CC BY
468
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2011. № 1. С. 60-67.
УДК 93
Мариуш Волос
(Постоянный представитель Польской Академии наук при РАН)
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ПОЛЬШИ
НА ФОНЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ СОБЫТИЙ В ЕВРОПЕ В 1924-1932 ГГ. (КЛЮЧЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ)
В 1924 г. Англия и Франция изменили свои отношения с Германией и СССР. Это отрицательно повлияло на международное положение Польши. После заключения пакта в Локарно (1925 г.) и берлинского договора между СССР и Германией (1926 г.) Польше угрожала весьма реальная опасность оказаться в международной изоляции. Хорошо знал об этом маршал Юзеф Пилсудский, который после государственного переворота (май 1926 г.) фактически формировал внешнюю политику Второй Речи Посполитой. В 1926-1932 гг. Варшаве не удалось достичь успехов во взаимоотношениях с Германией. Немалым успехом польской дипломатии был договор о ненападении, подписанный с СССР в июле 1932 г. В 1931 г. Польша предложила странам-членам Лиги наций так называемый план «морального разоружения», но он не встретил поддержки в большинстве других стран, не исключая союзнической Франции.
Ключевые слова: внешняя политика Польши в 1918-1939 гг.; международная ситуация в Европе в 1918-1939 гг.; Польша-Германия; Польша-СССР; Польша-Франция; Лига наций и Польша.
Исследователи истории международных отношений приходят к выводу о том, что политика западных держав в отношении Польши в межвоенные двадцать лет была не чем иным, как равнодействующей той политики, которую эти же государства проводили в отношении Германии и СССР. Например, если Париж или Лондон меняли свою линию поведения в отношении Берлина и Москвы, то ipso facto они меняли свою политику в отношении Варшавы, даже если во всеуслышание они декларировали, что их политика остается неизменной. Функционирование такого принципа давало о себе знать неоднократно. В 1924 г. на английской и французской политической сцене произошла смена лиц. В Лондоне впервые правительство было сформировано представителями партии лейбористов во главе с Джеймсом Рамсеем Макдональдом, в Париже одержало победу на выборах и получило власть Объединение левых (социалисты и радикалы), а их лидер - Эдуар Эррио - стал премьером и министром иностранных дел. И французы, и англичане пересмотрели свою политику в отношении Германии. Они признали, что прежний жесткий курс не является правильным и не ведет к достижению цели, которая состоит в обеспечении мира на будущее и в получении столь необходимых военных репараций. Победило мнение о необходимости протянуть руку Берлину, а также о включении Германии в систему, главной опорой которой
© Мариуш Волос, 2011
служила Лига наций, и даже было высказано мнение о предоставлении Германии значительной финансовой помощи для того, чтобы она вышла из послевоенного экономического кризиса и смогла выплатить репарации. С этой целью по инициативе Макдональда в Лондоне была созвана конференция (15 июля - 15 августа 1924 г.), во время которой была достигнута договоренность о том, что французы и бельгийцы выведут свои войска из Рурского бассейна, кроме того, был принят и быстро введен в действие план финансовой помощи для Германии, разработанный американским финансистом Чарльзом Дау-эсом. Немецкая делегация, которую, впрочем, возглавлял выдающийся политик Густав Штреземан, принимала участие во второй части конференции на равных правах с другими участниками, и этот факт некоторые историки рассматривают, и, возможно, не без оснований, как внешнее свидетельство того, что Германия была принята в круг великих держав. Было положено начало политике уступок и концессий в пользу Берлина, символом которой станет Локарно [1]. С другой стороны, сначала Макдональд, затем Бэнито Муссолини, наконец Эррио признали де юре СССР и установили с Москвой дипломатические отношения. Это выглядело как своего рода соревнование, кто первым признает Советскую Россию. Причины этого следовало искать в экономике, прежде всего в намерении использовать столь ёмкий советский рынок, где доминировали немцы со времен Рапалло [2].
