CC BY
156
К. Б. Назаренко
ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ И СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА*
В отечественной исторической литературе традиционно не поднимался вопрос о политической роли вооруженных сил как таковых. Вооруженные силы рассматривались как сила, целиком преданная существующим властям. Применительно к Октябрьской революции речь шла о сломе старых вооруженных сил и создании новых, причем принималось за данность, что старые армия и флот были верны дореволюционному правительству, а Красная Армия и Красный Флот — советскому.
Лишь сравнительно недавно в историографии был поставлен вопрос о том, что отношения властей и вооруженных сил (в частности, в 20-30-е годы) были значительно сложнее, чем представлялось ранее. Говоря об этом, следует особо остановиться на исследованиях С. Т. Минакова1. Историк впервые поставил вопрос об изучении «советской военной элиты» — ее персонального состава, группировок внутри нее, политической ориентации. Он широко и успешно применил просопографические методы. В своих работах С. Т. Минаков пришел к выводу о том, что неизбежной альтернативой репрессиям 30-х годов в Красной Армии была большая наступательная война за пределами границ СССР, наподобие наполеоновских войн2.
Исследование М. А. Молодцыгина3, посвященное первым шагам Красной Армии, подводит итог целому периоду отечественной историографии. Он использует новые подходы, в частности, тщательно анализирует позицию отдельных государственных деятелей, показывает этапы развития самой идеи использования регулярной армии, «старых» военных специалистов на советской службе, показывает во всей слож-
© К. Б. Назаренко, 2013
ности и многогранности процесс строительства центральных и местных военных учреждений Советской России. С. С. Войтиков достаточно подробно освещает историю реорганизаций органов руководства сухопутными войсками и проблемы политического выбора «старого» командного состава4.
Наибольшего успеха в изучении проблемы политической роли вооруженных сил, на наш взгляд, удалось достичь не историкам, изучающим прошлое нашей Родины, а востоковедам и африканистам, исследовавшим аналогичные проблемы на материалах стран Азии и Африки. В частности, Г. И. Мирский5 еще в 70-80-е годы не только убедительно показал общие черты технологии осуществления военных переворотов, но и нарисовал более широкую картину участия вооруженных сил в политических процессах. Подходы, примененные Г. И. Мирским, на наш взгляд, могут быть распространены и на изучение политической роли Красной Армии и Флота в 20-30-е годы ХХ в.
Представляется, что с точки зрения места вооруженных сил в политической системе страны, они могут быть отнесены к трем типам, которые условно назовем «традиционным», «революционным» и «политическим». Вряд ли можно найти вооруженные силы, относящиеся к одному из выделенных типов в чистом виде, однако абстрактность — неизбежное свойство любых теоретических схем. Русские дореволюционные армия и флот представляли собой вооруженные силы «традиционного» типа, Красная Армия и, в меньшей степени, белые армии Гражданской войны — вооруженные силы «революционного» типа. В 20-30-е годы существовала возможность превращения Красной Армии в вооруженные силы «политического» типа и, наконец, в период 1937-1945 гг. отечественные армия и флот вновь превратились в вооруженные силы «традиционного» типа, каковыми они и остаются по сей день.
Вооруженные силы «традиционного» типа возникают при политическом режиме, который сохраняет стабильность на протяжении длительного времени. Главное условие, определяющее поведение личного состава таких армии и флота, — отсутствие необходимости делать политический выбор, так как существующий в стране общественнополитический строй представляется практически вечным, любые противники этого политического строя — ничтожными и бессильными изменить его.
Априорная уверенность в прочности существующего политического режима подкрепляется системой комплектования офицерского корпуса лицами, прошедшими определенный отбор и длительную подготовку в специальных учебных заведениях. Очевидно, что по мере изживания феодальных институтов, сословная принадлежность, как критерий отбора, постепенно исчезает, и на ее месте возникают другие формы и методы отбора, более скрытые и изощренные, но, тем не менее, отвечающие основной задаче — укомплектовать офицерский корпус личным составом, лояльным властям. В военно-учебных заведениях и во время службы происходит воспитание офицерства в духе твердой уверенности в полной стабильности данного режима. Следует отметить, что идеологическая обработка при этом может быть не целенаправленной, она может быть незаметной для самого офицера, и складываться из бесчисленных элементов быта, общения с товарищами и начальниками, разнообразных традиционных церемоний, воспоминаний об истории воинских частей и вооруженных сил в целом и т. п.
Для офицерства «традиционной» армии характерен демонстративный отказ от всякого вмешательства в политическую деятельность, основанный на уверенности самих офицеров в вечности основ существующего режима и на убежденности носителей государственной власти в том, что лояльность армии им и так обеспечена. Подавляющее большинство офицеров «традиционной» армии просто не задумывается о политических вопросах, подменяя политический анализ в лучшем случае фразами о патриотизме и констатацией необходимости безусловного повиновения любым приказам, исходящим «сверху».
