CC BY
2
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024.
№ 81. С. 234-243.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2024. 81. pp. 234-243.
ПОЛИТОЛОГИЯ
Научная статья УДК 32.019.51
doi: 10.17223/1998863Х/81/21
ВЛИЯНИЕ ДЕЛИБЕРАЦИИ НА ВОСПРИЯТИЕ И ВЫЯВЛЕНИЕ ФЕЙКОВЫХ НОВОСТЕЙ ПО ПОЛИТИЧЕСКИМ ВОПРОСАМ
Антон Юрьевич Краснопёров1, Матвей Денисович Гончаров2, Анастасия Владимировна Соколова3, Юрий Юрьевич Бушин4
1, 2, 3, 4 Национальный исследовательский Томский государственный университет,
Томск, Россия,
3 anastasiasokolova109@gmail. com
4 yuri.pravin@mail. ru
Аннотация. В статье исследуется влияние делиберации на способность индивидуумов распознать разницу между фактологическими и фейковыми новостями политической направленности, в том числе сгенерированными искусственным интеллектом. Результаты проведенного эксперимента не подтверждают высокую роль делиберативных практик в борьбе с дезинформацией. Однако отмечается консенсусный потенциал коллективного обсуждения и слабость нейросетей в создании аутентичных фальсификаций. Ключевые слова: делиберация, фейк-ньюс, искусственный интеллект, демократия, дезинформация
Для цитирования: Краснопёров А.Ю., Гончаров М.Д., Соколова А.В., Бушин Ю.Ю. Влияние делиберации на восприятие и выявление фейковых новостей по политическим вопросам // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024. № 81. С. 234-243. doi: 10.17223/1998863Х/81/21
POLITICAL SCIENCE
Original article
THE IMPACT OF DELIBERATION ON THE PERCEPTION AND DETECTION OF FAKE NEWS ON POLITICAL ISSUES
Anton Yu. Krasnoperov1, Matvey D. Goncharov2, Anastasia V. Sokolova3,
Yuriy Yu. Bushin4
1 2 3 4 National Research Tomsk State University, Tomsk, Russian Federation 1 [email protected] 2 [email protected] 3 anastasiasokolova109@gmail. com 4 yuri.pravin@mail. ru
© А.Ю. Краснопёров, М.Д. Гончаров, А.В. Соколова, Ю.Ю. Бушин, 2024
Abstract. The authors of the article begin by justifying the relevance of the problem of fake news in the modern political discourse. It is noted that today the author of news can be not only a human, but also artificial intelligence. This makes it difficult to discern where the truth is and where lies are. The consumer reaction is manifested in the closure and reduction of interaction with both information and newsmakers, including ordinary Internet users. This behavior is contrary to the principles of democracy, which requires deliberation. The authors pose the question of whether deliberation and the natural desire to avoid information noise and the influence of fake news can be combined. The article hypothesizes that deliberation, which requires the collation of knowledge and promotes mutual learning, has the potential to reduce the disinformation of everyone involved in the discussion. It can also help make sense of the news flow, including by reducing the cognitive complexity of dealing with large flows of uncertain information. After reviewing the current research on citizens' ability to identify fake news, the authors found no account of deliberation among them. The authors then designed their own empirical study, which included an interview component. The participants were asked to determine the credibility of political news (real and two types of fake news - compiled by humans and AI) independently and in a group discussion. The influence of alternative factors, such as political science competence, news experience, and others, was recorded using control groups and interviews. The findings of the experiment do not support the hypothesis that deliberative practices and alternative factors (with the exception of news experience) play a significant role in combating disinformation. However, the consensual potential of collective deliberation is noted: it facilitates the formation of a consensus opinion without affecting the correct answers. The authors note the weakness of neural networks in creating authentic falsifications in comparison to humans. The authors emphasize the necessity for a further study of individual factors not covered by the research that affect the variation of respondents' answers.
