CC BY
178
УДК 327"18"(470+571)
А. В. Маслихин, Л. В. Полушина
Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола
Внешняя политика России в идейных исканиях мыслителей XIX века
В статье рассмотрены идеи российских философов XIX века: славянофилов, западников. Обращено внимание на деятельность канцлера А. М. Горчакова. Теоретическое наследие мыслителей прошлого спроецировано на современную внешнюю политику Российской Федерации.
Ключевые слова: славянофильство, западничество, внешняя политика, Россия.
Обращение к идеям отечественных философов и мыслителей России XIX века актуально для понимания сущности проводимой современной внешней политики и ее философско-идейных истоков. Интерес представляют как взгляды славянофилов (Н. Я. Данилевского, Ю. Ф. Самарина, В. С. Соловьева), так и западников (П. Я. Чаадаева), так и их современника, выдающегося государственного деятеля и дипломата А. М. Горчакова.
Славянофилам принадлежит приоритет в выдвижении русской «национальной идеи», которую они определили формулой «всемирного общечеловеческого единения». По мнению А. Н. Пыри-на, «славянофильство — не простой инстинкт, но целое учение, действующее философскими доказательствами, владеющее средствами той новейшей образованности, на которую нападают во имя народной старины. Оно так отличается от консерваторов XVIII века и степенью образования, и свойством многих своих общественных стремлений (где иногда идет рядом с лучшими представителями либерализма), что сравнение прекращается, и в славянофильстве приходится признать явления иного порядка» [9, с. 373-374].
Взгляды славянофилов, несмотря на некоторую философскую романтичность образа народа, анализ общественного развития России и Запада позволяют глубже понять проводимую Россией внешнюю политику, в основе которой лежит складывающееся веками славяно-русское, многонациональное мировоззрение единого государ -ства. «В основе русской истории лежит мир, а не война; в принятии христианской веры господствовало согласие, а не насилие, как на Западе. Это исторические были, которым соответствуют многие явления в истории и в жизни... Смирение и терпение принадлежат к числу отличительных свойств русского характера и находят себе подтверждение, по правилам строгой исто-
рической критики, во многих явлениях русской истории и жизни», — пишет М. Н. Погодин в своей статье «К вопросу о славянофилах» [8, с. 404, 408]. Сущность славянофильства он выразил следующим образом: «Русская самостоятельность, своеобразность, одним словом, народность, национальность — вот средоточие всей системы». Представляется, что эта идея является естественной основой для российской внешней политики. Подтверждением этому могут служить периоды истории российской внешней политики, например XX в., когда в качестве отправной точки внешней политики выбиралась идеология интернационализма, а не узко национальные интересы, и тем более в периоды, когда ориентиром служила потребность «догнать и перегнать». Достижения того периода на ряд десятилетий создали благоприятные внешние условия для развития страны, улучшения жизни народа.
По мнению А. С. Панарина, заслуга славянофилов состоит в том, чтобы показать, что русская специфика не сводится только к этнографической самобытности, выражаемой массовой народной традицией, и потенциал восточно-христианской традиции не только не исчерпан, но и не измерен. Подобно Западу, обратившемуся в период застоя к античной мудрости в поисках образцов для подражания в ее культурной традиции и ключа к решению своих насущных проблем, России также не поздно обратиться к наследию византийской «материнской» цивилизации для решения тех же задач [7].
Понимание и анализ сущностной идеи славянофильства остается актуальным и помогает адекватно оценивать проводимую западными странами внешнюю политику с навязыванием «единственно-правильных» и прогрессивных идей. Взгляд Панарина по этому вопросу представляется весьма актуальным: «. с позиций вселенских
проектов и всемирных исторических альтернатив современный Запад не имеет права с порога отвергать альтернативы, предлагаемые другими и выносить на вселенский суд и отбор. Слишком многие из западных решений оказались опрометчивыми, слишком многие тенденции и проекты, инициированные им сегодня, ведут в тупик мировой экологической, ядерной, экономической, социокультурной и моральной катастрофы человечества» [7, с. 918].
