CC BY
111
^^^ [взаимосвязь литературы и языка] Т. Б. Ильинская
«ВЛАСТЬ ТЬМЫ» —
БИБЛЕЙСКОЕ И ТОЛСТОВСКОЕ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЛЕСКОВА
(НЕИЗВЕСТНАЯ СТАТЬЯ ЛЕСКОВА «О ДУРАЦКИХ ОБЫЧАЯХ»)
TATIANA B. ILINSKAJA
"THE POWER OF DARKNESS" — THE BIBLICAL AND TOLSTOVKIJ PRESENTATIONS IN THE LESKOV INTERPRETATION
(UNKNOWN LESKOV'S ARTICLE "ABOUT FOOLISH MANNERS")
Статья посвящена лесковской рецепции драмы «Власть тьмы». Автор приходит к выводу о том, что в текстах Лескова семантика библеизма «власть тьмы», сохраняя новозаветный смысл, обогащается острозлободневным содержанием.
Ключевые слова: Н. С. Лесков, драма «Власть тьмы», библеизм, семантика.
The article deals with N. Leskov's interpretation of L. Tolstoy's drama "Power of Darkness". Ilinskaya has come to the conclusion about specific character of the construction "power of darkness" in Leskov's texts that keep the gospel sense and at the same time have enriched by burning questions.
Keywords: N. S. Leskov, drama "Power of Darkness", biblical expression, semantics.
Название классической пьесы «Власть тьмы», казалось бы, совершенно прозрачно и не должно вызывать трудностей при толковании. Тем не менее «простонародную драму» Толстого, как свидетельствует ее сценическая история, различно понимали в разные эпохи.
Что же означает «власть тьмы»? Владычество денег? Ведь ведущим мотивом преступления является корысть... Сила невежества в крестьянской среде? Или «тьма» — это присущая человеческой натуре духовная непросветленность, исцеление от которой происходит в момент катарсиса?
Уяснению подобных вопросов способствует неизвестная статья Н. С. Лескова, где неоднократно звучит оборот «власть тьмы», который оказывается многосложным, содержащим разные семантические пласты, начиная от самого древнего — библейского — и заканчивая острозлободневным.
Последний, связанный с именем Толстого, период в жизни Лескова также обретает большую ясность благодаря этой обнаруженной в газете «День» (1889. № 417, 2 авг. С. 2.) лесковской статье «О дурацких обычаях», которая не зафиксирована ни в библиографиях П. В. Быкова1 и С. П. Шестерикова2, ни в наиболее полном указателе И. Мюллер де
Татьяна Борисовна Ильинская
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Санкт-Петербургского университета МВД России ► [email protected]
Морог, у которой, впрочем, упоминается одна бесподписная заметка Лескова, опубликованная в газете «День»3. Когда представился случай ознакомиться с находящейся в частных руках рукописью С. П. Шестерикова «Труды и дни Н. С. Лескова», то оказалось, что лесковские работы, помещенные в газете «День», были известны составителю летописи — блестящему библиографу и глубокому знатоку творчества Лескова. Однако поскольку рукопись Шестерикова не издана, представляется важным обратить внимание специалистов на эту лесковскую статью, в которой писатель неоднократно прибегает к библейско-толстовскому образу «власть тьмы», что позволяет сделать выводы о его отношении к толстовской позиции. Примечательные переклички с творчеством Л. Толстого, содержащиеся в этой статье, вносят дополнительные штрихи к тому «совпадению» с Толстым, на котором столь настаивал писатель («...я совпал с Толстым»4).
Одна из сложнейших проблем лесковове-дения — это атрибуция лесковской публицистики, более чем наполовину состоящей из бесподписных статей. В противовес этой писательской тактике, статья «О дурацких обычаях» подписана полным именем и фамилией автора, что встречается весьма нечасто и сопряжено с потребностью Лескова заявить о собственной позиции. Таков «толстовский» цикл программных лесковских статей («Граф Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский как ересиархи (Религия страха и религия любви)», «О куфельном мужике и проч.», «О рожне. Увет сынам противления» и др.).