Keywords: deliberation, fake news, artificial intelligence, democracy, disinformation
For citation: Krasnoperov, A.Yu., Goncharov, M.D., Sokolova, A.V. & Bushin, Yu.Yu. (2024) The impact of deliberation on the perception and detection of fake news on political issues. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 81. pp. 234-243. (In Russian). doi: 10.17223/1998863X781/21
Один из важнейших вызовов современной политической коммуникации исходит от феномена фейк-ньюс, который, не будучи новым сам по себе, постоянно актуализируется за счет целого ряда факторов. С распространением новых медиа информация стала не просто достоянием широкой аудитории, но производной неограниченного количества авторов (сначала новостные интернет-ресурсы, затем блоггинг, паблики в социальных сетях, телеграм-каналы, и так вплоть до децентрализованной коммуникации по типу peer-to-peer (многие ко многим, без единого источника)). Уже одно это остро ставит вопрос о доверии к источнику, а следовательно, и к информации из этого источника. Следует учитывать, что ряд авторов целенаправленно пытаются ввести в заблуждение свою аудиторию, выступая стороной ценностного, идеологического, политического (в том числе межгосударственного) противостояния. Воспринимая новости, которые выходят за рамки личного опыта аудитории, последняя оказывается подвержена искажению восприятия действительности по причине потребления неполной, зачастую искаженной информации и симулякров, из которых конструируется картина мира, называемая Ж. Бодрийяром гиперреальностью, когда стирается различие между реальностью и медийными образами [1. С. 6], или, по выражению Н.Г. Щербининой, медиареальностью [2]. Так как эта картина мира во многом обусловливает поведение индивидов, включая политическое поведение, за влияние на нее борются различные политические акторы, и такую борьбу мы, вслед за Бурдье (который использовал понятие «символическая власть»
[3. С. 148]), можем рассматривать как борьбу за политическую власть, а в случае успеха - как осуществление политической власти. С появлением нейросетей, способных в считанные секунды генерировать большой объем текста с использованием реальных и ложных данных, усложняется как борьба за внимание потенциальных реципиентов, так и достоверность распространяемой информации. И пусть в цифровую эпоху, где симулякр - доминирующий вид сообщения, говорить о какой-либо достоверности едва ли представляется возможным, мы исходим из того, что фейк-ньюс - это разновидность сконструированного симулякра, изначальный автор (т.е. мы не берем во внимание ретрансляторов) которого сознательно пытался ввести свою аудиторию в заблуждение посредством лжи. Тем самым мы несколько сужаем общеупотребительное использование термина «фейк-ньюс», но такое ограничение способствует конкретизации предмета нашего исследования. Далее в статье речь пойдет о фейк-ньюс в современном политическом дискурсе.
Информационная перегруженность ведет к резкому повышению когнитивной сложности обработки данных, с которой человеческий мозг не всегда способен справиться, из-за чего большая часть информации превращается в инфошум. Существует множество способов, позволяющих упорядочить работу с информацией и снизить давление инфошума, но все они ведут к созданию информационного пузыря, границами которого выступают отобранный пул источников новостей, настройки алгоритмов новостной ленты, контактов, а также психологические механизмы, как, например, селективная экспозиция - склонность людей избегать информации, которая может создать когнитивный диссонанс, поскольку она несовместима с их нынешними убеждениями [4. С. 50-51]. В свою очередь, такая модель поведения приводит не только к информационной, но и ассоциациональной фрагментации, а в итоге - к поляризации общества [5. С. 112-113], в то время как современные демократические режимы для полноценного функционирования нуждаются в носителях гражданской культуры, отличительной чертой которых является способность к кооперации и диалогу. Последнее лежит в основе модели де-либеративной демократии (делиберация - способность решать общие политические проблемы в процессе их обсуждения), теоретические основы которой развивали Ю. Хабермас, Дж. Бессетт и др. [6. С. 54-56]. В результате мы имеем расхождение между наблюдаемыми коммуникативными моделями, которые способствуют социализации в условиях поляризации и отчужденности, и функциональными требованиями демократического режима, предполагающего умение выстраивать диалог, несмотря на разницу во взглядах и ценностях (в противном случае альтернативами могут быть либо рост конфликтности и дестабилизация общества, либо разворот в сторону авторитаризма в лице наиболее сильного политического субъекта, способного навязать свои правила). Попытки наладить конструктивный диалог с представителями альтернативных точек зрения неизбежно связаны с необходимостью расширения информационного поля и ослабления контроля над коммуникативными процессами. На первый взгляд, это конфликтующие модели поведения. Но мы предполагаем, что компромисс между этими двумя моделями поведения можно найти, если выявить наличие положительного кумулятивного эффекта от интерсубъективности, воспринимаемого сторонами взаимодействия как способ управления инфошумом. Попробуем проверить это суждение.