Для иллюстрации взглядов славянофилов, обратимся к идеям представителей отечественной философии XIX века: Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева, Ю. Ф. Самарина, В. С. Соловьева.
Наиболее полно Данилевский изложил идеи славянофилов в журнале «Заря» (1861), а затем в своем труде «Россия-Европа» (1871). В них рассматриваются культурные и политические отношения славянского мира и мира германо-романского во всей их сложности, а подчас и враждебности, что в дальнейшем вылилось в трагические страницы истории России и Европы. Ставятся также вопросы о принадлежности России к Европе и тождественности европейской цивилизации общечеловеческой, определены культурно-исторические типы и законы их развития. Автор приходит к главному выводу славянофилов: «Европейничанье — болезнь русской жизни», а ее спасение — «всеславянский союз» [1, с. 43]. В книге излагалось учение, опиравшееся на оригинальный теоретический фундамент — философско-историческую систему, получившую впоследствии в научной литературе наименование «теория культурно-исторических типов». В основных чертах она предвосхищала философско-историческую концепцию О. Шпенглера. С начала XX в. имя Данилевского в научной и философ -ской литературе, как в отечественной, так и зарубежной, стало упоминаться в одном ряду с именами таких представителей философии истории, как О. Шпенглер и А. Тойнби.
Данилевский выделил пять закономерностей «культурно-исторического движения» или «исторического развития». Уместно напомнить смысл данных закономерностей:
1. Языковое родство является основным критерием для выделения самобытного культурно-исторического типа, но только для того племени, которое «по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло из младенчества».
2. Условием развития цивилизации культурно-исторического типа является политическая независимость.
3. Невозможна передача начал одного культурно-исторического типа другому культурно-историческому типу.
4. Оптимальной политической формой для полного и всестороннего развития культурно-исторического типа, включающего в себя разнообразные этнографические составляющие, являются федерация или политическая система государств.
5. Цикл развития культурно-исторического типа включает в себя относительно продолжительный период роста и короткий период цивилизации — «эпоху цветения и плодоношения», раз и навсегда истощающую жизненную силу данной цивилизации.
Эти закономерности в определенной степени объясняют существенные особенности в развитии человеческой цивилизации на современном этапе и сохраняются в своем социально-культурном выражении, несмотря на выравнивание и унификацию торгово-экономических отношений. Сформулированные Данилевским закономерные связи исторического развития нашли свое подтверждение у народов мира в XX веке.
Для понимания современной архитектуры международных отношений, отличающихся широким спектром разногласий и одновременно объединяющих идей, представляет интерес обращение к взглядам Данилевского на характер отношений между Россией и Европой. «Откуда же и за что же, спрашиваю, недоверие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительства и общественного мнения Европы?» [1, с. 44] — на свой риторический вопрос Данилевский дает отрицательный ответ: «Почему же Европа, которая все знает от санскритского языка до ирокезских наречий, от законов движения сложных систем звезд до строения микроскопических организмов, не знает одной только России? Европа не знает потому, что не хочет знать, или, лучше сказать, знает так, как знать хочет, то есть, как соответствует ее предвзятым мнениям, страстям, гордости, ненависти и презрению» [1, с. 50].
Автор уверен, что Европа не захочет знать Россию до тех пор, пока последняя сохраняет в себе национальное ядро, которое не может быть ассимилировано европейской культурой. В этом контексте интересна постановка Данилевским проблемы соотношения европейской и обще-
человеческой цивилизаций. Заметим, что дальнейший ход развития истории подтвердил важность понимания этого соотношения: для того, чтобы выработать адекватное отношение к политике евроцентризма.
