Научная статья на тему 'Владимиру Федоровичу Юлову - 70 лет'

Владимиру Федоровичу Юлову - 70 лет Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
882
72
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по философии, этике, религиоведению , автор научной работы —

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Владимиру Федоровичу Юлову - 70 лет»

ПЕРСОНАЛИИ

Владимиру Федоровичу Юлову - 70 лет

О Владимире Федоровиче Юлове как учёном

Сразу признаюсь, что Владимир Федорович Юлов сыграл в моей жизни роль Перводви-гателя в метафизике греческого философа Аристотеля. Существование Перводвигателя, или Формы форм, которая созерцает самое себя и которой нет дела до остального мира, заставляет материю тянуться к ней как к недосягаемому образцу, в результате материя приходит в движение, развивается ко все более высоким ступеням бытия. Так и существование В. Ф. Юлова в качестве сначала кандидата философских наук, а затем доктора философских наук и профессора указывало мне ступени моего возможного развития. Я говорил себе каждый раз: почему бы и нет? - и защищал кандидатскую, затем докторскую диссертацию, становился профессором, писал книжки и строил концепции.

Правда, на построение таких всеобъемлющих концепций, как юловская интегративная теория познания, я не замахивался. Изложу ее основные идеи*.

Главным допущением этой теории является мысль, что познание животных, человеческое практическое познание, духовный поиск (мировоззрение) и научное познание можно рассматривать в контексте единого целого. Этот подход опирается на принцип эволюцион-но-познавательного единства всего живого. В то же время автор признает, что данный подход чреват определенным абстрагированием от того, что принято считать собственно человеческим сознанием.

Дело в том, что животных вполне можно рассматривать в качестве познавательных агентов. Они придают сенсорным впечатлениям рациональные значения, различают пространственные фигуры, действуют в соответствии с транзитивной логикой, представляют предметы без их непосредственного восприятия, то есть обладают воображением. Животные способны к количественным оценкам, они просчитывают местонахождение жертвы. У них намечаются представление о собственном Я и способность приписывать другим особям мен-

* См.: Юлов В. Ф. Интегративная теория познания: научная монография. М.: Современная музыка, 2014.

401 с.

тальные и когнитивные состояния. Животные могут обманывать себе подобных, понимать других по взглядам и жестам, у них можно обнаружить зародышевые образы искусства.

У животных прижизненный опыт опирается на врожденные генетические программы. Эта же опора на генетику вначале определяла содержание человеческого познания. Но в ходе эволюции существенные характеристики опыта подверглись изменениям. Их интегральной причиной стала практика, то есть создание артефактов в виде искусственных орудий или техники. В то же время артефакты были бы невозможны без социальной организации высокого уровня. С проблемой эволюционных истоков практики сопряжена проблема сознания.

В концепции В. Ф. Юлова большую роль играет понятие габитуса, которое разрабатывал французский философ Пьер Бурдье, опиравшийся в свою очередь на работы Эдмунда Гуссерля. Габитус выступает концентратом практического опыта, он позволяет конструировать бессознательные автоматизмы повседневного поведения. В то же время у человека баланс трех сил - природа - социум - культура - нарушился за счет природы, однако возникла возможность усиления остальных составляющих - социума и культуры. Люди стали развивать именно социальную культуру.

Согласно В. Ф. Юлову, в духовном опыте человек представлен телесностью, бытийст-венной психикой, ментальной чувственностью и тем нижним слоем интеллекта, который обеспечивает формирование ощущений, восприятий и представлений с духовными смыслами. Такая комплексность делает духовный опыт органичным синтезом бытия и познания.

Особо выделяется взаимосвязь эмпирического опыта и теоретического мышления. Смысловым ядром противоборства эмпиризма и рационализма, проходящего через всю историю философии, является оппозиция «фактуализм - теоретизм», причем согласно «фак-туализму» научные факты совершенно не зависят от теорий и играют в науке решающую роль, а согласно «теоретизму» теории определяют содержание всех фактов (все факты нагружены теориями). Эти две позиции обнаруживают свою односторонность и требуют понимания их соотношения в духе золотой середины. Выдвигается тезис о том, что часть научных фактов действительно автономна и независима от теорий.