Не ставя целью пересказа концепции делиберации в рамках данной статьи, отметим, что делиберативная демократия связана коммуникативным действием, т.е. с действиями акторов, стремящихся к взаимопониманию и координированию своих планов и действий [7. С. 11]. В ее основу заложен идеал достижения группой общей цели, а значит, мотив сотрудничества теоретически превышает мотив конкуренции. В коммуникативном измерении это значит, что коммуниканты будут стремиться к согласию и взаимопониманию, сопоставляя свои взгляды на проблему. А так как в процессе обсуждения коммуниканты должны достичь согласия, это неизбежно приводит к столкновению различных точек зрения, которые, в свою очередь, подвергаются критической оценке и проверке на устойчивость. Тезисы делибератив-ной модели применимы также в отношении дезинформации, включая фейк-ньюс. Дезинформация препятствует адекватной коммуникации, она воспринимается как угроза и должна быть устранена на начальных этапах обсуждения [8. Р. 703]. Некоторые авторы считают, что лучше всего это удастся сделать внутри мини-общественности, где граждане собираются вместе в специально созданных условиях лицом к лицу с отобранной информацией, обученными модераторами и процедурными нормами, которые способствуют равенству участников в процессе обсуждения и принятия решений, тем самым многие патологии, связанные с фейк-ньюс и постправдой, смягчаются [9. Р. 152-153].
Делиберативная демократия - не эмпирическая, а идеальная модель, которая создана для того, чтобы с ее помощью оценивать реальное положение дел. Мы используем ее в таком же понимании. Мы выдвигаем гипотезу, что когнитивная сложность в части оценки новостей при делиберации может быть снижена за счет способности выявлять фейк-ньюс посредством коллективного обсуждения. Если это так, есть основания предположить, что дели-берация имеет потенциал позитивного влияния на демократию в условиях сетевого общества и переизбытка инфошума.
Исследования, направленные на определение способности аудитории отличать настоящую новость от фейк-ньюс, уже проводились. Например, К.Л. Зуйкина и Д.В. Соколова посредством анкетного опроса молодежи в возрасте 18-35 лет выяснили, что 200 респондентов смогли дать 68% правильных ответов, когда их просили классифицировать 8 новостей различной тематики как реальные или фейковые [10. С. 315]. При этом уровень образования и пол не влияли на результаты [10. С. 316-317].
Интересные результаты получены в работе С. Левандовски и С. Линдена, которые на базе эмпирического и психологического анализа констатируют, что частичному распознаванию фейк-ньюс способствует инокуляция, базирующаяся на представлении, что если людей заранее предупредить о том, что они могут быть дезинформированы, и показать им слабые примеры того, как их могут ввести в заблуждение, то они станут более невосприимчивыми к дезинформации [11. Р. 357-359].
В 2023 г. С. Крепс и Д. Кринер провели эксперимент, в ходе которого они отправили 7 132 законодателям штатов 32 398 электронных писем, отстаивающих позицию по ряду политических вопросов. Задачей эксперимента было выяснить, насколько успешно должностные лица способны определить созданные ИИ сообщения (исходя из гипотезы, что законодатели не будут
тратить свое время на ответы на обращения от ботов ИИ). Половина из них была написана людьми, а другая половина - GPT-3, современной на тот момент генеративной моделью искусственного интеллекта. По всем вопросам показатели ответов на сообщения, написанные ИИ и человеком, были статистически неразличимы [12].
Все описанные исследования не включали делиберацию. Авторами статьи было проведено собственное исследование для восполнения этого пробела. Главный исследовательский вопрос: влияет ли делиберация (в нашем понимании - возможность вести диалог с другими гражданами перед принятием решения) на выявление фейковых новостей в общем потоке новостей по сравнению с самостоятельным решением. Учитывая вышеприведенные кейсы и теоретические положения, мы предположили, что делиберация будет положительно влиять на долю выявленных фейк-ньюс в общем потоке новостей. В качестве альтернативных факторов (конкурирующих гипотез) мы отобрали политологическую компетентность (наличие профильного политологического образования, в том числе студенты старших курсов бакалавриата), авторство новости (человек, нейросеть) и опыт работы с фейк-ньюс (повторные замеры со схожими критериями). Мы были склонны полагать, что, во-первых, респонденты с политологической компетентностью в целом лучше справятся с выявлением фейк-ньюс на всех этапах исследования по сравнению с респондентами без политологической компетентности; во-вторых, опыт первой фазы исследования должен в позитивном ключе сказаться на правильности ответов при повторном замере (благодаря научению). Также будет выявлено, кто (человек или нейросеть) создает наиболее аутентичные фейк-ньюс.
