CC BY
112
УДК 930.1+323.329
Е.И. Самарцева, д-р. истор. наук., проф., зав. каф. ИиК, (4872)35-22-00, [email protected] (Россия, Тула, ТулГУ)
ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ (20-50-е гг. ХХ века)
Подготовлена в рамках выполнения проекта РГНФ 10-01-71104а/Ц «Историко-культурное наследие Русского Зарубежья: дискуссионные вопросы истории и историографии». Изучение вопросов об интеллигенции было актуальной исследовательской темой для российской эмиграции, особенно в 20-50-е годы ХХ века.
Ключевые слова: литература Русского Зарубежья, культура, интеллигенция
Исторические события 1917 года предопределили некий геополитический раскол отечественной исследовательской мысли. Сегодня стало привычной практикой использование термина «зарубежная Россия». Однако применительно к 20-50-м годам достовернее говорить о Русском Зарубежье. Представляется возможным разделить мнение А. С. Федотова, рассматривающего это исключительное «явление» как непосредственное отражение первой волны эмиграции, базирующейся на традициях русской культуры.
«В целом же, — подчеркивал А.С. Федотов, — Русское Зарубежье было еще живо в 1950-е и постепенно угасло (как единое целое) в 1960-х годах. Что касается выражений — «Россия эмигрантская», «Россия малая», «Зарубежная Россия», «Русский Париж» и т.п., то это — образные эпитеты, служащие большей художественной выразительности, но строгого научного значения они не имеют» [1, с.8].
Существенное замечание в этом ключе было сделано М. Раевым: «Эмиграция перестала быть лишь способом физического выживания, она приобретала характер духовной миссии, которая заключалась в том, чтобы сохранить ценности и традиции русской культуры и продолжить творческую жизнь ради духовного прогресса родины независимо от того, суждено ли было эмигрантам вернуться домой или умереть на чужбине. Поэтому русских эмигрантов 20-30-х гг. нельзя сравнивать с теми, кто покинул родину в поисках лучшей доли, какими бы мотивами они ни руководствовались» [2, с.14-15].
Центрами исторической мысли Русского Зарубежья 20-х гг. стали собственно Центры научной деятельности отечественной эмиграции. Это
— Берлин, Париж, Прага, Харбин, Белград, несколько в меньшей степени
— Константинополь, Варшава, Рига, София. К примеру, 24 апреля 1922 г. под председательством архиепископа Анастасия был создан «Русский комитет в Турции», который объединил 80 культурных, просветительных и профессиональных групп. В третьем параграфе принятого Устава под-
черкивалось: «В Русском комитете не могут принимать участия организации, как преследующие непосредственно политические цели, так и учреждения для извлечения коммерческой выгоды» [3, с.22].
В документально насыщенных книгах: «Зарубежная Россия. История и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека. 19201970» (Париж, 1971) П.Е. Ковалевского и «Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919-1939» (New York. Oxford. Oxford University Press. 1990 или — пер. с англ. М., 1994) М. Раева — подробно рассказывается о деятельности обществ русских ученых, культурнопросветительных комитетах, музеях и архивах. Подчеркивается значение подвижнической деятельности Русских Академических групп (особенно в Берлине и Праге); Русских и Народных университетов в Праге, Париже, Харбине; раскрываются страницы истории Парижского института славяноведения и неотъемлемой от него Тургеневской библиотеки, а также знаменитого издательского Центра ИМКА-ПРЕСС.
Десятки периодических изданий Русского Зарубежья неоднократно обращались к публикации материалов об отечественной интеллигенции. К их числу можно отнести «Ученые записки» Русского университета в Праге; «Ученые записки, основанные русской учебной коллегией в Праге»; европейские журналы: «Грядущая Россия», «Современные записки», «Русская мысль», «Версты», литературно-политические тетради «Возрождение» и др. По данным Г.В. Михеевой в эмигрантской среде только в 1920 г. появилось 138 новых русских зарубежных периодических изданий, прежде всего газет [4, с.21].