Факты суть прямые и непосредственные указатели реальности, теории же относятся к ней лишь косвенно. Теоретические утверждения демонстрируют логическую необходимость, фактуальные же констатации несут неистребимую вероятностную приблизительность. Поэтому на любой исторической стадии научного знания актуальна проблема определения границы измерения: допустимая погрешность/недопустимая ошибка. Прогресс науки делает «интервал безразличия» все меньше. Во времена И. Ньютона эффект в 1/10000 был погрешностью, которая не шла в расчет. Квантовая физика считает его уже фактической ошибкой. Важно то, что теория всегда будет утверждать чистую необходимость, а эмпирические факты науки всегда будут отражать случайный хаос действительности и флуктуации человеческого опыта.

И все же научные факты играют решающую роль в отборе теоретических гипотез. Дело в том, что теоретическая критика помогает сократить количество предположений, но ее возможности ограничены. В этом случае арбитром становится способность предсказания новых фактов.

В концепции показывается взаимодействие четырех форм познания: познания животных, человеческого практического познания, мировоззренческого и научного. Стоит отметить последовательность и строгую продуманность концепции Владимира Федоровича Юлова. Этим она отличается от многих других научных концепций, где не формулируется в явном виде определенная исходная позиция. Мы имеем дело с обстоятельной, оригинальной творческой концепцией, которая является ощутимым вкладом в корпус современной философской литературы.

М. И. Ненашев,

доктор философских наук, профессор ВятГГУ

Интервью с Владимиром Федоровичем Юловым*

- Владимир Федорович, какие произведения мировой литературы и философии повлияли на формирование Вашего мировоззрения?

- Вот я думаю, что всё равно без Маркса не обойтись: в свое время я очень внимательно изучил первый том «Капитала». Вторая книга, которая на меня существенно повлияла, - это «Колобок». Ведь в чем суть этой сказки? Колобок всё время меняется: все, с кем он сталкивается, становятся для него новым началом, самоценной строфой в песне его судьбы. Столкнувшись с критической, пограничной между жизнью и смертью ситуацией, Колобок не растворяется в ней «с головой», то есть полностью, а обходит её, одновременно обогащаясь этим опытом, превращая его в ресурс преодоления дальнейших препятствий. Точно так же, например, инсульт можно воспринять в сугубо буквальном смысле как кратковременное прекращение кровяного питания мозга, и это парализует тебя, отняв силы к дальнейшему движению, а можно здесь применить обходную стратегию, интерпретировав болезнь как время переоценки своей жизни, как случай задуматься: туда ли ты идешь, правильно ли развиваешься. И я сейчас уже не склонен драматизировать эту ситуацию, рассматривать как чисто негативное явление - я в ней вижу и определенный позитив. ...Поэтому Колобок для меня - знаковый персонаж.

И еще одна книга, которая на меня очень существенно повлияла, - это «Иосиф и его братья» Томаса Манна, особенно предисловие. Я был просто потрясен этим произведением, благодаря ему я ушел от чисто идеализированных моделей мира, придя к важному для себя выводу, что культура, высокая рафинированная культура - это очень тонкая плёночка, под которой бушует океан массового сознания. И вот это массовое сознание во многом определяет и наши жизни, и мировую политику, и т. д.

- Что Вы понимаете под «философией»?

- Здесь я не буду оригинальным: философия - это не наука, это область свободного рефлексивного мышления над любым предметом - наукой, сознанием и чем угодно.

- Вы закончили физический факультет КГПИ. Что привело Вас в философию?

- Хороший вопрос, я размышлял над этим в свое время. Дело в том, что во время учебы на физическом факультете я искренне верил, что физика - это царица наук. Большое уважение к физике я питаю до сих пор, но сейчас понимаю, что не физикой единой, не «энергией вакуума» лишь жив человек. В армию я был призван в 1963 году, как раз когда случился «карибский кризис», когда многих брали прямо со студенческой скамьи, в том числе и меня. Я попал в погранвойска, в спортивную роту, ведь у меня был третий разряд по стрельбе. И там у меня оказалось очень много свободного времени: нам разрешали после тренировки до вечера уходить в город. Ну ребята по женским общежитиям, а я рванул в университет. Прослушал очень многое, в том числе по современному естествознанию, по математике, посещал семинар по квантовой физике. И там же начал слушать кое-какие лекции по философии, которые совершенно перевернули мое прежнее, ходульное представление о ней. В Ленинградском университете как раз подобралась плеяда молодых талантливых преподавателей - Михаил Васильевич Степа-ненко, другие. Благодаря им я понял, что такое «философствование вслух», мне удалось принять участие в таинстве рождения мысли. Оказалось, что философия вовсе не сводится к диа-матовской «мантре» о примате бытия над сознанием. Я понял, что совсем не знаю философию, она открылась для меня как «терра инкогнито», которой я был просто очарован, как Ланселот Авалоном... Поняв, что «это моё», стал самостоятельно изучать литературу в библиотеке Ленинградского университета, ходить по книжным магазинам.