Статья «О дурацких обычаях» является рецензией на книгу доктора московской детской больницы Е. А. Покровского «Об уходе за малыми детьми»5; лесковский отклик на этот медицинско-педагогический труд последовал, видимо, по просьбе одного из сотрудников книготорговой фирмы «Посредник», осведомленных об участии Толстого в подготовке этого издания,6 автор которого проявил себя как бескорыстный деятель в области народного просвещения7. Как это часто бывает у Лескова, дается аналитический обзор не всей рассматриваемой книги — Лесков-рецензент выбирает в ее содержании то, что близ-
ко ему самому. На первый план выходят давние лесковские темы — суеверия, народной этики, религиозного фольклора, влияния Л. Н. Толстого на дело народного просвещения. Уделяя в своей рецензии основное внимание не медицинским вопросам, а религиозным, этическим, культурно-бытовым, Лесков, размышляя о народной жизни, прибегает к библейско-толстовскому образу власти тьмы, который становится той «оптикой», через которую рецензент видит труд Покровского: «Доктор Покровский отлично знает, как обращаются в деревнях с детьми и от чего дети наиболее страдают и погибают <...> Здесь мы сталкиваемся с деревенскими суевериями и предрассудками, свидетельствующими, как до сих пор еще велика „власть тьмы" в нашем народе».
В критическом очерке Лескова выражение «власть тьмы» звучит трижды: в виде «увертюры» в преамбуле статьи (см. выше) и дважды — в финале, где на первый план выходит не библейская, а толстовская семантика этой формулы, поскольку автор явно намекает на просветительскую деятельность Толстого: «. вся эта книжка, направленная к борьбе с „дурацким обычаем", — пишет Лесков в связи с рго-толстовской деятельностью «Посредника», — носит на себе веяние чего-то близкого и сродного духу, безбоязненно обнажающему до дна страшную „власть тьмы" не ради смеха или потехи, а с горячим желанием подвигать к свету людей, сидящих во „власти тьмы"».
«Простонародная» пьеса Л. Толстого, при своем появлении, вызвала большой интерес у Лескова8, который тогда, в 1887 году, выступая популяризатором толстовского творчества для народа и высоко оценив новую пьесу, в то же время критически отзывался о первоначальном ее заглавии9 («Сила тьмы, или коготок увяз — всей птичке пропасть»). В одной из газетных статей, посвященных этой драме, Лесков писал о смысловой нечеткости заглавия: «Неясно и то: какой „тьмы" эта „сила"? Есть ли это вообще „сила тьмы" необузданных страстей или „сила тьмы" крестьянского, лишенного образования мира!»10 Неудачным, в силу несоответствия содержанию, представлялось Лескову и «пословичное» название пьесы. Соглашаясь с мнением одного из про-
стонародных зрителей, предложившего заменить «птичку» на «ненасытную утробу», Лесков, предлагая подходящий эпиграф для пьесы, подключает библейскую образность и символику, с которой, по его мнению, резонирует толстовская история: «По правде сказать, „ненасытная утроба" и действительно кратче и точнее выражает содержание пьесы Л. Н. Толстого. И эпиграфом ей, кажется, лучше бы поставить: „Бездна призывает бездну"»11. Поэтому замена семантически расплывчатого выражения «сила тьмы» на имеющее определенную традицию понимания библейское «власть тьмы» приветствовалось Лесковым. Мало того, новое заглавие пьесы соответствовало лесковскому восприятию ее основной коллизии, трактуемой писателем как водоворот темных страстей, где одна страсть влечет за собой и другие: «В сущности, пьеса эта в бытовом отношении вполне верна, — писал Лесков Суворину, — язык ее образен и силен; страсти грубы, но верны и представлены рельефно <...> „Шекспировское" что-то есть. Это сила грубо поставленных страстей» (XI, 334). Предложенный Лесковым «ключ» к толстовской пьесе — эпиграф, в котором слова псалмопевца «бездна бездну призывает» (Пс. 41: 8) иносказательно обозначают непросветленные погибельные страсти, — свидетельствует, что для писателя первостепенным в толстовской пьесе было отнюдь не социальное содержание12. Недаром Лесков сравнивал толстовский сюжет со своим рассказом «Леди Макбет Мценского уезда», усматривая родство между произведениями по линии Катерины Измайловой13.
