CC BY
85
УДК 32 С Р.А. МИРМАМАТОВА
ББК 66.3 (0)
ВЛИЯНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ НА РЕЛИГИОЗНО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЕ
ПОЛОЖЕНИЕ СРЕДНЕЙ АЗИИ ДО ЕГО ВХОЖДЕНИЯ В СОСТАВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Как известно, Средняя Азия представляется как огромная область на востоке «внутренних морей Евразии» - Средиземного, Черного, Каспия и Арала, которая на протяжении многих столетий истории своего цивилизационного развития являлась полем взаимодействия разнообразных культур, перемещений и столкновений народов, зоной контакта различных типов цивилизаций. Ко времени вхождения в состав России в Средней Азии существовали три самостоятельных ханства - Бухарский эмират, Кокандское и Хивинское ханство. «Период трех ханств» в истории Средней Азии был недолгим - около одного столетия, на исходе которого линейные батальоны российской армии вторглись в среднеазиатские пределы. Начало этого периода относится к последней трети XVIII в., когда оседло-земледельческие районы с их высокоразвитыми прежде центрами мусульманской городской культуры пребывали в состоянии тяжелого кризиса, поразившего их хозяйственную и культурную жизнь.
Кризис, как периодичное явление, охватил всю территорию Бухарского ханства и развивался постепенно, начиная с XVII в. Его причины имели разнообразный характер, в частности, угасание древних караванных путей, связанное с возрастанием роли океанских коммуникаций (активизации Ост-Индский и Вест-Индский торговых компаний - Р.М.), но более всего - близкое соседство с номадами, что создавало перманентную, из века в век, проблему оседания на земле сменявших одна другую волн кочевников, включения их в культурно-хозяйственный континуум оседлости. Крайняя медленность этого процесса не только препятствовала повышению общего хозяйственного уровня региона, но и обуславливала застойный характер экономики (специфические элементы и неравномерное развитие - Р.М.) страны. Трудность трансформации весьма инерционной ментальности степняков, приверженных привычному культурно-хозяйственному типу и образу жизни, находила зримое политическое выражение в их противодействии стремлению центральной власти к социально-политическому и административному упорядочению государства.
Не прекращающиеся феодальные усобицы в значительной степени привели не только к хозяйственной разрухе, политической смуте, но также к упадку городской жизни, запустению даже такого города, как Самарканд, сопровождались серьезной структурной трансформацией ислама как конфессиональной организации.
В целом значение религии в жизни общества оставалось по-прежнему весьма высоким, однако роль уламо - официального мусульманского духовенства, как правило, тесно связанного с государством и зависящем от центральной власти, - стала достаточно скромной в общественно-политической жизни страны. Но умаление этого официального сакрального компонента мусульманской государственности было связано с ростом влияния суфийских дервишских орденов и их глав - шейхов и ишанов, чья власть была подчас сильнее власти ханов, султанов и эмиров. Собственно само наличие могущественных дервишских братств, соперничавших за влияние на умы сотен тысяч верующих, было социальной корреляцией политической раздробленности страны. Точно так же снижение социального статуса уламо соответствовало политической слабости центральной власти и отражало ее бессилие в условиях кризиса. Достаточно точно суть сложившейся ситуации выразил немало известный историк Ахмад Дониш, который указал на «явный разлад в делах государства и религии», когда в Бухаре «в большинстве медресе и мечетях прекратились занятия и совершения намазов», а «худжры и медресе стали стойлами осла водоноса и вместилищем для зерна бакалейщика» (1, 27).
Внешнеполитический аспект кризиса обрел зримое выражение в нашествии войск иранского правителя Надиршаха Афшара (1736 - 1747), пытавшегося создать единое мусульманское государство в регионе Среднего Востока, ликвидировав при этом застарелую вражду между шиитами и суннитами. И по окончании «завоевания государств Индии, Синда и Белуджистана и успокоения иранских владений» его главной задачей стало завоевание Туркестана (7,157).
Военное решение этой задачи оказалось сравнительно легким. В августе 1740 г. в шахскую ставку близ Чарджуя прибыла «большая группа представителей племен и наиболее благородных
сановных лиц Бухары». Туда же приехал всевластный временщик Мухаммед Хакимбий аталык, министр, являвшийся «осью, на которой вертелась вся мастерская Турана» (7, 139-141). При личной встрече Мухаммед Хаким, подробно отвечая на вопросы правителя Ирана о состоянии ханства, рассказал об общем внутреннем развале государства, недовольстве широких масс населения и выразил со своей стороны готовность служить шаху, действуя в Бухаре в его интересах (5,119).
