CC BY
14
ВОЕННОПЛЕННЫЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ НА ТЕРРИТОРИИ СИБИРИ И ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА РОССИИ
В ФОКУСЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ГУМАНИТАРНОГО ПРАВА
Исповедников Д.Ю., Стародубцев Г.С. -
12.00 .10 Международное право; европейское право
International Law; European Law
DOI: 10.33693/2223-0092-2021-11-3-103-111
Военнопленные Первой мировой войны на территории Сибири и Дальнего Востока России в фокусе международного гуманитарного права
Д.Ю. Исповедников1, а ©, Г.С. Стародубцев2, b ©
1 Независимый исследователь,
г Москва, Российская Федерация
2 Российский государственный университет правосудия, г Москва, Российская Федерация
a E-mail: [email protected] ь E-mail: [email protected]
Аннотация. Цель и задачи статьи состоят в анализе применения норм международного гуманитарного права в отношении военнопленных Первой мировой войны. В центре исследования - обстановка в сибирских и дальневосточных лагерях России на протяжении Гражданской войны (1918-1922). Если обращению с иностранными военнопленными в 1914-1918 гг. в Европе и Российской империи посвящен ряд основательных научных трудов, то адаптация международного права в условиях разрушения государственности и децентрализации власти редко выступает предметом самостоятельных исследований. Восполняя пробелы, авторы изучили, насколько сменявшиеся на территории восточной части России режимы соблюдали IV Гаагскую Конвенцию о законах и обычаях сухопутной войны (от 18 октября 1907 г.), как основной свод правил, защищавший военнопленных. Методологический подход. Положение попавших в плен военнослужащих армий Центральных держав в Сибири и на Дальнем Востоке России изучено на основе комплекса опубликованных и неопубликованных архивных документов. Выявленные факты проанализированы в сопоставлении со статьями IV Гаагской Конвенции. Установлено, как менялся правовой статус военнопленных в 1918-1922 гг., как обеспечивались условия их содержания и трудоустройства. Рассмотрена роль, которую в жизни лагерей играли иностранные благотворительные организации. Результаты и выводы. По итогам исследования авторы пришли к заключению, что в годы революционной борьбы в Сибири и на Дальнем Востоке российские власти обеспечивали права иностранных военнопленных в пределах разумного гуманизма. Однако нарушения статей IV Гаагской Конвенции диктовались не только объективными реалиями масштабного кризиса в регионе, но и развернувшейся информационной войной. Оригинальность и ценность работы заключается в изучении положения военнопленных Первой мировой войны на востоке России на основе расширения источниковой базы и анализа применения норм международного права в годы Гражданской войны.
Ключевые слова: Первая мировая война, Гражданская война в России, военнопленные, международное гуманитарное право, архивные документы
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ: Исповедников Д .Ю., Стародубцев Г С. Военнопленные Первой мировой войны на территории Сибири и Дальнего Востока России в фокусе международного гуманитарного права // Социально-политические науки. 2021. Т 11. № 3. С .103-111. РО!: 10.33693/2223-0092-2021-11-3-103-111 V_J
DOI: 10.33693/2223-0092-2021-11-3-103-111
Prisoners of the World War I
in Siberia and Russian Far East
in the Focus of International Humanitarian Law
D.Yu. Ispovednikov1, 3 ©, G.S. Starodubtsev2, b ©
1 Independent researcher, Moscow, Russian Federation
2 Russian State University of Justice, Moscow, Russian Federation
a E-mail: [email protected] b E-mail: [email protected]
Abstract. The purpose and objectives of the article are to analyze the application of humanitarian law in relation to prisoners of the First World War. The research focuses on the situation in the Siberian and Far Eastern camps of Russia during the Civil War (1918-1922). A number of solid scientific works are devoted to the treatment of foreign prisoners of war in 1914-1918 in Europe and the Russian Empire, while the adaptation of international law in the context of the statehood's destruction and the decentralization of power is rarely the subject of distinct exercise. Bridging the gaps, the authors studied, how the successive regimes in the eastern part of Russia observed the IV Hague Convention with Respect to the Laws and Customs of War on Land (October 18, 1907), as the main set of rules that protected prisoners of war. Methodological approach. The situation of captured members of the Central Powers' armies in Siberia and the Russian Far East was studied on the basis of a set of published and unpublished archival documents. The revealed facts were analyzed in comparison with articles of the IV Hague Convention. It was established how the legal status of prisoners of war changed in 19181922, how the conditions for their maintenance and employment were ensured. The role played by foreign charitable organizations in the life of the camps is considered. Results and conclusions. Based on the results of the research, the authors came to the conclusion that during the years of the revolutionary struggle in Siberia and the Far East, the Russian authorities ensured the rights of foreign prisoners of war within the limits of reasonable humanism. However, violations of the IV Hague Convention's articles were dictated not only by the objective realities of a large-scale crisis in the region, but also by the unfolding information war. The originality and value of the work lies in the study of the situation of prisoners of the First World War in the east of Russia on the basis of the source base expanding and analysis of the application of international law during the Civil War.
Key words: World War I, Russian Civil War, prisoners of war, international humanitarian law, archival documents
ВВЕДЕНИЕ
Во второй половине XIX в. был сделан ряд важных шагов в области развития международного гуманитарного права (МГП) как «системы международно-правовых принципов и норм, регулирующих отношения между государствами в период вооруженных конфликтов с целью защиты жертв войны, ограничения применения воюющими жестоких методов и средств ее ведения и устанавливающих ответственность за их нарушение» [7: 359]. Женевская конвенция 1864 г. предписывала ухаживать за ранеными и больными неприятеля, Петербургская декларация 1868 г. запрещала употребление разрывных пуль, Гаагские конвенции о законах и обычаях войны 1899 и 1907 гг. кодифицировали правила мирного разрешения международных столкновений, определяли статус, права и обязанно-
сти военнопленных [10]. Главным инициатором нововведений была Российская Империя [6], после распада которой в 1917 г. в условиях глобальных геополитических катаклизмов возникла необходимость перехода от классического международного права к новым нормам, способным обеспечить взаимодействие капиталистических и социалистических стран.
