CC BY
14
DOI: 10.26105/SSPU.2019.57.6.002 YÄK 94(571. 1 )63-051" 18" ББК 63.3(253.3)53
И.И. KPOTT
I.I. KROTT
ВЛИЯНИЕ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ФАКТОРА НА ПРОУЕСС АДАПТАиИИ, ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ И ПРАКТИКИ СИБИРСКОГО КРЕСТЬЯНСТВА В КОН0Е XIX - НАЧАЛЕ XX вв.
ENVIRONMENTAL FACTOR EFFECT ON ADAPTATION PROCESS, BEHAVIORAL STRATEGIES AND PRACTICES OF THE SIBERIAN PEASANTRY IN THE LATE XIX - EARLY XX CENTURIES
В научной статье показано решающее влияние экологического фактора на адаптацию, поведенческие стратегии и практики сибирского крестьянства в конце XIX -начале XX вв. Данное исследование основывается на использовании широкого круга репрезентативных исторических источников, включающих как опубликованные, так и архивные документы, многие из которых в научный оборот вводятся впервые. Междисциплинарный характер исследования обусловливает использование категорий и методов социальной истории, сочетание макроаналитических стратегий и микроисторического подхода. Автор пришел к выводу, что разнообразие поверхности, однонаправленность речных артерий, суровость и континентальность климата, в сочетании с почвенной спецификой региона, определяли выбор систем полеводства, адекватные природным условиям способы обработки земли, форму хозяйствования сибирского крестьянства в конце XIX - начале XX вв. Природные условия Западной Сибири оказывали непосредственное воздействие на характер крестьян, их взаимоотношения. При этом отмечается, что это воздействие на менталитет представителей сельского сообщества было не одинаковым в различных ландшафтных зонах. В целом для менталитета сибирского крестьянства было характерно как пассивное созерцание природных катаклизмов, осознание невозможности вмешаться в их ход, так и активные практические действия по их предотвращению. В то же время экологические условия от сибирского крестьянства требовали эффективного использования адаптационных резервов с использованием культурных и социальных составляющих, вырабатывали специфические реакции, а зачастую выступали в качестве главного фактора, влияющего на результаты крестьянского хозяйствования, снижая его результативность и замедляя темпы адаптации.
The scientific article shows the decisive influence of the environmental factor on adaptation, behavioral strategies and practices of the Siberian peasantry in the late XIX - early XX centuries. This study is based on the use of a wide range of representative historical sources, including both published and archival documents, many of which are introduced into scientific circulation for the first time. The interdisciplinary nature of the study determines the use of categories and methods of social history, a combination of macroanalytical strategies and a microhistoric approach. The author came to the conclusion that the diversity of the surface, the unidirectionality of river arteries, the severity and continentality of the climate, combined with the soil specificity of the region, determined the choice of field crop systems, methods of tillage adequate to natural conditions, the form of management of the Siberian peasantry in the late XIX - early XX centuries. The natural conditions of Western Siberia had a direct impact on the character of the peasants and their relations. It is noted that this impact on the mentality of representatives of the rural community wouldn't be the same in different landscape zones. In general, the mentality of the Siberian peasantry was characterized as a passive contemplation of natural disasters, the realization of the impossibility to intervene in their course, and active practical actions to prevent them. At the same time, environmental conditions required effective use of adaptation reserves from the Siberian peasantry using cultural and social components, developed specific reactions, and often acted as the main factor affecting the results of peasant farming, reducing its effectiveness and slowing the pace of adaptation.
Ключевые слова: экологическая история, природно-климатические и географические условия, сибирское крестьянство, Западная Сибири, конец XIX - начало XX в., поведенческие стратегии и практики, менталитет.
Key words: ecological history, climatic and geographical conditions, Siberian peasantry, Western Siberia, late XIX - early XX century, behavioral strategies and practices, mentality.
Магистральным направление новейшей мировой и многих национальных историографий является экологическая история, которая акцентирует внимание исследователей на вопросах взаимодействия Человека и Природы в разные исторические эпохи. В современных условиях развития исторической науки экологическая история демонстрирует эффективность междисциплинарных подходов в научно-историческом познании, взаимопроникновения методов гуманитарных и естественных наук.
Российское профессиональное историческое сообщество, в силу сложившихся традиций отечественной научной школы, сравнительно поздно приступили к изучению системы «человек-природа» в рамках экологической истории. При этом историко-экологическая проблематика реализуется в отечественной историографии преимущественно в рамках локальных научных школ (Сибирь, Урал, Среднее Поволжье), изучающих отдельные регионы страны и достигших в этом высоких результатов.
Историко-экологическая тематика занимает важное место в исследованиях по истории Сибири и имеет давнюю историографическую основу. Изучая процесс формирования сибирских этнокультурных традиций и развитие локальных хозяйственных структур, сибиреведы всегда учитывали природную среду не как фон, а как мощный и постоянно изменяющийся фактор. В конце XIX - начале XX вв. сильному влиянию природных условий было подвержено крестьянское население региона. Жизнедеятельность сибирского крестьянства была теснейшим образом связана с естественным циклом производства, чем в значительной мере определялись последовательность и ритм жизни, содержание и иерархия ценностей, в целом адаптационные процессы сельского сообщества Сибири.
