Воспоминание о "потерянном рае": детство в "картине мира" Арно Хольца (1863-1929) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 82.09

ВОСПОМИНАНИЕ О «ПОТЕРЯННОМ РАЕ»: ДЕТСТВО В «КАРТИНЕ МИРА» АРНО ХОЛЬЦА (1863-1929)*

Т. В. КУДРЯВЦЕВА,

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Отдела литератур Европы и Америки новейшего времени, Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН, 121069, Москва, улица Поварская, 25а, тел. +7 (919) 994-94-17, e-mail: muchina@yandex.ru

АННОТАЦИЯ

Кудрявцева Т. В. Воспоминание о «потерянном рае»: детство в неоромантической «картине мира» Арно Холь-ца (1863-1929).

В статье рассматривается феномен «детства» в творчестве немецкого поэта рубежа XIX-XX вв. А. Холь-ца. Поскольку, по Хольцу, «любая поэзия в своей основе есть самоизображение, особенность его произведений состоит в том, что все они оказываются включенными в автобиографическую перспективу. Поэт принадлежал к тому кругу писателей, чье детство прошло в провинции, и кто волею судеб довольно рано оказался в мегаполисе. Резкий контраст между прежней и настоящей жизнью ес-

* Работа написана в рамках выполнения научно-исследовательского проекта РФФИ/РГНФ «Литературный процесс первой половины ХХ века в Европе и Америке: направления и школы» № 17-04-00073

© Т. В. Кудрявцева, 2017

92

тественным образом нашел отражение в проблемно-тематическом и мотивно-образном спектре произведений поэта. Неудовлетворенность настоящим вылилась в эскапизм и утопизм, присущие большинству произведений рубежа XIX-XXвв., прежде всего неоромантической направленности. Погружение в сферу детских воспоминаний оказалась одним из способов ухода от реальности.

Ключевые слова: неоромантизм, детство, Арно Хольц, немецкая литература.

SUMMARY

Kudryavtseva T. V. A. The Recollection of the lost Paradise: Childhood in the Neo-romantic «Worldpicture» of Arno Holz (1863-1929).

The article discusses the phenomenology of childhood in the works of And Holz, the German poet living on the turn of the XIX-th to the XX-th centuries. Because, according to Holz, «any poetry is self-image», theу specificse of his works is that they are all included in the autobiographical perspective. The poet belongs to a circle of writers, whose childhood was spent in the province and who quite early removed to the city. The sharp contrast between the former and the present life is naturally reflected in the topical and motive-figurative spectrum of the poet's works. Dissatisfaction with the new reality resulted in escapism and utopianism inherent in most (primarily neo-romantic) works on the turn of the XIX-th to the XX-th centuries. The immersion into the childhood reflections was one of the ways to escape from reality.

Keywords: neo-romanticism, childhood, Arno Holz, German literature.

В творчестве немецкого поэта Арно Хольца (1863-1929) преломились стилевые черты многих литературных течений конца XIX - начала XX вв. Это дало повод говорить о поэте как о зачинателе натурализма и импрессионизма, отмечать в его творчестве черты неоромантизма, югенд-стиля и имажизма. Хольца называли провозвестником экспрессионизма и дадаизма, а позднее начали связывать его имя с литературой сюрреализма, «потока сознания», неодадаизма и т. д., включая тем самым творчество пи-

сателя в русло модернизма и литературного авангарда XX в. вплоть до их истечения в постмодернизм2. Сам Хольц, однако, всегда решительно отказывался связывать свое имя с каким-либо литературным течением или направлением. Он видел в своем творчестве «новую линию развития искусства, единственно ведущую в будущее» [4, с. 140], которое было бы способно «показать заново человека» [4, с. 214-215]. Это означало охватить весь комплекс его представлений о себе и окружающей действительности, воссоздать средствами данного вида искусства отраженную в душе художника субъективную картину мира, вернее ее образ, рожденный в сознании автора [4, с. 180]. Отсюда, по Хольцу, «любая поэзия в своей основе есть самоизображение» [4, с. 642]. Особенность произведений Хольца состоит в том, что все они оказываются преломленными через призму автобиографического.