Следствием стабильности политического режима и длительной идейной обработки офицерского корпуса является презумпция лояльности командного состава по отношению к высшей власти. Сама верховная власть может смотреть сквозь пальцы на ворчание и даже откровенное фрондерство отдельных офицеров. Однако важно, что это фрондерство не затрагивает основ верности существующему строю — офицеры могут сравнительно свободно критиковать отдельные недостатки существующего государственного порядка, в первую очередь — гражданский бюрократический аппарат, но не основы политического строя, не главу государства.
Естественно, что при таком отношении офицеров к власти и властей к офицерам становится излишним в армии аппарат политического кон-
троля. Такой аппарат в вооруженных силах «традиционного» типа или вовсе отсутствует, или атрофируется (в тех случаях, когда «традиционная» армия выросла из «революционной» — о ней ниже). В последнем случае аппарат политического контроля перерождается в культурнопросветительский или финансово-контрольный.
Очевидно, что при такой модели отношений офицерства с властью не возникает никакой необходимости в политических чистках офицерского корпуса. В «традиционной» армии обычно вырабатывается механизм поддержания монолитности офицерского корпуса «своими средствами», что позволяет верховной власти полностью устраниться от поддержания нужного ей климата в офицерской среде. При этом всевозможная «полицейщина», политический сыск презирается и преследуется офицерским общественным мнением как нечто грязное и недостойное. Высшее руководство страны и традиционных вооруженных сил, как правило, и не стремится к насаждению взаимного политического контроля в офицерском корпусе, потому что в этом не ощущается острой необходимости, и так как подобные действия могут привести к утрате корпоративности офицерства, которая сама по себе является достаточной гарантией политической лояльности.
Сами офицеры настроены на плавную рутинную карьеру, взлеты в которой могут быть связаны только с успешным участием в боевых действиях против внешнего врага, не принимая во внимание случаи непотизма и коррупции. Каждый офицер «традиционной» армии рассчитывает на многолетнюю службу и пенсию после отставки, что приводит к боязни «сломать карьеру» и предоставляет командованию дополнительный рычаг влияния на профессионального офицера.
Офицерский корпус «традиционной» армии являет собой корпорацию, живущую в значительной степени (если не исключительно) своими собственными узкими профессиональными интересами. Профессиональное офицерство не ощущает (во всяком случае, не ощущает остро) своей связи с теми или иными социальными группами гражданского общества.
Сильной стороной «традиционных» вооруженных сил является строгая внешняя дисциплинированность. Явное и безнаказанное нарушение приказа в такой армии практически невозможно. Конечно, всегда остаются возможности для тихого саботажа отдельных распоряжений командования, но откровенное нарушение приказа кем-либо из офице-
ров просто не будет поддержано их коллегами и вызовет осуждение. Даже неодобряемый общественным мнением офицеров приказ все же не может быть проигнорирован. Учитывая сильный корпоративный дух «традиционной» армии, такая позиция окружающих представляет более действенное дисциплинирующее средство, чем самые строгие наказания. Оборотной стороной этого достоинства является слабое развитие личной инициативы командного состава.
Следует отметить несколько «слабых мест» «традиционной» армии.
Прежде всего, это воспитание командного состава в духе конформизма, так как офицеру предлагается готовый набор политических идей, отстаивать которые в столкновении с носителями альтернативных идей ему не приходится. В повседневной жизни для офицерства «традиционной» армии корпоративная сплоченность подменяет идею верности далеким и туманным политическим идеалам. Этому способствует неизбежный для «традиционной» армии упор в воспитательной работе на традиции и истории воинских частей (или родов войск), который направлен как раз на воспитание корпоративной сплоченности за отсутствием или практической невостребованностью масштабного комплекса политических идей.
В «традиционной» армии степень сознательности командного состава, овладения набором политических знаний, убежденности офицерства в официальных политических идеях оказывается на поверку довольно слабой. Следствием воспитания офицерства в духе конформизма является отношение к военной службе как к ремеслу, в определенной степени, выработка психологии ландскнехта. Поэтому при внезапном падении политического режима, который еще вчера казался таким стабильным, кадровое офицерство без большого сопротивления, вероятно, перейдет на службу новому режиму, даже если тот провозглашает политические лозунги, прямо противоположные лозунгам павшего строя. Безусловно, при этом личная мотивация офицеров может быть самой разной — от твердой веры в то, что новый режим падет через несколько дней и все вернется «на круги своя», до желания «подрывать» новый строй изнутри или до объявления себя чистым профессионалом, более или менее цинично торгующим своим ремеслом. Иллюстрацией этому служит поведение офицеров бывших Советской армии и Военно-морского флота в 1991-1993 гг.
