CC BY
21
ББК 63.3(2)524+67.401.212(2) YAK 94(47).083+351.746(470-89)
Ю.В. ВАРФОЛОМЕЕВ
Y.V. VARFOLOMEEV
ВЛАСТЬ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ: РАССЛЕДОВАНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИЕЙ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ПРЕЦЕДЕНТОВ, СВЯЗАННЫХ С НЕКОНСТИТУЦИОННЫМ ПРИНЯТИЕМ ЗАКОНОВ
THE POWER AND THE LEGISLATIVE INSTITUTIONS
OF THE RUSSIAN EMPIRE: AN INVESTIGATION OF PRECEDENTS CONNECTED WITH THE ADOPTION OF UNCONSTITUTIONAL LAWS BY THE EXTRAORDINARY INVESTIGATION COMMISSION OF PROVISIONAL GOVERNMENT
В статье рассматривается деятельность Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства по расследованию злоупотреблений царской власти, связанных с применением законодательства в порядке ст. 87 Основных законов Российской империи, а также нарушений законов, связанных с порядком созыва Государственной Думы, объявления перерывов её занятий и роспуска, а также по проблеме так называемых «бланковых» указов.
The article considers the activities of the Extraordinary investigation Commission of Provisional government on the investigation of abuse of the tsar authority, related to the application of the legislation in order of article 87 of Basic laws of the Russian Empire, as well as law breaking connected with the procedure of the convocation of the State Duma, the announcement of breaks and the dismissal of the parliament, as well as on the problem of the so-called «unsecured» decrees.
Ключевые слова: Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства, расследование, нарушения, Основные законы Российской империи.
Key words: the Extraordinary investigation Commission of Provisional government, the investigation, violations, Basic laws of the Russian Empire.
Указом Временного правительства от 4 марта 1917 г. была учреждена Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц Российской империи (далее - ЧСК) [2], одно из 12 направлений деятельности которой было определено следующим образом: «Власть и законодательные учреждения. Детали: правительство и Государственная Дума: организация выборов и злоупотребления, при этом допущенные; созывы Государственной Думы; перерывы её занятий; роспуски и бланковые указы» [5, т. 1, с. XXII]. Первым этапом, так называемых «игр с Государственной Думой», по мнению председателя ЧСК Н.К. Муравьёва было вмешательство со стороны властей в ход избирательной компании были, после которых, по его мнению, наступил момент, когда «...создавшие по этому бесстыжему проекту III Думу, путём преступлений, путём преступного превышения власти стали играть с этою самою Думою, стремясь всемерно к одному - к осуществлению такого строя, который предшествовал строю 1905-1906 гг.» [4].
«Политические игры», о которых говорил председатель комиссии, заключались, прежде всего, в принятии законов на основании ст. 87, когда стали, по его выражению, «искусственно не созывать Государственную Думу,
стали искусственно укорачивать её сессии» [Там же]. Содержание печально знаменитой 87-й статьи Основных законов Российской империи сводилось к следующему. Во время прекращения занятий Государственной Думы в случае необходимости, вызванной чрезвычайными обстоятельствами, царь издаёт законы без участия Думы. Но если они не будут внесены в Думу в течение первых двух месяцев после возобновления её работы или будут отвергнуты палатами, эти законы потеряют силу. Действие статьи не распространялось ни на Основные законы, ни на законы о Думе и Государственном совете, ни на избирательный закон.
Отношение депутатов законодательного органа к подобной практике было различно. Левое крыло, например, относилось к законодательствова-нию по 87 ст. крайне негативно, и «нельзя не признать в их отрицательном отношении доли правды, - считал председатель Думы М.В. Родзянко, - потому что мы могли проводить законы в законодательном порядке и давали доказательства, что мы на это способны, так как нужные законы мы проводили в 2-3 дня, соблюдая известные формальности, предписанные наказом» [5, т. 7, с. 145].
