CC BY
48
РАЗДЕЛ IV БОГОСЛОВСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
УДК 37
Протоиерей Худовеков Святослав Николаевич
Директор Православной гимназии № 1 г. Смоленск, кандидат богословия, [email protected]
ВЛИЯНИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ПЕДАГОГИКИ ПОЗДНЕГО ЭЛЛИНИЗМА НА БОГОСЛОВИЕ ОРИГЕНА АЛЕКСАНДРИЙСКОГО
Protopresbyter Khudovekov Swjatoslav Nikolaevich
The Director of the Orthodox Grammar school № 1, Smolensk, candidate of theology, [email protected]
INFLUENCE OF PHILOSOPHICAL PEDAGOGY LATE HELLENISM ON THEOLOGY OF ORIGEN OF ALEXANDRIA
Духовное образование личности, понимаемое как внутренний субъективный процесс, никак не сводимо к внешнему образованию, но в то же время не может рассматриваться отдельно от него. Начальная фаза развития личности, за немногими исключениями, тесно связана с существующими в эту эпоху образовательными системами и их методикой. Влияние «школы» может быть прямым или опосредованным, но при анализе богословского наследия того или иного церковного писателя (а в более широком смысле - любого заметного творческого деятеля) оно должно обязательно учитываться. Проследим эту взаимовязь на примере Оригена, выдающегося церковного писателя III в. н. э., и современных ему философских школ эпохи позднего эллинизма [7].
Философское образование в виде школы зародилось в Афинах, где и возникло большинство античных философских школ, затем филиалы или самостоятельные отделения таких школ стали возникать в других крупных городах, прежде всего в Александрии. Для ряда школ образовательный уровень приходящих учеников был безразличен, это подчеркивали стоики и киники, для других школ, воспринимавших начальное обучение как подготовительную стадию для философии, наличие знаний в области математики было столь важным, что, как мы видели ранее, они создавали собственные курсы для ликвидации у учеников пробелов в образовании. Поскольку это касается платонизма, а к платонизму тяготеет христианская философская традиция, и александрийская школа прежде всего, то уместно будет в свое
время поставить вопрос, каким же образом на практике осуществлялось включение «подготовительных» дисциплин в богословскую учебную программу и как компенсировались пробелы в образовании.
Решение молодого человека выбрать философскую школу вместо риторской или профессиональной (технической, медицинской и т. д.) обозначало не просто профессиональный выбор, а скорее жизненный, точно так же как разнится сегодня поступление в институт или в духовную семинарию. Конечно, всегда оставалась возможность посещать школу в качестве вольнослушателя, не дающего никаких обязательств, но, как мы увидим далее, такой ученик был лишен ряда возможностей полноценного обучения в школе и лишь в виде крайнего исключения мог попасть на закрытые занятия, которые наставник проводил «для своих». Рано или поздно выбор приходилось сделать, и с этого момента молодой человек либо приближался к школе, либо отдалялся от нее, посвящая себя другим жизненным занятиям.
«Философская культура, - пишет Марру, - обращена к меньшинству, к элите духа, которая, выбирая философию, принимает на себя определенные обязательства. Философская культура фактически предполагает разрыв с общепринятой культурой, литературную, ораторскую и эстетическую ориентацию которой мы только что определили. Она предполагает большее: эллинистическая философия не только определенный тип интеллектуального обучения, но также и идеал жизни, претендующий на формирование всего человека. Стать философом - это принять новый образ жизни, более строгий с моральной точки зрения, налагающий определенные аскетические требования, который видимым образом сказывается в поведении, еде, одежде... Философия настаивает на определенном жизненном идеале... и требует внутреннего призвания, я бы даже сказал - обращения» [3, с. 289].
Необходимость «обращения» ученика порождает особый тип философской беседы, или «увещевания», побудительной речи - Хоуос, гсротреятшх;. Это вводное занятие или публичная лекция, с помощью которой наставник-философ хочет побудить слушателей примкнуть к изучению философии. Этот жанр создан еще Аристотелем, и у него в античности были многочисленные подражатели. Но можно увидеть элементы протрептика в сократической беседе, также можно предположить, что подобным же образом, через вводные беседы или лекции, набирали учеников пифагорейцы.