Многие из этих изданий без излишней огласки выписывались Президиумом ВЦИК и ЦКК РКП(б), Петроградским комитетом.
Уже в 1919-1920 гг. были приняты меры для сбора «антиправительственных изданий». В частности, 15 января 1920 г. В.И. Ленин писал М.Н. Покровскому (зам. наркома просвещения): «... чтобы наши государственные библиотеки (Румянцевский музей, Петроградская публичная и др.) немедленно начали собирать и хранить ВСЕ БЕЛОГВАРДЕЙСКИЕ ГАЗЕТЫ (русские и заграничные)» [5, с.118].
... К Советской или Зарубежной России следует отнести написанный в 1918 г. и почти случайно изданный в России (1921 г.) коллективный труд «Из глубины: Сборник статей о русской интеллигенции»? Книга была исключительно важна для всей России, но в её традиционно географических пределах стала известна через десятилетия после первой публикации. Несмотря на то, что красной нитью в сборнике проводилась идея жесткой критики глобальных изменений 1917 г. и безусловной ответственности интеллигенции за происходившие революционные перемены, книга изобилует материалом, имеющим непосредственное отношение ко всей проблеме российской интеллигенции. Это касается особенностей религиозного сознания интеллигенции, характеристики ее идеологов XIX века, политиче-
ской ориентации в целом, исторических корней, психологии, взаимоотношения с властью и т.д.[6].
К середине 20-х гг. в России почти не остается оппозиционной интеллектуальной элиты. В лучшем случае ее представители пытались обрести свой жизненный статус в рамках эмиграции. Отголоски ее деятельности доходили до читающей России в виде следующих комментариев: «В центре эмиграции, в Париже, существует и работает религиозно-философская Академия, периодически выходят «евразийские» сборники — катехизис нового славянофильства и крепостничества, освященного церковью, печатаются, распространяются и пользуются успехом творения иже во святых отцов: Бердяева, Франка, Карсавина...»[7, с. 144].
Эти-то сборники спустя многие годы И оказались весьма востребованы в России. Вечная, веховская тематика стала залогом их долгой жизни.
Во многом именно в этом русле выдержаны статья Г. П. Федотова «Трагедия интеллигенции» (Париж, 1926), затрагивающая практически весь пласт вопросов, слагающихся в проблему интеллигенции; а также работа С. Франка «Крушение кумиров» (Германия, 1923 г.), в значительной степени посвященная анализу мировоззренческих противоречий российской интеллигенции начала ХХ в., поиску путей к «духовному воскресе-нию»[8, с.202]. Подобные вопросы поднимались в лекциях С. Франка и Н. Бердяева, Е. Шмурло и В. Францева; звучали на встречах — литературных салонах у З. Гиппиус, Д. Мережковского и др.
Дискуссионные статьи, в той или иной степени обращенные к вопросам исторической роли отечественной интеллигенции, особенностей ее генезиса, психологической характеристикИ, мировоззренческих лидеров, принадлежали перу С.Н. Булгакова, П.Б. Струве, Н.А. Авксентьева и др.
Их публикации можно найти в журналах «Грядущая Россия», «Современные записки», «Русская мысль», «Версты» и др.[9].
Отдельные тематически интересные моменты содержатся в известных работах «сменовеховцев», например, С.С. Чахотина «В Каноссу», Ю.Н. Потехина «Физика и метафизика русской революции» и др.[10].
Определенный интерес представляет содержание небольших брошюр «Всеобщей библиотеки», выпускавшихся Русским универсальным издательством (РУИ) в 20-е годы, в Берлине. Например, М. Слоним в работе «Русские предтечи большевизма» почти не упоминая собственно об «интеллигенции», довольно подробно и разносторонне рассматривает некоторые ракурсы истории бакунизма, махаевщины, «Народной воли», деятельности Нечаева, Герцена... [11].