Переход на сторону нового политического режима, порожденного революцией, политическим переворотом, для профессионального офицера «традиционных» вооруженных сил не столь уж труден, как бы парадоксально ни звучало это утверждение. У кадрового военного «традиционной» армии всеми способами в течение всей службы воспитывается привычка к безусловному повиновению.
В стабильном обществе у большинства населения, в том числе и у офицерского корпуса, политический режим и страна не разделяются четко. Устойчивый и привычный политический режим склонен объяснять населению свою необходимость в формах патриотической пропаганды. Таким образом, патриотическая, а то и откровенно националистическая пропаганда становится основой политического воспитания военнослужащих. Парадоксальным образом при этом в умах офицерства складывается комплекс «службы стране», а не «службы режиму». В случае смены политического строя, комплекс «службы стране» значительно облегчает переход под новые знамена.
Еще одна «слабость» «традиционной» армии — установка на действия исключительно против внешнего врага. «Традиционная» армия практически не сталкивается с необходимостью бороться с «врагом внутренним», в силу стабильности и прочности режима, которому она служит. Очевидно, что «традиционные» вооруженные силы будут беспрекословно подавлять отдельные вспышки неповиновения властям, однако систематическое использование такой армии внутри страны против серьезного революционного движения быстро приводит офицерство к моральному кризису и началу перерождения «традиционной» армии, так как в сознании начинается конфликт «служения стране» и «служения режиму».
Наконец, укажем еще на одну особенность сознания профессионального военного «традиционной» армии — ценности демократии и гражданских свобод ему, как правило, не близки — ведь вся его служба проходит в условиях строгого единоначалия и ограничения личной свободы. Поэтому «личная свобода» не является важной, а «анархия» представляется офицеру более страшным злом, чем «диктатура».
Большая опасность для политической физиономии вооруженных сил «традиционного» типа связана с большой войной и неизбежной при этом (в исследуемую эпоху) массовой мобилизацией. Офицерский корпус начинает пополняться огромным количеством офицеров воен-
ного времени и запаса, у которых не выработана корпоративная этика кадрового офицерства. Часть этих людей смотрит на свою военную форму, как на временное одеяние, и мечтает о возвращении к своим прежним занятиям по окончании войны. Такие офицеры являются носителями самосознания тех социальных групп, из которых они вышли. Среди них могут встретиться не только сторонники, но и активисты политических партий и групп, в том числе оппозиционных и революционных.
Другая часть офицеров военного времени, прежде всего, выходцы из непривилегированных слоев, остро переживает повышение своего социального статуса, после приобщения к офицерской корпорации, и стремятся как можно быстрее перенять манеру поведения и мышления кадровых офицеров. Многим из них это успешно удается. Однако на их пути стоят более или менее серьезные препоны, не позволяющие им влиться в замкнутую корпорацию профессионального офицерства — это может быть и законодательство, ограничивающее карьерные возможности офицеров запаса, и традиции, не позволяющие принять «как своего» офицера, не учившегося в авторитетном военном училище или не принадлежащего к «приличному» обществу.
Таким образом, офицерство запаса и военного времени представляет собой среду, в значительной степени подготовленную для принятия новых «правил игры» в случае революционных событий в стране и превращении вооруженных сил «традиционного» типа в вооруженные силы «революционного» типа. Это никоим образом не предопределяет конкретный политический выбор таких офицеров. Они могут с равным успехом стать на сторону революции, контрреволюции или какой-нибудь «третьей силы». Но в любом случае их выбор будет продиктован интересами тех классов и социальных групп, которые эти офицеры составляют, с серьезной поправкой на чувство благодарности к свергнутому режиму за возможность приобщиться к привилегированной офицерской корпорации.
Распространено мнение, что кадровые, профессиональные офицеры в большей степени способны сохранить верность свергнутому революцией режиму, тогда как офицеры военного времени и призванные из запаса склонны скорее перейти под знамена новых властей. Такое объяснение лежит на поверхности, оно очевидно, но, на наш взгляд, неверно.
Другим типом вооруженных сил является «революционный»,
в значительной степени противоположный «традиционному». Прежде всего, политический режим, которому служит «революционная» армия, является «новорожденным». Он появился на глазах ныне живущего поколения и, следовательно, пока не освящен традицией. Нестабильность такого строя очевидна, хотя и может быть кажущейся. Практически любой вновь появившийся революционный политический строй имеет, с одной стороны, достаточное количество противников, которым хочется верить в его скорое падение, с другой стороны, он имеет достаточное количество сторонников, испытывающих страх перед реставрацией прежнего политического строя. Таким образом, даже если новый режим, в конце концов, пройдет проверку временем (исчисляемым, по меньшей мере, несколькими десятилетиями), то все равно в течение этих лет найдется множество реальных или вымышленных поводов сомневаться в его прочности. При этом как сторонникам, так и противникам революционных властей будут то тут, то там мерещиться силы, угрожающие новому общественно-политическому строю.