Отношение правого крыла думцев, как и следовало ожидать, было положительное. Большинство представителей правых фракций считали, что Дума вообще не нужна, и правительству следует законодательствовать непосредственно по 87 статье. Отношение центра и прогрессивного блока было переменчивым и варьировалось в зависимости от того в какой момент и в каких условиях эта статья применялась. Случалось так, что «в периоды, когда Дума была распущена, на все законодательные акты, касающиеся войны и не требующие отлагательства, мы смотрели сквозь пальцы, - признавался один из лидеров центра М.В. Родзянко, - и считали, что их надлежало утверждать» [Там же].
В то же время, прогрессивный блок подготовил соответствующий запрос, и на ближайшей повестке дня сессии стояло отклонение всех законов, принятых по 87 ст. Однако почему этого не было сделано, пояснил А.И. Шин-гарёв: «Дума не внесла запросов на основании общего контура своей политики во время войны. Пока она резко не столкнулась с правительством, она не считала (необходимым поднимать запросы, и только в конце запросы посыпались как из мешка). Военно-полевое управление осталось без запросов, остались без запроса правила военного фонда и проч. Все это отмечалось в речах и докладах, но формальных запросов внесено не было» [Там же, с. 24].
Председатель Думы, говоря о практике рассмотрения законов и нецелесообразности их принятия по 87 ст., уточнял: «У нас был составлен реестр: часть законов подлежала принятию, потому что они были целесообразны и отвечали данной минуте, но их было не много, а все остальные мы проектировали к отклонению. Так что отношение Государственной Думы в её целом к законодательствованию по 87 ст. было отрицательное, за исключением правого крыла» [Там же, с. 146].
Злоупотребление эксклюзивными возможностями 87 ст. подчас приводило к серьёзным столкновениям Думы с правительством. Так, в III Думе, произошёл конфликт депутатов с председателем совета министров П.А. Столыпиным, в результате которого серьёзно пострадал авторитет и влияние последнего. События развивались таким образом, что он, по словам А.И. Шин-гарёва, постепенно все больше терял полноту власти, которая, как он думал, у него есть: «Большинство членов Думы также теряло веру в Столыпина, и обаяние его быстро утрачивалось» [Там же, с. 7].
Последнее происшествие, причинившее ему большие осложнения в этом смысле, была история с западным земством. Заключалась она в том, что в Думе, несмотря на протесты левых фракций, проект, внесённый Столыпиным, прошёл с некоторыми ограничениями. В Государственном совете тот же проект был отклонён, несмотря на его защиту Столыпиным. Тогда был устроен искусственный трёхдневный перерыв, во время которого указом царя по 87-й ст. было проведено положение о западном земстве.
Это было грубое нарушение самого смысла ст. 87 Основных законов, поэтому и в Думе, и в Государственном совете одновременно были внесены запросы председателю совета министров по поводу неправомерных действий власти. Несмотря на сильную аргументацию и объяснения Столыпина по поводу этого инцидента, и в верхней, и в нижней палате запросы были приняты. «Наиболее близкий Столыпину человек, Гучков, до такой степени расстроился этим фактом, что сложил свои полномочия, как председатель Думы, -вспоминал Шингарёв. - Ему это было непонятно. Он протестовал всеми силами своей души против такого изнасилования законодательных учреждений, но в то же время дружба со Столыпиным была так велика, что он предпочёл уйти сам. Я так себе объясняю это психологически» [Там же].
Целый ряд фактов, выявленных ЧСК, свидетельствовал о неполноте бюджетных прав Думы. Так, между IV Думой и министром финансов возник спор о том, имеет ли право министр финансов проводить по 87 статье налоги. С момента начала войны почти все налоговые мероприятия П.Л. Барк проводил по 87 статье, и только один подоходный налог он предоставил провести Думе в обычном порядке, не желая обращать против себя недовольство состоятельных классов. Он предоставил возможность провести Думе только этот налог, а десятки других налоговых мероприятий - повышение акцизного сбора, установление сбора на грузовое и пассажирское движение, на хлопок и пр., все было проведено по 87 статье. «И хотя Дума ворчала, хотя высказывала осуждение, хотя упрекала в бюджетной комиссии, он упорно проводил по 87 статье, - отмечал А.И. Шингарёв. - Обыкновенно бывала такая картина: после короткой сессии Дума распускалась, и вот, после роспуска, в перерыв, проводились все налоги по 87 статье. До сих пор масса налогов военного времени действует в качестве мер, проведённых по 87 статье и подкреплённых народным представительством. Таких примеров можно набрать десятки» [Там же, с. 19-20].
