CC BY
54ИСТОРИЯ
Гуманитарные исследования. История и филология. 2022. № 6. С. 7-21. Humanitarian Studies. History and Philology. 2022. No. 6. P. 7-21.
Научная статья
УДК 94 (470) «1991-2020»
doi: 10.24412/2713 -0231 -2022-6-7-21
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ В ШКОЛЬНЫХ УЧЕБНИКАХ ИСТОРИИ
Андрей Борисович Суслов
Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, Пермь, Россия, ab suslov@gmail. com
Аннотация. В статье анализируется проблематика российской внешней политики 1991-2020 гг. в современных школьных учебниках отечественной истории. Актуальность исследуемой проблемы определяется в первую очередь значимостью учебников истории для конструирования политики памяти. При этом обращается внимание на недостаточное освещение в современной историографии преобразований 2000-х гг. - важного периода исторического развития. Представление в учебниках истории России постсоветского тридцатилетия анализируется в сравнении с экспертными оценками экономистов, социологов и политологов. Автор приходит к выводу, что российская внешняя политика последних тридцати лет на страницах современных официально одобренных учебников предстает как непротиворечивая реализация продуманного курса политических руководителей, последовательно ведущая страну к обретению утраченного ранее международного влияния и восстановлению державной мощи. Если в отношении истории 1990-х гг. позиции авторских коллективов могут различаться, то в отображении двух последних десятилетий трактовки совпадают. Отсутствие методологических ориентиров ограничивает возможности осмысления учащимися исторических процессов. В целом, история внешней политики современной России в исследуемых учебниках лишь в малой степени отражает цели исторической науки, в большей степени соответствует целям исторической политики.
Ключевые слова: учебник истории, современная история России, внешняя политика, реформы, политика памяти, историческая политика.
Для цитирования: Суслов А.Б. Внешняя политика современной России в школьных учебниках истории // Гуманитарные исследования. История и филология. 2022. № 6. С. 7-21. https://doi.org/10.24412/2713-0231- 2022-6-7-21
Original article
FOREIGN POLICY OF CONTEMPORARY RUSSIA IN HISTORY TEXTBOOKS FOR SCHOOLSTUDENTS
Andrei B. Suslov
Perm State Humanitarian Pedagogical University, Perm, Russia, [email protected]
Abstract. The article analyzes the problems of Russian foreign policy in 1991-2020 in new schoolbooks for students. The relevance of the problem under study is determined primarily by the importance of history textbooks for constructing memory policies. At the same time, attention is paid to insufficient coverage of the 2000s transformations in modern historiography. The representation of the last thirty years in Russian history textbooks is analyzed in comparisson with expert assessments of economists,
© Суслов А.Б., 2022
sociologists, and political scientists. The author concludes that Russian history of the last thirty years appears on the pages of officially approved textbooks as a consistently leading the country to gaining previously lost international influence and restoring sovereign power. If, in relation to the history of the 1990s, the positions of groups of authors may differ, then in the display of the last two decades, the interpretations coincide. The lack of methodological approaches limits students' ability to comprehend historical processes. In general, the history of the foreign policy of contemporary Russia in the studied textbooks only to a small extent reflects the goals of historical science, and to a greater extent corresponds to the goals of historical politics.
Keywords: history textbook, contemporary history of Russia, foreign policy, reforms, historical memory policy.
For citation: Suslov A.B. Foreign policy of contemporary Russia in history textbooks for schoolstudents. Humanitarian Studies. History and Philology. 2022;6:7-21. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2713-0231- 2022-6-7-21
Введение
Роль учебников истории для формирования исторической памяти чрезвычайно важна. На это указывают многие ученые [Вяземский 2011; Вязовик 2014; Мазур 2013; Сафронова 2019]. «Создание историографической ортодоксии является одной из важнейших форм исторической политики. Она распространяется не только на академические исследования в области истории, но на школьное и университетское образование, деятельность СМИ, научно-популярную и художественную литературу, искусство - словом, на все, что может повлиять на сознание граждан», - утверждает В. Молодяков [Молодяков 2011: 19]. Участие Президента В.В. Путина, патриарха Кирилла и других официальных лиц в дискуссиях о учебниках истории подтверждает злободневность проблемы.
Не может не настораживать стремление унифицировать преподавание истории в школе, что проявляется и в сокращении количества альтернативных учебников, и в более радикальных стремлениях к единому учебнику с «правильными» трактовками, и в сентенциях должностных лиц. В 2020 г. к этому добавляется нормативное закрепление «правильной версии истории». К ней отсылает внесенная особой поправкой статья 67.1 Конституции РФ: «Российская Федерация чтит память защитников Отечества, обеспечивает защиту исторической правды. Умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается». Одновременно разворачивается правоохранительная институционализация «правильной» истории. В сентябре 2020 г. в Следственном комитете РФ создано специальное подразделение по расследованию преступлений, связанных с фальсификацией истории Отечества и реабилитацией нацизма. Как сказал в своем интервью «РИА Новости» (22 марта 2021 г.) председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин, «Кроме расследования преступлений новое подразделение выполняет роль координационного центра, оказывая методико-аналитическую помощь региональным следственным органам в расследовании таких уголовных дел» [Интервью].
А.И. Миллер считает учебники истории центральной темой политики памяти последних лет [Миллер 2014: 49]. Вслед за А.И. Миллером и рядом других историков, мы будем рассматривать поставленную проблему в ракурсе политики памяти, под которой подразумевается вся совокупность публичных стратегий в отношении прошлого, в том числе, преподавание истории. Историческая политика, понимаемая как политически мотивированное моделирование истории для общества, предстает как одна из составляющих политики памяти. Особое место в учебниках, освещающих события современной истории России, занимает внешнеполитическая проблематика. Нельзя не заметить, что историки пока оставили очень мало трудов, посвященных постсоветскому этапу исторического развития нашей страны. Очевидно, что многих смущает близость исторической дистанции. Большая часть опубликованных работ подготовлена экономистами, политологами и социологами. Содержание публикаций показывает, что ученые, во всяком случае, большая их часть, не стесняются высказывать свое мнение. И эти оценки могут совпадать с позицией официальных лиц, растиражированной СМИ, а могут серьезно отличается от них. К
сожалению, отражение преобразований последних лет в учебниках истории редко становится предметом научного анализа. Тем более, интересно исследование Е. Левинтовой и Д. Баттерфилда, проанализировавших более 15 наиболее популярных учебников по новейшей истории России, изданных в 1998-2008 гг. и в то время вошедших в федеральные комплекты, рекомендованные Министерством образования РФ. Авторы обращают внимание на то, что «с начала XXI в. в России происходит очень осмысленный процесс формирования исторических трактовок на государственном уровне» и это находит отражение в учебниках [Баттерфилд, Левинтова 2010].
Примерно то же констатирует Т. Филиппова: «Если 1990-е отличались в этом смысле выраженной политизацией истории, стремлением противоборствующих сил «приватизировать» прошлое с меру собственных задач, то второе постсоветское десятилетие было отмечено курсом на историзацию политики, желанием придать историческое измерение новому курсу власти на «собирание» России, державостроительство и формирование позитивной идентичности российской нации» [Филиппова 2011: 36]. Поскольку вопросы интерпретации социально-экономического и политического развития страны в постсоветское время в современных учебниках по истории России анализировались нами ранее [Суслов, Шуйская 2020; 2021], остановимся на рассмотрении внешнеполитических аспектов проблемы.