Включение большей части территории Средней Азии в состав недолговечной империи Надиршаха Афшара стало исходным пунктом дальнейшего исторического развития региона. Убийство заговорщиками в июне 1747 г. создателей последней великой державы в мире ислама и последовавшая за этим усобица в Иране обозначили и хронологический рубеж процесса формирования централизованной государственности в Западном Туркестане. На коренных землях бывшего Бухарского ханства, в долинах Зеравшана и районах вдоль течения Кашкадарьи, шла борьба между наиболее влиятельными группировками - Мангытами и Кенегесами. В остром соперничестве сыну вышеупомянутого временщика Мухаммеду Рахимбию Мангыту удалось потеснить знать Кенегесов и заставить эмиров признать его власть. Опираясь на поддержку части феодальных группировок и, что важно, мусульманского духовенства, им пришлось вести практически беспрерывную войну, направленную на подавление мятежников. А на востоке Средней Азии в условиях распада и военного бессилия государства Аштарханидов, а также агрессивных устремлений со стороны Джунгарского ханства в начале XVIII в. в Ферганской долине начался процесс политического объединения разрозненных владений в единое государство.
Таким образом, в целом неагрессивное равновесие политических сил в среднеазиатском пограничье дало возможность среднеазиатским социумам создать на руинах державы Аштарханидов в ходе преодоления кризиса новые государства.
К началу XIX столетия эпоха, когда в Средней Азии и соседних странах Востока возникали крупные государства кочевников, чьи правители организовывали походы, потрясавшие мир, ушла в прошлое.
Важным аспектом внутренней политики правящего слоя среднеазиатских государств -светского и духовного - являлось всемерное поддержание социальной и политической стабильности. Мощной социо-психологической основой служило умонастроение довольно широких слоев населения, прежде всего, горожан и земледельцев, хорошо помнивших годы смутного времени. Живое непосредственное восприятие, эмоциональное переживание и мировоззренческое осмысление кризиса как затянувшейся исторической драмы, даже перейдя в последующих поколениях в латентную, бессознательную форму, на уровне сознательного функционирования порождало настроение неприятия каких-либо изменений. По сути, это была реакция общества на феномен недавней смуты. А поскольку новшества воспринимались общественным сознанием как способные привести к изменению существующего положения, атрибутом которого была идея порядка, то актуализация «духа времени» обусловливала сопротивление новациям, прежде всего, неисламского, западного образца, которое оформилось в политику изоляционизма, что являлось дополнительным фактором, тормозившим историческое развитие.
Укрепление центральной власти, неуклонно и жестоко проводимое эмирами-Мангытами, стремившимися сокрушить кочевую аристократию, имело своим результатом и то, что бухарские эмиры, по мнению крупного востоковеда А.А. Семенова, «лишились некоторых элементов демократизма, которые отличали, например, хивинских ханов, происходивших из узбекского племени кунград, и восприняли от своих подданных те черты почти обожествления, которые были столь свойственны персидским представителям о носителе верховной власти» (10,21). Можно сказать, произошла реанимация угасшей традиции обожествления личности царя, представлений, уходящих вглубь столетий. Во всяком случае, в долине Зеравшана они существовали в согдийскую эпоху (1, 395-396). Данный феномен, характеризующий бухарскую государственность XIX в., определялся как тем, что в эмирате значительным по численности еще оставалось таджикское население (Бухара, по замечанию А.Вамбери, была единственной местностью в Средней Азии, где таджик еще хвастал своим происхождением (3, 183), так и наличием на территории страны иранцев-шиитов - рабов и насильно переселенных земледельцев и горожан из Северного Хорасана. Этот этно-конфессиональный компонент, то есть иранцы-шииты, был использован центральной властью для упрочения своего положения. Тенденция опоры на иноэтничные элементы, как свидетельствует бухарский историк Ахмад Дониш, вполне определилась при эмире Насрулле (1828-1860), который «в целях упрочения своего государства... заставил племенных вождей неподвижно сидеть на своих землях» (1, 39).
