CC BY
47
культурные традиции и ценности, угрожая нивелировать КРИВОШЕИНА Елена Юрьевна, аспирантка 2 курса цивилизационный облик России. И к этой проблеме Российской академии государственной службы при следует подойти с максимальной ответственностью. Президенте РФ, Москва.
В. П. ПЛОСКОНОСОВА
Сибирская государственная автомобильно-дорожная академия
УДК 301
ВЛАСТЬ И ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ МОДЕРНИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В РОССИИ
В СТАТЬЕ ДАН АНАЛИЗ ФОРМИРОВАНИЯ МОДЕРНИЗАЦИОНННЫХ ПРОЦЕССОВ В УСЛОВИЯХ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, ИХ ОСОБЕННОСТЕЙ; РОЛИ ПРАВЯЩЕЙ ЭЛИТЫ В ВЫБОРЕ СРЕДСТВ И СПОСОБОВ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ. ПОКАЗАНО ФОРМИРОВАНИЕ БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ МОДЕРНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА, ПРОТИВОРЕЧИВОЙ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ, ЯВЛЯЮЩЕЙСЯ СЛЕДСТВИЕМ НЕДООЦЕНКИ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ НАРОДА, ПЕРСПЕКТИВНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ В ВЕДУЩИХ СТРАНАХ МИРА.
Реальные процессы модернизации Российской империи свидетельствуют об их неоднородности и сложности. Корректный исторический анализ данных процессов предполагает выявление особенностей их динамики на основе отказа от использования жестких конструкций. Модернизационные изменения в стране были следствием постоянного поиска способов адаптации крупномасштабной системы власти к изменяющейся среде, меры сочетания властного принуждения и свободы деятельности представителей разных социальных групп. Эволюция общества осуществлялась в условиях наличия множества альтернатив его развития под влиянием принципиально новых детерминант, которые были вызваны глубокими изменениями внутренних и внешних условий. Важнейшее значение приобретали факторы, связанные с урбанизацией, демографическим взрывом, промышленным переворотом и переходом к новым технологиям, что требовало от власти и общества своевременного и правильного выбора приоритетов и способов реформирования всех сфер общественной жизни.
Процессы модернизации российского общества происходили под влиянием наследия прошлого, заимствуя от него не только культурные установки, но и элементы распределения власти, социальной структуры, институты и нормы. Однако социокультурное наследие, исторические вызовы и своеобразие российских условий не только однозначно не детерминировали переход к новой форме общественного устройства, но и не обусловливали неизбежность ее стадиальной отсталости.
Сложившаяся в XVIII в. на основе синтеза патерналистско-крепостных и рыночно-договорных принципов модель развития российского общества вопреки концепциям линейного прогресса обладала на протяжении продолжительного периода значительным модернизационным потенциалом, который не следует как недооценивать, так и переоценивать. Кроме того, он был различным в разные периоды времени. Волна территориальных и социально-экономических изменений в царствование Екатерины II привела к значительному укреплению материальных ресурсов и геополитических позиций российского государства: вдвое увеличилась его территория и почти достигала своих будущих границ, на три четверти увеличилась численность населения, в 4,3 раза - финансовые ресурсы государства (примерно в 2,5 раза без учета инфляции). Рост поступления налогов в реальном выражении - примерно на треть
в расчете на одного жителя несомненно имел под собой и сопоставимый рост реальных доходов населения [1]. По-видимому, в этот период темпы роста душевого национального продукта в России не могли заметно отставать от темпов роста аналогичного показателя даже самой динамичной страны - Англии, в которой на основе начавшегося промышленного переворота удавалось увеличить выпуск душевого национального дохода не более чем на 20% за тридцать лет. Модернизационные изменения в культурной, экономической и социально-политической сферах, осуществленные в XVIII в., с одной стороны, создали предпосылки для вхождения России в число стран второй индустриальной волны и не подтверждают представления о хронической и катастрофической ее отсталости, с другой стороны, не дают оснований для признания близкой к оптимальной реализованную властью стратегию. Если до начала промышленного переворота сословно-крепостная система вступала в конфликт, прежде всего, с морально-нравственными представлениями о справедливом устройстве общества и ее социальную бесперспективность стали признавать даже монархи уже начиная с Екатерины II, то ее экономическая целесообразность начинает все более проявляться в начале XIX в. прежде всего в городской экономике, которая в первую очередь оказывается охвачена процессами индустриализации.
В первой половине XIX в. российские власти формировали стратегию социально-экономического развития страны, во многом опираясь на традиционные представления о динамике общественных процессов до промышленного переворота. В доиндустриальное время обычно ежегодный темп прироста национального дохода на душу населения не превышал 0,1 % [2]. Работы многих современных исследователей опровергают представления, в которых земледельческая революция, связанная с изменением отношений собственности, интерпретируется как агротехническая революция, включающая в себя стремительные и глубокие технологические преобразования в сельском хозяйстве. В европейских странах на рубеже XV-XVI вв. не наблюдалось резкого роста производительности в растениеводстве даже вплоть до XIX в., агротехнические изменения проявлялись постепенно в виде роста урожайности сельскохозяйственных культур. В связи с этим ведущие страны Запада и Востока хотя и находились в разных социально-политических и природно-географи-ческих условиях, но в период до промышленного перево-
рота не располагались на огромной дистанции друг от друга по уровню экономического развития [3]. Российское хозяйство в конце XVIII в. по многим показателям соответствовало доминирующим в мире стандартам, что позволило обеспечивать уровень жизни населения достаточно близкий к европейским государством. Так, в 1800 г. валовой внутренний продукт (ВВП) в России на душу населения был меньше, чем в ведущих европейских странах, возможно, лишь на 20% [4], а средняя продолжительность предстоящей жизни составляла 30,0 лет против 32,8 лет в среднем по таким странам как Великобритания, Германия, Франция и Италия [5]. Однако для России ситуация резко ухудшается уже к середине XIX века. Благодаря революционным изменениям в промышленности раннеин-дустриальные страны осуществили мощный рывок и увеличили объем душевого ВВП за 1800-1860 гг. более чем в 2 раза, а Россия - менее чем на 10%. Таким образом, утвердившаяся во второй половине XVIII в. тенденция сокращения разрыва между Россией и мировыми лидерами в первой половине XIX в. сменилась противоположной.