Основной труд К. Н. Леонтьева «Византия и славянство» [5] имеет социально-философскую направленность. В качестве базового понятия философ выдвинул понятие «процесс развития», понимаемое как «постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, постепенная индивидуализация, обособление, с одной стороны, от окружающего мира, а с другой, — от сходных и родственных организмов, от всех сходных и родственных явлений. Постепенный ход от бесцветности, от простоты к оригинальности и сложности. Постепенное осложнение составных элементов, увеличение богатства внутреннего и в то же время постепенное укрепление единства. Так что высшая точка развития. есть высшая степень сложности, объединенная неким внутренним деспотическим единством» [5, с. 125]. Основываясь на антропологии, Леонтьев вычленил три стадии развития: «первичная простота», «цветущая сложность», «вторичное смесительное упрощение» и спроецировал их на социальную сферу. Он утверждал, что подобная закономерность наблюдается в ходе развития искусств, живописи, музыкальных и архитектурных стилей, в философских системах, в истории религии и, наконец, в жизни планет, государственных организмов и целых культурных миров [5, с. 129]. В социокультурных процессах Леонтьев выделил приоритетную ценность — многообразие национальных культур, их несхожесть, которая достигается во время их наивысшего расцвета. Каждое национальное образование, достигнув определенной ступени развития, становится носителем «еще не практикованной» в прошлом идеи и, осознавая свое историческое предназначение, способно создать своеобразную культуру. Отсюда, по Леонтьеву, ни один народ не является историческим эталоном и не может заявлять о своем превосходстве. Сказанное представляется актуальным для современной социальной жизни, подвергающейся массированной унификации под влиянием многоплановых процессов глобализации.
Леонтьев формулирует также определенность «триединого процесса развития». Он отмечает, что «наибольшая долговечность государственных организмов — это 1000 лет или, много 1200 с небольшим лет» [5, с. 134]. Сквозь призму дан-
ной определенности Европа видится ему безнадежно устаревшим, разлагающимся механизмом. С позиции современности следует признать, что эсхатологические предсказания Леонтьева в части неизбежной гибели монархий, укрепления демократических сил, стремящихся утвердить себя за счет уравнивания, смешения, слияния всех в образе безбожного и безличного «среднего буржуа», — эти предсказания в определенной степени сбываются.
Социальное процессы, начавшиеся в XIX в. — усиление влияния народов друг на друга, прерывание традиционного исторического круговращения — смены культурно-исторических типов — достигли в наше время своих глобальных масштабов. Поэтому, не абсолютизируя взгляды Леонтьева, следует, тем не менее, обратить на них внимание и проанализировать применительно к вектору внешней политики России. Так, в частности, относительно перспектив для России, Леонтьев, исходя из своей приверженности к консерватизму, утверждал, что она может продлить на одно-два столетия свое существование в качестве независимого и самобытного государства, если займет позицию изоляционизма. Отдаление от Европы и славянства (понимаемого Леонтьевым как проводника европейского влияния), дипломатическое сближение с Востоком, сохранение традиционных социально-политических институтов и общины, поддержание религиозно-мистической настроенности граждан — единственные к тому средства. Противоречивость идей не позволила названному мыслителю создать свою философскую школу, хотя его отдельные идеи оказали значительное влияние на развитие отечественной философии (к ним обращались В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, П. А. Флоренский и др.).
К сторонникам идеи славянофильства относится известный общественный деятель и литератор Ю. Ф. Самарин. Он состоял в переписке с А. С. Хомяковым, П. Я. Чаадаевым, К. С. Аксаковым, А. И. Герценом, Н. В. Гоголем, М. П. Погодиным и др. Центральная тема в его трудах — проблема взаимоотношений между Россией и Западом, которые анализируются на основе сопоставления веры и разума, религии и науки, православия и католичества. В своем письме (1840) французскому политическому деятелю, члену камеры депутатов Ф. Могену он изложил свое видение будущей роли России на международной арене [12]. «Россия до сих пор играла в мире
только страдательную роль, почти десять веков она провела в оборонительном положении; влияние ее на Западе было до сих пор только чисто материальное; придет время, когда она воздействует своими идеями. Влияние Запада на Россию кончилось; впредь мы будем от него заимствовать только материальные результаты его цивилизации, как, например, промышленность; отныне развитие наше будет вполне самобытно» [12, с. 477]. Самарин приводит аргументы, почему мы верим в призвание славянских племен к великому делу возрождения; это дело придется совершить нам одним и без чьей либо помощи; нам в этом деле не будут сочувствовать народы Запада [12, с. 481]. Отметим, что эти идеи нашли свое воплощение в наше время: в выстраивании российской внешней политики после распада СССР с целью объединения так называемого «русского мира», отношений России с соотечественниками, проживающими за рубежом.
