CC BY
680
33 ЦГА СПб, ф. 2551, оп. 1, д. 1, л. 129.
34 Там же. Л. 126.
35 Первый Всероссийский съезд учителей-интернационалистов (2-го - 6-го июня 1918 г.). Первый день съезда // Народное просвещение. № 3. (Прил. к «Известиям ВЦИК». 1918. 8 июня)
36 См.: ЦГА СПб., ф.2551, оп. 1, д. 1, л. 126.
37 См.: ГАРФ, ф. А-2306, оп. 4, д. 52, л. 11об.
38 См.: Дулин С. Указ. соч. С. 10.
39 Там же. С. 17.
40 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 420.
41 См.: Резолюция съезда учителей-интернационалистов. Общая резолюция // Народное просвещение. № 4. (Прил. к «Известиям ВЦИК». 1918. 15 июня).
42 ГАРФ, ф. Р-5501, оп. 1, д. 5, л. 18-19.
43 Там же. Л. 10.
44 Там же. Ф. Р-5490, оп. 1, д. 16, л. 6.
45 Там же. Д. 21, л. 5.
46 Гости ВУС и его «низы» // Изв. Всерос. учительского союза. 1918. № 10 (38). С. 7.
47 Там же.
48 Делегация Бюро Союза учителей-интернационалистов на съезде ВУС // Изв. Всерос. учительского союза. 1918.
Прибавление к № 9 (37). С. 4.
49 Ко всем организациям Всероссийского учительского союза // Изв. Всерос. учительского союза. 1918. № 11 (39). С. 3.
50 О выступлении представителей ВУС на съезде - курсах Народного комиссариата по просвещению // Изв. Всерос. учительского союза. 1918. № 12-13 (40-41). С. 2.
51 Там же.
52 См.: I Всероссийский учительский съезд // Народное просвещение. № 8. (Прил. к «Известиям ВЦИК». 1918. 13 июля)
53 Всероссийский съезд учителей // Изв. ВЦИК. 1918. 9 июля.
54 I Всероссийский учительский съезд...
55 См.: Всероссийский учительский съезд // Изв. ВЦИК. 1918. 10 июля.
56 См.: Резолюция // Изв. Всерос. учительского союза. 1918. № 12-13. С. 9-11.
57 См.: О роспуске учительского союза: Постановление ВЦИК от 23 декабря 1918 г. // Декреты Советской власти: В 5 т. М., 1968. Т. 4. С. 249-250.
58 ГАРФ, ф. А-2306, оп. 1, д. 28, л. 3.
УДК [9:323.1](47+57) «19»
ВЛАСТЬ И МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ В СССР В ПЕРИОД «РАЗВИТОГО СОЦИАЛИЗМА»
А.П. Мякшев
Саратовский государственный университет, кафедра историографии и региональной истории E-mail: [email protected]
В статье анализируются сложные взаимоотношения власти и этносов в СССР во второй половине 1960-х - первой половине 1980-х гг. Проводится типология этнических конфликтов в указанный период. Рассматривается процесс нарастания дезинтеграции многонационального Советского Союза. Аргументируется вывод о складывании предпосылок «национального взрыва» в стране к середине 1980-х гг.
Authority and Ethnical Conflicts in the USSR during the Period of the «Developed Socialism»
A.P. Myakshev
In the article the complicated relations between the Government and the peoples in the USSR in the second half of the 1960s - the first half of the 1980s are analyzed. The classification of ethnic conflicts during this concrete period is carrying out. The process of increasing of the multinational USSR' disintegration is investigating. The conclusion about the reasons and the grounds of the "national outburst" in the country in the middle of the 1980s is being argued.
Проблема межэтнических конфликтов стала одной из центральных в современной российской историографии. Достаточно полно исследованы
вопросы теории происхождения, развёртывания, регулирования и разрешения этнического конфликта, его стадий, проведена типология конфликтов. С сожалением приходится констатировать, что основной причиной «предпочтительного выделения» документальных источников периода перестройки и постсоветской России при анализе механизма и типов этнических конфликтов является не что иное, как узость событийно-фактографической базы по истории этнических конфликтов в предшествующие периоды. Это ставит перед историками задачу поиска и извлечения из архивов материалов для анализа и создания в ближайшее время информационной базы данных по истории межнациональных конфликтов в СССР.
Чаще всего межнациональные конфликты подразделяются на три типа. Профессор А.Г. Здра-вомыслов группирует конфликты по тем притязаниям, которые выдвигаются в их контексте: территориальные; сецессионные, предполагающие выход какой-либо части государства из его состава; статусные, когда местные власти добиваются расширения властных полномочий, т.е. повышения своего статуса1. З.В. Сикевич к названным
видам конфликтов добавляет ещё «конфликты цивилизационного характера, возникающие из-за несхожества культур и национальных менталите-тов»2. А.В. Глухова, классифицируя политические конфликты в целом, считает конфликты на основе существенных расхождений в политической культуре высшим типом в иерархии политических конфликтов3. Е.И. Степанов выделяет «ложные» этнонациональные конфликты, когда слишком высокая степень эмоциональной насыщенности затрудняет адекватное восприятие и ситуации, и противоположной стороны, рождая ложные образы, опасения и агрессивность, а также «замещённые» конфликты, когда антагонизм интересов направлен на этническую группу, которая реально не является участником конфликта, а замещает какие-либо иные интересы4. На примере армяно-азербайджанского конфликта Э.А. Паин и А.А. Попов выделили «конфликты стереотипов», когда этнические группы не всегда чётко осознают причины противоречий, но в отношении оппонента создают негативный образ недружественного соседа, нежелательной группы; «конфликты идей», характерными чертами которых является выдвижение тех или иных притязаний («историческое право» на государственность, на территорию), и «конфликты действий» (от митингов и демонстраций до вооружённых столкновений)5. Л.М. Дробижева полагает, что к статусным институциальным конфликтам можно отнести конфликты в союзных республиках, переросшие в борьбу за независимость, конфликты в автономиях за повышение статуса или его получение (абхазы в Грузии, ингуши в Чечено-Ингушской АССР, ногайцы в Дагестане, балкарцы в Кабардино-Балкарии). К этнотерриториальным учёный относит, к примеру, осетино-ингушский конфликт, но, отмечая, что территориальные споры часто связаны с реабилитационными процессами в отношении репрессированных народов, всё же указывает, что это особый тип конфликта. Конфликты, подобные русско-эстонскому в Эстонии или русско-литовскому в Литве, в Якутии в 1986 г. или в Туве в 1990 г., Дробижева предлагает классифицировать как «конфликты межгрупповые (межоб-щинные)»6. Л.А. Стешенко межнациональные конфликты также делит на три типа, условно называя их конфликтами «крымского», «карабахского» и «прибалтийского» типов - «по названию региона, в котором данный тип проявился в наибольшей мере или начался раньше, чем в других»7. Классифицируют этнические конфликты по сферам общественной деятельности (политические, экономические этнические конфликты и конфликты в духовной сфере), хотя очевидно, что практически все этнические конфликты имеют межсферный характер, и бесспорно, что в каждом этническом конфликте, как самостоятельном социально-историческом явлении, можно обнаружить признаки, присущие другим этническим конфликтам8. В конкретно-историческом плане изучение межэтнических конфликтов в послевоенной советской истории
начато в работах В.А. Козлова, А.В. Пыжикова, А.В. Шубина и др.9, однако пока системного анализа данная проблема не получила.
