CC BY
568
Вопросы соотношения реституционного и кондикционного требований
Ю. С. Поваров
Исполнение недействительной сделки, как известно, обусловливает по общему правилу возникновение права требовать возврата исполненного (заметим, что в отечественной юридической литературе за требованиями о таком возврате устойчиво закрепился терминологический аналог «реституционное требование»1). Это продиктовано тем, что при недействительности сделки «имеет
Поваров Юрий Сергеевич — доцент кафедры гражданского и предпринимательского права Самарского государственного университета, кандидат юридических наук.
1 «В привычку российских юристов, — пишет Ю. Е. Туктаров, — вошла терминологическая идентификация требования о возврате полученного по недействительной сделке с термином «реституция». ...В зарубежном праве термин «реституция» используется в основном для обозначения требования о возврате всего того, что получено «несправедливо» (Англия) или «необоснованно» (Германия), т. е. по большому счету «реституцией» называют все требования из области несправедливого обогащения одного лица за счет другого» (Туктаров Ю. Е. Требование о возврате полученного по недействительной сделке // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рож-кова. М., 2006. С. 146—147). На сосуществование и взаимозаменимость понятий «реституция» (restitution) и «неосновательное обогащение» (unjust enrichment) в англоамериканском праве указывает К. Осакве (см.: Осакве К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в англо-американском праве: основополагающие принципы и правовая политика // Журнал российского права. 2005. № 7. С. 77).
Данные терминологические разночтения весьма показательны: косвенно в них отражается парадигмальное различие подходов к соотношению реституционных и кондик-ционных требований.
место не просто отсутствие правовых последствий... а отрицание тех последствий, которые при нормальном развитии событий должны были наступить, но в силу тех или иных причин не наступают»2.
В основе возврата исполненного по дефектной сделке лежит идея о недопустимости получения благ без должного правового основания. Данный императив является стержневым и для кондикционных обязательств (обязательств вследствие неосновательного обогащения), возникающих при «неоправданном перемещении имущества»3 и предполагающих активное долженствование, сводимое в первую очередь к обязанности приобретателя возвратить приобретенное или сбереженное без установленных правовыми актами или сделкой оснований имущество (неосновательное обогащение) потерпевшему. Кон-дикционные же обязательства в современной систематике обязательственных правоотношений, проводимой и в российском гражданском законодательстве, и в законодательстве многих иностранных государств, занимают отдельную (самостоятельную) ячейку. Однако вопрос о видовом разнообразии такого рода обязательств (о круге, группировке и сущности отношений, подпадающих под действие предписаний о неосновательном обогащении), границах их экспансии, имманентно им присущей в силу максимально широких условий возникновения (в ча-
2 Гутников О. В. К вопросу о понятии недействительных сделок // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006. С. 58—59.
3Шапп Я. Система германского гражданского права: учебник. М., 2006. С. 56.
стности, неосновательное обогащение может выразиться в приобретении и индивидуально-определенной вещи и вещи, определенной родовыми признаками; явиться результатом поведения приобретателя имущества, самого потерпевшего, третьих лиц или произойти помимо их воли) имел и имеет неодинаковое разрешение как в страноведческом, так и историческом (временном) аспектах). Одним из ключевых компонентов затронутого вопроса как раз и выступает проблема соотношения кондикционного и реституционного требований. При этом данный тематический ракурс, имея непосредственный выход на фундаментальные цивилистические вопросы (прежде всего, о дифференциации относительных правоотношений и обязательств, характере взаимосвязи между группировками способов защиты прав и правоотношений, структуре сложных обязательств), приобретает весьма важное теоретическое значение и, как следствие, законотворческое преломление, а равно мощное практическое звучание (например, с позиции применимости к отношениям между субъектами недействительной сделки тех или иных положений об обязательствах — об уступке требования, о зачете требований, новации и проч.).
В действующем ГК РФ нормирование отношений, складывающихся вследствие исполнения недействительной сделки (интересующее нас не только с сугубо содержательной точки зрения, но и в аспекте структурного места соответствующих законодательных правил), осуществляется «двухсекторно» с помощью: 1) содержащихся в разд. I ГК РФ (ст. 167—179) положений, определяющих последствия недействительности сделки, при этом:
в качестве общего правила законодатель вводит режим двусторонней реституции, когда каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное
в натуре возместить его стоимость в деньгах (п. 2 ст. 167);
в некоторых случаях (п. 1 ст. 171, п. 1 ст. 172, п. 1 ст. 175, п. 1 ст. 176, п. 3 ст. 177, п. 2 ст. 178, п. 2 ст. 179 ГК РФ) оговаривается дополнительное последствие недействительности сделки в виде возмещения реального ущерба, понесенного одной из сторон;
2) образующих отдельный институт особенной части обязательственного права норм о неосновательном обогащении (гл. 60 ГК РФ), применяемых к требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке в субсидиарном порядке4, поскольку иное не установлено правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений5.