Отсюда возникает повышенное, часто даже болезненное, внимание к проблеме лояльности вооруженных сил и, прежде всего, их командного состава. Можно сказать, что для «революционной» армии характерна презумпция нелояльности офицерства. Это порождает пристальное внимание к любым высказываниям и жестам командного состава, подавление малейшего фрондерства в его среде, пропаганду «сверхлояльности», обязательности взаимного политического контроля среди военнослужащих.
Подозрительность в «революционной» армии усиливается еще и тем, что она комплектуется, как правило, случайным командным составом — добровольцами или мобилизованными, степень преданности которых можно проверить только в бою. В любом случае, костяк командного состава «революционной» армии более или менее долго служил в войсках «старого режима» и пропитан его ценностями, а лица, преданные новому строю, как правило, в армии не служили, во всяком случае, не служили на офицерских постах. Как правило, «революционная» армия формируется в ходе гражданской войны, когда выбор, на чьей стороне сражаться, можно совершить легко, да к тому же и не один раз. «Были ловкачи, умудрявшиеся по 3-4 раза послужить в каждой из враждебных армий», — писал белый генерал А. Г. Шкуро6.
Для «революционных» вооруженных сил, как уже указывалось, характерно наличие непрофессионального командного состава, который вышел из числа политических деятелей или рядовых солдат и матросов. Такой командный состав не прошел обработку в духе «профессиональных ценностей» кадрового офицерства. Он не замыкается в рамках узких профессиональных интересов, а, ощущая себя частью той или иной внеармейской социальной группы, живет ее интересами и чаяниями. Естественно, что чаяния той социальной группы, интересы которой выражают такие «непрофессиональные» офицеры, оказывают решающее влияние на их политическую ориентацию. Другими словами, значительная часть командного состава «революционной» армии не оторвалась от народа и живет его интересами.
Служба в «революционной» армии чревата многими соблазнами. Прежде всего, соблазном мгновенного карьерного взлета — классическим примером которого стал «Тулон» Наполеона Бонапарта или карьера М. Н. Тухачевского. Такой взлет сравнительно легко может выйти за пределы военной службы и превратить удачливого генерала в диктатора, чему пример все тот же Наполеон. Естественно, что реакцией революционных властей на подобную угрозу являются «жесткие» репрессии по отношению к военачальникам по первому подозрению, причем никакой пост не может в этой ситуации защитить от гибели, более того, чем выше должностное положение военного, тем большие подозрения он неизбежно вызывает. Судьба А. М. Щаст-ного, Б. М. Думенко, Ф. К. Миронова и многих других военачальников Красной Армии (в конце концов, того же М. Н. Тухачевского) прекрасно подтверждает данный тезис. Более того, чем популярнее тот или иной командир среди подчиненных ему войск, тем выше вероятность его устранения. На наш взгляд, именно популярность в подчиненных им войсках была одной из главных причин возбуждения против названных военачальников судебных процессов и их гибели. Как выразился И. В. Сталин «он призывал вооруженных людей к действиям против правительства, — значит, его надо уничтожить»7.
Расстройство экономической и политической системы, которое сопровождает любой революционный взрыв, приводит к перебоям со снабжением и комплектованием вооруженных сил. Армия и флот в значительной степени переходят на самоснабжение за счет населения и комплектование импровизированными способами. Боевая обстановка
в гражданской войне меняется с калейдоскопической быстротой. Эти факторы вынуждают военачальников выступать одновременно в роли полководцев, снабженцев, вербовщиков, пропагандистов и т. д. Боеспособные части «революционной» армии и флота складываются вокруг харизматических лидеров, способных повести за собой вооруженных людей. Формальный статус, столь важный в «традиционных» вооруженных силах, уходит на второй план, а главным оказывается авторитет полководца или флотоводца в глазах его подчиненных. Вокруг удачливого предводителя складывается своеобразная «дружина», готовая пойти за ним куда угодно. Так формируются группы командного состава, связанные дружескими узами, совместными испытаниями, возглавляемые, как правило, авторитетным военачальником, который «тянет» за собой «свиту» вверх по служебной лестнице, что с одной стороны сплачивает командный состав, но с другой стороны несет в себе опасность политического выступления сплоченной группы офицеров во главе с готовым лидером8. Понятно, что для гражданских властей подобные военные вожди представляют огромную опасность, но в то же время они являются единственным средством достичь победы в гражданской войне.