В декабре 1924 г. британцы предложили Германии идею подписания пакта, гарантирующего неприкосновенность её западных границ. Начался многомесячный период переговоров, в которых приняли участие французы, итальянцы и бельгийцы, живо заинтересованные в решении этого вопроса. На берегах Вислы с растущим беспокойством наблюдали за развитием этих тенденций, тем более что Франция, как союзник, не всегда добросовестно информировала поляков о том, что происходило на переговорах. Попытки торпедировать это мероприятие ни к чему не привели, а кроме того, польская сторона оказалась в чрезвычайно сложной ситуации, поскольку не могла, да и не стремилась препятствовать французам в установлении мирных отношений с Гер-
манией и в получении дополнительных гарантий мира. Эту ситуацию прекрасно понимал возглавивший в очередной раз польскую дипломатию (с июля 1924 г. до мая 1926 г.) Александр Скшинский. Он предпринял масштабные, многосторонние действия для того, чтобы добиться для Польши идентичных гарантий неприкосновенности границы с Германией. Однако вскоре стало ясно, что ни одна из держав, во главе с союзником Польши Францией, не заинтересована в этом. Так что Скшинскому оставалось лишь преодолевать препятствия и бороться за наиболее благоприятное обеспечение границ Польши. В результате ему удалось добиться многого и вместе с тем совсем немногого. Штреземан согласился на арбитражное соглашение с Польшей и Чехословакией, причем документ этот был составлен так, что под арбитраж, собственно, можно было подвести даже вопрос территориальной принадлежности того или иного региона. В свою очередь гарантами этого договора выступали французы - на основании специального соглашения. Но Берлин отказался принять французские гарантии, и они носили исключительно односторонний характер. О каких бы то ни было гарантиях неприкосновенности польско-германской границы не шло и речи. Кроме того, польско-французское соглашение о гарантиях серьезно ослабляло значение союзнического договора от 1921 г. Теперь решение о начале военных действий против Германии зависело не от воли Парижа и Варшавы, оно должно было приниматься на форуме Лиги наций в Женеве. Польше теперь угрожала весьма реальная опасность оказаться в международной изоляции [3].
Конференция, проходившая в прекрасном швейцарском Локарно (5-16 октября 1925 г.) - главная роль здесь принадлежала главам дипломатии: французской (Аристид Бриан), немецкой (Густав Штреземан) и британской (Остин Чемберлен) - завершилась торжественным парафированием рейнского пакта. Неприкосновенность французско-германской и бельгийско-германской границ окончательно закреплена, а кроме того, были получены гарантии со стороны Великобритании и Италии. Скшинскому пришлось долго ожидать приглашения в Локарно. Приглашение он получил, когда работа
конференции шла полным ходом, однако к столу заседаний он был допущен только в предпоследний день, когда решения по всем самым важным вопросам были давно приняты. Подобным же образом обошлись и с главой дипломатии Чехословакии Эдуардом Бенешем [4]. Никого не убедили аргументы, что пакт о безопасности живо интересует также Польшу, хотя непосредственно это, казалось бы, её не касается. 16 октября было подписано также соглашение между Польшей и Германией об арбитраже и польско-французское соглашение, гарантирующее эти договоренности. Однако эти документы не имели органичной связи с рейнским пактом и ничто - кроме даты и места подписания - их с ним не связывало. А сам факт обращения с польским министром прекрасно отражал атмосферу, царившую на конференции, и отношение держав к польскому вопросу. Рейнский пакт был триумфально выставлен на всеобщее обозрение в доказательство того, как совсем недавние противники, противостоявшие друг другу на фронтах Первой мировой войны, смогли добровольно договориться.
Столь же торжественное подписание состоялось и в Лондоне 1 декабря 1925 г. Но на самом деле Локарно было всего лишь иллюзией. Глядя с перспективы событий, которые за этим последовали, мы знаем, что самые большие потери выпали на долю Франции, которая, отдалившись от восточных союзников (Польша и Чехословакия), фактически ослабила свою международную позицию, в том числе, а возможно и прежде всего, перед лицом Германии [5]. В Европе появились границы более надежные, неприкосновенность которых державы гарантировали международным договором, и менее надежные, которые таких гарантий не обрели. К последним, к сожалению, относилась и польско-германская граница. Усилия, направленные на достижение таких гарантий, определяли действия польской дипломатии в последующие годы. В качестве выразительного комментария к Локарно можно привести слова Юзефа Пилсуд-ского: «...каждый приличный поляк сплюнет, услышав это слово» [6]. На берегах Вислы нарастало критическое отношение к французскому союзнику [7]. Беспокойство поляков вызывала также внешняя политика Лондона [8].
