CC BY
626
Вопросы признания и исполнения в России решений иностранных судов
Н. И. Марышева
1. В российской правовой системе принципы признания и исполнения иностранных судебных решений традиционно закрепляются в законодательных актах. Помимо Конституции РФ, где установлены основные принципы гражданского судопроизводства, и Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. «О судебной системе Российской Федерации», положения в рассматриваемой области содержатся в ГПК РФ, вступившем в силу с 1 февраля 2003 г. (гл. 45), и АПК РФ, введенном в действие с
1 сентября 2002 г. (гл. 31), так как обе ветви судебной власти могут — в пределах своей компетенции — решать вопрос о разрешении признания и исполнения в России иностранных судебных решений: государственные арбитражные суды — по экономическим спорам, суды общей юрисдикции — по всем другим. Ранее соответствующие правила были сосредоточены в основном в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 июня 1988 г. «О признании и исполнении в СССР решений иностранных судов и арбитражей», который после распада СССР продолжал действовать в Российской Федерации. Положения этого Указа послужили базой при формулировании норм обоих указанных кодексов. Существенное значение имеет также Федеральный закон «Об исполнительном производстве».
Применение законодательных норм выявляет ряд проблем, привлекаю-
Марышева Наталья Ивановна — главный научный сотрудник ИЗиСП, доктор юридических наук, заслуженный деятель науки РФ.
щих к себе внимание как практиков, так и теоретиков. Мы имеем в виду вопросы, относящиеся: во-первых, к кругу подлежащих признанию и исполнению иностранных судебных решений, во-вторых, к условиям, и, в-третьих, к порядку (процедуре) такого признания и исполнения. Причем это касается как тех решений, которые подлежат признанию и исполнению, так и тех, которые подлежат только признанию.
2. Принципиально важный вопрос о круге подлежащих исполнению в России иностранных судебных решений и в ГПК РФ, и в АПК Рф решается в зависимости от того, имеется ли со страной, суд которой вынес решение, международный договор на этот счет (ст. 409 ГПК, ст. 241 АПК). Но в ст. 241 АПК допускается исполнение решений и при наличии федерального закона. Оба кодекса опираются на положение ч. 3 ст. 6 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», согласно которой «обязательность на территории РФ постановлений судов иностранных государств, международных судов и арбитражей определяется международными договорами Российской Федерации». Законодатель, как видно, не отступил от применявшегося в России и ранее принципа, хотя при разработке АПК и ГПК высказывались и обосновывались предложения о допущении исполнения решений иностранных судов и при отсутствии международного договора, если в отношениях с соответствующей страной соблюдена взаимность. Первый вариант проекта ГПК, разработанный в Министерстве юстиции РФ и опубликованный в 1995 г., содер-
Журнал российского права №8 — 2006
жал правило об исполнении решений иностранных судов, если это предусмотрено международным договором РФ или при наличии взаимности.
В настоящее время и в российской доктрине, и в судебной практике поднимается вопрос о целесообразности расширения круга признаваемых и исполняемых решений иностранных судов за счет допущения исполнения и при наличии взаимности (при отсутствии международного договора).
За такое решение — стремление России к развитию международного экономического и правового сотрудничества, отказ от изолированности, которая была в период существования СССР, стремление войти в Европейский дом, воспринять европейские ценности и стандарты. Это отвечает и интересам субъектов внешнеэкономической деятельности. Налагает на нас определенные обязанности и участие в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. Не последнюю роль, наконец, играет и то, что, исполняя иностранные решения, мы получаем возможность исполнения и решений наших судов за границей на условиях взаимности. В то же время вне поля зрения не должны остаться и возможные негативные последствия изменения позиции законодателя, трудности, связанные с установлением наличия взаимности. Во всех случаях решение, принимаемое государством по вопросу, затрагивающему его суверенитет, должно быть взвешенным.
Вопрос, конечно, заслуживает всестороннего обсуждения. Но сегодня хотелось бы более подробно рассмотреть не столько предложения de lege ferenda, сколько положение дел в настоящее время, когда действующие законодательные нормы, как бы мы их ни оценивали, ставят российские суды в определенные рамки. Хотелось бы
также обратить внимание на проблемы, связанные с некоторой нечеткостью или неполнотой законодательного регулирования, на неодинаковую интерпретацию закона различными судами.
Итак, возможно ли в настоящее время исполнение иностранных судебных решений при отсутствии с государством, суд которого вынес решение, международного договора, предусматривающего исполнение решений, если можно констатировать наличие взаимности, то есть если в государстве, где вынесено подлежащее исполнению решение, решения российских судов исполняются?
Обратимся к судебной практике. Так, широко обсуждались в литературе определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 7 июня 2002 г. и постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 2 декабря 2002 г., где речь шла о разрешении исполнения в России решения Верховного Суда Юстиции Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии от 16 октября 2000 г., вынесенного по иску Московского Народного банка Лимитед (Лондон), дочерней структуры Центрального банка РФ, к российскому государственному учреждению Межотраслевой научно-технический комплекс «Микрохирургия глаза» имени академика С. Н. Федорова, о взыскании денежных сумм. В этих постановлениях, как и в других постановлениях, вынесенных по данному делу1, указывалось на воз-
1 Тексты приводятся, в частности, в книге Д. В. Литвинского «Признание иностранных судебных решений по гражданским делам (сравнительно-правовой анализ французского законодательства, судебной практики и юридической доктрины)». СПб., 2005. С. 914— 927. В дальнейшем определением Арбитражного суда г. Москвы от 3 февраля 2004 г. в признании и приведении в исполнение данного решения иностранного суда было от-
Журнал российского права №8 — 2006
можность удовлетворения ходатайства об исполнении решения и при отсутствии с Великобританией соответствующего международного договора, если на основе взаимности судами иностранного государства признаются и исполняются решения российских судов.