В правление же Музаффара (1860-1885) рабы персияне наряду с джуйбарскими ходжами стали поставщиками кадров для центрального управленческого аппарата (11, 66), а узбекская «родовая верхушка в официальном бухарском аппарате была представлена, в общем, довольно слабо, в связи с тем недоверием, какое испытывала по отношению к ней эмирская власть» (4, 26).
В отличие от Бухары ферганская государственность в этом отношении имела больше возможностей. Замкнутая в горное кольцо Ферганская долина была государством, образующим локусом Кокандского ханства. При двух правителях - Алим-хане (1800 - 1810) и Омар-хане (18101822) - значение Кокандского ханства, его роль в экономике и политический вес в среднеазиатском регионе быстро возросли. Первый из государей провел важную для страны военную реформу. Для укрепления центральной власти он сформировал снабженное огнестрельным оружием новое войско из горных таджиков, выходцев из Кухистана - горной страны между Ферганской котловиной и Южным Таджикистаном. Таджики-горцы (галча -Р.М.), считавшиеся на Среднем Востоке лучшими пешими воинами (5, 7), в Коканде были противопоставлены старому войску, в результате чего внутри военного сословия возникло соперничество (2, 95).
Постоянная взаимная вражда ханств и набеги друг на друга, внутренний племенной сепаратизм во всех трех ханствах резко снижали эффективность проводимых экономических реформ, что не могло сказаться на остальных сферах жизни общества и, прежде всего, религиозной. К этому моменту серьезные религиозные сочинения не писались, а написанные сводились к поверхностным комментариям (шарх) и супракомментариям (хашийа) либо толкованиям второстепенных вопросов (фуру) в законоведении, схоластике, ритуалах и пр.
Религиозную ситуацию того времени невозможно оценить без обзора состояния религиозного образования. Оно тоже оказалось в серьезном упадке, что напрямую было связано с положением в экономике страны. Обычно медресе строились на средства богатых меценатов либо правителей. После строительства донаторы обязательно наделяли построенное медресе солидными пожертвованиями (вакф) в виде земельных участков (с жившими на них крестьянами) либо торговых лавок, бань и др. недвижимости, арендные средства с которой считались вакфным доходом конкретного медресе, мечети и других богоугодных заведений.
Вакф считался наиболее богоугодным пожертвованием (саваб), который могли сделать и частные лица. И в том, и другом случае эти пожертвования оформлялись в виде особых документов (вакф-наме), в которых указывался конкретный объем пожертвования, оговаривались доли распределения доходов и другие условия лиц, сделавших пожертвования. Одно из главных условий - бессрочное пожертвование, формулируемое обычно фразой «до Судного дня», с закреплением попечительства над вакфом за потомками жертвователя (распределение доходов согласно условиям первого жертвователя, попечительство над медресе или иным сооружением, организация функционирования жертвуемых объектов и пр.).
Из этого следует, что содержание медресе, мечетей и прочих религиозных учреждений через систему вакфов напрямую зависело от экономического благосостояния государства. Поэтому любой экономический упадок отрицательно отражался на состоянии медресе или в начальных школах (мактаб). Именно это и произошло в момент упомянутого выше экономического и политического кризиса в Бухарском и соседних ханствах. Иными словами, многие медресе в связи с упадком их вакфных хозяйств закрылись либо резко ограничили учебную программу, оказавшись в состоянии содержать лишь небольшое количество преподавателей и студентов. По воспоминаниям капитана Флора Ефремова (бывшего в плену в Бухарском ханстве), примерно к 1770 гг. в Бухаре функционировало всего 8 медресе из реально существовавших к тому времени более 70. Остальные, очевидно, были закрыты, как сказано, из-за разорения их вакфного хозяйства.
По всей видимости, уже после смерти двух «ревнителей шариата» Шах-Мурада и его сына Амира Хайдара бухарские медресе вновь пришли в упадок из-за многочисленных злоупотреблений с вакфным имуществом и ослабления государственного контроля. В таких условиях сохранение былых традиций в обучении едва ли было возможным.
О серьезных проблемах в системе религиозного образования, и, как следствие, религиозной и правовой стагнации писали некоторые местные авторы исторических хроник, например, знаменитый Ахмади Дониш (1, 60).
Достаточно законсервированный и ограниченный характер местного образования отмечали европейские и русские путешественники, и наблюдатели, посещавшие Бухару. Однако более конкретно и предметно об изъянах местного религиозного образования, о сложившихся крайне замкнутых и костных формах бытования ислама писали знаменитые мусульманские богословы Поволжья (обучавшиеся в Бухаре и посетившие другие ханства региона) Абу-н Наср ал-Курсави,
Утыз Имяни и особенно полно и аргументированно - знаменитый Шихаб-аддин ал-Марджани (8,41,54,55,64-66).