В рассматриваемый период на первый план в сфере межнациональных отношений вышли конфликтные ситуации, связанные с непоследовательностью и половинчатостью реабилитации депортированных народов в 1950-е гг. Депортации в СССР, по приблизительным подсчётам, подверглись в 1920-1950-е гг. более 8 млн граждан, принадлежащих к различным национальностям, включая и русских. Однако в сфере межнациональных отношений выделяются обособленно «народы, подвергшиеся полностью депортированию»10. Речь в данном случае идёт именно о таких народах. Активная работа по реабилитации началась после смерти Сталина: с депортированных народов были сняты ограничения по спецпоселению, проведены мероприятия по восстановлению автономий ряда народов, оказывалась помощь на хозяйственное устройство возвращающихся. В частности, чеченцам и ингушам уже после возвращения из ссылки была оказана помощь в строительстве домов, обзаведении скотом. Кредиты для этих нужд составили свыше 36 млн рублей, «в том числе ингушскому населению Назрановского, Малгобекского, Сунженского районов более 8 млн рублей». 30 млн рублей, кстати, было списано, в том числе по этим трём районам - 7 млн рублей11.
Однако не были восстановлены автономии крымских татар и советских немцев. Они и некоторые другие народы не получили разрешения вернуться на прежнее местожительство, что привело к оформлению ряда национальных движений с целью борьбы за историческую справедливость и полную реабилитацию.
В середине 60-х гг. активизировалась борьба крымских татар за возвращение в Крым и воссоздание там национальной автономии. В августе 1965 г. Председатель Президиума Верховного Совета СССР (ВС СССР) А.И. Микоян на встрече с представителями крымских татар огласил позицию советского руководства: депортацию народа власть осуждала как произвол, но вернуть его на родину в Крым считала невозможным, поскольку «сейчас в Крыму проживает значительно больше населения, чем проживало до их выселения», к тому же выезд татар из Узбекистана (на данный момент там их находилось около 160 тыс. человек) повлёк бы за собой «большой ущерб народному хозяйству»12. Требования крымских татар по форме напоминали ультиматум властям: «.. .Попытки представления «культурно-национальной автономии» или другой формы автономии или же любое иное решение без возвращения в родной край - ... видимость разрешения нашего вопроса»13. В марте 1966 г. секретарь Президиума М.П. Георгадзе сообщал, что «представители крымских татар проживают в Москве с лета 1965 г. поочерёдно сменяя друг друга», практически осаждая высшие
государственные органы своими требованиями14. Тревожные вести приходили и из Узбекистана. Первый секретарь ЦК КП Узбекистана Ш. Ра-шидов в записке в Верховный Совет указывал, что «положение среди переселенцев из Крыма осложнилось и приняло опасный характер к осени 1966 г.»15. Давление со стороны татар, однако, нарастало, а власть упорствовала. На очередной встрече, состоявшейся в Президиуме Верховного Совета 21 июля 1967 г., Ю.В. Андропов заявил, что решить вопрос об автономии «нереально, так как в настоящее время в Крыму проживает большое число украинского и русского населения», и даже если бы татары переселились полностью, они всё равно «будут составлять меньшинство». «Нельзя же считать разумным, - заключал он, - чтобы 10% населения определяли судьбу 90% остальных, которые никакой автономии не хотят»16.
Возвратившись из Москвы в Узбекистан, татарская делегация 27 августа провела с представителями народа двухтысячное собрание о результатах встречи, которое властями было запрещено и распущено. В знак протеста 2 сентября 1967 г. в Ташкенте состоялась демонстрация крымских татар, которая также была разогнана. Энергичные действия активистов и участников движения заставили власти принять-таки указ. Правозащитница Л. Алексеева по этому поводу писала: «То, чего не удалось добиться за восемь лет смиренных просьб, было вырвано за три года энергичных всенародных протестов»17.
5 сентября 1967 г. указом Президиума ВС СССР «огульные обвинения» с крымских татар были сняты. Вопрос о возвращении в Крым и воссоздании автономии вновь откладывался на неопределённое время. Однако тысячи людей стали возвращаться на родину, не дожидаясь разрешений. По мнению бывшего начальника 5-го управления КГБ СССР Ф.Д. Бобкова, негативную роль в судьбе крымско-татарского народа сыграло украинское руководство. Бобков писал, что, если бы не было столь щедрого подарка Хрущёва Украине, татары «уже давно спокойно жили бы в Крыму». Под большим нажимом, сообщает Бобков, украинское руководство согласилось принимать в год двести-триста татарских семей, однако «вскоре начались звонки из Краснодарского края: через Керченский пролив на пароме татар вновь насильно вывозят из Крыма»18.
В 1970-е гг. центр движения крымских татар стал постепенно смещаться в сторону Крыма. Сразу после выхода 29 сентября 1967 г. указа о снятии обвинений с крымских татар заместитель министра ООП СССР М. Усков сообщал в Верховный Совет, что в Крымскую область в последнее время прибыло около 800 татар, которые «занимают мало приспособленные для жилья помещения, устанавливают палатки, строят шалаши»19. Власти Узбекистана препятствовали выезду («в Узбекистане «деликатно» запрещают покупку домовладений у татар»), а крымские
власти - въезду и поселению крымских татар («в Крыму - владельцам домов. запрещена продажа домов для татар, .нотариальные договоры не оформляют, .в прописке отказывают»)20.