Для обозначения роли России в мире Самарин выделил основные черты западного мироустройства, что, несомненно, важно для понимания исторической основы проводимой западно-европейскими странами внешней политики в XX-XXI веках. Он определяет Запад как «мир рома-но-германский, или католико-протестантский», объединив при этом две противостоящие друг другу западные концессии. В своей статье «Революционный консерватизм» [11], выступлениях на страницах газеты «День» Самарин выразил свою непримиримость к односторонности рационализма, воплощенного в западном мироустройстве. В другой статье «По поводу мнения «Русского вестника» о занятиях философиею, народных началах и об отношении их к цивилизации» Самарин доказывает невозможность существования «всемирной цивилизации», объединяющей все народы, для которой требуется «исключить религиозные и политические начала, равно как и все то, что выросло и вырастает от этих корней; иными словами — все, что образует людей изнутри, чем обуславливает их нравственный уровень и основной характер их общежития» [12, с. 467]. Эта мысль стала особенно актуальной в конце XX - начале XXI вв. в период глобализации, стремящейся нивелировать все различия между народами. Одновременно Самарин предсказал вызовы, с которыми придется столкнуться при выборе такого пути развития.
Таким образом, основой мировоззрения Самарина является непринятие односторонности
рационалистического подхода Запада, его преклонения перед «человеческим я» и определение России как «носительницы Высшего Откровения, для осознания которого необходима русская точка зрения». Самарину свойственна глубокая прозорливость в трактовке ее прошлого и будущего Европы, важной для оценки современного политического устройства. Представители отечественной истории философии [2] с учетом анализа идей Самарина обосновывают своеобразие исторического процесса в России, предопределившего катастрофу в начале XX столетия и, как следствие, принципиальное изменение картины мира.
В 1890 г. журнал «Русское обозрение» опубликовал трактат В. С. Соловьева под названием «Китай и Европа». В нем религия, культура и государственное устройство «срединного царства» подвергаются тщательному и пристрастному анализу. Философ однозначно отвечает на волнующий мыслителей XIX в. вопрос об угрозе культуры и цивилизации Китая христианской Европе, и, соответственно, России. Идеи создателя «метафизики всеединства» говорят сами за себя: «Наши антипатии и опасения может возбуждать не сам китайский народ с его своеобразным характером, а только то, что разобщает этот народ с прочим человечеством, что делает его жизненный строй исключительным и в этой исключительности ложным. Внешняя победа европейской культуры над Китаем может быть прочною и желательною лишь под условием внутреннего преодоления китайщины, т. е. того исторического начала, на котором основан органический и исключительный строй китайской жизни» [14, с. 88].
Согласно «метафизике всеединства», любое «отвлеченное начало», имеющее собственный онтологический статус и самодостаточное бытие, отторгнутое от целого, является не только неполным, но и по существу ложным. В этом смысле, по Соловьеву, любой замкнутый этнос с особенным, совершенно исключительным «жизненным строем» имеет ложное бытие и представляет собой угрозу всеединству и вселенской теократии. Здесь напомним, что философия идеализма Соловьева гласит, что «бесчеловечный Восток», сильный своим богопочитанием, но принизивший личность, найдет восполнение себе в «безбожном Западе», развившем необходимое начало индивидуальности. При этом каждая национальность через уразумение своей особой
миссии в семье народов вольется во всемирную общность, не теряя лица; классовая и всеобщая вообще корысть смягчится под влиянием еванге-листских заповедей любви к ближнему. Как видим, идея всеединства исключает противопоставление общества и личности, что является залогом стабильности и развития для государства. Именно это необходимо России для собственного внутреннего развития и, как следствие, усиления влияния и авторитета в мировой политике. «Общество есть дополненная или расширенная личность, а личность — сжатое или сосредоточенное общество» [13].