Одной из существенных особенностей природно-климатического состояния Западной Сибири являлась большая суровость и континентальность в сравнении с климатом Европейской России, с ярко выраженной тенденцией крайних переходов от суровых зим к жаркому лету [30, с. 8]. По мнению М.К. Чуркина, изотерма января (индикатор климатической специфики той или иной местности) в большинстве районов Западной Сибири находилась за пределами зоны климатического комфорта, что требовало адекватных адаптационных усилий от населения региона [32, с. 222].
Режим осадков характеризовался следующими показателями: в среднем по Сибири осадков выпадало около 315 мм, в том числе в земледельческих районах лесостепной части Тобольской и Томской губерний - от 380 до 400 мм, в Акмолинской области - чуть более 200 мм. В одинаковых по широте частях Европейской России среднее годовое количество осадков составляло 500 мм [25]. В Западной Сибири наибольшее количество осадков приходилось преимущественно на летние месяцы, то есть на вегетационный период растений, что в некоторой степени смягчало общий дефицит влаги.
Большие колебания температуры от зимы к лету, поздние майские и июньские заморозки и ранние инеи в начале сентября резко увеличивали степень рискованности земледелия в Западной Сибири. Первое обстоятельство - разница зимних и летних температур, более низкие температуры года, -по мнению специалистов, приносило меньший вред сельскому хозяйству, для которого опасна не столько холодность, сколько сухость сибирского климата [8, с. 6].
Оценивая географическое положение исследуемого района как положительный момент, необходимо отметить большое количество рек. Западная Сибирь на всем протяжении с юга на север пересекается Обью и ее главным притоком - Иртышом. Помимо последнего значительными притоками Оби были Томь, Чулымь, Кеть. Из многочисленных притоков Иртыша наиболее заслуживающими внимания являлись Ишим, Тобол, Омь, Вагай, Оша. Следует отметить, что Обь и Иртыш в течение всего навигационного периода были судоходны [26, с. 3, 104-106, 206].
Однако, несмотря на такое сравнительно большое количество рек, большая часть черноземной полосы Западной Сибири отличалась скудностью проточных вод, и население вынуждено было пользоваться или водами озер и болот, или колодцами, что неизбежно сказывалось на сельском хозяйстве.
Особые природно-географические условия (разнообразие поверхности, однонаправленность речных артерий) и специфические природно-климатические обстоятельства (суровость и континентальность) в совокупности с местными факторами воздействовали на процессы почвообразования. При этом почвенные полосы или зоны в Западной Сибири не имели сплошного распространения. Почвенный покров в Западной Сибири характеризовался большим разнообразием и сложностью в границах одного территориального ареала [15, с. 9-10].
Следует подчеркнуть, что в исследуемом районе Сибири имелись достаточные природно-географические и климатические условия для занятий сельским хозяйством. Но природная среда региона значительно увеличивала степень зависимости результатов труда в сельском хозяйстве от климатических условий, а неоднородность почв была основной причиной отсутствия в Западной Сибири единой системы полеводства [13, с. 94-147; 30, с. 60].
Освоение крестьянами-переселенцами сибирских просторов проходило в условиях их адаптации к местным природно-климатическим условиям. Это диктовало необходимость громадных трудовых затрат, сопряженных с высоким нервно-психологическим стрессом, при отсутствии значимой корреляции между мерой трудовых затрат и мерой получаемого урожая. Это, в свою очередь, способствовало нежеланию части крестьян заниматься сельским хозяйством, стремление заняться торговлей, где можно было заработать больше денег, а также порождало апатию, неверие в собственные силы у некоторых групп сибирского крестьянства.
В литературе имеются примеры обеих поведенческих практик сибирского крестьянства. Так, крестьяне, проживающие в Барабе около оз. Чаны, занимались только рыболовством. По мнению соседей, они были плохими хозяевами, что было вызвано, с одной стороны, климатическими случайностями, с другой - нерациональным ведением хозяйства [35, с. 102]. У крестьян с. Новое Тобольского уезда из-за частых наводнений, которые «постоянно затопляли, уродовали и засыпали песком хлебородные нивы», как они сами выражались, «отбило зубы» заниматься земледелием [20, с. 14-15].
С другой стороны, имелись и противоположные примеры. А.А. Кауфман отмечал, что «Туринский крестьянин представляет собою тип северного, предприимчивого мужика; он не теряет головы ни при каких обстоятельствах; если ему мало пашни, он создает ее, расчищая леса и даже осушая болота; если пашня плоха, он изыскивает средства поднять ее производительность... словом, он не подчиняется природе, а старается, насколько умеет, подчинить ее себе» [10, с. 34-35].
К.В. Скобелев указывает, что «при одинаковых условиях различные группы крестьян по-разному реагировали на данные условия: у одних опускались руки, а другие стремились справиться с ними, усовершенствовав методы хозяйствования. По-видимому, главными факторами, определявшими поведение той или иной группы крестьян, были их общий культурный уровень и, что самое главное, их энергия («пассионарность»), стремление изменить свою жизнь к лучшему» [27, с. 26].
