CC BY
41
30. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 854, л. 2-4
31. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 856, л. 2-4
32. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 857, л. 2-5
33. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 858, л. 2-3
34. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 860, л. 3
35. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 868, л. 2-8
36. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 578, л. 2-6
37. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 580, л. 2-5
38. НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 583, л. 2-8
39. 39.НА РТ, Ф.1, Оп. 4,Т.1, Д. 591, л. 2-5
References
1. Nacional'nyj arhiv Respubliki Tatarstan , Fond 1, Opis' 4, Tom 1, Delo 372, listy 2-8.
2. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 389, l. 2-6
3. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 390, l. 2-5
4. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 351, l. 2-8
5. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 378, l. 2-5
6. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 339, l. 2-4
7. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 875, l. 2-4
8. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 579, l. 2-4
9. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 579, l. 2-5
10. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 877, l. 2-3
11. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 866, l. 3
12. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 879, l. 2-8
13. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 864, l. 2-6
14. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 848, l.1-11
15. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 875, l. 2-5
16. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 388, l. 2-8
17. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 2, l. 2-5
18. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 596, l. 2-4
19. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 577, l. 2-4
20. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 848, l. 2-4
21. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 569, l. 2-5
22. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 582, l. 2-3
23. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 584, l. 3
24. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 594, l. 2-8
25. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 843, l. 2-6
26. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 845, l. 2-5
27. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 846, l. 2-8
28. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 850, l. 2-5
29. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 851, l. 2-4
30. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 854, l. 2-4
31. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 856, l. 2-4
32. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 857, l. 2-5
33. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 858, l. 2-3
34. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 860, l. 3
35. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 868, l. 2-8
36. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 578, l. 2-6
37. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 580, l. 2-5
38. NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 583, l. 2-8
39. 39.NA RT, F.1, Op. 4,T.1, D. 591, l. 2-5
УДК 908
Г.Е.Шкалина, О.М.Герасимов ВОЛГО-КАМСКИЙ КУЛЬТУРНЫЙ АРЕАЛ: ИСТОРИЧЕСКОЕ ТРАНСГРАНИЧЬЕ
В статье раскрывается проблема межкультурных коммуникаций в условиях трансграничного Вол-го-Камского ареала, в котором происходило многовековое взаимодействие финно-угорских, славянских и тюркских народов. Центром культурного притяжения долгое историческое время был и остаётся г. Казань. Сделан вывод о том, что для понимания успешного протекания межкультурного общения в ус-
ловиях трансграничного региона необходимо изучать механизмы взаимодействия различных культурно-коммуникативных систем - высококонтекстуальных (восточного типа) и низкоконтекстуальных (европейского типа).
Ключевые слова: Волго-Камский ареал, финно-угорские, славянские и тюркские народы, историческое трансграничье, высококонтекстуальные и низкоконтекстуальные культуры.
Galina E. Shkalina, Oleg M. Gerasimov THE VOLGA-KAMA CULTURAL AREA: HISTORICAL TRANSBORDER The problem of intercultural communications in trans-border panorama of the Volga-Kama Region is considered. It is there where Finno-Ugric, Slavic and Turkic peoples were in interaction for many centuries. For quite a long time in history Kazan was the centre of cultural atraction. And it has that function today, too. The piece concludes that mechanism of interaction between highly contextual (Oriental type) and low contextual (European type systems) is of vital importance to have successful understanding of the way intercultural interaction within trans-border region is carried out
Keywords: Volga-Kama area, Finno-Ugric, Slavic and Turkic peoples, historical trans-border, highly contextual and low contextual cultures.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18012-00086.
Проблемы социокультурной динамики - культурогенез, трансформации паттернов, взаимодействие культурных форм, процессы культурной диффузии, явления аккультурации и ассимляции - продуктивно изучать на основе широкого спектра методологических подходов. Зачастую эти процессы и явления затрагивают тему трансграничного региона, склады-вающегся на протяжении многих веков и даже тысячелетий в результате синтеза/симбиоза как близкородственных, так и генетически далеко отстоящих друг от друга культур. Историческим примером трансграничья стал Волго-Камский регион. Его геополитическое положение между Западом и Востоком, Севером и Югом предопределило перекрёстное влияние различных цивилизаций, взаимодействие различных этносов, постоянную культурную диффузию. Здесь, на берегах крупнейших рек - Волги, Ветлуги, Камы, Белой - встречаются три природные зоны: тайга, смешанные леса и лесостепь, что обеспечивало для человека значительную притягательность, предоставляло ему большой спектр выбора типа хозяйствования, основных трудовых занятий, возможность выживания в случаях каких-либо резких перемен.