Определение Верховного Суда РФ по данному делу было промежуточным, так как именно в это время происходило «размежевание» в данной сфере судов общей юрисдикции и арбитражных судов, и все дальнейшие решения выносились уже государственными арбитражными судами.
В опубликованном в третьем номере Вестника ВАС РФ за 2006 г. Обзоре практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов, об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов (Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 22 декабря 2005 г. № 96) о разрешении исполнения иностранных решений при отсутствии международного договора не говорится. Однако не говорится и об обратном — о неправомерности разрешения в этом случае исполнения. А тем временем арбитражные суды продолжают выносить решения о разрешении исполнения иностранных решений при отсутствии с соответствующим государством международного договора.
Так, можно указать на вынесенное недавно постановление Федерального арбитражного суда Московского округа от 2 марта 2006 г.
казано, однако по другому основанию — противоречия его исполнения публичному порядку Российской Федерации. Постановлением Федерального арбитражного суда Московского округа от 13 апреля 2004 г. (дело № КГ-А40/2399-04-П) кассационная жалоба взыскателя была оставлена без удовлетворения.
по делу об исполнении в России решения Высокого суда правосудия Англии и Уэльса от 17 июня 2005 г. по иску ряда банков к ОАО «Нефтяная компания «Юкос» о взыскании денежных сумм. Арбитражный суд, рассматривая дело в кассационном порядке, оставил без изменения определение арбитражного суда г. Москвы от 21 декабря 2005 г., которым было разрешено исполнение решения названного английского суда. Договора у России с Великобританией, который предусматривал бы признание и исполнение судебных решений, не имеется.
Что касается судов общей юрисдикции, то их позиция традиционно основывается на разрешении исполнения только при наличии международного договора (она была поколеблена, насколько известно, лишь в упомянутом деле по иску к «Микрохирургии глаза»). Так, по делу о воспитании ребенка и взыскании алиментов (спор возник между гражданином Финляндии и российской гражданкой) был поставлен вопрос об исполнении в России решения суда г. Хельсинки. Верховный Суд РФ признал правильным отказ в исполнении, поскольку договор между СССР (ныне — Россией) и Финляндией о правовой защите и правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам не предусматривает исполнения судебных решений (БВС РФ. 1999. № 7).
Выработка четкой позиции по данному вопросу представляется важной для всей российской судебной системы, для обеих ветвей судебной власти. При этом, на наш взгляд, подход всех государственных судов — и арбитражных, и судов общей юрисдикции — в принципиальных вопросах, затрагивающих в известной мере суверенитет нашего государства, должен быть единым (к таким принципиальным вопросам можно отнести также вопрос о юрисдикционном иммунитете иностранного государства, о
Журнал российского права №8 — 2006
толковании понятия «публичный порядок»). Различие в подходе двух ветвей судебной власти едва ли можно обосновать спецификой рассматриваемых арбитражными судами дел. Законодатель, во всяком случае, такого различия не делает.
Каковы же основные аргументы, которые приводятся в решениях государственных арбитражных судов и в российской доктрине в пользу разрешения исполнения иностранных судебных решений в рамках действующего законодательства и при отсутствии международного договора?
Во-первых, ссылаются на comitas gentium — принцип международной вежливости (Л. П. Ануфриева,
Т. Н. Нешатаева). Международная вежливость, как и взаимность, рассматривается как общепризнанный международно-правовой принцип, который «не чужд и правовой системе России» (Л. П. Ануфриева,
Г. К. Дмитриева, Т. Н. Нешатаева).
Но едва ли можно утверждать, что международная вежливость, как и международная взаимность, — это общепризнанный правовой принцип, определяющий необходимость признания и исполнения иностранных судебных решений. Международным Судом ООН еще в 1951 г. отмечалось, что международная вежливость не является нормой права. Не включен этот принцип и в Декларацию ООН о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 г. Отсюда следует, что международная вежливость, не являясь принципом и нормой международного права, не может быть составной частью российской правовой системы согласно ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации.
Международное сообщество государств как общее правило не рассматривает исполнение иностранных судебных решений в качестве юридически обязательного
для государств. Как свидетельствует известный немецкий процессуалист Х. Шак, обязанности исполнять иностранные судебные решения в силу общих норм международного права не существует2.
Еще Л. А. Лунц отмечал: «Едва ли правы те, кто в понятии сош1-1аБ, как оно было сформулировано в голландской доктрине XVIII века, видят идею международно-правовой связанности государства при установлении им коллизионных норм»3. В равной мере это можно отнести и к вопросам исполнения судебных решений.