Эмиссионное право Государственного банка также проводилось по 87 ст. Однако по этому поводу возник серьёзный спор между министром финансов Барком и кадетом А.И. Шингарёвым. Депутат доказывал, что расширение эмиссионного права Государственного банка по 87 ст. проводить не следует. Министр финансов публично дал слово в заседании бюджетной комиссии Государственной Думы, что больше он этого не сделает, и, тем не менее, случилось следующее. В 1915 г. он поехал в Англию заключать финансовый договор по поводу экономической помощи Англии в военных расходах России. В соответствии с договором Англия гарантировала через свой государственный банк выпуск кредитных билетов на сумму 2 миллиарда. «Таким образом, - утверждал А.И. Шингарёв, - было обойдено эмиссионное право законодательных учреждений, и помимо Думы министерство финансов получило право на выпуск 2-х миллиардов кредитных билетов, обеспеченный не соглашением Думы, не одобрением закона, а волею английского правительства и английского банка» [Там же, с. 20].
По этому поводу Государственная Дума сделала указание министру финансов о том, что этот договор заключен в обход закона, и это совершенно незаконно. Это ничто иное, как нарушение прав представительного органа законодательной власти, и, следовательно, этот кредитный выпуск нелегальный. «Это было, - вспоминал А.И. Шингарёв, - насколько я знаю, последнее крупное нарушение бюджетных прав Думы при старом строе. Такова в сущности скучная и скорбная история бюджетных отношений старого правительства и народного представительства. Начались эти споры в 1907 г. во 2-й Думе упорно продолжались через всю 3-ю и 4-ю Думы и фактически подходили только к умалению прав Думы. Добиться расширения, улучшения и даже усиления своих прав Дума никогда не могла» [Там же].
Между тем несколько раз в III и IV Думах фракция левых вносила законопроект об отмене сметных правил 8 марта 1906 г. Дума их принимала, а Государственный совет, по требованию министерства финансов, отклонял.
Министр финансов упорно доказывал, что бюджетные права Думы совершенно достаточны, и что их расширять вовсе не нужно. «При этом даже карикатурная статья бюджетных правил 1906 г. осталась до сих пор неотменённой, -сетовал Шингарёв. - <...> Там есть статья 13-14, которая говорит о том, что же будет в случае разногласия Думы с советом. Оказывается, что должна быть согласительная комиссия» [Там же]. Однако реализации механизма согласительной процедуры не существовало. В том случае если соглашение не было достигнуто, - значилось в статье, - тогда в роспись вносилась в кредит, наиболее близкий к кредиту последней утверждённой росписи. Что это значило, и кто конкретно должен был вносить в роспись этот кредит, статья бюджетных правил не разъясняла [Там же].
ЧСК заинтересовал вопрос: как Дума реагировала на то, что в порядке 87 ст., при явно искусственных перерывах занятий Думы, проводились мероприятия, облагавшие население излишним налоговым бременем? Депутат А.И. Шингарёв объяснил это следующим образом: «Шла война, и, как вы знаете, в первый год войны Дума совсем не вступала в спор с правительством, только в бюджетной комиссии были указания Годнева и мои. Годнев настаивал на том, что налоги на граждан, вообще, незаконно налагать по 87 статье. Это находило слабое отражение и в докладах бюджетной комиссии, но формального протеста ни разу не было. Объяснялось это политикой, которую вело во время войны большинство Государственной Думы по отношению к власти. Иногда даже самые острые моменты наших споров оказывались совершенно неизвестными публике» [Там же, с. 21]. Например, необычайно драматичный спор произошёл в 1915 г. на частном заседании членов Государственной Думы с царскими сановниками: И.Л. Горемыкиным, В.А. Сухомлиновым и Н.А. Маклаковым. Такая форма совещания была вызвана тем, что левые фракции Думы хотели обсудить важные проблемы с членами правительства, но так как было решено не выносить эту острую и сложную дискуссию на публику, и было устроено частное заседание Думы, в котором все и было высказано.