Основная часть
Последнее тридцатилетие рассматривается в учебниках по истории России для 10 класса, а также в учебниках «История», где история России представлена в контексте мировой истории. Анализировались учебники, официально одобренные министерством образования Российской Федерации для преподавания отечественной истории в 10-х классах, подготовлены разными авторскими коллективами: под редакцией А.В. Торкунова [История России 2020], под редакцией С.П. Карпова [Никонов, Девятов 2019] и под редакцией В.Р. Мединского [Шубин 2021]1. Кроме того, в федеральном перечне 2019 г. имеется учебник «История» А.Н. Сахарова, Н.В. Загладина, Ю.А. Петрова, обобщающий основные события не только мировой и российской истории [Сахаров, Загладин, Петров 2019].
Наиболее пристальное внимание уделялось как авторским интерпретациям описываемых событий и процессов, так и авторским умолчаниям о том, что могло бы существенно изменить представленную картину эпохи. Кроме того, изучая, как преобразования последних тридцати лет преподносятся учащимся, важно обратить внимание на оценки научного сообщества. Внимание обращалось как на мнения либерально настроенных ученых (Л. Шевцова [Шевцова 2010]), так и «государственников» (Д.В. Тренин [Тренин 2021], авторы коллективной монографии «Внешняя политика России» [Внешняя политика России 2017] и др.).
Внешняя политика России в 1990-е гг. имеет некоторые отличия в интерпретации в разных учебниках. В учебнике под редакцией А.В. Торкунова внешняя политика предстает в геополитическом измерении. Авторы постарались представить внешнеполитические изменения как «новые угрозы»: «вместо прежнего «пояса безопасности» из дружественных и союзных стран», «к власти в ряде соседних стран Восточной Европы, а также постсоветских государствах (Эстонии, Латвии, Литве и др.) пришли политики-националисты, враждебно настроенные к России и русскоязычному населению собственных стран» [История России 2020: 70], сократилась численность армии, разрушена система ПВО, перестал существовать единый ВПК, «к концу 1990-х гг. только европейские страны НАТО превосходили Россию по военным расходам в 20 раз». Безапелляционно утверждается, что Россия оказалась в международной изоляции [История России 2020: 71].
1 Учебник «История России. Начало XX - начало XXI века. 10 класс», написанный авторским коллективом Шубин А.В., Мягков М.Ю., Никифоров Ю.А., Гаспарян А.С., Гагкуев Р.Г., Пахалюк К.А., Пазин Р.В., в Федеральном перечне значится «под общей редакцией Мединского В.Р.», однако в издании 2021 г. имя Мединского отсутствует.
На фоне заявлений о нормализации международной обстановки, о таких важных событиях, как подписание договора СНВ-2, присоединение России к программе НАТО «Партнерство во имя мира», включение России в «Большую семерку», которая стала «восьмеркой», курс на партнерство с западными странами, по существу, квалифицируется как ошибочный: «политика, построенная на уступчивости и готовности к компромиссам, подчас воспринималась на Западе, да и в самой России, как признак слабости». Виновными в ухудшении отношений между Россией и Западом объявляются «некоторые международные организации», которые «пытались выступить посредниками в урегулировании чеченской проблемы». Переломной точкой в развитии отношении России и Запада называется «агрессия НАТО в Югославии» [История России 2020: 72]. Альтернативные точки зрения представляются лишь в риторическом ключе, демонстрируется их ущербность, нелепость, враждебность и т.д. Например, после цитаты министра иностранных дел А.В. Козырева, «выпячивание восточного направления нашей политики... превращает евразийство в азиатчину», утверждается, что такой подход ошибочен [История России 2020: 73].
В учебнике В.А. Никонова, С.В. Девятова внешней политике 1990-х посвящён короткий (всего шесть страниц) одноименный параграф. Авторы отмечают, что «Россия, перестав быть сверхдержавой, уже не могла рассчитывать на ту международную роль, которую играл СССР» [Никонов, Девятов: 153]. Осложнение процесса принятия решений в области внешней политики, исчезновение советской системы международных институтов, несогласованность действий разных институтов власти, недостаточность полномочий министра иностранных дел - такие проблемы сопутствовали внешней политике 1990-х гг. согласно позиции авторов. Общая задача предстает как построение новой системы взамен старой, что достигалось методом проб и ошибок. Для авторов это естественный процесс, а не происки каких-либо врагов. Суть «доктрины Примакова» описывается через «приоритет российских интересов и отказ от роли «младшего партнера» в отношениях с США и Западом при недопущении обострения отношений», «негативное отношение к расширению НАТО», «многовекторность российской политики», «развитие многополярного мира» [Никонов, Девятов: 155]. Ухудшение отношений с Западом в конце 1990-х гг. авторы объясняют тем, что «Россия изначально заняла крайне жёсткую позицию, осудив агрессию США и стран НАТО против Югославии, что отражало настроения политической элиты и всего общества» [Никонов, Девятов: 156].
В учебнике, написанном А.В. Шубиным и другими авторами, описание внешней политики России в 1990-е гг. стилистически выстраивается как провокация обиды. Например, утверждается: «Распад СССР и добровольный отказ его правопреемницы России от проведения в 1990-х гг. последовательного самостоятельного внешнеполитического курса привели к снижению ее авторитета на международной арене. США и страны Евросоюза стали рассматривать Россию как послушного младшего партнера (а в экономическом отношении - как место приложения капитала, рынок сбыта и сырьевой придаток) и постарались занять ее место на постсоветском пространстве» [Шубин 2021: 402]. Авторы отмечают, что «во время второго срока правления Б.Н. Ельцина более самостоятельной стала внешняя политика России», «Вырос и международный авторитет России. В 1997 г. она вошла в престижный клуб влиятельных государств мира - «большую семерку» (после чего та превратилась в «большую восьмерку»). Россия выступила против расширения блока НАТО на Восток, что создавало угрозу нового раздела Европы и военной конфронтации на границе НАТО». Описывая негативную российскую реакцию на вооруженное вмешательство НАТО в югославский конфликт 1999 г., в том числе, на захват аэропорта Приштины российскими десантниками, авторы, вслед за официальными лицами, утверждают, что это «заставило руководителей НАТО пойти на уступки», «В результате этих событий вырос авторитет России в мире и президента России в стране» [Шубин 2021: 380].
Подобные пропагандистские сентенции характерны и для описания югославских событий в учебниках по новейшей истории. Например, на страницах учебника А.В. Шубина
утверждается, что после начала кризиса в Югославии в 1998 г. «страны Запада стали «наводить порядок» без санкции ООН», что «Самолеты НАТО начали бомбить Югославию. Агрессия привела к многочисленным жертвам среди мирных жителей, в том числе албанцев». О какой-либо связи бомбардировок с этническими чистками умалчивается [Шубин 2019: 317-319].
