CC BY
158
Евгения РОМАНОВСКАЯ
ВЛАСТЬ В СИСТЕМЕ КОММУНИКАЦИИ
В современной социокультурной ситуации резко возросло внимание к феномену коммуникации. В рамках отношений «власть - коммуникация» есть основания утверждать, что мы живём в культуре, в которой все проблемы рассматриваются как проблемы коммуникации.
In the present social and cultural situation the phenomenon of «communication» is becoming more important. Concerning the relationship «power - communication» we can confirm that in the modern culture all problems are considered as problems of communication.
Ключевые слова:
власть, коммуникация, диалог, традиция, язык; power, communication, dialogue, tradition, language.
Власть, по определению, есть возможность навязать свою волю другому участнику социальных отношений, даже если при этом понадобится подавить его нежелание подчиниться . В первой половине ХХ в. власть воспринимается в рамках системы «господство — подчинение», но эта система может быть основана как на силе, так и на авторитете или харизме. Во второй половине ХХ в. появляются новые концепции власти, которые постепенно отходят от восприятия её через систему «господство — подчинение». Первая концепция, более востребованная в политологии,
— реляционистская концепция власти. Одно из главных достижений этой теории — рассмотрение в качестве действующих лиц «властных отношений» не господствующий субъект и подчинённый объект, а асимметрично взаимоотносящиеся субъекты. Вторая — распространена в большинстве постмодернистских теорий. Эту концепцию часто называют «метафорической», поскольку первоначально наиболее значимые для данной концепции направления — «власть языка», «власть смыслов», «власть идеологий» — существовали в качестве метафор. В современной интеллектуальной ситуации возможно рассмотрение третьей концепции — в системе диалогизма или коммуникации. Автором такой концепции власти выступает немецкий социолог Никлас Луман1. Он предлагает своеобразную трактовку власти как средства социальной коммуникации. По Луману, теория средств коммуникации в качестве основания теории власти обладает тем преимуществом, что открывает возможность сравнения власти с коммуникативными средствами иных видов, например с истиной или деньгами. Такая постановка вопроса служит, следовательно, не только прояснению феномена власти, но одновременно и более широкому компаративистскому интересу и обмену теоретическими подходами существующих в различных областях коммуникативных средств. Сегодня представления Никла-са Лумана о коммуникации как о сущностной характеристике самого общества, его утверждения о том, что человеческие отношения, да и сама общественная жизнь, невозможны без коммуникации, что «только коммуникация может осуществлять коммуника-цию»2, приобретают новый смысл и вызывают особый интерес.
В современных условиях резко возросло внимание к такому социальному феномену, как коммуникация. Коммуникация становится объектом исследования на различных уровнях и в различных концептах: социологическом, кибернетическом, политологическом, со-циобиологическом, философском, психологическом, лингвистическом, культурологическом и т.д. Особую актуальность коммуни-
РОМАНОВСКАЯ
Евгения Васильевна —
к.филос.н, доцент;
Саратовский
государственный
аграрный
университет
им. Н.И. Вавилова
1 Луман Никлас. Власть. — М., 2002.
2 Луман Н. Что такое коммуникация? // Социологический журнал, 1995, № 5, стр. 114.
кативные теории приобретают в период глобализационных процессов в мире, когда мы имеем дело с формированием открытых, тесно взаимодействующих и взаимосвязанных культур. Различают два вида коммуникации: синхроническую и диахроническую. Синхроническая (горизонтальная) коммуникация реализуется посредством устных и письменных коммуникационных каналов между современниками. Благодаря такой коммуникации обеспечиваются единство, сплочённость, консолидация общества. Синхроническая коммуникация необходима для решения текущих общественных задач, координации действий разных социальных групп, для жизнедеятельности этноса в настоящем времени. В диахронической (вертикальной) коммуникации происходит передача информации духовного содержания от поколения к поколению. Таким образом формируется социальная память. Диахроническая коммуникация, следовательно, сохраняет этническую общность, движение языка, традиций.
Если говорить о традиции как об одном из элементов диахронической коммуникации, то необходимо отметить, что традиция, по определению, имеет коммуникативную характеристику, то есть это термин, употребляемый для обозначения трансляции, передачи, как правило устной, благодаря чему оказываются возможными разные способы имитации оценки и понимания того, что передается из поколения в поколение и что тем самым эти способы сохраняют. Важность проблематики коммуникации между поколениями впервые была оценена в связи с исследованиями до-письменных обществ, где эта проблема наиболее очевидна, поскольку в этих обществах предпочтительное место отводится именно исследуемым ценностям, а кроме того, большая часть норм восприятия, мышления и поведения имеет «субстантивно-традиционное» значение.