Первые следы пребывания людей в Волго-Камском ареале обнаруживаются задолго до нашей эры. По данным археологов, это были предки современных народов уральской языковой семьи - мари и мордва. Они представляли древнюю урало-камскую культуру. На I тысячелетие до н.э. приходится распад финно-волжского языка на волжский и прибалтийско-финский. Носители последнего отходят на северо-западную территорию, становясь предками суоми, эстов, вепсов, води, корелы. Представители волжской ветви языка закрепляются в бассейне Волги, Ветлуги, Оки. В этногенезе волжских финнов примечательной является середина I тысячелетия н.э., когда формируются этнические признаки таких народов, как мордва, мурома, мещера, меря, мари. Из них мари оказались наиболее тесно связанными с переселившимися в Поволжье тюркскими племенами. Историческое время - VIII-VII вв. до н.э. - было временем расцвета кузнечного производства на обширной территории Волго-Камья, о чем свидетельствуют массовые находки железных изделий ахмыловской культуры. Археологи отмечают очень высокий уровень мастерства древних кузнецов Поволжья. Подобные центры в тот период были сосредоточены на территории Скифии и Кавказа, где зафиксировано использование различных сортов стали, в том числе высокоуглеродистой. Использовались разнообразные приемы цементации, кузнечной сварки. Многие кавказские, скифские и ахмыловские предметы из железа и цветных металлов обнаруживают типологическое сходство, что дает основание предположить наличие взаимодействия этих культурных миров [12; 13].
Прошли века, а история европейского мира начала второго тысячелетия нашей эры прочертила физическое время в Волго-Камском ареале, наполнив его новым содержанием. Это было Средневековье - эпоха необычайно противоречивая, время, "когда возникал новый мир, мир современной цивилизации, но возникал в условиях, когда цивилизация прежняя переживала крах. С одной стороны, шел процесс архаизации общества, уплощения кодов бытия, рушились города и процветали деревни, но параллельно возникали новые формы бытия, деятельности, мышления, заметно отличавшиеся от норм поведения и мышления, ха-
рактерах для мира, существовавшего на протяжении тысячелетий" [11]. В 1Х-Х111 вв. интегралом нового смысла в изучаемом трансграничном регионе становится культурный полилог между Киевской Русью, Волжской Булгарией, Хазарским каганатом и волжскими фин-ноязычными народами, что оказало плодотворное влияние на их духовную жизнь, создавая время от времени и критические моменты. Арабские источники Х-Х11 вв., переложенные на немецкий язык в ХУШ-Х1Х вв., сообщают о том, что правящая верхушка волжских булгар, пользуясь прибылью от широкой торговли, прочно удерживала свою власть. Она торговала поступавшими от живших поблизости волжских финнов медом, воском, мехами. Несмотря на принятие ислама Волжской Булгарией в 922 г., отношения между теперь уже мусульманами и оставшимися в традиционной религии народами ничем не омрачались и были довольно прочными. Некоторые арабские авторы, например, Ибн Фадлан, с удивлением отмечают, что многие восточно-волжские народы (Оз^тзсИеп УоШе^атте), такие, как черемисы, вотяки (Т8сИегет188еп, Шо^акеп), разговаривают на своем языке, поклоняются своим богам, которых очень много [18, с. 8]. Особо заслуживающим внимания в арабских источниках является то, что в булгарском языке отмечено бытование многих слов-заимствований из арабского, черемисского, славянского языков, и, наоборот, в двух последних - булгар-ских. На вопрос путешественников: «Кто же вы такие: арабы, финны, славяне?» сами жители Волжской Булгарии отвечали: «Мы - булгары!» [19, с.12].