Возможность поставить вооруженные силы хотя бы в какие-то рамки лояльности дает в такой ситуации полноценное политическое воспитание. В зависимости от эпохи оно может принимать различные формы — от разучивания псалмов и чтения Библии в армии «новой модели» О. Кромвеля, до изучения марксистской теории в РККА. Однако попытка воспитать офицера, искренне убежденного в революционных ценностях, влечет новую опасность для гражданских властей — опасность самостоятельного действия, направленного против существующего правительства в том случае, если у военных возникли сомнения в его соответствии политическим идеалам. Именно так, в конечном счете, действовала армия О. Кромвеля, выступившая против Долгого парламента, а «18 брюмера» можно считать еще одним примером такого действия.
Естественно, что для усиления политического контроля над армией «революционного типа» в ней создается политический аппарат в явных или скрытых формах. По мере роста уровня культуры народных масс, а следовательно, и солдат, политический аппарат становится все более развитым, ведь ему приходится влиять не на малочисленную группу
командного состава (как это было до второй половины XIX в., в эпоху поголовной или почти поголовной неграмотности), а на всю армию в целом.
В «революционной» армии однородность офицерского корпуса, характерная для «традиционной» армии, быстро размывается (если она уже не была размыта мобилизацией и боевыми потерями). В числе офицеров оказывается масса лиц, не видящих в военной службе профессии. Они готовы воевать до победы в текущей войне, а затем покинуть армию. Следовательно, они не связаны расчетами на карьеру мирного времени, на пенсию после отставки, а значит, менее управляемы. Такие «случайные» офицеры способны на многое ради своих политических идеалов, для них практически не существуют корпоративные ценности «традиционного» офицерства, которые заменяются другими ценностями — прежде всего политическими и социальными идеалами, выразителями которых, как правило, являются политические партии.
Наиболее слабой стороной «революционной» армии является ее неоднородность. Она неустойчива, находится в постоянном развитии, сложно предсказать, какие политические идеалы в итоге победят в умах ее солдат и офицеров, какой политической силе они отдадут свои штыки.
Другой слабостью «революционной» армии является «условная» дисциплина. Власть, строящая армию во время гражданской войны, неизбежно вынуждена официально отказаться от постулата о безусловном для подчиненных исполнении любого приказания начальника, так как каждый начальник находится под подозрением как потенциальный изменник. Исполнение приказов официально обусловливается их соответствием целям и задачам революции, однако, очевидно, что судить о том, является данный приказ изменническим или нет, — непросто для исполнителя. Отсюда проистекает крайняя легкость невыполнения приказа, причем самые страшные кары, которыми грозит верховная власть за нарушение своей воли, имеют очень ограниченное действие, так как власти (особенно гражданские), зачастую бессильны привести в исполнение свои угрозы.
Такая ситуация иногда находит отражение в уставных документах. Если «Устав внутренней службы» 1937 г.9 еще отражал понимание дисциплины, унаследованное от армии «революционного» типа, какой была РККА в начале 20-х годов, то «Дисциплинарный устав» 1940 г.10
явно подчеркивает строгую обязательность повиновения приказанию, не допуская у подчиненного мысли, что начальник может отдать незаконный приказ, что характерно для вооруженных сил «традиционного» типа. В послевоенных уставах проводится такая же точка зрения, что и в «Дисциплинарном уставе» 1940 г., но в менее энергичных и ясных выражениях11.
Период существования революционной армии невелик. Она может полноценно существовать до тех пор, пока существует альтернативная ей контрреволюционная армия. При этом по своему типу обе воюющие в гражданской войне армии будут принадлежать к типу «революционных». Как только гражданская война заканчивается, исчезает возможность выбора стороны, на которой сражается данный офицер, и начинается эволюция от «революционной» армии к «традиционной» или к «политической» армии.
Вооруженные силы контрреволюции также, в общем, являются армией «революционного» типа. Если, конечно, контрреволюция более или менее политически самостоятельна, а не представляет собой «иностранный легион» при армии интервентов, как это было во время Великой Французской революции. Для контрреволюционной армии также характерны презумпция нелояльности командного состава, подозрительность, переходы на сторону противника, попытки выстраивания политического аппарата, мгновенные взлеты карьеры военных вождей.
Третьим типом вооруженных сил, по нашему мнению, являются «политические» вооруженные силы, то есть такая армия, которая либо прямо держит под контролем гражданские политические институты путем непосредственной военной диктатуры, или делает это косвенно, явно или скрыто угрожая военным переворотом.
