CC BY
3
ФИЛИППОВ Д.А.* ВЛИЯНИЕ ОКОНЧАНИЯ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ НА ДЕБАТЫ В ЯПОНИИ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ СТРАНЫ В 1990-х годах
Аннотация. В статье анализируются изменения условий безопасности в Восточной Азии после окончания холодной войны и их влияние на принципы внешней политики Японии, а также дискуссии в японских политических кругах относительно новой дипломатической стратегии, которая бы лучше отвечала новым угрозам и вызовам. В течение холодной войны Япония следовала на международной арене так называемой «доктрине Ёсида», основанной на зависимости от США в области национальной безопасности, акценте на внутреннюю политику и экономическое развитие и скромной роли в международных делах. Хотя данная стратегия позволила Японии достичь статуса второй экономики мира, она в недостаточной степени отвечала геостратегическим реалиям, сложившимся после окончания холодной войны, таким как экономическое и военное усиление Китая и сравнительное снижение военного присутствия в Восточной Азии США. В течение 1990-х годов в Японии велись дебаты относительно новой глобальной роли страны, приведшие к появлению ряда внешнеполитических концепций и инициатив, имевших различные и зачастую противоречащие друг другу параметры, все из которых были направлены на активизацию японской дипломатии и символизировали постепенный отход от принципов «доктрина Ёсида». Данные концепции вошли в политический дискурс Японии и оказали влияние на внешнюю политику страны в последующие десятилетия.
* Филиппов Дмитрий Александрович - PhD; научный сотрудник Отдела Азии и Африки Института научной информации по общественным наукам РАН.
143
Ключевые слова: внешняя политика Японии; «доктрина Ёси-да»; Итиро Одзава; Ёити Фунабаси; холодная война; человеческая безопасность.
FILIPPOV D.A. The end of the cold war's effect on debates in 1990 s Japan regarding its grand strategy
Abstract. This article analyses the changes in East Asian security environment after the end of the Cold War and their effect on the foundations of Japan's foreign policy, as well as the debates among Japanese political elites regarding a new grand strategy that would better address the new threats and challenges. During the Cold War Japan's diplomacy was guided by the so-called Yoshida doctrine based on relying on the US for national security, focusing on domestic politics and economic development, and a modest role in international affairs. While such strategy enabled Japan to become the world's second economy, it proved insufficiently suited to the new geostrategic realities, such as China's economic and military rise and a relative draw-down of US military presence in East Asia. Throughout the 1990s, debates were going on in Japan with regards to its new global role, which gave rise to a number of foreign policy concepts and initiatives that had disparate and often contradictory parameters yet were all aimed at invigorating Japan's diplomacy and symbolised gradual departure from the Yoshida doctrine. These concepts became part of Japan's political discourse and influenced its foreign policy in the following decades.
Keywords: Japanese foreign policy; Yoshida doctrine; Ichiro Ozawa; Yoichi Funabashi; Cold War; human security.
Для цитирования: Филиппов Д.А. Влияние окончания холодной войны на дебаты в Японии внешнеполитической стратегии страны в 1990-х годах // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9: Востоковедение и африканистика. - 2023. -№ 4. - С. 143-155. DOI: 10.31249/RVA/2023.04.08
На протяжении холодной войны внешняя политика Японии развивалась на основании принципов так называемой «доктрины Ёсида», названной по имени премьер-министра Сигэру Ёсида, который возглавлял правительство в 1946-1947 гг. и позже в 19481954 гг. Суть данной стратегии заключалась в зависимости от США в вопросах национальной безопасности, акценте на экономическом развитии, а также пассивной, сдержанной дипломатии.
144
Хотя Япония оказалась почти полностью зависима от США в вопросах внешней и оборонной политики, японская политическая элита полагала, что только так страна могла вновь стать частью международного сообщества. По сути, «доктрина Ёсида» позволила Японии достичь статуса экономической супердержавы в обмен на отказ от попыток добиться высокого международного статуса и самостоятельности в сфере безопасности. Помимо общих принципов доктрины, послевоенная японская внешняя политика основывалась на трех ключевых элементах, закрепленных в Синей книге МИД Японии в 1957 г.: ориентация в дипломатических вопросах на ООН, поддержание статуса Японии как азиатской державы и сотрудничество со «свободным миром» [1].
