Научная статья на тему 'Влияние цифровой трансформации на теневую экономику'

Влияние цифровой трансформации на теневую экономику Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

CC BY
1432
332
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ / ДИДЖИТАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА / ЦИФРОВИЗАЦИЯ / ТЕНЕВАЯ ЭКОНОМИКА / ЦИФРОВАЯ ТЕНЕВАЯ ЭКОНОМИКА / ЦИФРОВОЙ РАЗРЫВ / ТЕНЕВАЯ ЗАНЯТОСТЬ / ECONOMIC SECURITY / DIGITAL ECONOMY / DIGITALIZATION / SHADOW ECONOMY / DIGITAL SHADOW ECONOMY / DIGITAL GAP / SHADOW EMPLOYMENT

Аннотация научной статьи по экономике и бизнесу, автор научной работы — Балог Михаил Михайлович, Демидова Светлана Евгеньевна, Троян Василий Викторович

В статье проанализировано влияние цифровой трансформации на различные аспекты экономической сферы. Проведено исследование теоретических подходов в определении понятия цифровой теневой экономики и методологических основ ее количественной оценки. Сделан вывод о том, что цифровизация воздействует на теневую экономику по трем основным направлениям. Первое представляет собой возникновение нового сегмента скрытой экономической деятельности в виде цифровой теневой экономики. Второе заключается в развитии нецифрового теневого сектора экономики из-за высвобождения значительной части рабочей силы, занятой в сфере выполнения рутинных операций. Третье последствие цифровой трансформации состоит в появлении значительного количества диджитальных инструментов контроля и минимизации теневой экономической деятельности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

DIGITAL INFLUENCE TRANSFORMATIONS TO THE SHADOW ECONOMY

The article analyzes the impact of digital transformation on various aspects of the economic sphere. A study of theoretical approaches to defining the concept of digital shadow economy and the methodological basis for its quantitative assessment is conducted. It is concluded that digitalization has an impact on the shadow economy in three main areas. The first is the emergence of a new segment of hidden economic activity in the form of a digital shadow economy. The second consequence of digitalization is the development of a non-digital shadow sector of the economy due to the release of a significant part of the workforce engaged in routine operations. The third consequence of digital transformation is the emergence of a significant number of digital tools to control and minimize shadow economic activity.

Текст научной работы на тему «Влияние цифровой трансформации на теневую экономику»

ПРАВОВЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЦИФРОВИЗАЦИИ

С. Е. Демидова

В. В. Троян

УДК: 338.2 DOI: 10.24411/2071-6435-2020-10034

Влияние цифровой трансформации на теневую экономику

В статье проанализировано влияние цифровой трансформации на различные аспекты экономической сферы. Проведено исследование теоретических подходов в определении понятия цифровой теневой экономики и методологических основ ее количественной оценки. Сделан вывод о том, что цифровизация воздействует на теневую экономику по трем основным направлениям. Первое представляет собой возникновение нового сегмента скрытой экономической деятельности в виде цифровой теневой экономики. Второе заключается в развитии нецифрового теневого сектора экономики из-за высвобождения значительной части рабочей силы, занятой в сфере выполнения рутинных операций. Третье последствие цифровой трансформации состоит в появлении значительного количества диджитальных инструментов контроля и минимизации теневой экономической деятельности.

Ключевые слова: экономическая безопасность, диджитальная экономика, цифровизация, теневая экономика, цифровая теневая экономика, цифровой разрыв, теневая занятость.

Введение

Цифровые технологии уже давно определяют траекторию развития бизнеса, общества и государства. Начавшись в 1980-х годах и получив развитие в том числе с экспансией и популяризацией Интернета, цифровая трансформация на сегодня представлена робототехникой, аддитивными технологиями, Интернетом вещей, виртуальными деньгами, цифровизацией реального сектора экономики [7]. Повсеместное внедрение цифровых технологий — одно из приоритетных направлений государственной политики всех развитых стран. Согласно последним исследованиям, к странам-лидерам по Индексу развития информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) относятся Исландия, Республика Корея, Швейцария, Дания и Великобритания. России в этом списке принадлежит 45-я строка. В Глобальном инновационном индексе Российская Федерация занимает 46-е место, при этом по одному из входящих в него показателей «ИКТ и создание бизнес-моделей» — только 94-е [12].

Возросшее за последние годы внимание российских органов государственной власти к процессам цифровой трансформации всех сфер общественной жизни подтверждается принятыми на федеральном уровне документами

© М. М. Балог, 2020 © С. Е. Демидова, 2020 © В. В. Троян, 2020

стратегического планирования. К ним относятся Прогноз научно-технологического развития Российской Федерации до 2030 года, Стратегия развития отрасли информационных технологий в Российской Федерации на 2014—2020 годы и на перспективу до 2025 года, Стратегия научно-технического развития Российской Федерации, План мероприятий («дорожные карты») «Развитие отрасли информационных технологий», Национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации», дорожные карты развития «сквозных» цифровых технологий, отраслевые документы Минкомсвязи России, в которых определена роль информационно-коммуникационных технологий в обеспечении устойчивого развитии страны, стратегические и тактические ориентиры научно-технологического развития, конкретные меры и инструменты, а также целевые показатели реализации государственной политики в области цифровизации Российской Федерации. Следуя тренду широкомасштабного развития цифровых технологий, заданному федеральным центром, региональные власти принимают соответствующие данной цели документы стратегического планирования в рамках имеющихся полномочий.

