ВЛИЯНИЕ БИЛИНГВАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ НА ФОРМИРОВАНИЕ РУССКОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЫ
Т.В. Ковалева
Ключевые слова: русско-греческий билингвизм, кросс-культурная коммуникация, русско-скандинавский билингвизм, византинизация Руси, материальные артефакты. Keywords: Russian-Greek bilingualism, cross-culture communication, Russian-Scandinavian bilingualism, Byzantines Rus', cultural artifacts.
Для всех языков и культур на раннем их развитии присущ одинаковый способ усвоения второго языка, который называется стихийно-коммуникативным. Обычно такой способ возможен и применим на периферийных границах проживания двух или нескольких народов, которые образовывают определенные культурно-языковые семантические поля, где ядро сохраняет родной язык и культуру, и при этом на стыках культур и языков возникают предпосылки для появления билингвизма (по Лотману «Семиосфера»). Такой вид билингвизма получил название стихийно-коммуникативный. Он всегда нестабилен, поскольку изменение общественного строя, от родоплеменного к государственному, обычно приводит к разрушению исторических границ между племенами, а это в свою очередь ослабляет билингвальные отношения.
Такой тип двуязычия в русской средневековой культуре возникал в пограничных зонах проживания разных племен и народностей, а также в городах, где проходили оживленные торговые пути. Потребность в переводчиках (толмачах) и стремление вести торговлю напрямую без посредников подталкивало население учить языки торговых гостей. Конечно, торговля была важным фактором появления билингвизма, но социально-культурные связи были не менее важны для данного процесса: смешанные браки, интеграция культов и обрядов и т.д. «Язык восточных славян еще в доисторическую пору представлял собою сложную и пеструю группу племенных наречий, уже испытавших разнообразные смешения и скрещения с языками разных народностей
и заключавших в себе богатое наследие многовековой племенной жизни. Сношения и соприкосновения с балтийскими народностями, с германцами, с финскими племенами, с кельтами, с турецко -тюркскими племенами (гуннскими ордами, аварами, болгарами, хазарами) не могли не оставить глубоких следов в языке восточного славянства, подобно тому как славянские элементы обнаруживаются в языках литовском, немецком, финских и тюркских» [Виноградов, 1978, с. 10]. «Межнациональное общение на личностном уровне» определяло знание второго языка, которое «приобреталось естественным путем, можно сказать, стихийным путем» [Русские (этносоциологические очерки), 1992, с. 303].
Традиционно, Средневековье на Руси исторически принято делить на три этапа. Первый - «стихийно-коммуникативный билингвизм» по своему характеру можно было бы отнести к периоду появления протогородов. Он длился примерно с VIII и до середины Х века. Период образования политико-торговых центров на территории Юга и Северо-запада Руси характеризуются наличием полиэтнического состава населения. Этот вывод позволяют сделать археологические раскопки Рюрикова Городища под Великим Новгородом, Старой Ладоги, Тимерева под Ярославлем, Гнездова под Смоленском и др.
Благодаря археологическим находкам, материальным артефактам, можно говорить о полиэтническом характере населения, проживавшего в Новгороде и Ладоге, и влиянии скандинавов на русскую культуру и язык в том числе. «Наряду со славянами в составе местного населения выделялись, надо думать, финны и скандинавы» [Кирпичников, 1988, с. 44]. Ладога и Новгород были оживленными перекрестками торговых путей, где останавливались и постоянно проживали норманны (шведы, датчане). Известный скандинавед и сотрудник Эрмитажа О.И. Давидан еще в 1971 году делает подобные выводы: «1. Ладога в начальный период своего существования, то есть не позднее, чем с VIII века, была включена в сферу международной балтийской торговли, где в VIII веке главенствующую роль играли фризы, а затем скандинавы...
2. Контакты древней Ладоги со скандинавами не ограничивались только торговлей: среди населения Ладоги какую-то часть составляли, по-видимому, скандинавы (и, может быть, фризы). Поэтому, кажется, более возможным допустить, что в Ладогу вместе с норманнами-торговцами прибывали скандинавские или фризские ремесленники.