Серьезному испытанию основы МГП подверглись в период гражданской войны в России (1918-1922), особенно на территории географически оторванных от арены основных европейских событий Сибири и Дальнего Востока, где развитие боевых действий было сопряжено с частой сменой властей и активным вмешательством иностранных сил. Заложниками этих событий оказались сотни тысяч размещенных в местных лагерях солдат и офицеров армий Германии, Австро-Венгрии и Турции - военнопленных Первой
Исповедников Д.Ю., Стародубцев Г.С. -
мировой войны. Опубликованные документы и материалы, сохранившиеся в фондах Российского государственного военного архива (далее - РГВА), позволяют проследить, как решалась их судьба в эти годы.
РЕЖИМ СОДЕРЖАНИЯ, СТАТУС И БЫТ ВОЕННОПЛЕННЫХ
Базовые нормы, регламентировавшие правовой статус военнопленных, были изложены в приложении к Гаагской Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны (от 29 июля 1899 г.) и практически дословно повторялись в приложении к IV Гаагской Конвенции
0 законах и обычаях сухопутной войны (от 18 октября 1907 г.) [11; 12]. В целом документы закрепляли принципы гуманного обращения с пленными.
Ст. 4 имела следующую формулировку: «Военнопленные находятся во власти неприятельского Правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен. С ними надлежит обращаться человеколюбиво. Все, что принадлежит им лично, за исключением оружия, лошадей и военных бумаг, остается их собственностью».
Ст. 5 гласила: «Военнопленные могут быть подвергнуты водворению в городе, крепости, лагере или каком-либо другом месте с обязательством не удаляться за известные определенные границы; но собственно заключение может быть применено к ним лишь как необходимая мера безопасности и исключительно пока существуют обстоятельства, вызывающие эту меру».
Фактически такие обстоятельства перестали существовать к концу 1917 г. Октябрьская революция в России ознаменовала выход страны из Первой мировой войны. Советская власть 2 декабря 1917 г. заключила перемирие с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией и 25 января 1918 г. в Петрограде подписала соглашение о порядке возвращения на родину раненых и больных военнопленных. Соответствующие главы включил Брест-Литовский мирный договор между странами от 3 марта 1918 г. [3: 123, 174, 639-643].
Однако, на территории Сибири и Дальнего Востока, где шла борьба между различными партийными фракциями, возможности для организованного вывоза военнопленных ограничивались. Не хватало денежных и транспортных средств. 28 января 1918 г. Иркутский Совет рабочих и солдатских депутатов получил из Петрограда телеграмму с требованием немедленно пресечь отправку пленных или беженцев: «Направлять их только в губернии, обеспеченные хлебом. Расправляйтесь беспощадно с провокаторами, стремящимися наводнить голодающие губернии лишними ртами и застывающей костлявой рукою голода задавить революцию. Лозунг: «Ни одного лишнего едока в голодающие губернии!»1.
Надзор за лагерями ослаб. Военнопленные митинговали, грабили склады, свободно скупали оружие. Определенное представление о ситуации позволяют составить списки лиц, исключенных с лагерного учета. По данным администрации лагеря Заиркутского военного городка за январь-апрель 1918 г. на родину убыли 153 инвалида, 69 офицеров, 256 солдат. Бежали 10 офи-
1 РГВА. Ф. 39515. Д. 294. Л. 164.
церов и 99 солдат, умерло 78 чел. На службу в Красную армию записались 67 чел., в части союзных армий - румынскую, польскую, сербскую, итальянскую - 154 чел.,
" 2
в том числе венгры, немцы и австрийцы2.
Вступление военнопленных в «красные» части вызвало протест стран-участниц Антанты. 2 апреля 1918 г. Центральный Исполком Советов Сибири (Цен-тросибирь) в ответ на запросы английской и американской миссий издал меморандум, отрицая сообщения о массовом вооружении военнопленных. Как разъяснялось, против есаула Г.М. Семенова в Забайкалье воевал сформированный в Западной Сибири отряд социалистов-интернационалистов (500 чел.) из числа принятых в советское гражданство венгерских военнопленных. Общее их число по всей Сибири оценивалось в 1500 чел., и все они подчинялись штабу РККА. Одновременно сообщалось о подготовке эвакуации военнопленных из областей, восточнее Иркутска, в западные и центральные сибирские губернии, лучше обеспеченные продовольствием [Там же: 222-223]. Постановлением Центросибири от 10 апреля 1918 г. в число граждан Советской Республики приняли еще 409 бывших военнопленных, служивших в 1-м Омском международном пролетарском отряде [9: 287].
Далеко не все поступали на службу добровольно. В РГВА сохранились стенограммы заседаний венгерских и немецких секций при Центральном доме Красной армии, члены которых в первой половине 1930-х гг. проводили вечера воспоминаний о Гражданской войне в России. Из рассказа о мобилизации в Красную гвардию заключенных Березовского лагеря (пос. Нижняя Березовка под Верхнеудинском) в июне 1918 г.: «выставили 2 пулемета, выстроили всех военнопленных. Отсчитываем по 100 чел. и отправляем в вагоны, где выдавали обмундирование. Таким образом собрали 2800 чел. мадьяр»3. По утверждению участников событий, в боях против белогвардейцев и интервентов на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока участвовали около 12 000 интернационалистов.
Одними из красноармейцев-поневоле стали бывшие австрийские военнопленные Ф. Свобода, В. Га-берцеттелен и К. Кнаус. В июле 1918 г. их задержали и передали русской контрразведке китайские власти в г. Сахалян. Переписка по этому делу хранится в РГВА4.
На допросе арестованные заявили о принудительной мобилизации военнопленных на Дальнем Востоке. По их словам, примкнувшие к русской революции венгры останавливали даже эшелоны с отправленными на родину инвалидами и всех, кто отказывался воевать за Советскую власть, заключали обратно в лагеря. Рассказ отчасти оправдывал попытку австрийцев воспользоваться неразберихой и покинуть Россию. В РГВА имеется заявление В. Габерцеттелена от 8 июля 1918 г. о желании стать подданным Российской Республики с подписью комиссара по иностранным делам Дальневосточного Совета народных комиссаров РСФСР и свидетельство Иркутского народного губернского комиссариата о вступлении в российское подданство К. Кнауса.
