CC BY
147
Ministers of the USSR with the U.S. presidents and Prime Ministers of great Britain during the Great Patriotic war of 1941-1945: in 2 vol. 2nd ed. M. 1976. Vol. 2. Pp. 255-256, 258-261, 266-268.
41. Sovetskij Soyuz na mezhdunarodnyh konferenciyah... - The Soviet Union at international conferences. Vol. VI. P. 460.
42. Vida I. Mezhdunarodnoe polozhenie Vengrii posle Vtoroj mirovoj vojny [International position of Hungary after World War II] / / Vostochnyj blok... - Eastern block... Pp. 28-29; The Fate of East Central Europe -The Fate of East Central Europe. Pp. 224-225.
43. FRUS. 1945. Vol. 4. Pp. 874-879; Vostochnaya Evropa v dokumentah... - Eastern Europe in the documents of... Pp. 263-266.
44. FRUS. 1945. Vol. 4. P. 884.
45. Vostochnaya Evropa v dokumentah... - Eastern Europe in the documents of... Pp. 271-274.
46. RGASPI. F. 17. Sh. 162. File 37. Sh. 155; Vostochnaya Evropa v dokumentah... - Eastern Europe in the documents... P. 276-277.
47. Borhi L. Op. cit. P. 76-77.
48. RGASPI. F. 575. Sh. 1. File 14. Sh. 3, 25; Izhâk L. Op. cit. P. 79, 81.
49. Izsâk L. Op. cit. Pp. 82-83.
50. Vostochnaya Evropa v dokumentah... - Eastern Europe in the documents... P. 291, 299-301, 303-305.
51. Borhi L. Op. cit. Pp. 82-83.
52. FRUS. 1946. Vol. 6. Pp. 271-272; Borhi L. Op. cit. Pp. 84-85.
53. Borhi L. Op. cit. Pp. 91-92; Vostochnaya Evropa v dokumentah... - Eastern Europe in the documents of... Pp. 464-465, 605.
54. Ocherki istorii Ministerstva inostrannyh del Rossii. 1802-2002: v 3 t. - Essays on the history of the Ministry of Foreign Affairs of Russia. 1802-2002: in 3 vol. Vol. 2: 1917-2002. M. 2002. P. 342.
55. FRUS. 1946. Vol. 6. P. 275.
56. Gollner A. B. Foundations of Soviet Domination in Post-War Hungary // Hungary in the Age of Total War (1938-1948) / ed. a. introd. by N. Dreiszider. N.Y., 1998. P. 186-187.
57. Borhi L. Op. cit. P. 148, 184.
УДК 94(438).04
Т. Амброзяк
Вопрос о роли и значении Великого княжества Литовского в функционировании сейма Речи Посполитой в выступлениях литовских сеймиков в конце XVI - первой половине XVII в.
В статье рассматривается восприятие литовскими сеймиками роли и значения Великого княжества Литовского в функционировании главного института государственной власти польско-литовской Речи Посполитой - сейма - в конце XVI - первой половине XVII в. Проанализированы юридический характер данного института, вопрос истоков и пути формирования литовской парламентской системы, количественное соотношение представителей обеих частей совместного государства, а также причины неравной позиции Литвы в рамках сейма. Рассмотрено также отношение сеймиков к данной проблеме и главные поля столкновений между Польской Короной и Великим княжеством Литовским. Высказывается мысль о существовании определенного, хотя отчасти вынужденного, консенсуса между обеими частями Речи Посполитой, а также о двойственности мышления о позиции Литвы в рамках сейма.
In the paper the author analyses Lithuanian dietines' perception of the role of the Grand Duhy of Lithuania in functioning of the main institute of the state power in the Polish-Lithuanian Commonwealth, seym, in the late 16th -first half of the 17th century. The juridical character of seym, forming of the Lithuanian parliamentary system, quantity of the Lithuanian and Polish representatives, as well as reasons for the inequality between both parts of the state within seym have been scrutinized. Further, dietines' attitude towards the indicated question as well as the main areas of controversies have been identified. The author presents a reflection on existing though imposed consensus between the Polish Crown and the Grand Duchy of Lithuania and on the dichotomy in the thinking about the Lithuanian position within seym.
Ключевые слова: Великое княжество Литовское, Речь Посполитая, сеймики, сейм, парламентаризм.
Keywords: The Grand Duchy of Lithuania, The Polish-Lithuanian Commonwealth, dietines, seym, parliamentarism.
© Амброзяк Т., 2016 14
Акт Люблинской унии и другие документы, принятые во время сейма в 1569 г., учреждали «одно единое и неделимое тело», которым являлась «одна совместная Речь Посполитая, которая из двух отдельных государств и народов в один народ и государство слилась и соединилась» [1]. На их основе учреждалась также новая система институтов государственной власти. Несмотря на заявление о создании «одного тела», новое государство - польско-литовская Речь Посполитая -имела дуалистический характер и состояла из двух отдельных частей: Польской Короны и Великого княжества Литовского.
Сложно, однако, говорить о полном равенстве обоих членов совместного государства. Великое княжество Литовское не всегда обладало позицией равной позиции Польской Короны. Данное явление отчетливо проявлялось в функционировании сейма, который «в структуре власти в Речи Посполитой Обоих Народов... занимал особое место» [2]. Именно институт сейма, по своему характеру, сфере компетенции и составу, в присущих польско-литовской политической культуре представлениях являлся олицетворением всей шляхты и ее государства.
Совместный для Речи Посполитой сейм не являлся новым институтом, учрежденным в итоге люблинского сейма 1569 г., на котором была принята уния между государствами, а был непосредственным продолжением института коронного (польского) «вального» сейма. В 1569 г. не изменился ни юридический характер сейма, ни его компетенции, ни способ функционирования, а данная дата не является существенным рубежом в его развитии [3]. В его состав лишь включались литовские послы и сенаторы.
