CC BY
50
8. КРИМИНАЛИСТИКА; СУДЕБНО-ЭКСПЕРТНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ; ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.12)
8.1. ВОПРОСЫ МАТЕРИАЛЬНО-
ПРАВОВОЙ ЗАЩИТЫ ЛИЦ, ПОДВЕРГШИХСЯ ПРОВОКАЦИИ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНЫХ МЕРОПРИЯТИЙ
Энгельгардт Артур Августович, канд. юрид. наук. Должность: доцент. Место работы: Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики». Подразделение: кафедра уголовного права и криминалистики. E-mail: [email protected] Аннотация
Статья посвящена проблемам правовой оценки нарушения осуществляющими оперативно-розыскную деятельность органами запрета подстрекать, склонять, побуждать граждан в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий при осуществлении оперативно-розыскной деятельности. Отечественная наука уделила значительное внимание этой проблеме в связи с решением вопросов уголовной ответственности за коррупционные преступления и преступления, сопряженные с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ. Однако исследований, отражающих провокацию в оперативно-розыскной деятельности как правовой институт, имеющий комплексное значение, затрагивающий и многие другие категории уголовных дел, недостаточно. Во всяком случае, это показывает изучение работ Б.В. Волженкина, А.В. Грошева, Л. Лобановой, В.С. Комиссарова, А.В. Шмонина, П.С. Яни и других авторов.
Формат статьи не позволил поставить задачу детального анализа провокационно-
подстрекательских действий правоохранительных органов. Вопросы темы рассмотрены посредством системно-функционального анализа основных элементов правового регулирования и оценки оперативной провокации в судебной практике. Этот подход был выбран с учетом объектной направленности исследования. Основное место в статье занимает анализ непростого в доктринальном отношении вопроса об уголовно-правовой оценке действий лиц, подвергшихся провокационно-подстрекательскому воздействию.
В статье приводится аргументация, позволяющая констатировать: а) необходимость усиления внимания к характеристике материальной стороны провокации, определяемой её, не сводимой к подстрекательству, самостоятельной уголовно-правовой природой; б) наличие выработанных в судебной практике ценных конструкций, обеспечивающих разграничение правомерного эксперимента и провокации; в) целесообразность разработки тех специальных юридических средств-понятий, которые позволят описать провокационно-подстрекательские действия как обстоятельство, исключающее преступность деяния, в ходе совершенствования действующего уголовного законодательства.
Ключевые слова: оперативно-розыскная деятельность, провокационно-подстрекательские действия; разграничение правомерного эксперимента и провокации, преступление, обстоятельство, исключающее преступность деяния.
ISSUES IN THE SUBSTANTIVE LEGAL DEFENSE OF DEFENDANTS HAVING BEEN SUBJECT TO ENTRAPMENT IN THE COURSE OF INVESTIGATION
Engelgardt Artur Avgustovich, PhD at Law. Position: Associate professor. Place of employment: National Research University "The Higher School of Economics". Department: Criminal Law and Criminalistics chair. E-mail: [email protected]
Annotation
This article explores the issues related to the legal implications that arise when law enforcement investigators violate the prohibition to instigate, induce, or incite people directly or directly to commit unlawful acts. National legal scholarship has dedicated significant amount of attention to this issue with regard to criminal responsibility for corruption and illicit traffic in narcotics drugs and psychotropic substances. Nevertheless, only few studies have dealt with entrapment as a complex issue important for many other types of crimes apart from the ones mentioned above. In any case, this holds true for works authored by B.V. Volzhenkin, A.B. Groshev, L. Lobanova, V. S. Komissarov, A.V. Shmonin, P.S. Yani, and others.
The scope of this article did not allow for a detailed analysis of provocation and entrapment techniques employed by law enforcement agencies. The issues posed by the topic are analyzed from a systemic and functional perspective based on the statutory and case law approaches to entrapment. This method was chosen under the consideration that entrapment presents an objective phenomenon. The centerpiece of this article deals with the legal characterization of the behavior of the defendants having been subject to entrapment.
The arguments presented allow the following conclusions: (a) entrapment and its substantive law characteristic merit more scholarly attention and should not be seen merely as a form of instigation; (b) case law offers a number of valuable guidelines helping distinguish between a lawful experiment and provocation; (c) statutory criminal law could be improved by introducing special concepts describing certain forms of entrapment as an absolute criminal law defense [circumstance precluding wrongful-ness].