2 РГВА. Ф. 39515. Д. 296. Л. 11-16.
3 РГВА. Ф. 28361. Оп. 2. Д. 43. Л. 15.
4 РГВА. Ф. 40228. Оп. 1. Д. 1.
В результате расследования штабс-капитан резерва Ф. Свобода, фабрикант из Моравии, чья благонадежность сомнений не вызывала, был отпущен под поручительство своей русской невесты и поступил в распоряжение чешского командования. Подпоручика В. Габерцеттелена, немца из Богемии, несмотря на положительные отзывы, взять на службу не рискнули, и он остался под стражей, как и юнкер К. Кнаус, житель Вены, который своим спутникам «страшно не понравился разговорами в большевистском духе». Ф. Свобода и В. Габерцеттелен утверждали, что К. Кнаус рассказывал о своем участии в боях и грабежах на Даурском фронте. Последний обвинения опровергал, называя себя социалистом, националистом, славянином и «врагом всего прусского», желающим бороться против большевистского влияния на Австрию. Немецкому консулу он даже признавался, что ввиду убеждений не может браться за оружие. 14 ноября 1918 г. его дело передали в Иркутский окружной суд.
Интернациональное движение в России, освещаемое зарубежной прессой как «германская угроза», стало одним из предлогов для восстания Чехословацкого корпуса и последующей интервенции союзников. В первой половине 1918 г. японские и китайские газеты писали о готовящемся захвате военнопленными немцами под руководством большевиков Маньчжурии и Индии. Из заявления депутата нижней палаты японского парламента Такаги Сейнен на заседании 4 отдела бюджетной комиссии Военно-морского ведомства по сибирскому вопросу, 15 марта 1918 г.: «так как во Владивостоке уже находятся наши военные суда, отчего нашей армии не обеспечить себя от возможного нападения. Если бы в Мексике было 100 000 германских и австрийских военнопленных, мне кажется США, нисколько не задумываясь, послали бы свои войска на границу с ней»5. Американские представители в Сибири и на Дальнем Востоке также с конца 1917 г. активно обсуждали поступавшую информацию, о вооружении советской властью немцев, австрийцев и венгров [13, Vol. I: 489, 507, 525; Vol. II; 11, 39, 57, 91, 137].
Летом 1918 г. иностранные войска оккупировали часть региона. При их поддержке образовались контрреволюционные режимы, которые не признавали Брест-Литовский мир и декларировали верность обязательствам Российской империи перед союзниками по Первой мировой войне. Переворот кардинально изменил жизнь военнопленных.
Временное Сибирское правительство (под председательством П.В. Вологодского) постановлением от 29 июля 1918 г., а затем и Верховный Главнокомандующий войск Директории В.Г. Болдырев приказом № 17 от 22 октября 1918 г. ужесточили дореволюционные положения о военнопленных. Предписывалось немедленно эвакуировать их из прифронтовой зоны с введением раздельного содержания германцев и славян, рядовых и командиров, инвалидов и здоровых, допуская формирование исключительно рабочих дружин6.
На ограничении свобод особенно настаивало командование Чехословацкого корпуса. От русских властей требовали запретить немцам и венграм посещать
5 РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 86. Л. 119.
6 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 191. Л. 1, 5-7.
публичные места и проживать на частных квартирах7. Командующий войсками Иркутского военного округа видел в подобных заявлениях корыстное стремление чехов увеличить число заключенных для использования в качестве рабочих. По его наблюдению, нарушения ни одним фактом не подкреплялись: «ведут военнопленные себя прекрасно, а честь отдают - другим поучиться8.
Забавную ситуацию описывал начальник Красноярского военного района. Летом 1919 г. он был вынужден лишить немцев и венгров доступа в кафе и кинематограф из-за протестов со стороны не только чехов, но и итальянцев, которые жаловались, что местные дамы предпочитают им общество военнопленных. По складу своего характера итальянцы не пользовались расположением населения и вызывали «справедливые
" 9
нарекания его лучшей части»9.
При власти А.В. Колчака проблемой содержания военнопленных занимался мобилизационный отдел Управления 3-го генерал-квартирмейстера штаба Верховного Главнокомандующего. В ведении его сотрудников находились задачи по размещению, учету, снабжению и обмену солдат и офицеров армий Центральных держав, чья численность к началу 1919 г. в регионе составляла по разным подсчетам от 150 до 200 тыс. чел. Более половины из них были заняты в промышленности и сельском хозяйстве10.
Предпринимались попытки разгрузить лагеря за счет «дружественных» военнопленных-славян, количество которых к апрелю 1919 г. достигало 590 офицеров и 38 839 солдат11. Правительство А.В. Колчака, следуя дореволюционному курсу, разрешало им вступать в национальные части, что приводило к несогласованной с комендантами лагерей повальной вербовке
12
и срыву государственных нарядов12.
Немцы и австрийцы также имели шанс на свободу. Тем из них, кто потерял контакт с родиной, обзавелся друзьями или деловыми партнерами в России и связывал с ней свое будущее, могли дать гражданство. В первую очередь - специалистам: инженерам, гидротехникам, медикам. В российское гражданство вступали
13
и турки, женившиеся на местных татарках13.
Негативные последствия вызывал постепенный вывоз военнопленных в Забайкалье и Приамурье. В условиях роста революционного брожения среди сибирского пролетариата и призыва трудоспособного крестьянского населения солдаты и офицеры армий Центральных держав восполняли отток рабочей силы. Многие промышленники обращались в военное ведомство с просьбами замедлить эвакуацию во избежание полной остановки производства.
Лагерный быт на этом фоне стремительно приходил в упадок. В отдельных пунктах, санитарные условия были на грани катастрофы. По воспоминаниям содержавшегося до весны 1918 г. в Омском лагере
7 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 299. Л. 1.
8 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 193. Л. 244.
9 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 300. Л. 13-13 об.
10 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 197. Л. 193; Д. 216. Л. 4.
11 Там же. Л. 191.
12 РГВА. Ф. 39466. Оп. 1. Д. 57. Л. 5-6.