Ориген в отношении Григория Неокесарийского следует обычному принципу «философского увещания», как мы видим из его собственного свидетельства: «Он употреблял всевозможные доводы, трогал, как говорит пословица, за каждую веревку... Он восхвалял философию и любителей философии обширными, многочисленными и приличествующими похвалами, говоря, что они одни живут жизнью, поистине приличной разумным существам, так как они стремятся жить правильно и достигают знания о самих себе, каковы они, а затем об истинно благом, к чему человек должен стремиться, и об истинно злом, чего должен избегать. С другой стороны, он порицал невежество и всех невежественных... (далее следует подробное
критическое перечисление ложных целей жизни - прим. прот. С. X.).. .Я поражен был его речью, как стрелой, и именно с первого дня, - ибо речь его представляла в некотором роде смешение приятной привлекательности, убедительности и какой-то принудительной силы, - но я все еще колебался и обдумывал, и я решил заняться философией, еще не будучи совершенно убежден, ио, с другой стороны, я не мог, не знаю почему, и удалиться от него, а все более и более привлекался к нему его речами, как бы силой какого-то высшего принуждения» [4, с. 174]
Протрептик, как можно увидеть из этого примера и из прочих (вспомним «Увещание к язычникам» Климента Александрийского) не рассчитан на предоставление системных сведений о данной философской школе, а скорее противопоставляет философский образ жизни в целом нефилософскому образу жизни с его пороками, заблуждениями и ложными целями. Маловероятно, чтобы в этот момент философ стал рассуждать о превосходстве платонической философии над стоической или аристотелевой, даже если об этом и говорилось, то не более чем в общих чертах. Ученик не скрывает внутренней борьбы, которая в нем идет («...в то время как я, подобно зверям, рыбам или птицам, попавшим в силки или сети, но старающимся ускользнуть и убежать, хотел удалиться от него в Берит или в отечество...» [4, с. 174]) а также и ряда чисто человеческих причин, побудивших его остаться («.. .Ибо он поразил меня и жалом дружбы, с которым нелегко бороться... жалом умелого обращения и доброго расположения, которое, как благожелательное ко мне, обнаруживалось в самом тоне его голоса, когда он обращался ко мне и беседовал со мною...» [4, с. 174]), причем такое поведение Оригена, очевидно, делает ему честь как опытному и искусному наставнику и знатоку человеческих душ. В результате Ориген достигает цели как со внешней стороны, - ученик остался в Кесарии («Он внушал мне множество такого рода оснований одни за другими до тех пор, пока, как бы зачарованного его искусством, не привел к цели без малейшего противодействия, и не знаю, каким образом своими речами, как бы с помощью некоторой божественной силы, прочно посадил меня возле себя» [4, с. 174]), так и с внутренней - Григорий действительно проникся мыслями наставника и возжелал вести образ жизни христианского философа («Подобно искре, попавшей в самую душу мою, возгорелась и воспламенилась моя любовь как к священному, достойнейшему любви самому Слову, Которое в силу своей неизреченной красоты привлекательнее всего, так и к сему мужу, Его другу и глашатаю» [4, с. 174]). Далее в своей речи Григорий не скрывает, что душа более слабого привлечена более сильным, но считает это естественным и закономерным.
«Таковыми узами, так сказать, крепко связавши, этот Давид держит меня не только теперь, но уже с того времени, и если бы я даже захотел, то не смог бы уже освободиться от его уз. Если бы я даже и ушел отсюда, то и тогда он не освободит моей души, которую он, по Божественному Писанию, держит столь крепко связанной» [4, с. 176].