Keywords: special investigative techniques, entrapment, provocation, distinguishing between lawful experiment and provocation, crime, absolute defense, circumstances precluding wrongfulness.
Социально-правовая ценность непроцессуальной деятельности по изобличению лиц, совершивших преступления, общепризнана и не требует новых доказательств. Совершение многих преступных деяний маскируется. Нередко, например, при приобретении контрафактных экземпляров дорогостоящих компьютерных программ (часть 2 статьи 146 УК РФ), преступные действия получают у граждан нейтральную оценку. Изобличение преступников, защита интересов социума и его членов в указанных и сходных ситуациях тогда во многом обеспечиваются реализацией
мер оперативно-розыскного характера[1. Доступ из СПС Гарант].
Но использование указанных методов связано с вторжением в сферу прав граждан и других субъектов права. Неотъемлемой составной частью всякого развитого правопорядка в этой связи выступают выработанные государством общие правовые условия и определенные границы деятельности субъектов, уполномоченных на проведение оперативно-розыскных мероприятий (далее - ОРМ). Их служебная деятельность должна базироваться на сочетании принципов законности, уважения и соблюдения прав и свобод человека и гражданина, а также конспирации, использования гласных и негласных методов и средств (статья 2 Федерального закона от 12 августа 1995г. «Об оперативно-розыскной деятельности» - далее Закон об ОРД). Основываясь на перечисленных принципах, в поисках баланса между необходимыми полномочиями лиц, осуществляющих ОРМ, и сдержек, провозглашенных Конституцией, закон специально устанавливает, что соответствующим органам и лицам запрещено подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (и называет такого рода действия провокацией).
Несмотря на прямой запрет, отношение к возможности осуществления провокации при проведении ОРМ, не является вполне однозначным. По мнению большинства ученых и практиков, провокационно-подстрекательская деятельность представителей государства принципиально недопустима даже в целях выявления опасных преступлений. Достигаемые здесь цели действительно чрезвычайно важны для общества и граждан. Однако трудно дать объяснение такому положению, когда представители государства будут иметь санкцию на грубое нарушение прав, за которое частное лицо несет уголовную ответственность как за склонение другого лица к совершению преступления путем уговоров, подкупа, угроз или другими способами (часть 4 статьи 33 УК РФ). К тому же, если отвлечься от вопроса о размерах общественных издержек, то общее соотношение, установленное между правами личности и интересами государства Конституцией РФ, явно в пользу всемерной охраны личности. «В течение почти восьми десятилетий, - писал Б.В. Волженкин, -отечественная теория уголовного права и судебная практика признавали склонение должностного лица к получению взятки с целью последующего его изобличения неправомерным и, более того, преступным по-ведением.[2. с. 43].
Традиционно в последнее время действие уголовного права оценивается в свете решений Европейского Суда по правам человека (далее - Европейский Суд, ЕСПЧ). Существование относящихся к исследуемому вопросу актов Европейского Суда заставляет напомнить, что согласно разъяснениям, содержащимся в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. №21 "О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней", они могут содержать правовые позиции, имеющие обязательное значение для судебных органов Российской Федерации. Применение доказательств, полученных в результате провокации, по мнению Европейского Суда (постановление ЕСПч от 4 ноября 2010г. по делу «Банникова (Bannikova) против Российской Федерации), подвергает обвиняемого риску лишиться справедливого судебного разбирательства с самого начала.
Встречаются, впрочем, попытки признания провокационных действий при проведении оперативно-розыскных мероприятий с целью выявления преступной деятельности и причастных к ней лиц, конечно, при определенных условиях, в частности, для предотвращения более тяжких преступлений, действием общественно полезным. Хотя провокационные действия и причиняют вред охраняемому объекту, утверждает С. Радачинский, но это происходит в целях защиты более важного объекта как, например, в институте крайней необходимости[11. с. 64-65].