Так что, вернувшись после службы на физический факультет КГПИ, я имел уже другое увлечение. Профессор Вячеслав Всеволодович Мултановский на последнем курсе обучения

*

В сокращенном виде интервью было опубликовано в газете «Университетский вестник» от 30.09.2014 г. 210

предложил мне идти в аспирантуру по методике преподавания физики. Я поблагодарил его, но признался, что в Ленинграде заболел философией. На что услышал в ответ: «Так что? Я ведь и сам ее люблю и уважаю». Он посоветовал мне поступать в аспирантуру по философии в Нижнем Новгороде и написал рекомендательное письмо Федору Фомичу Кальсину, заведующему кафедрой философии в Институте иностранных языков им. Добролюбова. Тот дал мне тему реферата - «Философские проблемы физики» - и отправил писать до сентября. И хотя конкуренцию мне составлял партийный работник, Федор Фомич взял на себя смелость принять именно меня, а на неизбежно последовавшие вслед за этим замечания ответил примерно следующее: партийный активист всё вызубрил по программе и считает, что на этом основании быстрее добьется благорасположения философии. Но философия - «гражданка серьезная» и любит тех, кто пусть и меньше знает, но гибкий и готов меняться.

Так я и стал аспирантом - притом, что вступительные сдал не без проблем: на экзамене по немецкому языку спросили, почему у меня произношение вятское, а не немецкое...

- Вспомните один из ярких моментов обучения на физическом факультете КГПИ им. В. И. Ленина.

- Первое, что пришло на ум: идёт лекция профессора Мултановского по теоретической физике, и вдруг его перебивает глухой стук: это я сидел, подперев рукой голову, и уснул. И профессор вместо гневного окрика спрашивает: «Что, опять разгружали?» - просто он знал, что я вместе с еще одним одногруппником по ночам подрабатывал, разгружая вагоны, и относился к этому с пониманием.

- Кто из отечественных философов оказал на Вас особое влияние?

- Федору Фомичу Кальсину я благодарен за жесткую критическую школу. Он ведь, к примеру, заставил меня написать четырнадцать вариантов первой статьи; каждый раз говорил: «Нет, это не то - ты можешь лучше», «можешь лучше», «можешь лучше». Я уже заплакал: Федор Фомич, не могу больше! А он в ответ: «Ничего, ничего - можешь!» Принял только четырнадцатый вариант, забраковав предыдущие тринадцать. В общем, он меня приучил к такой очень жесткой самокритике. Самая плохая черта в человеке, - говорил мне Кайсин, -благодушие. Надо вытравлять из себя это благодушие, склонность принимать себя «таким, какой уж есть».

Ну а второе сильнейшее впечатление от личности, которое я испытал, - это Владимир Валентинович Калиниченко. Я почувствовал в нем человека, который в философии «свой в доску», который явился из каких-то заповедных глубин классической философии. Калини-ченко стал для меня образцом подлинного философствования, от него я многое взял и очень благодарен ему.

- А когда Вы с Владимиром Валентиновичем познакомились?

- Кажется, в 2001 году. А уже через Калиниченко, через его рассказы на меня большое впечатление произвела и фигура его учителя, Мераба Константиновича Мамардашвили.

.А тогда, после аспирантуры, в 1972 году я оказался на нашей кафедре. Из тех, кого застал Ваш выпуск, там была только Елена Федоровна Владыкина. А заведовал кафедрой Александр Кузьмич Останин. У меня с ним сложились доброжелательные отношения; хотя он был приверженцем официальной марксистской философии, но довольно-таки либеральных, недогматических взглядов. Причем любил больше не истмат, а диамат. Кстати, у него тоже надо постараться взять интервью, ведь это человек по-своему легендарный.

- В чем может состоять смысл поиска собственных решений «вечных вопросов», если априори «ничто не ново под луной»? Есть ли смысл изобретать философский «велосипед», приходить к тем ответам, которые уже две тысячи лет назад были найдены?

- Иногда очень интересен и самоценен путь к результату, а не сам результат. Суметь самостоятельно пройти этот путь - тоже очень важно. Конечно, философия как способ мыш-

ления традиционна, но непреходящую ценность ей придает способность оценивать, рефлексировать не только свою традицию, но и науки.