В данных условиях объектом острых дискуссий становится проблема смены цивилизационной модели развития. Выбор цивилизационной модели развития российского общества связан с пониманием места и роли страны в мировом сообществе. Особенности геополитического положения России, ее отношения с Западом и Востоком вызывали постоянный интерес многих поколений замечательных российских мыслителей. Проблема понимания причин отсталости России, ее места и роли в мировом развитии способствовала полемике западников и славянофилов. Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский, К Д. Кавелин, В.П. Боткин, П.В. Анненков, Н.П. Огарев, А.И. Герцен, Б.Н. Чичерин видели преодоление отсталости России в необходимости ее движения в направлении развития западной цивилизации. A.C. Хомяков, ИВ. Киреевский, К.С. Аксаков, И.К. Аксаков, Ю.Ф. Самарин акцентировали внимание на социокультурных различиях России и Европы и критиковали «мещанство», возлагая надежду на общинные принципы организации социальной жизни, предлагая форму единения Людей на основе соборности как выражение свободы в единстве. Сложность решения проблемы смены модели цивйлизационного развития для России во многом состояла в том, что имеющийся опыт реализации классической модели либеральной модернизации указывал на возникновение в ходе трансформации весьма болезненных и опасных процессов.
В отечественной литературе часто историческое развитие западных стран противопоставляется истории России, как трагической. Однако процессы первоначального накопления, индустриализации и либерализации протекали на Западе весьма конфликтно и драматично. Как отмечал Ф.Бродель, в Англии жизнь двух поколений была принесена в жертву индустриализации [6]. В противоположность либеральной мифологии j саморегулирующейся рыночной системе еще К:Поланьи убедительно показал, что свободные рынки никогда бы не возникли сами по себе, они формировались при поддержке государства. Он отмечал, что влияние нерегулируемых процессов на жизнь народа было столь ужасным, что не подлежит никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть, если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого саморазрушающегося механизма [7]. В ведущих странах мира на основе промышленного переворота в XIX в. усилились процессы поляризации общества, формирование классической модели либерального общества сопровождалось возведением труднопреодолимых разрывов в экономическом положении между верхними и низшими слоями общества, «вымыванием» среднего слоя.
Социальные, культурные и политические черты, характерные для России XIX века, были в некоторой степени свойственны и Европе, хотя имелись и существенные особенности. К середине XIX века русская элита стала во
многом приближаться к европейским стандартам, крестьянство отходило от крепостнически-общинных традиций, формировалось третье сословие, происходило движение страны в сторону парламентской монархии. Особенности положения правящих кругов и основных слоев общества, культурных традиций, характера взаимоотношений правящих элит и контрэлит, их связи с социальными группами в большой степени влияли на характер модернизационных процессов в царской России [8]. Ее властвующие структуры нередко стремились ориентироваться на инновации и инициировали проведение далеко идущих реформ в экономической и социально-политической жизни. Вместе с тем ограниченность мировоззренческой парадигмы правящих кругов, собственный и зарубежный исторический опыт разрушительных последствий революционных потрясений и безвластия, сложность и многообразие условий жизни людей в крупномасштабном государстве, невысокий уровень политической культуры и развития институтов самоорганизации социальных слоев способствовали импульсивной динамике модернизационных процессов, постоянной смене форм автократических и демократических направлений преобразований в экономике, политике и других сферах жизни общества, замене реформ контрреформами, поощрению локальных изменений и расширению предпринимательства в экономической сфере при стремлении сохранения контроля над всеми иными изменениями, особенно в политической сфере.
Волна великих реформ Александра II стала закономерным завершением поворота страны к процессу модернизации. В правящих кругах утверждалось осознание необходимости крупных перемен в стране, отсталость которой особенно ярко обнаружила Крымская война. Они воспользовались ростом общественного недовольства для того, чтобы переломить негативное отношение подавляющей части дворянства к отмене крепостного права и радикализировать экономические и социально-политические изменения, происшедшие на основе осуществления целого ряда реформ-крестьянской, земской, судебной, городской, университетской, военной и других. Либеральные реформы 60-70-х гг. стали важным этапом в демократизации власти, формирования гражданского общества и правового государства. Более позднее проведение структурных реформ создавало не только трудности, вызванные отставанием развития страны, но и позволяло учесть мировой опыт модернизационных изменений, осуществленных ведущими государствами. Российская власть выработала собственный вариант проведения общественных преобразований, который открывал достаточно широкие возможности адаптации общества к угрозам и вызовам времени, активизации процессов индустриализации, урбанизации, либерализации и демократизации. Смысл реформ Александр II в 1858 г. сформулировал следующим образом: «Чтобы крестьянин немедленно почувствовал, что быт его улучшен, чтобы помещик немедленно успокоился, что интересы его ограждены, и чтобы сильная власть ни на минуту на месте не колебалась» [9]. Проведение реформы требовало от властей взвещенного подхода, учета возможных последствий от внесения тех или иных новаций. В связи с этим характерно следующее высказывание Александра II о проведении политических изменений в стране в беседе с одним из лидеров московского дворянства в сентябре 1865 г.: «Я даю тебе слово, что сейчас на этом столе я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски» [10].
В потенциально взрывчатой социально-политической ситуации был сделан достаточно оправданный выбор приоритетов и очередности реформ, он позволял избежать крупных потрясений и издержек, которые способны были вызвать радикально-либеральные преобразования. Особенности великих реформ не сводились к тому, что они
осуществлялись как преобразования «сверху», в которых исключительная роль принадлежала государству; они способствовали развитию запоздалого типа капитализма, носили половинчатый и незавершенный характер. Своеобразные методы российских реформ в определенной степени позволяли решать задачи модернизации страны с учетом особенностей действия внутренних и внешних факторов. В связи с этим возникали различия в их оценках. Так, если Н.Я. Данилевский полагал, что реформирование было проведено не по западному типу [11], а по самобытному плану, то Ф.М. Достоевский считал, что с реформой 1861 г. закончился по-настоящему петровский период русской истории [12], Н.К. Михайловский же утверждал о вступлении России на общеевропейский путь капиталистического развития [13].