Автобиографическая перспектива в полной мере проявилась в его произведениях, посвященных воспоминаниям о детстве. Поэт принадлежал к кругу писателей, выросших в провинции, к тем, кто волею судеб довольно рано оказался в мегаполисе, столкнувшись с трудностями, в том числе материального характера. Детство Хольца прошло в городке Растенбург в Восточной Пруссии (в настоящее время г. Кештин, Польша). В 1875 г. семья переехала в Берлин, где Хольц прожил до конца жизни. Сын аптекаря, ауто-дидакт, он долго ютился в маленькой берлинской мансарде и одно время зарабатывал на жизнь даже изготовлением детских игрушек. Резкий контраст между прежней и настоящей жизнью естественным образом нашел отражение в проблемно-тематическом и мотивно-образном спектре художественного творчества. Неудовлетворенность настоящим вылилась в эскапизм и утопизм, присущие большинству произведений рубежа Х1Х-ХХ вв. неоромантической направленности. Уже в первом поэтическом сборнике Хольца «Книга времени» (1886) есть стихотворение под названием «Фантазус»:

Скат крыши в небо упирался, Внизу гудел завод в чаду. Кто пил, кто пел, кто спал, кто дрался. Вся жизнь казармы на виду. В подвале крыс плодила крыса, В партере дым табачный плыл, Всей бедноте предместья справно Тот дом прибежищем служил. <..>

И перед жалкою свечою, Один, над миром господин, Обнявшись с Музой дорогою Сидел мечтатель, Блудный сын.

В его каморке умещались Лишь стол да шаткий табурет, К нему нужда и зло слетались, Как к Богу в город Назарет.

Одежды всей - пиджак кургузый, А хлеб взаймы давал сосед. Но он шептал, шептал: О, Муза! И забывал, что денег нет

[3, с. 485]2.

И в известной поэме «Фантазус» (первая редакция 1898-1899), пестрящей картинами неоромантического бегства из окружающей действительности, погружение в сферу детских воспоминаний оказалась одним из весьма привлекательных способов ухода от реальности «мальчишки-несмышленыша с глазами-незабудками», который «гоняясь за солнечными зайчиками и бабочками» [2, с. 120], продолжает жить в поэте. Окрашенные светлой грустью воспоминания о детстве как счастливой идиллии без горестей и без забот чрезвычайно отчетливы и подробны до мелочей:

Печальное воспоминание

Есть в море остров Нурапу, на нем цветет дерево бо.

Играют волны меж корней, ... мелькают звезды меж ветвей.

На длинном сучке, -не может быть, -пастушка и ... трубочист?! ... трубочист?! Крошечные башмачки, золотая шляпка, черная лестница, узелок на палке.

Выходит, вы ... не вернулись?

Однако стоит ли дивиться, когда вы из фарфора!

Где же уютная горенка с подзеркальником,

резным шкафчиком и доброй старой синей изразцовой печью!

Тюльпаны бабушкины!

Увы!

Здесь

из часов не выскочит кукушка, не расцветет в горшке лаванда; здесь ... пенится прибой, здесь ... гаснут звезды!

И безутешно я рыдаю!

[2, с. 134]

***

Кувырвыдумки В пять лет я знал абсолютно все.

В Китае говорят по-французски, в Африке живет птица кенгуру, а дева Мария - католичка в платье небесно-голубого

цвета.

Деву слепили из воска, и у нее родился Господь.

Когда я вырос, -возжелал вкусить величие Шиллера и Гёте и поселиться в Берлине поближе ко двору.

А когда у меня появились дети, я всех велел ... выкрасить: Недорого и

штанов рвать не будут. В доме

переплетчика Полляковского

висела большая, броская, выцветшая репродукция: белый конь взвился на дыбы.

Толстяка турка с саблей наголо, что сидел на скакуне,

звали Али Пашой.

Когда у меня в кармане звенела мелочь, я порывался его... купить.

Но больше всего на свете мне хотелось ... добраться до истоков Нила.

Я

все хорошо продумал.

Оставалось сесть в лодку и

плыть, плыть, пока та не сядет на мель: Значит, исток близко.

В тех местах обезьяны

швыряются апельсинами и кокосовыми орехами, а

на изюмовых деревьях растет миндаль.

Чтобы в пути не пробавляться манной небесной,

я запас

побольше солодового сахару и цареградских стручков.

И все это хранил в тайне. Держал в секрете. И

диву давался: до чего же все ... недогадливы и бестолковы

[2, с. 115].

***

Во ржи, поворотившись к озеру, стояла липа.

Всякий день после обеда мимо нее по узенькой тропинке, под жгучим июльским солнцем мы, мальчишки, мчались купаться.

Синее небо, золотые цветы, жужжанье пчел!

Друзья уже давным-давно смеялись и гомонили в воде, а я все стоял.