Окончание холодной войны привнесло перемены во все вышеуказанные элементы японской дипломатии и ознаменовало для страны период поиска своей роли в новых международных реалиях. Распад СССР и исчезновение советской угрозы нанесли удар по самому смыслу существования японо-американского союза безопасности. Между тем Китай, который в годы холодной войны был противником СССР и не представлял угрозы безопасности Японии, становился все более значительным фактором в дипломатии Токио [2].
Для Японии было необходимо выработать сбалансированный подход, который бы представлял собой компромисс между послевоенным пацифизмом и более активным участием в международных делах, между союзом с США и отношениями с Восточной Азией, между дипломатией, основанной на общих ценностях, и политикой, ведомой экономическими интересами [5]. На протяжении 1990-х годов в японских политических кругах велись дискуссии относительно новой стратегии, которая бы заменила «доктрину Ёсида», становившуюся все менее актуальной на фоне радикальных изменений в системе международных отношений и условиях безопасности на глобальном и региональном уровнях. Многие японские лидеры пытались сформулировать и реализовать альтернативные внешнеполитические инициативы и доктрины в новой геополитической обстановке.
Первый принцип послевоенной внешней политики Японии -ориентация на ООН - был испытан на прочность во время Войны в Заливе 1990-1991 гг. Тогда международная коалиция, выступив-
шая против режима Саддама Хусейна в Ираке, ожидала, что Япония окажет содействие, соразмерное ее статусу как второй экономики мира, однако японские лидеры оказались совершенно не готовы к подобному сценарию: вместо того, чтобы отправить в Кувейт части Сил самообороны, правительство Тосики Кайфу прибегло к проверенной послевоенным временем «дипломатии чековой книжки» и лишь предоставило финансовую поддержку.
В течение холодной войны даже гипотетическая отправка Сил самообороны за пределы Японии была немыслима, поскольку воспринималась как возвращение страны в эпоху милитаризма, а также могла вовлечь Японию в чужую войну. Поэтому неудивительно, что сразу после окончания холодной войны, когда в японском обществе был все еще очень силен антимилитаризм, использование Сил самообороны за рубежом представлялось не столько обязательством Японии как члена международного сообщества, сколько угрозой Девятой статье Конституции. Тем не менее за пределами Японии такой осторожный подход называли безответственным, и международному престижу страны был нанесен удар. Недовольство Вашингтона было очевидно - был отменен визит в Токио Джорджа Буша-старшего, запланированный на апрель 1991 г. Министр иностранных дел Японии даже не был приглашен на прошедшую в Мадриде мирную конференцию. Об отношении к Японии со стороны Кувейта свидетельствовал тот факт, что правительство страны выкупило целую страницу в газете The New York Times, на которой поблагодарило всех стран - участниц коалиции, кроме Японии.
Именно чувство стыда и «абсолютного унижения», которое в результате ощутили как японские политики, так и обычные граждане, дало импульс к трансформации внешнеполитической стратегии страны и более активному ее участию в международных делах [10].
Окончание холодной войны и сопутствующие ему геополитические изменения не могли не оказать влияние и на отношения Японии с Китаем. Стоит отметить, что в конце 1980-х - начале 1990-х годов японская политическая элита рассматривала отношения с Пекином в весьма позитивном ключе и всячески старалась избегать напряжения в двусторонних связях. Япония крайне неохотно ввела санкции против Китая после протестов на площади
Тяньаньмэнь в 1989 г., а премьер-министр Кайфу стал первым крупным мировым лидером, посетившим Китай после этих событий в 1991 г. Когда китайские корабли открыли огонь по японским рыболовным судам в 1993 г., японское правительство оставило этот инцидент без ответа.
Экономическое и военное усиление Китая в течение 1990-х годов привело к формированию в Восточной Азии трехсторонней системы региональных отношений между Китаем, Японией и США [8]. С распадом СССР у этих трех государств исчез стратегический противник, и если международная позиция США лишь укрепилась, а Китай находился на подъеме, то Япония в те годы страдала как от экономических проблем, так и от политической нестабильности.