О неравной позиции Короны и Великого княжества Литовского в рамках сейма свидетельствует, однако, не только сам юридический характер этого института. Местом его проведения оставалась Корона - только с 1673 г. каждый третий сейм должен был проводиться в Великом княжестве [4]. Исключением из этого правила являлся лишь сейм, проведенный в Бресте в 1653 г. [5] Литва получила также непропорционально низкое количество представителей в обеих палатах сейма. В посольской избе - нижней его палате - после 1569 г. Великое княжество имело 44 посла на общее количество 166. Со временем, в связи с включением в состав посольской избы представителей очередных воеводств: в 1598 г. - лифляндских, в 1613 г. - смоленского, а в 1635 г. - черниговского, - количество послов подвергалось изменениям, не менявшим, однако, суть указанной диспропорции [6]. Еще менее выгодное для Литвы соотношение имелось в сенате - на 140 сенаторских мест к ней относилось лишь 27 [7]. Более того, несмотря на то что в иерархии мест представители Короны и Литвы были перемешаны, все же, как в сенате, так и в посольской избе, первые места занимали коронные сенаторы и послы. Самый высокий из литовских сенаторов, виленский епископ, занимал лишь пятое или шестое место - попеременно с познанским епископом; среди светских сенаторов самый высокий представитель Литвы - вилен-ский воевода - занимал четвертое место.
Чтобы правильно понять описанное явление и его причины, необходимо хотя бы в общих чертах рассмотреть формирование литовской представительской системы. Это позволит понять предпосылки определения роли Литвы в структуре важнейшего органа государственной власти в Речи Посполитой, которым являлся сейм. Благодаря этому мы сможем охарактеризовать позицию Великого кнжества в парламентской жизни польско-литовского государства и отношение к ней самой литовской шляхты. При рассмотрении последнего вопроса в качестве главной источ-никовой базы будут проанализированы выступления литовских сеймиков. В итоге мы сможем ответить на вопрос, насколько позиция Великого княжества устраивала литовскую шляхту и каких возможных изменений в данной сфере она хотела достичь.
Вопрос происхождения парламентаризма в Великом княжестве Литовском и участия литовской шляхты в политической жизни государства является весьма спорным и до сих пор не был окончательно решен [8]. Существенным фактором развития парламентаризма в Великом княжестве Литовском стали унии с Польшей и перенесение на литовскую почву польских образцов государственного строя.
Изначально шляхта приезжала на литовские сеймы «виритим», т. е. на них мог прибыть каждый желающий из шляхетского сословия. Однако уже в 1534 г. Сигизмунд I регламентировал число представителей шляхты - по два от каждого повета или административной единицы. Иногда количество представителей уменьшалось, что подталкивало шляхту к попыткам установления единых принципов назначения своей репрезентации. С течением времени литовский сейм получал все больше компетенций и стал местом соперничества в формировании внутреннего строя и принципов будущей унии с Польшей.
Существенное значение для дальнейшего развития литовской парламентской системы приобрели 1564-1566 гг., в течение которых были проведены реформы строя и администрации Великого княжества Литовского, во многом основаные на польских образцах. Великое княжество
15
было разделено на 13 воеводств, которые, в свою очередь, делились на поветы, обладавшие как судебными, так и административными функциями. В итоге в Литве введена была намного более прозрачная структура, чем в ее первообразе - Короне [9]. Исключительную позицию сохранила Жмудь, являющаяся одним староством, разделенным на 29 поветов [10]. В каждом повете собирался отдельный сеймик (в Жмуди шляхта собиралась на одном сеймике), из которого выбирались по два посла на литовский сейм. Своим послам собравшаяся на сеймике шляхта давала указания касательно решения обсуждаемых на сеймике вопросов, которые принимали форму письменной инструкции.
В итоге решений, принятых на сейме в Люблине в 1569 г., и учреждения совместного, польско-литовского, сейма количество представителей Литвы существенно уменьшилось. Это являлось, однако, косвенным следствием уменьшения ее территории. Напомним, что в ходе работы сейма в качестве принуждения литвинов к заключению унии король Польши и великий князь литовский Сигизмунд II Август включил в состав Короны Подляшское, Волынское, Брацлавское и Киевское воеводства. С этого времени в Литве существовало 22 повета, а после включения Смоленской и Северской земель - 24.
Необходимо при этом отметить, что количество представителей обеих частей Речи Поспо-литой во многом теряло свое значение в итоге принятого на сейме принципа общего согласия -согласия трех станов сейма (короля, сената и послов) и всех их представителей, как литовских, так и коронных. Отсутствие такого согласия делало невозможным принятие какого бы то ни было решения. Можно, однако, сказать, что уже с самого начала существования этого совместного органа власти позиция Литвы была по сравнению с Короной слабее, тем более что в практике представители последней обычно играли более активную роль в его деятельности.
Условия и способ заключения унии вызвали недовольство в Литве. 1569 год открывает период, «в котором политические силы Великого княжества Литовского прикладывали усилия по приспособлению унии к своим целям» [11]. Еще во время сейма в Люблине были предприняты попытки «исправления унии», т. е. изменения невыгодных для себя условий унии, которые продолжались и в период трех бескоролевий, наступивших после смерти Сигизмунда Августа (15721587 гг.). Этому способствовал тот факт, что в тексте акта унии не предусматривалось решение многих детальных вопросов.