Закат Средневековья - XV-XVI вв. - сыграл исключительную роль для марийского этноса. "Именно в это время в Европе произошел «взрыв» информации о марийском народе - до этого о нем на Западе никто ничего не знал. Даже в русских письменных источниках черемисы стали упоминаться гораздо чаще, нежели в прежние годы. Сыграв незаметную историческую роль в предыдущие столетия, мари в ХУ-ХУ1 веках проявили себя как активные участники противостояния между новым, динамично развивавшимся Русским государством и конгломератом тюрко-мусульманских государств, возникших на обломках Золотой Орды, в первую очередь, Казанским ханством, в составе которого они находились" [14, с. 53].
Для ясности приведённой цитаты отметим: культура трансграничного региона по существу является гетерогенной, поэтому она формирует соответствующего маргинального человека. Однако в данном случае маргинальность не социальная, а культурная, представляющая результат естественного развития человеческих сообществ. В условиях расширяющегося взаимодействия культур маргинальный человек становится ключевым субъектом в контактах культур, «который появляется в то время и в том месте, где из конфликта рас и культур начинают появляться новые сообщества. Судьба обрекает этих людей на существование в двух мирах одновременно. Такой человек неизбежно становится индивидом с более широким горизонтом, более независимыми и рациональными взглядами» [5, с. 48].
В ХУ-ХУ1 вв. в мировоззренческих установках мари доминировал военный фактор. Особенность почвы на территории его проживания не способствовал успешному развитию земледелия не только у северо-западных (ветлужско-кокшайских), но и у большинства горных и луговых мари. К земледельческому быту они окончательно перешли лишь в ХУ11 столетии [8; 15], когда в марийских землях сложилась лесопольная "(лядинная) система земледелия" [9, с. 164].
Следовательно, в общественном разделении труда Казанского ханства черемисы занимали военную нишу, отнюдь не экономическую. Это было обусловлено как особенностями дофеодальной стадии развития марийского общества (как и другие народы ханства - чуваши, удмурты, башкиры), так и приграничным характером расселения. Мари сплошной массой проживали вдоль границы Казанского ханства с Русским государством (по линии Сура -Ветлуга - Пижма), и это обрекало их на активное участие в системе казанско-русских отношений. Письменные источники ХУ-ХУ1 вв. пестрят сообщениями о совместных набегах казанских татар и черемис и о нападениях отдельных отрядов марийских воинов на русские земли с целью грабежа, захвата людей для превращения их в рабов и продажи на невольничьих рынках. Русские летописи с тревогой писали о разбоях с участием марийских воинов на лесных дорогах и на реках (особенно на Волге) [1]. При отражении вторжений иноземных войск и обороне Казани они также играли значительную, нередко - решающую роль. Соответствующим было и воспитание подрастающего поколения. Немецкий путешественник С. Герберштейн в I четверти XVI в. писал, что черемисы «весьма опытные лучники, причем лука никогда не выпускают из рук; они находят в нем такое удовольствие, что даже не дают
есть сыновьям, если те предварительно не пронзят стрелой намеченную цель» [4, с.134].
В военных походах принимали участие даже женщины. В начале XVII в. П. Петрей писал: когда черемисы «идут на неприятеля, вооружаются все, и мужчины и женщины, которые всегда встречают врага с такою же храбростью и отвагой, как и мужчины, стреляют назад и вперед себя в неприятеля, который и обращается в бегство» [14, с. 54.]
Как свидетельствуют вышеприведённые цитаты, в XVI-XVIII вв. Волго-Камский ареал посетили иностранные путешественники: А.Олеарий, П.Петрей, С.Герберштейн, И.Георги, Г.Миллер и др. Это было историческое время, отмеченное интенсивным взаимодействием различных культур в большом евразийском пространстве. Перенос Петром I столицы огромной сухопутной страны к началу морского пути во многом предопределил судьбы «вбираемых» Россией этнических общностей. И г. Санкт-Петербург стал не только «окном в Европу» для россиян. Русский Амстердам стал «окном в Россию» для европейцев, которые совершали научные экспедиции и путешествия в российские глубинки и встречали там далекие от западной цивилизации явления и вещи. Один из источников сообщал: «Черемисы - народ финского племени, обитавший, по словам Нестора, в соседстве с мерею. Сами себя они именуют мари» [17, с.103). Немецкий учёный-путешественник Г.Миллер писал: «Черемисский язык имеет некоторое сходство с финским... А по жительству их близ татар и русских есть в нем много татарских и небольшое число русских слов...» [10, с. 79]. В тот период также И.Георги делает первые записи марийских исторических легенд и преданий [3].