Если позиция депутатов по отношению к 87 ст. в ходе расследования была выяснена, то, что касается представителей исполнительной власти, то здесь при разборе этого вопроса членам комиссии пришлось столкнуться с большими трудностями. Когда председатель ЧСК задал подследственному И.Л. Горемыкину конкретный и внятный вопрос: «.Не можете ли вы сказать нам, каково было принципиальное отношение ваше и совета министров к 87 статье, какие пределы пользования этой статьёй считали вы законными и какие незаконными?», - бывший глава правительства заявил: «Я не совсем понимаю этот вопрос.» [5, т. 3, с. 311-312]. Пытаясь добиться от Горемыки-на вразумительного ответа по практике применения 87-й статьи, Муравьёв даже полностью зачитал ему текст этой статьи. Но и на этот раз тот, почти издеваясь, ответил: «Буквально так и понималось Советом министров» [Там же, с. 312]. Не оставляя надежды выяснить истину, председатель просит допрашиваемого дать хотя бы общий очерк его отношения к 87-й статье, но Горемыкин снова уходит от ответа: «Нет, не могу дать в настоящее время» [Там же, с. 314].
Несмотря на упорное нежелание Горемыкина давать внятные объяснения по поводу противоправных действий правительства в связи с применением ст. 87, Комиссии удалось собрать достаточное количество фактов, изобличающих порочную и, как выяснилось, преступную практику законотворчества в обход Государственной Думы. Разоблачая этот противоправный порядок издания законов, председатель ЧСК, на основе материалов следствия, смог утверждать, что в правительстве «вырабатывали проекты до Думы и выработанные проекты держали в портфелях, пока Дума существует, затем, чтобы внести их без Думы, - к чему беспокоиться» [4]. На основании приведённых фактов Муравьёв смог образно и метко определить сложившийся в эти годы порядок государственного управления как «период
бездумья» [Там же]. Де-юре Государственная Дума существовала, но де-факто царское правительство при принятии решений всячески стремилось её обойти, и тем самым изолировало её от процесса правотворчества и реального влияния на жизнь страны.
Комиссия документально установила, что во время Первой мировой войны правительство принимало по 87-й статье десятки и сотни законов, в том числе и жизненно важных, совершенно открыто игнорируя народное представительство. В эти годы вошло в практику принятие законов по 87-й статье за несколько дней до открытия очередной сессии. «В этот период бездумья <...>, - отмечал Муравьёв, - за короткое время создали 384 закона помимо Думы» [Там же]. Подобная практика, безусловно, противоречила легитимному процессу законотворчества, при котором нормативно-правовые акты высшей юридической силы должны были приниматься государственными учреждениями России, т. е. Государственной Думой и Государственным Советом.
Одновременно с тем, председатель ЧСК обратил внимание и на тот факт, что среди законов, принятых в исключительном порядке, были и такие, которые обременяли население новыми налогами, вводили дополнительные повинности, в том числе и личного характера, как, например, закон об инородцах. Были приняты законы, которые, как заявил Муравьёв, выражали «чисто классовые интересы - вроде законопроекта о допущении труда под землёю для малолетних, не достигших 15 лет, и для женщин, - законопроект, который недавно отменен» [Там же].
Обобщая факты правительственных злоупотреблений, связанных с применением ст. 87, А.Я. Аврех точно заметил, что «.на деле было явное издевательство над законом и правами Думы, но формально все было правильно, и все попытки ЧСК доказать, что налицо было нарушение закона, оказывались несостоятельными» [1, с. 92]. Но, несмотря на то, что привлечь к правовой ответственности организаторов «игр» с Думой у Комиссии не было достаточных оснований, тем не менее, её несомненной заслугой явилось то, что были документально доказаны факты вышеперечисленных нарушений. А значит, все законы, принятые в исключительном порядке, подлежали пересмотру, а при необходимости и отмене.