Эксперты-международники, описывая внешнюю политику России в 1990-е гг., обычно концентрируют внимание на первоначальное стремление российской дипломатии выстроить внешнеполитический курс, опираясь на общие с Западом демократические ценности и изменение внешнеполитического вектора во второй половине 90-х. «В российском руководстве преобладало мнение, согласно которому Россия, позиционируя себя в качестве демократического государства, разделяющего общие ценности с Западом, незамедлительно станет не просто равноправным партнером, а союзником США и западноевропейских государств, войдет в НАТО и Европейский союз» [Внешняя политика России 2017: 25], -пишет А.Н. Панов. Далее он констатирует, что «Не оправдались ожидания того, что одним из следствий прозападного курса Москвы станет масштабная помощь Запада реформированию российской экономики» [там же: 33].
Д.В. Тренин концентрированно оценивает российскую внешнеполитическую историю 1990-х гг. следующим образом: «Стремление России после 1991 года превратиться в «нормальную страну» - как Швеция или Швейцария - не увенчалось успехом по очевидным причинам несопоставимости исторического опыта и физических условий. В отличие от Западной Германии и Японии, полностью разгромленных в ходе Второй мировой войны и оккупированных американскими вооруженными силами на протяжении многих десятилетий, Россия не была ни разгромлена противником, ни оккупирована. Ее верхушка не прошла перевоспитание, и ее великодержавный мировоззренческий хребет не был сломлен, как это произошло с германской и японской элитами. Робкая попытка получить видимость автономии в рамках американоцентричного порядка по образцу деголлевской Франции натолкнулась на отказ Запада предоставить России какой-либо особый статус в центре западной системы. Параллельно такая попытка не нашла поддержки у большей части общества и российского политического класса, отвергшей возможность даже номинально признать гегемонию США» [Тренин 2021: 69].
«Отражением этого сдвига стало назначение в начале 1996 года на пост министра иностранных дел вместо западника А.В. Козырева Е.М. Примакова - сторонника многовекторной дипломатии, открыто заговорившего о защите российских национальных интересов», - отмечает В.О. Печатников [Внешняя политика России 2017: 257]. В описании внешней политики второй половины 1990-х гг. внимание часто акцентируется на различных жестах, подчеркивающих самостоятельность, например: «выражая решительное несогласие с планами расширения НАТО, российское руководство тем не менее пошло 27 мая 1997 года на подписание в Париже Основополагающего акта России и НАТО, который, по существу, исходил из неизбежности адаптации России к такому расширению», «К моменту избрания В.В. Путина президентом весной 2000 года российская дипломатия продолжала следовать прагматической линии, суть которой состояла в том, чтобы, не отказываясь от партнерства с Западом, твердо отстаивать свои интересы, в том числе в резкой, открытой форме. Хрестоматийным стал «разворот Примакова над Атлантикой» [там же: 36]. Подходы к отражению внешнеполитической истории последнего двадцатилетия в разных учебниках еще более сближаются и всё менее отличаются от того, что преподносят прогосударственные средства массовой информации.
В учебнике под редакцией А.В. Торкунова главным итогом внешнеполитического развития начала 2000-х гг. называется «разработка и реализация концепции внешней политики, исходящей из национальных интересов страны». Особо отмечается вклад России в борьбу с международным терроризмом. В первую очередь, речь идет о противодействии боевикам в Чечне и помощи США в борьбе с талибами в Афганистане [История России 2020:
92-93]. В описании отношений со странами Запада вина за ухудшение отношений России возлагается на США. Заявляется, что такие действия как выход из договора ПРО, создание национальной системы ПРО, расширение НАТО, объявление о развёртывании американской системы ПРО в Польше и Чехии «мало согласовывались с публичными заявлениями лидеров Запада о стремлении к партнёрству с Россией и в итоге вызывали ответные шаги с её стороны» [История России 2020: 93]. Под «ответными шагами» авторы понимают объявление Россией моратория на исполнение договора ДОВСЕ.
Описывая отношения России со странами ближнего зарубежья, авторы представляют процессы, происходившие в Прибалтике, Украине и Грузии в антироссийской коннотации: «Вступление в НАТО Латвии, Литвы и Эстонии, их территориальные и материальные претензии к России, переписывание общей истории, нарушение прав русскоязычного населения, глумление над памятью павших в годы Великой Отечественной войны не могли оставить равнодушными граждан и руководство России». Грузинская «революция роз» и украинская «оранжевая революция» объясняются поддержкой из-за рубежа [История России 2020: 93]. В качестве противовеса утверждается об успешном развитии отношении с Китаем, ШОС и БРИКС. Примечательно, что в предисловии к коллективной монографии А.В. Торкунов высказывается о БРИКС иначе: «в этом объединении, возможно, пока больше амбиций, чем достижений, но первые постепенно конвертируются во вторые» [Внешняя политика России 2017: 5].
Решение о проведении олимпиады в Сочи и вхождение России в «Большую восьмерку» выглядят как маркеры укрепления России на международной арене. Причиной называется «открытое провозглашение национальных интересов руководством России, твёрдое отстаивание самостоятельности внешнеполитического курса» [История России 2020: 95].
Важное место среди внешнеполитичестих событий 2010-х гг. занимает раздел «Воссоединение Крыма с Россией». Утверждается, что «в начале 2014 г. был свергнут законно избранный президент В.Ф. Янукович. К власти в результате государственного переворота при поддержке стран Запада пришли радикальные националисты. Было предложено отменить закон о статусе русского языка как регионального, что означало бы фактический запрет на его использование. В ответ в южных и восточных районах Украины русскоязычное население выступило в защиту своих прав. В ходе референдума в Крыму и Севастополе 16 марта 2014 года 96,77 % крымчан и 95,6 % севастопольцев высказались за воссоединение Крыма и Севастополя с Россией» [История России 2020: 102]. И никаких упоминаний о какой-то роли российских военных. Описывая внешнеполитическое развитие в последующие годы, авторы раскрывают тезис о том, что «давление на Россию приобрело беспрецедентный характер» [История России 2020: 104], много внимания уделяют укреплению обороноспособности страны, борьбе с угрозами терроризма в Сирии.
В учебнике В.А. Никонова, С.В. Девятова внешнеполитическая доктрина начала XXI в. оценивается, как «независимая», «активная», «многовекторная», «защищающая интересы личности, общества и государства». Приводятся пояснение В.В. Путина к проводимому курсу: «Мы будем последовательно исходить из собственных интересов и целей, а не продиктованных кем-то решений. Россию воспринимают с уважением, считаются с ней только тогда, когда она сильна и твёрдо стоит на ногах» [Никонов, Девятов 2019: 189]. Среди факторов, способствующих укреплению положения России на международной арене в начале 2000-х гг., называются сотрудничество с другими странами, повышение обороно- и боеспособности, сближение с некоторыми соседями на постсоветском пространстве, расширение связей с неевропейскими странами. Ухудшение отношений с Евросоюзом и США объясняется тем, что «Россия проводила в 2000 гг. самостоятельную линию в мировой политике, что представлялась Брюсселю и Вашингтону растущим вызовом». «Главным испытанием для отношений между Россией и Западом» называется «украинский кризис», который, как и в других учебниках, подается полностью в рамках официального дискурса как «антиконституционный вооружённый переворот», в ответ на который «законно
избранный парламент Крыма выступил с инициативой референдума о выходе из Украины» и т.д. В целом, какая-либо критика политики российских властей после 2000 г., какие-либо указания на существующие экономические, социальные и иные проблемы в учебнике отсутствуют. Внешняя политика называется «многовекторной», не берется в расчет возможная точка зрения, что именно политика России привела к серьезному охлаждению отношений с Западом и с многими бывшими республиками СССР. Весьма спорно утверждение о том, что западные санкции в отношении России не оказали существенного влияния.