13 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 301. Л. 28, 69-70, 78, 96.
Исповедников Д.Ю., Стародубцев Г.С. -
лейтенанта Австро-Венгерской армии Л. Худры «грязь доходила до щиколоток», и убирать ее «русскому мужику было некогда - он занимался политикой»14.
Не менее красочная картина предстает в отчетах сотрудников Российского общества Красного Креста: к лету 1919 г. в Бийске (32 офицера, 4 298 нижних чинов) на месте ретирад выросли горы нечистот, под напором которых рухнул забор вокруг лагеря. В сентябре 1919 г. датский вице-консул докладывал командующему войсками Иркутского военного округа, что в Канске, Красноярске, Ачинске военнопленные размещены в землянках без одежды, белья и дров. Зиму 1918-1919 гг. они прожили при температуре 5-6 градусов, не имея возможности регулярно мыться и готовить еду. В Барнауле военнопленные офицеры совместно со шведским Красным Крестом потратили на топливо 20 000 руб., в Красноярске - купили лесную дачу15.
Начальники лагерей и военные инспекторы, признавая недостатки, оценивали общую обстановку более оптимистично. Наиболее острой проблемой называлась нехватка обмундирования, нарушавшая права военнопленных - отдельные лица, не имея одежды, не покидали бараки с момента пленения16. В анкете осмотра Никольск-Уссурийского лагеря (2284 офицера и 1827 нижних чинов) от 17 сентября 1919 г. комендант подчеркивал аккуратное снабжение углем, горячей водой, чистоту на кухне и вместительность казарм, констатировал невысокую смертность. Из недостатков он указывал на задержку выплат военнопленным, низкое жалование медперсонала, скудное питание больных17.
УСЛОВИЯ ТРУДА ВОЕННОПЛЕННЫХ
Рассмотрим применение статей 6 и 17 приложения к IV Гаагской Конвенции. Ст. 6 определяла, что: «Государство может привлекать военнопленных к работам сообразно с их чином и способностями, за исключением офицеров. Военнопленным может быть разрешено работать на государственные установления, за счет частных лиц или лично от себя. Работы, производимые для государства, оплачиваются по расчету цен, существующему для чинов местной армии, за исполнение тех же работ, а если такого расчета нет, то по ценам, соответственным произведенным работам. Если работы производятся на государственные установления или за счет частных лиц, то условия их определяются по соглашению с военной властью. Государство во власти которого находится лицо, прекратившее вооружённую борьбу, может использовать трудоспособных военнопленных в качестве рабочей силы, но с учетом их возраста, пола, звания, физических способностей. По просьбе офицеров или приравненных к ним лиц им может быть предоставлена работа. Однако они ни в коем случае не могут к работе принуждаться. Военнопленные не могут использоваться на работах, угрожающих их здоровью или опасных, если они не соглашаются на это добровольно».
14 РГВА. Ф. 41146. Оп. 1. Д. 30. Л. 29.
15 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 192. Л. 120-121; Д. 193. Л. 395 об.; Ф. 39515. Оп. 1. Д. 300. Л. 40-40 об.
16 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 300. Л. 42 об.
17 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 192. Л. 74-75.
Ст. 17 гласила: «Военнопленные офицеры получают оклад, на который имеют право офицеры того же ранга страны, где они задержаны, под условием возмещения такового расхода их Правительством».
На время Первой мировой и Гражданской войн труд военнопленных стал одной из главных основ производства. Каждый режим был заинтересован в эффективном использовании этой силы. Обстоятельства вынуждали работать и терявших привилегированное положение офицеров.
Еще до прихода к власти большевики развернули в лагерях военнопленных революционную агитацию, подрывая внутреннюю иерархию. Появлялись альтернативные органы самоуправления, представители которых 15 апреля 1918 г. на съезде в Иркутске избрали Центральный комитет военнопленных-интернационалистов Сибири для руководства политической работой [1; 105-106]. Представителей командного состава военнопленных оттесняли от управления. Офицеров лишали знаков отличия, личных вещей и жалования, права содержать денщиков, издавать приказы, вести переговоры с иностранными миссиями18.
Антибольшевистские режимы в регионе установили заниженную оплату труда военнопленных на уровне 75% от местных норм, причем на руки можно было выдавать не более 1 руб.19 Вместе с тем, при усилении контроля за контингентом условия, в которых работали люди, как в частном, так и в государственном секторе, далеко не всегда отвечали элементарным требованиям санитарии.
Документы свидетельствуют о проблемах с применением и обновлением нормативной базы, которая при обилии всевозможных инструкций не обеспечивала должного единообразия. Уездные воинские начальники могли руководствоваться сразу несколькими противоречившими друг другу местными распоряжениями о процедуре конвоирования военнопленных на работы, о размерах приварочного, провиантского, чайного, мыльного довольствия20. Лишь 5 мая 1919 г. Совет Министров утвердил новые правила, вводившие для частных фирм предварительную оплату всего времени найма военнопленных: 10 руб. в день за чернорабочего и 20 руб. - за квалифицированного специалиста21.
УПРАВЛЕНИЕ ЛАГЕРЯМИ ВОЕННОПЛЕННЫХ
В соответствии со ст. 7 приложения к IV Гаагской Конвенции содержание военнопленных возлагалось на правительство, во власти которого они находились. Обращалось внимание, что если между воюющими не заключено особого соглашения, то военнопленные пользуются такой же пищей, помещением и одеждой, как войска правительства, взявшего их в плен. Данное положение проистекало из общепринятого к концу XIX в. начала, что безоружный враг «поставленный в невозможность вредить, перестает быть врагом» [2]. Стеснительные меры, допускаемые Конвенцией по отношению к военнопленным, преследовали целью лишь
18 РГВА. Ф. 39515. Д. 294. Л. 211; Д. 295. Л. 79, 80, 86.
19 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 214. Л. 28.
20 Там же. Л. 27об.; Ф. 40138. Оп. 1. Д. 1. Л. 77-78.
21 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 192. Л. 123.
предупредить возможное бегство. В остальном проявлялась крайняя забота об улучшении их участи.