Для Бриана важнейшей целью стало добиться такого положения, чтобы Германия по собственной воле приняла и соблюдала положения того порядка, который был установлен в Версале, а также пакта Лиги наций и отказалась бы в результате от своих ревизионистских устремлений. Достижение этой цели виделось ему как наилучшая гарантия перед возможностью возникновения очередного конфликта в Европе и в мире. Бриан, памятуя об опыте 1870-1871 и 19141918 гг., считал соглашение между французами и немцами не только совершенно необходимым, но и воспринимал это как окончательную ликвидацию постоянного очага напряженности, который мог бы стать причиной возгорания будущего мирового конфликта. Его концепции были не столько пацифистскими, сколько идеалистическими. Путь к их реализации вел через уступки в пользу Берлина и всё более ускорявшееся отступление от ограничений, навязанных Германии. Важной целью этой политики было также стремление ослабить связи между Берлином и Москвой [9]. Расплачиваться за это приходилось в первую очередь более слабым партнерам из Центральной и Восточной Европы, а значит, и Польше.
Штреземан оказался в комфортной ситуации. Он не отказывался от прежнего курса Восточной политики (Ostpolitik) и мог рассчитывать на дальнейшие уступки со стороны западных держав, которые предлагали Германии не только вступление в Лигу наций, но и получение постоянного места (т. е. фактически статуса державы) в её Совете. Польская дипломатия также добивалась получения такого места, имея в виду хотя бы возможность нейтрализовать шаги немецкой дипломатии в вопросах, касающихся нацменьшинств [10]. Эти её усилия дали половинчатый эффект в виде согласия держав на предоставление ей так называемого «по-лупостоянного» места в Совете Лиги с правом переизбрания [11]. Польшу, впрочем, избирали в Совет четыре раза подряд (в 1926, 1929, 1932 и 1935 гг.). Особенно добивался этого министр Август Залеский, приверженец сотрудничества с Лигой наций. Пилсудский относился к этой организации критически, придерживаясь мнения, что вовлеченность польской дипломатии в её деятельность, за-
частую весьма далекую от интересующих Польшу вопросов, по сути, создает лишние трудности для Варшавы и даже прибавляет ей случайных друзей и врагов. Эта критичность польского Маршала в отношении Женевы с годами только возрастала.
24 апреля 1926 г. Германия и Советская Россия подписали так называемый берлинский договор. Он стал доказательством живучести политики Рапалло. Был он также свидетельством того, что Берлин не собирается отказываться от столь плодотворной политики сближения с СССР. Впрочем, берлинский договор стал началом нового раздела в истории этой политики - интенсификации сотрудничества Красной армии и Рейхсвера, поборниками которого с немецкой стороны были крайне правые и националистические круги. Следует отметить, что Москва в качестве предлога для подписания этого договора использовала продление польско-румынского союза (26 марта 1926 г.)
[12]. Фактически СССР удалось успешно нейтрализовать линию Локарно и получить заверения от Берлина, что во взаимных отношениях государств, подрывающих версальский порядок, ничего не изменилось [13]. Берлинский договор ещё более усилил угрозу изоляции польского государства на международной арене. Нельзя также отрицать, что именно этот факт повлиял на решение Пилсудского взять власть в свои руки, хотя причиной вооруженного государственного переворота, совершенного в мае 1926 г., послужила прежде всего внутренняя ситуация в стране.