В учебнике, написанном А.В. Шубиным и другими авторами, красной линией проходят сентенции о гегемонизме США и антироссийских устремлениях Запада. Заявляется о стремлении США «играть роль лидера однополярного мира», «действовать в обход ООН» и «решать международные проблемы силовым путем». Утверждается, что в 2004 г. «вопреки имевшейся договоренности о нерасширении НАТО на Восток, в состав этой организации были приняты семь восточноевропейских государств», а в Грузии и Украине, благодаря поддержке Запада к власти пришли «антироссийски настроенные силы» [там же: 403]. Одновременно читателю преподносится образ «встающей с колен» России. В частности, таким образом: «В феврале 2007 г. В.В. Путин, выступая на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности, ясно дал понять, что Россия не намерена мириться с произволом США и НАТО в международных отношениях, что она и дальше будет проводить независимую внешнюю политику, что использование военной силы допустимо только с санкции ООН» [там же: 404]. Как доказательство тезиса о том, что «речь Путина наглядно показала, что время, когда можно было не считаться с Россией прошло», следует компактное описание российско-грузинской войны: «В августе 2008 г. грузинская армия по приказу президента М. Саакашвили вторглась в Южную Осетию, подвергнув массированному артиллерийскому обстрелу ее столицу Цхинвал. Под огонь попали российские миротворцы. В ответ против грузинских подразделений были выдвинуты ограниченные силы Российской армии, которые в ходе «операции по принуждению к миру» нанесли поражение грузинским войскам и вытеснили их с территории республики. Эта операция и последовавшее 26 августа официальное признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии вызвали новое охлаждение в отношениях США и Евросоюза с Россией» [там же: 404].
Начало украинских событий 2014 года описывается так же, как и в других учебниках: «После того как в результате государственного переворота был отрешен от должности президент В.Ф. Янукович, к власти на Украине в феврале 2014 г. пришли воинствующие националистические силы, ориентировавшиеся на интеграцию с Евросоюзом и вступление в НАТО. Русскоговорящее большинство населения Крыма, Луганской и Донецкой областей выступило против этих планов». Однако, в отличие от вышедших ранее учебников, вслед за изменением официальной версии, уже признается значимая роль российских военных в Крыму: «В Крым двинулись отряды вооруженных националистов. В этой ситуации, чтобы не допустить кровопролития, правительство России вынуждено было задействовать находившиеся в Крыму подразделения Российской армии. Российские военные вместе с крымской милицией и добровольцами взяли под охрану стратегически важные объекты, блокировали украинские военные части и не допустили на полуостров банды националистов, что создало условия для свободного волеизъявления жителей Крыма относительно его дальнейшей судьбы». Также признается последующее «участие в боевых действиях на стороне ЛНР и ДНР российских добровольцев» [там же: 405, 406]. Так же, как и в других учебниках, отмечается, что охлаждение отношений с Западом Россия успешно компенсирует развитием сотрудничества со странами БРИКС, углублением интеграции со странами СНГ, развитием связей с государствами Африки, Азии и Латинской Америки. А «Китай начинает рассматриваться как один из главных стратегических партнеров России» [Шубин 2021: 403-407].
В учебнике «История» А.Н. Сахарова, Н.В. Загладина и Ю.А. Петрова построение на рубеже XX-XXI вв. новой системы международных отношений характеризуется, как противоречивое, часто меняющееся. Отмечается стремление России к сотрудничеству с Западом в начале 90-х и крушение надежд на это сотрудничество в связи с тем, что «выражая на словах поддержку продвижению России по пути демократизации, страны Запада не выполнили обещаний по предоставлению ей помощи» [Сахаров и др. 2019: 422]. Примечательно, что авторы отмечается, что отношения России с западными странами не могли и не могут быть охлаждены до «абсолютного нуля», т.к. мировые экономические процессы, участие в международных организациях и осуществление глобальной политики по-прежнему является общей зоной интересов России и Запада, в связи с чем искать точки соприкосновения, несмотря на противоречия - основная задача и тех, и других.
Характеризуя российскую внешнюю политику 2000-х гг. часть ученых солидаризируется с официальными оценками, подчеркивающими возрастающую «самостоятельность» внешнеполитического курса и движение к «многополярности» мира благодаря усиливающемуся влиянию России. Так, А.Н. Панов утверждает: «Значительно более критически стала оцениваться политика сохранения «однополярного мира», навязывания другим странам своих политических систем и моделей развития, в том числе с помощью «цветных революций», игнорирования или произвольного толкования международного права» [Внешняя политика России 2017: 43]. Прокремлевские эксперты утверждают, что основной причиной ухудшения отношений России с Западом «курс Москвы на изменение правил игры в отношениях России и Запада, сложившихся в 90-е гг. прошлого века, и нежелание Запада, прежде всего США, согласиться с этим» [Арбатов 2007: 13], что продолжение прежней модели отношений с Западом для России означало бы «внешний контроль над российскими ресурсами» и «фактическую десуверенизацию» России» [Косачев 2007] и т.д.
Между тем, эксперт-международник Андрей Кортунов оценивает ситуацию по-другому: «Лидеры «Семерки» действительно открыли двери для вхождения России в западные структуры. Это приглашение было сделано еще при Ельцине и подтверждено при Путине... Но ведь реальный процесс вхождения в западные структуры требует постоянных и настойчивых усилий на всех уровнях. Мы могли бы гораздо эффективнее использовать те возможности, которые нам предоставили - и в рамках «Восьмерки», и в отношениях с Евросоюзом и с НАТО, и в Совете Европы, и в ОБСЕ, и т. д. А мы не смогли этим воспользоваться - не хватило политической воли, упорства, последовательности. Не хватило элементарных знаний о том, как работают политические структуры в условиях демократии. Мы хотели решать вопросы на уровне саммитов и общих деклараций - не получилось. Хотели найти альтернативных союзников - тоже как-то не вышло. Так кого же теперь винить в том, что Россия оказалась в одиночестве?» [Цит. по: Шевцова 2010: 74].
Л.Ф. Шевцова так же характеризует начало 2000-х иным образом: «Внешне могло показаться, что Россия превращалась в страну с откровенно авторитарным режимом, но с прозападной ориентацией. Запад, и в первую очередь США, принял негласные условия сделки, стараясь не вмешиваться во внутренние дела России, спокойно взирая на ограничение российской демократии, ликвидацию независимых СМИ и вторую чеченскую войну» [там же: 51], но «Love story» между Путиным и Западом - за исключением Берлина -закончилась удивительно быстро... Кремль был недоволен, ибо Россия не получила от Запада режима наибольшего благоприятствования и роли партнера с особым статусом... А западные лидеры, равнодушные к проблемам российской демократии, тем не менее были вынуждены считаться с западным общественным мнением» [там же: 54]. Мюнхенскую речь Путина (2007 г.) она называет «ультиматумом, который говорил о готовности Кремля пойти на ухудшение отношений с западным миром, если Америка - главный адресат Кремля - не примет кремлевский «пакет», т. е. предложения по пересмотру правил игры, восторжествовавших после 1991 г.» [там же: 54].