Во-вторых, указывают на то, что исполнение иностранных судебных решений осуществляется в рамках оказания правовой помощи (оказание помощи «по исполнению решений»). Так, в постановлении Пленума ВАС от 11 июня 1999 г. № 8 «О действии международных договоров Российской Федерации применительно к вопросам арбитражного процесса» (п. 16) признание и исполнение судебного решения рассматриваются как действия по выполнению поручений о совершении отдельных процессуальных действий. На основании того, что судебные поручения о выполнении отдельных процессуальных действий исполняются в России и при отсутствии международного договора, делается вывод о возможности исполнения на тех же основаниях и иностранных судебных решений.
Но если и считать исполнение судебных решений «правовой помощью» в широком смысле слова (как это прямо указано в ряде двусторонних договоров России о правовой помощи), очевидно, что исполнение поручений и исполнение решений — это совершенно самостоятельные виды помощи, в разной
2 См.: Шак X. Международное гражданское процессуальное право / Пер. с нем. М., 2001. С. 381.
3 Лунц Л. А. Курс международного частного права: В 3 т. М., 2002. С. 128.
Журнал российского права №8 — 2006
мере затрагивающие суверенитет государства. «Вторжение» в суверенитет в случае с исполнением решений означает, что на основании иностранного решения (а не собственного, как это обычно имеет место) будут осуществляться взыскания, изъятие имущества и т. п. действия, ибо иностранному решению придается — по воле государства места исполнения — такая же юридическая сила, что и решению собственного суда. Иностранное решение вводится в действие в России не по поручению иностранного суда, хотя иногда документы и посылаются через иностранный суд, а всегда по ходатайству взыскателя. Здесь возникают иного рода процессуальные отношения, чем в случае с исполнением судебных поручений. И закон регулирует эти институты отдельно, в разных статьях кодексов.
В-третьих, считают (А. И. Мура-нов), что отказ в исполнении иностранного судебного решения фактически является отказом в праве на судебную защиту.
Но право на судебную защиту, на наш взгляд, реализуется при подаче взыскателем в суд ходатайства о признании и исполнении решения. Суд должен это ходатайство принять. Отказ в принятии ходатайства — это, действительно, нарушение права на доступ в суд. Дальнейшая же его судьба, если оно принято (решит суд его удовлетворить или откажет в исполнении), лежит за рамками права на доступ в суд.
В-четвертых, утверждают, что под международным договором, о котором говорит закон, может пониматься не только такой договор, который прямо устанавливает исполнение решений судов договаривающихся государств. В деле по иску к «Микрохирургии глаза», как и в другом упомянутом деле, арбитражные суды в качестве основания для разрешения исполнения решения английского суда ссылались на
Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейскими сообществами от 24 июня 1994 г. По этому Соглашению, учреждающему партнерство между Россией, с одной стороны, и объединенной Европой — с другой, частным лицам стран-участниц должен предоставляться национальный режим в отношении доступа и процедуры разбирательства в любых случаях на территории другой страны, а также свободный от дискриминации доступ частных лиц в компетентные суды для защиты индивидуальных прав.
На наш взгляд, расширительное толкование нормы закона, предусматривающей исполнение в России иностранных судебных решений, только если такое исполнение предусмотрено международным договором, нельзя считать обоснованным прежде всего потому, что речь идет о законодательных нормах — изъятиях из общего правила об исполнении в России только решений собственных судов, об известном «самоограничении» государства в установленных им пределах. А такие нормы расширительно не толкуются. Поэтому, по нашему мнению, для исполнения решения необходим договор, прямо предусматривающий исполнение иностранных судебных решений. И едва ли здесь уместна ссылка на Европейский Суд по правам человека, который последнее время исходит в своей практике из того, что закрепленное в ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод право на суд подразумевает и право на признание и исполнение вынесенного судебного решения. Практика эта касается исполнения решений, вынесенных судами государства места исполнения, во всяком случае, не решений судов «третьих стран», то есть решений, вынесенных за пределами стран Европейского сообщества. Так было и по делу Хорн-
Журнал российского права №8 — 2006
сби против Греции (решение от 19 марта 1997 г.), на которое делается ссылка, в частности, в постановлении Федерального арбитражного суда Московского округа от
2 марта 2006 г. по упоминавшемуся выше делу. Заявители Хорнсби требовали исполнения в Греции решения Государственного совета (высшего административного суда этой страны), вынесенного в 1989 г. по их иску к Управлению среднего образования островов Додеканес
о возмещении материального и морального вреда, причиненного им отказом (как иностранцам) в разрешении создания частной школы с преподаванием на иностранном языке. Европейский Суд по правам человека счел непринятие в течение более чем пяти лет мер по исполнению в Греции решения греческого суда нарушением положения п. 1 ст. 6 Конвенции4.
Таким образом, мы приходим к выводу, что для исполнения в России иностранных судебных решений в соответствии с действующим российским законодательством необходимо установить, что с государством, суд которого вынес решение, Россия имеет международный договор, прямо предусматривающий признание и исполнение в государствах-участниках иностранных судебных решений. Отсутствие такого договора является основанием для отказа в исполнении. При этом наличие договора должно, по нашему мнению, устанавливаться в первую очередь, еще до обращения суда, рассматривающего ходатайство, к перечню необходимых условий признания.