В противоположность славянофильству, в русской общественной мысли 40-х гг. XIX в. сформировались идеи так называемого западничества. Представители этого течения выступали за преодоление вековой отсталости России, выражавшейся в многочисленных реликтах патриархальности общественных отношений. Западники отстаивали необходимость ее развития в направлении, указанном западноевропейской цивилизацией. Западничество относится к конкретно историческим явлениям и возникло в эпоху романтизма, когда интеллектуалы в различных странах Европы обдумывали проблемы историзма и национальной самобытности. Если славянофилы находили разрешение этих проблем как консервативные романтики, сторонники стародворянской традиции и патриархального уклада, то западники защищали ренессансно-просвети-тельские идеалы индивидуальной свободы, общественной активности и прогресса.
Представителем западнического направления является П. Я. Чаадаев. В своем первом «Философском письме» [17] он выстраивает модель Запада, констатируя, что она олицетворяет собой тройственное единство: единство религии, культуры, нравственности. По его мнению, Западная Европа — единственно правильная форма цивилизации. Россия находилась в промежуточном положении, не будучи цивилизацией ни европейской, ни азиатской, не будучи вообще «цивилизацией». После Июльской революции 1830 г. во Франции, и особенно после 1848 г., Чаадаев во многом поменял видение соотношения России и Европы. Для того чтобы Россия стала частью мировой цивилизации, ей нужно только в ускоренном темпе, но вполне сознательно, повторить все этапы развития, пройденные Западной Европой в ходе ее исторического развития. Только в этом случае Россия может занять достойное
место в мире. Идеи Чаадаева оказали влияние как на славянофилов, так и на западников, а также как на консерваторов, так и на либералов.
Царившие в российском обществе XIX в. идеи о будущем России, ее месте в мире и европейской политике находят свое отражение и во взглядах политиков, которые участвовали в изменении внешнеполитического курса России вследствие утраты ею своих позиций в Европе после Крымской войны. В 1856 году царь Александр II назначил министром иностранных дел А. М. Горчакова. Он имел многолетний опыт дипломатической работы. К этому времени прослужил в Министерстве 38 лет (начав со службы секретарем российского посольства в Лондоне, Риме, затем советника миссии в Берлине, поверенного в делах во Флоренции, советника посольства в Вене, чрезвычайного посланника и полномочного министра в Вюртемберге и при Германском союзе). Во время Крымской войны — в 1854 г. — Горчаков был назначен на ответственный пост посланника в Вене, принял там активное участие в мирной конференции [6, с. 352]. По своим политическим взглядам он являлся представителем либеральной бюрократии, выступавшей за проведение буржуазных реформ в России, но относился к ее консервативному крылу. После своего назначения в своем циркуляре российским дипломатическим представителям за границей от 21 августа 1856 г. новый министр определил главную цель внешней политики России, заявив о прекращении существования Священного Союза и свободе России от принятых обязательств: «Обстоятельства вернули нам полную свободу действий. Император решил предпочтительно посвятить свои заботы благополучию своих подданных, сосредоточить на развитии внутренних ресурсов страны деятельность, которая может быть перенесена за ее пределы лишь тогда, когда позитивные интересы России потребуют этого безоговорочно... Говорят, что Россия сердится. Россия не сердится, Россия сосредотачивается» [6, с. 354]. Циркуляр заканчивается знаменательной фразой о том, что российская политика, имея национальный характер и ставя на первое место интересы народов своей страны, при этом исключает нарушение прав других народов. Основными задачами внешней политики, по убеждению нового министра, являлось восстановление утраченных позиций в Европе и подтверждение статуса великой державы путем отмены унизительных для России решений Парижского
конгресса (запрещения иметь военный флот и укрепления на Черном море), а также расширения российского присутствия на Балканах.