23 июня 1978 г. в пос. Донское (татары называли его «Беш-Терек») Симферопольского района покончил жизнь самосожжением отец троих детей 46-летний Муса Мамут. Это был, как писали татары в Верховный Совет в письме от 25 августа 1978 г., «акт гневного протеста против вопиющих нарушений наших национальных прав и в первую очередь права жить на своей Родине»21. Борьба продолжилась.
Несколько иное направление приняло национальное движение советских немцев. Власти, приняв 29 августа 1964 г. указ о снятии с немецкого народа «огульных обвинений» в предательстве, вряд ли полагали, что этим они смогут хотя бы на время ослабить накал претензий немецкого населения. Непрекращающийся поток писем заставил Президиум ВС СССР подготовить предложения о разрешении Саратовскому и Волгоградскому облисполкомам прописывать граждан немецкой национальности, переселённых в 1941 г. с территорий этих областей, «при возможности их трудового использования и бытового устройства»22. С этим предложением согласился в беседе с А.И. Микояном по телефону и секретарь Саратовского обкома КПСС А.И. Шибаев23. До этого позиция саратовских властей по отношению к немцам была более непреклонной, нежели позиция Волгограда.
3 ноября 1972 г. указ Президиума ВС СССР наделил советских немцев «правом избирать место жительства на всей территории СССР»24. Однако указ 1972 г. в силу своей ограниченности и половинчатости имел обратные последствия. На рубеже 60-70-х гг. XX в. в «Казахстане, Эстонии, Киргизии и в некоторых других районах страны имели и продолжают иметь место факты организованной деятельности экстремистски настроенных элементов, стремящихся создать «национальные комитеты» и развернуть среди немцев широкое движение за выезд на жительство в ФРГ»25. Как отмечали Ю.В. Андропов и Н.А. Щёлоков, органами МВД рассмотрены в 1970 г. 1809 ходатайств немцев о выезде в ФРГ, в 1971 г. - 2617 ходатайств, а в 1972 г. количество таких ходатайств увеличилось до 5 тыс.26
Проблема немецкой эмиграции прежде всего коснулась Казахстана, где проживало в начале 1970-х гг. 858 тыс. немцев, что составляло 6,6% всего населения республики. В январе 1974 г. секретарь ЦК КП Казахстана В. Месяц сообщал в ЦК КПСС, что эмиграционные настроения широко распространились с конца 1972 г., и указывал также на попытки организовать массовые выступления в г. Иссык Алма-Атинской области, пос. Рудник Джезказганской области, г. Караганде с требованиями разрешить выезд в ФРГ27. Месяц называл истинные причины желания выехать из
СССР: отсутствие автономии, разобщенность этноса, слабое представительство немецкого населения во властных структурах, неполное разрешение проблем советских немцев в указах Президиума ВС СССР, наличие «отдельных случаев неприязненного отношения к лицам немецкой национальности», нанесение им «незаслуженных оскорблений со стороны представителей других национальностей»28.
Несмотря на дальнейший рост эмиграционных настроений, часть немецкого народа не утратила надежд на воссоздание автономии. В обращении 17 мая 1978 г., «по поручению сотен немцев», в Верховный Совет указывалось, что «в настоящее время, когда резко возросли националистические тенденции в основных местах проживания немцев (Казахстан, Киргизия, Узбекистан), нам становится невозможно жить среди них»29.
Ф.Д. Бобков полагает, что вопрос с немецкой автономией не решался не только в связи с отсутствием политической воли у ЦК, но и из-за нежелания и сопротивления руководства Казахстана, понимающего размеры экономического ущерба, который повлечёт за собой выезд из республики столь трудолюбивого народа30. Автономистские настроения достигли пика к концу 1970-х гг. Руководители Казахстана согласились решить вопрос. Была определена территория будущей автономии и её столица, намечены руководители и даже выбрано здание обкома.
Весной 1979 г. был подготовлен указ об образовании Немецкой автономной области в Казахстане. Однако автономии с центром в г. Ерментау Целиноградской области не суждено было родиться. Местное население к идее немецкой автономии отнеслось негативно, в мае в Целинограде прошли манифестации казахского населения. Активистов немецкого движения попросили подождать, а студентам объяснили, что вопрос об автономии вообще не поднимался31. Власть и в этот раз попыталась скрыть от общества эти события, а в изданной в начале 1980 г. брошюре «Население СССР. По данным Всесоюзной переписи населения 1979 г.», подготовленной ЦСУ СССР, в разделах о национальном составе союзных и автономных республик данные о советских немцах не приводились. Даже в Казахстане, где советских немцев насчитывалось до 1 млн человек, немцы были включены в графу «другие национальности». Член Союза писателей СССР (СП СССР), известный немецкий писатель Г. Бельгер, работавший в то время над статьёй о расцвете немецкой культуры в Казахстане, недоумевал: «Вдруг редактор скажет: «Какие еще немцы? ...ясно сказано, что в Казахстане таковых нет»32.
В середине 1960-х гг. происходит активизация движения турок-месхетинцев. Следует отметить, что месхетинцы не требовали создания для них автономии, хотя в воззвании «Комитета по возвращению на родину» от 30 января 1966 г. говорилось, «что если руководство КПСС и правительство соч-
тут нужным и . образуют Месхетинскую АССР или же автономную область в рамках Грузинской ССР, то этому народ будет рад»33.
Настроения переселиться на родину подстегивали слухи о принятии указа о реабилитации крымских татар. Массовые акции протеста, наподобие выступления месхов 27-28 апреля 1968 г. в совхозе Халкабад Янгиюльского района Ташкентской области34, заставили власти пойти на уступки. 30 мая 1968 г. Постановлением Президиума ВС СССР снимались все ограничения в отношении турок-месхетинцев, курдов, хемшинов и азербайджанцев, проживавших ранее в Грузии, и признавалось их право на выбор места жительства в пределах страны35. Однако фактически это постановление не действовало и положение месхетинцев не изменилось.
Спустя 6 месяцев после выхода постановления ни одному месхетинцу не разрешили проживать на территории Грузии36. Ф.Д. Бобков утверждал, что грузинские руководители (как В. Мжаванадзе, так и Э. Шеварднадзе) препятствовали возвращению месхетинцев, аргументируя это решение тем, что, мол, «земли месхетинцев уже заняты другими, во-вторых, рядом граница, месхи же занимаются контрабандой и поэтому пограничники возражают против их возвращения»37.