Еще раз заметим, что позиция действующего ныне российского законодательства — как ее ни оценивать — не идет вразрез с позицией мирового сообщества государств, которое на сегодняшний
4 См.: Европейский суд по правам человека: Избранные решения. Т. 2. М.: Норма, 2000. С. 428—439.
день не рассматривает признание и исполнение иностранных судебных решений как общепринятое и юридически обязательное. Каждое государство самостоятельно решает вопрос о том, насколько широко оно будет «открывать двери для иностранных решений».
В то же время нельзя не согласиться с тем, что назрела необходимость серьезного обсуждения de lege ferenda вопроса о допущении исполнения иностранных судебных решений при наличии взаимности и при отсутствии соответствующего международного договора и обоснования целесообразности внесения изменений в законодательство — в Федеральный конституционный закон «О судебной системе Российской Федерации», в Арбитражный и Гражданский процессуальные кодексы РФ.
Россия имеет немало международных договоров, обеспечивающих возможность признания и исполнения иностранных судебных решений, в основном договоров о правовой помощи; в рамках СНГ действует Минская конвенция 1993 г. о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (заменившая ее Кишиневская конвенция 2002 г. Россией пока не ратифицирована; на
1 января 2006 г. в ней участвуют Армения, Азербайджан, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан), Киевское соглашение 1992 г. о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, двусторонние договоры о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам с рядом стран, в том числе на постсоветском пространстве. Такие двусторонние договоры Россия имеет с Грецией, Италией, Испанией, Кипром, Китаем, Польшей, Венгрией, Эстонией, Латвией, Литвой, Вьетнамом, Аргентиной, Индией, Египтом и др. Эти договоры обеспечивают, в частности, взаимное признание и исполнение судеб-
Журнал российского права №8 — 2006
ных решений, причем по очень широкому кругу гражданских (включая семейные) дел. Признаются обычно и мировые соглашения, утвержденные судом, и приговоры по уголовным делам о возмещении ущерба потерпевшему.
С Францией у России такого договора нет. В интересах граждан и юридических лиц наших стран и в целях дальнейшего развития сотрудничества заключение такого договора было бы, на наш взгляд, желательно, если, конечно, для Франции с учетом ее статуса в системе Европейского сообщества допускается заключение таких двусторонних договоров.
Надо напомнить, что в 1989— 1990 гг. между нашими странами (тогда — СССР) велись под эгидой министерств иностранных дел и министерств юстиции переговоры по заключению договора о правовой помощи по гражданским делам. Пять статей в проекте договора было посвящено признанию и исполнению судебных решений. К сожалению, процесс тогда не был доведен до конца.
Вопрос о путях вовлечения России в международные правовые механизмы, о дальнейшей судьбе двусторонних договоров о правовой помощи, о целесообразности присоединения к многосторонним договорам, предусматривающим признание и исполнение иностранных судебных решений, обсуждается в литературе5. С нашей точки зрения, в условиях незавершенности судебно-правовой реформы роль двусторонних договоров о правовой помощи, по-видимому, сохранится, что
5 См., например: Матвеев А. А. Россия и международные договоры по вопросам признания и приведения в исполнение иностранных судебных решений // Московский журнал международного права. 2004.
№ 2. С. 182—189; Герасимчук Э. И. К вопросу о присоединении РФ к Луганской конвенции / / Московский журнал международного права. 2006. № 2. С. 168—177.
не исключает изучения вопросов о присоединении России и к многосторонним договорам.
3. Определенные проблемы связаны с условиями признания и исполнения иностранных судебных решений (иногда обозначаемыми как перечень возможных случаев отказа в исполнении). Эти условия, как правило, регулируются в международных договорах РФ, устанавливающих такое признание и исполнение. Отказать в признании и исполнении, согласно договорам, можно лишь в установленных в соответствующем договоре случаях (обычно перечень формулируется как исчерпывающий). При имеющихся различиях в договорном регулировании все же всем договорам свойственно выделять следующие условия признания и исполнения: вступление решения в законную силу, соблюдение прав не участвовавшей в процессе стороны, отсутствие решения по данному делу, вынесенного в запрашиваемом государстве. В договоры последнего времени часто включаются еще два условия: отсутствие исключительной компетенции судов запрашиваемого государства и не-противоречие исполнения публичному порядку этого государства.
В свою очередь, и российское законодательство устанавливает случаи, когда в исполнении иностранных судебных решений может быть отказано. И в ГпК РФ (ст. 412), и в АПК РФ (ст. 244) предусмотрен перечень таких случаев. Хотя по существу правила российского законодательства близки к договорным условиям исполнения, есть и различия.
Возникает вопрос, возможен ли отказ в исполнении иностранного решения по основанию, предусмотренному в российском законодательстве, если такое основание отсутствует в перечне возможных случаев отказа, установленном в международном договоре с соответствующей страной?
Журнал российского права №8 — 2006
Если исходить из общего правила о том, что при расхождении в регулировании приоритет принадлежит правилам международного договора (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, ч. 2 ст. 1 ГПК РФ, ч. 3 ст. 3 АПК РФ), следует признать, что «внутренний» перечень случаев отказа в исполнении не может применяться «в дополнение» к перечню международного договора, если последний носит исчерпывающий характер.
Однако и в теории, и на практике безусловность такого подхода подвергают сомнению применительно к двум основаниям отказа: исключительной подсудности судов места исполнения и противоречию исполнения публичному порядку.