Для понимания истории идейно-нравственного становления интеллигенции в России значимы нередкие в 20-е гг. мемуары. В 1929 г. Е.К. Бреш-ковская, Д.М. Одинец, Т.И. Полнер опубликовали свои аналитические воспоминания о Николае Васильевиче Чайковском [12] и в нескольких
статьях проследили эволюцию исканий этого яркого представителя интеллигенции. Была осуществлена своеобразная попытка изучения пути Н.В. Чайковского от анархиста к социал-революционеру, а далее — к народному социалисту, к деятельности во главе Парижского комитета Трудовой народно-социалистической партии. Подобный цикл статей весьма интересен и существенен для понимания особенностей генеалогии российской интеллигенции в целом...
Обращаясь к работам представителей Русского Зарубежья, не следует забывать об объективных трудностях их деятельности. По этому поводу М. Раев уместно заметил: «Борьба за выживание отнимала у эмигрантов львиную долю сил и времени. Этим в значительной степени объясняется то, что они не писали объемные исследования и монографии или же создавали таковые, только достигнув некоторой финансовой стабильности... Некоторые, например Н. Бердяев, существовали на «пожертвования», поступавшие от почитателей, чаще всего американцев, и друзей.
Трудности возникали даже с написанием малообъемных работ, в основном
— из-за недостатка материалов. В ведущих европейских университетах не было необходимых источников о России»[2, с.200].
Итак, к числу важнейших характеристик историографической ситуации 20-х годов следует отнести такое мировоззренчески и политически неоднозначное явление, как разрыв ранее относительно единой российской исторической мысли, составной частью которой является комплекс вопросов по проблеме отечественной интеллигенции.
В Русском Зарубежье основными факторами влияния на историографическую ситуацию становятся формирование «географии научных центров»: Париж, Берлин, Прага, Харбин и др.; изыскание возможностей для продолжения исследовательских и издательских программ, осуществляемых до 1917 г.; попытки проводить исторические разработки с минимальным учетом информации российских архивов (в основном при опоре на западноевропейские источники); политическое многообразие взглядов (от монархических до социалистических), существенно влияющих на концептуальную линию развития отечественной науки зарубежья; обостренно-идеологизированная взаимосвязь направленности большинства исторических исследований с особенностями внутренней и внешней политики Советского государства.
Разные грани проблемы интеллигенции в 20-е годы рассматривали С. Булгаков, Г. Федотов, Н. Бердяев, С. Франк, Д. Мережковский и др. В целом философия «Вех» - «Из глубины» была преобладающей для Русского Зарубежья. Эту подчеркнуто обвинительную тенденцию в историографии в какой-то мере корректировала деятельность «сменовеховцев», а также (в ином контексте) ряда «крайних» направлений, к примеру, монархонационалистического .
На рубеже 20-30-х гг. ХХ века какие-либо контакты между советскими гражданами и их зарубежными соотечественниками были минимальны. В партийной печати лишь иногда проскальзывали публикации, напоминающие «ответ» на вопросы случайно добравшихся в Россию, изданий русской эмиграции. К их числу может быть отнесена статья Д. Заславского «Коротенькие люди», по поводу того как: «Зегзицей кычеть» в Париже неутешная вдова Кускова со страниц «Последних Новостей»: где ты, русская интеллигенция, куда девалась, почему молчишь? И плачет горько и скорбит о немоте и психической подавленности, охватившей интеллиген-цию»[13, с.24].
В излагаемом материале допустимо напомнить аргументированную точку зрения М. Раева о том, что к 30-м гг. численность эмиграции перестала расти; националистическая политика ряда стран (Польша, Румыния, Латвия и др.) вынудила многих изгнанников «искать пристанище»; в результате японского вторжения в Китай опустел русский Харбин; а «приход к власти в Германии Гитлера и последовавшая вскоре немецкая оккупация Чехословакии подорвали творческий потенциал центров русской эмиграции в этих странах и положили конец существованию там русских учебных заведений, литературной и художественной жизни». «Последним ударом» М.Раев считает начавшуюся в 1939 г. Вторую мировую войну и, особенно, — немецкое вторжение во Францию и ее поражение в мае-июне 1940 г.[2, с.16].