И глядел в небо, и слушал пчел, и упивался запахом лета

[2, с. 117].

***

Краснеют крыши! Над трубами дымки курятся, в высоком небе голуби кружат.

День клонится к закату. В саду у Модрикеров раскудахталась наседка, весь городок кофейным духом пропитался.

Мне, постреленку, восемь лет минуло; устроился вверху под самой крышей, гляжу в чердачное окошко. Там внизу - тесный двор. Забыта недочитанная книжка. «Ловцы рабов», Франц Гофман.

Как тихо!

Напротив, в водосточном желобе у Кнорров два воробья из-за соломинки скандалят;

чуть слышно взвизгнула пила, от церкви явственно доносятся удары: то молот Тиля-кузнеца стучит.

А если вниз на окна взглянешь, там - мамины цветы: желтофиоль, левкои и герань в горшочках;

а

в маленькой коробке из-под сигар кустится резеда.

Ах, как чудесно пахнут жеманницы-красотки!

Нарядами сверкают! Как ластится к ним ветер! Они в ответ - сияют!

Глаза лишь закрою и вижу их, вижу

[2, с. 117].

Бабушкин день рождения

Бабушка уснула на креслах. Сквозь

белоснежные тюлевые гардины, над

изумрудно зелеными блистающими алмазною гранью сплетенных в нежный узор нитей византийскими вазами мерцают головки нежно-синих гиацинтов.

На круглом, покрытом

ослепительно белой камчатной скатертью, расцвеченной мелкими брызгами лепестков, столе сверкают золотыми ободками роскошные мамины чашки.

Большая черно-бурая изразцовая печка

дышит теплом и уютом, а

за начищенной до блеска латунной дверцей,

в темной, необъятной, пышущей жаром темноте шипят печеные яблоки.

Боюсь ... дохнуть. В блаженном упоеньи потягиваю носом; щекочет обонянье и

дразнит пряный шоколадный аромат; спит бабушка, цветы благоухают, а

в преогромном праздничном, щедро напудренном сахаром пироге светятся, приветливо мигают семьдесят восемь свечей!

От жары дрогнул воздух, колыхнулось пламя...

изюмины!

Славная, милая, добрая, умная крошка Линхен

в новом кисейном платьице в горошек, с косами-крендельками, прямая, как свечка, сидит

за старым пожелтевшим роялем

и неловкими пальчиками

играет Моцарта!

В солнечных лучах звенят пылинки!

[2, с. 118]

***

Звезда на серебряный луч посадила меня, карапуза, - ух, весело как!

Все меня любят: птицы, цветы; ангелы не чают во мне души.

На земле убивается папа, на земле рыдает мама, а мне хоть бы что: плету себе венок из первоцвета.

Милый папа! Милая мама! Не плачьте!

Вы только гляньте:

Цветов здесь сколько, барашки скачут, а на каждом луче -по сахарному прянику!

[2, с. 120-121]

***

Заброшенная мельница

Внизу в деревне за церковной оградой спит мельник.

Притихли жернова.

Божьи коровки хозяйничают на прогнивших балках, пролетела кукушка.

... Ку... ку... ку ... ку ...

В густой ржи на косогоре мелькают детские головки:

Крик, шум, гам. Что там внутри? Самый маленький заглядывает в щель, ... ку ... ку ...

Есть от чего ... глазам открыться ...

Искристо-звездисто-огнисто вихрится пыль золотая, мерцает зеркальце в овальной рамке: омут, над ним танцуют, кружатся, порхают ... резвятся пленительно изящные, на солнце

ослепительно горящие сапфировые мотыльки!

[2, с. 122].

***

Потерянный рай3

За высокой оградой раскинулся сад4.

Над соломенным шалашом повисли стеклянные вишни.

Изумрудный крыжовник лоснится. Туда никто не знает дороги. Божья коровка ползет по стебельку, ах, сорвалась, плюх

в золотистую заводь лютиков.

Замигали сердобольные маргаритки, анютины глазки насупили брови.

Кроткой улыбкой

светятся грядки!

[2, с. 125].

В антологии Кристиана Метца «Красив мой сад» [5] стихотворение Хольца помещено в раздел «Утраченный идеал» («Das verlorene Ideal») [5, с. 39-68] c подзаголовком из ключевых слов Сад-рай, золотой век, земля обетованная (Garten Eden - Goldenes Zeitalter - Schlaraffenland). В разделе представлены среди прочего следующие тексты:

Ветхий Завет: Рай, Грехопадение (Das Alte Testament: Das Paradies, der Sündenfall) [5, с. 39].