4 Вывод о субсидиарном характере применения «кондикционных» норм превалирует в литературе (см., например: Гражданское право: в 2 т. Т. II. Полут. 2: учебник / отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2000. С. 457 (автор — В. С. Ем)). Некоторые ученые оспаривают такой подход: в частности, на взгляд Ю. Е. Туктарова, «отношения по возврату исполненного по недействительной сделке регулируются нормами гл. 60 ГК РФ не кумулятивно (дополнительно), а непосредственно. Разница более чем существенная, поскольку при непосредственном применении появляется возможность оценки добросовестности сторон по недействительной сделке» (Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 150). Думается, однако, что тезис о суб-сидиарности не является порочным, ибо он указывает на вытеснение «кондикционных» норм специальными в случае регламентации одних и тех же отношений.
5 В литературе в качестве примера ограничения субсидиарного применения норм о неосновательном обогащении нередко приводят случай взыскания исполненного по анти-
социальной сделке (ст. 169 ГК РФ) в доход го-
сударства (см., например: Эрделевский А. М. О соотношении кондикционных и иных требований. Доступ из СПС «КонсультантПлюс»). Это не вполне точно, ибо в ст. 1103 ГК РФ речь идет о распространении норм о неосновательном обогащении на требования о возврате исполненного по недействительной сделке, которые просто не появляются в приведенном случае.
Благодаря двухсекторному регулированию нормами общей части гражданского права и особенной части обязательственного права в известной степени обеспечивается относительная полнота и всесторонность, сглаживается «проблема «дефицита» правовых средств»6. В то же время право-примение со всей неизбежностью отягощается коллизионным аспектом: необходимостью соотнесения норм о неосновательном обогащении с положениями о последствиях недействительности сделок и существом отношений, возникающих при исполнении таких сделок, а это, как показывает судебная практика, иногда оказывается непростой задачей. Дополнительным моментом, создающим трудности в правоприменительной деятельности, является слабая легальная проработанность вопроса о месте реституционных юридических связей в системе гражданских правоотношений. На сегодня он лишь пунктирно затрагивается в упоминавшейся ст. 1103 ГК РФ, которая, причисляя требование о возврате неосновательного обогащения к требованиям о защите гражданских прав, соотносит данные требования посредством экстраполирования правил гл. 60 ГК РФ об обязательствах вследствие неосновательного обогащения на ряд иных требований, в том числе о возврате исполненного по недействительной сделки. Как обоснованно замечает Р. С. Бевзенко, «...неясно, где же пролегает граница между неосновательным обогащением в смысле гл. 60 ГК и прочими ситуациями, в которых происходит неосновательное увеличение имущественной сферы одного лица за счет другого... Именно эта проблема и является ...основной проблемой теории обязательств вследствие неосновательного обогащения»7.
6 Ипатов А. Б. Отдельные вопросы применения последствий недействительности сделок // Юрист. 2002. № 8.
7 Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В. А. Белова. М., 2007. С. 847.
Буквальное толкование положений ст. 1103 ГК РФ позволяет утверждать, что de lege lata реституционное требование и требование о возврате неосновательного обогащения имеют автономный статус. Этот вывод прямо вытекает из названия статьи («Соотношение требований о возврате неосновательного обогащения с другими требованиями о защите гражданских прав») и ее текста («...правила, предусмотренные настоящей главой, подлежат применению также к требованиям...») и косвенно следует из расположения реституционного требования (в рамках все той же статьи) в череде требований (виндикацион-ного и деликтного), самостоятельность которых не вызывает сомнений. Констатируется он и большинством ученых вне зависимости от оценки целесообразности легального подхода. Так, по словам Р. А. Кушхо-ва, в нормах кодификационного акта «выражена специфика реституционного требования, его своеобразие, отличающее его от остальных требований, предусмотренных в ГК»8; Ю. Е. Туктаров справедливо указывает, что «в российском праве требование о возврате полученного по недействительной сделке признается самостоятельным требованием»9;
Однако законодатель не определяет природы правоотношений, сопряженных с применением последствий недействительности сделки (являются ли они обязательственными, и если да, то как соотносятся с обязательствами вследствие неосновательного обогащения?). Показательна в этом смысле противоречивость судебной практики по поводу квалификации реституционных правоотношений в качестве обязательств.
8 Цит. по: Соломина Н. Г. К вопросу о соотношении требования о возврате неосновательного обогащения с требованием о возврате исполненного по недействительной сделке // Арбитражный и гражданский процесс. 2008. № 2. С. 7.
9 Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 146.
Так, по одному из дел суд заявил, что «реституция, предусмотренная ст. 167 ГК РФ, не может быть отнесена к обязательственным правоотношениям, а является мерой юридической ответственности в связи с нарушением обязательных предписаний и запретов, содержащихся в правовых нормах» (постановление ФАС Северо-Западного округа от 26 сентября 2003 г. № А56-34784/02). Противоположное видение представлено в актах ВАС РФ (которые мы назовем далее), где реституционные правоотношения квалифицируются как обязательственные.