Начальная часть обучения в эллинистической философской школе была довольно открытой, предполагала краткие курсы истории философии и экзотерический школьный курс доктрины данной философской традиции, или «секты» [6]. Поскольку пара «эзотерический-экзотерический» довольно размыта по содержанию, отметим здесь, что в философской школе ее использование предполагало просто более глубокое и сосредоточенное изучение, в главном совпадающее с экзотерическими догмами, тогда как в герметических традициях с их играми в «посвящения» и сакрализацией знания эта же пара предполагает существенное различие в содержании - одно говорится профану «перед дверью», и совершенно другое - за ней.
«Благодаря например Апулею и Альбину, мы можем составить представление о том, каким образом схоларх Гаий посвящал учащихся в платонизм - в Афинах, около 140 года по Р. X. Усердный Апулей составил также и курс перипатетической философии, которую он изучал параллельно, что не должно вызывать удивления, даже не нужно привлекать для объяснения этого факта общую тенденцию эклектизма, которая характеризовала эллинистическую и римскую эпоху. Дело в том что здесь все еще речь идет только об элементарном введении, которое не предполагает ни глубокой привязанности, ни даже обращения к философии. Приобрести некоторую осведомленность по отношению к совокупности философских учений было простым дополнением к общей культуре. Как мы можем обнаружить в случае Галена, вполне естественным мог показаться последовательный контакт со всеми четырьмя великими традициями эллинистической философии» [3, с. 291].
Настоящее обучение начиналось позже, после обращения, и включало два аспекта: изучение «канона» данной школы, то есть по сути экзегезу, и живое общение с наставником.
Первый аспект обращает наше внимание на то, что философская экзегеза оказывается параллелью к экзегезе священных текстов, принятой в иудейской и христианской традициях. У философов с неменьшим энтузиазмом и благоговением читали, то есть объясняли и комментировали классические тексты данной школы, при этом толкование нередко доводилось до буквализма, а объяснение «до буквы», и по словам Сенеки, философия едва не превращалась в филологию. По этой причине толкование Оригеном Ветхого и Нового Заветов оказывается не просто частью христианской традиции, но и методом философского обучения, Божественный Логос - источником и вдохновителем священной христианской философии, а уровень объяснения текстов вполне сопоставим с наличием в философских школах нескольких уровней толкования - одного для начинающих, другого для преуспевающих в движении к цели, а в соответствии с трехчастностью состава души человека в платонизме таких типов толкования могло быть три - по одному на преобладающую часть души.
Второй аспект обучения предполагал регулярное личное общение ученика и учителя.
«Однако образование имело и другой аспект, более личностный и живой, - пишет Марру. - Учитель говорил также и непосредственно от своего имени и передавал ученикам плод своих собственных размышлений и мудрости. Его уроки могли меняться в зависимости от их характера и назначения: порой это были доступные всем занятия, так как философы также занимались «декламацией», выступали как риторы, с лекциями перед широкой публикой, а порой это были закрытые беседы. Делая выводы по литературным сочинениям, которые отражают подобные занятия, не надо воображать последовательный курс, шаг за шагом конструирующий могучую систему Lebens- und Weltanschauung на пример профессора-гегельянца в старой Германии. Речь шла более о непринужденных беседах в дружеском тоне, в которых то подхватывалась тема только что прочитанного текста, то обсуждался случай из повседневной жизни, то решался возникший по ходу дела вопрос, и все это для того, чтобы подняться уже к размышлениям доктринальным. Наконец, и может быть, это главное, проводились индивидуальные беседы между наставником и учеником: с глазу на глаз, или в присутствии третьего участника, коллеги и друга. Я не раз подчеркивал индивидуальный характер античного воспитания. Здесь он проявляется с особой силой. От философа требовалось быть не только преподавателем, но также, и в основном, наставником, духовным руководителем, настоящим распорядителем души. Главное в таком обучении не преподносилось с высоты кафедры, а давалось в гуще повседневной жизни, которая объединяла философа с его учениками. Более, чем слова, был важен его жизненный пример, назидательное зрелище практической мудрости и добродетели. Отсюда та привязанность, часто очень горячая, которая связывает ученика с наставником, и на которую тот отвечает нежной любовью» [3, с. 291-292].