3. Признавая определенную роль норманнов в установлении торговых и культурных связей древней Ладоги с Западной Европой, раннее их появление не только как торговцев, но и как постоянных жителей, мы не имеем оснований для заключения о том, что Ладога была основана
скандинавами и должна рассматриваться как скандинавская колония. Наши исследования показали лишь, что Ладога не была отделена непреодолимой стеной от соседних народов и ее культура складывалась в общении и во взаимном обогащении, в частности с Западом, и в этом процессе определенную роль играли норманны» [Давидан, 1971, с. 15].
Материальные артефакты, найденные в Старой Ладоге, подтверждают выводы Давидан. «Появление скандинавского поселения в низовьях Волхова (датируется) не позднее первой половины 750-х годов, <...> нет сомнения, что первыми обитателями Ладоги были люди, среди которых доминирующее положение занимала группа норманнов. Представляется, что она была немногочисленна и достаточно монолитна. Носители иных культурных традиций если и были в ее составе, то занимали далеко не ведущее место.
Появление в Ладоге около 840 года новой группы норманнов подтверждается находками деревянной палочки с рунической надписью, подвески "молот Тора", игральных шашек, особой концентрацией в ярусе деревянных игрушечных мечей, копирующих форму боевых каролингских клинков. Осмелюсь предположить, что на рубеже 830-840-х годов Ладога была захвачена группой норманнов. Вряд ли стоит сомневаться, что они заняли в ней доминирующее положение. Несмотря на частичное уничтожение или изгнание, носители культурных традиций лесной зоны Восточной Европы остались существенным компонентом среди обитателей поселка и его округи.
Среди находок этого периода (920-990-е годы) присутствуют как вещи североевропейского круга древностей эпохи викингов, так и предметы круга древностей лесной зоны Восточной Европы. Можно уверенно констатировать, что в это время в Ладоге проживают разные этнокультурные коллективы, среди которых отчетливо выделяются скандинавы. В установлении факта билингвальных отношений в столь древнем отрезке времени помогает и анализ надписей (граффити) специалистами в области эпиграфики. А.Н. Кирпичников, известный исследователь древнего Новгорода и Ладоги, определяет появление русских городов-государств на территории Северо-запада VIII века. «Эпиграфические памятники руническо-кириллического характера относятся <...> ко времени со второй половины IX века и Х века» [Рождественская, 1992, с. 31]. Т.В. Рождественская, исследователь эпиграфики, указывает на взаимосвязь рунических текстов и сакральности предметов, на которых они изображены. «Открытие граффити <...> позволяет проследить различные уровни применения рунической письменности в варяжской среде: на Руси руны применялись в
сакральной, бытовой и, видимо, даже хозяйственно-административной сфере. Отдельные рунические или «рунообразные» знаки могли быть нанесены и местным славянизированным и даже славянским населением» [Рождественская, 1992, с. 31]. Появление рунического письма на территории Северо-запада можно связать с историческими событиями: проходящий через Новгород и Ладогу торговый путь «Из варяг в греки», призвание варяг на княжение, а также постоянные торговые и культурные связи пришлого славянского населения с финно-угорскими племенами и со всем скандинавским миром, о чем свидетельствуют Лаврентьевская и Иоакимовская летописи. Нет сомнения в мощном влиянии скандинавской культуры на славянскую, однако отождествлять скандинавов со славянами было бы большой ошибкой. Недаром уже в XII-XIII веках Болгарско-византийская культура, входящая в общеславянский мир, через православие, книжную культуру занимает лидирующее положение в жизни восточных славян благодаря общим славянским корням.