Однако эти попытки остались во многом безуспешными. Литовские требования были удовлетворены лишь частично. Представителям Великого княжества не удалось добиться ни возвращения потерянных в 1569 г. воеводств, ни значительных изменений в структуре органов государственной власти, в частности попеременного проведения сеймов на территории Короны и Литвы [12]. Провал попыток изменения условий унии привел к вынужденному отказу от неосуществимых целей литовской политики. Ключевым моментом оказался, на наш взгляд, конец третьего бескоролевья. В частности, во время правления Сигизмунда III и его сына Владислава IV (1587-1648) мы почти не встречаем попыток реформирования парламентской системы Речи По-сполитой в сторону принятия более выгодных для Литвы правил.
Правда, недавно Г. Виснер высказал мнение, что литовская шляхта требовала, «чтобы каждый третий сейм собирался в Литве» [13], однако в течение всего описываемого времени в изученных нами сеймиковых инструкциях можно найти лишь два таких постулата. Первый из них встречаем в инструкции жмудского повета от 1587 г.: «соймы абы альтернатим (на смену. - Т. А.) раз в Полще, а раз в Литве бывали». В том же месте предлагалось также, чтобы в течение первых двух недель работы сейма решались судебные дела Короны, в течение следующих двух - дела Литвы и Жмуди [14], а последние две недели (обычно сейм созывался всего на шесть недель) снова были посвящены коронным делам. В инструкции аргументировалось, что «на прошлых соймех не моглися дотиснути люди народу литовского в справах своих» [15]. Стоит обратить внимание, что авторы инструкции не были до конца последовательны в своем видении статуса Литвы в рамках сейма, сначала предлагая проведение каждого второго сейма на территории ВКЛ, после чего требуя третьей части времени работы сейма для решения литовских судебных дел. Стоит особо выделить данное явление, так как оно подтверждается и в других источниках.
Второй раз постулат проведения сеймов в Литве встречаем в инструкции пинского сеймика перед конвокационным сеймом с 1632 г. Сеймик предлагал проведение сеймов, во время которых посольской избой будет руководить представитель Литвы, на территории Великого княжества. Пинская шляхта указывала при этом на Брест как на место их проведения, «потому что город этот в центре (Речи Посполитой. - Т. А.) и ближайший к коронным воеводствам» [16].
Учитывая то, что описываемый период представляет собой шестьдесят лет, лишь два выступления с данным требованием (даже со скидкой на низкую степень сохранности источников, связанных с деятельностью литовских сеймиков), как нам кажется, свидетельствуют о том, что дан-16
ный вопрос являлся далеко не первостепенным для литовской шляхты. Поскольку детальный анализ содержания литовских сеймиковых инструкций показывает, что собравшаяся на сеймиках литовская шляхта в случае необходимости твердо защищала свои интересы, можно сказать, что внимание, уделяемое вопросу проведения сеймов на территории Литвы после 1587 г., ощутимо снизилось, а шляхта Великого княжества смирилась с мыслью о том, что они проводились в Короне.
Исключив из перечня главных проблем, которые волновали литовскую шляхту, вопрос места проведения сейма, стоит указать на те, которые в большей степени притягивали ее внимание. К таковым можно отнести проблемы руководства работой сеймов и компетенционные конфликты коронных и литовских маршалков.
Рассмотрим в начале вопрос руководства работой посольской избы. Ею председательствовал маршалок посольской избы, который избирался самыми послами. Ключевое значение при выборе имел принцип т. н. альтернаты - на должность маршалка выбирались по очереди представители Малой Польши (включая русские воеводства Короны), Великой Польши (включая Ма-зовию и Королевскую Пруссию) и Великого княжества Литовского. Целью данного принципа являлось недопущение доминирования представителей одной из этих провинций в работе сейма.
Принцип альтернаты был одним из основных элементов политической культуры Речи По-сполитой. Его соблюдение вело к тому, что данный вопрос не являлся для литовских сеймиков полем особого столкновения с Короной. В изученных нами инструкциях к данной проблеме сеймики обращались только шесть раз. Первый из известных нам случаев имел место в 1608 г., когда минский сеймик требовал от своих послов, чтобы после прибытия на сейм выбрали «маршалка не титулом или арендой (т. е. не только формально. - Т. А.) в Великом княжестве Литовским бу-дучего... но рожденного с нашего народа» [17].
Новым явлением в практическом воплощении принципа альтернаты стало введение нового института внеочередных (т. н. экстраординарных) сеймов. Их проведение предусматривалось еще в генрицианских артикулах, определивших в 1573 г. основные принципы государственного строя Речи Посполитой. Документ обязывал монарха созывать сейм (ординарный) каждые два года, сроком на шесть недель. В случае необходимости король имел право созвать сейм раньше. В таком случае время его работы сокращалось до двух недель. Первый внеочередной (экстраординарный) сейм был созван в декабре 1613 г. [18] Руководство посольской избы принадлежало на нем представителю Литвы, Александру Корвину Госевскому [19]. Однако в инструкции к следующему сейму, в 1615 г., минский сеймик выдвинул довольно необычную интерпретацию предыдущего сейма. Аргументируя, что он не являлся сеймом, а только «съездом», авторы инструкции требовали повторного выбора представителя Литвы маршалком посольской избы. Сеймик призывал остальных литовских послов поддержать это его решение [20]. Стоит, однако, отметить, что остальные сеймики в своих инструкциях подобных требований не выдвигали [21], а маршалком был в итоге избран представитель Малой Польши, коронный референдарий Ян Свентославски [22].