В XIX в. казанский профессор Н.И.Золотницкий назвал традиционные верования мари «шаманскими». Он увидел сходство функций некоторых богов в мифологии мари, коми-пермяков, хантов, отметил типологическую связь их с божествами аравийского сабеизма, анализировал мифологические термины народов Поволжья [7]. У Н.Золотницкого мы находим интересное наблюдение: «Так как черемисский язык, исключая заимствования из русского языка, состоит более, чем наполовину, из корней тюркских, и так как черемисы, находившись в составе древнего Болгарского Союза, держались тех же самых верований, как и господствовавшие здесь многочисленные туземцы - булгары и чуваши, наречия которых принадлежат к семейству тюркского языка и к которым, путем торговых сношений и через принятие первыми мохаммеданства, перешло много слов арабских, то и термины древней черемисской мифологии, за исключением весьма немногих финских, состоят из элементов тюркского и арабского» [6, с. 8].
Другой казанский профессор, уроженец марийского края И.Н.Смирнов, впервые систематизировал имеющиеся исследования по традиционным верованиям мари. Изучая мифологию, фольклор волжских финнов, он нашел взаимосвязь их традиционных культур, установил черты влияния булгар на мифологию мари [15].
Итак, в Волго-Камском трансграничье складывались многовековые художественные коммуникации. Его историческим центром стал город Казань, соответствовавший коренному значению этимона: казан - котёл. В этом «котле» в течение многих веков «варились» европейские и восточные этнохудожественные традиции, аккумулировались художественно-созидательные силы разных народов, усиливая инновационные свойства культурного мышления. В конце XIX - начале XX вв. именно в Казани рождалась национальная интеллигенция вол-го-камских народов - первые профессиональные деятели культуры, основоположники, ставшие олицетворением высших этических и художественных представлений своих этносов. Эт-нохудожественное творчество марийских Чавайнов, Глезденёвых, Сапаевых и т.п. уподобляется мессианской роли пророков, поскольку они, получив «европейскую инъекцию», выводили свою культуру в пространство мировой ойкумены. Эти процессы могут быть рассмотрены как пример подтверждения теории взаимодействия культур русского литературоведа А. Веселов-ского, утверждавшего, что заимствуемые элементы в культуре могут иметь два пути развития: либо активно развиваться, либо постепенно отмирать в зависимости от внутренних запросов самой культуры [2]. Социодинамика культурных процессов в XXI в. подтверждает данный вывод.
Таким образом, Волго-Камский регион является историческим трансграничным регионом по межкультурным коммуникациям. Это пространство конкретного взаимодействия, в котором акторами являются представители финно-угорских, славянских и тюркских народов. Каждый из них как носитель собственной этнокультурной Традиции создавал свой неповторимый узор в многоцветье Волго-Камской культуры, имел собственные коммуникативные ха-
рактеристики. Однако эти культурно-коммуникативные системы наполнены некими невысказанными, скрытыми правилами, которые необходимы для понимания происходящего и успешного протекания межкультурного общения в изучаемом регионе. Речь идёт о взаимодействии высококонтекстуальных (восточного типа) и низкоконтекстуальных (европейского типа) культур [20]. На наш взгляд, именно такой аспект межкультурных коммуникаций в условиях трансграничья должен быть приоритетным для современных культурологических исследований.
Литература
1. Бахтин А. Г. XV - XVI века в истории Марийского края. Йошкар-Ола: Марийск. полигр.-изд. комб.,
1998.
2. Веселовский А.Н. Западное влияние в новой русской литературе. S-е знач. доп. изд. М.: типоли-тогр. т-ва И.Н. Кушнерев и К°, 1916.
3. Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 1799.
4. Герберштейн, С. Записки о Московии / С. Герберштейн. М., 1988. С.164.
5. Емченко Д.Г. Маргинальный человек в контексте культуры трансграничного региона / / Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 11(149). Философия. Социология. Культурология. Вып. 11. С. 47-S0.
6. Золотницкий Н.И. Невидимый мир по шаманским воззрениям черемис //Труды IV археологического съезда в России. Казань, 1884. Т. 1.