В связи с «делегированием» и 87-й статьёй в поле зрения ЧСК попал ещё один криминальный сюжет - незаконная контрасигнация царских указов. Эту версию выдвинули председатель Комиссии и сенатор Н.Д. Соколов. Суть этого вопроса сводилась к следующему. Поскольку царь по закону был неответственен, ответственность за подписанные им незаконные акты должен был нести министр, скрепивший (контрасигновавший) параф самодержца своей подписью. «Государь был, по существующим законам, безответственным, - разъяснял Муравьёв, - он мог делать свои распоряжения вперёд и как угодно; но ответственен был председатель совета министров, который не мог принимать к исполнению незаконные распоряжения» [5, т. 3, с. 310].
С правовой точки зрения контрасигнация по определению - это подпись министра на акте, исходящем от главы государства, означающая, что министр принимает на себя юридическую и политическую ответственность за данный акт, то с формально-юридической стороны предложение Муравьёва о привлечении к ответственности контрасигнаторов было правомерным и логичным. Но и на этот раз мнения по этому вопросу в Комиссии разделились, поэтому вопрос о министерской скрепе был передан на обсуждение юридического совещания, которое состоялось 7 апреля.
Ведущие отечественные специалисты-правоведы, участвовавшие в совещании, не поддержали версию Муравьёва и Соколова. Проф. А.Н. Лаза-ренко, например, заявил, что в контрасигнации нет преступления, раз монарх не выходит за пределы закона, а указы о перерывах в занятиях Думы, как бы они ни были вредны для народа, формально были законны [3, д. 2. Л. 19]. Проф. Э.В. Нольде пошел еще дальше. Скрепа по русскому праву, под-
черкнул он, не имела того значения, какое она имела, например, в английском законодательстве. «У нас в сущности не было политической скрепы, влекущей ответственность министра перед народным представительством, а скорее только канцелярская форма, удостоверение правильности акта, вызывавшая ответственность министра только перед монархом» [Там же, л. 19об], - отметил Нольде. В то же время один из «героев», - вокруг которого скрестили шпаги в этой полемике юристы, - И.Л. Горемыкин, отвечая на вопрос об ответственности министра за контрасигнацию, признал правоту Муравьёва: «Эта точка зрения, которую я нисколько не могу оспаривать, потому что я не могу же оспаривать эту точку зрения <...> Может быть, это закон такой, но только закон.» [5, т. 3, с. 310].
Несмотря на неблагожелательные оценки экспертов, Муравьёв, уверенный в своей правоте, долго и упорно отстаивал мысль о привлечении министров за нарушение закона в связи с 87-й статьей, но, в конце концов, уступил мнению большинства. «Стоило большой борьбы в течение двух месяцев, -драматизируя ситуацию, утверждал в связи с этим А.Ф. Романов, - чтобы заставить Муравьёва отказаться от подобной нелепости» [7, с. 29]. Конечно, никакой «нелепости», как необъективно и некорректно отозвался Романов, в предложении председателя Комиссии не было, но в тот момент его идея так и не нашла себе сторонников.
Одной из серьёзных политико-криминальных тем, которая оказалась в поле зрения ЧСК, была проблема существования каких-либо посягательств и умыслов членов правительства или власть имущих по поводу изменения Основных законов Российской империи. Председатель Думы М.В. Родзянко, как наиболее осведомлённый на этот счёт государственный деятель сообщил членам комиссии, что настоятельное требование относительно изменения Основных законов было в Царском Селе, и исходило оно, главным образом, со стороны императрицы, которая почему-то находила, что слишком много дано свобод, и что на эти свободы надо наложить известное veto. «Но император колебался, - отмечал Родзянко. - По крайней мере, когда я ему поставил вопрос в упор, он сказал, что Думе ничего не угрожает. Это я определённо готов показать, где угодно. Так что тут, по-видимому, происходила борьба между ним и ею, а может быть и среди тех, которые стояли за их спиной» [5, т. 7, с. 147].