Шевцова вскрывает противоречивость предложенной Кремлем модели «быть с Западом и против Запада одновременно»: «стремление возродить ялтинский порядок с его разделом мира и одновременно гарантировать партнерство с Западом. Это были почти несовместимые вещи - возвращение к балансу сил, но при гарантиях того, что Запад будет себя сдерживать в отношении России, и признание за Россией права сохранять руки развязанными» [там же: 56, 59]. Она весьма убедительно обосновывает, что «Запад в очередной раз пошел навстречу Кремлю, приняв ряд элементов доктрины Путина»: «Западные лидеры и не пытались вмешиваться во внутренние дела России» и «старались смотреть сквозь пальцы на стремление Москвы восстановить контроль за «ближним зарубежьем» [там же: 59-60]. С цифрами в руках Шевцова доказывает, что «содействие в развитии демократии было самой незначительной статьей в общем объеме американской официальной помощи России» - из 4 млрд долл. предоставленных в 2004-2007 гг. правительством США 3 млрд 556 млн долл. было выделено на обеспечение российской безопасности, 264 млн долл. - на совершенствование государственного управления, 35 млн долл. - на гуманитарную помощь; 100 млн долл. - на «инвестиции в людей» (вид гуманитарной помощи) [там же: 60]. Л.Ф. Шевцова приходит к выводу, что «тезис об унижении России ... необходим в первую очередь российской власти. Для того чтобы отвлекать внимание населения от внутренних проблем, от антинациональной сущности класса рантье, который правит Россией, от факта превращения страны в сырьевое государство. Сознательное муссирование темы унижения позволяет подпитывать подозрительность и даже враждебность российского общества по отношению к окружающему миру» [там же: 78].
По-разному оценивается экспертами и «расширение НАТО на Восток». В.О. Печатнов, как и российское политическое руководство, выражает сильную тревогу по этому поводу, ссылаясь на патриарха американской дипломатии Дж. Кеннана, который «назвал расширение альянса «самой роковой ошибкой всей американской внешней политики после окончания холодной войны» [Внешняя политика России 2017: 259]. Печатнов утверждает, что после весны 2014 г. «Запад явно стремился втянуть Украину в свою сферу влияния, маня ее перспективой вхождения в ЕС и НАТО. Ни один ответственный российский лидер не мог согласиться на продвижение военной инфраструктуры североатлантического альянса» [там же: 270].
Д.В. Тренин, напротив, считает, что «Фундаментальной ошибкой российской внешней политики с середины 1990-х была чрезмерная сосредоточенность на проблеме расширения НАТО»; «расширение НАТО на восток не было столь масштабной военной угрозой, какой она представлялась. Завышенная оценка угрозы имела стратегические последствия» [там же: 240, 243]. «Расширение НАТО удалось остановить, но не политико-информационными, а военными средствами» (в Грузии и в Украине), - считает эксперт. - «У этого достижения есть, однако, и оборотная сторона. Активные действия России по предотвращению потенциальной угрозы вдохнули новую жизнь в НАТО, помогли возродить образ России как военного противника Запада. Реанимация угрозы с востока через четверть века после окончания холодной войны и военно-политические последствия конфронтации с США для отношений РФ с Европой перечеркнули многолетние усилия Москвы и стали стратегическим поражением России на европейском направлении» [там же: 240]. Д.В. Тренин показывает абсурдность идеи создания буфера из восточно-европейских стран, которая муссируется в официальной риторике и в пропагандистских СМИ: «появление ядерного оружия и стратегической авиации, а вскоре и других носителей - межконтинентальных баллистических ракет и подводных ракетоносцев -практически обесценило значение этого стратегического буфера» [там же: 241]. «Если для России НАТО представляет проблему не как союз без малого трех десятков разнокалиберных государств, а как площадка для размещения американских вооруженных сил и ракет, нацеленных на Россию, то неучастие той или иной европейской страны в НАТО не решает проблемы безопасности РФ. Дело в том, что ничто не мешает США разместить свои базы и системы оружия на территории ориентирующихся на них стран, не являющихся членами НАТО», - утверждает эксперт [там же: 242].
Л.Ф. Шевцова, рассуждая о дежурных прокремлевских аргументах о появлении баз НАТО в Болгарии и Румынии, отмечает, что при этом умалчивается, что американцы ранее ликвидировали целый ряд баз и вывели две дивизии из ФРГ, а на появившихся базах, созданным для противодействия угрозам на Ближнем Востоке, предполагается размещение всего 2,5 тыс. военнослужащих. Она показывает, что российские военные не только знают, но и открыто признают, что альянс не представляет угрозы для России, ссылаясь на военного эксперта - генерал-майора Владимира Дворкина, который писал: «Россия в любом случае -при равенстве или неравенстве потенциалов ядерного сдерживания с США, при любой прогнозируемой архитектуре ПРО США и НАТО и любых возможностях обычного высокоточного оружия - сохранит такой потенциал ответного удара, что никакому сумасшедшему не придет в голову мысль не только о военном столкновении с нами, но и о том, чтобы угрожать России нападением» [Шевцова 2010: 100, 106].
Экспертные оценки развития отношений России со странами СНГ вряд ли можно назвать восторженными. Д.В. Тренин констатирует: «Неудача постигла и стремление России играть лидирующую роль в СНГ. Единое экономическое пространство удержать не удалось. РФ не стала локомотивом экономического и политического развития бывших союзных республик, а ее надежды на реинтеграцию экономик стран Содружества и координацию их политических шагов столкнулись с отторжением самой идеи реинтеграции как неоимперской. Характерной в этих условиях стала неспособность РФ выстроить продуктивные отношения с Украиной. Эта прогрессировавшая все постсоветские годы неспособность стала причиной самого крупного провала внешней политики современной России». По мнению Тренина, в основе этого лежит то, что «В Москве не замечали процесса становления украинской политической нации, предпочитая видеть в соседе недогосударство на базе бывшей УССР, независимость которого не принимали всерьез и к которому на практике относились преимущественно как к транзитной территории для прокачки газа в Европу» [Тренин 2021: 189].
Примерно то же утверждает и Л.Ф. Шевцова: «Москва, а вместе с нею и российское экспертное и политическое сообщество сделали все возможное, чтобы помочь украинцам начать воспринимать Россию как «угрозу своим ценностям», в первую очередь суверенитету». Основной причиной этого, по ее мнению, становится то, что «Российские политические круги и немалая часть общественного мнения никак не могут смириться с тем, что бывшие российские вассалы - теперь независимые государства и имеют право на свои интересы и устремления, в том числе право на обеспечение своей безопасности и собственное ее понимание» [Шевцова 2010: 98, 102].