Отвергая выражение «сила тьмы» и принимая вариант «власть тьмы», Лесков в очередной раз проявляет себя как знаток Священного Писания, образы которого так часто использовались им в художественных произведениях, публицистике и письмах. Действительно, формула «власть тьмы» отсылает к известному новозаветному тексту — Посланию колоссянам: «Не перестаем молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его. укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его, во всяком терпении и великодушии с радостью, благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию в насле-
дии святых на свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего» (Кол. 1: 9-13). Образ тьмы часто используется в Священном Писании: тьма, составлявшая одну из Египетских казней (Исх. 10: 21), объемлет всю землю при крестной смерти Христа. «Слово тьма часто употребляется в Библии иносказательно для обозначения невежества, печали, наказания, сени смертной и области злых духов»14.
Однако выражение «власть тьмы» было предметом особого толкования отцов и учителей церкви, общий смысл которого, скорее всего, был известен как Толстому, так и Лескову, получивших традиционное для того времени наставление в вере. Почти все писавшие комментарии на Послание к колоссянам — и блаженный Феофилакт, и святитель Феофан Затворник — цитируют Иоанна Златоуста, обнаруживая тем самым единомыслие в понимании семантического объема этого оборота речи. Иоанн Златоуст рассматривает категорию «власть тьмы» как противоположный полюс царствия Небесного: «„Избавившего нас, — говорит, — от власти тьмы". Все зависит от Него — и это дать, и то, потому что ни у кого из нас нет доброго дела. „От власти тьмы", — говорит, то есть от заблуждения и от власти дьявола. Не сказал просто: от тьмы, но от власти, так как (дьявол) над нами имеет великую силу и господствует. Тяжко быть и просто под дьяволом, а под дьяволом со властью — и того тяжелее. „И введшего, — говорит, — в Царство возлюбленного Сына Своего". Итак, Господь явил Свое человеколюбие не в освобождении только нас от тьмы. Великое, конечно, дело и освободиться от тьмы; но быть введенным в царство еще больше. Смотри же, как многосложен дар»15.
Не только святоотеческая литература, которая во всей свой совокупности не была для Лескова непререкаемым авторитетом16, но и высоко ценимый писателем богослов епископ Михаил (Лузин)17 сходным образом трактует понятие «власть тьмы»: «Власть темная, или власть тьмы <. >, как противоположность царству Христову, царству света, не есть только личная (субъективная) греховность человека, но греховность в связи с самым началом и олицетворе-
нием зла в духе зла, или духе тьмы. Библейский взгляд на зло и область его таков, что мир невоз-рожденных, тех, которые не усвояют себе любви Божией, открывшейся в христианстве, состоит под властью греха, не только как личной склонности к нему или вообще ненормальности природы человеческой, но под властью олицетворенной силы греха, личной и деятельной — или диавола, который в этом смысле представляется имеющим свое царство, — царство зла, образно — царство тьмы или область тьмы»18.
Толстовская пьеса, безусловно, созвучна этим святоотеческим и богословским толкованиям. Это проявляется, прежде всего, в образах народной демонологии. Так, Акулина, желая заступиться за обижаемого Анисьей отца, выкрикивает в адрес мачехи обвинения, в которых проявляются бытовавшие среди крестьян верования в зооморфную природу демонов19: «Пес, ты, дьявол, вот ты кто! Дьявол, пес, пес, дьявол!»20 Испуганная Анютка, поняв, что ребенок убит, ощущает свое состояние как страх перед нечистым духом: «Дедушка, милый, голубчик, задушили они его! <...> Дедушка, золотой! Хватает меня ктой-то за плечушки, хватает ктой-то, лапами хватает» (224). О кающемся Никите говорят как об одержимом бесовской силой: «Попорчен он» (240). Кроме традиционных народных представлений о темных духах, у Толстого, сходно с приведенными выше толкованиями библеизма «власть тьмы», речь идет и о лишенной света Христова человеческой душе. Это состояние непричастности к Царствию Небесному — то есть к миру Христовой любви, выражено в словах Акима: «в тебе, тае, образа нет, значит» (189); «к погибели» (196); «Грех, значит, за грех цепляет, за собою тянет, и завяз ты, Микишка, в грехе» (196); «Ах, Микишка, душа надобна» (197).
И через два с половиной года после серии статей, посвященных «Власти тьмы», в рецензии «О „дурацких обычаях"», Лесков считает, что также имеется ряд деталей, позволяющих сделать вывод о том, что троекратно «власть тьмы» для писателя означает не социальное, а духовное, и именно библейское, содержание, сопряженное с современной российской действительностью.