Представления правящих элит и контрэлит, многих ученых о перспективах социально-экономической динамики страны основывались на исторических данных о развитии ведущих стран Запада и России, интерпретация которых осуществлялась преимущественно в рамках универсалистско-историографической модели поступательного движения всех стран по общему для них пути. Экономический прогресс связывался с углублением разделения труда, развитием рыночных отношений, накоплением капитала и неизбежно сопровождался социальной дифференциацией, поляризацией общества и противостоянием социальных сил. Исходя из этого, как отмечает Т. Шанин, считалось, что подобные процессы в начале преимущественно проявляются в городах, затем все больше распространяются на село. Зажиточные, крупные и лучше оснащенные крестьянские хозяйства, в которых основной капитал достаточно высок, накапливают капитал быстрее, чем маломощные хозяйства. Некоторые черты крестьянского семейного хозяйства сохраняются какое-то время в «среднем» крестьянстве, но и они постепенно «раскрестьяниваются» в процессе экономического развития. С ними исчезают остатки «традиционного» общества. Вырабатываемая исходя из этого социально-экономическая политика на удивление изобилует неожиданными результатами и неудачами, а многие положения, общепринятые при описании российской истории, входят в явное противоречие с российскими реалиями [14].
Волны преобразований российского общества в пореформенный период возникали в процессе взаимодействия и противостояния социальных сил, выражая значительное усложнение динамики действия разнообразных внутренних и внешних факторов. Вместе с тем стратегический вектор решения социально-экономических проблем формировался в рамках господствующих культурно-ценностных ориентаций исходя из упрощенных представлений о развертывании процессов либерализации и социальной дифференциации в условиях промышленного переворота; кроме того, ситуация усугублялась выбором утопической парадигмы, которая основывалась на убеждении правящих кругов о возможности без разрушения самодержавия как института государственной власти осуществить переход к новому общественному устройству и найти удовлетворительные ответы на угрозы и вызовы времени. В связи с этим в стране складывался особая модель реформ догоняющего типа, ограничивающая пространство альтернатив модернизации общества. Для нее было характерно сохранение самодержавия и формирование на данной основе специфической социально-политической сферы, которая обусловливала появление своеобразного симбиоза в процессе коэволюции традиционных и новых социально-экономических укладов, становившимися составными частями противоречиво меняющегося российского общества, контролируемыми самодержавной властью и обслуживающими ее. Для поддержания приемлемого уровня занятости и безработицы в стране власти проводили политику сдерживания процессов социальной дифференциации и пролетаризации сельского населения,
усиливая в связи с этим роль общины в регулировании аграрных отношений. Они не без основания полагали, что реализация классического варианта либерализации в условиях слабости развития процессов индустриализации и ограниченного роста рабочих мест в городах способна была привести к появлению огромной массы людей, не имеющих средств к существованию и вызвать мощные социальные потрясения. Однако проводимая аграрная политика не оправдала ожиданий и не привела к радикальному улучшению ситуации в сельском хозяйстве. Сложившийся в условиях промышленного переворота своеобразный циклически-поступательный характер трансформации российского общества определялся потребностью регулярной корректировки проводимых реформ, осуществления путем контрреформ понятного движения в тех сферах общественной жизни, где преобразования привели к резкому росту социальной напряженности, угрожая потерей управляемости социальными процессами или крушением самодержавного строя.
В великих реформах XIX в. явно обнаруживалась их двойственность и противоречивость. С одной стороны, в них проявлялись либеральные тенденции, с другой - их реализация сопровождалась ограниченными и половинчатыми мерами; большие преимущества получали высшие слои общества от отмены крепостничества, а интересы основного производящего класса в России - крестьян явно не дооценивались. Реформы, открыв новые горизонты развитию российского общества, позволили в рамках начальной фазы его трансформации перейти примерно через 25 лет от крепостнически-рыночной к новой социально-экономической системе, утвердить либерализм в качестве одного из важнейших принципов организации хозяйственной жизни страны, сформировать социальные группы, характерные для рыночной экономики. Промышленными работниками становились свободные люди, на селе к 1881 г. 85% крестьян вышли из временно обязанного состояния. Вместе с тем трансформация российского общества в пореформенный период затруднялась сохранением устаревших структур социально-экономической и политической системы: абсолютистского самодержавия, сословно-феодальных институтов и др.; возникающие на этой основе мощные барьеры на пути экономического роста не позволяли обеспечить повышение уровня жизни народных масс, что в свою очередь приводило к осложнению социально-политической ситуации в стране и формированию радикальных общественных движений.
Благодаря реформам 1860-1870 годов создавались благоприятные предпосылки для формирования общенационального рынка, его инфраструктуры и дальнейшего социально-экономического развития. Так, за 1860-1881 гг. протяженность железных дорог увеличилась в 14,5, в том числе за 1860-1871 гг. в 6, 7 раза, объем коммерческого кредита за 1860-1873 гг. возрос в 43,7 раза [15]. С разрушением традиционно хозяйственного уклада и развитием торговли углублялось разделение труда, возрастала доля сельскохозяйственной продукции, поставляемой на внутренний и внешний рынок. По оценкам Н.Ф. Даниельсона в 1874 г. на всероссийский рынок было вывезено почти 40% собранной пшеницы и 22% ржи, а в 1876-1877 гг. соответственно 78 и 31-32%; вывоз зерновых за границу в 1864 г. составил 38% всего экспорта, в 1877 г. - 52, а в 1880-е гг.-68-70% [16].