Джон Мильтон: Потерянный рай (John Milton: Das verlorene Paradies) [5, с. 45].

Овидий: Золотой век (Ovid: Das Goldene Zeitalter) [5, с. 50].

Карл Филипп Мориц: Золотые яблоки Гесперид (Karl Philipp Moritz: Die goldnen Äpfel der Hesperiden) [5, с. 52].

Густав Шваб: Сад гесперид (Gustav Schwab: Der Garten der Hesperiden) [5, с. 53].

Ганс Закс: Земля обетованная (Hans Sachs: Das Schlaraffenland) [5, с. 56].

Август Генрих Гофман фон Фаллерслебен: Детский сад (August Heinrich Hoffmann von Fallersleben: Der Kindergarten) [5, с. 60].

Арно Хольц: Затерянный сад (Arno Holz: Versunkener Garten [5, с. 62].

Леопольд Андриан: Сад познания (Leopold Andrian: Der Garten der Erkenntnis) [5, с. 64].

Пауль Целан: Ты лежишь в глубоком внимании (Paul Celan: Du liegst im großen Gelausche) [5, с. 66].

Примечательно, и это свидетельствует о том, как важен был для Хольца «детский» сегмент его «картины мира», что в 1924 г. поэт издал отдельной книжкой под названием «Детский рай» («Kindheitsparadies») стихотворения из поэмы «Фантазус», так или иначе связанные с образом детства.

Примечательно также, что из спектра позитивных воспоминаний поэта о детстве исключен очень важный сегмент:

Яболен!

Не надо плестись в постылую школу, могу весь день блаженствовать дома, и

ничегошеньки у меня не болит!

Мама поит малиновым чаем, расщедрилась на апельсин, (какая она сегодня добрая).

Это ли не сон!

Большой стол придвинут к кровати; из

нарядных спичечных коробков, стеклянных пузырьков и склянок из-под лекарств возвожу

бастион своему оловянному войску; из ящика сыплется карамель.

А

к вечеру, -проснулся, гляжу, тут как тут старая Кнопка:

«Ну что, опять квасишься, колобок?»

Я слушаю ее веселую болтовню, а то читаю сказки Гауффа,

«Приключения Робинзона» или

рассматриваю картинки.

Не нужно доктора!

У него такой противный Стетоскоп

[2, с. 121].

Школа как исчадие ада - один из центральных образов в литературе рубежа XIX-XX вв. - был запечатлен в творчестве Хольца раньше многих его знаменитых современников.

В новелле «Первый день в школе» («Der erste Schultag», 1889), послужившей основой пьесы «Сновидец («Traumulus», написанной совместно с О. Йоршке в 1905 г.), проявила себя тенденция к гротескному изображению нарушенной гармонии во взаимоотношениях человека с подавляющей его окружающей действительностью, тенденция, которая найдет развитие в ранних рассказах Гофман-

сталя, в психологическом символизме малой прозы Музи-ля и в параболике Кафки. Символический смысл названия олицетворяет конец детской идиллии» и вторжение в жизнь ребенка жестокой правды жизни. Пьеса «Сновидец», предвосхитившая одну из главных тем экспрессионистской драматургии, сопоставима с такими произведениями, как «Пробуждение весны» («Frühlingserwachen») Ф. Ведекин-да, «Ректор Клейст» («Rector Kleist») Г. Кайзера, «Учитель Гнус» («Professor Unrat») Г. Манна и др.

Примечания

1. Подробнее об исследованиях, посвященных творчеству Хольца см.: [1].

2. Пер. с нем. Т. Кудрявцевой.

3. В оригинале стихотворение озаглавлено «Versunkener Garten» (затерянный сад).

4. В оригинале - рай (Paradies).

Список использованных источников

1. Кудрявцева Т. В. Арно Хольц и место его лирики в немецкой литературе: дис. ... канд. филол. наук. М., 1990. 182 с.

2. Кудрявцева Т.В. Арно Хольц: «революция в лирике». М.: ИМЛИ РАН, 2006. 172 с.

3. Holz A. Buch der Zeit. Lieder eines Modernen. Zweite, vermehrte Auflage, Berlin: F. Fontane & Co., 1892. 392 S.

4. Holz A. Das Werk Das Werk: In 10 Bd. - Berlin: Dietz, 1925. - Bd. 10. 732 S.

5. Мetz Ch. Schön ist mein Garten. Frankfurt am Main: S. Fischer Verlag, 2009. 448 S.