Эффективность российских усилий по компенсации угасающего сотрудничества с Западной Европой за счет усиления связей с азиатскими и латиноамериканскими государствами экспертами оценивается по-разному. Д.В. Тренин считает, что «Двусторонние отношения и многосторонние форматы - в частности, Шанхайская организация сотрудничества и созданные в 2000-е годы по инициативе Москвы группы БРИКС и РИК (Россия - Индия - Китай) создали условия, при которых Россия, не будучи самым крупным и доминирующим игроком в экономическом отношении, смогла выступать в качестве одного из неформальных лидеров международных незападных объединений» [Тренин 2021: 228].
Если в учебниках внешнеполитическая активность России в последние двадцать лет выглядит вполне успешной, в экспертных оценках она предстает иначе, особенно на западном направлении. Например, Д.В. Тренин наглядно раскрывает глубинную причину провала всех попыток Кремля выстроить взаимоприемлемые отношения с Западом за последние двадцать лет. Это непонимание наличия ценностей в фундаменте политики. Д.В. Тренин пишет: «Политические элиты европейских стран, в начале холодной войны отказавшиеся от проведения самостоятельной внешней и оборонной политики, семь десятилетий спустя оказались не способны мыслить иначе, чем в терминах либерально-демократических ценностей и порядка, основанного на правилах... Кремль и европейские канцелярии перестали
говорить на одном языке и как следствие этого утратили способность понимать друг друга. Избавившись от иллюзий времен Горбачева и Ельцина, российские руководители и представители вернулись к языку реальной политики, в то время как их европейские визави все больше развивали тезисы мира, основанного на правилах и принципах либеральной демократии. Ставка на то, что бизнес-интересы в конце концов возьмут свое, не оправдалась» [Тренин 2021: 231, 233].
Украинские события 2014 г. ученые оценивают по-разному. Часть из них солидаризируются с официальной версией. Например, С.И. Чернявский пишет: «В ночь на 1 марта 2014 г. группа вооруженных лиц, направленных из Киева, попыталась захватить здание МВД АРК. Благодаря решительным действиям отрядов самообороны попытку захвата здания МВД удалось предотвратить... После этого крымчане обратились за помощью к руководству России». Далее указывается на то, что президент Путин получил согласие Совета Федерации РФ на использование вооруженных сил на территории Украины, но никаких сведений о роли и действиях российских военных не сообщается. Всё решает волеизъявление народа: «16 марта местные органы власти в АРК и Севастополе. организовали и провели референдум о статусе Крыма», на основании которого республика Крым вошла в состав России [Внешняя политика России 2017: 247-249].
Для Л.Ф. Шевцовой смысл крымских событий иной: «Кремль своим «приобретением» Крыма сбросил со стола шахматную доску, разрушив систему взаимных обязательств и гарантий, начиная с Хельсинкского процесса и Парижской хартии. «Крым наш» - это была попытка Кремля консолидировать общество на имитации бескровной победы, которая должна компенсировать наши комплексы». Известный политолог оспаривает расхожую версию о западном влиянии, как о причине смены власти в Киеве: «На Майдане украинцы защитили свое достоинство и захотели жить по закону, а не по понятиям. В России популярна идея, что события в Киеве - это следствия американских печенек, которыми долгое время снабжали Украину, чтобы затащить ее в западное пространство. Глупости! . Не секрет, что на Украине действуют немецкие и американские фонды с очень скромными бюджетами. Но за последние десять лет Запад стал сокращать финансирование всех проектов по продвижению демократии. ... Но эти средства в гораздо больших объемах тратились и в России. Как видите, они не изменили ход нашей истории [Шевцова 2015]. Крымский референдум для Л.Ф. Шевцовой сомнителен с международно-правовой точки зрения: в Совете безопасности ООН «не сочли убедительными доказательства России относительно нелегитимности украинской власти», референдум проходил «в ситуации, нечистой с точки зрения легитимности, демократичности и прозрачности выборов . в ситуации оккупации Крыма российскими властями». Она, вместе с В. Васильевым, обращает внимание на то, что «Позиция, которую занимает Москва, фактически разрушает международное договорно-политическое пространство, потому что Россия является подписантом Будапештского меморандума 1994 года, согласно которому она вместе с США, Францией и Великобританией гарантировала территориальную целостность Украины, ее безопасность» [Васильев, Шевцова 2014].
Д.В. Тренин фактически одобряет присоединение Крыма к России, но считает геополитической ошибкой продвинуться на другие украинские территории: «если бы кремлевская реакция на киевский майданный переворот ограничилась взятием под контроль Крыма с последующим присоединением его к РФ, но не распространилась бы на Донбасс под лозунгом создания Новороссии, ухудшение отношений с США и особенно с Европой вполне возможно было бы ограничить. В отличие от культурного и духовного измерения, геополитический Русский мир, однако, оказался иллюзией, за которую пришлось заплатить высокую цену. Идея Новороссии, бездумно и наспех предложенная в условиях украинского кризиса 2014 года, привела, вероятно, к самой серьезной ошибке путинской внешней политики -к прямой поддержке антимайданного восстания в Донбассе» [Тренин 2021: 238, 245]. «Россия, Украина и Белоруссия не три русских государства единого народа, а разные страны, разные
общества» - утверждает эксперт... В геополитическом плане России нужна как минимум невраждебная Украина... Активные попытки дестабилизации Украины не будут иметь успеха и в конце концов обернутся против российских интересов... Выстраивая политику на украинском направлении, нужно постоянно помнить, что в украинской политической элите практически нет людей, искренне желающих сделать Украину частью единого с Россией большого пространства... В условиях конфликта в Донбассе произошла консолидация значительной части населения Украины на антироссийской основе, свернуто образование на русском языке, под давлением оказалась Украинская православная церковь (Московского патриархата), разорвана большая часть связей с Россией» [Тренин 2021: 313, 317, 319-321].
Отвлекаясь от частных замечаний по поводу тех или иных внешнеполитических сюжетов, следует обратить внимание на фундаментальный методологический дефицит учебников в представлении истории внешней политики последних тридцати лет. Учебники фактически не выводят учащихся на осмысление глобальных смыслов внешней политики, оставляя их без сколько-нибудь научного обоснования, подменяя его сиюминутными декларациями политических руководителей и документами тех или иных властных структур. Введение в учебный материал экспертных оценок придало бы ему иную «оптику». В учебниках были бы полезны рассуждения о смыслах национальной безопасности подобные, представленным Д.В. Трениным: «В принципе, у России, как у каждой страны, есть два главных интереса: обеспечение безопасности и создание или поддержание благоприятных внешних условий для процветания... Безопасность - это не отсутствие угроз, такое представить себе в реальном мире невозможно, а приемлемый уровень защищенности» [Тренин 2021: 28]. При этом эксперт отмечает, что «Понятие «национальная безопасность» отличается от понятия «государственная безопасность» тем, что подразумевает не только безопасность государства или политического режима, но также - и прежде всего -безопасность личности и общества. Именно такая трактовка зафиксирована с начала 1990-х годов в официальных российских документах, в том числе в «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» и сменившей ее «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» [Тренин 2021: 56].