Исключительная подсудность устанавливается обычно государствами в связи со стремлением оставить в компетенции исключительно своих судов дела, так или иначе затрагивающие личный статус собственных граждан, публичные интересы, а также дела, касающиеся связанных с его территорией объектов, в контроле над которыми государство заинтересовано. Правила об исключительной подсудности, носящие характер специального регулирования по отношению к общим правилам подсудности, формулируются обычно (и в договорах, и во внутреннем законодательстве — ст. 403 ГПК РФ, ст. 248 АПК РФ) в виде законченного (исчерпывающего) перечня.
Отказ в исполнении решения, вынесенного с нарушением норм об исключительной подсудности, по сути дела, является способом обеспечения действия этих специальных, носящих императивный характер норм закона (или договора).
Сопоставление договоров о правовой помощи между собой выявляет определенные различия в регулировании. Отказ в исполнении может допускаться:
1) если согласно положениям этого договора, а в случаях, не предусмотренных договором, согласно за-
конодательству страны места исполнения, дело относится к исключительной подсудности ее судов (п. «г» ст. 55 Минской конвенции 1993 г., ст. 18 договора с Испанией 1990 г., ст. 53 договора с Польшей о правовой помощи 1996 г., ст. 56 договора с Эстонией 1993 г. и др.);
2) если нарушены нормы об исключительной подсудности, содержащиеся в самом договоре (ст. 9 Киевского соглашения 1992 г., ст. 52 договора с Болгарией 1975 г., ст. 24 договора с Грецией 1981 г. и др.);
3) если суд, вынесший решение, некомпетентен в соответствии с законодательством страны места исполнения (ст. 15 договора с Алжиром 1982 г., ст. 20 договора с Китаем 1992 г.) или без указания на то, в соответствии с законодательством какой именно страны он некомпетентен (ст. 20 договора с Аргентиной 2000 г.).
В некоторых договорах такое основание отказа в исполнении вообще отсутствует (например, в договорах с Венгрией, КНДР, Румынией).
Правила ГПК РФ и АПК Рф об отказе по мотивам исключительной подсудности российского суда, очевидно, применимы в случае прямой отсылки договора к внутреннему законодательству страны места исполнения или при общем указании на вынесение решения «компетентным судом» (п. 1 и 3). Сложнее решить вопрос в отношении тех договоров, где предусмотрен отказ только при нарушении правил об исключительной подсудности, содержащихся в самом договоре (п. 2), и тех договоров, в которых это основание вообще отсутствует.
С одной стороны, нельзя выходить за рамки правил, предусмотренных в международном договоре,
и, следовательно, применять «внутренние» правила об исключительной подсудности, если договор к ним не отсылает.
С другой стороны, особый характер «внутренних» норм об исключительной подсудности приводит к
Журнал российского права №8 — 2006
выводу, что договор не может служить препятствием для их применения и при отсутствии в нем конкретных указаний на применение «внутренних» норм об исключительной подсудности.
Вопрос небесспорен, хотя, на наш взгляд, ссылка на «внутренние» нормы об исключительной подсудности как на основание отказа в исполнении иностранного судебного решения в случае, когда договор к таким «внутренним» нормам не отсылает, едва ли правомерна. Во всех случаях наилучший путь — конкретное и недвусмысленное регулирование в международном договоре (как, например, в Минской конвенции 1993 г.).
Отказ в исполнении по мотивам противоречия публичному порядку прямо предусмотрен в ряде договоров России, в частности, в двусторонних договорах о правовой помощи с Алжиром, Аргентиной, Испанией, Китаем и некоторыми другими государствами. В некоторых договорах о правовой помощи (например, с Грецией, Италией, Эстонией), а также в Минской конвенции 1993 г. прямого указания на такое основание отказа в исполнении нет, но возможность отказа вытекает из содержащейся в этих договорах общей статьи об отказе в правовой помощи по мотивам противоречия публичному порядку (правовая помощь по этим договорам включает в себя, в частности, признание и исполнение решений — например, ст. 6 и 19 Минской конвенции).
Есть и третья группа договоров — это договоры о правовой помощи, в основном заключенные давно (с Албанией, Венгрией, Вьетнамом, КНДР, Монголией, Румынией, Чехией и Словакией), в которых публичный порядок ни как основание для отказа в исполнении, ни как общее правило не упоминается. Не говорится о публичном порядке и в Киевском соглашении 1992 г.
Именно для последней группы договоров существенен вопрос о их
соотношении с российским законодательством, а именно с п. 5 ч. 1 ст. 412 ГПК РФ и п. 7 ч. 1 ст. 244 АПК РФ, предусматривающими противоречие публичному порядку как основание для отказа в исполнении. Подлежат ли применению эти нормы кодексов? Что имели в виду договаривающиеся государства, не включая в договоры оговорку о публичном порядке? Скорее всего — так считалось и в доктрине — исходили из того, что в отношениях с социалистическими странами, а позднее (применительно к Киевскому соглашению) — со странами СНГ проблема публичного порядка не могла возникнуть. Однако едва ли эта идея — с учетом происшедших в мире изменений — сохранила свое значение сейчас.