Повторно постулаты касательно выбора посла из Великого княжества на должность маршалка посолькой избы появляются в инструкциях литовских сеймиков лишь в 1640 г., в связи с безуспешным завершением сейма 1639 г., которым руководил представитель Литвы, гродненский писарь Владислав Кердей [23]. Упитский сеймик в своей инструкции обвинил поляков в намеренном срыве сеймов, которыми руководили литовские послы: «.явное в этом нежелание Их Мостей Панов Коронных, что за некой недоброжелательностью сеймы, на которых приходит руководство маршалков из нашего народа, разорваны бывают». Сеймик выдвинул также требование, чтобы в случае завершения сейма без принятия решений следующим руководил маршалок из этого же народа [24]. Похожее требование выдвинул и минский сеймик, замечая, что «сеймы так часто не доходят из-за личных интересов, что чаще всего случается во время руководства Княжества Литовского» [25]. Знаменательно, что минский сеймик обвинил в этом не коронную шляхту, но широко понимаемые «личные интересы». За введение подобного принципа выступил также виленский сеймик, выражая при этом лишь общее сожаление по поводу безуспешного завершения работы предыдущего сейма [26].
К вопросу руководства посольской избой в 1646 г. вернулся еще один сеймик, слонимский. В его инструкции лишь в общих чертах упоминалось, что руководство на будущем сейме должно принадлежать представителю Литвы [27], что, кстати, было вполне соблюдено, поскольку мар-шалком был избран жмудский тивун и писарь Ян Миколай Станкевич [28].
Можно констатировать, что принцип альтернаты являлся скорее полем учитываемого и соблюдаемого консенсуса. Поскольку с коронной стороны не появлялись попытки ослабить в этом плане позицию Литвы, сеймики и не нуждались в подчеркивании значения данного вопроса. Следует при этом добавить, что также с литовской стороны попытки расширить свою позицию (как в случае минской инструкции от 1615 г.) сложно назвать настойчивыми.
В рассматриваемый нами период литовские сеймики обращали свое внимание в большей степени на другой упомянутый нами вопрос - компетенционные конфликты коронных и литовских маршалков. К компетенции великого маршалка принадлежало обеспечение безопасности короля и проведение придворных церемоний. Во время сейма маршалок руководил заседаниями сената и раздавал голоса, а также разделял жилые дворы сенаторам и послам, прибывшим на сейм. Заместителем великого маршалка являлся маршалок надворный.
Положения акта Люблинской унии создали довольно специфическую ситуацию в области государственного строя. В ее итоге в Речи Посполитой на уровне центральных органов власти кроме совместных (как сейм или монарх) продолжали существовать и отдельные институты для Короны и Литвы. Их взаимоотношение и разграничение сферы компетенций уже на сейме в Люблине вызвали споры между обоими «народами». Особенно актуальным вопросом стало разграничение компетенций коронных и литовских маршалков, что практически сразу заставило короля Сигизмунда Августа заняться данной проблемой. Изданные им в 1569 и 1572 гг. акты разрешили данный вопрос в духе равноценности. Коронные и литовские маршалки обладали аналогичной сферой компетенций, причем в ряде случаев обязаны были действовать совместно. За обеспечение порядка в месте пребывания короля отвечал маршалок той части государства, в которой актуально находился монарх. Правда, первенство в почетной иерархии закреплялось за короными маршалками. Однако в случае отсутствия великого коронного маршалка в качестве его заместителя должен был выступать великий литовский маршалок, а не надворный коронный маршалок [29].
Эти решения, однако, не предотвратили споров. Изданные Сигизмундом Августом акты не были подтверждены сеймовой конституцией. Великие коронные маршалки иногда пытались расширить свои компетенции за счет литовских. Ситуацию усугубляли еще попытки надворных маршалков передвинуться вверх по чиновничьей лестнице и замещать великих коронных мар-шалков, в случае их отсутствия на сейме, в обход литовских коллег [30].
В 1609 г. надворный коронный маршалок Михал Вольски предпринял попытку заместить отсутствующего на сейме великого коронного маршалка Зыгмунта Мышковского, несмотря на присутствие великого литовского маршалка Кшиштофа Дрогостайского. Это вызвало сопротивление литовских сенаторов. Однако Сигизмунд III, несмотря на усилия Льва Сапеги и самого До-рогостайского, отказался поддержать их претензии [31]. Перед следующим сеймом, в 1611 г., с резкой критикой случившегося выступил виленский сеймик. Обращаясь к вышеупомянутым декретам Сигизмунда Августа, писал: «Так как на прошлом сейме случилась великая обида посту маршалковому, что против права и обычаев старых маршалок дворный коронный юрисдикцию поста маршалкового помимо маршалка великого Великого княжества Литовского растянуть и подать хотел, сопротивиться Их Мости Паны послы наши серьезно должны и гарантировать конституцией, чтобы это в будущем не случалось» [32].
Спор между Дорогостайским и Вольским длился вплоть до смерти великого литовского маршалка в 1615 г. Конфликт, однако, на этом не закончился [33]. За сохранение компетенций литовских маршалков выступили в 1630 г. виленский [34], а в 1632 г. - слонимский сеймики. Последний также ссылался при этом на вышеуказанные решения Сигизмунда Августа [35].
Следующие протесты части литовских сеймиков вспыхнули в ответ на попытки надворного коронного маршалка Адама Казановского заменить отсутствующего на сейме в 1643 г. великого коронного маршалка Лукаша Опалинского. Это вызвало сопротивление великого литовского маршалка Александра Людвика Радзивилла и остальных литовских сенаторов. Казановски, не получив поддержки со стороны большинства коронных сенаторов, вынужден был уступить. События сейма с 1643 г. нашли свое отражение в инструкциях литовских сеймиков. В 1645 г. против ущемления прав литовских маршалков выступали браславский, гродненский, минский и слонимский сеймики [36]. В следующим году с таким же постулатом выступили виленский и гроденский сеймики [37]. Стоит, однако, отметить, что в 1646 г. с данным требованием выступили лишь два сеймика из десяти, инструкции которых нам доступны. Примечательно, что восемь остальных сеймиков этот, казалось бы, несомненно важный вопрос, так и не затронул.