После мая 1926 г. польскую внешнюю политику формировал фактически Пил-судский. Он считал, что ближайшие годы будут относительно спокойными на международной арене и следует сосредоточить силы на внутренних проблемах. Пил-судский согласился, чтобы главой МИДа стал Август Залеский (1926-1932), имевший довольно большой опыт дипломатической работы [14]. В первые дни и месяцы после государственного переворота Пилсудский и его сторонники многое предпринимали, чтобы убедить международное общественное мнение в том, что польская внешняя политика не изменится. Это было адресовано в первую очередь Берлину, Москве и Парижу. Более
того, сразу же после переворота предложение занять пост министра иностранных дел получил Скшинский, личность которого была лучшей гарантией продолжения прежнего курса. Последний, однако, отказался от предложенного поста под тем предлогом, что его не устраивает кабинет, у которого кровь на руках. Впрочем, позже он сожалел о своем решении [15].
Вторая половина двадцатых годов -это время, когда польская дипломатия предпринимала немало усилий, к сожалению, не всегда успешных, направленных на то, чтобы добиться гарантий неприкосновенности границ Второй Речи По-сполитой. В сентябре 1926 г. состоялась встреча Бриана и Штреземана в небольшом местечке Туари. Во время этой встречи глава немецкой дипломатии затронул вопрос о прекращении оккупации Северного Рейна до срока, установленного версальским договором. Польская сторона узнала об этих намерениях с опозданием, но быстро начала действовать. Речь шла о том, чтобы, выразив согласие на досрочное прекращение оккупации рейнской зоны, предъявить Германии лишь одно условие - Берлин должен дать гарантии неприкосновенности своей границы с Польшей. Это не только стало бы выражением доброй воли со стороны властей Веймарской республики, но и показало бы, чего стоит союз с Францией, поскольку было ясно, что такое условие может выдвинуть только Париж при поддержке Лондона. Однако усилия, предпринимаемые в этом вопросе польской дипломатией во главе с министром Залес-ким в 1927-1929 гг., оказались безуспешными. На Гаагской конференции летом 1929 г. Германия безоговорочно добилась досрочного окончания оккупации зоны Северного Рейна, а с польской делегацией обошлись так же, как в Локарно. Франция в очередной раз продемонстрировала, что приоритетом для нее является германский партнер, а безопасность польского союзника в данном случае вообще в расчёт не входит [16]. В Варшаве росло чувство недовольства в отношении Парижа. Пилсудский делал из этого выводы на будущее, он всё более убеждался в том, что единственный путь к урегулированию отношений с Германией лежит через прямые переговоры, без оглядки на третьи страны, даже если это союзники.
Польская дипломатия охотно участвовала в инициативах пацифистского характера, которые исходили прежде всего из Парижа и Женевы. Министр Залеский придавал им большее значение. Пилсуд-ский же относился к ним довольно сдержанно, не доверяя идеям о коллективной безопасности, он весьма сдержанно оценивал пацифистские лозунги, считая их пустословием. Однако маршал не мешал своему министру действовать. Пилсуд-ский в качестве премьера лишь один раз лично отправился в Женеву в декабре
1927 г. Специально для этого визита ему был сшит костюм, ибо не приличествовало появляться в колыбели пацифизма в мундире маршала. Причиной визита были напряженные отношения с Литвой, а разговор с ее премьером - Аугустинасом Вольдемарасом - закончился декларацией литовского премьера о том, что его страна не находится в состоянии войны с Польшей. Однако практический эффект этой декларации был мизерным [17]. Кто знает, возможно поездка Пилсудского в Женеву преследовала более важную цель - убедить мировые державы того времени в мирных намерениях Польши, с особым акцентом на германский вопрос. Во время переговоров со Штреземаном маршал дал понять, что пора бы уже преодолеть неудачную полосу в польско-германских отношениях, поскольку, по сути, для обеих сторон это создает лишь различного рода трудности на международной арене [18].
Польша входила в группу первых 15 государств, которые поставили свою подпись под общим договором об отказе от войны, как инструмента решения национальных проблем (а что за этим следует -и международных), который был назван по фамилиям его инициаторов пактом Келлога - Бриана (27 августа 1928 г.). Этот пакт, считавшийся вершиной пацифистской мысли межвоенного периода, имел более чем скромное практическое значение [19].