7. Золотницкий Н.И. Корневой чувашско-русский словарь. Казань, 1875.
8. Иванов А.Г. Культурно-бытовые связи марийцев и русских во второй половине XVI-XVIII вв. //Формирование, историческое взаимодействие и культурные связи финно-угорских народов: Материалы III Международного исторического конгресса финно-угроведов. Йошкар-Ола, 2004. С.173.
9. Козлова К.И. Очерки этнической истории марийского народа. М., 1978.
10. Миллер Г.Ф. Описание живущих в Казанской губернии народов, яко-то: черемис, чуваш и вотяков. СПб., 1791.
11. Неклесса А. Трансграничье, его ландшафты и обитатели: Отрывок из беседы на берегу Телец-кого озера. URL: www.intelros.org/books/opera_selecta/opera_selecta_38.htm (дата обращения 20.11.2018.)
12. Патрушев В.С. У истоков волжских финнов. Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство,
1989.
13. Патрушев В.С. Финно-угры России. Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 1992.
14. Свечников С.К. Особенности мировоззрения мари в XV-XVI вв. // Проблемы ревитализации традиционной культуры народов Волго-Камья. Выпуск 2: Сборник материалов II Международной научно-практической конференции. Йошкар-Ола, 7-8 ноября 2008 года / Мар.гос. ун-т; науч. ред. Г.Е. Шкали-на. Йошкар-Ола, 2009. С. 53-S6.
15. Смирнов И.Н. Черемисы. Казань, 1889.
16. Xамидyллин Б.Л. Народы Казанского ханства: этносоциологическое исследование. Казань,
2002.
17. Xронологический указатель материалов для истории инородцев Европейской России / Под рук. Петра Кеппена. СПб., 1861.
18. Шкалина Г.Е. Традиционная культура народа мари. Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 2003.
19. Die ältesten arabischen Nachrichten über die Wolga-Bulgaren aus Ibn-Foszlan's Reiseberichte. Spb.,
1832.
20. Hall E.T. Beyond Culture. Anchor Books, 1989.
References
1. Bahtin A. G. XV - XVI veka v istorii Marijskogo kraya. Joshkar-Ola: Marijsk. poligr.-izd. komb., 1998.
2. Veselovskij A.N. Zapadnoe vliyanie v novoj russkoj literature. S-e znach. dop. izd. M.: tipoli-togr. t-va I.N. Kushnerev i K°, 1916.
3. Georgi I.G. Opisanie vsekh obitayushchih v Rossijskom gosudarstve narodov. SPb., 1799.
4. Gerbershtejn, S. Zapiski o Moskovii / S. Gerbershtejn. M., 1988. S.164.
5. Emchenko D.G. Marginal'nyj chelovek v kontekste kul'tury transgranichnogo regiona / / Vestnik CHelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2009. № 11(149). Filosofiya. Sociologiya. Kul'turolo-giya. Vyp. 11. S. 47-S0.
6. Zolotnickij N.I. Nevidimyj mir po shamanskim vozzreniyam cheremis //Trudy IV arheologiche-skogo s"ezda v Rossii. Kazan', 1884. T. 1.
7. Zolotnickij N.I. Kornevoj chuvashsko-russkij slovar'. Kazan', 187S.
8. Ivanov A.G. Kul'turno-bytovye svyazi marijcev i russkih vo vtoroj polovine XVI-XVIII vv.
/ /Formirovanie, istoricheskoe vzaimodejstvie i kul'turnye svyazi finno-ugorskih narodov: Materia-ly III Mezhdunarodnogo istoricheskogo kongressa finno-ugrovedov. Joshkar-Ola, 2004. S.173.
9. Kozlova K.I. Ocherki ehtnicheskoj istorii marijskogo naroda. M., 1978.
10. Miller G.F. Opisanie zhivushchih v Kazanskoj gubernii narodov, yako-to: cheremis, chuvash i votya-kov. SPb., 1791.
11. Neklessa A. Transgranich'e, ego landshafty i obitateli: Otryvok iz besedy na beregu Telec-kogo ozera. URL: www.intelros.org/books/opera_selecta/opera_selecta_38.htm (data obrashcheniya 20.11.2018.)