- В самом общем смысле можно выделить две основные трактовки философии: с одной стороны, со времен эллинистическо-римской философии и вплоть до современного экзистенциализма существует представление о философии прежде всего как о руководстве к подлинной жизни. С другой стороны, многие великие философы - от Аристотеля до Канта и Гуссерля - пытались построить, обосновать философию в качестве строгой науки. Какой точки зрения придерживаетесь Вы?

- Я бы дал положительную оценку и того и другого подхода, ведь в философии важна ее способность, фигурально говоря, не останавливаться на одной остановке, идти по разным маршрутам. Впрочем, две указанные трактовки философии - как формы бытия и как формы мышления - сложно разделить в принципе. Вот возьмем инсульт, который я пережил весной. Я ведь в своих теоретических работах разбирал связь сознания с мозгом, телом, а теперь этот теоретический опыт помогает мне преодолевать личную ситуацию разлада между сознанием и телом через восприятие её не только как экзистенциальной проблемы, но и как своего рода экспериментальной, хоть и вынужденной, проверки своих теоретических построений. По-моему, Мамардашвили говорил, что, когда, например, у него болят зубы, он пытается растожде-ствить себя и своё переживание боли, сделать её предметом рефлексии - начинает строить какие-то графики интенсивности зубной боли и т. п., - и она отступает на второй план.

- Играет ли философия столь же важную роль в построении научной картины мира, какую, без сомнения, играет физика?

- Безусловно. В основе научной картины мира лежат философские основания: все нормативные ценности науки сформулировали философы. Можно сказать, что философия без науки теряет предмет, становится чересчур умозрительной и легковесной, а наука без философии лишается основания и широкой перспективы, превращаясь в «коллекционирование марок».

- Всё же какая дисциплина, на Ваш взгляд, составляет ядро философии?

- Я считаю, что прежде всего философия не философия без метафизики - без осмысления философских категорий бытия, потенции, формы и других. Взять тот же системный подход, становление которого в ХХ веке сыграло для науки парадигмальную роль: но ведь ключевая для него идея о том, что целое не сводится к сумме частей, была выдвинута и обоснована еще Аристотелем.

- Может ли искусство привести к тем же результатам, что и научное познание?

- В известном смысле искусство приводит даже к более значительным результатам. Тот же Мамардашвили как-то отметил, что везде, где археологи находили следы разумной жизни, рядом обязательно обнаруживалась настенная живопись. А Эйнштейн признавался, что произведения Достоевского дали ему как ученому гораздо больше, чем чтение трудов кого-либо из физиков. Всё-таки наука требует от тех, кто ею занимается, определенной «духовной стерильности». Разумеется, я за рационализм, но не за «рационализм без границ». Залог продуктивного развития мировоззрения, науки и искусства - их взаимодополнительность.

- Как Вы относитесь к современной моде на философский анализ явлений повседневности, массовой культуры типа почтовой открытки, о которой Жак Деррида написал целую книгу, пивных этикеток и т. п. вплоть до нижнего белья? Или же подлинная философия должна отстраняться от подобных явлений как от «прыщей бытия», поскольку, фигурально говоря, основания бытия всё те же, что и во времена Парменида и записавшего «Книгу Бытия» Моисея?

- Отвечу словами Мао Цзэдуна: «Пусть взойдут сто цветов!» Я считаю, что в «прыщах» тоже есть свой, прыщавый, смысл.

- Как Вы оцениваете будущее философии в системе высшей школы?

- Как прагматик я пессимист - то есть философию будут и дальше урезать, но, с другой стороны, это заставит преподавателей совершенствовать методики преподавания философии, находить какие-то новые возможности подачи, раскрытия философских идей: чтобы и в таком, форсированном, «прокрустовом» варианте прохождения курса философии суметь передать ученикам ощущение глубины и многогранности её идей, а это поведет их дальше, уже самостоятельно.

- Чем философия может быть интересна обычному человеку, как его можно увлечь философией?