Итак, вопрос о соотношении реституционных и кондикционных требований (и шире — о природе реституционных правоотношений) не нашел четкого решения в законодательстве, что создает трудности в правоприменении. Переходя к его непосредственному анализу, стоит сделать ряд исходных посылов методологического толка:
необходимо четко разграничивать существующее и желаемое нормирование рассматриваемых отношений (постулаты, выводимые из законодательства, подлежат критическому осмыслению, сами по себе они не могут служить доказательством обоснованности того или иного концепта);
моделирование реституционных правоотношений в известном смысле носит условный, неабсолютный характер, логическое противопоставление «истинно — неистинно» в данном случае неработоспособно (не случайно подходы, принятые в разных странах, о которых пойдет речь позднее, далеко не тождественны и могут кардинально отличаться друг от друга);
такое моделирование, представляется, должно иметь серьезное прикладное значение, что позволит в итоге наиболее эффективно и просто регламентировать отношения.
Допустимо вывести следующие основные модели правоотношений по возврату исполненного по недействительной сделке. Прежде всего
имеет смысл выделить конструкцию реституционных правоотношений как вида обязательств вследствие неосновательного обогащения (кондикционную модель). Она получила широкое признание в зарубежных правопорядках, что в немалой степени явилось результатом негативной реакции на опыт римского частного права, когда «преторы разрешали проблемы порочных сделок путем использования чрезвычайных полномочий для присуждения restitutio in integrum, с помощью которого восстанавливали стороны в первоначальное положение»; «к концу XIX в., — пишет Ю. Е. Тук-таров, — немецкие юристы ...отрицательно отнеслись к необходимости признания каких-либо средств правовой защиты по типу restitutio in integrum. Причины для того, чтобы не инкорпорировать положения о restitutio in integrum, в основном относились к проблемам его применения в прошлом, а также к изменению процессуальных взглядов и прочих правовых институтов. Кроме того, посчитали, что в этом нет никакой необходимости, поскольку с регулированием возврата исполненного по недействительному договору могут вполне сносно справиться положения о неосновательном обогащении». Нормативное выражение рассматриваемый подход находит в том, что «в континентальном праве, как правило, недействительность сделок и последствия недействительности сделок находятся в разных «рубриках» (разделах) права. ...При этом требование о возврате полученного по недействительной сделке является правовым следствием недействительности и находится ... в разделе о необоснованном обогащении»10.
Интересно отметить, что ГК РСФСР 1922 г., описывая основания
10 См.: Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 144.
По немецкому праву недействительность сделки порождает кондикцию из исполнения (подробнее об этом см.: Шапп Я. Указ. соч. С. 115—117).
для признания сделок недействительными (см. разд. IV Общей части), также не устанавливал последствия недействительности в отличие от последующих отечественных кодификационных актов, определявших реституционные и иные последствия недействительности сделок в рамках общей части (см. ст. 48—58 ГК РСФСР 1964 г., ст. 30 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. Причем из ст. 401 ГК РСФСР 1922 г. (предусматривавшей, что исполнивший обязательство, хотя бы лишенное исковой силы, но не являющееся недействительным в силу закона, не вправе требовать возврата уплаченного), помещенной в раздел об обязательствах, возникающих вследствие неосновательного обогащения, можно было косвенно усмотреть квалификацию возврата исполненного по недействительной сделке как возврата неосновательного обогащения.
Исследуемая модель, прежде всего, базируется:
а) на уже отмечавшейся и бесспорной идеологической близости реституции и кондикции — принципиальной установке, в соответствии с которой полученное при отсутствии юридического основания не может оставаться у приобретателя.
Для многих ученых, в том числе и не являющихся сторонниками «кондикционной» модели, это положение, с учетом предписаний ст. 1103 ГК РФ, нередко служит поводом для придания понятию неосновательного обогащения родового, системообразующего статуса11. Так, А. Л. Маковский отмечает, что
11 Впервые в отечественной цивилистике мнение о родовом характере обязательств из неосновательного обогащения было озвучено С. Н. Братусем еще в 1939 г. в выступлении на защите кандидатской диссертации В. А. Рясенцева (см.: Новак Д. В. Неосновательное обогащение в теории российского гражданского права // Вестник гражданского права. 2007. № 1. С. 22).
кондикционное обязательство «совсем не однопорядково другим отдельным видам обязательств. Оно универсально для всех случаев, когда одно лицо приобретает (сберегает) имущество за счет другого без правового основания, и поэтому является родовым понятием»12. «Неосновательное обогащение, — указывает А. М. Эрделевский, — является родовым понятием по отношению ко всем обязательствам возвратить... имущество. Признаки неосновательного обогащения есть ...при исполнении недействительной сделки»13. По утверждению Г. Н. Клиновой, Ю. Т. Фатхуллиной, «институт неосновательного обогащения ...легально стал родовым понятием, так как приобрел характер общей защитной меры, способной к применению не только самостоятельно, но и совместно с другими требованиями»14;
б) на соображениях законодательной экономии (правила о реституции избыточны, поскольку дублируют положения о возврате неосновательного обогащения).