Вспомним, что в апреле 1941 г., оставив в Париже архив и библиотеку, вынужден был переехать в маленький городок Экс-ле-Бен (на границе со Швейцарией) П.Н. Милюков. В одном из писем того времени он сожалел: «Сажусь за стол с пером в руке. Хочу что-то написать. Проходит четверть часа, полчаса — я сижу все также и ничего не пишу...»[14, с.27].
«Концом истории России за рубежом», - М. Раев называет, - «два важных события» 1945 года. Во-первых, это значительная степень интеграции молодого поколения эмиграции, принявшего участие в войне против Гитлера, в общества стран проживания; во-вторых, прибывающие русские беженцы второй волны «отнюдь не стремились к воссозданию России за рубежом», мечтали «обрести мир, безопасность, спокойную жизнь ... »[2, с.16-17]. Итак, несколько обобщая научно-историческую деятельность Русского Зарубежья, следует отметить, что в Русском университете (Прага) читали лекции А. Кизеветтер, Е. Шмурло, В. Францев, В. Зеньковский, Н. Лосский и др.; в Свято-Сергиевском институте (Париж) преподавали С. Булгаков, Г. Флоровский. Кружки изучения русской истории и культуры действовали в Югославии, Китае, Франции. В 30-е гг. разворачивают свою деятельность музеи и архивы Русского Зарубежья. Одна из самых обширных и разнообразных коллекций документов, связанных с отечественной историей, деятельностью и бытом эмиграции (коллекция Абданк-Коссовских), позднее стала достоянием русской библиотеки при монастыре в Джордан-
вилле, США. Из созданных зарубежными соотечественниками музеев наибольшую известность получили Лейбказачий музей в Курбевуа, Кадетский музей в Париже; русская экспозиция в Королевском музее армии и военной истории в Брюсселе (зал «Союзники в первую мировую войну») [15, с.73].
Идея сохранения национальной исторической памяти в деятельности Русского Зарубежья во многом была обращена к вопросам отечественной интеллигенции.
Стеснённые финансовой зависимостью, представители русской эмиграции не могли рассчитывать на публикацию солидных монографий, но, тем не менее, ими были предложены работы, значимые для постижения сущности самых разных граней проблемы интеллигенции. Одной из выдающихся в этом направлении стала книга Н.А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937 г. на английском языке). Отстаивая свои воззрения на отечественную историю, автор видное место отводил проблеме интеллигенции в целом, а главу I назвал «Образование русской интеллигенции и ее характер. Славянофильство и западничество». Лейтмотивом стало утверждение: «Чтобы понять источники русского коммунизма и уяснить себе характер русской революции, нужно знать, что представляет собой, то своеобразное явление, которое в России именуется «интелли-генция»[16, с.17].
История и современность в судьбах интеллигенции нашли теоретическое переосмысление в работах Г.П. Федотова. Недаром тома, включенные впоследствии в собрание его сочинений, и, созданные в 30-е гг., получили идущие от автора названия: «Лицо России», «Защита России», «Тяжба о России». В одной из статей Г.П. Федотов, в частности, пояснял: «Национализм сталинской России через головы трех поколений интеллигенции, прямо возвращается к официальной идеологии Николая 1...»[17, с.301].
Своя специфика была свойственна работам С.Г. Пушкарева. Посвященные истории православной церкви в России, они раскрывали существенные вопросы как о значении интеллектуальной элиты духовенства в разные периоды отечественной истории, так и о том, что «русское так называемое образованное общество или интеллигенция, проникаясь идеями безрелигиозного просвещения, в течение второй половины XIX века вовсе отходит в массе своей от церкви...»[18, с.56] (1938 г.).