Во-первых, на это указывает несколько странный оборот речи: «сидящих во „власти тьмы"», который на самом деле является аллюзией на 106 псалом, живописующий чувство богооставленности («заблудиша в пустыне безводней, пути града обительного не обретоша: алчущее и жаждущее, душа их в них исчезе» — Пс.106:4-5).
В рассматриваемой статье Лесков, используя достаточно прозрачный намек, пишет о стремлении Толстого «подвигать к свету людей, сидящих во „власти тьмы"».
Ср.: «Седящия во тьме и сени смертней, окованныя нищетою и железом» — Пс. 106: 10.
Заменяя слова «сидящих во тьме» на «сидящих во „власти тьмы"», Лесков тем самым проецирует на современную российскую ситуацию духовное состояние, описанное в 106 псалме (тьма — это отсутствие Бога), и еще раз высказывается о Толстом как о «христианине-практике» (XI, 156). Соединив в пределах одной фразы ветхозаветные (псалом), новозаветные (Послание к колоссянам) и современные смыслы, Лесков создает образ Толстого — борца с «властью тьмы», что ортодоксальным противникам толстовской проповеди могло показаться едва ли не кощунством. Действительно, если в Послании к колоссянам Христос — избавитель от «власти тьмы», то в лесковской статье вся надежда возлагается на Толстого. Однако никаких рискованных сближений такого рода у Лескова не имеется. Скептически относящийся к бездеятельному ожиданию чудес, писатель необыкновенно ценил тех, в ком высокое христианское настроение сочеталось со способностью действовать в этом направлении. Так, при известии о смерти П. А. Гайдебурова он писал Л. И. Веселитской: «Умер Гайдебуров. Это меня очень поразило и огорчило до слез. Он был из хороших людей, и с ним можно было кое-что делать на пользу просвещения тьмы. Число таковых мало, и убыль их 21
тяжела»21.
Сопоставив лесковский образ Толстого, «подвигающего к свету людей, сидящих во „власти тьмы"» («О „дурацких обычаях"») с другими многочисленными высказываниями писателя о Толстом, можно сделать вывод о том, что мо-
тив света является одним из самых «толстовских» для Лескова. «Лев Николаевич есть драгоценнейший человек нашего времени, — писал Лесков М. О. Меньшикову, — и я не знаю: чем он сможет или мог обидеть людей, которым не противно христианское настроение духа? Но я, однако, понимаю, что тем, которые хотят делать и делают карьеры и стремятся стать „правителями" и для того лгут и ползут и бесятся — он должен быть очень неприятен. Они „чуют правду", которую „возвестит заря" <...> „Кое убо общение свету со тьмою?". А у сих есть таков свет, то какова
же их тьма!» Спаси Господь всякую душу живую
22
от рода сего и во век»22.
Кроме библейских аллюзий, лесковское истолкование выражения «власть тьмы», проясняют «педагогические» пословицы, приведенные Покровским в его книге и полностью процитированные Лесковым, считающим, что подбор этих пословиц «тожествен с подбором, какой встречался в известном „Народном календаре" Л. Н. Толстого». Статья «О дурацких обычаях», в которой неоднократно демонстрируется авторская солидарность с Толстым в понимании народной жизни, содержит чрезвычайно интересное высказывание Лескова относительно духовно-этических ценностей народа. Религиозный (по преимуществу) фольклор, на который стремится опереться Покровский, выступающий против «побоев, толчков и шлепков», — по Лескову — это решение вопросов воспитания «в духе народном, но не общенародном». Лесковское противопоставление народного и общенародного заставляет вспомнить одиноких, непонятых и непризнанных лесковских праведников (Однодум, Несмертельный Голован, Маланья, которую дразнят «Голова баранья»; Пугало — прозвище еще одного из праведников). Напомнившие писателю толстовский «Народный календарь» пословицы23: «Душа согрешила, а спина виновата», «Духом кротости, а не палкой по кости», — являются еще одним «совпадением» между Толстым и Лесковым, который дорожил «этой новой мерой приближенности Толстого к народной психологии и нрав-ственности»24. Действительно, эти пословицы выявляют близость устремлений обоих писателей,
которые, не идеализируя народ в целом и видя страшную этическую неоднородность простонародного мира, тем не менее искали и находили именно в народной среде точку опоры, которая, будучи противоположностью «власти тьмы», обнаруживает себя в толстовском Акиме и лесков-ских праведниках.