Приверженцами кондикцион-ной модели, в частности, являются А. Б. Ипатов, заявляющий, что «с признанием сделки недействительной отпадает основание, породившее договорное обязательство», «оно становится внедоговорным кондикционным обязательством»15; Н. Г. Соломина, полагающая, что «реституционное требование ...направлено на возмещение имущественных потерь каждой из сторон ...сделки и выступает разновидностью требования из неосновательно-
12 Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (часть вторая) / под ред. О. М. Козырь, А. Л. Маковского, С. А. Хохлова. М., 1996.
13 Эрделевский А. М. Указ. соч.
14 Клинова Г. Н, Фатхуллина Ю. Т. Некоторые проблемы соотношения требований из неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав. Доступ из СПС «Гарант».
15Ипатов А. Б. Указ. соч.
го обогащения»16); Ю. Е. Туктаров, по мнению которого именно нормы о неосновательном обогащении «позволяют с учетом степени вины обеспечить принцип справедливости»17.
Тем не менее кондикционная модель реституционных правоотношений (весьма заманчивая, по крайней мере, с точки зрения концептуальной простоты) оказывается небесспорной и уязвимой как в содержательно-смысловом, так и в формально-юридическом плане.
Получение имущества по недействительной сделке, безусловно, лишено правовых оснований и потому является неосновательным. Но далеко не во всех случаях недействительности сделок уместно говорить об обогащении — приобретении (сбережении) имущества одним лицом за счет другого. К примеру, трудно считать обогащением получение вещи по признанному недействительным и исполненному обеими сторонами договору купли-продажи, в котором цена предмета договора определена исходя из его рыночной стоимости: приобретя вещь, покупатель понес и соответствующие расходы, вследствие чего вряд ли оправданно утверждать о получении сторонами выгоды с точки зрения увеличения имущества. Обогащение же означает «увеличение (в том числе несостоявшееся уменьшение) имущества лица, являющееся результатом присоединения к нему новых благ денежной ценности без выделения из него соответствующего эквивалента (курсив мой. — Ю. П.)»18. Поэтому о неосновательном обога-
16 Соломина Н. Г. Указ. соч. С. 7.
17 Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 173.
18 Новак Д. В. Указ. соч. С. 6. Поэтому ло-
гично заявление ученого о том, что «при взаимном исполнении недействительной сделки, стороны которой передали друг другу равноценное имущество, факт обогащения отсутствует, однако закон все равно предписывает каждой из сторон возвратить другой все полученное по сделке (двусторонняя реституция)».
щении вопрос может подниматься главным образом в ситуации неравноценного взаимного предоставления по недействительной сделке либо при одностороннем предоставлении, в том числе в соответствии с условиями такой сделки, например по договору дарения.
Пожалуй, именно в русле выявленного понимания формируется и судебная практика. Так, Пленум ВС РФ и Пленум ВАС РФ в совместном постановлении от 8 октября 1998 г. № 13/14 «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» разъясняют, что:
при применении последствий исполненной обеими сторонами недействительной сделки, когда одна из сторон получила по сделке денежные средства, а другая — товары, работы или услуги, суду следует исходить из равного размера взаимных обязательств сторон; нормы о неосновательном обогащении (ст. 1107 ГК РФ) могут быть применены лишь при наличии доказательств, подтверждающих, что полученная одной из сторон денежная сумма явно превышает стоимость переданного другой стороне (п. 27). Следовательно, правила гл. 60 ГК РФ о возмещении доходов при соотносимости размера взаимных обязательств участников недействительной сделки не действуют; разумно предположить, что данные нормы надлежит применять только касательно обогащения в размере превышения;
когда по сделке займа (кредита, коммерческого кредита) заемщиком уплачивались проценты за пользование денежными средствами, неосновательно приобретенными кредитором могут быть признаны исключительно суммы, превышающие размер уплаты, определенной по установленной законом ставке (по учетной ставке Банка России) за период пользования (п. 30).
В Обзоре практики рассмотрения споров, связанных с примене-
нием норм о неосновательном обогащении, сообщенном информационным письмом Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 г. № 49, содержится аналогичная принципиальная установка: «Денежные средства, уплаченные за пользование имуществом, предоставленным по недействительному договору, могут считаться неосновательно полученными лишь в части, превышающей размер причитающегося собственнику имущества возмещения» (п. 7).
Итак, реституционные притязания лишь в некоторых случаях могут нести в себе собственно кондик-ционную составляющую, именно тогда абсолютно адекватным является полноценное задействование правил о неосновательном обогащении. «Применение норм гл. 60 ГК РФ, — подмечает Р. С. Бевзенко, — ...основывается не на общей природе реституции и кондикции, а на том, что и в случае недействительности сделки возможна ситуация неосновательного обогащения одного участника сделки за счет другого»19. При этом не утрачивается субсидиарный характер применения данных правил (по принципу: «если иное не установлено правовыми актами и не вытекает из существа отношений»). Так, неприменимым оказывается положение подп. 4 ст. 1109 ГК РФ, что нашло отражение в следующем примере из судебной практики.
На основании договора купли-продажи, признанного в последующем ничтожным, покупатель перечислил сумму аванса продавцу. Покупатель обратился с иском о приме-
19 Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики. С. 853. Заметим, что Р. С. Бевзенко принципиально не отвергает кондикционную модель, считая, что природа реституционных и кондикци-онных отношений не является «радикально различной», он указывает на оптимальность применения в случае недействительности сделки либо ст. 302 ГК РФ, либо гл. 60 ГК РФ (см.: Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики. С. 848, 853).