Ряд работ 30-х гг., «выходящих» на проблему интеллигенции, обладают существенным фактическим материалом. Это касается, например, опубликованного в Париже в 1930 г. юбилейного сборника «Московский Университет» (1755-1930), который был подготовлен Парижским и Пражским комитетами к ознаменованию 175-летия Университета и содержал статьи А. Кизеветтера, П. Милюкова, М. Ковалевского, Д. Оболенского, И. Хераскова, Н. Кнорринга и др. Собранные воспоминания, историко-
теоретические комментарии позволяли видеть Университет «мощным аккумулятором духовных сил русского народа»[19, с.139].
Проблему интеллигенции не обходил в своих работах доктор историко-философских наук П.Е. Ковалевский. Его исследование «Исторический путь России: Синтез русской истории по новейшим данным науки» начало публиковаться отдельными главами с 1939 г. Акцентируя внимание на интеллигентоведении, следует выделить такие разделы, как «Основные черты Русской культуры XIX в.», «Идеология русского исторического пути и миссия России», где, наряду с повествованием об основных достижениях отечественной литературы, искусства и науки, подробно разбираются особенности «русского культурного общества», которое в начале ХХ
в. сумело перейти «в лице своих лучших представителей идей от марксизма к идеализму, и от безверия к вере и Православной Церкви»[20, с.88].
Таким образом, даже ограничившись обзорно кратким упоминанием ряда известных трудов Русского Зарубежья, не забывая о лекциях, которые читали в своё время А. Кизеветтер, В. Францев, Е. Шмурло, В. Зень-ковский, Н. Лосский, С. Булгаков, Г. Флоровский и др., можно увидеть контуры современного, более глубокого изучения проблемы. Это исследование достаточно плодотворно ведётся в течение последних двух десятилетий. Но всё ещё сохраняется ощущение, что многие весьма талантливые историки, политологи, философы, журналисты не до конца расслышали тех, кто через десятилетия обращается к ним из Русского Зарубежья. Мы не поняли, не сумели или не захотели понять своих выдающихся соотечественников со столь драматическими судьбами.
Следует подчеркнуть, что мыслители Русского Зарубежья, не отстраняясь от ответственности за неординарный путь исторического развития России, стремились к всестороннему изучению вопросов, связанных с отечественной интеллигенцией; ясно представляли генетическую связь судеб Отечества и такого ее болезненно-трудного «ребенка», как интеллигенция. В целом, «веховские» воззрения были популярны за пределами России; в то же время усиливалась аргументация таких аспектов как «мученичество» интеллигенции и надежда на религиозно-духовное изменение ее представителей, включая новый образованный слой советского общества.
Хронологически последующие грозные годы Второй мировой и Великой Отечественной войн не могли стимулировать интерес исследователей к сложным историко-философским проблемам. Среди немногих работ, что явно обращали на себя внимание, можно назвать цикл статей Н.А. Бердяева, впоследствии частично обобщенных в собрании его сочинений под наименованием «Типы религиозной мысли в России»[21]. Одновременно следует выделить такую значительную работу автора, как «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века», во многом продолжившую тезисы книги «Истоки и смысл русского коммунизма».
В 40-е годы в США представитель эмиграции, доктор наук Дмитрий фон Мореншилдт начал выпуск журнала «Russian Review», в котором публиковали статьи В.Набоков, М.Алданов, Н.Бердяев, А. Керенский и др. Тема интеллигенции присутствовала на страницах журнала, а в его первом номере главный редактор У.Г.Чемберлен писал, что цель «Русского обозрения» - «представить беспристрастную интерпретацию русской истории, цивилизации и культуры»[22, с.148].
Несмотря на то, что указанный журнал трудно отнести исключительно к эмигрантским изданиям, в нем активно публиковались авторы самых разных стран, особенно США, - следует учитывать, что его редакция всегда стремилась предоставлять «свои страницы историкам разных направлений, создавая, таким образом, своеобразный форум историографии России»[22, с.145].