Термин «цифровая экономика» был введен в научный оборот Д. Тапскоттом в 1996 году для объяснения взаимосвязи между новыми формами: экономики, бизнеса и технологий [4, с. 148]. Последующие определения цифровой экономики, представленные в зарубежной литературе, делают акценты преимущественно на технологиях и вызванных ими изменениях в способах взаимодействия экономических агентов или на направлениях воздействия цифровизации на экономику и социальную сферу общества [21]. Сущность цифровой экономики можно определить как деятельность по формированию, распространению и использованию цифровых технологий и связанных с ними продуктов и услуг. К цифровым технологиям относятся технологии сбора, хранения, обработки, поиска, передачи и представления данных в электронном виде [21, с. 13].

В литературе встречается и более широкая трактовка изучаемого явления: цифровая экономика представляет собой целостную, системную и междисциплинарную задачу, которая требует объединения всех наук и духовных знаний человечества для нахождения модели отношений между людьми, совместимой с технологиями четвертой промышленной революции с целью удовлетворения потребностей каждого конкретного человека. Высшее проявление данной идеи — стать индивидом с высоким уровнем сознания, совершенным в физическом, интеллектуальном, духовном плане [3].

Отметим, что само использование термина «цифровая экономика» для объяснения происходящих в мире процессов цифровой трансформации является дискуссионным. Так, В. С. Циренщиков отмечает, что более корректно определять процессы повсеместного внедрения информационно-коммуникационных технологий не в качестве «цифровой экономики», а как цифровизацию последней. В противном случае это послужит заблуждению, что наряду с экономикой как таковой закономерно возникновение альтернативных экономик, порождаемых новыми направлениями научно-технического прогресса («электрическая эконо-

мика», «химическая экономика» и другие) [19].

Растущее влияние цифровизации на экономику и социальную сферу становится все более ощутимым. За последние полтора десятилетия цифровая экономика в своем развитии в 2,5 раза опережала рост мирового ВВП. Эффективность инвестиций в цифровые технологии в 6,7 раза превышает доходность от вложений в нецифровой сектор [11]. Внедрение «сквозных» технологий, названных так из-за масштабов и глубины своего влияния, к которым относятся технологии искусственного интеллекта, Интернета вещей, технологии беспроводной связи, робототехники, способно увеличить производительность труда в компаниях примерно на 40% [21, с. 4]. Синергетические эффекты конвергенции, возникающие в условиях цифровой экономики, имеют следствием снижение энтропии информационного пространства и, соответственно, рост эффективности работы экономической системы на региональном, отраслевом и национальном уровнях [5]. Цифровизации положительно влияет на уровень жизни населения при условии развитой цифровой инфраструктуры, при высоком уровне цифровой грамотности населения, обеспечения безопасности данных при необходимом уровне их открытости, а также достаточной степени надежности и применимости законодательства для привлечения компаний и создания инновационных бизнес-моделей [7].

При всей значимости научно-технического прогресса для социального и экономического развития цивилизации, четвертая индустриальная революция несет для человечества глобальные вызовы и угрозы. К ним относятся риски массовой гибели людей, экологического и экономического ущерба в результате использования инновационных продуктов и технологий; критическая зависимость экономической системы от информационной инфраструктуры; крупномасштабные кибератаки и вредоносное программное обеспечение [8; 9; 10]. Одним из примеров нанесения экономического ущерба личности, обществу, бизнесу и государству в результате развития информационно-коммуникационных технологий является цифровая теневая экономика.

Теоретические подходы к определению сущности и измерению цифровой теневой экономики в научной литературе

Понятийный аппарат цифровой трансформации находится на этапе своего становления, стараясь поспевать за стремительно происходящим процессом цифровизации различных сфер общественной жизни. Поэтому термин «цифровая теневая экономика» еще только начинает появляться в научных публикациях. Вместе с тем, поскольку теоретическое понимание сущности данной угрозы экономической безопасности напрямую влияет на качество практического ей противодействия, термину «цифровая теневая экономика» необходимо уделить должное внимание.

В статье Н. М. Розановой, А. И. Алтынова под цифровой теневой экономикой понимается любая не отраженная в официальной статистике незаконная деятельность, основанная на использовании цифровых технологий и направленная на

извлечение прибыли или какой-либо другой материальной или нематериальной выгоды [17].

В публикации Р. Ремейкиене, Л. Гаспарениене, Ф. Г. Шнейдер на основе экспертных оценок цифровая теневая экономика определяется как незаконная деятельность в виде торговли или предоставления услуг, при которой субъекты действуют исключительно в цифровом пространстве и нарушают правовые нормы с целью реализации незаконных взаимных интересов и получения материальных выгод. Авторы предлагают не включать в дефиницию такие уголовные преступления, как киберпреступность, цифровое пиратство или электронное мошенничество [29]. Данный подход коррелирует с рекомендациями Системы национальных счетов (СНС) об отнесении к теневой (неучтенной) экономике только операций, носящих характер экономической деятельности. Они осуществляются с общего согласия сторон сделки, то есть покупателей и продавцов (например, продажа наркотиков или оружия), и исключают сделки без взаимного согласия сторон (например, вымогательство, кража) [15].