При этом со временем у Японии накопились претензии к позиции Китая по ряду вопросов, и японские политики стали пересматривать прежнюю стратегию в отношении своего соседа. Токио негативно воспринял подземные испытания Пекином ядерного оружия в 1994 г., а серия ракетных испытаний и военных учений в Тайваньском проливе в 1995-1996 гг. лишь укрепило мнение Японии о неблагоприятном влиянии Китая на региональную безопасность. Дополнительной проблемой для Японии было и то, что ее влияние на политику Китая стало ослабевать вследствие как его стремительного экономического подъема, так и перехода к более активной внешней политике в регионе.
Наконец, японо-американский союз, на который Токио полностью полагался в обеспечении национальной безопасности, также прошел после окончания холодной войны через период неопределенности, заставив как Японию, так и США переосмыслить параметры двусторонних отношений. С исчезновением советской угрозы пропала и функция союза безопасности как сдерживающего фактора распространения коммунизма, в связи с чем важность двустороннего стратегического партнерства США и Японии стала менее значимой [7]. Вашингтон объявил о снижении военного присутствия в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и между 1990 и 1994 гг. число американских военнослужащих сократилось с 134 тыс. до 100 тыс. человек.
Следует отметить, что, хотя Токио в рамках «доктрины Ёси-да» фактически передавал функции по защите своей страны Ва-
шингтону, японо-американским отношениям была присуща так называемая дилемма союза. С одной стороны, существовал риск того, что Япония окажется втянута в потенциальный китайско-американский конфликт, например на почве Тайваня, к которому она будет не готова в силу минимальных расходов на оборону и формального отсутствия вооруженных сил. С другой стороны, была опасность и того, что США посчитают улучшение отношений с Китаем важнее сохранения крепких связей с Японией, в результате чего Токио может оказаться изолирован как в политическом смысле, так и в военном [6]. Подобное опасение появилось среди японской политической элиты после быстрого и неожиданного потепления отношений между США и Китаем в 1972 г.
Тем не менее условия безопасности в Восточной Азии в 1990-х годах, характеризуемые развитием ядерной программы КНДР, напряжением в Южно-Китайском море и появлением новых, нетрадиционных угроз безопасности, делали целесообразным сохранение крепкого японо-американского союза. В этом смысле примечателен доклад «Стратегия безопасности Соединенных Штатов для Азиатско-Тихоокеанского региона», который представил в 1995 г. заместитель министра обороны США по вопросам международной безопасности Джозеф Най. Данный доклад, в котором Най называл японо-американский союз ключевым элементом не только восточноазиатской безопасности, но и американской внешнеполитической стратегии, стал вехой в развитии двустороннего союза, подтвердив решимость США поддерживать военное присутствие в регионе [11].
Все эти события и тенденции - потеря престижа вследствие недостаточного вклада в действия международной коалиции во время Войны в Заливе, возрастающие подозрения в отношении Китая и период неуверенности относительно прочности союза с США - подчеркивали для японских лидеров несостоятельность «доктрины Ёсида» в новых геостратегических реалиях.
Тем не менее три принципа японской дипломатии - ориентация на ООН, восточноазиатская идентичность и сотрудничество со «свободным миром», олицетворяемым США, - оставались важны для Японии и после окончания холодной войны, при том, что каждый из них требовал переосмысления. Большинство японских лидеров в 1990-е годы пытались модифицировать или перестроить
внешнеполитическую стратегию страны, по-разному сочетая данные принципы и делая акцент на том или ином направлении дипломатии. Как уже было сказано, Война в Заливе оказала сильнейшее влияние на представления японских политиков о роли Японии в меняющемся мире, и уже к началу 1990-х годов сформировались две преобладающие точки зрения по этому вопросу. Согласно одной, Япония должна активизировать свою внешнюю политику, чтобы приумножить свой престиж на международной арене. Согласно другой, ей следует сохранять скромную роль в традиционных рамках союза с США, но при этом взять на себя роль «пацифистского государства», оказывая финансовую и гуманитарную помощь в целях поддержания мира и процветания.