Главной предпосылкой появления вооруженных сил «политического» типа является слабость гражданского политического режима в стране. «Политическая» армия в той или иной мере берет на себя контроль над прочими государственными органами. Этот контроль может быть прямым - в форме военной диктатуры, или косвенным, когда армия выступает гарантом данного общественно-политического строя и не допускает к власти или устраняет от власти политические силы, угрожающие данному строю. Такой пример может дать современная армия Турции или чилийская армия времен пиночетовского перево-
рота. При этом вооруженные силы могут быть сравнительно популярны в обществе, как символ национального суверенитета и альтернатива прогнившей гражданской бюрократии.
Естественно, что «политическая» армия должна найти или выработать определенный набор ценностей, защита которых станет ее задачей. Система комплектования и воспитания командного состава должна быть направлена на твердое усвоение этого набора политических ценностей. Здесь мы наблюдаем ситуацию, промежуточную между «традиционной» и «революционной» армией. С одной стороны, политические ценности «политической» армии имеют в обществе альтернативу — иначе не возникла бы необходимость для армии выступать на политической сцене, с другой стороны, армия представляет наибольшую политическую силу в стране и другой равно привлекательной (с точки зрения респектабельности, материального положения и т. д.) политической организации не существует.
Лояльность офицерства «политической» армии лежит где-то посередине между лояльностью командного состава «традиционных» и «революционных» вооруженных сил. С одной стороны, в таких вооруженных силах может идти речь не о лояльности по отношению к гражданскому государственному аппарату, а лишь по отношению к командованию армии. С другой стороны, если армия вступила на путь политической деятельности, внутри нее всегда может найтись группа офицеров, пожелавшая сместить военное руководство и самой стать у руля государства и вооруженных сил. Таким образом, конфликт между гражданским руководством страны и вооруженными силами, характерный для «революционной» армии, переносится внутрь самой армии, причем он может разрешаться как чистками офицерского корпуса, вплоть до физического уничтожения части его, так и созданием особой корпоративной атмосферы, наподобие царящей в «традиционной» армии.
Особо следует подчеркнуть то обстоятельство, что если уж вооруженные силы приобрели «политический» тип, дальнейшее изменение ситуации (скажем, эволюция вооруженных сил в сторону «традиционной» армии) практически невозможно. Убрать с политической арены «политическую» армию (кроме вмешательства внешних сил) способно только массовое мощное революционное движение, которому удастся создать более сильную военную организацию, чем армия данного государства.
Важным является вопрос о переходе вооруженных сил одного типа в другой. Наиболее типичным вариантом является превращение «традиционной» армии в «революционную», а затем из «революционной» обратно в «традиционную» либо в «политическую». При этом ключевым моментом является изменение коллективной психологии офицерства, высшего командного состава в первую очередь. Офицерский корпус при переходе от вооруженных сил «революционного» типа к «традиционному» должен отказаться от попыток влияния на гражданское руководство государства, безоговорочно признать господствующий политический режим и стать его безропотным слепым орудием. С. Т. Минаков в своих работах поставил вопрос о том, что неизбежной альтернативой репрессиям 30-х годов в Красной Армии была большая война за пределами границ СССР, наподобие наполеоновских войн12. Полагаем, что в данном случае мы имеем дело с закономерностью, которую можно сформулировать так: превращение «революционной» армии в «традиционную», а не в «политическую» возможно двумя путями — либо через завоевательную войну (вариант наполеоновской Франции), либо через масштабные чистки командного состава (СССР 30-х годов). Возможно использование обоих этих механизмов (Англия в последние годы жизни О. Кромвеля и при реставрации).
В случае реализации сценария завоевательной войны достигается компромисс между гражданским и военным руководством. При этом, с одной стороны, офицерский корпус имеет благоприятные перспективы для продвижения по службе и достаточно возможностей, чтобы «отличиться», стяжать личную известность и упрочить свое положение. С другой стороны, большая война или серия войн отвлекает офицерство от внутренней политики, оставляя ее гражданским деятелям. Тем самым достигается определенная гарантия невмешательства армии во внутреннюю политику. Немаловажно, что участие вооруженных сил в боевых действиях смягчает конфликты между различными группировками внутри офицерского корпуса. Ведь ведение войны все же требует единства, а кроме того, лидеры тех или иных офицерских группировок имеют возможность показать на деле собственные таланты и способности, и тем самым публично подтвердить или опровергнуть собственные претензии на руководящие посты.