Теневая экономическая деятельность представляет собой сложное и многогранное явление, суть которого трудно раскрыть в рамках одной формулировки. С этим связано возникновение в научной литературе нескольких подходов к его определению. Исследователи могут обращаться к любому из них в зависимости от поставленных целей. Соответственно, и цифровая теневая экономика может быть определена на основе того или иного теоретико-методологического подхода: экономического, учетно-статистического, правового, криминологического, кибернетического или комплексного [14]. Отличительные черты каждого из данных подходов представлены в таблице 1.

Таблица 1

Исследовательские подходы к определению теневой экономической деятельности

Название Отличительные черты

экономический подход определяется использованием методологии институционального анализа для изучения поведения субъектов теневой деятельности и функционирования отдельных нелегальных рынков, а также для оценки влияния теневой экономики на макроэкономические процессы

учетно-статистический подход предполагает что отсутствие фиксации экономических явлений и процессов официальной статистикой является основанием для причисления их к разряду теневых

правовой подход критерием отнесения экономической деятельности к теневому сектору выступает нарушение действующего законодательства

криминологический подход под теневой экономикой понимается экономическая деятельность, приводящая к нанесению ущерба интересам личности и общества

кибернетический подход предполагает использование эконометрических моделей для прогнозирования и управления теневым сектором, изучения его взаимодействия с легальной экономикой

комплексный подход характеризуется сочетанием элементов различных подходов в целях максимально комплексного изучения теневой экономики

В качестве обязательного компонента определения цифровой теневой экономики, формулируемого при использовании одного из представленных выше подходов, необходимо уточнение цифровой среды и(или) цифровых инструментов осуществления такой деятельности.

Вопрос измерения данного типа экономики находится на начальной стадии изучения, в настоящее время существует всего несколько аналитических работ и методологических подходов к количественной оценке данного сектора. В частности, одним из них предполагается получение данных о масштабах конкретных направлений теневой экономической деятельности, которые заведомо полностью или практически целиком осуществляются при помощи диджитальных технологий [18]. Пример — измерение незаконных денежных потоков в международной торговле путем обнаружения фальсификации таможенных счетов экспортно-импортных операций [30]. Преимущество этого подхода — в его доступности в плане получения необходимых статистических данных, недостаток — в том, что подобные исследования смогут охватить лишь небольшое пространство теневой экономики в «цифре».

Представляет интерес оценка цифровой теневой экономики через определение зависимости между ростом обмена информацией через Интернет, числом активных абонентов фиксированного доступа и объемом теневой экономики. Даже без всеобъемлющего факторного анализа посредством использования данных индикаторов можно согласиться с тем, что теневая экономика России на сегодняшний день примерно на четверть формируется за счет развития цифровых технологий [6].

Наиболее системообразующим и полноохватным из существующих методов оценки уровня цифровой теневой экономики является модификация модели MIMIC (англ. Multiple Indicators Multiple Causes — пер. Несколько факторов Несколько причин), которая ранее успешно использовалась для характеристики теневой экономической деятельности. Модифицированная для измерения цифровой теневой экономики модель включает такие факторы, как доступ в Интернет и владение персональным компьютером среди домохозяйств, безналичные платежи, выход инновационных финансовых инструментов на рынок, а также охватывает такие показатели, как безналичные денежные переводы через Интернет-платежные платформы, объем платежей в криптовалютах и стоимость посылок, за которые не уплачиваются таможенные пошлины.

Апробация данного метода, проводившаяся в Литве с 2014 года по 2016 год, показала ряд проблем его практического применения. В их числе недостаток статистических данных по таким причинно-следственным факторам, как выход

инновационных финансовых инструментов на рынок и стоимость посылок, за которые не уплачивалась таможенная пошлина. В первом случае это связано с относительной новизной указанных инструментов, во втором — с правовыми директивами ЕС, по которым данная информация не собирается. Кроме того, по таким переменным, как безналичные переводы через Интернет-платформы и объем платежей в криптовалютах, исследователям доступна только глобальная статистика, но нет данных для конкретной страны или региона [26].

Направления воздействия цифровизации на теневой сектор экономической деятельности

Развитие диджитальных технологий и внедрение их в экономическую жизнь неизбежным образом должно было привести к появлению цифрового сегмента теневой экономики, что и случилось в действительности. Одним из наиболее распространенных каналов для совершения теневых сделок является Даркнет (DarkNet). Он представляет собой скрытую сеть не связанных между собой виртуальных туннелей, по которым данные передаются в зашифрованном виде. Основные характеристики Даркнета, привлекающие субъектов теневой экономики,— это сохранение анонимности и конфиденциальности пользователей и использование криптовалют. Вместе с тем незаконные деловые операции осуществляются и в общедоступных легальных социальных сетях. Так, проведенное в Скандинавии исследование показало активное использование таких ресурсов, как Facebook, Instagram и Snapchat для торговли запрещенными наркотиками [25].