Следуя выводам эпиграфистов и славистов, можно утверждать, что на Северо-западе создаются благоприятные условия для появления русско-скандинавского билингвизма. Смешанный характер эпиграфических памятников характеризует вышеуказанный билингвизм. А.А. Медынцева пишет, что «многие летописные данные, свидетельства восточных авторов, соображения общего характера позволили многим ученым предположить, что письменность на Руси появилась задолго до официального принятия христианства» [Медынцева, 1983, с. 86]. Особенно она выделяет большое количество найденных на территории Северной Руси стальных писал. Они не годились для берестяных грамот, а предназначались для писания на восковых табличках. Исходя из этого, исследователи сделали вывод, что эти писала старше берестяных грамот на 100 лет. «Анализ находок древнейших орудий письма, к сожалению, не дает ответа на такой важный вопрос: какая письменная система применялась в это время, и лишь в самых общих чертах определяет этническую принадлежность ее первых носителей. Ответ на эти вопросы могут дать только прямые источники - письменные, в данном случае эпиграфические» [Медынцева, 1983, с. 91]. В расшифровке текстов рунологи склоняются к идее сакральности надписей и приходят к выводу, что скандинавы входили в состав полиэтнического населения славянских городов Севера-запада Руси. Историк-скандинавист Е.А. Гуревич пишет, что памятников рунического письма также сохранилось крайне мало. Возможно, это связано с переходным периодом, который произошел в VIII-X веках. Младшие руны постепенно заменили Старшие. «Родиной этого нового алфавита, к Х
веку распространившегося по всей Скандинавии, принято считать Данию: именно здесь найдены самые ранние памятники, выполненные младшими рунами, благодаря чему это письмо получило название «датские» руны» [Гуревич, 2003]. Если датские руны использовались для «мемориального письма», то «территориальный вариант» младших рун - «шведско-норвежские» руны имели больше бытовое назначение и писались на деревянных табличках. Однако Медынцева пишет, что среди археологических находок данного периода нет деревянных табличек. По ее мнению, стальные писала, выполненные в зооморфном стиле, принадлежали аристократической верхушке и служили для ее деловых нужд. Поскольку в протогородах население жило за счет торговли, то их благосостояние целиком зависело от торговли с варягами и другими купцами, поэтому трудно точно сказать об этническом происхождении данного инструмента для письма. Найденные предметы с руническими надписями на территории Ладоги, археологи склонны связывать с проживающим на ее территории скандинавским населением. Это вполне логично, поскольку очевидно, что использование рунического письма было необходимостью для славянского населения, чтобы вести торговые дела. И при этом скандинавский язык мог занимать в этот период сильную позицию по отношению к русскому языку, поскольку варяжский конунг Рюрик имел норманнское происхождение. Лояльное отношение к языку коренного населения со стороны норманнской знати вполне могло привести к появлению билингвальных отношений и в устной и в письменной речи.
Для установления факта билингвальных отношений необходимы находки древнеславянских текстов. Надпись «гороухуа, гороушна, го-роуч уа гороун'а, гороунуа (горжуа)» (горчичное семя / масло или горючее) на корчаге в Гнездово датируется началом Х века и считается одной из самых древних. Как считают многие лингвисты эта надпись -пример не устоявшегося до конца кириллического письма. Использование греческого письма наряду с глаголицей и кириллицей большинство исследователей связывают с началом распространения христианства на Руси. Малочисленные материальные артефакты средневековой скандинавской и русской письменности не создают целостную языковую картину мира. Однако, отталкиваясь от аналогичных моделей би-лингвальных отношений, можно построить модель русско-скандинавского билингвизма, поскольку важные материальные артефакты указывают на то, что не устоявшаяся письменная система русского языка требовала альтернативы использования разных буквенных знаков. «Одни знаки соотносятся с буквами кириллического алфавита, другие со скандинавскими рунами, третьи сопоставимы как с руниче-
скими, так и с кириллическими знаками и их отождествление зависит, видимо, от контекста» [Рождественская, 1992, с. 29]. Княжение Рюрика и его приближенных давало статус «сильного языка» скандинавскому языку и популяризировало использование рун для ведения торговых и юридических дел. При этом лояльное отношение к кириллическому письму позволяло соблюдать баланс использования двух языковых систем в равной степени и с вариантами интеграции одного в другой. Определенно, что русско-скандинавский билингвизм мог существовать лишь в аристократической среде и среди образованных купцов, которые понимали равную необходимость в руническом и в греко-кириллическом письме. В религиозной сфере, по мнению Рождественской, «рунообразные» знаки могли использоваться славянским населением.
Второй этап «раннегородской» и третий «развитие городов» уже связаны с формированием государственности, а именно с периодом так называемой византинизации Руси (начало X века).