Среди сторонников мер по усилению «контроля над преступностью» бытуют взгляды, что законодательство об ОРД создает такой идеальный образ этой деятельности, который далеко не всегда может быть реализован в сфере борьбы с преступностью[5.с. 930,931]. Сотрудникам подразделений по борьбе с организованной преступностью и коррупцией в своей работе «не следует бояться проявлять инициативу в выявлении взяточников», заявляет Г.К. Мишин[10.с.80]. Хочется надеяться на лучшее, но нетрудно представить, как возможно будут распоряжаться своими полномочиями сотрудники в ответ на требования, исходящие, например, от губернатора или высокопоставленного представителя федерального ведомства: «Давать правовую оценку каждому сообщению о коррупции, невзирая на лица и должность».
Указанные выводы, несмотря на оговорку, что лишь при определенных условиях провокационные действия будут оправданными, вызывают возражения. Прямые ссылки на применимость правил о крайней необходимость не обоснованы. Как обстоятельство, исключающее преступность деяния, крайняя необходимость возникает в такой ситуации, когда право стоит против права, когда приходится делать выбор между право-охраняемыми социальными интересами для устранения путем причинения вреда законным интересам опасности, непосредственно угрожающей другим законным интересам, что в рассматриваемой ситуации отсутствует.
Несмотря на признание в литературе возможности распространения данного исключающего преступность деяния обстоятельства на сферу профессиональной деятельности по защите человека, общества и государства от преступных посягательств[14.с.589,600], сложно согласиться и с применением нормы об обоснованном риске. Такое применение не обеспечено регулятивными нормами, т.к. провокация прямо запрещена. Неясно, как в рассматриваемой ситуации реализовать требование о том, что риск признается обоснованным, если общественно полезная цель, ради достижения которой были совершены действия, не могла быть достигнута иными, не связанными с риском действиями (часть 2 статьи 41 УК РФ).
Уголовно-правовое назначение оперативно-розыскной деятельности (определяющее предметом этой деятельности, в конце концов, преступление, а основанием - состав преступления и их признаки) приводит к выводу о том, что рассматриваемое гарантийное предписание Закона об ОРД носит бланкетный ха-рактер[8. Доступ из СПС Гарант]. В постановочном плане можно предположить, что оно содержит понятия, восходящие к уголовному законодательству, определяющему тем самым смысл соответствующих предписаний. В результате применимые нормы Уголовного кодекса и Закона об ОРД могут представить собой единый «ансамбль», обеспечивающий их су-
бординацию, иерархичность и синхронность в процессе функционирования[6. с. 7].
Однако сама идея анализа запрета подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий на основе норм уголовного законодательства связана с необходимостью тщательного учета предметной стороны провокации, а лишь затем решения вопроса о применении к указанным явлениям уголовно-правовых понятий.
Гнездо понятий, описывающих предметную сторону исходного понятия «провокация» относительно невелико. В Современном толковом словаре русского языка Института лингвистических исследований РАН «провокация» определяется в исследуемом контексте лишь как предательское поведение, подстрекательство кого-либо к действиям, которые могут повлечь за собой тяжелые для него последствия[13.с.627]. В специализированных словарях синонимов русского языка понятие «провокация» передается как побуждение, возбуждение, подстрекательство, а производное понятие «провоцировать» - более широким набором значений, в том числе, возбуждать (обычно нежелательное), внушать, вселять в кого-либо намерения и т.п.[12.с.91,426]. Таким образом, избранная законодателем формулировка информативна, обозначает именно те действия, которые составляют предметную сторону провокации.