Основные компоненты цифровой теневой экономики представлены Интернет-магазинами с электронными платежными системами, порталами поставщиков электронных игр (в том числе азартных), электронной торговлей в социальных сетях, платежами и переводами в биткоинах и других криптографических валютах, сайтами электронной рекламы, продвигающими подпольные виды экономической деятельности, и онлайн-кредиторами. Доля теневого банкинга США в выдаче ипотечных кредитов с 2007 года по 2015 год почти удвоилась, при этом наибольший рост продемонстрировали FmTech-кредиторы. Этому подъему способствовало ужесточение нормативных требований к традиционным банкам, работающим легально, и технологические преимущества FinTech [22]. Криминальные социальные сети (например, кардинговые форумы) используются киберпреступниками для торговли товарами и услугами, необходимыми для незаконных действий, обмена знаниями и опытом, а также формирования коллабораций [31]. Работники секс-индустрии Великобритании под влиянием цифровизации расширили свою деятельность в режиме онлайн. Данный шаг повысил физическую безопасность секс-работников, но сделал их уязвимыми перед угрозами, связанными с нарушением конфиденциальности [23].

Отличительными характеристиками цифровой теневой экономики определяются высокая скорость совершения незаконных сделок, наличие круглосуточной возможности доступа, трудноопределимое географическое расположение сделок, а также общение исключительно в электронном пространстве, без какого-либо

физического контакта участников [29]. Еще одной чертой цифровой теневой экономики является возможность сохранения полной анонимности участников незаконных трансакций. Подобные свойства делают цифровую теневую экономику серьезной проблемой для государственных структур, задачей которых является сокращение скрытого сектора в экономике.

Другой серьезной угрозой экономической безопасности, способствующей развитию как традиционной, так и диджитальной теневой экономики, является цифровое неравенство или цифровой разрыв. Под этими терминами понимается неравный доступ различных категорий населения к информационным ресурсам, информационным технологиям и техническим средствам ввиду ограничений компетентностного, физического и экономического характера.

Проблема экономической доступности формируется из-за высокой стоимости коммуникационного оборудования, услуг мобильной связи и Интернета, подписок на информационные ресурсы по отношению к среднедушевым денежным доходам различных групп населения по территориальному, возрастному или профессиональному признаку.

Проблема физической доступности возникает из-за неодинаковой скорости передачи данных в различных населенных пунктах и отсутствия возможности подключиться к широкополосному Интернету для малочисленных поселений.

Компетентностные ограничения проистекают из-за отсутствия или низкого уровня знаний, умений и навыков работы в цифровой среде. Исследование Высшей школы урбанистики и «Яндекс. Такси» показало, что низкий уровень цифровых компетенций характерен для большинства людей пожилого возраста, лиц с низким уровнем образования и дохода, а также для представителей регионов с низким уровнем социально-экономического развития [20].

Цифровое неравенство следует рассматривать как один из факторов развития как традиционного теневого сектора экономики, так и цифровой теневой экономики. В статье В. И. Прасолова, С. Н. Кашурникова отмечено, что цифровизация экономической жизни создает дополнительные возможности для расширения теневого рынка занятости из-за увеличения безработицы среди представителей массовых профессий и роста востребованности «уникальных» специалистов, работающих в цифровой среде. Оплату труда таких профессионалов возможно осуществлять опосредованно (например, получением роялти, участием в авторском коллективе, внесением ноу-хау в уставной капитал другой организации) [16]. Внедрение технологий искусственного интеллекта и автоматизация производств способны высвободить значительное количество рабочей силы, прежде всего, это коснется работников с низким и средним уровнем квалификации, осуществляющих выполнение рутинных операций [2; 9; 10]. Аутсайдеры процесса цифровой трансформации экономической жизни, лишившись работы, будут вынуждены искать альтернативные источники дохода, в том числе обращаясь к теневым видам экономической деятельности. Это может быть работа на низкоквалифицированных и/или временных рабочих местах без документального оформления отношений с работодателем, либо самостоятельное осуществление

скрытой от государства экономической деятельности.

Индивиды, находящиеся на другом полюсе цифрового разрыва, владеющие достаточным уровнем компетенций для эффективной незаконной деятельности в электронном пространстве, также рискуют пополнить ряды представителей цифровой теневой экономики. Результаты эмпирических исследований показывают, что в цифровой теневой экономике работают преимущественно мужчины молодого или среднего возраста с высшим образованием и высоким уровнем профессионализма, имеющие официальные доходы ниже уровня минимальной заработной платы. Во многих случаях эти субъекты действуют в рамках официально зарегистрированной экономической деятельности. Однако они участвуют в цифровой теневой экономике с целью сокрытия от налогообложения доходов, полученных в электронном пространстве [26; 29].

Наибольший риск развития теневого рынка труда от процесса цифрови-зации характерен для экономик развивающихся стран, которые сталкиваются с актуализацией таких угроз, как недостаточный уровень цифровых навыков и проникновения технологий, высокая волатильность цифровых компаний, маргинализация значительной части работников, возвращение производственных мощностей в развитые страны [4].

Уровень угрозы теневизации российского рынка труда под влиянием цифровой трансформации серьезно различается в региональном разрезе. С. Земцов, В.Баринова, Р. Семенова делают вывод, что наибольшие риски в области труда и занятости процесс цифровизации представляет в ряде республик Северного Кавказа, Южных районах азиатской части страны, а также в старых промышленных центрах Северо-Западной части России. Факторами, ухудшающими адаптационный потенциал регионов к широкомасштабному развитию в них производств на основе информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) являются: институциональные условия, ограничивающие возможности для новых видов экономической деятельности; отсутствие крупных городов и высокая доля сельского населения; низкая привлекательность среды проживания для представителей творческих профессий; отсутствие университетов, готовящих профессионалов в области информационных технологий; высокие бизнес-издержки и слабо развитая инфраструктура ИКТ [32].