На первой фазе либеральной трансформации реализованная модель реформ хотя и позволяла осуществлять благоприятные структурные в ней изменения, связанные с ускоренным развитием промышленности, транспорта и торговли, однако не давала действенных импульсов для решения аграрных проблем в стране, сельское население которой достигало 85% от общей численности. Крестьянские хозяйства вынуждены были осуществлять чрезмерные финансовые платежи, реформа явно способствовала созданию крайне невыгодных для них социально-
экономических условий, что приводило к отсталости системы земледелия, примитиэации орудий труда и способов ведения хозяйства, возрастанию серьезных трудностей в сельском хозяйстве из-за нехватки тягловых животных -от четверти до трети хозяев черноземных губерний не имели рабочего скота [17]. В связи с этим за 1861-1885 гг. рост производства сельскохозяйственной продукции лишь позволял поддерживать сложившийся уровень продовольственного потребления населения. Если в данный период средний годовой прирост душевого ВВП в мире достигал 1%, то в России среднегодовой прирост ВВП, равный примерно 1,7%, почти полностью нейтрализовался высоким приростом населения [18], поэтому ее отставание от ведущих стран мира по уровню производства ВВП на душу населения возрастала. Средняя продолжительность предстоящей жизни за 1800-1870 гг. в России увеличилась лишь на 1 год с 30,0 лет до 31,0 года, или 3,3%, а в среднем по Великобритании, Германии, Франции и Италии на 4,5 года с 32,8 лет до 37,8 лет или на 15,2%. Развитие национальной системы образования не позволяло сократить сложившееся в прошлом отставание; за данный период количество лет, расходуемых на обучение одного взрослого в России возросло с 0,3 до 0,7 или в 2,3 раза, а в указанных выше странах - с 1,8 до 4,6 или в 2,6 раза [19]. Возникающий на этой основе в стране дефицит знаний ограничивал темпы роста интеллектуального потенциала общества и его модернизации.
Реформы второй половины XIX века осуществлялись в условиях бюрократизации государственной и общественной жизни, уровень которой уже в годы правления Николая I стал высоким. Земская и городская реформы привели к передаче территориальным общинам прав местного самоуправления и стали объектом острой критики. С одной стороны, радикалы указывали на то, что сфера деятельности и права земских учреждений остаются урезанными, ограничивая социально-экономическое развитие страны, С Другой стороны, консерваторы считали, что эти учреждения обладают избыточной самостоятельностью, подрывая государственные устои.
В условиях самодержавия даже умеренные программы социальных преобразований часто рассматривались как антигосударственные, а их сторонники подвергались репрессиям; это, в свою очередь, создавало основу для появления экстремистских сил и осложняло деятельность власти. Отставание в уровне цивипизационного развития, резкая социальная дифференциация, значительный уровень отчуждения народа от власти, активность радикальных сил, разбалансированность социальной структуры, зарубежный и свой собственный опыт, свидетельствующий об опасностях разрушения социального порядка, -все это ориентировало правящую элиту общества на осторожный подход к выбору методов реформирования, которые стали преимущественно сводиться к модернизации бюрократических механизмов мобилизационной модели.
На новом этапе модернизации российского общества в условиях отсутствия заметного роста объемов национального продукта надушу населения и обострения социально-экономической ситуации в стране корректировка курса социально-экономических преобразований при Александре III была осуществлена весьма своеобразно, хотя в этом своеобразии обнаружилось следование традиционному подходу к организации государственной власти и общества, обеспечению высокого уровня концентрации политической власти у государства при допущении значительных свобод в экономической сфере. Возникший на новой фазе развития российского общества поворот вектора государственной политики в сторону национального консерватизма не означал полного отказа от модернизационных реформ, а скорее выступал как изменение механизма социально-экономических преобразований. В условиях усиления контроля за политическими процессами и снижения уровня свобод в стране (в связи с введе-
нием цензуры, отменой автономии университетов, ограничениями в деятельности органов местного самоуправления и суда присяжных) происходило формирование либеральной модели государственного регулирования национального хозяйства, предпосылок для активизации рыночных отношений, развития рыночной инфраструктуры и модернизации экономики, что позволило создать в стране режим бурного хозяйственного роста. В России для этого вводились протекционалистские меры, способствующие развитию промышленности, транспортной сети и торговли; формировались система налогообложения рыночного типа, государственные инструменты регулирования отношений между рабочими и предпринимателями; получила продолжение крестьянская реформа на основе понижения выкупных платежей, отмены подушной подати, создания крестьянского поземельного банка (1882 г.).
Значительные изменения в финансово-налоговой системе в период деятельности Н.Х. Бунге и С.Ю. Витте на посту министров финансов, способствуя развитию процессов индустриализации и либерализации, позволили снизить роль прямых налогов и повысить значимость акцизов, государство становится не только инвестором, но и получателем доходов от своих вложений. Модернизация экономики приводит к структурным ее преобразованиям, к 1900 г. в национальном доходе доля промышленности, строительства, транспорта и торговли повышается до 45%, а сельского хозяйства снижается до 55%. Постепенно налоговое бремя переходит с сельского населения на городское. В начале XX в. от городов поступало более половины косвенных налогов, в несельскохозяйственных отраслях производство национального дохода на одного работающего было в 2 раза выше, чем в сельском хозяйстве; от этих отраслей государство получало около двух третей всех налогов. Важным инструментом регулирования индустриального развития и структурных изменений национальной экономики являлся промысловый налог. Экономическая политика государства ставила отрасли, связанные с производством продукции в более выгодное положение по сравнению с торговлей; крупные предприятия испытывали меньший налоговой пресс, чем мелкие и средние. Это создавало более благоприятные условия для развития технического прогресса на крупных предприятиях отраслей тяжелой промышленности, однако сдерживало рост малого и среднего предпринимательства.
Несмотря на ухудшение экономической конъюнктуры, во второй половине 70-х годов в промышленности происходили прогрессивные технологические сдвиги в отраслях, ставших основными носителями экономического роста в конце XIX - начале XX вв. Проводимая при Александре III промышленная политика, основанная на комбинировании рыночных и государственных регуляторов, позволила достигнуть темпов индустриализации, которых не удалось превысить даже в период либеральных реформ Витте-Столыпина в начале XX в. За 1881-1896 гг. объем промышленной продукции увеличился на 75% или 4,5% в среднем за год [20]. В период экономического бума (18941899 гг.) темпы роста промышленного производства повысились в 2 раза. В конце XIX в. производительность российской экономики увеличивалась значительно более высокими темпами, чем мировой экономики. Россия по темпам промышленного роста превзошла Англию, США и Германию, ее доля в мировом и промышленном производстве повысилась за 1881-1900 гг. в 1,5 раза - с 3,4 до 5,0% [21]. Благодаря тому, что в конце XIX в. удается переломить ситуацию в экономике к лучшему, прирост среднегодового ВВП удваивается, в последние три пятилетия XIX в. и душевой ВВП увеличился на четверть, в рамках данного периода Россия по темпам роста душевого ВВП вышла на уровень западноевропейских стран и превысила в 1,5 раза среднемировые показатели.
Экономические преобразования С.Ю. Витте 90-х n XIX в. явились началом новой волны либеральных реформ.
