал» - и выкладывал на стол свою завершенную, напечатанную им (на машинке) очередную статью.
Ни в коем случае нельзя представить себе подобные ситуации как «показушные» - это было следствие большой любви к занятиям, к науке.
Еще добавлю, что в Институте тогда кафедра литературы широко отмечала литературные даты. На эти литературные вечера обычно приглашались все преподаватели Института и, конечно, студенты. Николай Иванович выступал с большим докладом, который часто сопровождало чтение художественных произведений студентами. Запомнились вечера, посвященные Есенину, венгерскому поэту Петефи и др. При всем многообразии общественной работы, которую вел Н.И. Кравцов на кафедре и факультете и вообще в Институте, конечно, главной оставалась его научная деятельность, в которую он активно включал всех членов кафедры. Одно из основных направлений в 1950-е гг. на кафедре было изучение болгарской литературы.
Большой победой кафедры было создание под руководством Н.И. Кравцова вузовского учебника по русской литературе XIX в. (Москва, Просвещение, 1966 г.).
Надо еще отметить, что кафедра выпускала ученые записки по болгарской литературе, где печатались работы и Н.И. Кравцова, и его аспирантов-болгаристов, а впоследствии и других преподавателей кафедры, занимавшихся болгарской литературой (К.В. Шенкер). Выпуски эти были высоко оценены в отечественной и болгарской печати («Слово о факультете», Тамбов, 2004 г. и другие издания).
Как я уже сказала, завершив учебный год преподавателем в английской группе на втором курсе инязе, я была переведена на факультет русского языка и литературы преподавателем зарубежной литературы. Теперь мне стало легче уезжать в Москву. Глеб заранее подыскивал какую-нибудь комнатку, обычно при помощи тети
Фани. У нее была масса знакомых, готовых сдать комнату ненадолго для аспирантов. Николай Иванович всегда с некоторой долей иронии отпускал меня в Москву: «Не пора ли подольше оставаться в монастыре?» -обычно шутил он.
Но Москва была мне интересна и концертами, театром (билеты куда нам тоже помогала доставать тетя Фаня, так как мы обычно стремились попасть на «гвозди» сезона), встречами с друзьями Глеба, аспирантами-философами - болгарином и литовцем. Во время моих приездов в Москву мы, конечно, встречались и с моим братом Борей, который всегда с большим увлечением и интересно рассказывал о своей работе, об архитектуре, об искусстве вообще.
Я уже не говорю о том, что до сих пор вспоминаю эти незабываемые часы, проведенные в Ленинке в работе над диссертацией. Помнится тишина читального зала, свет абажура на столе, тихое шуршание бумаги. И все новые и новые открывающиеся мне научные данные по болгарской литературе, по теме диссертации.
Осенью 1954 г. у меня состоялась защита диссертации в Ученом совете Московского государственного педагогического института имени Ленина (в настоящее время - университета). Место защиты было определено нашим Институтом, тем более, что там была одна из кафедр пединститутов РСФСР, где ввели в преподавание болгарскую литературу. А преподавала ее недавно защитившаяся Н.П. Михальская (она защищала диссертацию по И. Вазову, единственному тогда переведенному болгарскому автору), моя бывшая однокурсница по МГУ и подруга.
Труднее было с выбором оппонента - доктора наук. Им стал заведующий кафедрой зарубежной литературы МГУ Р.М. Самарин. Он стал заведующим уже после моего окончания университета. Но он сразу согласился быть оппонентом у меня как у аспирантки известного и уважаемого слависта. Во время защиты на Ученом совете МГПИ Самарин прямо назвал школой Кравцова, «гнездом Кравцова» его аспирантов-славистов, как еще учившихся, так и уже защитивших диссертации.
Я, конечно, очень волновалась и во время защиты, и после. Помню, при выходе из зала, где шло заседание Совета, у балюстрады вестибюля меня ждал Глеб. И когда я с огорчением сказала, что все было не так, как бы хотелось, он только спокойно спросил: «Как проголосовали?», - и на мое «единогласно» сказал: «Все понятно»: он хорошо знал мое вечное недовольство собой, мое обычное «самоедство».
После защиты, как положено, мы отмечали это событие. Торжество не было пышным и многолюдным -так захотели руководители. Присутствовали заведующая кафедрой зарубежной литературы МГПИ имени Ленина М.Е. Елизарова, по учебнику которой занимались студенты-филологи в пединститутах. Были приглашены очень уважаемый и всеми любимый профессор этой кафедры Б.И. Пуришев, мой руководитель - профессор Н. И. Кравцов, мой оппонент Н.П. Михайльская, мы с мужем. От устройства встречи в ресторане все отказались. И вечер проходил в квартире моего дяди Шуры на Сивцевом Вражке. Он сам был на очередных киносъемках, и гостей принимала его жена тетя Фаня (тоже ре-
жиссер Мосфильма). Она была гостеприимная хозяйка. Все было по-домашнему вкусно, по-московски хлебосольно, она потом говорила мне, что гости мои ей понравились своей интеллигентностью, открытостью, демократизмом.
И снова - в Тамбов! К работе, к студентам, по которым я уже скучала.
1956 г. - год рождения ребенка, нашей любимой дочери Елены-Аленушки. В плане преподавания год сложился трудновато. Еще точно не определилась нагрузка, она пока складывалась в основном из проверки контрольных работ у заочников и т.п.