Целесообразна оценка возможности толкования гарантийного предписания в контексте известной уголовному праву конструкции подстрекательства. В действиях, образующих провокацию как нежелательный феномен оперативно-розыскной деятельности, обнаруживается неполное сходство с признаками этой конструкции:
- подстрекательство по УК должно привести к совершению преступления (часть 4 статьи 33). Провокация со стороны должностного лица, проводящего оперативные мероприятия, должна быть способной вызвать соответствующее цели провокации решение лица, в отношении которого она осуществляется. По крайней мере, обязательно, чтобы это решение без воздействия должностного лица не было бы принято, например, жертва провокации до этого не задумывалась о совершении деяния. Основания оценки, что «это решение без подстрекательства не было бы принято», должны носить конкретный характер. Если они позволяют лишь предположить, что лицо без этого воздействия само бы (в частности, в силу имеющегося предрасположения или предшествующего опыта) пришло к точно такой же идее, вывод приобретает абстрактный характер;
- описывая подстрекательство и провокацию, законодатель устанавливает открытый перечень способов воздействия, применяемых их субъектами. Господствующее мнение, выраженное, в том числе в литературе по ОРД, состоит в том, что способы могут быть практически любыми (уговоры, подкуп, убеждение, поручение, распоряжение, просьбы, угрозы или иные формы воздействия), кроме форм и степеней воздействия, оказывающих парализующее влияние на интеллектуально-волевую сферу личности[1. Доступ из СПС Гарант]. По делу М-ва Судебная коллегия Верховного Суда РФ (определение от 21 февраля 2008 г. по делу №9-008-4) подстрекательством были, например, признаны действия, связанные с так называемой «проверкой чиновника на честность» (инициирование проведения ОРМ на основе секретной информации, об-
ращение к М-ву с просьбой о совершении действий по службе с использованием реквизитов юридического лица). Не повлиял на судебную оценку даже то, что чиновник сам попросил передать ему ценности. Ключевым оказалось отсутствие доказательств, что деяние было бы совершено без вмешательства оперативно-розыскного органа;
- недостаточность воздействия (советов, предложений о совершении преступления и др.) в общей форме. И подстрекательство, и провокация направлены на получение конкретного результата - осуществления исполнителем, жертвой провокации действий, соответствующих объективной стороне определенного преступления (например, принятия в качестве предмета взятки денег, ценных бумаг, иного имущества). На момент воздействия уголовно-правовые признаки этих действий уже должны быть индивидуализированы.
Очевидны и другие особенности:
- подстрекательство как соучастие предполагает наличие отсутствующего при провокации признака совместности преступных действий двух или более лиц в совершении умышленного преступления. Провокация подчинена намерению обеспечить привлечение жертвы провокационных действий к уголовной ответственности (другие цели провокации за исключением случая, предусмотренного статьей 304 УК РФ, не имеют значения). Соответственно, провокация, пишет на своем сайте в Интернете Н.А. Трубецкой, отличается от подстрекательства тем, что провокатор не заинтересован в совершении преступления для достижения его результата, ему необходимо выявление преступления, его раскрытие и передача исполнителя в руки правосудия для завершения его криминальной карьеры.
Таким образом, даже несмотря на значительное сущностное сходство с подстрекательством, Закон об ОРД описывает провокацию как самостоятельный правовой феномен. Таковым он является и для уголовного права.
Кроме рассмотренного вида, Уголовный кодекс РФ знает провокацию-преступление, не образующую подстрекательство. В литературе на это обращают внимание многие авторы, в частности: Шмонин А.В., Се-мыкина О.И.[15.с.71-81]. В Особенной части УК имеется специальная статья о провокации взятки либо коммерческого подкупа как попытке передачи должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческих или иных организациях, других предметов, имущества без его согласия (статья 304). Здесь отсутствует объективная сторона подстрекательства, провокацию образует непосредственное совершение (исполнение) данного преступления. От преступления, предусмотренного статьей 304 УК РФ, указывается в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 июля 2013 г. №24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» (далее - постановление 2013 г.), следует отграничивать подстрекательские действия сотрудников правоохранительных органов, спровоцировавших должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, на принятие взятки или предмета коммерческого подкупа. Именно эти действия, заключает Верховный Суд, совершаются в нарушение требований статьи 5 Закона об ОРД и состоят в передаче взятки или предмета коммерческого подкупа с согласия или по предложению должностного лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации.
Анализ показал, что достигаемые запретом оперативной провокации цели выводятся из требований правопорядка исключить даже возможность вовлечения каких-либо субъектов в преступные действия. В основе запрета провокации лежит специальное регулирование требований к исполнению должностных обязанностей. Но понимание провокации, её правовых и фактических составляющих позволяет выделить и другие существенные аспекты проблемы. Это, в частности, непростой в доктринальном и правоприменительном отношениях вопрос об уголовно-правовой оценке действий жертв провокации. Указывая на провокацию как на недопустимое вмешательство государственных органов в права своих граждан, законодательство прямо не указывает на то, что жертвы подстрекательских действий сотрудников правоохранительных органов подлежат специальной материально-правовой защите. Для анализа весьма полезно будет вспомнить, взяв в целом, но, прежде всего, в привязке к практике борьбы со взяточничеством, а также незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, что данная сторона проблемы оценки провокационно-подстрекательских действий уже обсуждалась при встречах специалистов, нашла определенное отражение в литерату-ре[9.с.37, 3.с.486-491]. Дискурс по поводу её социально-правовых оснований и оптимального регулирования, несомненно, будет продолжен.