Горчаков строил внешнюю политику России на основе ряда выработанных им принципов, главным из которых являлся принцип европейского равновесия и баланса сил. Как реалист и прагматик, он стремился добиваться своих целей мирным, дипломатическим путем на основе взаимодействия и сотрудничества с другими державами. Горчаков не представлял себе строительство европейского порядка иначе, чем через совместные усилия и внешнеполитическое взаимодействие всех европейских государств и, прежде всего, великих держав.
Его внешнеполитическая программа, исходя из национальных интересов России, предусматривала расширение политических и торгово-экономических связей с другими государствами, особенно в тех регионах, где присутствие России ранее было весьма скромным. Это: Центральная Азия, Дальний Восток, США, Латинская Америка. Программа включает в себя также отказ от принципа легитимизма изменения отношения российского правительства к республикам Латинской Америки, завоевавшим свою независимость в борьбе против Испании. С 1856 г. начался процесс признания Россией государств Южной Америки и установления с ними дипломатических и торговых связей.
В течение первых 20 лет пребывания Горчакова в должности министра иностранных дел Россия избежала втягивания себя в крупные европейские конфликты. Она приняла решение о сближении с Пруссией, имея намерение договориться о поддержке отмены статей Парижского договора и нейтрализации Черного моря. В силу этого ей пришлось поступиться своими интересами на Балтике и придерживаться нейтралитета в войне Пруссии и Австрии (1864) против Дании, а затем и в разгроме самой Австрии. Россия сохранила дипломатический нейтралитет и во время франко-прусской войны 1870 года. Она прилагала усилия по сковыванию военных сил Австро-Венгрии в обмен на обещания Бисмарка оказать содействие в черноморском вопросе. Разгром французской армии при Седане и взятие Наполеона III в плен стало решающим для направления канцлером России Горчаковым 19 октября 1870 г. циркуляра российским представителям при правительствах государств (подписавших Парижский трактат о снятии с себя обязательств, ограничи-
вающих суверенные права России на Черном море со ссылкой на неоднократные нарушения трактата) [6, с. 355-359]. Однако в силу значительных противоречий интересов великих держав или интересов их элит идея «европейского равновесия» Горчакова осталась нереализованной за исключением нескольких периодов.
Идеи объединения славян были весьма популярны в философских, интеллектуальных кругах России, что в определенной степени влияло и на внешнюю политику. Во внешней политике России второй половины XIX в. закрепляется тактика опоры на религиозный и этнический факторы. В силу этого главными методами на Балканах являлись осторожная поддержка освободи -тельного движения христиан, завоевание их доверия. Были увеличены объемы благотворитель -ной помощи православному населению, церквям и школам; оказывалась моральная поддержка национально-освободительному движению. Все это усилило авторитет России в глазах христиан, рассматривающих ее как свою единственную защитницу. Отметим, что такой опыт вновь был востребован после распада СССР, когда Россия взяла на себя роль объединяющего центра всего «русского мира». Были предприняты меры политического характера: разработаны правовые нормы по поддержке соотечественников, проживавших за рубежом [10; 16].
Несомненно, что внешнеполитический опыт России, основанный на идеях неконфронтацион-ности, равновесия, прагматизма и национальных интересах страны, способах выхода из международной изоляции, был востребован внешней политикой нового государства — Российской Федерации. К идеям Горчакова неоднократно обращалось внешнеполитическое ведомство РФ в конце XX - начале XXI вв., что нашло отражение в программных выступлениях министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова [3; 4; 15] и было закреплено в концепции внешней политики России.