Удачно осуществленная им денежная реформа позволила обеспечить устойчивость рубля, проведение рыночно-прагматического типа денежной кредитной политики в соответствии с финансово-бюджетной политикой, ориентированной на усиление косвенного налогообложения, при использовании винной монополии (последняя давала четверть всех поступающих в казну средств) и достаточно взвешенными протекционистскими мерами создавали благоприятный климат для накопления капитала, способствовали быстрому росту инвестиций в экономику, в том числе иностранных, и ускорению ее модернизации. В начале XX в. доля производственного накопления в национальном доходе повышается до 15-20%, темпы роста производственных фондов становятся одними из самых высоких в мире. Вместе с тем в отличие от глубоких социотехнологичёских изменений, происходящих в городах, в сельском хозяйстве складывалось крайне тяжелое положение, что оказывало огромное воздействие на события в стране в целом.
Сельское хозяйство, являясь основной отраслью до-индустриальной экономики, на протяжении многих веков оказывало огромное влияние на уровень и динамику социально-экономического и социально-политического развития страны. Его состояние в значительной степени зависело от природно-климатических условий, которые в России весьма сложные. Так, в европейской части России климат не только холоднее, чем в Европе, на 10 С зимой, но и колебание температур здесь в 2-3 раза выше. Развитие земледелия в стране происходило при низком уровне урожайности и при значительном уровне неустойчивости собираемых урожаев, составляющих по некоторым губерниям разницу в 2-7 раз, что приводило к периодическому массовому голоду. С резким увеличением численности населения и с повышением его плотности усиливались хозяйственные нагрузки на землю, которые уже в середине XIX века из-за недостатка вносимых удобрений достигают критического уровня, вызывая экологический кризис. В черноземных областях Центральной России, как отмечает Д.И. Люри, «первая экологическая бомба» разорвалась в середине XIX века, когда из-за роста численности скота при сокращении пастбищных угодий нагрузка превысила критическую величину и продуктивность лугов стала заметно снижаться. «Вторая экологическая бомба» взорвалась примерно через 30 лет в 1880-х годах, когда истощение почв полей достигло критической величины. Урожайность зерновых снизилась до 5,7 ц/га и стала такой же, как в конце XVIII века. Началось падение объемов ресурсопользования и потребления. В 90-х годах обвал еще более усилился и социальная обстановка стала катастрофической. В 90-х годах XIX века катастрофический неурожай поразил этот регион, еще недавно бывший основной житницей страны. Нехватка черноземного зерна откликнулась голодом во всех уголках огромной империи [22].
Во второй половине XIX века стратегия внешней аграрной колонизации, которая доминировала в политике властей с XVI века, себя уже исчерпала, натолкнувшись на геополитические и природные барьеры. Необходимо было переходить к стратегиям, обеспечивающим использование интенсивных технологий в сельском хозяйстве и восстановление экологического равновесия, одновременно решая задачи индустриализации экономики, рационально распределяя ресурсы. Однако приоритет был отдан методам, ориентированным на создание крупных предприятий промышленности при недооценке интересов широких слоев населения. Вместе с тем ни государственная власть, ни общество не осознавали должным образом как глубины и причин социоэкологического кризиса в сельском хозяйстве, так и путей выхода из него.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. в стране складываются различные социально-экономические уклады, характеризующие переплетение патриархальных, полуфеодальных, ранне-капиталистических и капиталистических отношений,
происходит их сложное взаимодействие, возникает весьма противоречивая социальная структура трансформирующегося общества. В условиях усугубления социально-экономического кризиса и неадекватности действия властей расширялась основа для социально-политических потрясений. Раскол российского общества приводил к высокому уровню социальной напряженности, росту противостояния между обществом и властью, правящими и оппозиционными элитами, к повышенной социально-политической конфронтационности, радикализму и экстремизму. История Х1Х-ХХ вв. свидетельствует о том, что российское самодержавие шло на компромиссы и уступки, осуществляя реформы лишь под воздействием потрясений, вызванных действием либо внешних, либо внутренних факторов. Отсталость страны являлась фундаментальным основанием и катализатором всех противоречий; возникающие в этих условиях революционные движения не носили лишь негативный характер, мешавшие России развиваться по классическому либеральному пути. После великих реформ второй половины XIX в. под влиянием первой русской революции 1905-1907 гг. царское правительство вынуждено было сделать второй по своей значимости шаг на пути социально-политической модернизации России, ее превращения в современное общество.
Экономические и социально-политические изменения в начале XX в. хотя и привели к замедлению развития национального хозяйства, однако России удалось увеличить за 1900-1913 гг. ВВП в 1,5 раза, душевой его объем -в 1,2 раза и обеспечить среднегодовой прирост душевого ВВП на среднемировом уровне, равном 1,5%. Ускоренными темпами происходило формирование тяжелой промышленности, прирост продукции которой в двое превысил прирост продукции легкой и пищевой промышленности, быстро развивать отрасли, способствующие осуществлению прогрессивных технологических сдвигов в экономике - электроэнергетику, лесообработку. Машиностроение удовлетворяло потребности страны примерно на две трети. В российской промышленности сложились сектора, позволяющие направлять на мировой рынок конкурентоспособную продукцию, создавались предпосылки для сокращения технологического разрыва и включения страны в число стран-лидеров. Вместе с тем в начале XX в. темпы роста выпуска промышленной продукции в стране были не на много выше, чем в мире - доля России в мировом промышленном производстве возросла с 5,0 до 5,3%; уровень ее индустриального развития оставался весьма низким, по выпуску промышленной продукции в 1913 году Россия отставала от США в 7 раз, от Англии - в 2,6 раза, Германии - в 3 раза, в расчете на одного жителя отставание было еще большим [23].