Исходя из общепринятой концепции публичного порядка как общего защитного механизма национальной правовой системы, который может быть использован в чрезвычайных ситуациях, высказывается точка зрения о том, что «исключение возможности применения публичного порядка должно быть обусловлено достаточно серьезными основаниями и выражено прямо», а поскольку в договорах нет прямого указания на категорию публичного порядка, применение оговорки возможно и в режиме названных договоров6.
Вопрос о возможности отказа в исполнении по мотивам публичного порядка при отсутствии в договоре такого основания отказа представляется небесспорным с учетом публично-правовой специфики данного основания отказа в исполнении. Во всяком случае, заключенные давно, по сути дела, для нашей страны в другую эпоху, упо-
6 См.: Крохалев С. В. Категория публичного порядка в международном гражданском процессе. Сравнительное исследование на основе правовых систем России и Франции: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005. С. 8—9.
Журнал российского права №8 — 2006
мянутые договоры о правовой помощи нуждаются в обновлении. Для снятия проблемы в каждом международном договоре, регулирующем признание и исполнение иностранных судебных решений, по нашему мнению, желательно предусматривать возможность отказа в исполнении иностранного судебного решения по мотивам противоречия исполнения публичному порядку государства места исполнения. Это никак не означает расширения применения такого основания отказа. Но оно, на наш взгляд, должно присутствовать в договоре в качестве определенного «фильтра», «защитного механизма», применяемого в исключительных случаях.
Вообще проблемы публичного порядка в последнее время стали весьма актуальными применительно к признанию и исполнению иностранных судебных решений. Суды стали чаще ссылаться на нарушение публичного порядка как основание отказа в исполнении. Если до недавнего времени оговорка о публичном порядке, хотя и всегда существовавшая в праве нашей страны (как и в других странах), не имела серьезного практического значения из-за крайней редкости обращения к ней судов, то сейчас можно, пожалуй, говорить о другой крайности — ссылка на публичный порядок нередко используется как «универсальное» средство, позволяющее отказать в исполнении, если другие основания для отказа отсутствуют. Суды высших инстанций нередко отменяют решения нижестоящих судов, указывая на слишком широкое толкование понятия «публичный порядок».
Соответственно повысился интерес к данной проблеме в российской доктрине. Различные аспекты публичного порядка затрагиваются в учебниках и курсах, в специально посвященных этой теме работах (статьи Б. Р. Карабельникова,
С. В. Крохалева, А. Н. Лаптева,
А. И. Муранова, В. А. Мусина и др.).
Большая глава (около 100 стр.) посвящена вопросам публичного порядка в вышедшей в 2005 г. в Петербурге фундаментальной работе Д. В. Литвинского «Признание иностранных судебных решений по гражданским делам», где проводится сравнительно-правовой анализ российского и французского законодательства, практики и доктрины.
Тема публичного порядка обсуждается при этом применительно и к государственным, и к арбитражным судам. И она далеко не исчерпана. Разные мнения высказываются, например, по вопросам:
— о возможности применения оговорки о публичном порядке в случае, когда иностранное решение, об исполнении которого идет речь, вынесено с применением норм российского права;
— о значении содержащейся в российском законодательстве нормы о недопустимости пересмотра иностранного судебного решения по существу (ч. 4 ст. 243 АПК) при выяснении судом обстоятельств, связанных с установлением противоречия исполнения решения публичному порядку (иногда трудно отделить суть решения от правовых последствий его исполнения в России);
— о существующей (или не существующей) обязанности суда проверять противоречие исполнения решения публичному порядку по своей инициативе;
— о содержании понятия «основы правопорядка» и других понятий, употребляемых в законе применительно к публичному порядку (включаются ли сюда принципы отечественного правосознания, нравственные критерии, нормы морали).
При рассмотрении вопроса о соотношении правил международного договора и внутреннего российского законодательства относительно условий исполнения решений надо иметь в виду, что есть договоры с участием России, которые, предусматривая взаимное призна-
Журнал российского права №8 — 2006
ние и исполнение решений по определенной категории дел, не определяют, в каких случаях допускается отказ в исполнении. Таковы, например, Международная конвенция о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью 1992 г., Конвенция об ущербе, причиненном иностранными воздушными судами третьим лицам на поверхности (1952 г.). В этих случаях, по нашему мнению, нельзя считать, что исполнение ничем не обусловлено. Договоры, по-видимому, предполагают, что будут применяться правила об условиях исполнения, содержащиеся в законодательстве страны места исполнения.
4. Еще один круг проблем касается порядка исполнения иностранных судебных решений. С принятием новых ГПК РФ и АПК Рф внесена определенная ясность в спорный вопрос о порядке исполнения иностранных судебных решений, вынесенных по спорам, связанным с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности, активно обсуждавшийся в доктрине и вызывавший затруднения на практике. Вопрос ныне решен исходя из разграничения подведомственности между арбитражными судами и судами общей юрисдикции. Решения по упомянутым делам вводятся в действие в России арбитражными судами по правилам гл. 31 АПК, а по всем другим делам — судами общей юрисдикции на основании правил ГПК. При этом закон, по-видимому, не придает значения тому, какой суд вынес за границей решение (общей юрисдикции или хозяйственный). Для разграничения подведомственности важен лишь (на наш взгляд, это вытекает из закона) характер спора.