Позднее тема интеллигенции рассматривалась в таких солидных книгах Русского Зарубежья, как «История России» Г.В. Вернадского (1943
г.), «Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова (1943 г.), «Россия и Соединенные Штаты» П.А. Сорокина (1944 г.) и др.
Несколько подробнее хотелось бы остановиться на упомянутом исследовании П.Н. Милюкова. По сравнению с дореволюционным изданием его знаменитые «Очерки» претерпели существенные изменения, были расширены и переработаны многие разделы, отшлифованы оценочные суждения, в том числе, в ракурсе изучения вопросов: «происхождение славянства», «развитие русского сектантства», «церковь и творчество» и т.д. В то же время П.Н. Милюков предполагал продолжить свои научные изыскания, особенно хронологически связанные с XX в. По одному из дискуссионных сюжетов он заметил: «Подводить итоги этой последней волны интеллигентского психоза как будто еще рано...»[14, с.39].
Второй том «Очерков» вышел в свет много лет спустя после смерти П.Н. Милюкова под редакцией Н.Е. Андреева. Принято считать, что его главная тема — «колонизация России и примыкающей к ней Сибири, как основа для развития русской государственности». Тем не менее, большинство вопросов, рассматриваемых П.Н. Милюковым в своих книгах, имеют непосредственное отношение к проблеме особенностей российской культуры и ее интеллигенции, как бы ни обозначал автор последнюю — «кающийся дворян с его «уязвленной совестью», «разночинец с его «возмущенной честью»[14, с.306] и т. д.
Вновь напрашивается вывод, что современные ученые пока что недостаточно внимания уделили изучению научного наследия П.Н. Милюкова...
Что касается Советского Союза, то в послевоенные 40-е, а тем более в 50-е гг. были сделаны определенные шаги в изучении интеллигенции. Тем не менее, не было и речи о возможности обратиться к работам представителей зарубежной России. В печально знаменитом докладе А.А.
Жданова, посвященном журналам «Звезда» и «Ленинград» подчеркивалось: «...удивительно и противоестественно, как если бы кто-либо сейчас стал переиздавать произведения Мережковского, Вячеслава Иванова, Михаила Кузьмина, Андрея Белого, Зинаиды Гиппиус, Федора Сологуба, Зиновьевой- Аннибал...». Всех их, увы, в родном Отечестве считали лишь «представителями реакционного мракобесия и ренегатства в политике и искусстве»[23, с.4].
Что касается собственно зарубежной России первых послевоенных десятилетий, то ее представители, в целом, сохраняли приверженность своим традиционным подходам к теме. Пожалуй, несколько проявился ренессанс нравственных аспектов проблемы интеллигенции. В частности, Ф.А. Степун в своей многоплановой статье «Пролетарская революция и революционный орден русской интеллигенции» счел необходимым напомнить: «Интеллигентный человек и интеллигент для русского уха отнюдь не одно и то же»[24, с.292]. Подобные аспекты прослеживались в трудах В.В. Зеньковского, А.В. Карташева, М.М. Новикова и др. [25] Уместно отметить, что в 1955 г. на русском языке публикуется книга И.А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма».
В целом, в 50-е гг. воззрения эмигрантов первой «волны» зачастую перекрывались «волной» послевоенных «невозвращенцев», а публикации, скажем, в журнале «Посев» были пока еще далеки от извечных философских вопросов России.
В своей масштабной работе «Бывшее и несбывшееся» Ф.А. Степун писал: «Новая эмиграция нашими недугами не страдает. Ее опасность скорее в обратном, в полном отсутствии пленительных воспоминаний. Соблазнять людей, родившихся под красной звездой, образами затонувшей России — дело столь же безнадежное, сколь и неправильное»[26, с.7].