Для ответа на поставленные вопросы проведен эксперимент с основной и двумя контрольными группами. Возраст участников - от 18 до 24 лет, равные доли мужчин и женщин. Первая (основная) группа состояла из 9 человек, из которых 3 имеют политологическое образование. Вторая (контрольная) группа состояла из 8 человек, из которых 3 имеют политологическое образование. Третья группа (контрольная) состояла из 6 человек, из которых 3 имеют политологическое образование. На первом этапе участникам первой группы (каждому в отдельности) предлагалось прочитать 10 новостей через специальный телеграм-бот и выбрать, является ли эта новость фейковой. Пользоваться сторонними ресурсами запрещалось. На втором этапе первой группе предлагалось выполнить те же действия с другим набором новостей, но с возможностью обсудить друг с другом каждую новость прежде, чем дать ответы. Для участников второй группы первый этап повторялся дважды, возможность обсуждения отсутствовала. Для участников третьей группы проводился только этап с групповым обсуждением (с целью исключить влияние научения / опыта). По завершении каждого этапа участники эксперимента проходили индивидуальное интервью с целью выявить мотивацию их выбора, эмоциональное состояние, оценить роль коллектива в принятии решения, определить отношение к новостям, их сложность. Все новости в эксперименте подразделялись на три типа: 1 - фейковая новость, составленная человеком, 2 - фейковая новость, составленная нейросетью (GPT-3) по ключевым словам, 3 - настоящая актуальная новость. Участники не знали о предложенном делении (кроме выбора «фейк» и «правда») и доли новостей каждого ти-
па. Также параллельно было проведено тестирование на более широкой выборке людей, не участвующих в эксперименте (24 человека), с целью убедиться, что отобранные группы не представляют собой уникальный случай. Результаты эксперимента представлены в табл. 1.
Таблица 1. Результаты эксперимента по оценке фейк-ньюс индивидуально и после группового обсуждения (с двумя контрольными группами)
Показатель Группа 1 (основная) Группа 2 (контрольная) Группа 3 (контрольная)
Этап 1 (индивидуальная оценка фейк-ньюс) Этап 2 (оценка фейк-ньюс после обсуждения) Этап 1 (индивидуальная оценка фейк-ньюс) Этап 2 (индивидуальная оценка фейк-ньюс) Этап 1 (не проводился) Этап 2 (оценка фейк-ньюс после обсуждения)
Количество участников 9 6 8 8 6
Среднее значение правильных ответов 6 5,8 6,55 6,125 5,166
Медианное значение правильных ответов 6 6 6 6 5,5
Минимальное количество правильных ответов 4 4 5 3 2
Максимальное количество правильных ответов 8 7 10 10 7
Консолидированные ответы Группа ответила одинаково на 3 вопроса и почти одинаково (без учета одного участника) на 5. При этом только 5 таких ответов были правильными Группа ответила одинаково на 4 вопроса и почти одинаково (без учета одного участника) на 3. При этом только 4 таких ответа были правильными
Индивидуальная динамика правильных ответов Один человек улучшил свой результат (на 1), трое ухудшили (на 1, 1 и 2) и двое не изменили Один человек улучшил свой результат (на 3), трое ухудшили (на 1, 2 и 3) и четверо не изменили
Дополнительно следует заметить, что участники с политологическим образованием в целом отвечают немногим выше среднего, но показывают отрицательную динамику при повторном тестировании. Участники без политологического образования изначально показывают результаты ниже среднего, но при повторном тестировании демонстрируют положительную динамику. В первой группе единственным несогласным с группой в 3 из 5 случаев был человек с политологическим образованием.