Только после того, как 9 января 1974 г. Президиум ВС СССР принял указ о праве турок-месхетинцев на местожительство в любом районе СССР, Грузия стала принимать на постоянное местожительство отдельные семьи месхетинцев, но в различные районы республики, чтобы избежать их концентрации в каких-либо местах. В апреле 1979 г. ЦК КП Грузии принял постановление о репатриации месхов в Грузию. Стали создавать сёла, где могли бы проживать месхетинцы38. Однако ситуация не менялась, и в основной своей массе турки-месхетинцы продолжали проживать в Узбекистане, где межнациональное противостояние турок с местным населением не являлось секретом для власти. Трагедия 23 мая - 6 июня 1989 г. в Фергане неумолимо приближалась.
Схожую с месхами судьбу разделили и курды, которые были депортированы в 1937 г. из Армении и Азербайджана, а в 1944 г. - из Грузии и которых ещё в 1956 г. ЦК КПСС обещал вернуть в Азербайджан и создать там автономную республику. Однако азербайджанское руководство выступило против курдской автономии, центр не настаивал, и бесконечные обращения курдов в 1960-е - начале 1980-х гг. о возвращении их из Казахстана и Средней Азии, куда они были депортированы, существенного изменения в их положение не внесли39. Не разрешили вернуться в родные места и грекам40.
Таким образом, конфликты «крымского» типа (может быть предложена формулировка «конфликт депортационно-реабилитационного типа»), связанные со стремлением ранее депортированных народов восстановить своё прежнее
положение, устранить национальное неравенство, в конечном счёте, занять в иерархии советских народов более достойное место, существенно осложняли межнациональные отношения в различных регионах страны: Узбекистане и Киргизии, Казахстане и Грузии, Крыму и Поволжье. Эмиграция немцев в ФРГ, апелляция крымских татар и месхов к мировой общественности выводили эти конфликты на международную орбиту.
Несложно доказать, что к данному типу конфликтов можно причислить и принимавшую в рассматриваемый период опасные, насильственные формы конфронтацию между рядом дагестанских этносов, переселённых с высокогорных районов, и чеченцами, на земли которых они были поселены. Противостояние возникло сразу же после возвращения чеченцев из ссылки и усиливалось в 1970-е - первой половине 1980-х гг. в Хасавюртовском, Казбековском, Новолакском районах Дагестанской АССР. Председатель КГБ В.М. Чебриков в декабре 1983 г. докладывал руководству страны о намерениях чеченцев в Дагестане организовывать «массовые сборища», о случаях самовольного захвата чеченцами земель под застройку, об участившихся конфликтах между чеченцами и «другим населением республики», в частности аварцами и лакцами. Органами КГБ в Хасавюрте была пресечена деятельность двух молодёжных группировок, участники которых обсуждали вопросы «ущемлённого положения чеченцев в Дагестане»41. В январе 1984 г. секретарь Дагестанского обкома партии М. Юсупов в письме в ЦК подтвердил данные КГБ, отметив при этом, что «требования о восстановлении Ауховского района усилились в последние 3-4 года». Чеченцы, указывал он, пишут обращения в государственные органы власти, вовлекают в это движение молодёжь, а «30 семей самовольно захватили земли под дома»42.
Равными по остроте и напряжённости являлись этнополитические конфликты, связанные с территориальными претензиями этносов. В науке уже утвердилось название таких конфликтов - «эт-нотерриториальные». Подобного рода конфликты вызывались различными причинами, поэтому целесообразно было бы выделять, к примеру, «эт-нотерриториальные конфликты, возникшие в процессе депортации народов», «этнотерритори-альные конфликты, вызванные историческими причинами» и т.д.
Классическим межнациональным конфликтом, истоком которого явилось перераспределение в процессе депортации и реабилитации народов в СССР в 1940-1950-е гг. земель и границ между вновь воссозданными и существовавшими ранее национальными автономиями, был конфликт между осетинами и ингушами на Северном Кавказе.
В октябре 1972 г. 4 930 ингушей из Чечено-Ингушской АССР (ЧИ АССР,) Северо-Осетинской АССР (СО АССР), Кабардино-Балкарской АССР направили в высшие государственные органы
страны письмо с требованием вернуть им правобережную часть г. Орджоникидзе, Пригородный район со всеми населёнными пунктами, Кеске-ленские хутора, земли у станицы Вознесенской, с. Ольгинское, аул Гвелети43. Характер открытого противостояния между осетинами и ингушами за «земли отцов» подтверждали факты убийств и поджогов домов на этнической почве, выселения и запрета ингушам прописываться и покупать дома в Пригородном районе, угона лошадей44. Такие активисты ингушского движения, как журналист А. Костоев, писатель И. Базоркин, видели позитивное решение конфликтной ситуации в выходе Ингушетии из состава ЧИ АССР, создании Ингушской АССР с центром в правобережной части города Орджоникидзе. В качестве второго варианта ими же рассматривалось создание Осетино-Ингушской АССР с центром в г. Орджоникидзе45. Таким образом, в этнотерриториальном конфликте явственно ощущались и элементы статусного типа этнических конфликтов.
События 15-18 января 1973 г. стали закономерным следствием сложившейся на Северном Кавказе взрывоопасной ситуации. Ингуши, требовавшие возврата Пригородного района, более трех суток держали здание обкома КПСС в Грозном в осадном положении, а «районы Ингушетии бросили работу и все население находилось в Грозном»46.
Противостояние из-за спорных территорий сохранялось и в последующие годы, и в конце концов привело к новому взрыву в 1981 г. 24-26 октября в Орджоникидзе прошли антиингушские выступления осетинского населения. Только войска сумели остановить толпу радикальных демонстрантов, двинувшихся на ингушские райо-ны47. Мирного пути разрешения осетино-ингушского конфликта к этому времени, пожалуй, уже не существовало, и вряд ли можно согласиться с мнением известного учёного А.Г. Здравомыслова, который утверждал, что «несмотря на наличие социально-психологических предпосылок конфликта, в 80-е годы ещё сохраняется возможность мирного решения вопроса на основе традиций кавказского добрососедства»48. Острота отношений между осетинами и ингушами во второй половине 60-х - начале 80-х гг. была очевидна и для советского руководства, ограничивающего поле своей деятельности пресловутым «изучением вопроса», стремящегося избежать радикальных и решительных шагов по разрешению конфликтной ситуации и законсервировать её в вялотекущей стадии.