12. Patrushev V.S. U istokov volzhskih finnov. Joshkar-Ola: Marijskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1989.
13. Patrushev V.S. Finno-ugry Rossii. Joshkar-Ola: Marijskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1992.
14. Svechnikov S.K. Osobennosti mirovozzreniya mari v XV-XVI vv. // Problemy revitalizacii tradicionnoj kul'tury narodov Volgo-Kam'ya. Vypusk 2: Sbornik materialov II Mezhdunarodnoj nauch-no-prakticheskoj konferencii. Joshkar-Ola, 7-8 noyabrya 2008 goda / Mar.gos. un-t; nauch. red. G.E. SHkali-na. Joshkar-Ola, 2009. S. 53-56.
15. Smirnov I.N. CHeremisy. Kazan', 1889.
16. Hamidullin B.L. Narody Kazanskogo hanstva: ehtnosociologicheskoe issledovanie. Kazan', 2002.
17. Hronologicheskij ukazatel' materialov dlya istorii inorodcev Evropejskoj Rossii / Pod ruk. Petra Keppena. SPb., 1861.
18. SHkalina G.E. Tradicionnaya kul'tura naroda mari. Joshkar-Ola: Marijskoe knizhnoe izda-tel'stvo,
2003.
19. Die ältesten arabischen Nachrichten über die Wolga-Bulgaren aus Ibn-Foszlan's Reiseberichte. Spb.,
1832.
20. Hall E.T. Beyond Culture. Anchor Books, 1989.
УДК 11: 130.2: 14
Е.Л.Яковлева
ДИНАМИКА МИФА: ОТ КОСМИЧЕСКОЙ К ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ОНТОЛОГИИ
Объектом исследования становится миф как культурная форма. Выявление мифологической специфики в древности и современности позволяет обнаружить динамику развития мифа от космичности, характерной для ранних форм, к человекосоразмерности в наши дни. При этом диалектичность, историзм, символизм, чудесность, индивидуалистичность и экспрессивность, заложенные в древних мифах, в современном мифе жизни переосмысливаются. На первый план выходит индивидуалистичность, поддерживаемая чудесным и экспрессивным. Специально конструируемый миф жизни демонстрирует симуляцию бытия личности, превращаясь в пустую форму, не способствующую саморазвитию.
Ключевые слова: миф, космичность, экзистенциальность, символ, чудо, миф жизни, субъективный проект.
Elena L.Yakovleva MYTH DYNAMICS: FROM SPACE TO EXISTENTIAL ONTOLOGY. The object of the study is the myth as a cultural form. Revealing its specificity in antiquity and modernity reveals the dynamics of development from the cosmicity characteristic of the early forms to the human dimension in modernity. At the same time, dialectics, symbolism, wonderfulness, individualism and expressiveness inherent in ancient myths are reinterpreted in the modern myth of life. Individualism, supported by the miraculous and expressive, comes to the fore. Specially designed myth of life demonstrates the simulation of the existence of the individual, turning into an empty form, not conducive to self-development.
Keywords: myth, cosmicity, existential, symbol, miracle, myth of life, subjective project.
Миф относится к числу вечных культурных форм, прошедших до наших дней долгий путь развития. Заявив о себе в древности, миф оказался довольно пластичным феноменом, благодаря чему находил для себя пространственные ниши в каждой культурно-исторической эпохе. В мифе развертываются особые миры, обладающие собственным хронотопом [1, с. 187-189] и событийностью. В них отражается объективное и субъективное, универсальное и индивидуальное, фантазийное и реальное, чувственное и рациональное, переплавляющиеся между собой в неразделенное единство. Миф как продукт воображения представляет не только картину мира, но и портрет личности, создавшей его. Неслучайно К.-Г. Юнг заключил, что миф есть психическая манифестация спонтанной активности духа.
Исследовательский поток литературы, посвященный мифу, увеличивается год от года. Миф изучают с различных позиций философы, культурологи, антропологи, этнологи, политологи, психологи и пр. Тем не менее, появляющиеся научные изыскания, рождают очередные серии вопросов, связанные с прояснением природы мифа. В контексте нашего исследования мы, сравнивая мифы древности и современности, обнаружили в них смещение акцентов с космичности на экзистенциальность.
Методологической базой исследования стал диалектический подход и интерпретация