Со сдержанностью польская дипломатия отнеслась к идее - впрочем, весьма интересной - объединения Европы, которую поддерживал граф Рихард Куденхоф-Калерги. Пан-Европу в таком аспекте рассматривали не без опасений, что это может быть кратчайший путь к доминированию Германии на континенте. Эту идею в 1929-1930 гг. начал продвигать
также Бриан на форуме Лиги наций, объявив, впрочем, не до конца конкретизированную идею создания Европейского союза, главным образом экономического характера. Ответ польской стороны и на сей раз был сдержанным; в нем подчеркивалось, что прежде необходимо продемонстрировать добрую волю в международных отношениях [20]. Кое-кто из польских дипломатов интерпретировал идею Бриана как весьма конъюнктурную, как стремление искать пути дальнейшего примирения с Германией, на сей раз, прикрываясь лозунгом Пан-Европы [21].
В рамках длительных приготовлений к Международной конференции по разоружению в Женеве, торжественное открытие которой состоялось 2 февраля 1932 г., польская дипломатия готовила собственные планы по разоружению. Особенно интересной была идея о так называемом моральном разоружении, официально заявленная в сентябре 1931 г.
[22]. Предполагалось в связи с этим, что фактическому материальному разоружению должны предшествовать эффективные меры, направленные на прекращение враждебной пропаганды в прессе и в других средствах массовой информации, введение запрета на разжигание войны, и даже осуществление контроля за газетами, книгами и школьными учебниками, пропагандирующими лозунги ненависти и реванша. Предлагалось ввести в уголовные кодексы статьи, касающиеся этих вопросов, включая меры наказания в виде тюремного срока. Однако польский план морального разоружения не встретил поддержки в других странах, не исключая союзников [23].
В отношениях между Польшей и Германией в 1926-1932 гг. принципиального поворота не произошло. С лета 1925 г. продолжалась таможенная война, которую начала германская сторона. Причиной этой войны стал отказ принимать польские товары, особенно уголь. В данном случае Берлин действовал согласно принципу, провозглашенному ранее рейхсканцлером Йозефом Виртом, в соответствии с которым «Польшу надо доконать» [24], разумеется, прежде всего в экономическом смысле. Эти усилия не принесли успеха, ибо забастовка английских горняков в 1926 г. открыла более широкий доступ для польского угля на
рынки Скандинавии, где, впрочем, Польша присутствовала уже ранее. Но таможенная война продолжалась, а Варшава со своей стороны старалась экономически изолировать Восточную Пруссию. По существу оба государства на этом много теряли. К этому следует добавить многочисленные жалобы со стороны немецкого меньшинства в Польше, которые становились достоянием гласности на международной арене, проблему оптантов, которые не имели польского гражданства, но проживали на территории Речи Посполитой, неупорядоченные финансовые взаиморасчеты и претензии с обеих сторон [25]. Лишь к концу двадцатых годов ситуация стала постепенно налаживаться. Со стороны Германии всё большее число людей понимало, что единственно разумным является путь поиска договоренностей с Варшавой. Происходило постепенное осознание того, что Польша - это долговременный элемент на карте Европы, а не «сезонное государство». Это принесло ощутимые результаты в виде подписанного в октябре 1929 г. так называемого «ликвидационного соглашения», благодаря которому была урегулирована значительная часть взаимных финансовых претензий. В марте 1930 г., т. е. в период уже нараставшего глобального экономического кризиса, была достигнута договоренность также относительно торгового договора. Однако Рейхстаг отказался его ратифицировать [26].