В целом мы не можем сделать статистически значимых выводов о влиянии делиберации на количество правильных ответов. Ответы до и после обсуждения меняются незначительно, приближены к среднему уровню по широкой выборке (6,1), что также не превышает данных опроса К.Л. Зуйкиной и Д.В. Соколовой (см. выше). Однако обсуждение способствует достижению консолидированного мнения, не влияющего на правильность ответов. Таким образом, групповое обсуждение способно влиять на отношение к новости. Наличие политологического образования также не дает оснований полагать о его преимуществе при оценке фейк-ньюс. Гипотетическое заключение, тре-
бующее дальнейшей проверки, можно сделать относительно роли опыта работы с фейк-ньюс. Так, в нашем эксперименте второе тестирование в первых двух группах показывает худший результат, что может объясняться более сложными новостями, но третья группа, не проходившая первое тестирование, показывает результаты еще ниже. Возможно, результаты первых двух групп также могли быть ниже, если бы не первое тестирование. Во многом на результатах сказываются иные индивидуальные факторы, как показывает кейс участника, набравшего максимальный балл дважды, не участвуя при этом в групповом обсуждении.
Распределение правильных ответов в зависимости от авторства новости представлено в табл. 2.
Таблица 2. Количество правильных ответов участников эксперимента в зависимости от
авторства и типа новости
Тип новости Тест 1 (этап 1) Тест 2 (этап 2) Сумма
Настоящие новости 42 из 68 (61,8%) 35 из 80 (43,8%) 77 из 148 (52%)
Фейк-ньюс, созданные человеком 30 из 51 (58,8%) 34 из 60 (56,7%) 64 из 111 (57,7%)
Фейк-ньюс, созданные нейросетью 35 из 51 (68,6%) 46 из 60 (76,7%) 81 из 111 (73%)
Данные табл. 2 позволяют нам сделать как минимум три интересных наблюдения. Во-первых, знание участников эксперимента о наличии в списке фейковых новостей заставляет их чаще отмечать новость как фейковую, т.е. относиться к ней заведомо подозрительно, в результате даже настоящие новости в половине случаев отмечались как ложные. Теория инокуляции работает, но лишь частично, поскольку она предполагает, что люди будут лучше выявлять фейк-ньюс, однако этого не происходит. Во-вторых, значимой статистической разницы между настоящими новостями и фейками, созданными человеком, не наблюдается, т.е. потенциальную истинность этих двух видов текста для восприятия неподготовленным человеком можно рассматривать как равнозначную. В-третьих, на общем фоне выделяются фейк-ньюс от нейросети, которые в большинстве случаев всё-таки определялись правильно. Таким образом, «качество обмана» со стороны нейросети пока еще не очень высоко.
Для более полного анализа полученных данных использовались расшифровки коллективных обсуждений и интервью с участниками эксперимента. Полученная таким образом информация о ходе внутригрупповой коммуникации помогает определить, как именно испытуемые давали ответы в том или ином случае. В интервью респонденты отмечали, что старались давать ответы в соответствии с собственными мыслями, а не под давлением большинства (собственно такого давления участники не замечали). С другой стороны, часто отдельные мнения участников в ходе дискуссии совпадали, что, например, подтверждается цитатами: «... я какие-то аргументы собеседников принял, но мне кажется, что я руководствовался собственным мнением» или «я не опирался на ответы, которые были сформированы большинством группы, но я чувствовал, что в какие-то моменты мнение большинства совпадает с моим». Удалось выявить лишь один случай, когда все члены группы ориентировались на человека, заявившего о своей экспертности в теме, которой была посвящена новость. В прочих же случаях группа либо приходила к кон-
сенсусу, либо приводимые различными участниками аргументы не могли убедить всех. Интересно отметить те способы, с помощью которых участники пытались определить достоверность новостей. Зачастую первым шагом в ходе коллективной дискуссии, по признанию некоторых участников в итоговом интервью, была попытка вспомнить, что известно по данной теме, встречалась ли похожая информация ранее. Для примера можно привести такие цитаты: «я думаю, это было бы очень хорошо, если бы было правдой, но ме-мов было бы предостаточно» и «я про памятник <.. .> слышу не в первый раз, звучит как правда». Помимо попытки вспомнить схожие факты, испытуемые прибегали к анализу текста, обращая свое внимание на различные аспекты формы и содержания. В частности, участники обсуждения пытались отделить основное содержание новости от дополнительных сведений. В одном из интервью эта мысль была сформулирована так: «я старался именно основную мысль вынести, то, что именно и называется новостью, что были какие-то развороты и окружающие события, про персонажей, которые в этом участвуют. Если трезво оценить новость в новости, то вот это мне, наверное и помогало - как звучит сама новость, сам факт». Помимо логических операций, сформировать мнение о новости помогал и стиль текста. В ходе обсуждения участники проецировали свое представление об идеальной форме новостей (они достаточно информативны, легко сформулированы, не имеют фактических и орфографических ошибок). Те сообщения, что не подходили под эти критерии, легко относились к разряду фейков, что, однако, не всегда соответствовало действительности. Например, комментарий к одной из реальных новостей: «.новость фейк, потому что предложения сложно составлены. Длинные сложные предложения с непонятными для обывателя словами.». Другой пример, уже в формате диалога, о настоящей новости, взятой из СМИ: «Участник 1: Тут орфографическая ошибка в фамилии. Участник 2: Получается, фейк, СМИ так не напишут». При этом подобный подход в ряде случаев все же сработал и помог выявить фейки.