Интеграция византийской культуры и греческого языка проходила относительно мирным путем. Это давало большие возможности для появления новых направлений развития славянской культуры и языка. Православие, пришедшее из Византии вместе с миссионерами (IX век), привнесло с собой новый язык для отправления религиозных обрядов и христианскую культуру, которая полностью отличалась от русской своими традициями, которые формировались под влиянием античного мира. К этому периоду Русь имела свой разговорный восточнославянский язык, который все еще объединял в себе украинский и белорусские языки. В Киеве, столице Русского государства, «вырабатывался «общий» язык восточнославянской империи, своеобразное «койнэ», в котором стирались и умерялись резкие диалектальные особенности разных восточнославянских племен. «В основе языка Киева лежала речь южнорусских славян, но этот городской язык, выполнявший сложные культурно-политические и образовательные функции, подверженный международным влияниям и отражавший разнообразие культурной жизни высших классов, был отличен от речи сельских жителей... не только по словарю и синтаксису, но и по звуковым особенностям. В нем было много иноязычных элементов, культурных, общественно-политических, профессиональных и торговых терминов. Он включал в себя слова разных славянских диалектов» [Виноградов, 1978, с. 57].
Период X-XI веков был расцветом славянской переводной литературы, которая создавалась на общеславянском языке и под сильным влиянием греческого языка, поскольку «греческая культура яв-
лялась ведущей, и греческий язык употреблялся в качестве государственного и письменного» [Верещагин, 1972, с. 61-62]. Билингваль-ными центрами славянского средневекового мира были город Салунь и Болгарское царство. По мнению Е.М. Верещагина, в Моравии билингвизм существовал, но в него не входил греческий язык из -за сильного влияния латыни и немецкого языка. В Болгарии «в качестве государственного языка использовался язык греческий». Вполне можно согласиться с социо-культурологической классификацией моноязычной и двуязычной культур австрийского исследователя В. фон Зодена [W. von Soden, 1960], который считал, что одноязычная культура - социальная группировка, в которой духовное проявление выражается на едином языке, а двуязычная культура - не может отказаться от второго языка культуры вообще или в течение длительного времени. К двуязычным культурам он относил средневековую персидскую, японскую и католическую цивилизации. Верещагин, следуя логике размышления фон Зодена, отнес языковую культуру Солуни и Болгарии к двуязычной. В свою очередь Д.С. Лихачев выделил важную особенность визайнтийско-болгарской культуры в понимании ее гармоничной адаптации в разных сферах жизни русского средневекового общества - это наличие в ней славянского элемента. Византия всегда была многонациональной страной, поэтому политика страны была ориентирована на мультикультурность и многоязычие. Видимо, по этой причине византийские священнослужители не противодействовали переводам священнописаний на славянский язык и ведению богослужения на двух языках. А с другой стороны общеславянский язык помог Руси в полной мере принять культурный и языковой опыт Болгарии. «Болгария совершила усвоение византийской культуры в обстоятельствах, близких тем, которые создавались затем на Руси при усвоении ею византийской и болгарской культуры; Русь получила византийский культурный опыт не только в его непосредственном состоянии, но и в «адаптированном» Болгарией виде, приспособленном к нуждам феодализирующегося общества» [Лихачев, 1989, с. 130].
Однако на юге Руси, как и в Болгарии, двуязычие коснулось лишь привилегированного сословия, переписчиков и священнослужителей. Очевидно, что греческий язык, наряду с древнерусским, имел сакральное назначение. «Между древнерусскими надписями (эпиграфика) и надписями инокультурного и иноязычного круга прослеживаются типологические связи. Для эпиграфических памятников античного времени, для христианских надписей средневековья (латинских, греческих, коптских, армянских и др.), для рунических
надписей Скандинавии характерно использование в качестве основного структурного элемента поэтической или эпической формулы». [Рождественская, 1992, а 2] С одной стороны формульность отражала влияние греческого языка, а с другой - указывала на сакрализацию языка. Дело в том, что греческий язык использовали в качестве «литургического» [Верещагин, 1972, а 63]. «.в России богослужение первоначально отправлялось на греческом языке» [Лисицын, 1911, с. 17]. Греческий язык имел сильную позицию благодаря тому, что он стал культовым языком, т. е. отвечал за религиозную сферу. Владимир, возвратившись в 989 году из похода на Корсунь [Виноградов, 1978, а 13](Херсонес), привез с собой византийских священнослужителей, которые вели службы на греческом языке. Однако характерен тот факт, что церковная архиерейская служба иногда могла вестись попеременно на двух языках: греческом и церковнославянском. В «Повести о Петре, царевиче Ордынском» рассказывается о церкви Богородицы в Ростове в конце XIII столетия, в которой: «левый клирос пел по-гречески, а правый - по-русски» (точнее по-церковнославянски). «Деятельность Кирилла и Мефодия была связана не только с задачами богослужения на славянском языке. Позиция славянских просветителей выражала осознаваемое ими величие Киевской Руси, ее культурных и исторических традиций. Вопрос о языке. из религиозного трансформировался в философский <...> (для сохранения) духовности славянского народа» [Безлепкин, 2001, а 9]. Верещагин считает, что к моменту крещения Руси уже существовали священные книги, переведенные на славянский язык, и богослужение могло вестись одновременно или последовательно на русском языке.