Соприкосновение российских крестьян переселенцев с суровой сибирской действительностью часто становилось для них неожиданностью, заставляло настраиваться на длительную деятельность по освоению природы или покидать место водворения, мигрируя либо обратно в Россию, либо в регионе искать более благоприятные места. Необходимо отметить, что деревни Европейской России были полны слухами о том, что Сибирь представляет
собой «сплошь чернозем - один раз вспахал, посеял и в течение трех лет получай урожай без всякой работы» [29, с. 12]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что крестьяне, переселившись в Сибирь, не обнаружили этого, а наоборот, регион встретил их суровой природной средой, требующей ежедневного, кропотливого труда.
В тех случаях, когда крестьяне переселенцы основывали самостоятельное поселение в Сибири, отсутствие представлений о климатических и почвенных особенностях местности приводило к неправильному определению начала полевых работ, неверному выбору сельскохозяйственных культур, пригодных для выращивания. Как отмечает М.К. Чуркин, выходцы из Курской губернии, обустраивавшиеся во вновь созданном посёлке в Мариинско-го округа Томской губернии в начале 90-х годов XIX в. признавали тот факт, что хозяйственному развитию препятствовал недостаток знакомства с условиями местного земледелия [32, с. 228]. Нередкими были случаи, когда российские крестьяне в Сибири высаживали те или иные распространенные на родине сельскохозяйственные культуры, но в условиях непостоянного сибирского климата они не приживались [12, с. 135].
Не менее сложно начинался процесс хозяйственной адаптации к природно-географическим и климатическим условиям Западной Сибири и для тех переселенцев, которые водворялись в старожильческие сёла. Когда российские крестьяне приселялись к старожилам и приписывались к их обществам, их приспособление к сибирским условиям затягивалось в связи с «потребностью выработки конвенциальных процедур в новой субэтнической среде» [31, с. 19].
Совершенно справедливо для сибирского региона особое место при адаптации отводить этническим и этнокультурным факторам. В Сибири субъекты должны были, так или иначе, взаимодействовать с представителями другой этнической среды. Как любая территория, находящаяся в процессе освоения, Сибирь вобрала в себя пеструю в этнокультурном отношении массу мигрантов-индивидов, вырванных из традиционной для них социокультурной среды. Чтобы создать систему жизнеобеспечения, им предстояло адаптироваться не только к природе, но и к особенностям культурного наследия друг друга [22, с. 36].
С другой стороны, приселившиеся к старожилам крестьяне в меньшей степени ощущали воздействие природно-географического фактора, так как эта часть крестьян адаптировалась быстрее вследствие наглядного опыта старожилов. На основе долголетнего опыта сибирские крестьяне-старожилы выработали довольно эффективные способы ведения хозяйства, приспособленные к местным условиям [23, с. 98-101]. Крестьяне-переселенцы довольно часто учились всему у сибиряков, строя хозяйство по местному образцу, иногда не вводя ничего нового [18, с. 76]. Как пишет А.А. Кауфман, «новоселы не могут опираться, подобно старожилам, на накопленное поколением благосостояние. При равном недостатке в научных, новоселы не обладают одним существенно важным преимуществом сибирских старожилов - знанием местных условий» [9, с. 330].
Известно, что старожилы достаточно хорошо знали природную специфику мест проживания, на собственном опыте постигли превратности сибирского климата, имели более глубокие, в сравнении с переселенцами, эмпирические представления о почвенных характеристиках региона. Однако, по замечанию М.К. Чуркина, само по себе это знание ещё не означало умения учитывать вероятность наступления критического периода в жизни растений и умение преодолевать повреждения культурных растений засухой, инеем, заморозком и пр. [32, с. 229]. «Откуда бы переселенцы ни пришли, осев на участки, они организовывали своё полевое хозяйство по сибирскому образцу, и затем испытывали те же неудобства, которые на неокрепшем хозяйстве отражались ещё более резко, чем у старожилов», - в конце XIX в. свидетельствовали современники [32, с. 229]. Старожильческое хозяйство
традиционно функционировало за счёт жёсткой эксплуатации природных ресурсов, развивалось по экстенсивному пути, соответственно, и переселенцы очень быстро воспринимали методы хозяйственной деятельности старожилов, определяемые А.А. Кауфманом, как хищнические [11, с. 108].
Экстенсивное отношение сибирского крестьянства к природе, веру в безграничные ресурсы, неисчерпаемость ее запасов отмечали многие исследователи. В частности, П.Ф. Пирожков в этнографическом очерке «Гриша. (Характеры старой деревни)» с горечью писал об отсутствии «бережного и жалостного» отношения его земляков к природе, при этом отмечая: «Зато сама природа была настолько обильна, что не было этому обилию ни конца, ни краю. Лесу руби, сколько надо, и не вырубишь, траву коси и не выкосишь, рыбу лови не выловишь . а также не выносить из лесов и полей грибов, ягод и прочих даров» [27, с. 27].
Итогом такого подхода сибирского крестьянства было «алчное желание захватить лучший участок, боязнь остановиться на окончательном выборе, кипучая поспешность при бросании с одного не понравившегося места на другое», извлечение из земли всего того, что она могла дать в данную минуту, нисколько не беспокоясь о том, как подобное отношение отразится на состоянии земли [30, с. 59; 24, с. 180].