Несмотря на ограниченность по масштабу нашего исследования, его результаты актуализируют дискуссию о жизнеспособности делиберативной теории. Подводя итоги, мы отмечаем, что не смогли найти подтверждение предположению, что делиберация значимо влияет на способность выявить фейк-ньюс. То же касается иных вводимых факторов. Также мы не нашли доказательств снижения когнитивной сложности. Наоборот, необходимость вести обсуждение и аргументировать свое мнение требует дополнительных усилий и времени. Тем не менее коллективное обсуждение способствует формированию общей позиции, с которой соглашается большинство участников дискуссии, что говорит о готовности прислушиваться к озвученным аргументам и принять более взвешенное решение. Критики отмечают, что теория делиберативной демократии является утопичной, поскольку обычные люди не обладают ни достаточной информацией, ни достаточной рефлексией, чтобы управлять собой; они просто слишком запутаны, непоследовательны и невежественны, чтобы с ними стоило советоваться, а также в рамках совещательной демократии участники, в первую очередь, стремятся отстоять собственные интересы, а не принять беспристрастное решение [13. P. 301302]. В этой части наше исследование показывает обратное. Роль делибера-ции, судя по всему, заключается не в поиске истины, а в поиске компромисса
или даже консенсуса, что также необходимо современным демократиям. Но остается открытым вопрос о мотивации к участию в обсуждении, учитывая ранее описанные тенденции. По крайней мере в числе таких факторов вряд ли можно ожидать найти стремление к снижению когнитивной сложности, инфошума и поиску истины.
Список источников
1. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции / пер. с фр. А. Качалова. М. : ПОСТУМ, 2017.
320 с.
2. Щербинина Н.Г. Определение медиареальности и коммуникации в контексте теории политического конструирования реальности // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2019. № 50. С. 219-232.
3. Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Thesis. 1993. Вып. 2. С. 137-150.
4. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса / пер. А. Анистратенко, И. Знаешева. М. : Бомбора, 2018. 340 с.
5. Краснопёров А.Ю. Роль интернета как соконструктора политической медиареальности // Вестник Томского государственного университета. 2020. № 453. С. 111-115.
6. Линде А.Н. Делиберативная демократия как направление в современной теории демократии: анализ основных подходов // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2015. Т. 8, № 1. С. 52-58.
7. Хабермас Ю. Отношения к миру и рациональные аспекты действия в четырех социологических понятиях // Социологическое обозрение. 2008. Т. 7, № 1. С. 3-24.
8. McKay S., Tenove C. Disinformation as a Threat to Deliberative Democracy // Political research quarterly. 2021. Vol. 74 (3). P. 703-717.
9. Chambers S. Truth, Deliberative Democracy, and the Virtues of Accuracy: Is Fake News Destroying the Public Sphere? // Political Studies. 2021. Vol. 69 (I). P. 147-163.
10. Зуйкина К.Л., Соколова Д.В. Особенности идентификации фейковых новостей молодежной аудиторией // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2021. № 71. С. 310-326.
11. Lewandowsky S., Linden S. Countering Misinformation and Fake News Through Inoculation and Prebunking // European review of social psychology. 2021. Vol. 32. P. 348-384.