Однако длительное содержание военнопленных дорого обходилось русским властям. Сибирские города с трудом принимали все возраставший поток беженцев из европейских губерний России, а тюрьмы и лагеря отводились в основном для красноармейцев. В подобной обстановке военнопленных расселяли по пустым казармам и аудиториям учебных заведений.
За восстановление порядка энергично принялось командование Чехословацкого корпуса, которое взяло под контроль несколько лагерей военнопленных и выразило желание принять остальные. Однако Верховный Главнокомандующий генерал В.Г. Болдырев усмотрел
в этом умаление суверенных прав Российского госу-
22
дарства.
Ввиду нехватки финансов и кадрового состава в конце 1918 г. американцы взяли на себя содержание лагерей в Спасском и Хабаровске, японцы - в Никольск-Уссурийске, Благовещенске, Пещанке (под Читой). К лету 1919 г. в этих пунктах числилось около 4000 чел. Командование экспедиционных сил США выплачивало младшим офицерам Австро-Венгерской и Германской армий 250 руб., капитанам - 380 руб. По принятому американцами меморандуму, в день на человека полагалось 16 унц. свежего мяса или 12 унц. вареного, 24 унц. бобов, 18 унц. муки, 0,68 унц. сушеных слив, 1,6 унц. сахара, 8 гильз уксуса23. Этим военнопленным, как писала американская гарнизонная газета «Here and There», «жилось гораздо лучше, чем в армии кайзера»24.
В Иркутском военном округе, где содержалось около 10 000 военнопленных, охрану нескольких лагерей в 1919 г. возложили на солдат 1-го Румынского полка25.
РОЛЬ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ
Согласно ст. 14 приложения к IV Гаагской Конвенции с момента открытия военных действий в каждом из воевавших государств, а также в нейтральных государствах, в том случае, если они приняли на свою территорию воюющих, учреждалось справочное бюро о военнопленных, которое должно было отвечать на все запросы, получая необходимые сведения от различных учреждений.
Справочное бюро было обязано собирать и хранить в одном месте, а также пересылать по принадлежности все личные вещи, ценности и письма, найденные на поле битвы или по разным причинам оставленные военнопленными.
Ст. 15 развивала эти положения и подтверждала, что «общества для оказания помощи военнопленным, надлежаще учрежденные по законам их страны и имеющие задачей быть посредниками в делах благотворения, а также и их законно уполномоченные агенты для наиболее успешного выполнения своей человеколюбивой деятельности будут пользоваться всеми облегчениями со стороны воюющих в пределах, обусловленных военными требованиями и административными по-
22 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 216. Л. 5.
23 Там же. Д. 192. Л. 1-1 об.; Д. 197. Л. 235.
24 РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 94. Л. 15-15 об.
25 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 277. Л. 14.
рядками. Уполномоченные этих обществ допускаются для раздачи пособий в места водворения пленных, равно как и на пункты остановок военнопленных, возвращаемых на родину, под условием предъявления именного разрешения, выданного военной властью, и дачи письменного обязательства подчиняться всем ее распоряжениям, касающимся порядка и безопасности».
В соответствии с Конвенциями 1899 и 1907 гг. военнопленные имели право на связь с внешним миром. Им разрешалось отправлять и получать письма, а также получать индивидуальные или коллективные посылки с продуктами питания, одеждой, медикаментами, книгами и т.д., которые освобождались от таможенных пошлин и других сборов.
На востоке России в период революционной борьбы 1917-1918 гг. иностранные организации, попечительствовавшие над военнопленными Первой мировой войны, открыто взаимодействовали с рабоче-крестьянской властью, что серьезно подорвало их репутацию. После поражения местных Советов гуманитарные миссии нейтральных держав в антибольшевистских кругах воспринимались как «штабы германской разведки» и центры обеспечения партизанского подполья. Работа их делегатов в лагерях всячески ограничивалась. Тем более подозрения усугублялись на фоне расследований белогвардейских специальных служб по выявлению интернационалистов, а также распространения шпионских фобий и теорий антироссийских заговоров.
С июля 1918 г. датское и шведское представительства Красного Креста работали под контролем комиссаров по оказанию помощи военнопленным и проводить инспекции могли только в присутствии русского офицера. Летом 1919 г. сестра милосердия шведского Красного Креста Э. Брандстрём жаловалась чешскому коменданту Красноярского лагеря, что из-за недостатка конвоя может посещать заключенных только 2-3 раза в неделю26.
В ряде случаев жизнь работников оказывалась под угрозой. Осенью 1918 г. в Хабаровске арестовали служащих шведского Красного Креста, обвиненных в передаче денег и фальшивых паспортов австрийским военнопленным в лагерь на Красной Речке. С дозволения атамана И.П. Калмыкова отделение было разграблено27.
Повод для преследования давали и слухи. В ноябре 1918 г. военный агент в Дании генерал-майор С.Н. Потоцкий направил в Омск донесение, о якобы организованном в Торгау (Германия) штрафном лагере для военнопленных офицеров, уроженцев тех областей России, которые не признавали Брестский мир. Он рекомендовал применить в ответ «репрессии» к комиссии Международного комитета Красного Креста в Сибири, «чтобы деятельность ее не дала бы тех результатов, каковые ожидают командировавшие ее германские власти»28. В мае 1919 г. российский посол в Париже сообщил, что данные сведения не подтвердились.
Одновременно польский журналист и фальсификатор А.М. Оссендовский убеждал белогвардейскую разведку в том, что филантропические учреждения Скандинавии, Швейцарии и Голландии по соглашению
26 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 244. Л. 55, 271.
27 РГВА. Ф. 39544. Оп. 1. Д. 15. Л. 22-24; Д. 74. Л. 9-9 об.
28 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 244. Л. 210, 211.
Исповедников Д.Ю., Стародубцев Г.С. -
с «советником военного министерства в Берлине» гамбургским банкиром М. Варбургом включали в состав своих российских отделений агентов для связи с воен-
29
нопленными.