Еще одним направлением влияния диджитализации на экономическую сферу является появление высокотехнологичных инструментов противодействия теневой экономической деятельности. Так, цифровизация налогового контроля позволяет повысить качество налогового администрирования. Согласно исследованию испанских авторов, использование нейронных сетей для обнаружения налогового мошенничества в Испании показало коэффициент эффективности в определении склонности отдельного физического лица уклоняться от уплаты налогов в 84,3%, что является весьма высоким результатом [28]. Снижение объема теневых операций во внешнеторговой деятельности достигается при помощи навигационных спутниковых систем, специальных голографических маркировок и радиодатчиков [1]. Также многообещающие перспективы имеет применение

искусственного интеллекта для создания многофакторных поведенческих моделей в целях противодействия кредитному мошенничеству, отмыванию и незаконному обналичиванию денег. Цифровизация трудовых процессов посредством введения электронных трудовых книжек и трудовых договоров делает прозрачными отношения работников и работодателей, чем минимизирует скрытую занятость. Электронное правительство оказанием услуг в режиме онлайн снижает административные барьеры при взаимодействии граждан и бизнес-среды с государственными структурами, создавая тем самым условия для снижения теневой экономической деятельности. Перевод госзакупок и закупок госкомпаний на электронные торговые площадки способствует минимизации коррупции. Внедрение цифровых комп-лаенс-платформ компаниями направлено на противодействие мошенничеству, коррупции, легализации доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма. Биометрические системы аутентификации и идентификации призваны повысить уровень безопасности персональных данных, финансовой информации граждан и информации, составляющей коммерческую тайну.

Отметим, что в научной литературе весьма дискуссионным представляется эффективность использования еще одного цифрового инструмента противодействия теневой экономике — электронных национальных денег. Традиционно считается, что увеличение доли безналичных платежей будет способствовать сокращению отмывания и незаконного обналичивания денег, минимизации случаев уклонения от уплаты налогов. Однако отмечается, что на практике использование электронных денег способствует расширению географии криминальной деятельности, трансграничности теневых операций и свободному выводу незаконно полученных денежных средств из национальной экономики [13]. Можно предположить, что расширение безналичных платежей сокращает возможности для малых субъектов теневой экономики (например, небольших предприятий, выплачивающих заработную плату «в конвертах»). Однако этот процесс одновременно создает новые возможности для незаконной экономической деятельности представителям крупного теневого бизнеса.

В исследовании других иностранных ученых к отрицательному последствию перехода на электронные деньги относится усложнение операций между формальным и неформальным секторами. В условиях наличных платежей индивиды могут свободно выбирать, в каком секторе экономики им работать, а в каком покупать желаемые блага. Отказ от наличных приведет к тому, что люди будут вынуждены делать то и другое только в одном секторе. Из-за этого в обществе будет происходить неэффективное распределение человеческого и физического капитала. Кроме того, «обезналичивание» экономики приведет к поиску новых маршрутов перетока капитала между легальным и нелегальным секторами, которые сложнее обнаружить и которые будут вовлекать в теневой сектор новых участников [24].

Заключение

Влияние цифровизации на теневой сектор экономики происходит по трем основным направлениям. Первое представляет собой возникновение нового

сегмента скрытой экономической деятельности в виде цифровой теневой экономики. Основными элементами последней выступают Интернет-магазины, порталы поставщиков электронных игр, электронная торговля в социальных сетях, платежи и переводы в криптографических валютах, сайты электронной рекламы, продвигающие подпольные виды экономической деятельности и онлайн-кре-диторы. Теневой цифровой рынок предлагает своим потребителям украденную личную и финансовую информацию, наркотики, секс-услуги, оружие, поддельные деньги и билеты, а также продукцию, изготовленную с нарушением авторских прав. Скрытая часть Интернета, именуемая Даркнет, также служит площадкой для совершения сделок по похищениям и заказным убийствам, торговле людьми, человеческими органами и исчезающими видами животных.

Второе последствие цифровизации — это развитие нецифрового теневого сектора экономики. Неравный доступ различных категорий населения к информационным ресурсам, информационным технологиям, техническим средствам, следовательно, к преимуществам, благам и способам получения дохода, которые предоставляет цифровизация, приводят к росту безработицы среди наименее адаптированной к внедрению цифровых технологий части населения. Многие из этих людей неизбежно пополнят ряды субъектов теневой экономики, устраиваясь на низкоквалифицированные и/или временные рабочие места без документального оформления отношений с работодателем, либо самостоятельно осуществляя скрытую от государства экономическую деятельность.

Третье последствие цифровой трансформации заключается в появлении значительного количества диджитальных инструментов контроля и минимизации теневой экономической деятельности. К ним относятся электронное правительство, многофакторные поведенческие модели на основе искусственного интеллекта, навигационные спутниковые системы, электронные трудовые книжки, цифровая валюта. Цифровизация налогового и таможенного контроля, государственных закупок, платежей при совершении сделок, комплаенс-систем в компаниях, трудовых отношений работников и работодателей, взаимодействия граждан и бизнес-среды с государственными структурами — все это современные и высокотехнологичные направления работы государства и бизнеса по минимизации теневого сектора в экономической жизни.