Долгий спор завершило в 1647 г. издание королем Владиславом IV декрета, в котором подтверждались права литовских маршалков. Декрет 1647 г., в отличие от аналогичных решений Си-гизмунда Августа, был не только подписан коронным и литовским канцлерами и внесен в обе, Коронную и Литовскую Метрики, но также подтвержден сеймовой конституцией. По мнению Я. Сере-дыки, «литовские маршалки - хотя и после особенно долгой борьбы - смогли в конце правления второго Вазы отразить предпринятые в 1569 г. коронные покушения на свои привилегии» [38].
С парламентской жизнью Речи Посполитой связан был еще один, казалось бы, второстепенный и чисто практический вопрос, распределения жилых дворов в Варшаве во время прове-18
дения сейма. Позицию сеймиков по данному вопросу стоит, однако рассмотреть, так как в ней прослеживаются весьма интересные моменты. В 40-е гг. XVII в. литовские сеймики несколько раз обращали внимание на эту проблему. Характерно, что риторика, которая при этом использовалась, была намного жестче, чем в случае вопросов, которые могли бы нам казаться куда более важными для Литвы. К примеру, виленский сеймик в 1641 г. писал: «Большую в этом тяжесть терпит народ Великого княжества Литовского, что на сеймах приличных жилых дворов получить не может» - и требовал назначения литовским депутатам третьей их части [39]. С таким же требованием выступил в том же самом году новогрудский сеймик [40]. Данный постулат повторили в 1643 г. ковенский [41], в 1645 г. гродненский и новогрудский [42], а год спустя виленский и гродненский сеймики [43].
Интересно, что в своей аргументации виленский сеймик прямо относился к позиции Великого княжества Литовского как одной из трех (наряду с Великой и Малой Польшей) провинций Речи Посполитой, на которую падает третья часть налогов. В 1641 г. он обосновывал свои требования тем, что «третьей части тяжести подчиняется Великое княжество Литовское, так чтобы и жилых дворов третья часть во время сейма Великому княжеству принадлежала» [44]. Пять лет спустя в инструкции этого сеймика говорилось: «Всегда третью часть тяжести Княжество Литовское нести привыкло. старательно тогда Паны Послы наши должны пытаться, чтобы третья часть тех (жилых дворов. - Т. А.] на народ Великого княжества Литовского выделена быть могла» [45].
Заметим, что остальные сеймики, хотя прямо не указывали на подобного рода принцип, также требовали выделения «третьей части» дворов. Правда, само это требование имело весьма практическое основание. Литовские послы составляли именно третью часть посольской избы, поэтому неудивительно, что нуждались в таком распределении дворов в Варшаве. Однако позиция сеймиков вытекала не только из практических нужд представителей Великого княжества, а вписывалась в более общие представления. Указанные выводы виленского сеймика позволяют судить, что они являлись свидетельством определенного понимания места Литвы в рамках Речи Посполитой.
Данный вывод подтверждает также анализ других, непосредственно не связанных с деятельностью сейма, постулатов литовских сеймиков. Так, например, в сеймиковых инструкциях встречаем требование, чтобы король каждый третий год жил в Литве. С таким постулатом выступил в 1587 г. жмудский сеймик [46], а в 1600 г. - вилкомерский сеймик. Последний жаловался при этом: «Несколько лет в этом государстве нашим Его Королевская Мость не побывает, из-за чего большую опасность и ущерб в Речи нашей Посполитой видим» [47]. В 1604 г. слонимский сеймик требовал, чтобы король, «согласно повинности своей государской определенной и унией установленной» [48], пребывал в Литве, не определяя, однако, количества времени пребывания в Великом княжестве [49]. В 1607 г. пребывания короля в Литве требовали в своих инструкциях виленкий и новогрудский сеймики [50], а в 1611 г. - жмудский сеймик. Последний указывал при этом на практические причины: «В тех делах, которые задворному (королевскому. - Т. А.) суду принадлежат и именно здесь в Литве должны были решаться, из-за непребывания Короля Его Милости здесь в Литве обыватели Великого княжества Литовского тяжесть несут из-за расстояния» [51]. В 1618 г. напомнил об этом новогрудский сеймик [52], а в 1632 г. витебский, минский, слонимский и, опять же, новогрудский сеймики, ссылаясь на давние права [53].
В вопросе о пребывании короля в Великом княжестве Литовском вновь прослеживается, казалось бы, неожиданное, понимание статуса Литвы как одной из трех провинции Речи Поспо-литой, а не одного из двух составляющих ее частей. Эволюция позиции Литвы в рамках Речи По-сполитой от одного из двух государств к одной из трех провинций отмечалась уже польским исследователем А. Закшевским. Ученый относит ее при этом скорее к XVIII в. [54] Это мнение нуждается, однако, в уточнении. Детальный анализ показывает, что данное явление имело свои корни еще в самой Люблинской унии. Вышеуказанные примеры показывают, что уже в конце XVI - первой половине XVII в. мы наблюдаем особенную двойственность в мышлении литовской шляхты: хотя доминирующим кажется представление о дуализме Речи Посполитой, параллельно появляется (и в ряде случаев оказывается первостепенным) представление о Литве как об одной из трех ее провинций.
Резюмируя наши размышления, можно сказать, что несмотря на то что позиция Великого княжества Литовского в совместном институте власти - сейме - оставалась неравной к позиции Короны, она в течение 1587-1648 гг. являлась полем определенного (даже если в какой-то степени вынужденного обстоятельствами) консенсуса, а литовские сеймики почти не требовали ее уравнивания. Постулаты, встречаемые в литовских сеймиковых инструкциях, имеют своей целью скорее сохранение соответствующей (что не значит равной) позиции Литвы. При этом в ряде случаев аргументация сеймиков свидетельствует о любопытном понимании позиции Литвы как одной из трех (наряду с Великой и Малой Польшей) провинций Речи Посполитой.