В каждой из ветвей судебной власти действует свой порядок введения иностранных решений в действие. Принципиальных различий эти порядки, однако, не имеют — в обоих случаях применяется сис-
тема выдачи экзекватуры (выдача экзекватуры требовалась и ранее, до принятия новых ГПК РФ и АПК РФ). При выдаче судом разрешения на исполнение иностранное решение не пересматривается по существу. Суд проверяет лишь соблюдение предусмотренных условий признания и исполнения.
Конечно, международный договор может установить и здесь иное регулирование. В связи с этим надо указать на Соглашение между Россией и Белоруссией от 17 января
2001 г. «О порядке взаимного исполнения судебных актов арбитражных судов Российской Федерации и хозяйственных судов Республики Беларусь» (вступило в силу 29 июля
2002 г.), согласно которому судебные решения «не нуждаются в специальной процедуре признания и исполняются в таком же порядке, что и судебные акты судов своего государства на основании исполнительных документов судов, принявших решения» (ст. 1). Исполнение иностранных судебных решений без всякой процедуры и какой-либо даже минимальной проверки их судом нечасто встречается в мировой практике и может расцениваться как самая высокая степень доверия к решениям судов другого государства. Надо, правда, иметь в виду, что в Соглашении речь идет не обо всех решениях судов договаривающихся государств, а лишь о тех, которые вынесены арбитражными судами России и хозяйственными судами Белоруссии, компетентными в соответствии с правилами ст. 4 Киевского соглашения стран СНГ 1992 г. рассматривать споры хозяйствующих субъектов России и Белоруссии (в ст. 4 Киевского соглашения разграничивается подсудность судов стран-участниц).
В литературе отмечается, что упрощенный порядок исполнения иностранных судебных решений — наиболее подходящий механизм в вопросах разрешения хозяйственных споров в рамках региона со ста-
Журнал российского права №8 — 2006
бильными экономическими и правовыми связями7. С другой стороны, указывается на определенные «издержки» введения упрощенного порядка и подвергается серьезной критике упомянутое Соглашение8.
Во всяком случае, за прошедшие после вступления Соглашения в силу четыре года других подобных соглашений Россией не было заключено.
5. Необходимой предпосылкой исполнения иностранного судебного решения является его признание. Но в ряде случаев признанием все и заканчивается. Это те случаи, когда решения по своему характеру не требуют исполнения (так называемое «простое» признание): по делам о расторжении брака, о признании отцовства, установлении фактов и т. п.
Ранее в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 июня 1988 г. устанавливалось признание таких решений, если это было «предусмотрено международным договором СССР или советским законодательством». Хотя это положение Указа в новом законодательстве не воспроизведено, по существу в ГПК РФ подход остался прежним: «простое» признание иностранных судебных решений допускается при наличии соответствующего международного договора, как это предусмотрено и в отношении решений, подлежащих исполнению, но возможно и в других случаях, упомянутых в федеральном законе. Так, в ст. 415 ГПК перечислены решения, которые признаются и при отсутствии договора. Это решения: относительно личного статуса гражданина государства, суд
7 См.: Нешатаева Т. Н. Международный гражданский процесс. М., 2001. С. 151.
8 См.: Муранов А. И. Новый порядок взаимного исполнения актов арбитражных судов России и хозяйственных судов Белоруссии. Соглашение от 17 января 2001 г.: значение и проблемы / / Московский журнал международного права. 2003. № 4.
которого принял решение; о расторжении брака и некоторые другие. Указание на признание решений по отдельным видам дел могут, согласно указанной статье, содержать и иные, кроме ГПК, федеральные законы (например, Семейный кодекс РФ — ч. 3 и 4 ст. 160).
Порядок «простого» признания, действовавший до принятия нового ГПК (ст. 10 названного Указа), полностью сохранен в ст. 413 ГПК: решения признаются без какого-либо дальнейшего производства, если со стороны заинтересованного лица (например, проживающего в России второго супруга) не поступят возражения относительно этого. При наличии возражений, которые могут быть заявлены в месячный срок, заявление заинтересованного лица рассматривается (как и при получении экзекватуры, но без выдачи исполнительного листа) в установленном порядке судом.
Однако в литературе иногда дается иное толкование статьям 413 и 415 ГПК. Правила ст. 415 понимаются не как нормы, определяющие круг подлежащих «простому» признанию решений, а как правила, создающие для упомянутых там решений особый порядок (режим) признания — без дальнейшего производства, то есть «автоматический», не допускающий обсуждения судом возражений заинтересованной стороны, как это установлено в ст. 413. Вслед за Н. Г. Елисеевым9 и В. В. Яр-ковым10 такую позицию заняли М. М. Богуславский11 и Д. В. Литвинский12.
9 См.: Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. М. А. Викут. М., 2003. С. 757.
10 См.: Комментарий к Гражданскому процессуальному кодексу Российской Федерации. М., 2003. С. 680.
11 См.: Богуславский М. М. Международное частное право. Изд. 5. М., 2004. С. 532.
12 См.: Литвинский Д. В. Признание иностранных судебных решений по гражданским делам. СПб., 2005. С. 166.