Монархо-архаические отношения и отставание в ин-дустриализационном процессе в значительной степени определили особенности развития промышленности и капитализма в России. В дореволюционный период не только в деревне, но и в городе рыночно-капиталисти-ческие отношения не приняли типичных форм, которые сложились в западных странах после буржуазных революций. В России возникает высокий уровень монополизации производства в результате ограничения конкуренции и создания властью финансовых и других привилегий крупным предприятиям. В результате сложившихся клиен-тистских взаимоотношений между хозяйственными ведомствами и предпринимателями, деятельность частной промышленности лишалась во многом коммерческих начал, особенно в крупных и военных предприятиях. Военное и морское министерства поглотили за 1898-1913 гг. от 12,3 млрд. до 13,3 млрд. золотых рублей, прямые военные расходы составили более 22% всех общегосударственных расходов; при этом стоимость железнодорожного транспорта на 1 января 1914 г. равнялась 5,1 млрд. руб., а всей промышленности-6,1 млрд. руб. [24]. В досоветской литературе данная особенность развития
умышленности считалась очевидной, но с 1930-х годов ней стали забывать, что способствовало формированию ифа о стремительном развитии капитализма и связи с гим забегании реформ, обостривших ситуацию в России !5].
В ходе промышленного переворота радикально меня-ись трудовая этика, режим труда и отдыха. В доиндус-риальный период господствовала «этика праздности», ри этом у сельских жителей западноевропейских стран абочие дни составляли примерно 35% от общего числа ;ней в году, у горожан -60% [26]; в середине XIX в. с пере-одом от традиционного общества к индустриальному на (ападе утверждается шестидневная рабочая неделя и (оля рабочих дней в году повышается до 80%, что стано-1ится важным фактором ростатодбвой производительности труда. В России же сложившийся во второй половине XIX в. подход к реформированию общества приводил к весьма противоречивым изменениям в модели труда и этдыха. В дореформенный период у российских крестьян и рабочих было примерно одинаковое количество праздников, однако в конце XIX в. у горожан доля рабочих дней в году повышается в 1,5-2 раза и становится более 70%. Противоположная тенденция утверждается на селе. В условиях роста аграрного перенаселения здесь происходило увеличение числа праздничных дней в году, а число рабочих дней снизилось во второй половине XIX е. с 38 до 29% от общего числа дней в году [27]. Из-за этого годовая производительность труда крестьян уменьшилась примерно на четверть. Вовлечение в хозяйственную жизнь огромных свободных ресурсов труда, имеющихся на селе, создавало возможность по нашим расчетам в пореформенный период повысить примерно в 3 раза прирост душевого ВВП и в 1,5 раза уровень жизни населения, но эта возможность не могла быть реализована в рамках утвердившейся модели реформ.
Проводимая в пореформенный период аграрная политика не позволяла удовлетворительно решать как экономические, так и социально-политические проблемы, что особенно ярко стало проявляться на рубеже Х1Х-ХХ вв. Запоздалым изменением ее стратегического курса явилась аграрная реформа Столыпина, которая осуществлялась в крайне сложной экономической и социально-политической ситуации и при всей своей противоречивости и недостатках вела к радикальному изменению форм землевладения. Фактически только на ее основе возникла возможность пользоваться институтом частной собственности на землю основной массе сельского населения, что положительно повлияло на развитие и модернизацию сельского хозяйства. За 1895-1913 гг. объем производства зерна увеличился на 55,5%, или на 15,2% надушу населения. Чистый сбор зерна надушу населения за весь период после отмены крепостного права повьь сился с 309 кг в 1864-1866 гг. до 390 кг в 1909-1912 гг., или на 26,2%. Экспорт зерна составлял в среднем 40-45% всего объема экспорта и 15-18% валового его сбора [28].
Реформирование российского общества во второй половине XIX - начале XX веков происходит в условиях бурного демографического роста, что вызвало сложные социокультурные изменения. За 1851-1897 гг. численность населения страны увеличилась с 64 до 129 млн. человек, или в 2 раза, городское население в результате бурного роста промышленности и торговли - в 3,3 раза/доля городского населения в общей его численности повысилась с 7,8 до 13%, или в 1,7 раза [29]. В первые 15 лет XX века население страны возросло еще на треть, а городское население - в 1,6 раза. За 1860-1913 гг. Россия увеличила национальный доход на душу населения примерно в 1,5 раза, но существенного сдвига по этому показателю в мировом контексте не было, разрыв с ведущими странами мира остался примерно на том же уровне. Индустриализация страны происходила за счет сдерживания роста доходов основной массы населения, уровень жизни
народа повышался медленно. Так, средняя продолжительность предстоящей жизни при рождении в России возросла за 1870-1913 гг. на 3 года, или в 1,1 раза (с 31 до 34 лет), а в ведущих странах Западной Европы - на 12,2 лет, или в 1,3 раза (с 37,3 до 49,5 лет) [30]. Аграрная страна с низким уровнем продовольственного обеспечения была вынуждена экспортировать продовольственные ресурсы для того, чтобы закупать промышленные товары. Вместе с тем в конце Х1Х-начапе XX вв., несмотря на быстрый рост населения, в России не обнаруживается тенденция абсолютного его обнищания, уровень жизни народа медленно повышался, хотя оставался низким и имел существенные колебания под влиянием природных, экономических и социально-политических факторов. В стране возникли более высокая дифференциация доходов населения по сравнению с западноевропейскими странами, более малочисленный и бедный средний слой населения. Вместе с тем при всем многообразии в России складывалась связь между экономическим ростом и повышением жизненного уровня населения, во многом соответствующая западноевропейской модели.
Политика сдерживания подвижности сельского населения ограничивала рост городского населения, обусловливая асинхронность процессов урбанизации и индустриализации. В начале XX в. около половины всех предприятий размещались на селе. В ходе промышленного переворота в ведущих странах Запада каждые десять лет XIX в. прирост доли городского населения в общей его численности составлял 2,5-3%, в пореформенной России - менее 1 % и лишь в конце Х1Х-начале XX в. он увеличивается примерно в 2 раза [31]. Из-за недооценки изменения роли человеческого фактора в социально-экономическом развитии предпринимаемые в стране меры по улучшению системы образования не позволяли преодолевать сложившийся здесь разрыв по сравнению со странами-лидерами. Так, в 1913 г. продолжительность обучения одного взрослого в стране составляла лишь 1,1 года и была в 6,5 раза меньше, чем в среднем в ведущих странах Западной Европы. Все это негативно сказывалось на динамике модернизационных процессов в России. В условиях наличия огромной массы аграрного перенаселения отсталость сельского хозяйства не выступала в качестве непреодолимого и решающего препятствия на пути индустриализации страны. По нашим оценкам изменение структуры занятости в России на 1% за счет снижения доли сельскохозяйственных работников и их перемещения в другие сферы экономики позволяло получать прирост душевого ВВП примерно 2%, а в промышленности - 3%, в связи с этим имелись возможности за счет создания рабочих мест в городах увеличить в 1,5-2раза прирост душевого ВВП, но для этого требовалась смена модели общественного развития.