- В этом смысле, на мой взгляд, больше шансов у феноменологической философии с её обращением к «жизненному миру», к повседневности, ведь это и есть наш мир, тот, в котором, собственно, и живет человек. Я тут, например, встретил у своей бывшей ученицы статью, в которой она пытается осмыслить медицинскую практику с феноменологической точки зрения. Как оптимизировать отношения между больным, пациентом - и врачом. Она высказывает такую мысль, что сейчас наметилась тенденция, когда больные всё чаще становятся хроническими больными, появляются своего рода «профессиональные больные», с ними надо как-то иначе разговаривать, надо пациента делать собеседником, другом, а это совершенно другой подход и к медицине, и к коммуникации. Искусство врача должно проявляться в его способности не задавить пациента своим авторитетом, эрудицией, а сделать его своим со-трудником, не загонять в предзаданные, медицинские рамки, обусловленные прежним опытом лечения многочисленных «анонимных» пациентов, а предложить новую коммуникацию, в которой врач выступает не только как эксперт, но и как товарищ, - который тоже не понимает эту болезнь, конкретный случай течения данной болезни, - но старается понять. Я считаю это интересным.

- Часто ли проходили проверку Ваши жизненные принципы в 90-е годы ХХ века?

- В 90-е годы через бандитизм утверждалась частная собственность, происходило «первоначальное накопление капитала» многих современных олигархов; в какой-то момент я даже боялся, что на волне воинственного невежества, которая тогда пришла на смену воинственному атеизму, начнется отстрел ученых. Но в целом обошлось, и нам удалось встроиться в новые общественно-экономические отношения. Впрочем, обоим моим аспирантам, которые пытались совместить бизнес и философию, это не удалось. Всё-таки в конце концов приходится отдаваться какому-то делу полностью.

- Стоит ли философу интересоваться политикой, и если да, то в какой степени?

- Почему нет? Есть ведь и философия политики, замечательные образцы которой дала в своих книгах Ханна Арендт.

- Каков, на Ваш взгляд, наиболее существенный критерий свободы для человека, живущего в развитой стране в XXI веке?

- Основным критерием свободы - «свободы для», разумеется, а не «свободы от» - является творчество, в частности, познание: если человек творчески не саморазвивается, то он не свободен, это лишь иллюзия свободы.

- Назовите, на Ваш взгляд, самое яркое событие в жизни кафедры философии и социологии?

- Для меня как председателя диссертационного совета по философии такими событиями всегда были успешные защиты аспирантов, в том числе коллег по кафедре. Радость диссертантов, радость их научных руководителей передавалась и мне.

- Если бы не философия, какой бы сфере науки или культуры Вы хотели бы себя посвятить?

- Я бы пошел тренером по стрельбе - я же по ней кандидат в мастера спорта.

- Если не брать экологический аспект - правда ли, что раньше и трава была зеленее?

- Вообще говоря, я не склонен к ретроспективному утопизму, идеализации прошлого: мол, «раньше девки были моложе!..». Хотя, скажем, в прежние времена сельская школа давала вузам особенно сильных, ревнивых до знаний студентов; сейчас так сказать нельзя.

- Что Вы думаете о гипотетической возможности введения курса философии в учреждения общего среднего образования?

- Например, в США активно развивается философия для детей, и я считаю, что это хорошая тенденция: философией, как и гимнастикой, можно заниматься в любом возрасте.

- Озвучьте, пожалуйста, свой любимый афоризм.

- Приведу любимую народную мудрость моей матушки: «глаза боятся, а руки делают» - и действительно, эта пословица психологически очень точна и, несомненно, имеет определенный методологический смысл.

- Согласны ли Вы с тем, что интеллектуальная среда в наши дни загрязнена даже больше, чем природная среда?

- Согласен: сейчас «экология человека» актуальнее, чем экология природы. А применительно к русскому человеку это еще усугубляется тем, что мы не умеем культивировать свое, посконное, относимся к нему с предвзятостью и вообще очень зависимы от западной культуры, тогда как это должна быть взаимозависимость: если кто-то берёт у другого больше, чем дает, он тем самым хоронит свое будущее. Толерантность, терпимость ко всему, под «вывеской» которой в последние несколько десятилетий происходила вестернизация, не может быть в центре аксиосферы, должна пониматься не как пассивное приятие чужого опыта и уклада, а как вдумчивое эмпатическое вникание.

- Какие радостные события, связанные с вашими студентами и аспирантами, Вы можете вспомнить?

- Самым ярким событием последнего времени для меня стало то, что все мои аспиранты, включая уже защитившихся, в трудную минуту моей жизни навещали меня в больнице и помогали буквально встать на ноги. Я тогда убедился, что не просто установил чисто формальные, менторские отношения с учениками, а смог создать крепкую аспирантскую «семью», воспитать настоящую «тимуровскую команду». И я понял, что не совсем уж плохо я преподавал философию, раз оказался интересен этим людям и как человек. Когда аспиранты поддержали меня, это было очень радостно...