«Классической» разновидностью этнотерри-ториальных конфликтов являлся армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха и Нахичевани.
Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО) в составе Азербайджанской ССР, населённая в основном армянами, безусловно, являлась одной из наиболее напряжённых точек
межнационального противостояния в период «развитого социализма». По переписи 1979 г., в НКАО, население которой составляло 162 тыс. человек, проживало 123 тыс. армян (75,9%), 37 тыс. азербайджанцев (22,8%)49. Протесты, заявления, петиции армян, проживавших в Карабахе, Армянской ССР и других союзных республиках, о передаче НКАО в состав Армении стали привычными для высших государственных органов страны.
24 апреля 1965 г., в связи с 50-летием геноцида армян в Турции, в Ереване состоялось несанкционированное стотысячное шествие под лозунгом «Справедливо решить армянский вопрос». Как сообщал председатель КГБ В. Семичастный, «отдельным националистически настроенным лицам» удалось использовать этот день «для поднятия территориального вопроса»50.
И после событий 24 апреля в КГБ Армении продолжали поступать сведения о нездоровых процессах, проходящих в интеллигентской и студенческой среде. В ноябре 1966 г. заместитель председателя КГБ СССР С. Банников сообщал в ЦК КПСС, что в Армении продолжают создаваться различные группы, ставящие задачей «побудить население к массовому выступлению за присоединение к Армении Нагорно-Карабахской автономной области и Нахичеванской АССР, а также Ахал-калакского и Ахалцикского районов Грузии»51. За 1965-1966 гг. в Армении было зафиксировано 277 случаев распространения листовок. Органы госбезопасности пресекли деятельность нескольких националистических организаций: «Армянского молодёжного союза», «Общества по армянскому вопросу», националистической группы из 20 человек в Вединском районе52.
Ненормальность ситуации, по мнению армянской стороны, заключалась также и в положении Нахичеванской АССР, которая, «будучи расположена на армянской территории, входит в состав Азербайджана на правах автономной республики, хотя надлежало бы быть наоборот, т.е. иметь азербайджанское автономное управление в составе Армении»53 (по данным переписи 1979 г., в Нахичеванской АССР с населением в 240 тыс. человек азербайджанцы составляли 95,8% (230 тыс.), а армяне - 1,4% (3,4 тыс.)54. Если азербайджанская позиция исходила из принципа невозможности изменения границ между республиками и неприкосновенности и неотчуждаемости этнических территорий, то армяне ставили перед советскими властями резонный вопрос: «Почему воссоединение украинских, белорусских, среднеазиатских земель рассматривается как бесспорно законное дело и встречает всеобщее одобрение, а воссоединение Нахичевани и Карабаха с Советской Арменией признаётся нецелесообразным и разговоры о нём характеризуются как националистическое явление?»55.
Отношения между армянами и азербайджанцами оставались очень напряженными весь рассматриваемый период. На отношения между этно-
сами влияли самые безобидные, на первый взгляд, события. К острой вспышке еще только словесной войны между двумя республиками привёл выпуск почти одновременно в Баку и Ереване «научных» трудов, доказывающих, что библейский Ной, оставивший следы своего пребывания во время потопа на горе Арарат, был по национальности в одном случае армянином, в другом - азербайджанцем. Специальная комиссия из Москвы выезжала в национальные республики мирить ссорящиеся стороны56. Желание власти оставить «всё на своих местах» подчёркивало в данном случае не только «застойный» характер всей политической линии государства, но и наличие «двойных стандартов» в советской национальной политике.
Применительно к рассматриваемому периоду можно с уверенностью говорить о росте антирусских настроений в национальных республиках и выделять данный процесс в особого рода межэтнический конфликт. Следует согласиться, что «исторически русофобия вырастала из установок на победу социализма в мировом масштабе, на слияние наций в ходе социалистического строительства и из взгляда на русский народ лишь как на средство для достижения этой цели»57.
Власть, безусловно, была осведомлена о широком распространении русофобии на местах. Посредником между властью и этносами в данном случае зачастую выступала печать, прежде всего центральная партийная пресса. Газета «Правда», к примеру, составляла регулярные сводки писем из национальных регионов и под грифом «совершенно секретно» направляла в ЦК КПСС.
К примеру, Л. Мельникова из Чимкентской области писала в газету о том, что у них «в Арыси русских третируют, как хотят. все более-менее ответственные посты в руках казахов. Даже милиционеры открыто нам говорят: «Зачем приехали в Казахстан, возвращайтесь в свою Россию»58. В 1983 г. из Алма-Аты приходили письма, повествующие о том, что русские там живут «в душной, уродливой обстановке местного казахского национализма, который пышно расцвёл в годы правления Д.А. Кунаева»59. Группа военнослужащих из Северо-Осетинской АССР утверждала, что «национализм в Орджоникидзе процветает довольно пышно», участились случаи нападения и даже убийства, жертвами которых, «как правило, становятся русские»60. Из Еревана сообщали о нежелании молодых людей армянской национальности работать, «аргументирующих» своё поведение заявлениями о том, что «пусть русские работают». В письмах из Узбекистана встречаются упоминания о фактах открытого призыва к русским: «Убирайтесь в свою Россию»61. Кульминацией русофобских настроений можно считать взрывы трёх бомб в Москве, осуществлённые членами подпольной армянской националистической группы - Степаняном, Багдасаряном, Затикяном, которые признали на следствии, что приехали в Москву бороться с русскими людьми62.
Вероятно, наибольшее распространение антирусские, даже антиславянские (поскольку «русскими в Литве называют не только русских, но и белорусов, украинцев»63) настроения приобрели в прибалтийских республиках. Прежде всего обращает на себя внимание «преднамеренно недоброжелательное» отношение к русским. Только «побывав в Эстонии, Латвии и Литве, начинаешь понимать, - писала в «Правду» в сентябре 1973 г. группа москвичей, - что такое национализм. Спрашиваешь в магазине по-русски - молчат.»64.