Литература

1. Алешникова В. И., Бурцева Т. А. Инструменты противодействия теневой экономике в регионах России // Вестник ВГУ. Серия: экономика и управление. 2019. № 4. С. 28-34.

2. Балог М. М. Возможности и угрозы процесса цифровизации экономики // Цифровая экономика и Индустрия 4.0: форсайт Россия: сборник трудов научно-практической конференции с зарубежным участием, 26-28 марта 2020 года. В 2 томах. Том 1. СПб.: ПОЛИТЕХ-ПРЕСС, 2020. С. 133-141.

3. БондаренкоВ. М. Мировоззренческий подход к формированию, разви-

тию и реализации «цифровой экономики» // Современные информационные технологии и ИТ-образование. 2017. Т. 13. № 1. С. 237—251.

4. Бухт Р., Хикс Р. Определение, концепция и измерение цифровой экономики // Вестник международных организаций. 2018. Т. 13. № 2. С. 143-172.

5. Дятлов С. А., Лобанов О. С., Чжоу В. Управление региональным информационным пространством в условиях цифровой экономики // Экономика региона. 2018. Т. 14, выпуск 4. С. 1194-1206.

6. Егоров А. Ю., Ильина Г. Г. Трансформация теневой экономики России в условиях развития цифровых технологий // Научные труды вольного экономического общества России. 2019. № 3. Т. 217. С. 297-310.

7. Зверева А. А., Беляева Ж. С., Сохаг К. Влияние цифровизации экономики на благосостояние в развитых и развивающихся странах // Экономика региона. 2019. Т. 15, выпуск 4. С. 1050-1062.

8. Иванов О. Б. Современный мир: глобальные тенденции, вызовы и угрозы // ЭТАП: Экономическая Теория, Анализ, Практика. 2019. № 1. С. 20-36.

9. Иванов О. Б., Иванова С. В. Нравственно-гуманистический кризис в информационную эпоху // Ценности и смыслы. 2020. № 3(67). С. 6-22.

10. Иванова С. В., Иванов О. Б. Перспективы развития образования в условиях четвертой промышленной революции // ЭТАП: Экономическая Теория, Анализ, Практика. 2019. № 6. С. 1-30.

11. Измерение реального воздействия цифровой экономики. URL: https://www.huawei.com/minisite/russia/digital-spillover/ (дата обращения: 07июля.2020 года).

12. Индикаторы цифровой экономики: 2019: статистический сборник / Г. И. Абдрахманова, К. О. Вишневский, Г. Л. Волкова, Л. М. Гохберг и др.; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: НИУ ВШЭ, 2019. 248 с.

13. Наличные в цифровую эпоху // ПЛАС. 2019. № 7. URL: https://plus-world.ru/journal/2019/plus-7-2019/nalichnye-v-tsifrovuyu-epohu/ (дата обращения: 17 июля 2020 года).

14. Николаев М. А., Демидова С. Е., Балог М. М. Методология управления экономической безопасностью на региональном уровне. Часть I: коллективная монография. Псков: Псковский государственный университет, 2018. 220 с.

15. Постановление Государственного комитета Российской Федерации по статистике от 31 января 1998 года № 7 об утверждении «Основных методологических положений по оценке скрытой (неформальной) экономики». URL: http://docs.cntd.ru/document/901703559 (дата обращения: 17 июля 2020 года).

16. Прасолов В. И., Кашурников С. Н. Минимизация угроз теневой экономики в условиях развития цифровых технологий // Экономика. Налоги.

Право. 2018. № 11 (5). С. 74-83.

17. Розанова Н. М., Алтынов А. И. Цифровая теневая экономика как новая реальность современного мира // Вестник Института экономики Российской академии наук. 2019. № 5. С. 43-61.

18. ТетерятниковК. С., Камолов С. Г., ИдрисовШ. Ш. Теневая цифровая экономика // Менеджмент и бизнес-администрирование. 2019. № 4. С. 181-197.

19. ЦиренщиковВ. С. Цифровизация экономики Европы // Современная Европа. 2019. № 3. С. 104-113.

20. Цифровизация в малых и средних городах России. URL: https://www. hse.ru/data/2018/06/06/1149766040/2018-06-GSU-HSE_pres_v6.pdf (дата обращения: 17 июля 2020 года).

21. Что такое цифровая экономика? Тренды, компетенции, измерение: докл. к XX Апр. междунар. науч. конф. по проблемам развития экономики и общества, Москва, 9-12 апр. 2019 г. Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2019. 82 с.

22. Buchak G., Matvos, G., Piskorski T., et al. Fintech, regulatory arbitrage, and the rise ofshadow banks // Journal of financial economics. 2018. Vol.13. Issue 3. Pp.453-483. DOI: 10.1016/j.jfineco.2018.03.011.

23. Campbell R. et al. Risking safety and rights: online sex work, crimes and ■blended safety repertoires' // British journal of sociology. 2019. Vol. 70. Issue 4. Pp. 1539-1560. DOI: 10.1111/1468-4446.12493.

24. Cohen N., Rubinchik A., Shami L. Towards a cashless economy: Economic and socio-political implications // European Journal of Political Economy. 2020. Vol. 61. DOI: 10.1016/j.ejpoleco.2019.101820.