нении последствий недействительности ничтожной сделки и взыскании с продавца сумм аванса на основании ст. 167 и 1102 ГК РФ. Продавец в отзыве на иск указывал, что о ничтожности сделки покупатель не мог не знать в момент ее совершения, поскольку при ее заключении были нарушены требования закона; покупатель перечислял суммы аванса, зная об отсутствии обязательств, поскольку сделка, противоречащая требованиям закона, не порождает правовых последствий, кроме связанных с ее недействительностью. При таких условиях в соответствии с подп. 4 ст. 1109 ГК РФ неосновательно полученное не может быть истребовано от приобретателя. Удовлетворяя исковые требования, суд указал, что при применении последствий недействительности ничтожной сделки следует руководствоваться положениями п. 2 ст. 167 ГК РФ, которые не связывают обязанность стороны подобной сделки вернуть другой стороне все полученное при наличии условий, предусмотренных подп. 4 ст. 1109 ГК РФ (п. 11 вышеуказанного Обзора практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении).
Переводя рассматриваемые случаи в плоскость правоотношений, представляется, что можно говорить о возникновении и реституционных, и кондикционных правоотношений. Однако последние в основном будут существовать в усеченном варианте (возврат доходов и проч.), поскольку возврат прямого неосновательного обогащения, как правило, охватывается реституционным требованием20. Необходимо отметить, что данный
20 Деление неосновательного обогащения
на прямое, заключающееся в самом факте присоединения нового блага к составу имущества, и косвенное, состоящее в получении лицом экономических выгод от данного блага путем пользования им, извлечения из него доходов или возмездного его отчуждения, восходит к трудам Д. Д. Гримма (см.: Новак Д. В. Указ. соч. С. 10—11).
вывод в целом согласуется с позицией ВАС РФ, трактующего «правило, установленное п. 1 ст. 1103 ГК РФ, как дополнительное последствие недействительности сделки, помимо последствий, установленных п. 2 ст. 167 ГК РФ» (определение ВАС РФ от 7 декабря 2009 г. № ВАС-15405/09). Вместе с тем также возможен вариант, когда кондикционное правоотношение будет включать и обязанность возврата прямого обогащения, например, при перечислении денежных средств третьим лицам во исполнение недействительной сделки (реституция, предполагающая обратную передачу имущества между участниками, здесь неприменима; деньги же, полученные третьими лицами в счет погашения долга стороны недействительной сделки, являются неосновательно сбереженными и подлежащими возврату с начислением на них процентов в соответствии с п. 2 ст. 1107 ГК РФ) (см. п. 12 вышеуказанного Обзора практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении).
В иных ситуациях применение последствий недействительности сделок, прежде всего при равном размере взаимных обязательств, обращение к институту обязательств вследствие неосновательного обогащения (даже субсидиарное) выглядит совсем неочевидным21, что вместе с тем априори не исключает допустимости вспомогательного (технического) использования некоторых кондикционных норм, например правила п. 1 ст. 1105 ГК РФ о моменте, на который определяется действительная стоимость приобретенного или сбереженного имущества при невозможности возвра-
21 О сложности и порой несправедливости буквального применения норм о неосновательном обогащении при применении последствий недействительности сделок пишут некоторые ученые (см., например: Артемов В. В. Недействительность сделок и их последствия: некоторые аспекты // Юрист. 2002. № 6. С. 10—11).
тить его в натуре. Отсюда логичным становится законодательное сужение возможностей субъектов недействительной сделки по возмещению убытков наряду с применением реституции. «Целью реституции, — замечает А. А. Кот, — является минимизация негативных последствий признания сделки недействительной, своеобразная страховка, возмещение по которой частично должно компенсировать имущественные потери сторон такой сделки. Естественно, в такой ситуации контрагенты не вправе ставить вопрос о возмещении убытков, в том числе неполученных доходов, в связи с признанием сделки недействительной»22. Аналогичные соображения высказывает и О. В. Савенкова, по мнению которой «допустить возмещение положительного договорного интереса означало бы одобрить правопорядком заключение такого рода сделок. Следовательно, основывать возмещение убытков на предположении, что договор мог бы быть исполнен, значит, идти вразрез с интересами и целями правопорядка. Поэтому ст. 171, 172, 175—179 ГК РФ, допуская возмещение убытков пострадавшей стороне, предусматривают возмещение только реального ущерба»23. На ограниченные возможности субсидиарного применения кондикционных предписаний о доходах и затратах обращает внимание А. Л. Маковский, ибо «последствия недействительности сделок, как правило, ограничиваются реституцией либо еще и возмещением реального ущерба, но не упущенной выгоды»24.
22 Кот А. А. Природа недействительных сделок // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006. С. 104—105.
23 Савенкова О. В. Возмещение убытков в современном гражданском праве // Убытки и практика их возмещения: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006.