Трудно не согласиться с мнением Пил-судского о том, что настоящим барометром в польско-немецких отношениях оставался Вольный город Гданьск, который, впрочем, Польша имела право представлять на международной арене. На рубеже 20-х и 30-х гг. среди гданьских немцев всё большее распространение получали национал-социалистические тенденции. Всё более явными становились попытки ограничивать полномочия Польши на территории Вольного города. На подобные выпады Варшава отвечала со всей решимостью. Власти Гданьска, инспирированные Берлином, пытались заблокировать интенсивно ведущееся строительство порта в соседнем городе Гдыня. Сенат Вольного города почти не предпринимал усилий, чтобы защитить Польшу от экономических потерь вследствие проницаемости таможенной границы. Наконец дело дош-
ло до крупного конфликта в связи с правами Речи Посполитой в области так называемого роН Ы'аИасНе, т. е. когда корабли военно-морского флота Польши начали воспринимать себя хозяевами порта, трактуя Гданьск как порт своей приписки. В июне 1932 г. Пилсудский решился на жесткую игру. Он приказал командиру эскадренного миноносца «Вихрь» Тадеушу Подъязд-Моргенштерну выйти навстречу эскадре британских кораблей и приветствовать их на рейде гданьского порта в качестве хозяина. В случае какого-либо противодействия со стороны властей Гданьска командиру корабля «Вихрь» предписывалось обстрелять ближайшее административное здание на территории города. Под таким давлением Сенат Вольного города на какое-то время уступил, но позже ещё неоднократно демонстрировал свою недоброжелательность в отношении Польши [27].
В польско-советских отношениях самым важным вопросом был договор о ненападении. Ещё в ноябре 1924 г. Москва выступила с предложением подписать договор такого рода. Однако переговоры шли ни шатко ни валко, неоднократно прерывались и возобновлялись по самым разным причинам. Польская сторона добивалась, чтобы подобные договоры о ненападении подписали - совместно или параллельно - другие западные союзники СССР (Латвия, Эстония, Финляндия, Румыния). Москва немало делала для того, чтобы торпедировать эту политику «круглого стола», не желая таким образом допустить, чтобы Речь Посполитая выступала в качестве лидера государств Центральной и Восточной Европы и, пуская в ход тот лозунг, что под эгидой Варшавы якобы выстраивается общий антисоветский фронт. Существовали также и проблемы юридического характера. Советский Союз не соглашался с введением процедур арбитража и с теми решениями, которые предлагались государствами-членами Лиги наций. Далеко продвинувшееся и тщательно скрываемое от мира военное сотрудничество между Германией и СССР, о котором польская разведка знала довольно много и которое в Варшаве воспринимали как действия ревизионистского характера, остриё которых было направлено против Речи Посполитой, ставило под сомнение искренность наме-
рений Москвы. Что касается двусторонних отношений, то неоднократно дело доходило до напряженности и раздражения
[28]. В сентябре 1926 г. Советский Союз подписал с Литвой договор, в котором косвенным образом констатировалось, что столицей Литвы является Вильно, тем самым подвергалась сомнению граница, установленная по Рижскому договору. Это соглашение народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин не случайно назвал «первым дипломатическим провалом» Пилсудского после того, как тот пришёл к власти [29]. В июне 1927 г. на вокзале в Варшаве белорусским эмигрантом Борисом Ковердой был убит посол СССР Петр Войков. Советские власти возложили вину за это убийство на польскую сторону, обвинив её в попустительстве в вопросе пребывания на территории Речи Посполитой белых эмигрантов [30]. Оживление отношений произошло на рубеже
1928 и 1929 гг., когда заместитель народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинов, получив согласие Политбюро ЦК ВКП(б), вышел с предложением подписать с Польшей и Литвой, а затем также с другими западными соседями СССР протокол, по условиям которого незамедлительно вступали бы в силу положения пакта Келлога-Бриана. Польша отнеслась к этому предложению положительно, и оно было окончательно оформлено 9 февраля 1929 г. [31]. К идее заключения договора о ненападении вернулись в августе 1931 г. Целью в данном случае было прежде всего стремление урегулировать взаимоотношения с восточным соседом на двусторонней основе. А побуждало к этому парафирование подобного франко-советского договора. Варшава вовсе не отказывалась от принципа «круглого стола». Одновременно с Польшей переговоры о своих договорах вели такие государства, как Финляндия, Латвия, Эстония и Румыния (впрочем, для последней они оказались безуспешными, поскольку не удалось найти формулы для договоренности по вопросу Бессарабии
[32]). Переговоры, которые в Москве умело вел посланник Станислав Патек, завершились парафированием в январе 1932 г. польско-советского договора о ненападении, а затем и его подписанием 25 июля того же года [33]. Это был немалый успех польской дипломатии.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Wotos M. Alfred Chlapowski (1874-1940). Biografia ambasadora Polski we Francji. Torun, 1999. S. 86-96; Kania K. Wielka Brytania 19181939 w swietle polskich zrödel dyplomatycznych. Torun, 2007. S. 99-102.