25. Demant J. Drug dealing on Facebook, Snapchat and Instagram: A qualitative analysis of novel drug markets in the Nordic countries // Drug and alcohol review. 2019. Vol. 38. Issue 4. Pp. 377-385. DOI: 10.1111/dar.12932.

26. Gaspareniene L. et al. Adoption of MIMIC model for estimation of digital shadow economy // Technological and Economic Development of Economy. 2018. Vol. 24. Issue 4. Pp. 1453-1465. DOI: 10.3846/20294913.2017.1342287.

27. Gaspareniene L., Remeikiene R. Economic and demographic characteristics of the subjects, operating in digital shadow economy // 3rd Global Conference on Business, Economics, Management and Tourism, Book Series: IProcedia Economics and Finance. 2016. Vol. 1 39. Pp. 1 840-848. DOI: 10.1016/ S2212-5671(16)30253-2.

28. Lopez C. P., Rodriguez M. J.D., Santos S. D. Tax Fraud Detection through Neural Networks: An Application Using a Sample of Personal Income Taxpayers // Future Internet. 2019. Vol. 11. Issue 4. Article Number: 86. DOI: 10.3390/fi11040086.

29. Remeikiene R. et al. The definition of digital shadow economy // Technological and Economic Development of Economy. 2018. Vol. 24(2). Pp. 696-717. DOI:10.3846/20294913.2016.1266530.

30. Trade Misinvoicing. Available at: https://gfintegrity.org/issue/trade-misin-voicing/ (дата обращения: 12 июля 2020 года).

31. Yip M, Shadbolt N, Tiropanis Th., et al. The digital underground economy: a social network approach to understanding cybercrime // Digital Futures, 2012, October 23-25.

32. Zemtsov, S., Barinova, V., Semenova, R. The risks of digitalization and the adaptation ofregional labor markets in Russia // Foresight and STI Governance. 2019. Vol. 13. No 2. Pp. 84-96. DOI: 10.17323/2500-2597.2019.2.84.96.

References

1. Aleshnikova V. I., Burtseva T. A. Tools for countering the shadow economy in Russian regions. Vestnik voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of the Voronezh state University], 2019, no.4, pp. 28-34 (in Russian).

2. Balog M. M. Vozmozhnosti i ugrozy processa cifrovizacii ekonomiki [Opportunities and threats of the process of digitalization of the economy]. Cifrovaja ekonomika i undustriya 4.0: forsayt Rossiya: sbornik trudov nauchno-prakticheskoy konferencii s zarubezhnym uchastiem [Digital economy and industry 4.0: foresight Russia: proceedings of a scientific and practical conference with foreign participation], St. Petersburg, 2020, volume 1, pp. 133-141 (in Russian).

3. Bondarenko V. M. Worldview approach to the formation, development and implementation of the "digital economy". Sovremennye informacionnye tehnologii i IT-obrazovanie [Modern information technologies and IT-education], 2017, volume 13, no.1, pp. 237-251 (in Russian).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

4. Bucht R., Hicks R. Definition, concept and measurement of the digital economy. Vestnik mezhdunarodnyh organizaciy [Bulletin of international organizations], 2018, vol. 13, no.2, pp. 143-172 (in Russian).

5. Dyatlov S. A., Lobanov O. S., Zhou V. Regional information space Management in the digital economy. Ekonomika regiona [Regional economy], 2018, vol. 14, no.4, pp. 1194-1206 (in Russian).

6. Egorov A. Yu., Ilina G. G. Transformation of the shadow economy of Russia in the conditions of digital technologies development. Nauchnye trudy vol'nogo ekonomicheskogo obshhestva Rossii [Scientific works of the free economic society of Russia], 2019, vol. 217, no.3, pp. 297-310 (in Russian).

7. Zvereva A. A., Belyaeva Zh.S., Sohag K. The impact of digitalization of the economy on welfare in developed and developing countries. Ekonomika regiona [Regional economy], 2019, vol. 15, no. 4, pp. 1050-1062 (in Russian).

8. Ivanov O. B. Modern world: global trends, challenges and threats. ETAP: Eko-nomicheskaya Teoriya, Analiz, Praktika [ETAP: Economic Theory, Analysis, Practice], 2019, no. 1. pp. 20-36 (in Russian).

9. Ivanov O. B., Ivanova S. V. Moral and humanistic crisis in the information age. TsennostiISmysly [Values and Meanings], 2020, no. 3 (67), pp. 6-22 (in Russian).

10. Ivanova S. V., Ivanov O. B. Prospects for the development of education in the

conditions of the fourth industrial revolution. ETAP: Ekonomicheskaya Teori-ya, Analiz, Praktika [ETAP: Economic Theory, Analysis, Practice], 2019, no. 6, pp. 1-30 (in Russian).

11. Izmerenie realnogo vozdeystviya cifrovoy ekonomiki [Measuring the real impact of the digital economy]. Available at: https://www.huawei.com/minisite/rus-sia/digital-spillover/ (accessed: 17 July, 2020) (in Russian).

12. Indikatory cifrovoy ekonomiki: 2019: statisticheskiy sbornik / G. I. Abdrah-manova, K. O. Vishnevskiy, G. L. Volkova, L. M. Gohberg i dr. [Indicators of the digital economy: 2019: statistical collection], Moscow: National research University Higher school of Economics, 2019, p. 248 (in Russian).