Известны позиции Верховного Суда по этому вопросу, представленные в постановлении 2013 года. Они охватывают две ситуации:
- при нарушении уголовно-правового запрета, изложенного в статье 304 УК, должностные лица или лица, выполняющие управленческие функции в коммерческой или иной организации, не подлежат уголовной ответственности за получение взятки либо коммерческий подкуп за отсутствием события преступления (пункт 1 части 1 статьи 24 УПК РФ). Можно понять, что материально-правовое основание освобождения от ответственности Пленум видит в отсутствии совершенного субъектами деяния как предметной основы преступления;
- при провокации, выразившейся в подстрекательских действиях, освобождение лица от обвинения в совершении уголовно наказуемого деяния Пленум связывает с отсутствием в содеянном им состава преступления (пункт 2 части 1 статьи 24 УПК РФ). Хотя непосредственно из УК вывод о непреступности содеянного жертвой провокации не следует, но особый материально-правовой характер ситуации видится здесь в одновременном наличии двух категорий характеризующих её фактов: деяния и обстоятельства, исключающего его преступность.
Законодательное оформление провокационно-подстрекательских действий в главе 8 УК РФ как обстоятельства, исключающего уголовную ответственность лица, в отношении которого такая деятельность осуществлялась, пока не состоялось. В.С. Комиссаров и П.С. Яни специально уточняют, что правило об оценке провокационно-подстрекательской деятельности как обстоятельстве, исключающем уголовную ответственность, создано в судебной практике[7.с.8].
Обратим внимание на то, что её наличие обычно проверяется в случаях соответствующего заявления стороны защиты. Понятно, что тогда проверка наличия или отсутствия обстоятельства, исключающего уголовную ответственность, рассматривается как необязательная процедура. Чтобы такая позиция суда не
приводила в рассматриваемых конфликтных ситуациях к ошибкам, на наш взгляд, в том числе и по соображениям технологии правоприменительного процесса, необходимые и достаточные для уголовно-правовой оценки свойства провокационно-подстрекательских действий должны быть описаны в УК. Это повысит их пригодность для принятия законных решений, так как снизит вероятность оценки лишь формальных моментов деятельности оперативных работников, предусмотренных Законом об ОРД.
Очевидно, что для более полного представления уголовно-правовой статус провокации настоятельно нуждается в дальнейшей разработке, с привлечением судебной практики и теоретических публикаций. Такой же тщательной разработке, как и тех обстоятельств, которыми в первую очередь занимается теория уголовного права. Кроме общей характеристики данного обстоятельства, в предмет исследования должны входить те конкретные юридические средства-понятия, которые позволят описать предметную сторону провокации и облечь её в упорядоченную легальную конструкцию, в частности, через предоставление прав и возложение обязанностей на субъектов, механизмы их осуществления в пределах, обеспечивающих разграничение преступного и непреступного поведения.
Список литературы:
1. Вагин О.А., Исиченко А.П., Чечетин А.Е. Комментарий к Федеральному закону от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности" (постатейный). - М.: "Деловой двор", 2008/Доступ из СПС Гарант.
2. Волженкин В.Б. Допустима ли провокация как метод борьбы с коррупцией/Российская юстиция, 2001, №5.
3. Грошев А.В. Цель как критерий разграничения правомерного эксперимента и провокации взятки либо коммерческого подкупа//Категория «цель» в уголовном, уголовно-исполнительном праве и криминологии: Материалы IV Российского конгресса уголовного права 28-29 мая 2009 г.- М.: Проспект, 2009.
4. Зенкин А., Бондаренко О. Критерии провокации незаконного сбыта наркотиков в решениях Европейского Суда по правам человека//Законность, 2013, №9.