Выход рабочего класса на арену социально-политической жизни был важнейшей ее особенностью. Российский пролетариат по своей активности в экономической и политической борьбе заметно превосходил буржуазию. По своему образовательному уровню рабочий класс существенно отличался от крестьянства, но значительная часть российских рабочих была вчерашними крестьянами, их культура и бытовое поведение отражали это. Российская буржуазия была менее активна и организована; самодержавие проводило протекционистскую политику по отношению к промышленности, поэтому буржуазия не была радикальна. Утвердившиеся в стране на протяжении конца XIX - начала XX веков весьма противоречивые и ограниченные методы осуществления модернизационных процессов способствовали зарождению мощных движений социального протеста, наблюдалось нелинейное волнообразное нарастание их силы, возникала критическая радикализация масс [32].
Стремление правящей элиты обеспечить неограниченный контроль над переменами в обществе приводило к тому, что власть своевременно не улавливала и адекватно
не оценивала происходящие изменения; исходя из устаревших социально-политических ценностей она часто была вынухедена подгонять социальную реальность под идеологические схемы, используя принуждение и репрессии. Проведение модернизации путем реформирования «сверху» способствовало тому, что социальная динамика определялась борьбой не только двух ведущих сил: консерваторов и либералов, но и радикалов слева и справа. Вынужденное признание в начале XX века официальной властью партий различных политических ориентаций и создание представительного законодательного органа - Государственной Думы - не изменило конфликтологического характера отношений власти с обществом. Правящие силы не стремились на основе диалога с оппозицией искать нетрадиционные и приемлемые пути социально-экономических и политических трансформаций, ориентировались на навязывание правил игры «сверху». Вместе с тем в условиях массового движения за демократизацию страны в обществе возрастает влияние сил, активно выступающих за выбор социалистической альтернативы развития. Однако специфика России способствовала широкому утверждению социализма на основе марксизма [33]. Большевикам удалось создать политическую организацию, определенным образом приспособить марксизм к конкретно-историческими реалиям России. Ортодоксальному тезису либералов об универсальности западноевропейских форм устройства политической и экономической жизни П. Струве, H.A. Бердяев, С.Н. Булгаков пытались противопоставить либерализм, основанный на сохранении и развитии самобытных начал в России, предлагали осуществить новую модель демократии с активной социальной политикой государства в интересах широких слоев населения, разумным регулированием отношений между рабочими и предпринимателями. Многие сторонники либеральных взглядов в России выступали за регулирование экономики на основе гибких методов регламентирования спекулятивной деятельности капитала. При этом, например, О Ф. Шарапов предлагал повысить динамизм развития экономики не на основе расширения государственного сектора, а путем активного применения государством денежно-финансовых инструментов, предвосхитив идеи Дж. Кейнса и его последователей. A.C. Постников, М.М. Ковалевский и Б Д. Бруцкус не считали целесообразным форсированное развитие капитализма в сельском хозяйстве и насильственное разрушение общинного устройства, они указывали на негативные последствия, возникающие при таком способе образования частной собственности на землю[34].
В противоположность либерально-капиталистическим и радикально-социалистическим альтернативам модернизации на основе развития идей А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского в стране был разработан народнический проект, сторонники которого предложили одними из первых в мире вариант «третьего» пути развития, основанный на соединении культурно-исторических традиций народа с институционально-технологическими инновациями. Таким образом, были предвосхищены многие идеи поиска пути индустриального развития, на основе отхода от модели классического либерализма, получившие широкое распространение в мире во второй половине XX в. Народники не считали, что «хозяйствование по типу, указанному Западной Европой, есть процесс общий и однообразный, приводящий к одинаковым результатам всякую страну, выходящую из инертного состояния» [35]. Они обращали внимание на то, что использование традиционной западноевропейской модели модернизации не позволяет радикально в лучшую сторону изменить социально-экономические и политические позиции России в мире.
Выступая за полную демократизацию государственного строя, русские народники в отличие от либералов, стоящих на позиции доминирования капиталистических отношений, и радикал-социалистов, сторонников всеоб-
щего обобществления производства, исходили из признания модели смешанной экономики, использовании различных форм собственности с учетом разнообразных условий экономической деятельности людей. Индустриализацию страны предлагалось проводить не за счет подавления интересов широких слоев населения и крестьянства, а за счет опоры на эти интересы при реализации социально-экономической политики, способствующей значительному повышению роли малого и среднего предпринимательства в национальном хозяйстве лутем создания нормальных условий для их развития и устранения финансовых льгот и преимуществ крупным компаниям. Идеи русского народничества, основанные на представлениях об устойчивости мелких хозяйств, были ориентированы на формирование социально-экономической системы с преобладанием средних слоев населения. Именно в этом направлении стали происходить изменения в западных странах, особенно во второй половине XX в., эту ключевую задачу требуется решать и современной России.
Трудности развития российского общества во многом были вызваны стратегическим просчетом правящей элиты в выборе способов, этапов и путей социально-экономических преобразований. Данный выбор происходил часто без достаточного учета культурно-исторических традиций страны на основе механического заимствования опыта социальной организации и государственного строительства западноевропейских стран, к тому же опыта устаревшего [36]. Это способствовало формированию весьма противоречивой институциональной системы, основанной на сложном сочетании сословно-бюрокра-тических и общинных отношений. Непоследовательность и запаздывание в проведении реформ, сильная зависимость правящих сил от власти монарха, медленные темпы формирования гражданских прав и свобод, глубокие противоречия между правящим классом и остальными слоями в обществе приводили к росту социальной напряженности. Возникшая бюрократическая модель модернизации общества позволяла на основе периодически осуществляемых, навязанных сверху реформ лишь частично изменять положение в стране к лучшему. Ситуация стала все больше выходить из-под контроля правящих сил России в начале XX века, когда ведущие страны мира активно демократизировали свою социальную систему и формировали технико-экономические уклады второго поколения, а российское общество, находящееся в плену архаичной сословной системы и отставшее от уровня индустриализации более чем на пятьдесят лет, пыталось создавать технологическую основу первого поколения на основе перехода к бюрократической модели рыночной экономики.