Заметим, что такое же отношение было у сибирского сельского населения и к лесу, который они беспощадно вырубали, так как, по их воззрениям, «лес никто не садил и никто за ним не ходил, а взрастил его Бога потребу человека, следовательно, всякий и может пользоваться им, в случае этой потребы» [16, с. 86]. Хищническое истребление леса в степи крестьянами сопровождалось заявлениями: «На наш век хватит» [34, с. 103].
Выше уже была отмечена такая особенность сибирского климата, как короткое лето с резкими перепадами температуры. Это обуславливало малые сроки вегетации культурных растений, их частые повреждения весенними и осенними заморозками и, как следствие, определенные поведенческие стратегии в хозяйственной деятельности сибирского сельского населения. По этой причине в Сибири все летние полевые сельскохозяйственные работы проводились в жатые сроки и при максимальном привлечении всей наличной рабочей силы. Более того, исследования В.А. Зверева убедительно доказывают, что такая вынужденная интенсификация труда обуславливала и предельное сокращение летом и в начале осени «количества заключаемых браков и зачатий и, напротив, резкое увеличение травматизма и смертности» [6, с. 14].
Известно, что подавляющая масса крестьян-переселенцев из Европейской России, проживавшая ранее в степных, лесостепных или лесных зонах, инстинктивно тянулась в Сибири к таким местам, которые по природе напоминали им прежнее место жительства, если не в еще более предпочтительные по ландшафту и климату районы [21, с. 32]. Исследователи неоднократно отмечали даже жалобы крестьян на несоответствие природных условий [31, с. 18-19]. С мест водворения или приселения многие российские крестьяне уходили, объясняя свой шаг таким образом: «... я нахожу, что климат мне и моему семейству в здешней местности не дозволяет жить, так как я и все мое семейство сильно болеем», «. так как земля на новом месте для посева хлебов неудобна, от чего я не в силах прокормиться со своим семейством» и т.д. [2]. Жительница д. Кирюшка Кривошеинского района Томской области Е.В. Попеляева, приехавшая в Сибирь с родителями из Пензенской губернии в 1911 г. в 13-летнем возрасте, позже вспоминала, что, когда первый раз отец отправил жену и дочек на прополку хлебов, те очень быстро вернулись домой, потому что «гнус заел». Рассказчица долго плакала по ночам, так ей не нравилось в Сибири [6, с. 17].
По данным регистрации в Челябинске за 1881-1885 гг., в целом 78,3% мигрантов, перебиравшихся с кабинетских земель Алтая на родину в Европейскую Россию, мотивировали возвращение «непривычным климатом и не-
урожаем» [14, с. 73]. В период с 1895-1906 гг. 27,2% опрошенных «обратни-ков» причиной своего возвращения из Сибири назвали «неподходящие естественные условия» [37, с. 147-148].
В целом при выборе крестьянами переселенцами мест вселения в Сибири экологический фактор играл двойственную роль. С одной стороны, как мы указывали, российский крестьянин стремился попасть в районы по природно-географическим качествам близкие к местам выхода, с другой стороны, впервые выбирая места поселения, крестьянин менее всего ориентировался на поиск благоприятной природно-географической среды обитания, задумываясь об этом при миграции во второй, третий раз [5, с. 66]. Схожесть мест выхода и водворения оказывала определенное влияние на темпы адаптации и вживания крестьянства в новую природную среду. Но на первом этапе переселения приоритетное место в крестьянском сознании занимала прежде всего земля и ее количественные характеристики [31, с. 17].
Природные условия региона оказывали непосредственное воздействие на характер крестьян, их взаимоотношения. Влияние природных условий на менталитет крестьянства Сибири было не одинаковым в различных ландшафтных зонах. Так, в таежной зоне, для которой была характерна достаточно суровая природа, вкупе с удаленностью от старожильческих населенных пунктов, крестьянин чувствовал себя оторванным от всего мира [1, с. 2]. Все это вырабатывало такие социально-психологические характеристики, как замкнутость, угрюмость, самостоятельность, предприимчивость, веру в свои силы и т.д. [27, с. 30].
Совсем другое влияние природной среды на крестьянский менталитет было на Алтае, где был более мягкий климат, в целом лучшие условия для занятия сельским хозяйством. Поэтому, если для таежных туруханских крестьян, как отмечал А.П. Щапов, была свойственна «диковатость», то, напротив, она совершенно не замечалась у алтайских крестьян [33, с. 149]. Н.М. Ядринцев указывал, что алтайцам присуща «общительность, развязность и известная бывалость» [36, с. 108].
Сибирский земледелец был нетороплив, так как этот стиль поведения вырабатывался самим ритмом крестьянской жизни. В сельском хозяйстве наилучший результат достигается не поспешностью, а умением дождаться оптимального срока для агротехнических работ. Более того, ощущение связи с природой у сибирских крестьян прослеживалось во всех аспектах крестьянской жизни. Крестьянин жил в ритме возрождающейся и умирающей природы, ощущал себя близким ей [17, с. 326]. Как справедливо заметил М. Загоскин, все же главные беды деревенской жизни происходили от непреодолимых сил природы, которые накладывали заметный отпечаток на настроение крестьян, влиявшее на стиль поведения и общения в деревне [4, с. 33].