[2] Wotos M. Francja - ZSRR. Stosunki polityczne w latach 1924-1932. Torun, 2004. S. 35-138.
[3] Buthak H. Polska - Francja. Z dziejöw sojuszu 1922-1939. Cz. I: 1922-1932. Warszawa, 1993. S. 161 и далее; Wandycz P. Aleksander Skrzynski. Minister spraw zagranicznych II Rzeczypospolitej. Warszawa, 2006. S. 119-185.
[4] Brach R. Ceskoslovensko a Evropa v polovine dvacatych let. Praha a Litomysl, 1996. S. 287 и далее.
[5] Wandycz P. France and her Eastern Allies 19191925. French-Czechoslovak-Polish Relations from the Paris Peace Conference to Locarno. Minneapolis, 1962. S. 325 и далее; Wandycz P. La Pologne face a la politique locarnienne de Briand // Revue d'histoire diplomatique. 1981. № 2-3-4. S. 237-263; Bulhak H., Polska -Francja. Указ. соч. S. 204-211.
[6] Polska polityka zagraniczna w latach 1926-1932 [должно было быть: 1926-1939]. Na podstawie tekstöw ministra Jözefa Becka. Oprac. Cienciata A.. M. Paryz, 1990. S. 321.
[7] Soutou G.-H. L'alliance franco-polonaise (19251933) ou comment s'en debarasser? // Revue d'histoire diplomatique. 1981. № 2-3-4. S. 319 и далее; Bariety J. Die französisch-polnische <Allianz> und Locarno // Locarno und Osteuropa. Fragen eines europäischen Sicherheitssystems in den 20-er Jahren. Hrsg. von R. Schattkowsky. Marburg, 1994. S. 75-91.
[8] Urbanitsch P. Großbritannien und die Verträge von Locarno. Wien, 1968. S. 219 и далее.
[9] Oudin B. Aristide Briand. Paris, 2004. S. 454 и далее.
[10] РГВА. Ф. 476. Оп. 2. Д. 6. Л. 2-7.
[11] Korczyk Н. Przyj^cie Niemiec i Polski do Rady Ligi Narodöw w 1926 roku. Wroclaw-Warszawa-Kraköw, 1986. Passim; Sierpowski S. Liga Narodöw w latach 1919-1926. Wroclaw-Warszawa-Kraköw, 2005. S. 51.
[12] Walczak H. Sojusz z Rumuni^ w polskiej polityce zagranicznej w latach 1918-1931. Szczecin, 2008. S. 296-297.
[13] Горлов С. А. Совершенно секретно. Москва-Берлин 1920-1933. Военно-политические отношения между СССР и Германией. М., 1999. С. 163 и далее; Кантор Ю. Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы. М. ; СПб. ; Нижный Новгород ; Воронеж ; Ростов-на-Дону ; Екатеринбург ; Самара ; Новосибирск ; Киев ; Харьков ; Минск, 2009. С. 39 и далее.
[14] Wandycz P. Z Pilsudskim i Sikorskim. August Zaleski minister spraw zagranicznych w latach 1926-1932 i 1939-1941. Warszawa, 1999. S. 33-57.
[15] Wandycz P. Aleksander Skrzyñski. Указ. соч. S. 255-267.
[16] Wolos M. Alfred Chlapowski. Указ. соч. S. 173185.
[17] Sierpowski S. Pilsudski w Genewie. Dyplo-matyczne spory o Wilno w roku 1927. Poznañ, 1990. Passim.