Между тем, иностранные гуманитарные миссии вносили вклад в поддержку различных категорий военнопленных. Весной 1919 г. ввиду прекращения перевода средств на счета датского и шведского Красного Креста их представители занялись созданием в российских лагерях столярных мастерских, кузниц, шорен и швален, доход от которых позволял обеспечить солдат-инвалидов и офицеров. По наблюдению, сделанному при осмотре Красноярского лагеря в сентябре 1919 г. во всех офицерских помещениях «кипела жизнь по различным производствам, а солдаты непринужденно прогуливались». Исходя из ведомостей содержания, не получавшим выплат рядовым бойцам российские власти выдавали дрова и продукты на 98 руб. 31 коп., а инвалидам - на 168 руб. 27 коп., не считая казенного обмундирования. Обер-офицерам же приходилось и кормиться, и одеваться на 100 руб. жалования30.
ВОПРОСЫ ВЕРОИСПОВЕДАНИЯ
Ст. 18 приложения к IV Гаагской Конвенции имела следующую редакцию: «Военнопленным предоставляется полная свобода отправления религиозных обрядов, не исключая и присутствия на церковных, по их обрядам, богослужениях, под единственным условием соблюдения предписанных военной властью мер порядка и безопасности». Данная мера при соблюдении предписанного военными властями дисциплинарного порядка обеспечивала спокойствие в лагерях для военнопленных, где также предписывалось поощрять интеллектуальную, просветительную и спортивную активность.
Если советская власть в данный вопрос вникала мало, не препятствуя религиозным практикам, то инспектора, обследовавшие положение военнопленных при «белых» режимах, отмечали предупредительное отношение к их духовным нуждам.
Из сводки результатов смотра Барнаульского лагеря 27-30 июня 1919 г.: «Имеются два хора лютеранский и католический. Похороны осуществляются духовенством лагеря по религии усопшего. По случаю праздника Байрама 29 июня по соглашению с начальником лагеря военнопленные турки были освобождены от всех работ, и желающие отправлены в мечеть. Просьба их роспуска по татарским семьям была отклонена»31. Из доклада полковника Пустошкина об инспекции Бийского лагеря в июле 1919 г.: «Считаю упущением начальника лагеря непринятие мер к исповеди тяжело больных умирающих. В лагере большое число украинцев-униатов и православных, между тем духовенство не приглашается для обряда погребения. Мною предложено умирающим христианам исповеди, за неимением пастора и капеллана, не насилуя свободной воли,
32
православным священником»32.
29 РГВА. Ф. 39617. Оп. 1. Д. 220. Л. 87-87 об.
30 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 304. Л. 271.
31 РГВА. Ф. 39499. Д. 193. Л. 399 об.
32 Там же. Д. 218. Л. 8 об.
ОСОБЕННОСТИ РЕПАТРИАЦИИ
Согласно ст. 20 приложения к IV Гаагской Конвенции статус военнопленного носил временный характер: «По заключении мира отсылка военнопленных на родину должна быть произведена в возможно близкий срок. Сам захват в плен не может рассматриваться как наказание. По прекращении военных действий военнопленные должны быть незамедлительно освобождены и репатриированы».
После капитуляции Германии в ноябре 1918 г. правительство А.В. Колчака приступило к разработке плана вывоза военнопленных из Сибири. Проект специальной комиссии утвердили в марте 1919 г., однако процесс проходил тяжело. Отправку инвалидов в нейтральные страны затрудняла перегруженность железных дорог. Единственный путь пролегал по Оби и Енисею к Карскому морю с трехмесячной летней навигацией. Российское общество Красного Креста докладывало Генеральному штабу о готовности взять расходы по обмену 10 000 - 15 000 инвалидов в бухте Находка или в с. Дудинское при стоимости перевозки 1 чел. в 800 руб.33
После восстановления советской власти в Сибири и просоветской власти на территории Дальнего Востока, началась постепенная репатриация военнопленных Первой мировой войны, включая интернационалистов, для которых никаких привилегий не предусматривалось.
21 мая 1920 г. РСФСР и УССР заключили договор с Венгрией о возвращении на родину бывших военнопленных, в том числе из сибирских и туркестанских районов, обязуясь учредить эвакуационные управления на ключевых пунктах маршрута: Москва, Омск, Томск, Ташкент, Оренбург [4: 540]. При этом еще 19 апреля 1920 г. Центральная коллегия по делам пленных и беженцев (образована Декретом СНК РСФСР от 23 апреля 1918 г. как самостоятельное учреждение, входящее в состав Комиссариата по военным делам) издала приказ о репатриации красноармейцев-интернационалистов, которым предписывалось на общем основании выдавать «билет военнопленного» с указанием «состоянии данного лица в Красной армии» [8: 308-309].
В июне 1920 г. Президиум Народного собрания Дальневосточной Республики (ДВР) ликвидировал лагеря военнопленных и объявил их свободными гражданами республики. 27 июля 1920 г. исполняющий обязанности министра иностранных дел ДВР Б.З. Шумяцкий направил телеграмму представителю японской экспедиционной армии в регионе, генералу Судзуки с просьбой пропустить через линию японских войск во Владивосток транспорт с военнопленными «австро-германской войны» [5: 67].
23 августа 1920 г. глава миссии Международного комитета КК доктор Г. Монтандон и представители Сибревкома утвердили план эвакуации из Западной Сибири во Владивосток около 33 тыс. бывших военнопленных. Еще 1500 чел. направило на родину правительство ДВР [Там же: 664].
Процесс задерживало определение бывших военнопленных на работы для восстановления народного хозяйства региона. 27 января 1920 г. на совместном
33 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 241. Л. 14.
заседании ответственных работников иностранных групп РКП(б) Сибири и Военной комиссии по формированию интернациональной Красной армии было решено разместить бывших военнопленных в общежитиях и организовать из них рабочие команды [1: 272]. Группы коммунистов-интернационалистов выступали в качестве авангарда на трудовом фронте, призывая бывших сослуживцев присоединиться к экономическому строительству и различным акциям (субботники, воскресники, сбор средств для нужд Красной армии).
Некоторые продолжали работать в частях Народно-революционной армии (НРА) ДВР. В июле 1920 г. в 8-й терапевтический госпиталь Забайкалья главного санитарного управления НРА ДВР зачислили 37 бывших военнопленных - больных околодка вместе с врачами34. По состоянию на сентябрь 1920 г. 54 бывших военнопленных армий Германии и Австро-Венгрии работали в хозчасти отряда особого назначения 2-й Амурской стр. дивизии35.