Если же воплощение сценария завоевательной войны невозможно, то неизбежно встает вопрос об устранении от службы целых групп
командного состава, сформировавшихся в «революционной» армии, не желающих и не способных воспринять ценности «традиционных» вооруженных сил. При этом ситуация драматизируется тем, что в условиях мирного времени крайне замедляется продвижение по службе, почти исчезает возможность снискать славу и награды, обостряется соперничество высших руководителей вооруженных сил. Это соперничество, в условиях мира, не может быть разрешено публичной демонстрацией способностей военачальников, руководящих армиями, фронтами и флотами в сражениях. Поэтому оно порождает закулисные интриги и подковерную борьбу. В результате гражданские власти, не желающие превращения вооруженных сил в армию «политического» типа, вынуждены проводить масштабные чистки офицерского корпуса, в том числе его высшего слоя, более или менее жесткими методами. Так, во Франции и в Испании после реставрации Бурбонов происходят массовые увольнения офицеров «на половинное жалованье». В СССР в 30-е годы подобный процесс пошел по максимально жесткому варианту и привел к физическому уничтожению значительного количества военачальников и командиров разных уровней.
При развитии вооруженных сил по любому из вышеописанных сценариев, требуется достаточная жизнеспособность самого политического режима. Если режим слаб и непривлекателен, любая его политика в отношении армии приведет к превращению ее в армию третьего типа — «политическую» армию.
Смыслом как «большой войны», так и чисток, является постановка под контроль высшего гражданского руководства страны командного состава армии. В первом случае эта цель достигается его приручением путем обеспечения ему славы, наград, богатства в сочетании с постоянной напряженной боевой деятельностью по возможности вдали от родины. Во втором случае та же цель достигается путем более или менее насильственной смены верхушки командного состава, выросшего в условиях революционной войны.
Таким образом, можно констатировать, что дальнейшее изучение проблемы политической роли советских вооруженных сил в 20-30-е годы должно вестись с учетом того, что Красные Армия и Флот могли превратиться в вооруженные силы «политического» типа и опасения на этот счет гражданских политических лидеров не были беспочвенными.
* Выполнено при поддержке НИР СПбГУ 5.38.61.2011 «Войны и революции как факторы модернизации российского общества в XX веке».
1 Минаков С. Т. 1) За отворотом маршальской шинели. Орел, 1999; 2) Советская военная элита 20-х годов: Состав, социокультурные особенности, политическая роль. Орел, 2000; 3) Советская военная элита 20-х годов: Состав, социокультурные особенности, политическая роль: Дисс. ... д. и. н. Орел, 2000; 4) Военная элита 20-30-х годов ХХ века. М., 2004; 2-е изд. — М., 2006; 5) Сталин и заговор генералов. М., 2005; 6) 1937: Заговор был! М., 2010.
2 Минаков С. Т. 1) Советская военная элита 20-х годов. Орел, 2000; 2) Сталин и его маршал. М., 2004; 3) Сталин и заговор генералов; 4) 1937: Заговор был!
3 Молодцыгин М. А. Красная Армия: рождение и становление: 1917-1920. М., 1997.
4 Войтиков С. С. 1) Развитие взглядов высшего руководства Советской России на военное строительство в ноябре 1917 - марте 1918 г. // Вопросы истории. 2007. № 10. С. 3-12; 2) Троцкий и заговор в красной Ставке. М., 2009.
5 Мирский Г. И. 1) «Третий мир»: общество, власть, армия. М., 1976; 2) Роль армии в политической жизни стран «третьего мира». М., 1989; Вооруженные силы в политической системе: Сб. статей. М., 1981; и др.
6 Шкуро А. Г. Записки белого партизана. М., 2004. С. 234.
7 Из письма И. В. Сталина Л. М. Кагановичу о деле А. С. Нахаева. 8 августа 1934 г. // Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936 / Сост.: Хау-стов В. Н., Наумов В. П., Плотников Н. С. М., 2003. С. 550.
8 Об этой и некоторых других особенностях армий «революционного» типа см., например: Минаков С. Т. 1) Советская военная элита 20-х годов; 2) Сталин и его маршал; 3) Сталин и заговор генералов.
9 Устав внутренней службы РККА 1937 г. П. 6. (Введен в действие приказом наркома обороны № 260 от 21 декабря 1937 г.)
10 Дисциплинарный устав РККА 1940 г. (Введен в действие приказом наркома обороны №356 от 12 октября 1940 г.) П. 6-8.
11 Устав внутренней службы Вооруженных сил Российской Федерации 1993 г. (Утвержден указом Президента Российской Федерации от 14 декабря 1993 г.) П. 30, 31, 38.
12 Минаков С. Т. 1) Советская военная элита 20-х годов; 2) Сталин и его маршал; 3) Сталин и заговор генералов.
Информация о статье:
Автор: Назаренко Кирилл Борисович — доктор исторических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия, kirbomaz@yandex.ru
Название: Вооруженные силы и становление Советского государства
Аннотация: В отечественной исторической литературе вооруженные силы России и СССР традиционно рассматривались как сила, целиком преданная существующим властям и лишенная собственных политических интересов. С учетом новых представлений и подходов, высказанных некоторыми историками за последнее время, предлагается пересмотреть этот подход и выделить три типа вооруженных сил — «традиционные», «революционные» и «поли-
тические». При этом отечественные вооруженные силы до 1917 г. и после 1945 г. предложено отнести к типу «традиционных», а в период с 1917 г. до конца 30-х гг. - к «революционным» с тенденцией превращения в «политические».