Постоянное общение сибирского крестьянина с природой приводило, с одной стороны, к ее мифологизации (с помощью чего он объяснял непонятные ему природные явления), с другой - он получал необходимые в сельском хозяйстве эмпирические знания о местных природно-климатических условиях. По мнению К.В. Скобелева, в менталитете сибирского крестьянина «рациональное и иррациональное знание органично совмещалось, составляя таким образом, известный синкретизм их мышления» [27, с. 49].
В многочисленных высказываниях о сибиряках говорится, что «они просто на слово другому человеку верят с трудом», им надо «доподлинно в этом удостовериться» и т.п. [28]. Следовательно, для сибирского крестьянина была ближе и понятнее ситуация реального бытия, взаимодействия с объектом материально-бытийного мира. Установки на принятие адекватных решений при взаимодействии с объектами окружающей среды закрепили у сельских жителей региона в качестве оптимального рациональный стиль мышления.
Важным показателем адаптированности рационального стиля мышления к экстремальным факторам является привычка сибиряков предварительно «заглядывать вперед». Воздействие природно-климатических факторов
Сибири, удаленность от центров развитой инфраструктуры вели к формированию стереотипов-свойств прагматичной расчетливости, установки на собственные силы. Необходимость анализа ситуации заставляла крестьян обдуманно подходить к планированию очередного сельскохозяйственного года, поведению в лесу и тайге, самосохранению в суровых сибирских условиях. Стиль рационального мышления мотивировал продуцирование выбора вариантов планирования и организации среды как в пространстве, так и во времени. Для сибирских крестьян стало естественным постоянно думать о создании резервных запасов зерна, кормов для скота, запасного сельскохозяйственного инвентаря [7, с. 210]. Крестьянин во всем старался просчитать возможный результат хозяйственного года.
Для менталитета сибирского крестьянства было характерно как пассивное созерцание природных катаклизмов, осознание невозможности вмешаться в их ход, так и активные действия по их предотвращению с помощью обрядов сельскохозяйственной магии, а также наказания чужаков, которые, по мнению сельских обывателей, наслали или могли бы наслать на их головы какие-либо несчастья [27, с. 37-42].
В крестьянском мироощущении могучая и таинственная природа отражалась с исключительной утилитарностью. Проживая в постоянном общении с природой, сибирский крестьянин накапливал опыт познания природы почти исключительно с точки зрения ее влияния на свою жизнь, жизнь близких, на судьбу своего хозяйства со всеми его многочисленными элементами. Крестьянское восприятие природы, как пишет Л.В. Милов, - «это прежде всего постоянное, бдительное и осторожное отслеживание изменений природы, фиксация работы разнообразных природных индикаторов, сигнализирующих селянину о грядущих изменениях, о грозящей или возможной опасности благополучию крестьянской семи, дома, хозяйства» [19, с. 44]. Сибирский крестьянин вел строгий учет количества атмосферных осадков, следил за их распределением по годам, отслеживал колебания температуры, имел множество примет, с помощью которых прогнозировал осадки, температуру, урожай и пр.
По мнению М.М. Громыко, в случае наличия примет прогнозирования крестьянами погодных условий, сроков и качества урожая мы сталкиваемся с активным отношением сибиряков к окружающему миру, которое выражало их «стихийно-материалистическое мировоззрение». Хотя некоторые приметы и были связаны с мистическим толкованием отдельных календарных дней, большая их часть имела или стремилась иметь вполне реальную природно-хозяйственную основу [3, с. 153].
Таким образом, говоря о влиянии экологического фактора на адаптационные процессы и поведенческие практики сибирского крестьянства, необходимо отметить, что он играл значительную, а в некоторых случаях и решающую роль. Особенности ландшафта в сочетании с почвенной спецификой региона определяли выбор систем полеводства в той или иной местности Сибири и адекватные природным условиям способы обработки земли. Более того, природно-географические условия определяли эмоционально-психологический настрой сельских жителей, некоторые базовые характеристики их менталитета.
В то же время природно-географические условия Сибири требовали эффективного использования адаптационных резервов с использованием культурных и социальных составляющих, вырабатывали специфические реакции, а зачастую выступали в качестве главного фактора, влияющего на результаты крестьянского хозяйствования, снижая его результативность и замедляя темпы адаптации. При этом необходимо подчеркнуть, что экологический компонент обязательно надо рассматривать в системе других условий, влияющих на процесс адаптации и поведение сибирского крестьянства.
Литература
1. Букейханов А. Переселенцы в Тарских урманах // Сибирские вопросы. СПб.: В.П. Сукачев, 1908. № 11. С. 1-9.
2. Государственный архив Томской области. Ф. 3. Оп. 44. Д. 561. ЛЛ. 1, 23, 72, 89-90; Д. 3081. ЛЛ. 2, 6, 10, 61, 75, 81, 221; Д. 3217. ЛЛ. 63-64, 116; Оп. 46. Д. 518. Л. 12; Д. 1044. Л. 148 и др.
3. Громыко М.М. Трудовые традиции русского крестьянства Сибири (XVIII -первая половина XIX в.). Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1975. 351 с.
4. Загоскин М. Десять лет в сибирской деревне // Сибирский сб. Иркутск, 1890. Вып. I. С. 1-38.
5. Зверев В.А. Природные факторы воспроизводства сельского населения Сибири во второй половине XIX - начале XX века // Влияние переселения на социально-экономическое развитие Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1991. С. 63-80.