Таким образом, значение проводившейся во второй половине XIX в. внешней политики состоит в том, что в этот период были заложены основы для будущего геополитического влияния России в мире. Несмотря на серьезные испытания финансово-экономического плана, оно во многом сохранилось и относительно быстро восстанавливалось в силу длительной истории взаимоотношений с другими странами. Так, в частности, на этот период приходится расширение дипломатического присутствия в Латинской
Америке, в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Позиция России в гражданской войне в США (1861-1865) способствовала упрочению добрососедских отношений между ними. Укреплению позиций на Дальнем Востоке послужили установление фиксированных границ с Китаем и Японией, налаживание с ними дипломатических и торговых отношений, выход российского флота в Тихий океан. Все эти цели были достигнуты не военными, а дипломатическими средствами, учитывавшими международную обстановку на Дальнем Востоке (внутриполитические осложнения в Китае и Японии), а также противоречия между европейскими державами.
За прошедшие 150 лет со времени Горчакова мир претерпел значительные изменения, международные отношения стали во многом сложнее. На внешнюю политику государств оказывают влияние многочисленные акторы международных отношений (ТНК, гражданское общество, неправительственные организации), развитие информационных технологий.
Кардинально изменились принципы международного права. В арсенале политиков не приемлема война как важное средство отстаивания своих интересов и решения конфликтов на международной арене. Мир стал взаимозависим, и это накладывает большую ответственность на политиков и дипломатов различных стран за будущее как своих народов, так и всего человечества. При этом взгляды русских философов XIX в., опыт российской внешней политики прошлой эпохи дают идейные ориентиры в поиске решения современных проблем, ответов на новые вызовы
и угрозы.
—^—-
1. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 574 с.
2. Захаров Э. В. Россия и Запад в публицистике Ю. Ф. Самарина // Вестник Московского университета. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2009. № 4. С. 144-182.
3. Лавров С. В. Внешнеполитические итоги 2005 года: рамышления и выводы // Дипломатический ежегодник - 2005: сб. ст. М.: Научная книга, 2006.
4. Лавров С. В. Внешняя политика России: новый этап // Дипломатический ежегодник - 2007: сб. ст. М.: Научная книга, 2008.
5. Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство // Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). М.: Республика,1996. С. 94-155.
6. Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002. В 3 т. Т. 1. 1860-1917 гг. М.: Изд-во «ОЛМА-ПРЕСС», 2002. 608 с.
7. Панарин А. С. Способна ли построить царство христианская душа // Славянофильство: pro et contra. СПб.: Изд-во Русской христианской гуманитарной академии, 2006. С. 914-920.
8. Погодин М. Н. К вопросу о славянофилах // Славянство: pro et contra. СПб.: Изд-во Русской христианской гуманитарной академии, 2006. C. 395-423.
9. Пыпин А. Н. Славянофильство // Славянофилы: pro et contra. СПб.: Изд-во Русской христианской гуманитарной академии, 2006. С. 371-388.
10. Распоряжение Правительства РФ от 13 октября 2011 г. № 1799-р «О программе работы с соотечественниками, проживающими за рубежом, на 2012-2014 гг. // Собрание законодательства РФ. М.: Юрид. лит., 2011. № 43.
11. Самарин Ю. Ф. Православие и народность. М.: Ин-т рус. цивилизации, 2008. 720 с.
12. Самарин Ю. Ф. Избранные труды. М.:РОССПЭН, 2010. 544 с.
13. Соловьев В. С. Замечания на лекцию Милюкова // Славянофильство: pro et contra. СПб.: Изд-во РХГА, 2006. С. 640-644.
14. Соловьев В. С. Собрание сочинений. СПб.: Общественная польза, 1886-1896. Т. 6. 670 с.
15. Стенограмма выступления и ответов министра иностранных дел России С. В. Лаврова на «правительственном часе» в Совете Федерации Федерального собрания Российской Федерации. Москва, 28 января 2009 года «О приоритетах внешней политики России на современном этапе» // www.mid.ru
16. Федеральный закон от 24 мая 1999 г. № 99-ФЗ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» // Собрание законодательства РФ. М.: Юрид. лит., 1999. № 22.
17. Чаадаев П. Я. Статьи и письма. М.: Современник, 1989. 624 с.