Примечания
1. Akta unji Polski z Litw^ 1385-1791. Wyd. Kutrzeba S., Semkowicz W. Krakow, 1932. S. 358.
2. Opalinski E. Sejm srebrnego wieku 1587-1652. Mi^dzy gtosowaniem wi^kszosciowym a liberum veto. Warszawa, 2001. S. 16.
3. Ibid. S. 13-15.
4. Volumina legum. Prawa, konstytucye y przywileie Krolestwa Polskiego, Wielkiego Xi^stwa Litewskiego y wszystkich prowincyi nalez^cych na walnych seymiech koronnych od Seymu Wislickiego roku panskiego 1347 az do ostatniego Seymu uchwalone. T. 5. Wyd. OhryzkoJ. Petersburg, 1859. S. 108.
5. См. подробнее: Ciesielski T. Sejm brzeski 1653 r. Torun, 2004.
6. Lulewicz H. Gniewow o uni^ ci^g dalszy. Stosunki polsko-litewskie w latach 1569-1588. Warszawa, 2002.
S. 52.
7. Ibid. S. 23.
8. Zakrzewski A. Sejmiki Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego XVI-XVIII w. Ustroj i funkcjonowanie: sejmik trocki. Warszawa, 2000. S. 19; RachubaA. Wielkie Ksi^stwo Litewskie w systemie parlamentarnym Rzeczypospolitej w latach 1569-1763. Warszawa, 2002. S. 11.
9. Zakrzewski A. Sejmiki... S. 20.
10. Btaszczyk G. Powiat rosienski w XVII-XVIII wieku. Ze studiow nad podziatami administracy-jno-terytorialnymi Zmudzi // Zapiski Historyczne. T. LI. № 1, 1986. S. 133.
11. Kiaupa Z., Kiaupiene J., Kuncevicius A. Historia Litwy od czasow najdawniejszych do 1795 roku. War-szawa, 2008. S. 234.
12. Wisner H. Unia lubelska i statut litewski z roku 1588 // Zapiski Historyczne. T. LI. № 1, 1986. S. 23; Bardach J. Zatwierdzenie III Statutu Litewskiego przez Zygmunta III Waz^ // Czasopismo Prawno-Historyczne. T. XXX. № 2, 1978. S. 39-51.
13. Wisner H. Szlachta Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego wobec unii. Schytek wieku XVI - lata dwudzieste XVII wieku // Unia lubelska: idea i jej kontynuacja. Materiaty z mi^dzynarodowej konferencji naukowej, ktora odbyta si^ w dniach 19-20 listopada 2009 roku w Wilnie w Muzeum Sztuki Uzytkowej. Vilnius, 2011. S. 266; автор в принципе повторил мнение, высказанное тридцатью годами ранее; см.: Idem. Naprawa panstwa w uchwatach sejmikow Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego w pierwszej potowie XVII w. // Studia polsko-litewsko-biatoruskie. Warszawa, 1988. S. 38.
14. Что является интересным свидетельством осознания местной шляхтой определенного рода самостоятельности Жмуди в рамках ВКЛ.
15. Главный Архив Древних Актов в Варшаве. Архив Радзивиллов [дальше: ГАДА. АР]. II, 196. Л. 5.
16. Там же. II, 1086. Л. 4.
17. Там же. II, 545. Л. 3.
18. Opalinski E. Op. cit. S. 15; критике данный взгляд подвергла Lewandowska-Malec I. Sejmy nadzwyczajne w dziejach polskiego parlamentaryzmu // Studia z Dziejow Panstwa i Prawa Polskiego. T. 10, 2007. S. 51-62.
19. Konopczynski W. Chronologia sejmow polskich 1493-1793. Krakow, 1948. S. 146.
20. ГАДА. АР. II, 619. Л. 6.
21. Инструкции: витебская: Там же. II, 637; ковенская: там же. II, 621; ошмянская: там же. II, 620; мстиславская: там же. II, supl. 270; жечицкая: там же. II, supl. 273; брестская: Библиотека Польской Академии Наук в Кракове [дальше: БПАН Краков]. Ркп. 360. Л. 277.
22. Konopczynski W. Op. cit. S. 146.
23. Ibid. S. 151.
24. ГАДА. АР. II, 1194. Л. 3.
25. Там же. II, 1118. Л. 5
26. Там же. II, 1202. Л. 5.
27. БПАН Краков. Ркп. 365. Л. 160.
28. Konopczynski W. Op. cit. S. 151.
29. См. подробнее: Lulewicz H. Op. cit. S. 47-51.
30. SeredykaJ. Konflikty marszatkow koronnych z litewskimi od unii lubelskiej do potowy XVII wieku // Swiat pogranicza. Warszawa, 2003. S. 211-218.
31. Ibid. S. 216.
32. ГАДА. АР. II, 561. Л. 3.
33. Seredyka J. Op. cit. S. 216-217.
34. ГАДА. АР. II, 1033. Л. 6.
35. Там же. II, 1026. Л. 4.
36. Инструкции: браславская: БПАН Краков. Ркп. 365. Л. 117; гродненская: там же. Ркп. 365. Л. 123; минская: там же. Ркп. 360. Л. 481; слонимская: там же. Ркп. 365. Л. 120.
37. Инструкции: виленская: Библиотека Чарторыских в Кракове [дальше: БЧ]. Тэки Нарушевича [дальше: ТН]. 140. 61. Л. 242-243; гродненская: там же. ТН. 140. 60. Л. 216.