Библейское и религиозно-фольклорное наполнение семантики выражения «власть тьмы» в лесковской статье дополняется чисто русским содержанием этого оборота, ассоциативно связанным с толстовской пьесой. Свидетельства тому, «как велика еще «власть тьмы» в нашем народе», для Лескова — это «суеверия и предрассудки», «понятия неверные и вредные», «дурацкие обычаи». Одно из наиболее характерных народных суеверий Лесков выписывает из книги д-ра Покровского: «Родится дитя, и его сейчас же встречает вредная глупость: <. > хлопочут о том, чтобы принять его в рубаху и штаны отца, для того чтобы отец больше любил свое дитя». Казалось бы, в данном случае речь идет лишь о невежестве в крестьянской среде. Однако для Лескова народные суеверия были знаком народной непросвещенности как в узком, так и в широком смысле слова, свидетельством чему является сюжетная перекличка ранней «Засухи» и поздней «Юдоли». Если в ранней «Засухе» крестьяне, верящие, что манипуляции с трупом опившегося человека могут вызвать дождь, выступают лишь как осквернители могилы, то в поздней «Юдоли» это поверье приводит к убийству: пьяницу убивают, чтобы из его подкожного сала сделать свечу, которая, по суеверным представлениям, должна прекратить засуху.
Концентрация лесковского внимания на «суеверных» мотивах книги доктора Покровского и трактовка их как проявления «"власти тьмы" в нашем народе» выявляют еще одну точку «совпадения» между Толстым и Лесковым. В «народной драме» также переплетаются темные предрассудки и кощунственное отношение к новорожденному. Следует вспомнить, что убийство младенца происходит не на сцене — оно лишь отдаленно слышится беседующими Митричем и Анюткой, и тема разговора — народные суе-
верия, преимущественно женские. Поэтому неудивительно сближение в памяти Лескова книги Покровского и толстовской пьесы.
Митрич: «Вашей сестре как не изгадиться? Кто вас учит? Чего ты увидишь? Только гнусность одну <. > Деревенска баба что? Слякоть одна. Вашей сестры в России большие миллионы, а все как кроты слепые, — ничего не знаете. Как коровью смерть опахивать, привороты всякие, да как под насест ребят носить к курам, — это знают.
Анютка: Мамушка и то носила.
Митрич: А то-то и оно-то. Миллионов сколько баб вас да девок, а все как звери лесные <. > Так, как щенята слепые ползают, головами в навоз тычатся» (220-221).
Некоторое сходство обличительного пафоса речи Митрича и толстовского отношения к проблеме народного суеверия можно установить сличив приведенный выше отрывок с тематически соответствующей выдержкой из толстовского «Календаря с пословицами» (1887), где автор для доходчивости стилизует свою речь под народную: «Не хорошо то, что не покидают языческих обрядов, а то, что с языческими обрядами и во многие пустяки верят <...> И от этого язычества большой вред. Первый вред, что где бы человеку самому позаботиться надо, он все на колдовство сворачивает, от колдовства помощи ждет. Заболел у матери ребенок, вместо того чтобы поберечь его, она несет его под насест к курам отчитывать или еще какие-нибудь глупости, от которых никакой пользы не бывает <...> Жил я на свете долго и никогда не верил никаким кол-довствам, и порчам, и бабкам.»25
Пр оцитир ов анный толстов ский «Календарь с пословицами» является еще одним пунктом «совпадения» творческих путей обоих писателей: Лесков за год26 до толстовского обличения суеверий напечатал фельетон «Старых баб философия» (1886), где в свойственной ему иронической манере выступил с критикой народных предрассудков. Художественная трактовка этого феномена сходна у обоих писателей: суеверие у авторов «Власти тьмы» и «Юдоли» оказывается не просто забавным вздором (как в Обломовке, где «верили всему»), а знаком той жизни, в которой не разли-
чают добра и зла, поэтому жертвами оказываются самые беззащитные — дитя и пьяница.
Итак, в лесковской рецензии на медицинско-педагогический труд доктора Покровского открывается предельная широта фона, на котором писатель располагает скромную книжку для народа. Наряду с прочим толстовская пьеса «Власть тьмы» становится той системой координат, в которой Лесков рассматривает сложившиеся в народе «дурацкие обычаи», корни которых, по мнению писателя, отнюдь не в материальных обстоятельствах («в самой бедной избе», по Лескову, можно исполнить предписания доктора Покровского).