Совершенно сходным образом поступает Ориген в отношении Григория, причем процесс образования был тесно связан с воспитанием души молодого человека, и протекал нелегко, так что Григорий имеет право сравнить его с возделыванием бесплодной земли.
Далее Григорий упоминает, что Ориген использовал сократический метод чтобы убедить его отказаться от тех или иных недобродетельных поступков. Затем он обучает его логике, делая упор на различии разумного и неразумного мышления, и разоблачая с помощью своего философского арсенала большое количество общепринятых в обществе мнений, которыми руководствовался и Григорий. Можно предположить, что эта работа заняла много времени, так как многое, казавшееся ему блестящим и справедливым, при ближайшем рассмотрении оказалось не таковым, и наоборот, многие вещи, лишенные привлекательности, теперь предстали в ином свете.
«Он учил, что должно основательно исследовать и испытывать не только внешнюю сторону и то, что заметно выделяется, - оно бывает иногда обманчиво и коварно, - но внутреннюю сущность каждой отдельной вещи, не обнаружится где-либо фальшивого звука, и прежде всего самому убедиться в этом и только тогда соглашаться с внешним впечатлением и высказывать сужде-
ние относительно каждого отдельного явления. Так развивал он по законам логики способность моей души критически судить относительно отдельных выражений и целых речей, а не так, как блестящие риторы, которые судят по тому, есть ли в выражении что-либо эллинское или варварское - это знание имеет мало значения и не необходимо» [1, VI, с. 106-107].
Как мы видим , применение логики на данном этапе имеет сугубо воспитательный характер и служит переустройству мировоззрения ученика, а также дает ему средство в дальнейшем не попадать под влияние новых заблуждений. Отметим также, насколько важной является для Оригена воспитательная составляющая учебного процесса и как много времени он тратит чтобы произвести определенные перемены в сознании ученика.
Таким же точно образом впоследствии Ориген преподает Григорию физику и этику, при этом в физике объединяя данные разных наук для получения теоцентрической картины мира, а в этике делая упор на достижение уравновешенного и невозмутимого состояния, так чтобы ученик смог сделаться невосприимчивым к возможным скорбям и бедствиям. Внутренняя логика этого процесса обучения будет нами рассмотрена далее, но пока все свидетельствует о том, что Ориген следует совершенно традиционной схеме обучения в философской школе, использует для работы с учеником те же самые методы, что и языческий философ, не забывает о противостоянии с риторами, что мы видим из предыдущей цитаты, но одновременно наполняет эти эллинские меха новым догматическим содержанием.
Дальнейшая ступень обучения, на которой наставник дает ученику возможность критически оценивать другие философские системы, также в общем виде является для античной философской школы необходимой, не будем забывать, что античные школы развиваются непрерывном противоборстве друг с другом. Поэтому подробному позитивному раскрытию учения предшествует длительная критическая рецепция догматики других школ.
«Нет такого философского учения, - пишет Марру, - которое могло бы раскрыть себя, не находясь под защитой мощного заградительного огня диалектики, не давая отпора притязаниям оппозиционных учений и не нанося быстрых ответных ударов при атаке противника. Этот факт не раз был отмечен историками философии: полемика играет значительную, а иногда и слишком большую роль в литературной продукции различных школ. Атмосфера спора, тяжбы, напряженности и озлобления очень характерна для климата эллинистической философии, и она внесла немалый вклад в дискредитацию философских позиций в глазах публики» [3, с. 293].
И на данной ступени, хотя ученик уже вооружен определенным опытом и (в примере с Оригеном и Григорием) знаком с нравственным учением Церкви, воспитательный процесс не прекращается и учитель не оставляет ученика наедине с книгами оппонентов, но проявляет похвальную бдительность, подробно расспрашивая о прочитанном. В силу определенных причин ученик не может самостоятельно изучать эти тексты, так как часть содержащихся в них идей притягательна для него.