Игнорирование культурно-исторических традиций народа, перспективных тенденций изменения социально-экономической организации в ведущих странах мира, непоследовательность и неадекватность способов преобразований российского общества приводили к тому, что многие реформы, осуществляемые правящей элитой в России, оканчивались откатом назад, контрреформами. Не дали ожидаемых результатов реформы Витте и Столыпина. Даже реформы 60 - 70 гг. XIX века, которые в настоящее время обычно считаются успешными, их либеральными современниками оценивались весьма критически (Б.Н. Чичерин, В О. Ключевский). В процессе модернизации российского общества все больше проявлялся раскол в конфрантационно-альтернативном понимании путей реформирования механизмов общественной динамики, взаимосвязей традиционализма и потока творческих новаций, в выдвижении утопичных способов решения социально-экономических проблем, в попытках установления однородного порядка и недооценке важности применения разнообразных форм, способствующих органи-
ческому соединению противоречивых сторон российской реальности. Неспособность правящей элиты на основе диалога с оппозиционными силами выработать и противопоставить процессу разложения устаревших социальных структур конструктивную политику модернизации российского общества с учетом национальных традиций и интересов всех макросоциальных групп, неизбежно вела к глубокому социально-экономическому кризису, радикализации общества и революционным потрясениям.
Литература
1. Рассчитано по: Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1998. Т.5. С. 162-163.
2. Джексон Грейсон мл., Карл О'Дейлл. Американский менеджмент на пороге XXI века. М., 1991. С.75.
3. Бродель Ф. Время мира: Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV—XVIII вв. М., 1992. Т.З. С.141.
4. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX-XX вв. М., 1998. С.141.
5. Мельянцев В.А. Россия, крупные страны Востока и Запада: контуры долговременного экономического развития // Вестник МГУ. Серия 13.1995. №2. С.37; Восток и Запад во втором тысячелетии: экономика, история и современность. М., 1996. С.145.
6. Бродель Ф. Указ.соч. С.634.
7. Поланьи К. Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары. Труд. Земля. Деньги//THESIS. 1993. Вып.2. С.17.
8. Плосконосова В.П. Трансформация власти и социально-экономические преобразования в обществе. Омск, 2001.
9. Крестьянская реформа в России в 1861 г. М., 1954. С.31.
10. Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: Почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991. С.286.
11. ДанилевскийН.Я. Россиян Европа. М., 1991.
12. Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч. Л., 1980.Т.21.С.41.
13. Отечественные записки. 1873. №2. С.342.
14. Шанин Т. Социально-экономическая мобильность и история сельской России 1905-1930 гг. // Социс. 2002. №1. С.33-34.
15. Лященко П.И. История русского народного хозяйства. М.; Л., 1927. С.282.
16. Николай-онъ (Н.В.Даниельсон). Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства. СПб., 1983. С. 13, 143.
17. В.В. (В.П.Воронцов). Очерки крестьянского хозяйства. СПб., 1911. С.65.
18. При анализе динамики ВВР и расчете душевого ВВП в статье использовались данные, содержащиеся в работах: MaddisonA. Monitoring World Economy 1820-1992. OECD,
Paris, 1995; Gregory P.G. Russian National Income 1885-1913. Cambridge, 1982.
19. Мельянцев B.A. Указ.соч. C.37,145.
20. Рязанов В.Т. Указ.соч. С.144-145.
21. Россия. 1913 год: статистико-документальный справочник. СПб., 1995. С.52.
22. ЛюриД.И. Развитие ресурсопользования и экологические кризисы. М., 1997. С.65,77.
23. Россия. 1913 год. Указ.соч. С.52.
24. Шацилло К.Ф. Государство и монополии в военной промышленности России (конецXIX в. -1914 г.). М., 1992. С.22.
25. Эта теория опровергается работами, выполненными рядом исследователей. См.: Гиндин И.Ф. О некоторых особенностях экономической и социальной структур российского капитализма в начале XX века // История СССР. 1966. №3; Поликарпов В.В. «Новое направление» 50-70 гг.: последняя дискуссия советских историков. // Советская историография. М., 1996 и др.
26. Зомбарт В. Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. М., 1994. С. 118-144.
27. Миронов Б.Н. Отношение к труду в дореформенной России//Социс. 2001. №10. С.99-107.
28. Хромов П.А. Экономическое развитие России в XIX-XX веках. М„ 1950. С.454,168,392.
29. Воронцов В.П. Судьба капиталистической России: экономические очерки России. СПб., 1907. С.27, 84.
30. Мельянцев B.Á. Указ.соч. С.37.
31. Рассчитано по: Бродель Ф. Указ.соч. С.309; Степанов А. Революция 1917 года и судьбы российских политических партий // Россия XXI. 1993. №9-10. С.75; Россия. 1913. Указ.соч. С.23.
32. Тенденции развития предреволюционной России к 1917 году нельзя понять, не принимая во внимание радикальные изменения в социально-политической мысли страны. См.: Струве П. Из размышлений о русской революции // Русская мысль. 1907. №1; Пивоваров Ю.С. Очерки истории российской общественно-политической мысли Х1Х-началаХХв.в. М., 1997 и др.
33. См.: Струве П. Из размышлений о русской революции // Русская мысль. 1907. №1; Изгоев А. Общественное движение в России // Русская мысль. 1907. №1.
34. Бруцкус Б.Д. Аграрный вопрос и аграрная политика. Пг„ 1922. С.226, 390.
35. Воронцов В.П. Указ.соч. С. 197.
36. Плосконосова В.П. Правящая элита и динамика социальных процессов. Омск, 2001.
ПЛОСКОНОСОВА Вера Петровна, заведующая кафедрой политологии, доцент, кандидат экономических наук.
Объявление
Факультет гуманитарного образования осуществляет проект создания книги «Студент всегда студент или Веселые истории о студенческой жизни» и просит выпускников ОмГТУ представить свои воспоминания и фотографии о студенческих годах, друзьях, преподавателях. Рассказы принимаются в рукописном, машинописном виде или на дискетах. Объем - не менее трех-четырех тетрадных страниц.