Ключевые слова: вооруженные силы, Россия, политика, революция
Список использованной литературы:
Войтиков С. С. Развитие взглядов высшего руководства Советской России на военное строительство в ноябре 1917 - марте 1918 г. // Вопросы истории. 2007. № 10. С. 3-12.
Войтиков С. С. Троцкий и заговор в красной Ставке. М., 2009.
Из письма И. В. Сталина Л. М. Кагановичу о деле А. С. Нахаева. 8 августа 1934 г. // Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936 / Сост.: Хау-стов В. Н., Наумов В. П., Плотников Н. С. М., 2003.
Минаков С. Т. Сталин и заговор генералов. М., 2005.
Минаков С. Т. 1937: Заговор был! М., 2010.
Минаков С. Т. Военная элита 20-30-х годов ХХ века. М., 2004. 2-е изд.: М., 2006.
Минаков С. Т. За отворотом маршальской шинели. Орел, 1999.
Минаков С. Т. Советская военная элита 20-х годов: Состав, социокультурные особенности, политическая роль. Орел, 2000.
Минаков С. Т. Советская военная элита 20-х годов: Состав, социокультурные особенности, политическая роль: Дис. ... д-р ист. наук. Орел, 2000.
Минаков С. Т. Сталин и его маршал. М., 2004.
Мирский Г. И. «Третий мир»: общество, власть, армия. М., 1976.
Мирский Г. И. Вооруженные силы в политической системе: Сб. статей. М., 1981.
Мирский Г. И. Роль армии в политической жизни стран «третьего мира». М., 1989.
Молодцыгин М. А. Красная Армия: рождение и становление: 1917-1920. М., 1997.
Шкуро А. Г. Записки белого партизана. М., 2004.
Information about article:
Author: Nazarenko Kilill Borisovich - Doctor of history, Senior lecturer, Saint-Petersburg State University, Historical faculty, Department of source study on Russian history, Saint-Petersburg, Russia, kirbornaz@yandex.ru
Title: Vooruzhennie sili i stanovlenie Sovetskogo gosudarstva
Summary: Armed forces of Russia and the USSR traditionally have been reckoned in russian historical literature as a force entirely devoted to actual authorities and deprived of their political interests. A new approach to identify three types of armed forces - the «traditional», «revolutionary» and «political» taking into account new ideas and approaches made by some historians for the last time is proposed in this article. In this case, the soviet armed forces before 1917 and after 1945 should be classified as «traditional», while in the period from 1917 to the late 30’s. - «revolutionary» with a tendency to become «political».
Key words: armed forces, Russia, politics, revolution
References:
Iz pisma I. V. Stalina L. M. Kaganovichu o dele A. S. Nahaeva. 8 avgusta 1934 g., in Lubyanka. Stalin i VChK-GPU-OGPU-NKVD. Yanvar 1922 - dekabr 1936 / Sost.: Haustov V. N., Naumov V. P., Plotnikov N. S. M., 2003.
Minakov S. T. 1937: Zagovor byil! M., 2010.
Minakov S. T. Sovetskaya voennaya elita 20-h godov: Sostav, sotsiokulturnyie osobennosti, politicheskaya rol. Orel, 2000.
Minakov S. T. Sovetskaya voennaya elita 20-h godov: Sostav, sotsiokulturnyie osobennosti, politicheskaya rol: Dis. ... d. i. n. Orel, 2000.
Minakov S. T. Stalin i ego marshal. M., 2004.
Minakov S. T. Stalin i zagovor generalov. M., 2005.
Minakov S. T. Voennaya elita 20-30-h godovXXveka. M., 2004. 2-e izd.: M., 2006.
Minakov S. T. Za otvorotom marshalskoy shineli. Orel, 1999.
Mirskiy G. I. «Tretiy mir»: obschestvo, vlast, armiya. M., 1976.
Mirskiy G. I. Rol armii vpoliticheskoy zhizni stran «tretego mira». M., 1989.
Molodtsyigin M. A. Krasnaya Armiya: rozhdenie i stanovlenie: 1917-1920. M., 1997.
Shkuro A. G. Zapiski belogo partizana. M., 2004.
Voytikov S. S. Razvitie vzglyadov vyisshego rukovodstva Sovetskoy Rossii na voennoe stroi-telstvo v noyabre 1917 - marte 1918 g., in Voprosyi istorii. 2007. № 10. S. 3-12.
Voytikov S. S. Trotskiy i zagovor v krasnoy Stavke. M., 2009.