Не были исключением и автономии, входившие в состав РСФСР. Не случайно Ю.В. Андропов в августе 1974 г., получив письмо из Уфы от «группы коммунистов», счёл необходимым особо обратить внимание руководства страны на излагавшиеся в нём факты русофобии, выразившиеся «в отходе от русского языка, замещении руководящих должностей национальными кадрами, предоставлении лицам местной национальности льгот при поступлении в вузы, в неуважительном отношении к русским», причём «неофициальный толчок» этому давался «местными руководите-лями»65.
Сложным было положение русских на Северном Кавказе. Так, член СП СССР З. Мутамебов из Грозного в своём обращении в ЦК приводил факты убийства «чеченским бандитом» министра лесного хозяйства республики Колотушкина, русского по национальности, жестокого избиения «ингушским бандитом» полковника Байбакова. Русским, пишет Мутамебов, предлагают: «Уходите в Россию, оставьте Кавказ для кавказцев»; происходит нападение «чеченского населения одного села на русское население в Заводском районе Грозного, антиосетинские волнения в ингушских селах и районах»66.
Это вынуждало «граждан других национальностей, особенно русских, .выезжать за пределы республики». К примеру, из одного Сунженского района ЧИ АССР в начале 1970-х гг. выехало около 9 тыс. русских, причём в первом квартале 1973 г. - 780 человек67.
Русофобией были заражены прежде всего национальные правящие элиты, точнее «титульные кланы», которые для облегчения управляемости не только стремились к ассимиляции национальных меньшинств в своих республиках, но и, безусловно, были готовы использовать национальную консолидацию в целях борьбы с «русским» центром. Яркий пример являет собой «рашидовский» клан в Узбекистане. Его представитель вице-президент Академии наук УзССР М. Муминов «под соусом суверенности республики» исповедовал «махровый национализм», «исподволь развивая в подрастающем поколении ненависть к русским». Другой родственник Рашидова, У. Арипов, был известен своей деятельностью, заключавшейся «в вытеснении всех русских профессоров из стен медицинского института». К. Зуфаров был в своё
время снят с должности ректора мединститута за создание в стенах учебного заведения антирусского общества «Любителей гор и долин». Председатель Госплана Узбекской ССР, член Академии наук и ближайший друг Рашидова С. Зиядуллаев рассказывал «в узких кругах антисоветчину и анекдоты о «белых ушах» - русских», а сын Рашидова «через несколько дней после демонстрационного выступления против русских на стадионе «Пах-такор» лично разбрасывал националистические листовки в старом здании театра эстрады»68. Вряд ли отличался от рашидовского клан Усубалиева в Киргизии, где подбор и расстановка кадров проводилась «по родоплеменным признакам», причём «на многие ключевые позиции выдвинуты родственники ранее репрессированных национа-листов»69. Политика национальных кланов, «густо замешанная» на коррупции и других пороках советской системы, неизбежно должна была привести и приводила к нарастанию в их действиях сепаратизма, стремлению освободиться от опеки центра и получить полную свободу в управлении «своей республикой».
Наличие широкого противостояния в национальных республиках между русскими (причисление к ним славянских народов с теоретической точки зрения мало что меняло по сути) и титульными этносами позволяет сделать вывод об «особости» подобного рода конфликтов и невозможности их отнесения к межобщинным этническим конфликтам. К тому же этнический компонент в данном случае играл ещё и роль «оболочки», «внешней стороны», «обрамляющей рамки» протеста элит титульных этносов против «всемогущества» центра.
Показательным примером этнического конфликта межобщинного типа можно считать острые отношения между азербайджанцами и грузинами в Грузии. Азербайджанцы из Грузинской ССР сообщали в 1972 г. в Верховный Совет о том, что «проживавшие в Грузии другие национальности» никогда не испытывали «такого морально-духовного давления, оскорбления и национального ограничения раньше, чем в настоящее время», а «лозунг «Дружба между народами» превращается в скрытой форме в национальную ненависть друг к другу»70. В районах Думаниси, Болониси, Мар-ниули, Кардабани, Тетро-Цхари, представляющих места компактного проживания азербайджанского населения, руководящие посты заняли грузины, «которые не знают языка местного населения», «все районные газеты переименованы грузинским именем и 50% текста газеты издается на грузинском языке», «имеющиеся в этих районах средне-педагогические и сельскохозяйственные техникумы были ликвидированы». Грузинские азербайджанцы в связи с этим предлагали, чтобы все районы, где они составляли большинство, стали «автономными» и развивались бы «под руководством своих местных кадров без «национализации» грузинами»71. В литературе того времени был начат анализ подобного
рода конфликтов. К примеру, А.В. Шубин полагает, что в России в 70-80-е гг. XX в. существенную роль играл конфликт между формирующейся этнической общностью «южан» и коренным населением72.
Классический пример статусного типа межнациональных конфликтов являл собой грузино-абхазский конфликт.
В августе 1972 г. председатель КГБ СССР Ю. Андропов направил в ЦК КПСС письмо группы коммунистов из Сочи, в котором первый секретарь Абхазского обкома партии В. Кобахия характеризовался как «узколобый националист, организатор националистических бунтов», как «предводитель воинствующих националистов, провоцирующих народ лозунгами: «Абхазия - для абхазов», «Предоставление Абхазии прав союзной республики». Имелись указания на то, что Кобахия «организовал в Сухуми открытые националистические бунты абхазского населения»73. После проверки данных фактов в ЦК КПСС были вынуждены признать, что «Кобахия. проходит мимо фактов националистических проявлений»74. В марте 1967 г. в Абхазии в течение двух недель проходили массовые выступления с требованием приоритетного развития абхазского языка, предоставления абхазам привилегий в трудоустройстве и при поступлении в вузы, а также преобразования автономии в союзную республику. Аналогичные выступления зафиксированы и весной 1978 г. в связи с включением в конституцию Абхазии трёх государственных языков - абхазского, русского, грузинского75. Парадокс ситуации заключался в данном случае в том, что абхазские националисты, требуя в Абхазии исключительных прав для абхазов вплоть до создания своей собственной республики, в Грузии наталкивались на подобные суждения грузинских националистов.
Впрочем, не всегда проблема национально-государственного статуса обязательно вела к конфликту или способствовала перерастанию конфликта в стадию противостояния этноса и власти.
