CC BY
167
РЕЦЕНЗИИ
Г.Ю.Карпенко*
Воробьева А.Н. Русская антиутопия XX века в ближних и дальних контекстах. Самара: Издательство Самарского научного центра РАН, 2006. — 268 с.
Монография А.Н.Воробьевой посвящена специфическим проблемам художественной манифестации «исторического будущего» в таком литературном жанре, как антиутопия. Название книги — «Русская антиутопия XX века в ближних и дальних контекстах» — предельно точно отражает как интерес исследователя к русскому «антижанру», в котором иронически переосмысливается ценностная парадигма утопического мышления, так и способ развертывания анализируемого материала: русская антиутопия рассматривается в широком поле сопряжения с литературной и социокультурной традицией, с отечественным и мировым опытом «негативно утопической» рефлексии.
Обращение А.Н.Воробьевой к «антиутопии», к ее теоретическим основам и историко-литературному бытованию является вполне оправданным и закономерным желанием исследовательской мысли постичь своеобразие художественного воплощения образа социального минус-мира, который в творческой практике XX века пришел на смену утопиям прошлого. Такой интерес к «утопическому» и «антиутопическому» симптоматичен и обусловлен не только научным стремлением осмыслить художественную реакцию на разного рода конструирования социально-исторического «места, которого нет», но и более глубинной духовной тенденцией. Дело в том, что за последние тридцать лет российское общество пережило два определяющих его духовный строй «интеллектуальных настроения». В 1980-е годы, как писал Д.С.Лихачев, социально-политические «перестроечные» процессы вызвали в отечественной культуре страстное желание «выйти из истории» и пережить радостное чувство «возвращения к Человеку». Однако уже к середине 1990-х годов окрепло другое ощущение: Россия шагает по беспутью, человек, если ис-
* © Карпенко Г.Ю., 2007
Карпенко Геннадий Юрьевич — кафедра русской и зарубежной литературы Самарского государственного университета
пользовать слова НА.Бердяева, удалился от «тайны исторического», он перестал пребывать в «органически целостной эпохе». В это время в научной среде и начинают все чаще писать о необходимости «возвращения человека в историю», все пристальнее вглядываться в образы времени. Но в какую историю надлежит возвращаться человеку?
Сегодня общепризнан глубокий кризис исторического познания, крах многих методологических основ историзма. Кризис историзма породил и скептическое отношение ко всеобъемлющим теориям, рисующим исторический процесс как поступательное движение, как линейное или скачкообразное развитие от низшего к высшему. Как пишет А.Я.Гуревич, «идея прогрессивного восхождения человечества рухнула». Вместе с тем осознается и тот факт, что отказ от дисциплинирующих принципов познания грозит превратить любую мироориентацию в копание на «постисторической помойке», где легко может быть обесценена каждая вещь и заменена на другую, где ничто не защищает единое символическое пространство собственной культуры от распада. «Ангел истории изумлен», — говорит А.В.Михайлов, оценивая современное состояние историзма, — изумлен, потому что такая мироориен-тация человека означает, что вся история есть катастрофа.
Изумиться вместе с Ангелом истории и пережить в научном постижении катастрофу... нет, не истории, а ее утопических проектов позволяет монография А.Н.Воробьевой. Но вместе с тем автор книги исходит из убеждения, что «дух утопизма» присущ культуре и отдельному творческому сознанию и всегда будет производить на месте развенчанных утопий новые образы будущего. Оппозиция «утопия — антиутопия», как пишет А.Н.Воробьева, представляется «идеальной почвой для их последующего совместного движения: мечта возобновляется с новой силой на руинах антиутопической атаки».
Пафос монографии двунаправлен: он связан не только со вскрытием механизмов развенчания утопий, но и с попыткой постичь непреходящее, онтологически устойчивое в истории. По словам М.Хайдеггера, «в верно увиденном и верно эксплицированном феномене времени укоренена центральная проблематика всей онтологии». Косвенно А.Н.Воробьева соглашается и с мыслью М.Элиаде: чтобы жить в Мире, его необходимо сотворить по законам гармонии, так как никакой мир не может покоиться на хаосе; Человек всегда будет формировать ценностное время-пространство, пригодное для жизни, а инструментом, созидающим гармонию священного пространства, национальный/вселенский космос, будет выступать утопия (ее «оппонентом» — антиутопия).
Исследуя взаимовлияния и взаимоотталкивания утопии и антиутопии, А.Н.Воробьева вычерчивает-реконструирует культурно-исторический «заколдованный круг»: ведь как только антиутопия показывает жестокую изнанку реализованной мечты о всеобщем счастье, она тут же должна предложить новый проект общественного строя, то есть «подложить» новую утопию. Возможно ли разорвать этот «заколдованный круг» — вот главный вопрос книги А.Н.Воробьевой.
В связи с данным вопросом нужно помнить, что «заколдованность» времени порождена интеллектульной гордыней человека, в европейской культуре XIX века нашедшей свое выражение в философии Гегеля. После Гегеля история для многих предстала только в модусе мышления. Для человека это значило, что, с одной стороны, все имевшиеся в историческом времени ценности и сущности признавались относительными, переменчивыми, а с другой — только в истории по образцу какого-либо логико-исторического мышления, которое претендует на управление миром, и можно достичь субстанционального, «вывести абсолютное из исторически относительного». В «гегелевских» моделях истории истина, освященная верой и силой традиции, заменялась на истину, утверждаемую логикой и «научной верой» в могущество законов объективной необходимости. Понадобились не только усилия философской мысли от А.Шопенгауэра до М.Хайдеггера по развенчанию «объективного историцизма» Гегеля, но и социально-политические разочарования, связанные с жестоким опытом революционных преобразований «исторического», чтобы понять, что с «библейских» времен человек жаждет в истории как потоке длительности найти осуществление предвечных ценностей. Художественный опыт осмысления утопического, создание литературных антиутопий также никак не размыкает «заколдованного круга» истории. И сегодня, как пишет американский исследователь Дж.Сайр, «многие пытаются отыскать ключ к реальности, отыскать то, что дает надежду, а без надежды Новый Век — ничто», и сегодня весь мир переживает момент «родовых мук нового мировоззрения», благодаря которому человек сможет совершить «прыжок в совершенно другой способ бытия».