6. Зверев В.А. Региональные условия воспроизводства крестьянских поколений в Сибири (1861-1917 гг.): учеб. пособие. Новосибирск, 1998. 117 с.
7. История Сибири / А.П. Окладников. Л.: Наука, 1968. Т. 2. 458 с.
8. Карзин И.М. Несколько слов по поводу неурожаев в Западной Сибири // Нужды западносибирского сельского хозяйства. Омск, 1913. № 2.
9. Кауфман А.А Переселение и колонизация. СПб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1905. 444 с.
10. Кауфман А.А. Влияние переселенческого элемента на развитие сельского хозяйства и общинной жизни в Западной Сибири // Северный вестник. 1891. № 4.
11. Кауфман А.А. Земельный вопрос и переселение // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды: сб. ст. / ред. И.С. Мельник. СПб.: Изд. А.Ф. Деврие-на, 1908. С. 79-141.
12. Кауфман А.А. Хозяйственное положение переселенцев, водворённых на казённые земли Томской губернии. Т. 1. Ч. 1. СПб.: Тип. В. Безобразова и К°, 1895. XXV, 348, 177 с.
13. Кауфман А.А. Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. СПб.: Тип. Я.И. Либермана, 1889. 498 с.
14. Качоровский К.Р. Крестьянское хозяйство и переселение: Итоги размеров и результатов переселенческого движения за истекшее тридцатилетие // Русская мысль. 1894. № 6. С. 60-80.
15. Ковалев Р.В., Курачев В.М. История почвенных исследований в Западной Сибири // Доклады сибирских почвоведов к Х Междунар. конгрессу почвоведов. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1974. С. 7-24.
16. Костров Н.А. Юридические обычаи крестьян-старожил Томской губернии. Томск: Печатано в Томской Губернской типографии, 1876. 117 с.
17. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма / отв. ред. Л.М. Горюшкин. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1983. 399 с.
18. Материалы для изучения быта переселенцев, водворенных в Тобольской губернии за 15 лет (с конца 70-х годов по 1893 гг.). М., 1895. Т. 1. Историко-статистическое описание 100 поселков. 541 с.
19. Милов Л.В. Природно-климатический фактор и менталитет русского крестьянства // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). М.: Рос-спэн, 1996. С. 40-56.
20. Миненко Н.А. Экологические знания и опыт природопользования русских крестьян Сибири в XVIII - первой половине XIX в. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. 208 с.
21. Огановский Н.П. Народное хозяйство Сибири. Омск: Изд. Сиботделения Всероссийского Центрального Союза Потреб. Об-в, 1921. 175 с.
22. Очерки истории белорусов в Сибири в XIX-XX вв. / Г.А. Бочанова, Н.В. Василевская, Ю.М. Гончаров и др. Новосибирск: НГУ, 2001. 237 с.
23. Пронин В.И. Влияние трудовых традиций крестьян на развитие земледелия в Сибири в конце XIX - начале XX вв. [Текст] // Земледельческое освоение Сибири в конце XVII - начале XX вв. Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. пед. ин-та, 1985. С. 98-112.
24. Ремнев А., Суворова Н. «Русское дело» на азиатских окраинах: «русскость» под угрозой или «сомнительные культуртрегеры» // «Ab Imperio». 2008. № 2. С. 157-222.
25. Российский государственный исторический архив. Ф. 391. Оп. 5. Д. 1097. Л. 21 об.
26. Сибирский торгово-промышленный ежегодник. 1914-1915. Пг.: Д. Р. Юнг, 1915. 1597 с.
27. Скобелев К.В. Природно-климатический фактор и менталитет сибирского крестьянства (1861-1917 гг.) // Вопросы методологии и истории в работах молодых ученых: сб. ст. аспирантов ОмГПУ, ОмГТУ, СГПУ. Омск: ОмГПУ, 2002. С. 22-58.
28. Фон-Визина Н.Д. Письма 1839-1859 гг. // Лит. сб. Издание ред. «Восточного обозрения». СПб.: Тип. И.Н. Скороходова, 1885. С. 207-247.
29. Чарушин А.А. Крестьянские переселения в их бытовом освещении. Архангельск, 1911. 17 с.
30. Чуркин К.А. Природа и крестьянство Сибири (вторая половина XIX - начало XX вв.). Омск: Изд-во ОмГПУ, 1995. 129 с.
31. Чуркин М.К. Взаимоотношения переселенцев и старожилов Западной Сибири в конце XIX - начале XX вв. в природно-географическом, социально-психологическом, этнопсихологическом аспектах: автореф. дис. ... канд. ис-тор. наук. Омск, 2000. 26 с.
32. Чуркин М.К. Переселение крестьян черноземного центра Европейской России в Западную Сибирь во второй половине XIX - начале XX вв.: детерминирующие факторы миграционной мобильности и адаптации. Омск: ОмГПУ, 2006. 375 с.
33. Щапов А.П. Собр. соч. Дополнительный том к изданию 1905-1908 г. Иркутск: Вост.-Сиб. обл. изд., 1937. 378 с.
34. Юбилейный сборник Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Омск, 1902. 283 с.
35. Ядринцев Н.М. Поездка по Западной Сибири и в горный Алтайский округ // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Омск: Типография Окружного штаба, 1880. Кн. II. С. 1-147.
36. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2003. 555 с.
37. Ямзин И.Л. Переселенческое движение в России с момента освобождения крестьян. Киев: Тип. Имп. Ун-та св. Владимира, 1912. 198 с.
References
1. Bukeykhanov A. Immigrants in Tarski Urmans. Sibirskiye voprosy [Siberian Questions.], 1908, N 11, pp. 1-9 (in Russian).
2. Gosudarstvennyy arkhiv Tomskoy oblasti [State Archive of Tomsk Region]. Fond 3. Inv. 44. Case 561. PP. 1, 23, 72, 89-90; Case 3081. PP. 2, 6, 10, 61, 75, 81, 221; Case 3217. PP. 63-64, 116; Inv. 46. Case 518. P. 12; Case 1044. P. 148.
3. Gromyko M.M. Trudovyye traditsii russkogo krest'yanstva Sibiri (XVIII - per-vaya polovina XIX v.) [Labor traditions of the Russian peasantry of Siberia (XVIII - first half of the XIX century)]. Novosibirsk: Publ. Nauka, 1975, 351 p.
4. Zagoskin M. Ten Years in the Siberian Village. Sibirskiy sbornik [Siberian Collection], 1890, Pt. I, pp. 1-38 (in Russian).
5. Zverev V.A. Natural factors of reproduction of the rural population of Siberia in the second half of the XIX - early XX century. Vliyaniye pereseleniya na sotsial'no-ekonomicheskoye razvitiye Sibiri v epokhu kapitalizma [Influence of resettlement on the socio-economic development of Siberia in the era of capitalism.]. Novosibirsk: Publ. NGPU, 1991, pp. 63-80 (in Russian).
6. Zverev VA. Regional'nyye usloviya vosproizvodstva krest'yanskikh pokoleniy v Sibiri (1861-1917 gg.) [Regional conditions for the reproduction of peasant generations in Siberia (1861-1917)]. Novosibirsk, 1998, 117 p.
7. Istoriya Sibiri [History of Siberia]. Leningrad: Publ. Nauka, 1968. Vol. 2. 458 p.
8. Karzin I.M. A few words about the bad harvests in Western Siberia. Nuzhdy zapadnosibirskogo sel'skogo khozyaystva [Needs of West Siberian Agriculture], 1913. N 2 (in Russian).
9. Kaufman A.A Pereseleniye i kolonizatsiya [Relocation and colonization]. St. Petersburg: Publ. "Obshchestvennaya pol'za", 1905, 444 p.
10. Kaufman A.A. The impact of the resettlement element on the development of agriculture and community life in Western Siberia. Severnyy vestnik [Northern Herald], 1891, N 4 (in Russian).
11. Kaufman A.A. Land issue and resettlement. Sibir', yeye sovremennoye sostoya-niye i yeye nuzhdy [Siberia, its current state and its needs]. St. Petersburg: Publ. A.F. Devriyena, 1908, pp. 79-141 (in Russian).
12. Kaufman A.A. Khozyaystvennoye polozheniye pereselentsev, vodvoronnykh na kazonnyye zemli Tomskoy gubernii [The economic situation of immigrants settled on the state-owned lands of the Tomsk province]. St. Petersburg: Publ. V Bezobrazova i K°, 1895, Vol. 1, Pt. 1. 550 p.
13. Kaufman A.A. Materialy dlya izucheniya ekonomicheskogo byta gosudarstven-nykh krest'yan i inorodtsev Zapadnoy Sibiri [Materials for the study of the economic life of state peasants and foreigners of Western Siberia]. St. Petersburg: Publ. Ya.I. Libermana, 1889, 498 p.
14. Kachorovskiy K.R. Peasant economy and resettlement: Results of the size and results of the migration movement for the past thirty years. Russkaya mysl' [Russian thought], 1894, N 6, pp. 60-80 (in Russian).
15. Kovalev R.V, Kurachev VM. History of soil research in Western Siberia. Doklady sibirskikh pochvovedov k X Mezhdunarodnomu kongressu pochvovedov [Reports of Siberian soil scientists for the X International Congress of soil scientists]. Novosibirsk: Publ. Nauka, 1974, pp. 7-24 (in Russian).
16. Kostrov N.A. Yuridicheskiye obychai krest'yan-starozhil Tomskoy gubernii [Legal customs of old-time peasants of the Tomsk province]. Tomsk: Publ. Pechata-no v Tomskoy Gubernskoy tipografii, 1876, 117 p.
17. Krest'yanstvo Sibiri v epokhu kapitalizma [The peasantry of Siberia in the era of capitalism]. Novosibirsk: Publ. Nauka. Sib. otd-niye, 1983, 399 p.
18. Materialy dlya izucheniya byta pereselentsev, vodvorennykh v Tobol'skoy gubernii za 15 let (s kontsa 70-kh godov po 1893 gg.) [Materials for studying the life of immigrants settled in the Tobolsk province for 15 years (from the late 70s to 1893)]. Moscow, 1895, Vol. 1, 541 p.
19. Milov L.V. The climatic factor and the mentality of the Russian peasantry. Men-talitet i agrarnoye razvitiye Rossii (XIX-XX vv.) [Mentality and agrarian development of Russia (XIX-XX centuries)]. Moscow: Publ. Rosspen, 1996, pp. 40-56 (in Russian).