К примеру, в 1983 г. в Совет национальностей обратился Г.М. Никонов из Ростова-на-Дону с предложением образовать автономию для цыган, которые насчитывают «не меньше, чем, допустим, эвенки, которые имеют свою автономию»76. После достаточно пристального изучения проблемы в Совете национальностей было принято решение о нецелесообразности постановки вопроса о какой-либо автономии для цыган, поскольку они «не живут крупными компактными поселениями в определённых регионах, а расселены небольшими по численности группами по многим республикам и областям страны»77. Это решение не вызвало особенной реакции со стороны «заинтересованного» этноса.
В 1970-е гг. существенным фактором обострения межнациональных отношений стало формирование и развитие еврейского национального движения, или, точнее, движения отказников.
Времена борьбы с космополитизмом, когда советское руководство вынуждено «критиковать» местных чиновников за то, что «поняли разоблачение космополитов как сигнал к борьбе со всем еврейским населением»78, давно миновали. Однако усиленно эксплуатируя идею притеснения и неравноправного положения евреев в СССР, значительная часть этноса начала кампанию за выезд из страны, что, безусловно, повлияло как на усилившееся недоверие к еврейскому народу, зачастую принимавшее форму антисемитизма, так и на возраставшую этническую замкнутость тех евреев, которые оставались в СССР. Власть стремилась свести проблему еврейской эмиграции к частным фактам несогласия отдельных советских граждан еврейской национальности с советским образом жизни, объяснить это сионистской пропагандой, показать, что социальных и национальных корней это явление не имеет.
Аргументы тех, кто требовал обеспечить право евреев на беспрепятственный выезд из СССР, сводились к простейшему умозаключению: «СССР не является еврейским государством. Еврейская автономная область вообще не является государством. Существует одно еврейское государство - Израиль. Запретить им выезд в Израиль - .лишить их права на самоопределе-
ние»79.
Сторонники движения отказников резко выступали против того, что «официальная пропаганда распространяет недоброжелательные и необоснованные сведения об идее репатриации и о сионизме». «Сионизм, - подчёркивали в своём обращении от 20 мая 1971 г. в Президиум ВС СССР один из лидеров Комитета защиты прав человека в СССР В.Н. Чалидзе, академик А.Д. Сахаров и один из будущих руководителей возникшей в 1973 г. русской секции «Международной амнистии» А.Н. Твердохлебов, - это не более чем идея еврейской государственности. , возрождение и устранение трагических для еврейского народа последствий расселения и есть цель сионизма»80. Однако, как сообщал в ЦК КПСС в 1972 г. академик М.А. Коростовцев, исполнявший обязанности председателя комиссии по координации научной критики сионизма при Президиуме АН СССР, среди ряда исследователей в этот период преобладала установка, «будто сионизм возник из-за стремления евреев к мировой власти», а империализм является порождением сионизма, который, в свою очередь, имеет своим истоком иудаизм, «худшую из религий». Коростовцев полагал, что в подобного рода работах содержатся «обидные для евреев выпады», а их авторы «ставят целью активизировать выезд евреев из СССР, считая их всех потенциальными «предателями». Поэтому и критика сионизма должна вестись так, чтобы удар приходился по еврейскому буржуазному национализму, а не по евреям»81.
Еврейское население страны неоднозначно относилось к данной проблеме. Так, полковник
Советской Армии из Волгодонска еврей В.Л. Фельдман полагал, что «необратимый процесс добровольной ассимиляции еврейского населения в СССР стал закономерностью и обрёл форму политического, экономического, культурного и демографического слияния евреев с другими братскими народами Советского Союза». Автор письма предлагал советским властям «во имя межнационального доверия» к евреям запретить эмиграцию и создать антисионистское общественное движение, задачами которого должны стать борьба с «концепциями сионизма», «двойного гражданства» и «двойного патриотизма», борьба против эмиграции, «пропаганда и распространение идей советского патриотизма и добровольной ассимиляции еврейского населения в среде братских советских народов»82.
По официальным сведениям, эмиграционный поток из СССР с 1967 г. привёл к отъезду около 800 тыс. евреев, из них около 500 тыс. переехали в Израиль, остальные - в западные страны, главным образом в США. В рассматриваемый период эмиграция трижды достигала максимального уровня: в 1973 г. выехало 33 500 человек, в 1978 г. - 36 000, в 1979 г. - 51 30083. Впрочем, достаточно аргументирована позиция тех исследователей, которые рассматривают еврейское национальное движение прежде всего как «культурное и политическое течение, сыгравшее важную роль в кризисе и гибели советского строя»84. По своему характеру движение отказников ближе к движению диссидентов и правозащитников, а этнический компонент в данном случае выступал как форма, в которую был облечён протест против советской системы.
Таким образом, несмотря на широковещательные и успокоительные заверения советского руководства о торжестве дружбы народов и ленинской национальной политики, об успешном завершении создания в СССР «советского народа - новой исторической общности людей», об отсутствии межнациональных противоречий в стране, на деле сфера межнациональных отношений представляла собой крайне сложную и противоречивую систему взаимоотношений этносов, более похожую на бурлящий и готовый к взрыву этнический котёл. В 70-е и первой половине 80-х гг. XX в. практически завершился процесс национального обособления союзных республик и сформировалось несколько линий межэтнических противоречий: между титульными нациями и национальными меньшинствами (противоречие многослойное, поскольку необходимо учесть, что титульные нации были ещё и в автономных республиках, входивших в союзные), между русскими и русскоязычными, с одной стороны, и «коренным населением» - с другой. Сформированы и передовые отряды в «борьбе за независимость» - национальные элиты, национализм которых был к тому же хорошим прикрытием их коррупционности и клановости. Межнациональному спокойствию мешали и не-
завершённый процесс реабилитации ряда ранее депортированных народов, и неустранённые территориальные претензии между когда-то переселявшимися этносами. Политика консервации межнациональных противоречий, «устранения» их путём принятия бесконечных постановлений об усилении интернационального воспитания и проверок «эффективности» этих постановлений на местах комиссиями из центра себя исчерпала. Деятельность органа государственной власти, отвечающего за проведение политической линии в межнациональных отношениях, - Совета национальностей - сводилась преимущественно к участию в реализации намеченных политбюро и ЦК мероприятий в области национальных отношений и посреднической деятельности в конфликтных ситуациях, возникающих между властью и этносами. Это приводило к тому, что в огромной многонациональной стране практически не было ни одной государственной организации, которая бы эффективно занималась разрешением назревших проблем в данной сфере. К середине 1980-х гг. в СССР существовали все те межэтнические конфликты, которые в большинстве своём вскоре перерасли в вооружённые этноконфессио-нальные столкновения и даже войны. Предпосылки «национального взрыва», приведшего к краху союзное государство, были налицо.