Начиная с определенного момента, ученик должен перейти на жительство в общину последователей своего наставника, которая состоит из нескольких уровней: начинающих такую жизнь, преуспевающих в ней и наконец наставников школы, пользующихся у всех прочих безусловным авторитетом. Такие общины были закрыты для посторонних, поэтому наша информация о происходящем в них довольно ограничена [6, с. 13]. Если согласиться с современными исследователями, считающими, что диалоги Платона были рассчитаны на более широкий круг читателей, чем сама Академия, и ставят задачей скорее привлечение внимания к философии, чем собственно разработку философского материала, то следует прийти к выводу, что остается большой круг внутриакадемических вопросов и философских проблем, которые не выносились на публику а были достоянием своего узкого круга. Подобным же образом существовал внутренний круг знаний у средних платоников, неопифагорейцев и неоплатоников. Поскольку три последних философских группы прямо или косвенно поставляли материал для александрийской богословской школы, то можно предположить, что своего рода иерерхия знания существовала и в александрийской школе. Об этом прямо и неоднократно говорит Климент в Строматах, что же до Оригена, то наличие разноуровневых толкований наводит на ту же мысль. К этому же ведет сама логика платонической системы с ее иерархией знания. Если во многих прочих элементах эта система (разумеется с оговорками и переносами смысла) заимствуется Оригеном, то нет оснований предполагать обратное и в данном вопросе.
Суммируя исследованный нами материал по истории античного образования, мы должны констатировать глубокую внутреннюю связь между традиционными формами пайдейи и образовательным процессом в Кесарийской школе Оригена. и если пропедевтическая часть образования лишь «учитывается» как определенный интеллектуальный багаж, с которым можно работать дальше, и который необходимо подвергнуть корректировке, то педагогический метод в платонической философской школе и педагогика, применяемая Оригеном к обучению Григория Неокесарийского, оказываются похожими и до определенного момента почти тождественны. Античная эллинистическая школа, дополняемая иудеохристианским дидактизмом и цельностью, присущей монотеистическому мировоззрению, приводят ученика к порогу философско-богословской школы. Мы имели возможность убедиться, что воспитание и образование на этом этапе духовного развития личности неразрывно связаны. «Философский» жизненный выбор означает в то же время и разрыв со «светским» восприятием мира, требует от ученика большой самоотдачи и последовательности, а изучение внешнего круга наук дополняет его необходимым для любого серьезного исследователя универализмом. Древняя пайдейя, творчески воспринятая и переработанная Оригеном, стала частью христианской педагогической традиции, на которой были воспитаны выдающиеся церковные писатели и богословы эпохи Вселенских соборов.
Библиографический список
1. Григорий Неокесарийский. Похвальное слово Оригену. [Текст] - М., 1998 - 56 с.
2. Йегер, В. Пайдейя. Воспитание античного грека (эпоха великих воспитателей и воспитательных систем). В 3 тт. Т. 2. [Текст] / В. Йегер - М.: «Греколатинский кабинет» Ю. А. Шичалина, 1997. - 335 с.
3. Марру, А. И. История воспитания в античности (Греция). [Текст] /' А. И. Марру - М.: ГЛК Ю. А. Шичалина, 1998 - 414 с.
4. Отцы и учители Церкви III века. Антология. Т. 2. [Текст] - М., 1996. - 440 с.
5. Твореншя святаго Григор1я Чудотворца, епископа Неокесаршскаго. / пер. проф. Николая Сагарды. - Петроградъ: Типограф1я М. Меркушева, 1916. - 324 с.
6. Bousset, D. W. Judisch-christlicher Schulbetrieb in Alexandria und Rom: Literarische Untersuchungen zu Philo und Clemens von Alexandria, Justin und Irenaus (Gottingen: Vandenhoek. & Ruprecht, 1915)- 388s. Цит. no: PHILADELPHIA SEMINAR ON CHRISTIAN ORIGINS,Volume 17 (1978-79), интернет-версия. Pscol7.
7. Crouzel, H. Origene et la philosophic. Paris., 1962. - 220p.