В то же время император давно вынашивал мысль об изменении статьи Основных законов, в силу которой, если Государственная Дума не согласится с изменениями Государственного совета и не утвердит проекта, законопроект уничтожается. 18 октября 1913 г. Николай II направил письмо по этому поводу министру внутренних дел Н.А. Маклакову, в котором, обосновывая свою идею, рассуждал следующим образом: «считаю необходимым и благовременным немедленно обсудить в совете министров мою давнишнюю мысль об изменении статьи Гос. Думы, в силу которой, если Гос. Дума не согласится с изменениями гос. совета и не утвердит проекта, законопроект уничтожается. Это, при отсутствии у нас конституции, есть полная бессмыслица. Предоставление на выбор и утверждение государя мнений большинства и меньшинства будет хорошим возвращением к прежнему спокойному течению законодательной деятельности, и притом в русском духе» [Там же, с. 148]. Для обсуждения этой проблемы летом 1914 г. в экстренном порядке император созвал совещание для обсуждения вопроса об изменении характера законодательных учреждений и о превращении их в законосовещательные.
В тот день, перед проведением заседания правительства председатель Думы М.В. Родзянко докладывал царю о положении в Польше. Николай II, вероятно под впечатлением довольно резкого доклада Родзянко, обратился к министрам с такими словами: «Я надеюсь, господа, что вы мне скажете правду, такую же резкую, какую я только что выслушал от председателя Государственной Думы» [Там же]. Но правды, тем более резкой и нелицеприятной Николаю II, судя по всему, ему не удалось услышать от своих ближайших са-
новников и царедворцев ни тогда, ни вплоть до отречения. В противном случае он не записал бы в своём дневнике 2 марта 1917 г. с болью и отчаяньем: «Кругом измена и трусость и обман».
Накануне гибели империи в кругах близких к Николаю II рассматривалось три варианта решения судьбы представительного органа власти, а вместе с этим и внесение соответствующих изменений в текст Основных законов. Первая версия, это - временная отсрочка Государственной Думы в декабре 1916 или январе 1917 г. При этом тогдашний министр внутренних дел А.Д. Протопопов настаивал на полном роспуске Думы и на проведении новых выборов. Причём своих намерений он не скрывал, и даже попытался продавить свою идею при поддержке промышленных кругов. Для реализации этой цели по инициативе Протопопова была даже учреждена газета «Русская Воля», правда, которая потом оказалась совершенно не того направления, которое он ожидал. Вторая версия отражала более лояльную точку зрения и заключалась в том, чтобы объявить лишь отсрочку заседаний представительного органа, что, в общем-то, и последовало. Третья версия была самой радикальной - роспуск Государственной Думы без вариантов, coup d'etat. Родзянко уточнил, что все эти три варианта «могли быть осуществлены каждый момент, потому что бланки находились (я доподлинно это знаю) у кн. Голицына: тот, другой и третий» [Там же].
Вместе с тем, большинство политиков постепенно склонялись к мысли, что законодательные права Думы необходимо сохранить, за исключением, возможно, параграфа, определяющего то, что закон, не принятый Государственной Думой дальнейшему рассмотрению не подлежит. Предлагалось изменить его в следующей редакции: если даже закон, и отвергнут Думой, то он все равно переходит на дальнейшее рассмотрение и заключение Государственного совета, и в конечном итоге только верховной власти предоставляется право или принять его, или нет, согласившись с Госсоветом и с Думой. Это как раз и была идея императора, поддержанная, как видно, некоторыми представителями и законодательной и исполнительной властей.
В ЧСК пыталась выяснить были такие моменты в жизни Государственной Думы, когда, в связи с появлением определённых лиц у власти, положение представительного органа и основных законов становилось критическим, и казалось, что им грозит опасность? Отвечая на этот вопрос, председатель Думы М.В. Родзянко указал, что он помнит только один момент, когда под угрозой оказались положения Основных законов «это было в 3-й Думе - знаменитые шаги по 94 ст. Тогда, действительно, Столыпин уступил. А в 4-й Думе я этого не помню, или мне память изменяет, но я не помню, чтобы была угроза об изменении основных законов» [Там же], - заверил он.
В то же время, отношение императора к Думе и к её председателю периодически менялось. Причём это могло зависеть от разных причин, сторонних влияний и даже сиюминутного настроения Николая II. «Например, если я сидел у него гораздо дольше, значит, он был ко мне милостив, и тогда я знал, что он на стороне Думы, - вспоминал М.В. Родзянко. - Членов гос. совета он считал оплотом и надеждой, я это чувствовал. А по отношению к Думе были периоды, когда он был мягок, например, в начале войны. Ясно было, что он чрезвычайно благоволил. Например, когда вернулась императрица Мария Фёдоровна, мы встречали её в Петергофе (он меня к себе потребовал)...» [Там же].