38. Seredyka J. Op. cit. S. 220.
39. ГАДА. АР. II, 1202. Л. 5.
40. БЧ. 375. Л. 607.
41. ГАДА. АР. II, 1205. Л. 6.
42. Инструкции: гродненская: БПАН Краков. Ркп. 365. Л. 124; новогрудская: БЧ. 375, л. 854.
43. Инструкции: виленская: там же. ТН. 140. 61. Л. 240; гродненская: там же. ТН. 140. № 60. Л. 216-217.
44. ГАДА. АР. II, 1202. Л. 5.
45. БЧ. ТН. 140. 61. Л. 240.
46. ГАДА. АР. II, 196. Л. 3.
47. Российская Национальная Библиотека [дальше: РНБ]. Ф. 971. Оп. 2. Авт. 133. Л. 124.
48. По другому списку (БЧ. ТН. 99. 258. Л. 854) «недавно установленной».
49. БПАН Краков. Ркп. 365. Л. 14.
50. Инструкции: виленская: там же. Ркп. 365. Л. 33; новогрудская: там же. Ркп. 360. Л. 200.
51. Там же. Ркп. 360. Л. 221.
52. ГАДА. АР. II, 701. Л. 5.
53. Инструкции: новгородская: там же. II, 1089. Л. 4; слонимская: там же. II, 1062. Л. 2; минская: РНБ. Ф. 971. Оп. 2. Авт. 130. Л. 12; витебская: там же. Ф. 971. Оп. 2. Авт. 132. Л. 1.
54. ZakrzewskiA. Mi^dzy Uni^ Lubelsk^ a Zar^czeniem Wzajemnym Obojga Narodow - przemiany pozycji Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego w Rzeczypospolitej // Праблемы штэграцьп i шкарпарацьп у Цэнтральнай i Усходняй Еуропы у перыяд ранняга Новага часу. Матэрыялы мшнароднай навуковай канференцьп, прыс-вечанай 440-годдзю Люблшскай унй (Мшск, 15-17 кастрычнжа 2009 г.). Минск, 2010. S. 234.
Notes
1. Akta unji Polski z Litw^ 1385-1791. Wyd. Kutrzeba S., Semkowicz W. Krakow, 1932. S. 358.
2. Opalinski E. Sejm srebrnego wieku 1587-1652. Mi^dzy gtosowaniem wi^kszosciowym a liberum veto. Warszawa, 2001. S. 16.
3. Ibid. S. 13-15.
4. Volumina legum. Prawa, konstytucye y przywileie Krolestwa Polskiego, Wielkiego Xi^stwa Litewskiego y wszystkich prowincyi nalez^cych na walnych seymiech koronnych od Seymu Wislickiego roku panskiego 1347 az do ostatniego Seymu uchwalone. T. 5. Wyd. Ohryzko J. Petersburg, 1859. S. 108.
5. Read more: Ciesielski T. Sejm brzeski 1653 r. Torun, 2004.
6. Lulewicz H. Gniewow o uni^ ci^g dalszy. Stosunki polsko-litewskie w latach 1569-1588. Warszawa, 2002. S. 52.
7. Ibid. S. 23.
8. Zakrzewski A. Sejmiki Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego XVI-XVIII w. Ustroj i funkcjonowanie: sejmik trocki. Warszawa, 2000. S. 19; Rachuba A. Wielkie Ksi^stwo Litewskie w systemie parlamentarnym Rzeczypospolitej w latach 1569-1763. Warszawa, 2002. S. 11.
9. Zakrzewski A. Sejmiki... S. 20.
10. Btaszczyk G. Powiat rosienski w XVII-XVIII wieku. Ze studiow nad podziatami administracyjno-terytorialnymi Zmudzi // Zapiski Historyczne. T. LI. № 1, 1986. S. 133.
11. Kiaupa Z., Kiaupiene J., Kuncevicius A. Historia Litwy od czasow najdawniejszych do 1795 roku. War-szawa, 2008. S. 234.
12. Wisner H. Unia lubelska i statut litewski z roku 1588 // Zapiski Historyczne. T. LI. № 1, 1986. S. 23; Bardach J. Zatwierdzenie III Statutu Litewskiego przez Zygmunta III Waz^ // Czasopismo Prawno-Historyczne. T. XXX. № 2, 1978. S. 39-51.
13. Wisner H. Szlachta Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego wobec unii. Schytek wieku XVI - lata dwudzieste XVII wieku // Unia lubelska: idea i jej kontynuacja. Materiaty z mi^dzynarodowej konferencji naukowej, ktora odbyta si^ w dniach 19-20 listopada 2009 roku w Wilnie w Muzeum Sztuki Uzytkowej. Vilnius, 2011. S. 266; the author has basically repeated the view expressed thirty years earlier; see: Idem. Naprawa panstwa w uchwatach sejmikow Wielkiego Ksi^stwa Litewskiego w pierwszej potowie XVII w. // Studia polsko-litewsko-biatoruskie. Warszawa, 1988. S. 38.
14. That is an interesting evidence of awareness of local nobility a certain kind of independence of Zhmud within The Great Duchy of Lithuania.
15. The main Archive of Ancient Acts in Warsaw. The archives of the Radziwills [next: GADA AR]. II, 196. Sh. 5.
16. Ibid. II, 1086. Sh. 4.
17. Ibid. II, 545. Sh. 3.
18. E. Opalinski Op. cit. P. 15; criticism of this view was subjected by Lewandowska-Malec I. Sejmy nadzwyczajne w dziejach polskiego parlamentaryzmu // Studia z Dziejow Panstwa i Prawa Polskiego. T. 10, 2007. S. 51-62.