20. Minenko N.A. Ekologicheskiye znaniya i opyt prirodopol'zovaniya russkikh krest'yan Sibiri v XVIII - pervoy polovine XIX v. [Ecological knowledge and experience of nature management of Russian peasants of Siberia in the XVIII - the first half of the XIX century]. Novosibirsk: Publ. Nauka. Sib. otd-niye, 1991, 208 p.
21. Oganovskiy N.P. Narodnoye khozyaystvo Sibiri [National Economy of Siberia]. Omsk: Publ. Izdaniye Sibotdeleniya Vserossiyskogo Tsentral'nogo Soyuza Potreb. Ob-v, 1921, 175 p.
22. Ocherki istorii belorusov v Sibiri v XIX-XX vv. [Essays on the history of Belaru-sians in Siberia in the XIX-XX centuries]. Novosibirsk: Publ. NGU, 2001, 237 p.
23. Pronin VI. The influence of the labor traditions of the peasants on the development of agriculture in Siberia in the late XIX - early XX centuries. Zemledel'cheskoye osvoyeniye Sibiri v kontse XVII - nachale XX vv. [Agricultural development of Siberia in the late XVII - early XX centuries]. Novosibirsk: Publ. Novosib. gos. ped. in-ta, 1985, pp. 98-112 (in Russian).
24. Remnev A., Suvorova N. Russian case on the Asian outskirts: Russianness under threat or doubtful cultural traggers. Ab Imperio [Ab Imperio], 2008. N 2, pp. 157-222 (in Russian).
25. Rossiyskiy gosudarstvennyy istoricheskiy arkhiv [Russian State Historical Archive]. Fond 391. Inv. 5. Case 1097. P. 21 back.
26. Sibirskiy torgovo-promyshlennyy yezhegodnik. 1914-1915. [Siberian Trade and Industry Yearbook. 1914-1915.]. SPb.: Publ. D.R. Yung, 1915, 1597 p.
27. Skobelev K.V. The climatic factor and mentality of the Siberian peasantry (1861-1917). Voprosy metodologii i istorii v rabotakh molodykh uchenykh [Questions of methodology and history in the works of young scientists]. Omsk: Publ. OmGPU, 2002, pp. 22-58 (in Russian).
28. Fon-Vizina N.D. Letters 1839-1859. Literaturnyy sbornik [Literary collection]. St. Petersburg: Publ. I.N. Skorokhodova, 1885, pp. 207-247 (in Russian).
29. Charushin A.A. Krest'yanskiye pereseleniya v ikh bytovom osveshchenii [Peasant resettlement in their domestic lighting]. Arkhangel'sk, 1911, 17 p.
30. Churkin K.A. Priroda i krest'yanstvo Sibiri (vtoraya polovina XIX - nachalo XX vv.) [Nature and the peasantry of Siberia (second half of the XIX - early XX centuries)]. Omsk: Publ. OmGPU, 1995, 129 p.
31. Churkin M.K. The relationship between immigrants and old-timers of Western Siberia in the late XIX - early XX centuries. in the natural-geographical, socio-psychological, ethno-psychological aspects. Abstract of dissertation Ph.D. the Historical sciences. Omsk, 2000. 26 p. (in Russian).
32. Churkin M.K. Pereseleniye krest'yan chernozemnogo tsentra Yevropeyskoy Rossii v Zapadnuyu Sibir' vo vtoroy polovine XIX - nachale XX vv.: determin-iruyushchiye faktory migratsionnoy mobil'nosti i adaptatsii [The resettlement of peasants of the chernozem center of European Russia to Western Siberia in the second half of the XIX - early XX centuries: the determining factors of migration mobility and adaptation]. Omsk: Publ. OmGPU, 2006, 375 p.
33. Shchapov A.P. Sobraniye sochineniy. Dopolnitel'nyy tom k izdaniyu 19051908 g. [Collected Works. Additional volume for the publication of 1905-1908]. Irkutsk: Publ. Vost.-Sib. obl. izd., 1937, 378 p.
34. Yubileynyy sbornik Zapadno-Sibirskogo otdela Imperatorskogo Russkogo geo-graficheskogo obshchestva [The jubilee collection of the West Siberian Department of the Imperial Russian Geographical Society]. Omsk, 1902, 283 p.
35. Yadrintsev N.M. A trip to Western Siberia and to the mountainous Altai district. Zapiski Zapadno-Sibirskogo otdela Imperatorskogo Russkogo geografichesk-ogo obshchestva [Notes of the West Siberian Department of the Imperial Russian Geographical Society]. Omsk: Publ. Tipografiya Okruzhnogo shtaba, 1880, Pt. II, pp. 1-147 (in Russian).
36. Yadrintsev N.M. Sibir' kak koloniya v geograficheskom, etnograficheskom i is-toricheskom otnoshenii [Siberia as a colony geographically, ethnographically and historically]. Novosibirsk: Publ. Sibirskiy khronograf, 2003. 555 p.
37. Yamzin I.L. Pereselencheskoye dvizheniye v Rossii s momenta osvobozhdeniya krest'yan [The migration movement in Russia since the liberation of the peasants]. Kiyev: Publ. Imp. Un-ta sv. Vladimira, 1912. 198 p.