Было бы полезно познакомить учащихся с экспертными оценками внешнеполитических возможностей России. Так, Д.В. Тренин пишет: «Реально в начале XXI века Россия - великая держава, но уже не первого, а второго ранга, после США, Китая и. Евросоюза... Военная мощь любой страны опирается на ее экономический и технологический потенциал и зависит от него» [Тренин 2021: 70, 75], - замечает эксперт. - «Сегодняшняя Россия сравнительно небольшая экономическая величина (с номинальным ВВП менее 2 трлн. долларов, примерно 1,5% от глобального)», к чему следует добавить технологическое отставание и невысокий демографический потенциал. Также отмечается, что «Сегодня военный бюджет России составляет менее 10% военного бюджета США, вчетверо меньше бюджета Китая». Отсюда, по мнению Тренина, «основная международная задача России, отвечающая столь же глобальным, сколь и сугубо национальным интересам, - поддерживать многофакторное равновесие в мире». Он подчеркивает, что «Отсутствие долгосрочной стратегии, увлечение секретными операциями, тактическим маневрированием и особенно спецоперациями обрекает внешнюю политику на существенные риски» [Тренин 2021: 76, 78, 89, 237]. Необходимость рационально оценивать ресурсы для выстраивания баланса в международных отношениях подчеркивает и А.Н. Панов: «Масштаб использования средств и ресурсов во внешней политике определяется соразмерно их реальному значению для обеспечения национальных интересов» [Внешняя политика России 2017: 69]. «Россия - большая по размерам, но средняя по уровню развития экономика», - вторит ему А.С. Булатов. -«Экономическая модель страны может быть выражена формулой «олигархический госкапитализм», то есть сильная монополизация национальной экономики отдельными физическими лицами и семьями в связке с правящей бюрократией при доминировании последней. Такая экономическая модель позволяет проводить активную внешнюю политику
по некоторым направлениям в случае консенсуса правящей элиты, однако недостаточный уровень экономического развития страны, ее сильная зависимость от импорта готовых изделий, технологий и капитала, а также невысокая привлекательность российской экономической модели обусловливают определенную уязвимость страны в целом, доля РФ в ВВП мира по паритету покупательной способности - 3,3 %, 6-е место, а доля в мировом экспорте товаров и услуг - 1,9 %, 12-е место» [там же: 73].
Заключение
Таким образом, российская внешняя политика последних тридцати лет на страницах современных официально одобренных учебников предстает как непротиворечивая реализация продуманного курса политических руководителей, последовательно ведущая страну к обретению утраченного ранее международного влияния и восстановлению державной мощи. Если в отношении истории 1990-х гг. позиции авторских коллективов могут различаться, то в отображении двух последних десятилетий трактовки совпадают. При этом можно найти довольно много заимствований из официальной и пропагандистской риторики. Интерпретации отличает лишь большая или меньшая степень апологетики в текстах. Альтернативные точки зрения на события фактически не представлены. Отсутствие методологических ориентиров ограничивает возможности осмысления учащимися исторических процессов. В целом, история внешней политики современной России в исследуемых учебниках лишь в малой степени отражает цели исторической науки, в большей степени соответствует целям исторической политики.
Список литературы
1. Арбатов А.Г. Москва — Мюнхен: новые контуры российской внутренней и внешней политики. Московский центр Карнеги // Рабочие материалы. 2007. № 3. С. 2-28.
2. Баттерфилд Д., Левинтова Е. Как формируется история и отношение к ней: школьные учебники о новейшей российской истории [Электронный ресурс] // Полит.ру. URL: https ://polit.ru/article/2010/03/11/uchebniki/ (дата обращения: 20.09.2019).
3. Васильев В., Шевцова Л. Кремль возвращает нас к советскому периоду [Электронный ресурс]. 2014. 7 марта. URL: https://carnegie.ru/2014/03/07/ru-pub-54928 (дата обращения: 20.10.2021).
4. Внешняя политика России. 1991-2016. М.: МГИМО-Университет, 2017. 538 с.
5. Вяземский Е.Е. Историческая политика государства, историческая память и содержание школьного курса истории России // Проблемы современного образования. 2011. № 6. С. 89-97.
6. Вязовик Т.П. Версия прошлого как государственный миф (к вопросу написания единого учебника отечественной истории) // Символическая политика: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки; Ред. кол.: Малинова О.Ю., гл. ред., и др. М., 2014. Вып. 2: Споры о прошлом как проектирование будущего. С. 93-109.
7. История России. 10 класс. Учеб. для общеобразоват. организаций. В. 3 ч. Ч. 3 / М.М. Горинов, А.А. Данилов, М.Ю. Моруков и др.; под ред. А.В. Торкунова. М.: Просвещение, 2020.
8. Косачев К. Россия и Запад, наши разногласия [Электронный ресурс] // Россия в глобальном мире. № 4. июль-август. 2007. URL: https://globalaffairs.ru/articles/rossiya-i-zapad-nashi-raznoglasiya (дата обращения: 21.09.2021)
9. Мазур Л.Н. Образ прошлого: формирование исторической памяти // Известия Уральского федерального университета. Сер. 2, Гуманитарные науки. 2013. № 3 (117). С. 243-256.
10. Миллер А.И. Политика памяти в России: год разрушенных надежд // Полития. 2014. № 4 (75). С. 49-75.
11. Молодяков В. Историческая политика и политика памяти // Исторические исследования в России - III. Пятнадцать лет спустя / под редакцией Г.А. Бордюгова. М.: АИРО-XXI, 2011. С. 15-35.
12. Никонов В.А., Девятов С.В. История. История России. 1914 г. - начало XXI в.: учебник для 10 класса общеобразовательных организаций. Базовый и углублённый уровни: в 2 ч. Ч. 2. 1945-2016 / В.А. Никонов, С.В. Девятов, под науч. ред. С.П. Карпова. М.: «Русское слово - учебник», 2019.
13. Сафронова Ю.А. Историческая память: введение: учебное пособие. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019. 220 с.
14. Сахаров А.Н., Загладин Н.В., Петров Ю.А. История. Конец XIX - начало XXI века: учебник для 10-11 классов общеобразовательных организаций. Базовый и углублённый уровни: в 2 ч. Ч. 2. М.: ООО «Русское слово - учебник», 2019.
15. Суслов А.Б., Шуйская Е.В. Школьные учебники о демократическом транзите в России в 1990-е гг. // Известия Алтайского государственного университета. 2020. № 6. С. 68-72.
16. Суслов А.Б., Шуйская Е.В. Российская история XXI века в зеркале школьных учебников истории // Вестник Пермского университета. История. 2021. Вып. 4 (55). С. 56-68.
17. Тренин Д.В. Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М.: Изд.-во «Альпина Паблишер», 2021. 471 с.
18. Филиппова Т. Курс на «позитивную идентичность». О новейшей учебной литературе по истории // Исторические исследования в России - III. Пятнадцать лет спустя / под редакцией Г.А. Бордюгова. М.: АИРО-XXI, 2011. С. 36-52.
19. Шевцова Л. Одинокая держава: Почему Россия не стала Западом и почему России трудно с Западом. М.: РОССПЭН, 2010. 272 с.
20. Шевцова Л.Ф. Лилия Шевцова: «Своим возрождением Запад будет обязан Путину» [Электронный ресурс]. 2015. 14 апреля. URL: https://www.colta.ru/articles/society/7002-liliya-shevtsova-svoim-vozrozhdeniem-zapad-budet-obyazan-putinu (дата обращения: 21.10.2021).