Следует отметить, что кризис образования, а также ограничение восприятия ислама сказались и на других сферах общественной жизни в ханствах. Это касается, впрочем, и духовной жизни как в среде политической, интеллектуальной и экономической элиты, так и в более низких стратах общества. Духовная жизнь, естественно, дифференцировалась.
Таким образом, мы видим, что в результате кризиса и, как следствие, потери былых традиций в системе образования религиозные деятели стали утрачивать свои функции не только как социальный, но и ритуальный, этиконравственный регулятор в обществе. Очевидно поэтому в среде простых верующих, фактически утративших своих духовных пастырей (место которых занимали малограмотные и плутовые «деревенские шейхи и характеризовались как проявление политеизма (гиирк). Однако сами запреты ишаны»), все больший эмфазе делается на ритуальной стороне религии, в которой, однако, появилось или, точнее, было легитимировано в сознании масс множество ритуальных действий, поверий и обычаев, не связанных напрямую с предписаниями шариата.
В заключение хотелось бы отметить некоторые моменты.
Во-первых, политический кризис как главный фактор в ухудшении религиозно-просветительской ситуации в традиционной Средней Азии сыграл важную роль в политическом пробуждении народов региона.
Во-вторых, кризис образования, а также ограничение восприятия ислама сказались и на других сферах общественной жизни в ханствах.
В-третьих, в результате кризиса и, как следствие, потери былых традиций в системе образования религиозные деятели утратили свои функции не только как социальный, но и ритуальный, этико-нравственный регулятор в обществе.
И, наконец, до сих пор существуют некоторые неисследованные моменты в данном вопросе, в частности, роль политических движений - джадидизма, пантюркистов, и панисламистов, что создает предпосылки для продолжения исследований в данном направлении.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Ахмад, Дониш. История мангытской династии/А. Дониш. - Душанбе: Ирфон, -1967. - 417с.
2. Бейсимбиев, Т.К. «Тарих-и Шахрухи» как исторический источник./ Т.К. Бейсимбиев. - Алма-Ата: Наука, 1987. - 580 с.
3. Вамбери, А. Путешествие по Средней Азии/ А. Вамбери.- СПб., 1865.-221с.-
4. Иванов, П.П. Восстание китай-кипчаков в Бухарском ханстве в 1821-1825 гг. Источники и опыт их исследования (Тр. Ин-та вост. АН СССР. Т. XXVIII) / П.П. Иванов. -М.,- Л.: АН СССР, 1937.-123с.
5. История народов Узбекистана. - Ташкент: АН Уз ССР, 1947.- 512с. - 2 т.
6. Мехди-хан Астарабадский. Тарих-и-Надири / Мехди-хан Астарабадский // Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т.Н. XVI-XIX вв. Иранские, Бухарские и Хивинские источники. -М.,-Л.: АН СССР, 1938.-160 с.
7. Казим, Мухаммед. Надир-наме / М. Казим //Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т.Н. XV1-XIX вв. Иранские, Бухарские и Хивинские источники. -М.- Л. -1938.-157 с.
8. Идиатулин, Г. Очерки Марджани о восточных народах /Г. Идиатулин.- Казань, 2005.-176 с.
9. Семенов, А.А. Очерк устройства центрального административного управления Бухарского ханства позднейшего времени /А.А. Семенов // Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. Вып. II. Сталинабад, 1954.-151с.
10. Семенов, А.А. Очерк устройства центрального административного управления Бухарского ханства позднейшего времени. /А.А.Семенов.- Сталинабад, 1954.-151с,
11. Смирнова, О.И. О титуловании согдийских правителей /О.И. Смирнова //Древний мир. Сб. ст. - М.: Восточная литература, 1962.-405 с.
REFERENCES:
1.Ahmad, Donish. History of mangit dynasty. /A. Donish. -Dushanbe:Irfon. - 1967.-217р.
2. Beisimbiev, T.K. «Tarikh and Shakhrukhi » as a historical source. /T.K Beisimbiev. - Alma-Ata: Science,1987. - 580 р.
3. Vamberi, А. Journey through Central Asia. M..Vamberi. -1865.-221р, -SPB.
4. Iva^v, Р.Р. Rise of the China-Kipchak in Bukhara Khanate in 1821-1825. Sources and experience of their research (Тр. АN SSSR. Т. XXVIII) ./Р.Р. Iva^v - М.: - 1937. - 123 p, АN SSSR.