Сторонники первого подхода зачастую говорили о том, что Япония должна стать «нормальной нацией». Данный термин ввел в оборот политик Итиро Одзава, на тот момент принадлежавший к Либерально-демократической партии Японии и имевший репутацию «серого кардинала» японской политики. Одзава впервые выдвинул предложение о необходимости проведения более активной внешней политики в 1992 г. в докладе особого комитета по роли Японии в международном сообществе, который Одзава и возглавлял. В этом документе, более известном просто как «доклад Одза-ва», текст которого был опубликован в апрельском номере журнала Бунгэй Сюндзю, говорилось, что поскольку Япония является глобальной экономической державой, то ее международная роль должна быть соразмерна ее статусу, а потому японская внешняя политика должна быть «фундаментально пересмотрена». В докладе также критиковались как «пассивный» пацифизм, характерный для послевоенной Японии, так и «доктрина Ёсида», поскольку та уделяла первостепенное внимание внутренней политике, отказываясь при этом от достаточного вклада в международную безопасность. В качестве альтернативы авторы доклада предлагали концепцию «активного пацифизма», в рамках которого Япония признавала бы законным применение вооруженной силы и могла бы принимать военное участие в гипотетической армии ООН или международных коалициях.
Концепция Японии как «нормальной нации» получила развитие в книге Одзава «План реформы Японии», вышедшей в 1993 г. и ставшей бестселлером. В книге Одзава выступал за внесение из-
менений в Конституцию с тем, чтобы позволить Японии принимать участие в международных миротворческих операциях. По его мнению, Япония станет «нормальной нацией», когда возьмет на себя те же международные обязанности, что и другие государства, вместо того чтобы «получать и не отдавать». По замыслу Одзава Япония должна иметь право на участие в коллективной системе безопасности и проводить более решительную внешнюю политику, добиваясь тем самым большего престижа и могущества. Одзава не просто ввел в японский политический дискурс концепцию «нормальной нации», но и стал ее лицом: в 1993-2006 гг. в трех крупнейших японских газетах вышло 39 редакционных статей, посвященных «нормализации» Японии, и 30 из них упоминали Одзава по имени.
Другой же взгляд на пути развития японской дипломатии, подчеркивающий уникальный статус Японии как пацифистского государства, был популяризирован журналистом Ёити Фунабаси, который стал автором концепции «глобальной невоенной державы». Как считал Фунабаси, именно поддержание и распространение пацифизма станет той глобальной ролью Японии, которая в итоге создаст условия, наиболее отвечающие ее национальным интересам. Концепция «невоенной державы», делающая акцент на мягкой силе, была довольно близка к образу Японии как пацифистского торгового государства, созданного на основе «доктрины Ёсида». По мнению Фунабаси, задачей Японии на международной арене должно быть создание «либерального международного порядка» экономическими средствами, такими как свободная торговля и программа официальной помощи в целях развития. Любопытно, что внешняя политика «глобальной невоенной державы» должна была строиться на общих западных ценностях и распространять идеи демократии и верховенства закона, а не ограничиваться лишь экономическими интересами.
Как Одзава, так и Фунабаси выступали за то, чтобы Япония вносила больший вклад в поддержание глобального мира и процветания, однако между их концепциями было два ключевых различия, которые делали «нормальную державу» и «глобальную невоенную державу» несовместимыми стратегиями. Первым различием было их отношение к использованию военной силы. Одзава выступал за конституционную реформу, которая бы позво-
лила Японии принимать участие в многосторонних военных операциях, санкционированных ООН, тогда как Фунабаси поддерживал понижение оборонного бюджета и использование в дипломатии лишь экономических методов. Вторым различием были их взгляды на японо-американские отношения. Одзава считал одностороннюю ориентацию на США после окончания холодной войны неразумной, выступал против тотальной зависимости от Вашингтона в вопросах безопасности и видел в двустороннем союзе будущее, только если роль Японии в нем повысится. Между тем Фунабаси воспринимал японо-американские отношения более положительно, но считал, что Япония должна играть «вспомогательную» роль в глобальной стратегии США.