Для отправки на родину военнопленные должны были добиться увольнения с работ в уездных комитетах по труду. Общая репатриация на востоке России началась только осенью 1920 г. В конце декабря Центральное бюро венгерских секций агитпропаганды при ЦК РКП(б) приняло решение о создании в центре и на местах комиссий по делам демобилизованных красноармейцев-интернационалистов для содействия работе местных эвакопунктов [Там же: 388-389].
Эвакуация военнопленных Первой мировой войны из СССР официально закончилась 15 июля 1925 г. Те, кто по разным причинам не покинул Советскую республику, лишался права на бесплатную отправку на родину и должен был получить советское гражданство. Отдельные сведения об их судьбе содержатся в трофейных фондах РГВА, где сохранились вырезки из немецких газет со статьями по теме за 1928-1932 гг.
3 августа 1930 г. газета «Bergich-Markisch Zeitung» рассказала историю солдата Георга Зона, который считался умершим в 1917 г. в полевом госпитале в Румынии. Жена объявила его погибшим в 1925 г. и снова вышла замуж, а в 1930 г. Зон написал родным из Польши, что все это время находился в русском плену и более года добирался домой, сбежав из Советской России со своим земляком36.
Этот сюжет, перепечатанный несколькими изданиями, вызвал общественный резонанс. «Frankfurter Oderzeitung» написала, что по информации «компетентного органа» речь шла о воевавших в германской армии поляках. Особо отмечалось, что в 1918-1921 гг. из России вывезли всех немецких военнопленных, за исключением тех, кто решил остаться по собственному желанию. У этих людей и их семей по-прежнему имелась возможность выехать в Германию или Польшу за счет государства. По сообщению «Weser Zeitung», заметка спровоцировала «бесчисленное количество запросов» в МИД - в широких кругах населения еще жила надежда, что пропавшие без вести солдаты и офицеры находились в сибирском плену. Однако по официальным данным в России оставалось не более 100 чел., которых неоднократно уведомляли через немецкие кон-
34 РГВА. Ф. 19233. Оп. 1. Д. 1. Л. 2, 6.
35 РГВА. Ф. 118. Оп. 1. Д. 8. Л. 21, 39, 59, 73.
36 РГВА. Ф. 1275/к. Оп. 5. Д. 312. Л. 57.
сульства в Новосибирске и Владивостоке о вариантах
37
возвращения3'.
22 января 1930 г. в «Neuköllner Tageblatt» вышло интервью с членом Венгерской палаты представителей, бывшим военнопленным Б. Фабианом, который заявил, что на востоке СССР осталось около 10 000 венгерских солдат и офицеров, которые не имеют возможности вернуться на родину из-за отсутствия паспортов и средств. По его словам, в 1920 г. и 1922 г. венгерские комиссии занимались освобождением только заключенных концлагерей и не смогли охватить территорию между Красноярском и Владивостоком. Б. Фабиан поддерживал связь с этими людьми и их родственниками и описал весь трагизм ситуации, вспоминая, что в 1915-1916 гг. встретил в Сибири внуков депортированных участников революции 1848-1849 гг. в Венгрии. Ни один разумный человек - резюмировал он -не может согласиться с тем, чтобы к 2000 г. на Уссури, Лене, Амуре оставались такие массы военнопленных38.
ВЫВОДЫ
В течение 1918-1922 гг. размещенные на территории Сибири и Дальнего Востока военнопленные Первой мировой войны оставались под контролем сменявших друг друга противоборствовавших сил, которые в устройстве лагерей руководствовались в равной степени принципами гуманизма и утилитаризма, опираясь на опыт администрации императорской России.
Затянувшееся военное положение быстро обнаружило, что человеколюбие - предприятие крайне затратное и может быть успешно только тогда, когда по счетам готовы платить. В противном случае существующие нормы легко преступаются для преодоления социально-экономического кризиса, что приводит к неизбежному искажению международного права.
Сопоставление условий содержания военнопленных армий Центральных держав в сибирских и дальневосточных лагерях на протяжении 1918-1922 гг., с положениями IV Гаагской Конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны (от 18 октября 1907 г.) демонстрирует следующие нарушения.
1. Размещение в лагерях ввиду плохого материально-продовольственного и медицинского снабжения обеспечивало военнопленным лишь минимальную безопасность, а «известные и определенные границы» нередко в прямом смысле стирались, отправляясь в печи или обрушиваясь под напором мусора. Сроки и режим заключения зачастую не зависели от объективных обстоятельств и ужесточались под воздействием слухов и предубеждений.
2. При каждом режиме для разгрузки лагерей и расширения лояльных групп среди военнопленных широко применялась политическая агитация, добровольная и насильственная мобилизация в национальные/интернациональные военные части, выдача российского/советского гражданства, принудительные работы.
3. Труд военнопленных подвергался дискриминации: контрреволюционные правительства устанавливали плату ниже местных норм, большевики агитировали за идейное участие в работах на безвозмездной
37 РГВА. Ф. 1275/к. Оп. 5. Д. 312. Л. 48.
38 РГВА. Ф. 1468/к. Оп. 1. Д. 11. Л. 67.
Исповедников Д.Ю., Стародубцев Г.С. -
основе. Условия эксплуатации военнопленных порой нарушали принципы гуманизма, а высокая потребность местного производства в дешевой иностранной рабочей силе являлась фактором, отдалявшим репатриацию. Остро вставал вопрос о предоставлении военнопленным офицерам возможностей для самообеспечения, поскольку привилегии данной категории мало соблюдались.
4. Российские «белые» режимы, полноту полномочий которых определяла степень зависимости от помощи союзных государств, передали несколько лагерей в ведение иностранного военного командования. Условия содержания в данных лагерях были лучше, чем в остальных.
ЛИТЕРАТУРА
1. Венгерские интернационалисты в Октябрьской революции и Гражданской войне в СССР. В 2 т. Т. 1: Возникновение и развитие революционного движения среди венгерских военнопленных в России: сб. док. М.: Политиздат, 1968. 511 с.