М. Хайдеггер много времени посвятил разработке оригинальной теории коммуникации. Центральным звеном хайдегге-ровских размышлений о коммуникации стал язык. Язык, по Хайдеггеру, интерпретируется как «дом бытия», пространство, в котором бытие, прежде всего, приходит к существованию и где оно может быть обнаружено. Язык выступает для Хайдеггера не как средство общения, он становится некоторой всеобщей средой су-
ществования. Хайдеггер использует понятие «коммуникация» как определённую модель человеческого существования, феноменологическое рассмотрение которой способно прояснить многие вопросы онтологии. Данная теоретическая конструкция представляет собой версию хайдеггеровской интерпретации истины. По мнению Хайдеггера, существование — это не личное дело человека, а каждый человек включён во всеобщий процесс раскрытия истины между самим человеком и говорящим бытием. Матрицей такого всеобщего бытия для Хайдеггера является традиция, а одним из воплощений — язык1.
Традиция — это не только интеллектуальное учение. Это не только доктрина или совокупность концепций; это та сакральная сфера, к которой человек приобщается своим бытием, своим сознанием и всем своим существом. Традицию невозможно «изучить», в традиции надо быть. Интерпретация культурной традиции, по Х-Г. Га-дамеру, происходит как диалог прошлого и настоящего. Диалог осуществляется в «вопросно-ответной» форме: можно не только реконструировать вопрос, ответом на который данный текст является, но и отнести этот вопрос к себе. Диалог с традицией для Гадамера — не культурологическая задача, а самостоятельный источник философского знания. Традиция дана человеку в первую очередь и по преимуществу как языковая. Мы «живем в традиции» в той мере, в какой мы «живем в языке». Как и Хайдеггер, Гадамер рассматривает язык не в качестве инструмента или знака того или иного произвольно избираемого содержания, а как «медиум» раскрытия бытия. Универсальность языка как медиума влечёт за собой универсальность герменевтики. Отсюда вытекает знаменитый тезис Гадамера: «Бытие, которое может быть понято, есть язык».
Предпосылки интереса к пониманию возникают, когда терпят крах попытки установить взаимопонимание между регионами, этносами, партиями, поколениями, когда проявляется отсутствие общего языка. Интерес к герменевтическому возникает там, где есть недоразумение, несогласие, недопонятость. Очевидно наличие такого интереса во всякой подлинной философии. М. Хайдеггер предпринял попытку превращения герменевтики в
1 Хайдеггер М. Путь к языку // Время и бытие. — М., 1993, стр. 268.
особую философию — философию понимания текста, где «текст» — это любая информация между двумя субъектами понимания: письменный текст, устный текст (речь), интонация, взгляд, жест, молчание.
Когда мы говорим о традиции, о неизменной современности традиции, мы подразумеваем конкретные формы включённости традиции в современность. И ими являются отложившиеся в языке схемы опыта — «предрассудки». Гадамер обращается к такому понятию, как «предрассудок», так как, с его точки зрения, господство нераспознанных предрассудков делает нас глухими к тому, что обращается к нам через историческое предание.
Гадамер выделяет также такую категорию философской герменевтики, как «пред-понимание», и связывает его со словом «предрассудок» и «авторитет». Историкопонятийный анализ показывает, что благодаря Просвещению понятие «предрассудок» получило негативную окраску. Сам же по себе предрассудок означает пред-суждение, то есть «...суждение, вынесенное до окончательной проверки всех фактически определяемых моментов»1. Исходя из онтологического условия понимания, его укоренённости в традиции, причастности её к бытию, Гадамер приходит к выводу, что предрассудок не препятствует пониманию, а способствует ему. Просвещенческая критика предрассудков основывается на том, что заблуждения, к которым приводят предрассудки, во многом основываются на их происхождении из авторитета. Здесь просвещенческая критика направлена, прежде всего, против христианского религиозного предания. Оно хочет понять историческое предание правильно, то есть разумно и без предрассудков. Не традиция, а разум представляет собой последний источник авторитета.
Романтическая реакция на Просвещение заключается в том, что в противовес Просвещению с его верой в окончательное освобождение от «суеверий» и предрассудков романтики возводят в ранг истинного мифический мир, не затронутый, не испорченный сознанием, жизнь в органически сложившемся обществе. Романтики освобождают учение о предрассудках и авторитетах от просвещенческого экстремизма. Традицию как форму авторитета романтизм отстаивал с особым упорством. То, что освящено преданием и обы-
1 Гадамер Х.Г. Истина и метод. — М., 1988, стр. 323.