Т.В. Рождественская видит двуязычие в переводах «греческих молитвенных формул на славянский язык», которые были выполнены обеими азбуками - глаголицей и кириллицей. Молитвенные и поминальные формулы обладали этикетным качеством, поскольку должны были осуществлять связь с богом, показывать набожность человека, его ничтожность перед великим божественным началом, следуя традициям и канонам греко-византийской церкви. Рождественская, исследуя древнерусские надписи на стенах соборов, церквей и монастырей, а также на культовых предметах, подтверждает идею Лихачева «общего литературно-церковного языка, болгарского в своей основе» [Лихачев, 1989, а 132]. Уже к XIV веку черное духовенство, продолжая выделять свою кастовую принадлежность посредством греческого языка, мечтало об отделении от византийского контроля и приобретении самостоятельного статуса. Причем белое духовенство не владело в должной мере познаниями в греческом языке. Литургии
заучивались наизусть и читались без четкого понимания содержания. Народ так же не воспринимал богослужение на греческом языке. В данной связи можно вспомнить некоторые языковые казусы, когда «из греческого кирие элейсон (господи помилуй) он (народ) сделал глагол куролесить, греческое катабасис (особенный порядок церковных песнопений) превратил в катавасию, то есть церковными «святыми» словами обозначил дурачество, озорство, сумбур. Из латинского хартуляриум (оглашаемый священником список умерших) русский язык сделал халтурщика - недобросовестного, плохого работника» [Чуковский, 1982, с. 78]. «Внутренним стимулом развития литературно-письменного языка, как об этом свидетельствуют памятники некнижной письменности, служит творческое преобразование образцового текста средствами собственной речевой практики» [Рождественская, 1992, с. 23].
Церковь, опасаясь оттока прихожан, решилась использовать старославянский язык в качестве альтернативы греческому. Начиналась новая эра профессионального билингвизма, когда в этот социолингвистический процесс было вовлечено среднее по рангу духовенство. Обычно в качестве переводчиков служили монахи, которые хорошо знали греческий, латынь, а некоторые болгарский и моравский языки. Монахи переводили различные византийские Жития свя-томучеников Христовых, порой внося в текст свои комментарии и замечания.
Разрозненность культур внутри единой русской культуры, разнообразие диалектов внутри единого русского языка - все это привело к тому, что греческий язык, как язык литературный, поскольку на нем были созданы множество письменных сочинений, занимает лидирующую позицию по отношению к русскому, развивающемуся языку. При таких условиях не могло быть и речи о массовом билингвизме. Однако подобные отношения могли возникнуть только в определенных социальных прослойках общества или в узкопрофессиональной сфере. Эта сфера включала в себя только переводчиков -толмачей и дипломатический корпус.
Укрепление позиций христианства способствовало тому, что посредством религиозных обрядов, литургий и других миссионерских воздействий, греческая лексика стала проникать в народные массы. Первым шагом к появлению альтернативы греческому языку стал новый язык, разработанный билингвальными братьями Кириллом и Мефодием, глаголица. В дальнейшем их учениками была создана азбука - кириллица. По составу, расположению и звуковому значению букв кириллица почти полностью совпадает с глаголицей, но
резко отличается от нее формой букв. В основе этой азбуки лежит греческое торжественное письмо - так называемый устав. Однако буквы, необходимые для передачи особых, отсутствующих в греческом языке звуков славянской речи, были взяты из глаголицы или составлены по ее образцам. До создания кириллицы существовали попытки создать свой язык. Так болгарский монах Храбр в своем рассказе «Сказании о письменах» X века описывает проблемы, с которыми столкнулись славяне в своем стремлении записать славянскую речь. Они пытались ее записывать беспорядочно римскими и греческими буквами, но такие попытки были обречены на неудачу, поскольку, ни греческий, ни латинский алфавит не были пригодны для передачи многих особых звуков славянской речи. Это продолжалось многие годы, до появления на Руси кириллицы.