1. Danilevskiy N. Ya. Rossiya i Evropa. M.: Kniga, 1991. 574 s.
2. Zakharov Ye. V. Rossiya i Zapad v publicistike Yu. F. Sama-rina // Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 19. Lingvistika i mezhkulturnaya kommunikatsiya. 2009. № 4. S. 144-182.
3. Lavrov S. V. Vneshnepoliticheskie itogi 2005 goda: ra-myshleniya i vyvody // Diplomaticheskiy ezhegodnik-2005: sb. st. M.: Nauchnaya kniga, 2006.
4. Lavrov S. V. Vneshnyaya politika Rossii: novyy etap // Diplomaticheskiy ezhegodnik - 2007: sb. st. M.: Nauchnaya kniga, 2008.
5. Leontev K. N. Vostok, Rossiya i slavyanstvo // Filosof-skaya i politicheskaya publicistika. Dukhovnaya roza (18721891). M.: Respublika,1996. S. 94-155.
6. Ocherki istorii Ministerstva inostrannykh del Rossii. 1802-2002. V 3 t. T. 1. 1860-1917 gg. M.: Izd-vo «OLMA-PRESS», 2002. 608 s.
7. Panarin A. S. Sposobna li postroit tsarstvo khristianskaya dusha // Slavyanofilstvo: pro et contra. SPb.: Izd-vo Russkoy khristianskoy gumanitarnoy akademii, 2006. S. 914-920.
8. Pogodin M. N. K voprosu o slavyanofilakh // Slavyan-stvo: pro et contra. SPb.: Izd-vo Russkoy khristianskoy gumani-tarnoy akademii, 2006. C. 395-423.
9. Pypin A. N. Slavyanofilstvo // Slavyanofily: pro et contra. SPb.: Izd-vo Russkoy khristianskoy gumanitarnoy akademii, 2006. S. 371-388.
10. Rasporyazhenie Pravitelstva RF ot 13 oktyabrya 2011 g. № 1799-r «O programme raboty s sootechestvennikami, pro-
zhivayushchimi za rubezhom, na 2012-2014 gg. // Sobranie zakonodatelstva RF. M.: Yurid. lit., 2011. № 43.
11. Samarin Yu. F. Pravoslavie i narodnost. M.: In-t rus. tsivilizatsii, 2008. 720 s.
12. Samarin Yu. F. Izbrannye trudy. M.:ROSSPYeN, 2010. 544 s.
13. Solovyov V. S. Zamechaniya na lektsiyu Milyukova // Slavyanofilstvo: pro et contra. SPb.: Izd-vo RHGA, 2006. S. 640-644.
14. Solovyov V. S. Sobranie sochineniy. SPb.: Obshchest-vennaya polza, 1886-1896. T. 6. 670 s.
15. Stenogramma vystupleniya i otvetov ministra inostrannykh del Rossii S. V. Lavrova na «pravitelstvennom chase» v Sovete Federatsii Federalnogo Sobraniya Rossiyskoy Federatsii. Moskva, 28 yanvarya 2009 goda «O prioritetakh vneshney politiki Rossii na sovremennom etape» // www.mid.ru
16. Federalnyy zakon ot 24 maya 1999 g. № 99-FZ «O go-sudarstvennoy politike Rossiyskoy Federatsii v otnoshenii sootechestvennikov za rubezhom» // Sobranie zakonodatelstva RF. M.: Yurid. lit., 1999. № 22.
17. Chaadaev P. Ya. Statyi i pisma. M.: Sovremennik, 1989. 624 s.
A. V. Maslikhin, L. V. Polushina
Mari State University, Yoshkar-Ola
Russian Foreign Policy in the Ideological Artistic Explorations of the 20th Century Thinkers
The paper concentrates on the ideas of the Russian philosophers of the 20th century: Slavophiles and Occiden-talists. It pays attention to the activity of the Chancellor A. M. Gorchakov. The author carries the analogy of the theoretical heritage of the old thinkers over to the modern Russian Federation foreign policy.
Key words: Slavophiles, Westernism, foreign policy, Russia.