21. Шубин А.В. Всеобщая история: Новейшая история. Базовый и углубленный уровни: 10 класс. М.: Дрофа, 2019.
22. Шубин А.В. и др. История России. Начало XX - начало XXI века. 10 класс. М.: Просвещение, 2021.
References
1. Arbatov A.G. Moskva - Miunkhen: novye kontury rossiiskoi vnutrennei i vneshnei politiki. Moskovskii tsentr Karnegi [Moscow - Munich: new contours of Russian domestic and foreign policy. Moscow Carnegie Center]. Rabochie materialy. 2007, no. 3, pp. 2-28. (In russ.).
2. Batterfild D., Levintova E. Kak formiruetsia istoriia i otnoshenie k nei: shkol'nye uchebniki o noveishei rossiiskoi istorii [How history and attitudes towards it are formed: school textbooks on recent Russian history]. Polit.ru. (In russ.). Available at: https://polit.ru/article/2010/03/11/uchebniki/ (accessed: 20.09.2019).
3. Vasil'ev V., Shevtsova L. Kreml' vozvrashchaet nas k sovetskomu periodu [The Kremlin takes us back to the Soviet period]. March 7, 2014. (In russ.). Available at: https://carnegie.ru/2014/03/07/ru-pub-54928 (accessed: 20.10.2021).
4. Vneshniaia politika Rossii. 1991-2016 [Foreign policy of Russia. 1991-2016]. Moscow, MGIMO-Universitet, 2017, 538 p. (In russ.).
5. Viazemskii E.E. Istoricheskaia politika gosudarstva, istoricheskaia pamiat' i soderzhanie shkol'nogo kursa istorii Rossii [The historical policy of the state, historical memory and the content of the school course in the history of Russia]. Problemy sovremennogo obrazovaniia. 2011, no. 6, pp. 89-97. (In russ.).
6. Viazovik T.P. Versiia proshlogo kak gosudarstvennyi mif (k voprosu napisaniia edinogo uchebnika otechestvennoi istorii) [Version of the past as a state myth (on the issue of writing a single textbook of national history)]. Simvolicheskaiapolitika. Moscow, 2014, iss. 2, pp. 93-109. (In russ.).
7. Istoriia Rossii. 10 klass [Russian history. Grade 10]. part 3, Moscow, Prosveshchenie, 2020. (In
russ.).
8. Kosachev K. Rossiia i Zapad, nashi raznoglasiia [Russia and the West, our differences]. Rossiia v global'nom mire. no. 4, 2007. (In russ.). Available at: https://globalaffairs.ru/articles/rossiya-i-zapad-nashi-raznoglasiya (accessed: 21.09.2021)
9. Mazur L.N. Obraz proshlogo: formirovanie istoricheskoi pamiati [The image of the past: the formation of historical memory]. Izvestiia Ural'skogo federal'nogo universiteta. Ser. 2, Gumanitarnye nauki. 2013, no. 3 (117), pp. 243-256. (In russ.).
10. Miller A.I. Politika pamiati v Rossii: god razrushennykh nadezhd [The politics of memory in Russia: a year of shattered hopes]. Politiia. 2014, no. 4 (75), pp. 49-75. (In russ.).
11. Molodiakov V. Istoricheskaia politika i politika pamiati [Historical politics and the politics of memory]. Istoricheskie issledovaniia v Rossii - III. Piatnadtsat' let spustia. Moscow, AIRO-XXI, 2011, pp. 15-35. (In russ.).
12. Nikonov V.A., Deviatov S.V. Istoriia. Istoriia Rossii. 1914 g. - nachalo XXI v. [Story. Russian history. 1914 - the beginning of the XXI century]. part 2, 1945-2016, Moscow, «Russkoe slovo - uchebnik», 2019. (In russ.).
13. Safronova Iu.A. Istoricheskaia pamiat': vvedenie [Historical memory: an introduction]. St. Petersburg, Izdatel'stvo Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 2019, 220 p. (In russ.).
14. Sakharov A.N., Zagladin N.V., Petrov Iu.A. Istoriia. Konets XIX - nachalo XXI veka [Story. Late 19th - early 21st century]. Moscow, OOO «Russkoe slovo - uchebnik», part 2, 2019. (In russ.).
15. Suslov A.B., Shuiskaia E.V. Shkol'nye uchebniki o demokraticheskom tranzite v Rossii v 1990-e gg. [School textbooks on democratic transition in Russia in the 1990s.]. Izvestiia Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta. 2020, no. 6, pp. 68-72. (In russ.).
16. Suslov A.B., Shuiskaia E.V. Rossiiskaia istoriia XXI veka v zerkale shkol'nykh uchebnikov istorii [Russian History of the 21st Century in the Mirror of School History Textbooks]. Vestnik Permskogo universiteta. Istoriia. 2021, iss. 4 (55), pp. 56-68. (In russ.).
17. Trenin D.V. Novyi balans sil: Rossiia v poiskakh vneshnepoliticheskogo ravnovesiia [New balance of power: Russia in search of foreign policy balance]. Moscow, Izd.-vo «Al'pina Pablisher», 2021, 471 p. (In russ.).
18. Filippova T. Kurs na «pozitivnuiu identichnost'». O noveishei uchebnoi literature po istorii [A course on "positive identity". On the latest educational literature on history]. Istoricheskie issledovaniia v Rossii - III. Piatnadtsat' let spustia. Moscow, AIRO-XXI, 2011, pp. 36-52. (In russ.).
19. Shevtsova L. Odinokaia derzhava: Pochemu Rossiia ne stala Zapadom i pochemu Rossii trudno s Zapadom [Lonely Power: Why Russia did not become the West and why Russia finds it difficult with the West]. Moscow, ROSSPEN, 2010, 272 p. (In russ.).
20. Shevtsova L.F. Liliia Shevtsova: «Svoim vozrozhdeniem Zapad budet obiazan Putinu» [Lilia Shevtsova: "The West will owe its revival to Putin."]. April 14, 2015. (In russ.). Available at: https://www.colta.ru/articles/society/7002-liliya-shevtsova-svoim-vozrozhdeniem-zapad-budet-obyazan-putinu (accessed: 21.10.2021).
21. Shubin A.V. Vseobshchaia istoriia: Noveishaia istoriia. Bazovyi i uglublennyi urovni: 10 klass [General History: Recent History. Basic and advanced levels: Grade 10]. Moscow, Drofa, 2019. (In russ.).
22. Shubin A.V. i dr. Istoriia Rossii. Nachalo XX -nachalo XXI veka. 10 klass [Russian history. The beginning of the XX - the beginning of the XXI century. Grade 10]. Moscow, Prosveshchenie, 2021. (In russ.).
Информация об авторе А.Б. Суслов - доктор исторических наук, профессор, Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет.
Information about the author A.B. Suslov - Grand Ph.D. (History), Professor, Perm State Humanitarian Pedagogical University.
Статья поступила в редакцию 02.02.2022; одобрена после рецензирования 18.02.2022; принята к публикации 20.04.2022.
The article was submitted 02.02.2022; approved after reviewing 18.02.2022; accepted for publication 20.04.2022.