Примечания
1 Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1996. С.10-11, 71.
2 Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. М.,
1996. С. 53.
3 См.: Конфликты в современной России (проблемы анализа и регулирования). М., 1999. С. 132-135; Глухо-ваА.В. Типология политических конфликтов. Воронеж,
1997. С. 121.
4 См.: Степанов Е.И. Ориентиры этноконфликтоло-гического мониторинга // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. М., 1993. Вып. 3. С. 28-38.
5 См.: Паин Э.А., Попов А.А. Межнациональные конфликты в СССР // Советская этнография. 1990. № 1. С. 32.
6 Дробижева Л.М. Интеллигенция и национализм // Эт-ничность и власть в полиэтничных государствах. М., 1994. С. 72-80.
7 Стешенко Л.А. Многонациональная Россия: государственно-правовое развитие. X-XXI вв. М., 2002. С. 252.
8 Проблемы управления в сфере межнациональных отношений (предпосылки и формы разрешения межнациональных конфликтов). Саратов, 1998. С. 177.
9 См.: Пыжиков А.В. Хрущёвская «оттепель». М., 2002. С. 177-215; Шубин А.В. От «застоя» к реформам. СССР в 1917-1985 гг. М., 2001. С. 134-146; Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991. Новосибирск, 1999. С. 463-474; Козлов В.А. Массовые беспорядки
в СССР при Хрущёве и Брежневе (1953 - начало 1980-х гг.). Новосибирск, 1999.
10 Бугай Н.Ф. Депортация народов Крыма. М., 2002. С. 22.
11 Российский государственный архив новейшей истории (далее - РГАНИ), ф. 5, оп. 66, д. 139, л. 42.
12 Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ), ф. Р-7523, оп. 109, д. 93, л. 1.
13 Там же. Л. 7.
14 Там же. Л. 12.
15 Там же. Л. 19, 20.
16 Там же. Л. 82.
17 Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс; М., 1992. С. 97-98.
18 Бобков Ф.Д. КГБ и власть. М., 1995. С. 300-303.
19 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 109, д. 93, л. 97.
20 Там же. Оп. 117, д. 531, л. 2-3.
21 Там же. Д. 637, л. 160.
22 Там же. Оп. 106, д. 968, л.8.
23 Там же. Оп. 83, д. 1136, л. 93.
24 Там же. Оп. 106, д. 968, л. 11.
25 РГАНИ, ф. 5, оп. 66, д. 105, л.4.
26 Там же. Л. 4-5.
27 Там же. Л. 14.
28 Там же. Л. 14.
29 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 117, д. 637, л. 7.
30 Там же.
31 Бобков Ф.Д. Указ. соч. С. 306. См. также: ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 145, д. 2142, л. 14.
32 РГАНИ, ф. 5, оп. 77, д. 112, л. 2, 3, 5.
33 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 83, д. 492, л.17.
34 Там же. Оп. 121, д. 49, л. 21,22.
35 Там же. Л. 27.
36 Там же. Л. 28, 29.
37 Бобков Ф. Д. Указ. соч. С. 310.
38 ГАРФ, ф. Р-9654, оп. 6, д. 123, л. 51.
39 Там же. Д. 114, л. 10.
40 Там же. Д. 327, л. 2.
41 РГАНИ, ф. 5, оп. 89, д. 874, л. 5.
42 Там же. Л. 10.
43 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 106, д. 528, л. 90, 99.
44 Там же. Д. 565, л.61.
45 Там же. Л. 67, 68.
46 РГАНИ, ф.5, оп. 66, д. 139, л. 8.
47 См.: Источник. 1995. № 6. С. 151.
48 Здравомыслов А.Г. Осетино-ингушский конфликт: перспективы выхода из тупиковой ситуации. М., 1998. С. 45.
49 Брук С.И. Население мира. М., 1981. С. 216.
50 РГАНИ, ф. 5, оп. 30, д. 462, л. 95.
51 Там же. Оп. 58, д.19, л. 31.
52 Там же. Л. 31-34.
53 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 121, д. 49, л.6.
54 Брук С.И. Указ. соч. С. 215.
55 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 121, д.49, л. 56.
56 Грачев А. Кремлёвская хроника. М., 1994. С. 34-35.
57 Вдовин А.И. Российский федерализм и русский вопрос. М., 2001. С. 62.
58 РГАНИ, ф. 5, оп. 75, д. 259, л. 3.
59 Там же. Оп. 83, д. 10, л. 11.
60 Там же. Оп. 75, д. 259, л. 3.
61 Там же. Л. 6, 7.
62 Алексеева Л. Указ. соч. С. 77-78; Бобков Ф.Д. Указ. соч. С. 288-291.
63 РГАНИ, ф.5, оп. 66, д. 109, л. 20.
64 Там же. Ф.5, оп. 66, д. 109, л. 20
65 Там же. Оп. 67, д. 971, л. 113, 114.
66 Там же. Оп. 66, д. 139, л. 3, 4, 5, 6.
67 Там же. Л. 35.
68 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 106, д. 101, л. 62, 63, 64.
69 РГАНИ, ф. 5, оп. 64, д. 70, л. 78.
70 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 106, д. 930, л.8.
71 Там же. Л. 14.
72 Шубин А.В. Указ. соч. С. 145.
73 РГАНИ, ф. 5, оп. 64, д. 70, л. 18, 19.
74 Там же. Л. 42
75 См.: Козлов В.А. Указ. соч. С. 404-405.
76 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 136, д. 33, л. 192.
77 Там же. Л. 194.
78 Российский государственный архив социально-политической истории, ф. 17, оп. 132, д. 118, л. 4, 5, 6, 7.
79 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 106, д. 488, л. 9.
80 Там же. Л. 51.
81 РГАНИ, ф. 5, оп. 73, д. 377, л. 2.
82 ГАРФ, ф. Р-7523, оп. 106, д. 567, л. 9, 10, 14.
83 Алексеева Л. Указ. соч. С. 131.
84 См., напр.: Кара-Мурза С.Г. Евреи, диссиденты и еврокоммунизм. М., 2002. С. 7.