5. Каныгин В.И. О значении кодификации как способа систематизации норм в целях совершенствования правового регулирования оперативно-розыскной дея-тельности//Кодификация законодательства: теория, практика, техника: Материалы Межд. научно-практической конференции (Нижний Новгород, 25-26 сентября 2008 г.)//Под ред. В.М. Баранова.-Н.Новгород: Нижегородская академия МВД России. 2009.
6. Керимов Д.А. Законодательная техника. Научно-методическое и учебное пособие. - М.: НОРМА. 1998.
7. Комиссаров В., Яни П. Провокационно-подстрекательская деятельность в отношении должностного лица как обстоятельство, исключающее ответственность за получение взятки//Законность. 2010, №9.
8. Комментарий к Федеральному закону от 12 августа 1995 г. №144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятель-ности»//Отв. ред А.И. Алексеев, В.С. Овчинский.- Проспект, 2011.
9. Лобанова Л. Провокация взятки: некоторые проблемы квалификации и законодательной регламента-ции//Юридическая техника и проблемы дифференциа-
ции ответственности в уголовном праве и процессе. Сб. науч. статей. -Ярославль: 1999.
10. Мишин Г.К. Борьба с взяточничеством: некоторые направления совершенствования уголовной политики/Уголовное право. 2000. №3
11. Радачинский С. Провокация как обстоятельство, исключающее преступность деяния//Уголовное право,
2009, №2.
12. Словарь синонимов русского языка/Под ред. Л.А. Чешко.- М.: Сов. Энциклопедия, 1969.
13. Современный толковый словарь русского язы-ка/Гл. ред. С.А. Кузнецов.- СПб.: Норинт, 2006.
14. Уголовное право: Учебник: В 3 т. Т. 1. Общая часть/Под общ. ред. А.Э. Жалинского.- М.: Городец,
2010.
15. Шмонин А.В., Семыкина О.И. Провокация преступлений со стороны правоохранительных органов: сравнительный анализ российского и зарубежного за-конодательства//Журнал российского права. 2013. №7.
Отзыв
на статью Энгельгардта А.А. «Вопросы материально-правовой защиты лиц, подвергшихся провокации при проведении оперативно-розыскных мероприятий».
Статья канд. юрид. наук А.А. Энгельгардта посвящена исследованию некоторых важных аспектов проблемы, которая привлекла к себе в последнее время немалое внимание. Теоретическая разработка границ служебной деятельности, нарушение которых является провокацией, и вопросов защиты лиц, подвергшихся провокационно-подстрекательскому воздействию представителей власти при проведении оперативно-розыскных мероприятий, несомненно, представляет существенный интерес. Автор убежден, что полиция и иные органы, осуществляющие соответствующие мероприятия, являются теми организациями, посредством которой обеспечивается значительная часть мер по безопасности правоохраняемых благ, но никогда государство не должно забывать о недопустимости нарушения прав человека.
В статье рассмотрено две основные группы проблем. Во-первых, ввиду сложности рассматриваемых вопросов, их связи и с административным, и с уголовным правом, представляется правильным серьезное внимание самому понятию провокационных действий. В целом заслуживает поддержки подход к их определению как самостоятельному правовому явлению, не повторяющему институтов действующего уголовного законодательства. Теоретически выдержано различение таких действий и подстрекательства.
Во-вторых, рассмотрен вынесенный в название работы вопрос о возможности обеспечения материально-правовой защиты лиц, подвергшихся провокации при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Автор считает, что недостаточно, как это нашло отражение в большинстве опубликованных по теме работ, рассматривать уголовно-правовое значение провокационно-подстрекательских действий только в связи с решением вопросов уголовной ответственности за коррупционные преступления и преступления, сопряженные с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ. Провокационно-подстрекательские действия должно соотноситься со всеми уголовными запретами. Только в этой связи справедливо обобщающее суждение о закреплении таких действий в главе 8 УК РФ в качестве обстоятельства, исключающего преступность деяния Определенное, но, к сожалению, недостаточное место в
работе уделено характеристике тех юридических средств, которые позволят облечь провокационно-подстрекательские действия в соответствующую легальную конструкцию.
Статья рекомендуется для открытой печати и ранее не публиковалось.
Доктор юридических наук, профессор кафедры финансово-экономического и тылового обеспечения Академии управления МВД России Мазур С.Ф.