24 Комментарий к Гражданскому кодексу
Российской Федерации (часть вторая).
В свете изложенного особый интерес представляют рассуждения по поводу одного из часто встречающихся в литературе упреков кондикцион-ной модели, опирающейся на постулат об односторонности обязательства о возврате неосновательного обогащения, о неучете взаимного по общему правилу характера реституции. Выходом из затруднительного положения обычно является удвоение кондикци-онных правоотношений, когда каждая из сторон недействительной сделки обладает самостоятельным кондик-ционным притязанием. Так, по словам Ю. Е. Туктарова, возможно «признание каждого из ...требований как кон-дикционных по своей природе требований, которые лишь осложнены принципом взаимности»25. Данный (небесспорный) подход, в известной степени теоретически преодолевая разбираемое препятствие, все же не отменяет несостоятельности утверждения об обогащении сторон взаимно исполненной недействительной сделки. «Стороны, — не без оснований отмечает В. И. Чернышев, — ...возвращаются в первоначальное положение не потому, что одна из них приобрела имущество за счет другой, а потому, что контрагенты, вступая в сделку, нарушили предписания закона, хотя при этом имущественные интересы ни одного из них не потерпели ущерба и обе стороны в достаточной степени
25 Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 159. Стоит заметить, что ученые, не придерживающиеся кондикционного пути, нередко высказываются за удвоение реституционных правоотношений, в частности Д. Н. Кархалев пишет, что «при реализации двусторонней реституции имеет место сложная структура двух взаимосвязанных, но не зависимых друг от друга односторонних реституционных правоотношений. Односторонний характер реституционного правоотношения возникает при заключении любого вида недействительных сделок независимо от вида реституции (односторонняя или двусторонняя), применяемой в правоотношении» (Кархалев Д. В. Реституционное охранительное правоотношение // Налоги. 2009. № 27).
компенсировали друг друга за полученное имущество. ...Налицо неосновательный переход имущества от одного лица к другому, но никто из контрагентов не приобрел имущества за счет другого»26. Интересно заметить, что двусторонний характер реституции в большинстве случаев как раз и позволяет избежать обогащения одной из сторон недействительной сделки, по причине чего разрыв реституционных притязаний кажется дефектным. Симптоматична и справедлива позиция ВАС РФ, обращающего внимание на необходимость применения строго двусторонней реституции (если иное не предусмотрено законом) в случае констатации недействительности сделки (так, в постановлении Президиума ВАС РФ от 19 октября 2004 г. № 5905/04 указывается, что «суд кассационной инстанции, применив последствия недействительности возмездных сделок в одностороннем порядке и возвратив имущественный комплекс Саяно-Шушенской ГЭС в федеральную собственность, нарушил правило, установленное п. 2 ст. 167 ГК РФ»).
Помимо прочего, кондикционная модель наталкивается на барьеры специально-юридического порядка, в частности:
а) реституционный механизм нацелен на восстановление положения сторон вне зависимости от правомочности сторон обладать возвращаемыми имущественными благами. «При осуществлении реституции никогда не учитываются права на вещь лиц, участвовавших в недействительной сделке. Другими словами, при проведении реституции неважно, за чей счет обогатилось лицо, ставшее участником недействительной сделки»27; реституция достигает эффекта и тогда, когда лицо являлось
26 Чернышев В. И. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества. Ярославль, 1997. С. 18.
27 Гражданское право: актуальные про-
блемы теории и практики. С. 853 (автор —
Р. С. Бевзенко).
неуправомоченным отчуждателем (которое вряд ли может быть обозначено как потерпевшее лицо — субъект обязательства из неосновательного обогащения28);
б) сроки исковой давности для требований о применении последствий недействительности сделки и кон-дикционных требований оказываются несовпадающими в ситуации ос-поримости сделки (один год для реституционного требования и три года для кондикционного притязания — ст. 181, 196 ГК РФ).
Учет названных обстоятельств, которые представляются нам рациональными, в рамках кондикционной модели неизбежно приводит к ее существенному раздроблению, значительной автономизации правил о неосновательном обогащении при недействительности сделок29. Но в этом случае можно поставить под сомнение тезис о нормативной экономичности кондикционного подхода (аргумент, нередко выдвигаемый приверженцами данного подхода).
Особым ответвлением представленной модели является позиция раздвоения реституционного требования, когда оно может выступать как частный случай не только кон-дикции, но и виндикации. В частности, Д. О. Тузов разграничивает рес-
28 «Реституционное требование неупра-вомоченного отчуждателя, — обоснованно отмечает В. В. Байбак, — отличается от кон-дикционного тем, что получатель имущества обогащается за счет собственника (правообладателя), не являющегося стороной недействительной сделки» (Байбак В. В. Реституционные, кондикционные и виндикационные требования в гражданском обороте // Объекты гражданского оборота: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2007).
29 Это признается и сторонниками «кондик-ционной» модели. Так, по словам Ю. Е. Тук-тарова, «...раздел о неосновательном обогащении может состоять только из отдельных видов кондикционных исков, к числу которых может быть отнесено требование о возврате полученного по недействительной сделке» (Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 164).