Но потом все устроилось. Я стала читать курс по Средним векам и Возрождению. Значит, любимый Шекспир! И курс по XIX в. - это любимые Бальзак, Диккенс, Голсуорси, Т. Гарди, и курс зарубежной литературы конца XIX - начала XX в. (некоторых писателей знала и любила еще в юности - Оскар Уайльд, Гауптман, современные писатели, которых читала как в школьные годы - Стейнбек «Гроздья гнева», так и в новых журналах - в «Иностранной литературе»).
Это был целый новый мир, который мне надо было открывать для моих учеников и как бы заново открывать для себя!
Эти годы были очень счастливыми. Маленькая дочь! Счастье материнства! Такой огромный мир! И занятия любимой литературой.
Несколько раньше меня уже защитился Глеб (в Ученом совете философского факультета МГУ имени Ломоносова). И теперь для нас начался новый период жизни -преподавательской деятельности в ТГПИ. Жизнь была заполнена подготовкой к лекциям. Кроме философии в ТГПИ, Глеб еще вел занятия в областной партийной школе. Кроме того, он был внештатным лектором обкома и читал эстетику на высших курсах при обкоме. И еще ему предложили также читать лекции по эстетике для студентов школы-студии МХАТа при Тамбовском областном драмтеатре имени Луначарского (60-е гг.). Из этого перечня становится ясно, что Глебу надо было много заниматься не только чистой философией (диамат, история философии, эстетика, этика), но и новым для него предметом - историей искусства.
Глеба всегда отличал широкий диапазон научных интересов. Так, в начале 60-х гг. он окончил заочную аспирантуру в Ленинградском институте искусства имени И.Е. Репина, что дало ему полное право вести занятия по истории искусства.
Свои знания в этой области он черпал и из наших многочисленных путешествий по России, которые мы вместе с ним совершали во второй половине 50-х и 60-е гг., да и позже - в 70 - 80-х гг. Это посещение мест русской истории, культуры, русской славы. А начались наши путешествия с Ясной Поляны, Спасско-Лутовинова, Михайловского, с неоднократных поездок в Ленинград (теперь Петербург), впоследствии же мы были в юбилейные дни на Куликовом поле и во всех местах, связанных с этим событием, во Владимире, Оптиной пустыни под Калугой. Мы путешествовали по Золотому кольцу России, были у церкви Покрова-на-Нерли. Эти поездки оставили
на всю жизнь неизгладимые впечатления. Трудно выделить наиболее яркие эпизоды - так все они были изумительны. Но не могу не остановиться на воспоминаниях о посещении трех мест: Михайловского, церкви Покрова-на-Нерли и Оптиной пустыни.
Пушкинские места были объектом поклонения всего СССР тех лет. Туда совершались экскурсии школьников и студентов, просто всех тех, кто любил Родину и Пушкина. Михайловское было очень популярным местом посещения, особенно в 50 - 60-е гг., когда директором Музея-заповедника был С. Гейченко. Как живая до сих пор стоит в памяти эта картина - могила Пушкина (помню, как я рассказывала об этом потом студентам)! .Июньский день. Мы с мужем терпеливо ждем, когда пройдет очередная группа перешептывающихся школьников. Вот, наконец, поднимаемся на площадку перед могилой и читаем: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть и равнодушная природа красою вечною сиять!». Как и предвещал гений, природа в этот светлый июньский безветренный день сияла красою вечною. Казалось, что мы на могиле знакомого с детства человека. Я и до сих пор считаю эту встречу с Пушкиным одним из сильнейших переживаний в жизни.
Не менее велико и впечатление от церкви Покрова-на-Нерли. Июнь. Голубое небо без единого облачка. Зеленые луга вокруг. Мы присели на маленьком взгорочке и не можем оторвать взгляда от этой открывшейся перед нами гармонии: белая с зелеными (тогда) куполами церковь, с золотым крестом, не можем оторвать взгляда от этой картины вечной тишины и покоя.
Такие же впечатляющие воспоминания остались от посещения Оптиной Пустыни. Как было не преклонить колен перед нашей памятью, перед нашей великой культурой! Ведь тут бывали и Гоголь, и Достоевский, и Лев Толстой. Постояли у могилы старца Амвросия. Многие подобные мгновения запечатлены на фото, а что-то - и на кинокамере.
На Куликовом поле, в Калуге и в некоторых других местах мы были вместе со С.Б. Прокудиным, его женой и с моим братом Борисом, его женой Маргаритой и их старинным другом, тоже московским архитектором. Московские архитекторы запечатлели посещенные места в акварелях, в пастельных и карандашных зарисовках. Борис часто выставлял свои графические работы и в Москве в Доме архитектора, и в Тамбове. Кроме того, он выпустил несколько альбомов со своей графикой (например, «Русская старина», Тамбов, 1970). Одна из таких акварелей и сейчас висит в моей квартире в Минске. Память живет.
Примечания
1 .Есть большая литература о Н.И. Кравцове. Это, прежде всего, статьи в Литературной энциклопедии, статьи в академических выпусках Известий АН СССР, вестниках МГУ. В Тамбове о нем можно найти статьи в Тамбовской энциклопедии (Тамбов, 2004), Словаре-справочнике Тамбовского государственного университета имени Г.Р. Державина (Тамбов, 2004), статья С.Б. Прокудина напечатана в сборнике «Слово о Факультете» (к 70-летию филологического факультета ТГУ, Тамбов, 2000).