Тот факт, что с 50-х гг. в среде Русского Зарубежья усилились тенденции подведения определенных итогов, творческого осмысления, — во многом свидетельствовал о преклонных годах представителей первой «волны» эмиграции. В конце 50-х гг. уже в качестве профессора Православной Свято-Владимирской Академии (Нью-Йорк) Н.А. Арсеньев отмечал в своем труде «Из русской культурной и творческой традиции»: «Пришло время подводить итоги русскому культурному достоянию...»[27, с.7].
Н.С. Арсеньев пытался рассказать о том, что в значительной степени составляло духовную основу русской интеллигенции. Автор дипломатично обходил дискуссионные вопросы теоретического интеллигентоведения и наполнил свой труд повествованием о Пушкине, Толстом, Тютчеве, Достоевском; говорил о нравственных традициях русской семейной культуры, о былых литературно-философских кружках и т.д.
Закономерно, что именно в 50-е гг. появились почти стенографические публикации некоторых интеллигентоведческих дискуссий прошед-
ших лет. Например, о тех, которые проходили в знаменитом парижском салоне «Зеленая лампа», можно узнать, обратившись к книге Ю. Терапиано «Встречи» (Нью-Йорк, 1953); почерпнуть немало интересного из приведенных рассуждений об интеллигенции З.И. Гиппиус, М.С. Мережковского, Ф.А. Степуна...
Идея подведения творческих и жизненных итогов владела умами многих представителей Русского Зарубежья, которые, тем не менее, отчетливо понимали, что на ряд сложных историко-философских вопросов так и не нашли однозначного ответа, хотя, говоря их же словами: «...мы только то и делали, что трудились над изучением России...»[24, с.429]. Ярким проявлением «разорванности» отечественного исторического познания в аспекте изучения военной интеллигенции является издание всеза-рубежного объединения Морских организаций «Колыбель флота» (Париж, 1951). Эта объемная работа была подготовлена к 250-летию со дня основания школы математических и навигационных наук (1701-1951), и соответствует Книге 74 Зарубежной Морской библиотеки. Однако фактический материал в основном завершается рассказом об эвакуации Белой армии из Севастополя. Специфика книги объясняется еще в пре-
дисловии: «Пока существовала Российская Империя, ее современники не торопились написать исчерпывающей Истории Русского флота...»[28, с.5].
Таким образом, авторы-составители не имели в своем распоряжении документов отечественных архивов, опирались на воспоминания и литературу, в т.ч. российскую — с 1852 г. Многочисленные фотографии и рисунки привнесли в их деятельность дополнительный интерес. Можно только предполагать насколько возросла научная ценность работы, если бы в ней участвовали ученые, неразделённые границами.
Сегодняшнее научное сообщество, бесспорно, имеет немало социальных и технологических преимуществ перед своими предшественниками. Объединённые, хотя бы в рамках соответствующего Интернет-сегмента, соотечественники имеют возможность полноценного обсуждения любых вопросов, в том числе и часто повторяемого, но, к сожалению, не теряющего актуальность «булгаковского»: «.вопрос об интеллиген-
ции и духовных её судьбах принадлежит воистину к числу ПРОКЛЯТЫХ вопросов русской жизни. Скажу больше того: то или иное его решение имеет РОКОВОЕ значение в истории России»[29, с.125].
Список литературы
1. Федотов А.С. Российская эмиграция и русское зарубежье (К вопросу о дефинициях) // Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры. М., 1993.
2. Раев Марк. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919-1939. М., 1994.
3. Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. История и культурнопросветительная работа русского зарубежья за полвека. 1920-1970. Париж, 1971.
4. Михеева Г.В. Библиографический учёт белогвардейской и эмигрантской литературы (1918-1922 гг.) // Историко-библиографические исследования: сб. науч. труд. Вып.3. СПб., 1993.
5. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51.
6. Из глубины: Сборник статей о русской интеллигенции. М.
1990. - 298
7. Смирнов Ник. На том берегу // Новый мир. 1926. Кн. 6.