чаем, обладает безымянным авторитетом, и всё наше исторически конечное бытие определяется постоянным господством унаследованного от предков.
Но, по Гадамеру, ни просвещенческая критика традиции, ни её романтическая реабилитация не ухватывают её подлинного исторического бытия. Необходимо восстановить в герменевтике момент традиции. «При всех обстоятельствах основным моментом нашего отношения к прошлому, — отношения, которое мы постоянно актуализируем, — является вовсе не дистанцирование от исторически переданного и не свобода от него. Скорее, мы всегда находимся внутри предания, и это пребывание внутри не есть опредмечивающее отношение, когда то, что говорит предание, воспринимается как нечто иное и чуждое, но, напротив, оно всегда и сразу является для нас чем-то своим, примером или предостережением, самоузнава-нием, в котором для наших последующих исторических суждений важно не только познание, сколько непредвзятое слияние с преданием»2.
В итоге суть герменевтического взгляда на традицию заключается в отказе от подхода к осмыслению традиции, как идеологии Просвещения, понимание традиции философией романтизма: если с точки зрения Просвещения всякая традиция перед лицом разума невозможна, то историческое сознание, возникающее вместе с романтизмом, означает радикализацию Просвещения. Созданная Гадамером при описании процедур понимания концепция традиции играет роль, аналогичную той, что выполняет концепция языка как системы в современной лингвистике. Подобно языку, традиция обеспечивает коммуникацию, являясь одновременно и средой и средством.
О языковой структуре понимания говорит и П. Рикёр: «Понятие традиции, взятое в смысле традиций, означает, что мы никогда не находимся в абсолютной позиции новатора, но прежде всего — в относительной ситуации наследника. Это условие объясняется, главным образом, языковой структурой коммуникации вообще и передачей содержаний в частности. Итак, язык — это великое основание — основание оснований, — которое каждому из нас уже предшествует. И здесь под языком надо понимать не только систему каждо-
2 Там же, стр. 335.
го естественного языка, но и уже сказанные, понятые и принятые вещи. Под традицией мы, соответственно, понимаем вещи уже сказанные, поскольку они нам переданы по цепи интерпретаций и реин-терпретаций»1. Гадамер с этим утверждением согласен. Он даже говорит о том, что положение, согласно которому всякое понимание есть, прежде всего, языковая проблема, не нуждается в доказательствах. Процесс понимания — это событие языка, даже тогда, когда речь идёт о внеязыковых феноменах или об умолкнувшем и застывшем в буквах голосе. Это событие языка, свершающееся в том внутреннем диалоге души с самой собой, в котором Платон видел сущность мышления2. Меж-человеческая общность по существу строится в диалоге, и, по Гадамеру, утверждение, что все невербальные формы понимания нацелены, в конечном счёте, на понимание, достигаемое в диалоге, кажется оправданным. Но почему понимание есть явление языковое, задаётся вопросом
1 Рикёр П. Бытие — определённое — прошлым // Топос, 2000, № 3, стр. 42.
2 Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. — М., 1991, стр. 44. Здесь Гадамер приводит также слова Платона: «Не есть ли мысль и речь одно и то же, за исключением лишь того, что происходящая внутри души беззвучная беседа её с самой собой и называется у нас мышлением?» (Платон. Теэтет. 263 е. Пер. Т.В. Васильевой).
Гадамер. По Гадамеру, в вопросе уже заключён ответ. Язык — это тот феномен, который обеспечивает общность мироори-ентации. Общение — это и не расхождение, и не два параллельных монолога. Разговор представляет собой общее поле двух говорящих. Диалог — не простое сложение мнений. Общность, которая возникает в разговоре, перестаёт быть выражением твоего или моего мнения. Она становится общим способом мироистолкования. Но всё-таки будет ошибкой предполагать универсальность понимания залогом или условием гармонизирующего влияния языка. Понимание не исключает критику и борьбу с косностью и отчуждением.
В заключение можно сказать, что в такой важной проблеме, как отношения «власть
— коммуникация», один из аспектов которой мы попытались осмыслить, есть некоторые основания утверждать, что мы живем в культуре, в которой все проблемы, по сути дела, рассматриваются как проблемы коммуникации (для того чтобы что-то решить и «наладить отношения», надо «договориться»). То есть, коммуникация воспринимается как единственная реальная связь, которая может соединять, удерживать в целостности разнородное современное общество, разделённое на столь разнородные культурные и пространственно-временные пласты.