13. Cash in the digital age. PLAS, 2019, no. 7. Available at: https://plusworld.ru/ journal/2019/plus-7-2019/nalichnye-v-tsifrovuyu-epohu/ (accessed: 17 July, 2020) (in Russian).

14. Nikolaev M. A., Demidova S. E., Balog M. M. Metodologiya upravleniya eko-nomicheskoy bezopasnostyu na regional nom urovne [Methodology for managing economic security at the regional level], part I: collective monograph, Pskov: Pskov state University, 2018, 220 p. (in Russian).

15. Postanovlenie Gosudarstvennogo komiteta Rossiyskoy Federacii po statistike ot 31 yanvarya 1998 goda n 7 ob utverzhdenii «Osnovnyh metodologicheskih polozheniy po ocenke skrytoy (neformal'noy) ekonomiki» [Resolution of the State Committee of the Russian Federation on statistics of January 31, 1998 no. 7 on the approval of "Basic methodological provisions for the assessment of the hidden (informal) economy"]. Available at: http://docs.cntd.ru/docu-ment/901703559 (accessed:17 July, 2020) (in Russian).

16. Prasolov V. I., Kashurnikov S. N. Minimization of threats to the shadow economy in the context of digital technologies development. Ekonomika. Nalogi. Pravo [Economy. Taxes. Right], 2018, no. 11(5), pp. 74-83 (in Russian).

17. Rozanova N. M., Altynov A. I. Digital shadow economy as a new reality of the modern world. Vestnik Instituta ekonomiki Rossiyskoy akademii nauk [Bulletin of the Institute of Economics of the Russian Academy of Sciences], 2019, no.5, pp. 43-61 (in Russian).

18. Teteriatnikov K. S. Kamolov S. G., Idrisov S. S. Shadow the digital economy. Menedzhment i biznes-administrirovanie [Management and business administration], 2019, no.4, pp. 181-197 (in Russian).

19. Tsirenshchikov V. S. Digitalization of the European economy. Sovremennaya Evropa [Modern Europe], 2019, no.3, pp. 104-113 (in Russian).

20. Cifrovizaciya v malyh i srednih gorodah Rossii [Digitalization of small and medium sized cities in Russia]. Available at: https://www.hse. ru/data/2018/06/06/1149766040/2018-06-GSU-HSE_pres_v6.pdf (accessed:17 July, 2020) (in Russian).

21. Chto takoe cifrovaya ekonomika? Trendy, kompetencii, izmerenie [What is the digital economy? Trends, competencies, measurement]. Doklady k XXAprel'skoy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii po problemam razvityja

ekonomiki i obshhestva [Reports for the XX April international scientific conference on economic and social development], Moscow: Publishing house of the Higher school of Economics, 2019, p. 82 (in Russian).

22. Buchak G., Matvos, G., Piskorski T., et al. Fintech, regulatory arbitrage, and the rise of shadow banks. Journal of financial economics, 2018, vol. 13, issue 3, pp. 453-483, DOI: 10.1016/j.jfineco.2018.03.011.

23. Campbell R. et al. Risking safety and rights: online sex work, crimes and 'blended safety repertoires'. British journal of sociology, 2019, vol. 70, issue 4, pp. 1539-1560, DOI: 10.1111/1468-4446.12493.

24. Cohen N., Rubinchik A., Shami L. Towards a cashless economy: Economic and socio-political implications. European Journal m;f Political Economy, 2020, vol. 61. DOI: 10.1016/j.ejpoleco.2019.101820.

25. Demant J. Drug dealing on Facebook, Snapchat and Instagram: A qualitative analysis of novel drug markets in the Nordic countries. Drug and alcohol review, 2019, vol. 38, issue 4, pp. 377-385. DOI: 10.1111/dar.12932.

26. Gaspareniene L. et al. Adoption of MIMIC model for estimation of digital shadow economy. Technological and Economic Development of Economy,

2018, vol. 24, issue 4, pp. 1453-1465. DOI: 10.3846/20294913.2017.1342287.

27. Gaspareniene L., Remeikiene R. Economic and demographic characteristics of the subjects, operating in digital shadow economy. 3rd Global Conference on Business, Economics, Management and Tourism, Book Series: Procedia Economics and Finance, 2016, vol. 39, pp. 840-848. DOI: 10.1016/S2212-5671(16)30253-2.

28. Lopez C.P., Rodriguez M. J.D., Santos S. D. Tax Fraud Detection through Neural Networks: An Application Using a Sample of Personal Income Taxpayers. Future Internet, 2019, vol. 11, issue 4. Article Number: 86. DOI: 10.3390/fi11040086.

29. Remeikiene R. et al. The definition of digital shadow economy. Technological and Economic Development of Economy, 2018, vol. 24(2), pp. 696-717. DOI :10.3846/20294913.2016.1266530.

30. Trade Misinvoicing. Available at: https://gfintegrity.org/issue/trade-misin-voicing/ (accesed: 12 July, 2020).

31. Yip M., Shadbolt N., Tiropanis Th., et al. The digital underground economy: a social network approach to understanding cybercrime. Digital Futures, 2012, October 23-25.

32. Zemtsov, S., Barinova, V., Semenova, R. The risks of digitalization and the adaptation of regional labor markets in Russia. Foresight and STI Governance,

2019, vol. 13, no 2, pp. 84-96. DOI: 10.17323/2500-2597.2019.2.84.96.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.