19. Konopczyn W. Chronologia sejmow polskich 1493-1793. Krakow, 1948. S. 146.
20. GADA. AR. II, 619. Sh. 6.
21. Instructions: Vitebsk: ibid. II, 637; Kovensky: ibid. II, 621; Oshmyany: ibid. II, 620; Mstislavsky: ibid. II, supl. 270; jesicka: ibid. II, supl. 273; Brest: the Library of the Polish Academy of Sciences in Krakow [on: BPAN Krakow]. RCP. 360. L. 277.
22. Konopczyn W. Op. cit. P. 146.
23. Ibid. P. 151.
24. GADA. AR. II, 1194. Sh. 3.
25. Ibid. II, 1118. Sh. 5
26. Ibid. II, 1202. Sh. 5.
27. BPAN Krakow. RCP. 365. Sh. 160.
28. Konopczyn W. Op. cit. P. 151.
29. Cm. read more: Lulewicz H. Op. cit. Pp. 47-51.
30. Seredyka J. Konflikty marszatkow koronnych z litewskimi od unii lubelskiej do potowy XVII wieku // Swiat pogranicza. Warszawa, 2003. S. 211-218.
31. Ibid. P. 216.
32. GADA. AR. II, 561. Sh. 3.
33. Seredyka J. Op. cit. Pp. 216-217.
34. REPTILE. AR. II, 1033. Sh. 6.
35. Ibid. II, 1026. Sh. 4.
36. Instructions: Braslav: BPAN Krakow. RCP. 365. L. 117; Grodno: ibid. RCP. 365. Sh. 123; Minsk: ibid. RCP. 360. L. 481; Slonim: ibid. RCP. 365. Sh. 120.
37. Instructions: Vilna: the Library of Czartoryski in Krakow [hereinafter: LCh]. Teka Naruszewich [next: TN]. 140. 61. Sh. 242-243; Grodno: ibid. TN. 140. 60. Sh. 216.
38. Seredyka J. Op. cit. P. 220.
39. GADA. AR. II, 1202. Sh. 5.
40. Warhead. 375. Sh. 607.
41. GADA. AR. II, 1205. Sh. 6.
42. Instructions: Grodno: BPAN Krakow. RCP. 365. Sh. 124; Novogrudok: LCh. 375, sh. 854.
43. Instructions: Vilna: ibid. TN. 140. 61. Sh. 240; Grodno: ibid. TN. 140. No. 60. Sh. 216-217.
44. GADA. AR. II, 1202. Sh. 5.
45. LCh. TN. 140. 61. Sh. 240.
46. GADA. AR. II, 196. Sh. 3.
47. Russian National Library [on: RNL]. F. 971. Sh. 2. Ed. 133. Sh. 124.
48. On the other list (LCh. TN. 99. 258. Sh. 854) "newly installed".
49. BPAN Krakow. RCP. 365. Sh. 14.
50. Instructions: Vilna: ibid. RCP. 365. Sh. 33; Novogrudok: ibid. RCP. 360. Sh. 200.
51. Ibid. RCP. 360. Sh. 221.
52. GADA. AR. II, 701. Sh. 5.
53. Instructions: Novgorod: ibid. II, 1089. Sh. 4; Slonim: ibid. II, 1062. Sh. 2; Minsk: National Library of Russia. F. 971. Sh. 2. Ed. 130. Sh. 12; Vitebsk: ibid. F. 971. Sh. 2. Ed. 132. Sh. 1.
54. Zakrzewski A. Miçdzy Uni^ Lubelsk^ a Zarçczeniem Wzajemnym Obojga Narodow - przemiany pozycji Wielkiego Ksiçstwa Litewskiego w Rzeczypospolitej // Праблемы штэграцьп i шкарпарацьп у Цэнтральнай i Усходняй Еуропы у перыяд ранняга Новага часу. Матэрыялы мiжнароднай навуковай канференцьп, прысвечанай 440-годдзю Люблшскай унй (Мшск, 15-17 кастрычнжа 2009 г.). Minsk. 2010. P. 234.
УДК 929
А. А. Коряковский
Просветительская деятельность преподобного Трифона Печенгского и преподобного архимандрита Трифона Вятского в контексте организации православной миссии на Кольском Севере и на Вятской земле в XVI-XVII вв.
В данной статье впервые проводится сопоставление и сравнительный анализ житийных памятников, посвященных судьбам двух русских святых: преподобного Трифона Печенгского, просветителя Крайнего Севера в XVI в., и преподобного Трифона Вятского, просветителя Вятской земли в XVI-XVII вв. В статье на основании агиографических памятников как источников по изучению личности данных святых рассматриваются общее и различия в ключевых этапах их биографий. Преподобные Трифон Печенгский и архимандрит Трифон Вятский - подвижники, жившие в Средние века, которые занимались миссионерской деятельностью по распространению православной веры: один - на Крайнем Севере России, а другой - на северо-востоке Европейской части России. Построенные ими монастыри, храмы и часовни стали культурными и книжными центрами в просвещении народов Кольского полуострова и Вятской земли. Жизнь каждого из них была посвящена служению Богу через служение людям.
In this article there will be conducted for the first time ever the correlation and comparative study of hagiographical records devoted to the lives of two Russian saints: Venerable Tryphon of Pechenga, the enlightener on the Kola North in the XVI-th century, and Venerable Tryphon of Vyatka, the enlightener on the Vyatka land in the XVI-th - XVII-th centuries. In the article based on the hagiographic monuments as a source for the study of the personality of these saints are considered the common and differences in key stages of their biographies. Venerable Tryphon of Pechenga and Venerable Tryphon archimandrite of Vyatka are ascetics who lived in the Middle Ages and did missionary work of spreading the orthodox faith: one of them - on the Kola North of Russia, the other - on the
© Коряковский А. А., 2016 22