Во время высочайших аудиенций Родзянко всегда пытался уловить отношение императора к Думе. Переживая за целостность и права Думы, председатель в своих докладах по несколько раз возвращался к этому вопросу, и неизменно получал заверение Николая II в том, что Думе ничего не грозит. «Когда я бывал на докладах, - вспоминал Родзянко, - каждый раз не пропускал случая и старался уловить его взгляд, потому что он редко смотрел в глаза, а я его всегда фиксировал и думал, что, может быть, как-нибудь, путём смущения, что-нибудь уловлю, но не улавливал ничего» [Там же, с. 148-149].
В мае 1915 г. после неоднократных «доношений» министра внутренних дел Н.А. Маклакова царю о том, что Государственная Дума и её председатель стремятся превысить свою власть и значение в государстве, и, ища популярности, стремятся умалить власть императора, М.В. Родзянко вынужден был просить специальной аудиенции у Николая II, чтобы отмести эти инсинуации. После встречи у него сложилось впечатление, что цели своей он достиг, тем более что император в конце поблагодарил его за «прямой, искренний и смелый доклад».
Однако каково было удивление и разочарование Родзянко, когда сенатор Н.Н. Таганцев после допроса в ЧСК показал ему одно из майских (1915 г.) донесений Маклакова, в котором тот убеждал монарха в необходимости «уменьшения прав Государственной Думы и на сведение её на степень законосовещательного учреждения» [6, с. 23]. Для бывшего председателя Думы очередной пасквиль Маклакова не представлял ничего нового, в то время как собственноручная запись, сделанная рукой Николая II на обратной стороне этого документа заставила усомниться его в искренности императора во время их встреч. «Действительно, - соглашался царь с Маклаковым, - время настало сократить Государственную Думу. Интересно, как будут при этом себя чувствовать г.г. Родзянки и К°» [Там же, с. 24]. По числам эта запись совпадала с тем временем, когда император внешне шёл навстречу к совместной работе с представительным органом и общественными организациями и даже обсуждал совместно с Родзянко проект создания Особого Совещания по обороне.
Отсюда можно сделать вывод о том, что отношение императора к Думе в целом и к различным депутатам в частности, находилось, прежде всего, под влиянием его жены. Наряду с этим, оно могло в какой-то степени изменяться в связи со сменой лица, стоявшего во главе правительства, или приближенного лица, пользовавшегося его особым доверием. Слухи, предложения и проекты о превращении Думы из законодательной в законосовещательную действительно существовали, но, при этом, они не трансформировались в непосредственные и реальные угрозы, способные изменить положения Основных законов государства. Таким образом, по итогам расследования деятельности верховной и исполнительной ветвей власти ЧСК определила две основные области нарушения законов: так называемое делегирование части прерогатив верховной власти в пользу председателя Совета министров и за-конодательствование по 87-й статье Основных законов.
Литература
1. Аврех, А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства. Замысел и исполнение [Текст] / А.Я. Аврех // Исторические записки. -Т. 118. - М., 1990. - С. 9-98.
2. Вестник Временного правительства. - 1917. - № 1. - 5 марта.
3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 1467. Оп. 1.
4. Муравьёв, Н.К. О работе Чрезвычайной следственной комиссии. Доклад на Первом Всероссийском съезде Рабочих и Солдатских депутатов [Текст] / Н.К. Муравьёв // Известия Петроградского Совета Рабочих и Солдатских депутатов. - 1917. - № 95. - 18 июня.
5. Падение царского режима. Стенографические отчёты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства в 1917 г. : в 7 т. - М. ; Л., 1924-1927.
6. Родзянко, М.В. За кулисами царской власти [Текст] / М.В. Родзянко. - М. : Панорама, 1991. - 47 с.
7. Романов, А.Ф. Император Николай II и его правительство (по данным Чрезвычайной Следственной Комиссии) [Текст] / А.Ф. Романов // Русская летопись. - Париж : Русский очаг. - 1922. - Кн. 2. - С. 1-38.