В контексте дебатов о роли Японии в меняющейся системе международных отношений следует также отметить, что в 1990-е годы в стране наблюдалось снижение числа прокитайских политиков. К концу десятилетия Пекин потерял большинство своих защитников среди членов правящей Либерально-демократической партии, тогда как новое поколение политиков все громче высказывало недовольство в отношении китайской политики, а также уступок, на которые, по их мнению, шло японское правительство. В те же годы среди политической элиты появились и новые мнения относительно того, как Япония должна отвечать на растущую мощь Китая [9]. С одной стороны, как левые, так и правые силы считали, что усиление Китая будет играть важную роль в будущем самой Японии. С другой, со стороны малочисленных, но активных ультраправых националистов все чаще слышались призывы к более жесткой политике по отношению к Пекину, и даже в целом прокитайское деловое сообщество Японии стало куда менее охотно высказываться за дальнейшую активизацию двусторонних связей.
В результате этих дискуссий первая попытка японского правительства сформулировать новую внешнеполитическую доктрину была предпринята администрацией Рютаро Хасимото в июле 1997 г., когда премьер-министр выступал с речью перед Ассоциацией корпоративных руководителей Японии. Целью новой стратегии под названием «Евразийская дипломатия» было поддержание мира и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе путем укрепления японо-американского союза и создания многосторонних инициатив на базе Азиатско-Тихоокеанского экономического сотруд-
ничества (АТЭС). Особое внимание в концепции Евразийской дипломатии уделялось отношениям с Китаем и Россией. По замыслу Хасимото, в регионе должен был сформироваться квадрат сил и влияния между Японией, США, Китаем и Россией, который создаст безопасные и стабильные условия для процветания Японии. В своей речи Хасимото подчеркнул необходимость радикального улучшения отношений с Россией, чтобы найти выход из территориального спора вокруг Северных Курильских островов. Что касается Китая, то целью Хасимото было достичь общих взглядов на международные проблемы и способствовать становлению Китая рациональным, конструктивным актором на мировой арене. В целом доктрина Евразийской дипломатии отражала желание Японии и сохранять прочный союз с США, и проводить независимую политику в отношении России, Китая и региона в целом.
Другое видение японской внешнеполитической стратегии было обнародовано правительством Кэйдзо Обути в 1998 г. под названием «Человеческая безопасность». Авторами данной концепции были дипломат Цуруока Кодзи и заместитель министра иностранных дел Кэйдзо Такэми, которые полагали, что Япония должна взять на себя большую ответственность по поддержанию международной безопасности, влиянию на глобальный экономический порядок и помощи развивающимся странам. Новые обязательства должны были выполняться посредством сочетания как традиционных невоенных методов, например программы официальной помощи в целях развития, так и новой деятельности в сфере безопасности, такой как миротворческие миссии ООН.
В то же время сторонники «Человеческой безопасности» выступали против ремилитаризации Японии, полагая, что повышение расходов на оборону не обязательно создаст более безопасные условия для страны и может вызвать опасения среди восточноази-атских соседей Японии. Вместо повышения оборонного бюджета они предлагали скромную модернизацию Сил самообороны, которая облегчит координацию международных усилий по обеспечению мира и процветания. Более актуальной концепцию «человеческой безопасности» сделал Азиатский финансовый кризис 19971998 гг., результатом которого стало усиление интеграционных процессов в регионе. Новая инициатива была представлена самим премьер-министром Обути на саммите в Ханое в декабре 1998 г.
По словам Обути, «Человеческая безопасность» всеобъемлющим образом отвечает на все угрозы выживанию, повседневной жизни и человеческому достоинству. На практическом же уровне администрация Обути выделила 500 млн иен на создание «Фонда человеческой безопасности» под эгидой ООН.
Тем не менее ни Евразийская дипломатия, ни «Человеческая безопасность» не смогли стать адекватными альтернативами «доктрины Ёсида» и не являлись всеобъемлющими внешнеполитическими стратегиями, выработка которых представляла бы собой консенсус большинства политических акторов Японии. Тем не менее если Евразийская дипломатия фактически не пережила выдвинувшую ее администрацию Хасимото, то базовые принципы «Человеческой безопасности» актуальны для Японии и по сей день, хотя и не совсем в той форме, в которой они были выдвинуты правительством Обути (последующие премьер-министры признавали роль военных методов в обеспечении безопасности, а с начала 2010-х годов стала актуальна и постепенная ремилитаризация страны).