2. Гессен В.М. Значение Гаагской конференции // Журнал Министерства юстиции. 1900. № 3. С. 55-109.
3. Документы внешней политики СССР. Т. 1. 7 ноября 1917 -31 декабря 1918 г. М.: Госполитиздат, 1959. 772 с.
4. Документы внешней политики СССР. Т. 2. 1 января 1919 г. -30 июня 1920 г. М.: Госполитиздат, 1958. 778 с.
5. Документы внешней политики СССР. Т. 3. 1 июля 1920 г. -18 марта 1921 г. М.: Госполитиздат, 1959. 702 с.
6. Мартенс Ф. Гаагская конференция мира. Культурно-исторический очерк // Вестник Европы. 1900. Кн. 3. С. 5-28.
7. Международное право: учебник / отв. ред. Г.С. Стародубцев. М.: РИОР; ИНФРА-М, 2015. 416 с.
8. Миграция военного времени (1914-1920) в Уфимской губернии: сб. док. и материалов / сост. Г.В. Мордвинцев. Уфа: Изд-во Вост. экон.-юрид. гуманит. акад., 2015. 374 с.
9. Подвиг Центросибири: сб. док. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1986. 478 с.
10. 100-летие инициативы России: от Первой конференции мира 1899 г. к Третьей конференции мира 1999 г.: сб. материалов / сост. и науч. ред. В.С. Иваненко; предисл.: С.А. Ма-линина, В.С. Иваненко. СПб.: Санкт-Петербургский гос. унт, 1999. - 168 с.
11. Convention (II) with respect to the laws and customs of war on land and its annex: Regulations concerning the laws and customs of war on land // The Hague. July 29, 1899. URL: https://avalon.law.yale.edu/19th_century/hague02.asp
12. Convention (IV) with respect to the laws and customs of war on land and its annex: Regulations concerning the laws and customs of war on land // The Hague. October 18, 1907. URL: https://avalon.law.yale.edu/20th_century/hague04.asp
13. Papers relating to the foreign relations of the United States. 1918. Russia. W.: Government Printing Office. In 3 vols. Vol. I, 1931. 754 p.; Vol. II, 1932. 887 p.
5. Миссии нейтральных держав по оказанию поддержки военнопленным оказались дискредитированы в условиях развернувшейся информационной войны. Подозревая уполномоченных иностранных благотворительных организаций в антироссийской деятельности, белогвардейских военные власти препятствовали их свободному доступу в лагеря.
6. Совокупность перечисленных нарушений затрудняла нормальный учет и контроль российских властей над военнопленными Первой мировой войны, что в итоге привело к их затяжной эвакуации с территории Сибири и Дальнего Востока России. Отдельные группы так и не были вывезены, а установление их судеб оказалось фактически невозможным.
REFERENCES
1. Hungarian internationalists in the October Revolution and the Civil War in the USSR. In 2 vols. Vol. 1: The emergence and development of the revolutionary movement among Hungarian prisoners of war in Russia. Sat. doc. Moscow: Politizdat, 1968. 511 p.
2. Gessen V.M. Significance of the Hague Conference. Journal of the Ministry of Justice. 1900. No. 3. Pp. 55-109. (In Russ.)
3. Documents ofthe foreign policy ofthe USSR. Vol. 1. November 7, 1917 - December 31, 1918. Moscow: Gospolitizdat, 1959. 772 p.
4. Documents of the foreign policy of the USSR. Vol. 2. January 1,
1919 - June 30, 1920. Moscow: Gospolitizdat, 1958. 778 p.
5. Documents of the foreign policy of the USSR. Vol. 3. July 1,
1920 - March 18, 1921. Moscow: Gospolitizdat, 1959. 702 p.
6. Martens F. The Hague Peace Conference. Cultural and historical sketch. Bulletin of Europe. 1900. Book 3. Pp. 5-28.
7. International law: Textbook. G.S. Starodubtsev (ed.). Moscow: RIOR; INFRA-M, 2015. 416 p.
8. Wartime migration (1914-1920) in the Ufa province: doc. and materials. G.V. Mordvintsev (comp.). Ufa: Publishing house Vost. Economical-Legal Humanizes. Acad., 2015. 374 p.
9. Feat of Central Siberia: Sat. doc. Irkutsk: East Siberian Book Publishing House, 1986. 478 p.
10. 100th anniversary of the initiative of Russia: From the First Peace Conference in 1899 to the Third Peace Conference in 1999. Collection of materials. V.S. Ivanenko (comp. and scien. ed.); S.A. Malinin, V.S. Ivanenko(foreword). St. Petersburg: St. Petersburg State University, 1999. 168 p.
11. Convention (II) with respect to the laws and customs of war on land and its annex: Regulations concerning the laws and customs of war on land. The Hague. July 29, 1899. URL: https:// avalon.law.yale.edu/19th_century/hague02.asp
12. Convention (IV) with respect to the laws and customs of war on land and its annex: Regulations concerning the laws and customs of war on land. The Hague. October 18, 1907. URL: ht-tps://avalon.law.yale.edu/20th_century/hague04.asp
13. Papers relating to the foreign relations of the United States. 1918. Russia. W.: Government Printing Office. In 3 vols. Vol. I, 1931. 754 p.; Vol. II, 1932. 887 p.
Статья проверена программой Антиплагиат. Оригинальность - 81,42%
Статья поступила в редакцию 18.05.2021, принята к публикации 26.06.2021 The article was received on 18.05.2021, accepted for publication 26.06.2021
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Исповедников Дмитрий Юрьевич, кандидат исторических наук; независимый исследователь. Москва, Российская Федерация. E-mail: [email protected]
Стародубцев Григорий Серафимович, доктор юридических наук, профессор; профессор кафедры международного права Российского государственного университета правосудия. Москва, Российская Федерация. E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHORS
Dmitry Yu. Ispovednikov, Cand. Sci. (Hist.); independent researcher. Moscow, Russian Federation. E-mail: mitispo@ gmail.com
Grigory S. Starodubtsev, Dr. Sci. (Law), Professor; Professor at the Department of International Law of the Russian State University of Justice. Moscow, Russian Federation. E-mail: [email protected]