Отличительными свойствами монографии А.Н.Воробьевой является наличие исследовательского сюжета, яркого научного стиля и ясной логики осмысления «антиутопического корпуса». Композиционно рецензируемая работа состоит из восьми глав и традиционных «Введения» и «Заключения». Нетрадиционным, может быть, является структура «Введения». Оно имеет три озаглавленных параграфа: «1. Определение утопии и антиутопии. 2. Миф и фантастика — истоки утопии. 3. От древних истоков к современности», а также само «Введение» поименовано как «Метаморфозы жанра». Такой исследовательский ход позволяет А.Н.Воробьевой в структурированном введении решить комплекс необходимых вопросов как теоретического, так и историко-литературного характера, а это дает возможность в дальнейшем обоснованно сосредоточить свое внимание на русской антиутопии XX века.
В целом рецензируемая монография представляет собой научное исследование взаимосвязанных проблем, касающихся функционирования и соотнесений утопии и антиутопии в самом широком спектре: это проблема жанра утопии и его места в системе других литературных жанров; проблема соотношения утопии с научной фантастикой, мифом, сказкой; эволюция жанра и классификация утопии/антиутопии. Автор книги анализирует большое количество текстов русской литературной утопии/антиутопии в широком контексте мировой утопии и произведений, граничащих с утопическим жанром. Четко выстраивая «сюжет» русской антиутопии в трагической россий-
ской истории XX века, А.Н. Воробьева выделяет вершинные произведения жанра в русской литературе: роман Е.Замятина «Мы», романы А.Платонова «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», «Счастливая Москва», повести М.Булгакова «Собачье сердце», «Роковые яйца», роман В.Набокова «Приглашение на казнь», соотнося их с классической мировой антиутопией (романами Г.Уэллса, Ф.Кафки, О.Хаксли, Дж.Оруэлла, А.Кестлера, Р.Брэдбери, К.Воннегута, Г.Гессе, Г.Казака). Вокруг этих произведений выстраивается широкий контекст менее известных утопий и антиутопий в русской и мировой литературе, сыгравших между тем значительную роль в формировании эстетики исследуемого жанра. Например, это роман А.Богданова «Красная звезда», повесть К.С.Мережковского «Рай земной», трилогия Ф.Сологуба «Творимая легенда», рассказы и повести В.Брюсова, Л.Андреева, В.Хлебникова и др., советская поэтическая утопия 20-х годов, фантастическая утопия 60-х годов (романы и повести И.Ефремова, А. и Б.Стругацких, В.Шефнера), политическая антиутопия 70-80-х годов (роман А.Гладилина «Французская ССР», пьеса И.Бродского «Демократия» и др.).
А.Н.Воробьева рассматривает первые постсоветские антиутопии, подробно их анализируя в контексте современной русской и зарубежной литературы: это повести и рассказы Л.Петрушевской, А.Кабакова, В.Рыбакова, В.Мака-нина, В.Пелевина, В.Сорокина, А.Курчаткина. В книге представлены также новейшие антиутопии русских и зарубежных писателей, в частности, «Кысь» Т.Толстой, «Трилогия» В.Сорокина («Путь Бро», «Лед», «23000»), «Москва-ква-ква» В.Аксенова, «Маскавская Мекка», «Аниматор» А.Волоса, «Б.Вави-лонская» М.Веллера, «Нет» Л.Горалик и С.Кузнецова, «2017» О.Славнико-вой, «Возможность острова» М.Уэльбека, «Windows on the World» Ф.Бегбеде-ра и др. Концептуализация рассматриваемого огромного художественного массива и составляет содержание восьми глав монографии.
Характерной чертой монографии А.Н.Воробьевой является ее научно-стилистическая установка: книга написана для читателя. С одной стороны, в монографии сохраняются все признаки научного жанра — категориальность, точность приводимых определений, аргументаций, последовательность изложения собственной концепции, с другой — заметен интерес исследователя к «научно-метафорическому» и метафизическому языку. Речь идет об очень важной гносеологической тенденции, намечавшейся в литературоведении вначале стихийно, а впоследствии получившей обоснование и описание в когнитивных науках. Сегодня для многих стало очевидным, что в логико-понятийных категориях мир, особенно мир человеческого сознания адекватно не отразишь, нужны какой-то понятийный «сдвиг» и понимание того, что логическое мышление отчасти образно, что оно пользуется образ-понятиями и что научное постижение художественных миров возможно в категориях с метафорической примесью, которые удаляют человека от мира «мертвых вещей» и укореняют его в живом мире. А.Н.Воробьева смело и корректно пользуется сегодняшними возможностями науки.
Отмеченная особенность способствует созданию эффекта «двойного общения»: читая книгу, по-новому открываешь русскую антиутопию, а встре-
чаясь со знакомыми «знаковыми» категориями современной философско-литературоведческой мысли, попадаешь в зону дополнительной рефлексии. Другими словами, исследование А.Н.Воробьевой стимулирует продуктивность мышления, порождает желание самому «примерить» понятийно-метафорические состояния при осмыслении литературного процесса. Наверное, это лучшее свидетельство научной состоятельности-исполненности исследования А.Н.Воробьевой, которое, надо полагать, вызовет интерес не только у специалистов, но и у широкого круга читателей.