титуционное требование на реституцию владения (если реституционное обязательство направлено на восстановление владения вещью) и компенсационную реституцию (когда оно преследует восстановление имущественного состояния предоставившей стороны)30. Однако в отличие от виндикации реституция реализуется в упрощенном порядке, не требуя доказательств о наличии прав на переданное по недействительной сделке. Развернутое и убедительное обоснование необходимости сохранения такого подхода, отвергающего отказ от реституции вещи в пользу виндикации, дал К. И. Скловский. «Имущество, переданное по недействительной сделке, — замечает ученый, — возвращается только потому, что сделка оказалась недействительной, а не потому, что одна из сторон сохранила на него право. ...Отсюда и следует, что в известных случаях защиту будет получать лицо, предположительно или несомненно собственником не являющееся. ...Это — не защита субъективного права, а защита оборота»31.
Несовершенство кондикционной конструкции, акцентирующей внимание на неосновательности получения имущества, но оставляющей в тени обогатительный аспект, провоцирует моделирование реституционных правоотношений как правовых связей, отличных от обязательств вследствие неоснователь-
30 См.: Тузов Д. О. Реституция в гражданском праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Томск, 1999. С. 14. Сходное видение вопроса демонстрирует В. А. Белов, по мнению которого «интересы участников ...в достаточной мере защищаются при состоявшемся переходе титула (права) на блага кондик-ционным иском, при несостоявшемся вин-дикационным» (Белов В. А. Чертова дюжина вопросов (о судьбе института недействительности сделок) // Корпоративный юрист. 2005. № 4. С. 27).
31 Скловский К. И. Некоторые пробле-
мы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. № 8. С. 109.
ного обогащения. По сути, именно из этого исходит современное российское законодательство, разграничивающее, повторимся, реституционное и кондикционное требования. «Российское право ...не пошло по общему (кондикционному) пути современного континентального права, а занимает по этому вопросу особенное положение»; сходная ситуация наблюдается в странах Южной Африки, «где ...прямо отвергается идея о том, что требование о возврате по недействительному договору основано на неосновательном обогащении»32.
Концепции, отстаивающие самостоятельность реституционных правоотношений, неоднородны: в зависимости от определения (неопределения) последних в качестве обязательственных можно говорить о двух различных направлениях. Согласно первому направлению реституционные правоотношения рассматриваются в качестве отдельной разновидности обязательственных правоотношений, существующих помимо обязательств из неосновательного обогащения.
Позицию, согласно которой реституционные правоотношения квалифицируются как правовые связи обязательственной природы, занял, как отмечалось, ВАС РФ. В частности, в постановлении Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2000 г. № 1066/99 прямо указывается, что «исходя из смысла ст. 307 ГК РФ ...положения ст. 167 свидетельствуют о наличии между ...[сторонами] обязательственных отношений, так как сторона, получившая исполнение по недействительной сделке, обязана произвести в пользу другой стороны определенные действия — возвратить полученное». Данный тезис послужил поводом для вывода о возможности применения к отношениям норм об уступке права требования. Разбирая вопрос о правомерности использования такого спосо-
32 См.: Туктаров Ю. Е. Указ. соч. С. 145.
ба прекращения обязательств, как предоставление отступного в ситуации применения последствий недействительности сделки, Президиум ВАС РФ подтвердил обоснованность позиции суда кассационной инстанции, в соответствии с которой «предоставлением отступного может быть прекращено любое обязательство, в том числе и обязательство по возврату полученного по недействительной сделке, возникшее в силу ст. 167 ГК РФ» (см. п. 6 Обзора практики применения арбитражными судами ст. 409 ГК РФ, сообщенного информационным письмом Президиума ВАС РФ от 21 декабря 2005 г. № 102).
Исследуемый подход нашел признание и в научной среде. О реституционных обязательствах, в частности, говорит М. А. Смирнова. По ее словам, «положения ГК ...дают основание предположить, что факт недействительности сделки порождает самостоятельное реституционное обязательство, отличное от деликт-ного и кондикционных требова-ний»33. А. В. Черярин указывает, что «при реституции подлежит исполнению реституционное обязательство. ...Обязанность вернуть исполненное по недействительной сделке ничем не отличается от любой другой гражданско-правовой обязанно-сти»34. Этой точки зрения придерживается и А. М. Эрделевский35.
Действительно, реституционное правоотношение в целом укладывается в схематику обязательства, по крайней мере отраженную на легальном уровне. Вместе с тем нельзя не заметить, что:
33 Смирнова М. А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 7 / под ред. О. Ю. Шилохвоста. М., 2003. С. 190.
34 Черярин А. В. Недействительные сделки и их последствия: спорные вопросы действующего законодательства и судебной практики // Российский судья. 2006. № 8. С. 24.
35 Эрделевский А. М. Указ. соч.