В отклике писателя на книгу о детских смертях, о небрежном или неумелом обращении с ребенком семантика оборота «власть тьмы», сохраняя новозаветное содержание, обновляется за счет перекличек с толстовским художественным и публицистическим творчеством. Тем самым деятельность Толстого предстает, в интерпретации Лескова, как «прямое приложение еван-
" 27
гельского учения к практической жизни»27. ПРИМЕЧАНИЯ
1 Быков П. В. Библиография сочинений Н. С. Лескова // Лесков Н. С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 1. СПб., 1890. C.I-XXV.
2 Шестериков С. П. К библиографии сочинений Н. С. Лескова// Известия Отдела русского языка и словесности АН СССР. Т. 30. (1925).
3 Muller de Morogues I. Lœuvre journalistique et littéraire de N.S.Leskov. Bibliographie. Slavica Helvetica. Bd. 23. Р. 60.
4 Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. Т. 10. М., 1958. С. 263. — Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома римской цифрой, страницы — арабской.
5 Цель лесковской публикации — не только привлечь внимание к новой книге, но и к издательству: «Доктор московской детской больницы г. Покровский составил книжечку „Об уходе за малыми детьми", а книжная торговля „Посредник" издала ее». (Упоминание о редакции «Посредник» — еще одно связующее звено между Толстым и Лесковым. Самые первые книги издательства были демонстрацией толстовско-лесковского единомыслия: деятельность «Посредника» началась изданием трех рассказов Толстого «Чем люди живы», «Бог правду видит», «Кавказский пленник» и рассказа Лескова «Христос в гостях у мужика» (см. об этом: Задачи редакции «Посредника». СПб., 1894. С. 1)).
6 Е. А. Покровский принялся за составление популярной книги об уходе за маленькими детьми по предложению Толстого (см. об этом: Гусев Н. Н., Пестова В. Д. Комментарий // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 27. М., 1992 (репринт). С. 681).
7 Л. Н. Толстой в письме В. С. Черткову от 6 декабря 1887 г. писал о подготавливаемой для издания в «Посреднике» книге Е. А. Покровского «Первоначальное физическое воспитание детей» (М., 1888): «Покровский сейчас был у нас и отдает книгу безвозмездно для распространения в народе» (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 27. М., 1992 (репринт). С. 681).
8 См. бесподписные статьи Лескова в «Петербургской газете»: «О пьесе и о народном календаре графа Л. Н. Толстого» (1887. № 15, 16 янв.), «О драме Л. Ник. Толстого и ее варианте» (1887. № 38. 8 фев.), «Как распродана была драма Льва Толстого „Власть тьмы"» (1887. № 53. 24 февр.), «Авторский гонорар за „Власть тьмы"» (1887. № 55. 26 февр.), «Критическое бессилие» (1887. № 58, 1 марта), «По поводу драмы „Власть тьмы"» (1887. № 62. 5 марта).
9 Следует иметь в виду, что Лесков, столь ценивший единомыслие с Толстым, отнюдь не обходил острые углы в отношениях. Неприятие двух главных положений толстовской доктрины — принципа «непротивления злу насилием» и взгляда на женщину — находит отражение во многих статьях Лескова (см. об этом: Видуэцкая И. П. Л. Толстой и Лесков. Нравственно-философские искания (1880-1890-е годы) // Толстой и литература народов Советского союза: Сб. ст. Ереван, 1978. С. 147-160; Туниманов В. А. Лесков и Л. Толстой // Лесков и русская литература. М., 1988. С. 183-185).
10 Лесков Н. С. О драме Л. Н. Толстого и о ее варианте // Лесков Н. С. О литературе и искусстве. Л., 1984. С. 143.
11 Там же. С. 143-144.
12 Лесковские акценты на религиозной семантике оборота «власть тьмы» совпадают с трактовкой названия толстовской пьесы у Анненского и Бахтина, которые писали о несводимости «тьмы» к народному невежеству: «Тут же в этой „власти тьмы" деревня с ее темнотой, бедностью и опахиванием коровьей смерти, кажется, решительно не причем? Тьма — это все, в ком нет Бога <.> крестят ребенка, перед тем как с ним покончить, это сугубая тьма, это издевательство над тем самым Богом, во имя которого крестят» (Анненский И. Ф. Власть тьмы // Анненский И. Ф. Книги отражений. М., 1979. С. 66); «„Власть тьмы" в понимании Толстого — это, конечно, менее всего власть невежества, порожденного экономическим и политическим гнетом, власть исторически сложившаяся и потому исторически упразднимая. Нет, Толстой имеет в виду вечную власть зла над индивидуальной душою <...> И победить эту тьму может только свет индивидуальной совести. Поэтому драма по своему замыслу является мистерией» (Бахтин М. М. Толстой-драматург // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. М., 2000. С. 182).