8. Франк С. Крушение кумиров // Русская идея. Т. 1.
9. Русская эмиграция. Журналы и сборники на русском языке.
1920-1980. Сводный указатель статей. Париж. 1988; Струве Г.П. Журналы русского зарубежья // Русская литература. 1990. № 1 и др.
10. В поисках пути: Русская интеллигенция и судьбы России. М.,
1992.
11. Слоним М. Русские предтечи большевизма // Всеобщая история. № 30, РУИ. Берлин. 1922.
12. Никол. Вас. Чайковский. Религиозные и общественные искания. Париж. 1929.
13. Заславский Д. Коротенькие люди // Книга и революция. 1929.
№ 2.
14. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. М.,
1993. Т. 1.
15. Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия (дополнительный выпуск). Париж. 1973.
16. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.
17. Федотов Г.П. Опоздавшие // Защита России: собр. соч.: в 6 т. ИМКА - ПРЕСС. 1988. Т. IV.
18. Пушкарев С.Г. Роль православной церкви в истории России. New York. 1985.
19. Кизеветтер А. Московский Университет (Исторический очерк) // Московский Университет. 1755-1930: юбил. сб. Париж. 1930.
20. Ковалевский П.Е. Исторический путь России: Синтез русской истории по новейшим данным науки. Париж, 1946.
21. Бердяев Николай: собр. соч. Изд. 3-е. ИМКА - ПРЕСС, 1991.
Т.3.
22. Проблемы российской истории на страницах журнала «Russian Review» (США)// Отечественная история. 1998. № 2.
23. Доклад т. Жданова о журналах “Звезда” и “Ленинград” // Библиотекарь. 1946. № 9-10.
24. Степун Ф.А. Пролетарская революция и революционный орден русской интеллигенции // Интеллигенция. Власть. Народ: Антология. М., 1993.
25. Зеньковский В.В. История русской философии // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. Двухсотлетие Московского университета. 1755-1955 (Празднование в Америке). Нью-Йорк, 1956; Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Париж. 1959. Т. 1-2.
26. Степун Федор. Бывшее и несбывшееся... 2-е изд. Лондон, 1990.
27. Арсеньев Н.С. Из русской культурной и творческой традиции. Лондон, 1992.
28. Колыбель флота (Навигационная школа — Морской корпус. К 250-летию со дня основания школы математических и навигационных наук. 1701-1951). Париж. 1951.
29. Булгаков С.Н. На пиру богов // Из глубины: Сборник статей о русской интеллигенции. М. 1990.
E. Samartseva.
Questions of studying of the native intelligentsia and Russian abroad of the 1920s -
1950s.
Studying questions of the intelligentsia was the actual research subject for Russia’s emigration especially of the 1920s - 1950s.
Kew words: literature of Russian abroad, culture, intelligentsia.
Получено 10.10.2010 г.
УДК 94(430) «1918/1941»
О.В. Сарычев, канд. филос. наук, доц. (4782) 33-23-45, [email protected] (Россия, Тула, ТулГУ)
ОПЕРАЦИЯ «ТАЙФУН» СКВОЗЬ ПРИЗМУ ЭПИСТОЛЯРНЫХ ДОКУМЕНТОВ И МЕМУАРОВ СОЛДАТ ВЕРМАХТА
Делается попытка реконструировать события осени 1941 года посредством обращенияк архивным материалам и мемуарам солдат и генералов вермахта. Подготовлена в рамках выполнения проекта РГНФ 10-01-71103а/Ц
Ключевые слова: война, операция «Тайфун», эпистолярные источники, мемуары.
Сегодня мы иными глазами смотрим на многие события нашей истории, стремимся более точно определить их место в общемировом историческом процессе. Большинство живущих ныне людей появилось на свет после Второй мировой войны. Для них она - история.
Проблемы зарождения великих войн, их идеологическая подготовка и материальное обеспечение, цепь событий, ведущих к глобальному кон-