12. Kreps S., Kriner D. The Potential Impact of Emerging Technologies on Democratic Representation: Evidence from a Field Experiment // New media & Society. 2023. URL: https://journals.sagepub.com/doi/10.1177/14614448231160526
13. O'Flynn I., Curato N. Deliberative Democratization: a Framework for Systemic Analysis // Policy Studies. 2015. Vol. 36, № 3. P. 298-313.
References
1. Baudrillard, J. (2017) Simulyakry i simulyatsii [Simulacra and Simulations]. Translated from French by A. Kachalov. Moscow: POSTUM.
2. Shcherbinina, N.G. (2019) The Definition of Media Reality and Communication in the Context of the Theory of the Political Construction of Reality. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 50. pp. 219-232. (In Russian). DOI: 10.17223/1998863X/50/19
3. Bourdieu, P. (1993) Sotsial'noe prostranstvo i simvolicheskaya vlast' [Social Space and Symbolic Power]. Thesis. 2. pp. 137-150.
4. Festinger, L. (2018) Teoriya kognitivnogo dissonansa [Theory of Cognitive Dissonance]. Translated from French by A. Anistratenko, I. Znaeshev. Moscow: Bombora.
5. Krasnoperov, A.Yu. (2020) Rol' Interneta kak sokonstruktora politicheskoy mediareal'nosti [The Role of the Internet as a Co-Constructor of Political Media Reality]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 453. pp. 111-115.
6. Linde, A.N. (2015) Deliberativnaya demokratiya kak napravlenie v sovremennoy teorii demo-kratii: analiz osnovnykh podkhodov [Deliberative Democracy as a Direction in the Modern Theory of Democracy: Analysis of the Main Approaches]. Problemnyy analiz i gosudarstvenno-upravlencheskoe proektirovanie. 8(1). pp. 52-58.
7. Habermas, J. (2008) Otnosheniya k miru i ratsional'nye aspekty deystviya v chetyrekh sotsiologicheskikh ponyatiyakh [Attitudes to the World and Rational Aspects of Action in Four Sociological Concepts]. Sotsiologicheskoe obozrenie. 7(1). pp. 3-24.
8. McKay, S. & Tenove, C. (2021) Disinformation as a Threat to Deliberative Democracy. Political Research Quarterly. 74(3). pp. 703-717.
9. Chambers, S. (2021) Truth, Deliberative Democracy, and the Virtues of Accuracy: Is Fake News Destroying the Public Sphere? Political Studies. 69(I). pp. 147-163.
10. Zuykina, K.L. & Sokolova, D.V. (2021) Fake News: Can Young People Distinguish Fact from Fiction? Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologiya - Tomsk State University Journal of Philology. 71. pp. 310-326. (In Russian). DOI: 10.17223/19986645/71/19
11. Lewandowsky, S. & Linden, S. (2021) Countering Misinformation and Fake News Through Inoculation and Prebunking. European Review of Social Psychology. 32. pp. 348-384.
12. Kreps, S. & Kriner, D. (2023) The Potential Impact of Emerging Technologies on Democratic Representation: Evidence from a Field Experiment. [Online] Available from: https://journals.sage-pub.com/doi/10.1177/14614448231160526
13. O'Flynn, I. & Curato, N. (2015) Deliberative Democratization: a Framework for Systemic Analysis. Policy Studies. 36(3). pp. 298-313.
Сведения об авторах:
Краснопёров А.Ю. - кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры политологии факультета исторических и политических наук Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Гончаров М.Д. - магистрант кафедры политологии факультета исторических и политических наук Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Соколова А.В. - магистрант кафедры политологии факультета исторических и политических наук Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Бушин Ю.Ю. - магистрант кафедры политологии факультета исторических и политических наук Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: [email protected]
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors:
Krasnoperov A.Yu. - Cand. Sci. (Political Science), senior lecturer of the Department of Political Science, Faculty of History and Political Science, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Goncharov M.D. - master's student of the Department of Political Science, Faculty of History and Political Science, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Sokolova A.V. - master's student of the Department of Political Science, Faculty of History and Political Science, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Bushin Yu.Yu. - master's student of the Department of Political Science, Faculty of History and Political Science, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 05.07.2024; одобрена после рецензирования 10.09.2024; принята к публикации 21.10.2024
The article was submitted 05.07.2024; approved after reviewing 10.09.2024; accepted for publication 21.10.2024