13 Там же. С. 143.
14 Библейская энциклопедия. М., 2002. С. 649.
15 Иоанн Златоуст. Толкование на Послание к колосся-нам // Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского: В 12 т. Т. 11. СПб., 1905.
16 «Святоотеческая литература — это море пространное, в котором, без числа и меры, плавает „малое с великим"» (Лесков Н. С. Граф Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский как ересиархи (Религия страха и религия любви) // Лесков Н. С. О литературе и искусстве. Л., 1984. С. 125).
17 Некоторые труды этого ученого-богослова были явно в поле зрения Лескова, поскольку тот откликнулся на безвременную кончину епископа Михаила газетной статьей «Особая надгробная почесть» (ПГ. 1887. № 83. 26 марта). Внимание образованного общества к деятельности Михаила (Лузина) было вызвано стремлением последнего ознакомить русского читателя с религиозной мыслью Запада. Значительным событием стала книга Михаила (Лузина) «О Евангелиях и евангельской истории. По поводу книги „Жизнь Иисуса", соч. Э. Ренана» (М., 1865).
18 Михаил (Лузин), еп. Библейская наука. Академические чтения по Св. Писанию Нового Завета. V. Тула, 1906. С. 25. — Примечательно, что комментарий епископа Михаила не утратил своего значения и для современной экзегетики. Его, наряду с другими тремя трудами русских богословов, приводит в библиографии, посвященной Посланию к ко-лоссянам, прот. Александр Мень (Мень Александр, прот. Библиологический словарь. Т. 2. М., 2002. С. 370).
19 «Народная Библия»: Восточнославянские этиологические легенды / Сост. и коммент. О. В. Беловой. М., 2004. С. 57.
20 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 26. М., 1992 (Репринт). С. 127. — Далее цитаты из «Власти тьмы» приводятся в тексте статьи с указанием номера страницы в скобках.
21 Высказывание Лескова из письма Л. И. Веселитской (Микулич) от 5 янв. 1894. С. 198.
22 Письмо М. О. Меньшикову от 15 февр. 1894 г. (Собрание К. П. Богаевской).
23 В рецензии «Календарь графа Толстого», Лесков, выражая восхищение толстовской формулой: «Люди осудят. Это не беда. Бог бы не осудил», — отмечает нечто пословичное и в стиле составителя «Календаря»: «По убедительной простоте и милой задушевности — это бесподобные, чисто толстовские строки» (Лесков Н. С. Календарь графа Толстого // Русское богатство. 1887. № 2. С. 197-198).
24 Столярова И. В. Н. С. Лесков и русское литературно-общественное движение 1880-1890-х гг. СПб., 1992. С. 51.
25 Календарь с пословицами на 1887 г. СПб., 1887. С. 66.
26 Как думается, Лесков, говоря о творческой близости с Толстым, настаивал на слове «совпадение», а не «влияние», имея в виду сходство этапов своей и толстовской духовной эволюции, которая содержит и моменты упреждения Толстого. Этот факт привлекал внимание исследователей. А. В. Лужановский, публикуя неизвестную статью Лескова о толстовском учении, отмечал, что «художественная проповедь» Лескова — проповедь всепрощения, призыв иметь Христа в сердце — началась даже ранее толстовской (Лужановский А. В. Неопубликованная статья Н. С. Лескова о толстовском учении // Русская литература. 1965. № 1. С. 163). Г. Б. Курляндская, сопоставив лесков-ский «Золотой век» с трактатом «Царство Божие внутри нас», писала, что по отношению ко многим вопросам русской церковно-общественной жизни Лесков «предваряет Толстого» (Курляндская Г. Б. Лесков и Толстой // Творчество Н. С. Лескова. Курск, 1986. С. 100).
27 Формула Лескова, определяющая характер штундист-ского движения (см.: Лесков Н. Н. Об обращениях и совращениях // Лесков Н. Н. Зеркало жизни. СПб., 1999. С. 17).