[18] Polska polityka zagraniczna. Указ. соч. S. 50-51; Ruchniewicz K. Jeszcze raz o spotkaniu Stresemanna z Pilsudskim w grudniu 1927 roku w Genewie // Komunikaty Mazursko-Warmiñskie. 1995. No 2. S. 183-189.
[19] taptos J. Pakt Brianda-Kellogga. Stanowisko pañstw europejskich wobec zagadnienia rezyg-nacji z wojny napastniczej a stosunkach miçdzy-narodowych. Kraków, 1988. Passim; Korczyk H. Traktat ogólny o wyrzeczeniu siç wojny. (Pakt Briand-Kelloga). Geneza, zawarcie, recepcja, dzialanie. Warszawa, 1993. S. 127-145.
[20] Archives du Ministère des Affaires étrangères à Paris (Quai d'Orsay), série: Internationale, vol. 650, Réponse du Gouvernement polonais au memorandum français relatif à un régime d'Union Européenne, 10 июля 1930 г. Л. 57-58.
[21] Wolos M. Alfred Chlapowski. Указ. соч. S. 187.
[22] Wolos М. The Activities of Polish Diplomacy in
1931 // The Polish Quarterly of International Affairs. 2009. Vol. 18. No 1. S. 66-67.
[23] Polskie Dokumenty Dyplomatyczne 1931. Red. Wolos M. Warszawa, 2008. S. 575-579; Mi-chowicz W. Genewska Konferencja Rozbrojen-iowa 1932-1937 a dyplomacja polska. tódz, 1989. S. 112 и далее.
[24] tossowski P. Stabilizacja pozycji miçdzynaro-dowej Polski (czerwiec 1921 - marzec 1923) // Historia dyplomacji polskiej. Red. tossowski P. T. IV: 1918-1939. Warszawa, 1995. S. 187.
[25] Wolos M. La Poméranie polonaise, la Grande Pologne et la Haute-Silésie comme zones d'influence allemandes dans l'entre-deux-
guerres? Il Sécurité européenne: Frontières, glacis et zones d'influence. De l'Europe des alliances à l'Europe des blocs (fin XIXe siècle-milieu XXe siècle). Sous la direction de Frédéric Dessberg et Frédéric Thébault. Rennes, 2007. S. 201-209.
[26] Archiwum Akt Nowych w Warszawie (далее -AAN), Ambasada Berlin. Sygn, 791, Докладная записка беседы замминистра иностранных дел Польши с посланником Германии, 4 марта
1931 г. Л. 39-40.
[27] AAN, Delegacja RP przy Lidze Narodôw w Genewie. Sygn. 291, Телеграмма Ю. Бека A. Залескому, 19 июня 1932 г. Л. 34-35; Polska polityka zagraniczna. Указ. соч. S. 61-63; Wandycz P. Z Piteudskim i Sikorskim. Указ. соч. S. 124-127.
[28] Кен О. Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х - середина 1930-х гг.). М., 2008. Passim; Dessberg F., Wolos M. Francusko-sowieckie i polsko-sowieckie negocjacje w sprawie zawarcia paktôw o nieagresji w latach 1925-1927 Il Zeszyty Historyczne. 2007. No. 161. S. 57-96.
[29] Wolos M. Francja - ZSRR. Указ. соч. S. 331.
[30] Materski W. Na widecie. II Rzeczpospolita wobec Sowietôw 1918-1943. Warszawa, 2005. S. 316321.
[31] Dokumenty z dziejôw polskiej polityki zagranic-
znej 1918-1939. T. I : 1918-1932. Red.
Jqdruszczak T., Nowak-Kielbikowa M. Warszawa, 1989. S. 417-419.
[32] AAN, Ministerstwo Spraw Zagranicznych 19181939. Sygn. 6387, доклад советника посольства в Париже A. Мюльстейна Ю. Беку, 3 ноября
1932 г. Л. 42-45.
[33] Кен О. Н. Москва и пакт о ненападении с Польшей (1930-1932 гг.). СПб., 2003. С. 32104; Polska polityka zagraniczna. Указ. соч. S. 348-351.