Журнал российского права №8 — 2006
С этой позицией едва ли можно согласиться. Неудачное расположение в ГПК рассматриваемых двух статей (сначала в ст. 413 Кодекса говорится о порядке (процедуре) признания, а лишь потом — в ст. 415 — о круге решений, признаваемых на основании федерального закона) и упоминание в названии ст. 415 слов «не требующих дальнейшего производства» — еще не повод для вывода о наличии двух самостоятельных режимов признания. Трудно предположить, что законодатель не имел в виду возможность рассмотрения судом возражений заинтересованного лица против признания вынесенного в отношении него иностранным судом решения о расторжении брака или других упомянутых в этой статье или иных федеральных законах решений.
Надо сказать, что вопрос этот (возможно, в связи с различиями в толковании закона) недавно привлек внимание Верховного Суда РФ, который разъяснил, что признание решений иностранных судов о расторжении брака в случае заявления возражений заинтересованных лиц относительно признания такого решения производится в судебном порядке (см.: БВС РФ. 2005. № 4. С. 29). Тем самым судам было по существу разъяснено, что какого-либо особого, упрощенного («автоматического») режима признания, отличающегося от общего режима, установленного ст. 413 ГПК, ст. 415 ГПК не устанавливает.
Нет полной ясности в вопросе о «простом» признании иностранных судебных решений по экономическим спорам. АПК РФ специальных норм о таком признании, в отличие от ГПК РФ, не содержит. Это может объясняться тем, что решения по такого рода спорам почти всегда предполагают не только признание, но и исполнение.
Но все же иногда стороны могут быть заинтересованы в «простом» признании решения — например, решения о признании иностранно-
го лица несостоятельным или о признании сделки недействительной. Допускает ли наш закон «простое» признание решений по экономическим спорам? Едва ли законодатель имел в виду не допускать такого признания. Кроме того, чем как не указанием на признание иностранного решения являются правила п. 2 ч. 1 ст. 150 и ч. 2 ст. 252 АПК РФ о прекращении судом производства по делу при наличии подлежащего признанию (именно «подлежащего признанию», а не «признанного») решения иностранного суда?
Признаются иностранные решения по экономическим спорам, согласно ст. 241 АПК РФ, когда такое признание предусмотрено международным договором РФ или федеральным законом.
Из международных договоров следует, в частности, назвать Киевское соглашение стран СНГ 1992 г. о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, где предусмотрено взаимное признание и исполнение судебных решений (ст. 7). Такая общая формулировка, надо думать, может включать в себя и «простое» признание. В качестве федерального закона можно указать на ФЗ от 26 октября 2002 г. «О несостоятельности (банкротстве)», согласно которому решения судов иностранных государств по делам о несостоятельности (банкротстве) признаются в России в соответствии с международными договорами РФ, а при отсутствии таких договоров — на началах взаимности, если иное не предусмотрено федеральным законом. Надо обратить внимание на то, что упомянутый закон говорит только о признании, но не об исполнении решений.
Порядок (процедура) «простого» признания решений по экономическим спорам остается недостаточно ясным. Здесь возможны два подхода.
Согласно первому из них, поскольку АПК РФ не содержит специальных правил о «простом» при-
Журнал российского права №8 — 2006
знании, взыскатель, заинтересованный только в признании, должен обратиться в суд, компетентный для выдачи экзекватуры, и получить соответствующее определение о признании без последующего получения исполнительного листа.
Такая позиция выражена, в частности, в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, приведенном в упоминавшемся Обзоре практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов. Речь шла о рассмотрении в российских судах дела по спору между российским и украинским юридическими лицами о признании недействительным контракта купли-продажи воздушного судна. Российские суды отказали в иске, имея в виду, что спор этот уже был разрешен в хозяйственном суде Украины. Таким образом, суды стали на позицию признания в соответствии с Киевским соглашением 1992 г. решения украинского суда без какого-либо специального производства. Однако Президиум ВАС РФ с этим не согласился, указав, что в соответствии со ст. 8 Киевского соглашения вопросы признания и исполнения решения иностранного суда разрешаются арбитражным судом по заявлению стороны в споре, рассмотренном иностранным судом, а такое заявление в арбитражные суды Российской Федерации не подавалось.
Второй подход заключается в том, что не требующие принудительного исполнения иностранные судебные решения по экономическим спорам могут признаваться без какого-либо специального производства, если со стороны заинтересованного лица не поступят возражения против признания; только при наличии возражений вопрос о признании рассматривается судом. Эта позиция, выраженная в приведенном деле в решениях нижестоящих арбитражных судов, основана на том, что при отсутствии в АПК конкретного регулирования следует обращаться к нормам ст. 10 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 21 июня 1988 г., где применительно к любым спорам (в том числе и экономическим) установлен порядок признания решений такой же, как в ст. 413 ныне действующего ГПК РФ. Указ этот согласно ст. 3 Федерального закона от 24 июля 2002 г. «О введении в действие Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации» впредь до приведения федеральных законов в соответствие с АПК РФ должен применяться в части, не противоречащей АПК РФ.
Позиция Высшего Арбитражного Суда, очевидно, определена в упоминавшемся Обзоре. Но не менее убедительна, на наш взгляд, и другая точка зрения. К тому же позиция, отраженная в Обзоре, создает и здесь различия в подходе арбитражных судов и судов общей юрисдикции.
Журнал российского права №8 — 2006