реституционное правоотношение обладает и известным своеобразием (прежде всего, с точки зрения юридико-фактических предпосылок возникновения): «... у требований из реституции, — указывает К. И. Скловский, — есть специфика, которая затрудняет безусловное причисление их к обязательст-венным»36;
легальное понятие обязательства является предельно общим; «конструкция обязательства, — отмечает по этому поводу Ю. Б. Фогельсон, — как она определена в ст. 307 ГК, тождественна обязанности», она «не позволяет различить обязанность должника, вытекающую из обязательства, и иную гражданскую обя-занность»37.
Похожая картина наблюдается и при виндикации, при применении которой также складывается относительное охранительное правоотношение, природа которого вызывает полемику, причем и в отечественной, и зарубежной литературе. В частности, Я. Шапп, комментируя германское гражданское законодательство, указывает, что, «разумеется, между собственником и конкретным посягателем устанавливается отношение, с которым закон связывает правовое последствие вещного правопритязания (притязания на защиту). Но закон не рассматривает это отношение в качестве обязательственного, на основании которого посягатель обязан собственнику устранить нарушение»38.
Названные моменты в совокупности предопределили появление второго направления, при котором реституционные правоотношения рассматриваются как самостоятельный вид относительных правоотношений, т. е. существующих наряду, но не в составе обязатель-
36 Скловский К. И. Указ. соч. С. 108.
37 Фогельсон Ю. Б. Избранные вопросы общей теории обязательств: курс лекций. М., 2001. С. 69.
38 Шапп Я. Указ. соч. С. 59.
ственных. Именно такая интерпретация отстаивается в Концепции развития гражданского законодательства РФ, одобренной решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 7 октября 2009 г. В п. 1.1 разд. V указанного документа отмечается, что «законодательное определение понятия «обязательство» ...не позволяет отграничить обязательство от иных относительных правоотношений», в том числе реституционных, и что имеется потребность в дополнении ст. 307 ГК РФ «положением о порядке применения общих положений об обязательствах к отдельным видам обязательств... а также о возможности их применения к другим относительным правоотношениям (реституционным, корпоративным и т. п.), если иное не предусмотрено ГК и иными законами и не вытекает из существа указанных правоотношений».
Не отвергая такого решения вопроса, приходится признать, что в условиях сущностной близости реституционных правоотношений к кондикционным, обязательственная природа которых не оспаривается, возможности распространения на реституционные правоотношения множества положений об обязательствах, о доктринальной неразработанности критериев отграничения обязательств от иных относительных правовых связей (и их нормативного закрепления) выведение реституционных правоотношений из разряда обязательственных является теоретически голословным и неподготовленным, а потому преждевременным.
Библиографический список
Артемов В. В. Недействительность сделок и их последствия: некоторые аспекты // Юрист. 2002. № 6.
Байбак В. В. Реституционные, кондикцион-ные и виндикационные требования в гражданском обороте // Объекты гражданского оборота: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2007.
Белов В. А. Чертова дюжина вопросов (о судьбе института недействительности сделок) // Корпоративный юрист. 2005. № 4.
Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред.
B. А. Белова. М., 2007.
Гражданское право: в 2 т. Т. II. Полут. 2: учебник / отв. ред. Е. А. Суханов. М., 2000.
Гутников О. В. К вопросу о понятии недействительных сделок // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006.
Ипатов А. Б. Отдельные вопросы применения последствий недействительности сделок // Юрист. 2002. № 8.
Кархалев Д. В. Реституционное охранительное правоотношение // Налоги. 2009. № 27.
Клинова Г. Н., Фатхуллина Ю. Т. Некоторые проблемы соотношения требований из неосновательного обогащения с иными требованиями о защите гражданских прав. Доступ из СПС «Гарант».
Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (часть вторая) / под ред. О. М. Козырь, А. Л. Маковского,
C. А. Хохлова. М., 1996.
Кот А. А. Природа недействительных сделок // Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006.
Новак Д. В. Неосновательное обогащение в теории российского гражданского права // Вестник гражданского права. 2007. № 1.
Осакве К. Обязательства вследствие неосновательного обогащения в англо-американском праве: основополагающие принципы и правовая политика // Журнал российского права. 2005. № 7.
Савенкова О. В. Возмещение убытков в современном гражданском праве // Убытки и практика их возмещения: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006.
Скловский К. И. Некоторые проблемы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. № 8.
Смирнова М. А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 7 / под ред. О. Ю. Шилохвоста. М., 2003.
Соломина Н. Г. К вопросу о соотношении требования о возврате неосновательного обогащения с требованием о возврате исполненного по недействительной сделке // Арбитражный и гражданский процесс. 2008. № 2.
Тузов Д. О. Реституция в гражданском праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Томск, 1999.
Туктаров Ю. Е. Требование о возврате полученного по недействительной сделке // Не-действительностьв гражданском праве: проблемы, тенденции, практика: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М., 2006.
Фогельсон Ю. Б. Избранные вопросы общей теории обязательств: курс лекций. М., 2001.
Чернышев В. И. Обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества. Ярославль, 1997.
Черярин А. В. Недействительные сделки и их последствия: спорные вопросы действующего законодательства и судебной практики // Российский судья. 2006. № 8.
Шапп Я. Система германского гражданского права: учебник. М., 2006.
Эрделевский А. М. О соотношении кондик-ционных и иных требований. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