Что касается выдвинутых в начале 1990-х годов идей Одзава и Фунабаси о «нормальной нации» и «глобальной невоенной державе», то обе оказали заметное влияние на выработку новой внешнеполитической стратегии в 2000-е годы. В особенности много сторонников появилось в это время у концепции «нормальной нации», которые выступали за усиление военного потенциала Японии и использование Сил самообороны за пределами страны, как под эгидой ООН, так и в рамках союза с США. К числу политиков, поддерживавших «нормализацию» Японии (хотя они могли и не использовать этот конкретный термин), относились, например, премьер-министры Дзюнъитиро Коидзуми и Синдзо Абэ. Именно Одзава одним из первых использовал в своем докладе формулировку «активный пацифизм», которую впоследствии популяризовал и сделал центром своего стратегического видения Абэ [3].
Между тем концепция «глобальной невоенной державы» была в несколько измененной форме принята в качестве внешнеполитической программы Демократической партией Японии, которая руководила страной в 2009-2012 гг. Демократы выступали за более активную роль Японии в мировом сообществе, однако не
путем усиления военно-политического сотрудничества с США, а при помощи невоенных методов, таких как экономическая и гуманитарная помощь или укрепление государственных институтов
[4].
Заключение
В целом проходящие в 1990-е годы в Японии дискуссии относительно новых дипломатических стратегий и инициатив отражали поиск страной новой роли в изменившихся геополитических реалиях. Распад СССР, снижение военного присутствия в регионе США и усиление Китая существенно изменили условия безопасности в Восточной Азии и заставили Японию пересмотреть основы своей послевоенной внешней политики. Война в Заливе показала Токио, что традиционная «дипломатия чековой книжки» уже не отвечает глобальным вызовам, а конфликты далеко за пределами Японии также влияют на ее безопасность. Окончание холодной войны означало для Японии отход от «доктрины Ёсида», поскольку страна уже не могла изолировать себя от глобальных событий и фокусироваться исключительно на внутренней политике, и японским лидерам пришлось искать новые подходы к трем ключевым элементам послевоенной дипломатии.
Список литературы
1. Гаймусё. Вага тайко: но кинке = Министерство иностранных дел Японии. Обзор дипломатии. - Токио, 1957. - Яп. яз.
2. Молодяков В.Э., Молодякова Э.В., Маркарьян С.Б. История Японии. XX век. -Москва : Институт востоковедения РАН, 2007. - 528 с.
3. Akimoto D. The Abe Doctrine: Japan's Proactive Pacifism and Security Strategy. -London : Palgrave McMillan, 2018. - 261 p.
4. Funabashi Y. Tokyo's Trials: Can the DPJ Change Japan? // Foreign Affairs. -2009. - Vol. 88, N 6. - P. 106-117.
5. Hosoya Y. Japan in Search of a New International Identity. - URL: https://www. nippon.com/en/features/c00201/japan-in-search-of-a-new-international-identi1y.html (дата обращения 06.07.2023).
6. Hughes C. Japan's Response to China's Rise : Regional Engagement, Global Containment, Dangers of Collision // International Affairs. - 2009. - Vol. 65, N 4. -P. 837-856.
7. Purrington C. Tokyo's Policy Reponses During the Gulf War and the Impact of the "Iraqi Shock" on Japan. - Pacific Affairs, 1992. - Vol. 65, N 2. - P. 161-181.
8. Pyle K. Japan Rising : the Resurgence of Japanese Power and Purpose. - New York : Public Affairs, 2007. - 448 P.
9. Smith S. Intimate Rivals : Japanese Domestic Politics and a Rising China. - New York : Columbia University Press, 2015. - 384 P.
10. Soeya Y. Japanese Security Policy in Transition : the Rise of International and Human Security // Asia-Pacific Review. - 2005. - Vol. 12, N 1. - P. 103-116.
11. Yamaguchi N. Redefining the Japan-US Alliance. - URL: https://www.nippon. com/en/features/c00204/redefining-the-japan-us-alliance.html (дата обращения 02.07.2023).