«Русский письменный язык древнейшего периода развивается в двух направлениях. С одной стороны, вырабатывается и эволюционирует, вбирая в себя элементы живой речи восточных славян, русская разновидность старославянского языка - славяно-русский литературный язык (так называемый церковнославянский язык). С другой стороны, старославянской системой письменного изображения, старославянской азбукой пользуется русский государственно-деловой язык, тесно связанный с живыми наречиями восточного славянства и почти свободный от церковнославянских элементов в кругу бытовой и государственной практики. Есть вполне определенные указания на то, что уже в XI веке возникло это двуязычие» [Виноградов, 1978, а11]. Итак, примерно с XI века образуется билингвальное общество, которое в рамках одного письменного языка стало создавать два разных по профессиональной направленности языка: один для нужд церкви и литературы в рамках церковной культуры, другой для нужд государства. При этом, совершенно закономерен высокий статус церковнославянского языка как языка греческих переводов, языка культуры, церковного слова и, с другой стороны, «приземленность» другого варианта старославянского языка, то есть русского языка, который, в силу профессиональной надобности, служил связующим звеном между народом и властью. Поэтому русский язык должен был быть максимально доступным для понимания простого народа, но при этом не снижаться до простонародного уровня.
Греко-русский билингвизм просуществовал до конца Х века. Причиной ослабления позиций в религиозной сфере греческого языка послужили те же языковые процессы, которые имели место в Западной Европе, когда латынь вынуждена была уступить свое место вульгате. В.В. Виноградов отмечает, что «этот общеславянский письмен-
ный язык (старославянский) становится не только церковным, но и литературным языком всего славянского мира: в конце X и XI веков на нем пишут, читают, проповедуют и служат и в Новгороде, и в Киеве, и в Преславе, и в Охриде, и в Велеграде, и на Сазаве. Произведения на этом языке, возникшие на юге славянства, переписываются и читаются и в Чехии, и на Руси, равно как и написанные в Чехии - и на Руси, и на Балканах» [Виноградов, 1978, с. 9]. Период группового билингвизма, когда образованная знать и высшее духовенство владели двумя языками - греческим и русским (возможно, что билингвизм перемежался с диглоссией, поскольку в какой-то момент статус греческого языка был доминирующим и на нем говорили только в определенных ситуациях и в определенном социальном круге), перешел в профессиональный билингвизм в среде духовенства.
Литература
Безлепкин Н.И. Философия языка в России. СПб., 2001.
Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян: Варьирование средств выражения в переводческой технике Кирилла и Мефодия. М., 1972.
Виноградов В.В. Избранные труды. История русского литературного языка. М.,
1978.
Гуревич Е.А. Руны. Руническое письмо // Словарь средневековой культуры. М.,
2003.
Давидан О.И. К вопросу о контактах древней Ладоги со Скандинавией // Скандинавский сборник XVI. Таллин, 1971.
Исследования V яруса поселения. Интернет портал музея-заповедника Старая Ладога. [Электронный ресурс]. URL:http://www.ladogamuseum.ru/Ras/stratigrafia/3yar/
Исследования VI-VII яруса поселения. Интернет портал музея-заповедника Старая Ладога. [Электронный ресурс]. URL:http://www.ladogamuseum.ru/Ras/stratigrafia/VIyar/
Кирпичников А.Н. Ладога и Ладожская земля VIII-XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Славяно-русские древности. Л., 1988. Вып. I.
Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. СПб., 2000.
Лисицын М.А. Первоначальный славянско-русский типикон. СПб., 1911.
Лихачев Д.С. О филологии. М., 1989.
Медынцева А.А. Начало письменности на Руси по археологическим данным. М.,
1983.
Первые ярусы поселения. Интернет портал музея-заповедника Старая Ладога. [Электронный ресурс]. URL:http://www.ladogamuseum.ru/Ras/stratigrafia/1yar/
Рождественская Т.В. Древнерусские надписи на стенах храмов: новые источники XI-XV вв. СПб., 1992.
Русские (этносоциологические очерки). М., 1992.
Чуковский К. Живой как жизнь, о русском языке. М., 1982.
Языковые ситуации и взаимодействие языков. Киев, 1989. W. von Soden. Zweisprachigkeit in der geistingen Kultur Babyloniens. Wien, 1960.