5. The history of Uzbekistan people.-Тashkent: АN Uz. SSR, - 1947.- 512 р.- 2 v.
6.Mekhdi- khan Astarabadskiy. Tarikh and Nadiri Тарих-и-Надири /Mekhdi- khan Astarabadskiy // Materials of the history of Turkmen and Turkmenistan. Т.Н. XVI-XIX вв. Iran, Bukhara and Khiva sources..-М.:-Л.-AN SSSR,1938.-160p.
7. Mukhammed, Kazim. Nadir - name // Materials of the history of Turkmen and Turkmenistan Т.Н. XV1-XIX вв. Iran, Bukhara and Khiva sources./ M. Kazim.-М.: - L.AN SSSR,1938.- 157р.
8. Idiatulin, G. Abu-n-Nasr Kursavi. Marjani essays about eastern people / G. Idiatulin. -Kazan, 2005. - 176р.
9. Semyonov, A.A. Device of the central administrative management sketch the latest time of Bokhare khanate/ A.A. Semyonov // Materials of the history of Tajik and Uzbek of Central Asia. Вып. II. Stalinabad, 1954.-151р.
10. Semyonov, A.A. Device of the central administrative management sketch the latest time of Bokhare khanate. /A.A. Semyonov. - Stalinabad, -1954. - 151р.
11. Smirnova, O.I.. About titles of Sogdian rulers // Antiquity Сб. ст./ O.I. Smirnova.-M.:-1962. - 405р.
Влияние политической ситуации на религиозно-просветительское положение Средней Азии до его вхождения в состав Российской империи
Ключевые слова: Средняя A3rni, Бухара, кризис, религия, образование, медресе, мечеть, ханства, государства.
В статье к рассмотрению предлагается проблема влияния политического кризиса как главного фактора в ухудшении религиозно-просветительской ситуации в традиционной Средней Aзии Выявлено, что в целом неагрессивное равновесие политических сил в среднеазиатском пограничье дало возможность среднеазиатским социумам в ходе преодоления кризиса создать на руинах державы1 Aштарханидов новые государства. Определены1 причины1, по которым важным аспектом внутренней политики правящего слоя среднеазиатских государств - светского и духовного - являлось всемерное поддержание социальной и политической стабильности, а мощной социо-психологической основой служило умонастроение довольно широких слоев населения, прежде всего, горожан и земледельцев, хорошо помнивших годы1 смутного времени.
На основе проведенного исследования делается заключение о том, что в результате кризиса и как следствие потери бышыж традиций в системе образования религиозные деятели стали утрачивать свои функции не только социального, но и ритуального, этико-нравственного регулятора в обществе.
The impact of the political situation to the religious and educational status of Central Asia before joining the Russian Empire
Keywords: Central Asia, Bukhara, crisis, religion, education, madrasas, mosques, khanates, states
In this paper, the problem of the impact of the political crisis as the main factor in the deterioration of religious and educational situation in the traditional Central Asian is proposed for consideration. It revealed that in general, non-aggressive balance of political forces in the Central Asian borderlands has made it possible to create new Central Asian states on the ruins of powers of Ashtarkhanids in overcoming the crisis. There were identified reasons of the current situation when an important aspect of internal policy of the ruling layer of the Central Asian states - secular and religious - was the utmost maintain of social and political stability. Powerful socio-psychological basis was the frame of mind of most part of the population, especially city dwellers and farmers who remembered the years of the Time of Troubles well.
Based on the research it is concluded that ^ligious leaders began to lose their functions not only in the field of social but also the field of ritual, ethical and moral control of society as a result of the crisis and as a consequence of the loss of old traditions in the education system.
Сведения об авторе:
Мирмаматова Райхона Абдурасуловна, соискатель кафедры1 международных отношений Таджикского государственного университета права, бизнеса и политики (Республика Таджикистан, г. Худжанд), E-mail: mraykhona@mail.ru Information about the author:
Mirmamatova Raykhona Abdurasulovna, а Post-graduate Student of the Department of International Relations, Tajik State University of Law, Business and Politics (Tajikistan Republic, Khujand), E-mail: mraykhona@mail.ru