- Можно ли стать успешным в профессии человеком, не имея Учителя?

- Успешность в широком смысле без Учителя с большой буквы невозможна: «заражение» тем или иным делом, без которого оно не может стать «делом всей жизни», происходит всегда только через личность Учителя, причем им может оказаться и собственный родитель, и кто-то из друзей-сверстников, по-настоящему чем-либо увлеченных.

- Можно ли «включать» мыследеятельность по потребности, или мыслить нужно (можно) только всегда и никак иначе?

- Иногда можно и не мыслить - нужно жить. Практическая жизнь не требует рассуждений: нырнул - плыви, но результаты практической деятельности необходимо осмыслять, подвергать критической рефлексии. Как рассказывал Владимир Валентинович Калиниченко, однажды он ехал в автобусе и невольно подслушал разговор двух женщин на сиденье перед

ним. Одна жаловалась другой на бытовые проблемы, а другая ей в ответ: «А ты поступай по-философски: не думай!» Калиниченко был в полном восторге.

- Владимир Федорович, Вы обладаете колоссальным педагогическим опытом. На ваш взгляд, существенна ли разница между студентами, которые обучались 20-30 лет назад и современной студенческой молодежью?

- Разница, конечно, есть, и прежде всего когнитивная: раньше студенты знали больше, у них был больший когнитивный ресурс. Современный же студент, в силу общего измельчания и обмельчания школьной нагрузки, приходит несколько «легковесный»: не Дон Кихот, а Санчо Панса, который романтике научного поиска предпочитает клубные тусовки и на преподавание смотрит так же: как на развлечение, а в таком качестве наука, разумеется, заведомо проигрывает пляскам в клубе. Таким образом, современный студент оценивает преподавателя прежде всего с точки зрения того, хороший ли он «тамада», насколько увлекательно он умеет подать материал, при этом на первый план выходит, разумеется, не качество знаний, а их «прикольность», занимательность. Я сам люблю сопровождать серьезный материал в учебнике или в монографии иллюстрациями в виде анекдотов, притч, афоризмов и не против «занимательной физики» или «занимательной философии», но весь университетский курс философии в целом не может быть построен таким образом. С другой стороны, этих молодых людей всё равно надо образовывать, а поэтому и завлекать, создавая интерес, показывая студентам, что философия, как «фонарь Диогена», освещает те области, в которых они зачастую считают себя давно просвещенными.

- Владимир Федорович, Вы добились высоких успехов в научно-педагогической деятельности, обладаете многими званиями и наградами. Какое достижение вы считаете самым важным в жизни на данный момент?

- Я считаю, что по философии сознания мне удалось выстроить некий ряд интересных и оригинальных идей, в частности выявить «расслоение» сознания на три уровня: бытийст-венную психику, ментальную чувственность, интеллект. Кроме того, под моим руководством 34 аспиранта и соискателя стали кандидатами наук.

Я, кстати, всё больше убеждаюсь в том, что оптимальная мыслящая система - это «руководитель - аспирант», а сейчас такой возможности у меня нет, то есть она сохранилась, но на локальном уровне: каждый может приехать ко мне по собственному желанию и обсудить те или иные теоретические вопросы. Но хотелось бы продолжить в аудиторном масштабе.

- Владимир Федорович, что для Вас семья и в чем, на Ваш взгляд, состоит секрет семейного долголетия?

Семья для меня - это абсолютная ценность: в том смысле, что исходные ценностные предпосылки закладываются в (под)сознание человека в семье, и в этом ей альтернативы просто нет. А чтобы семья была крепкой, женщина должна обладать искусством прощения грехов мужа, а тот не должен этим злоупотреблять. Муж должен, прежде всего, работать, в том числе и помогать жене, ведь «работа» не сводится только к «заработку», это еще и работа над собой: где-то суметь уступить своей «второй половине», а к чему-то просто отнестись с юмором, вместо того чтобы заострять на этом внимание.

- Какой вопрос Вы бы, может быть, задали самому себе?

- Я бы задал себе такой вопрос: можно ли говорить, что работа мозга определяет всё в работе сознания? И ответил бы на него примерно так: связь между ними не абсолютная, мозг определяет только работу подсознания, а сознание в значительной степени автономно. Что, кроме прочего, придаёт мне необходимый оптимизм в той ситуации, в которой я оказался и которую определяю как «экзистенция в тисках инсульта». Планирую написать статью с таким названием.

Интервью взял кандидат философских наук Н. В. Коротков

23.08.2014.

Слово об учителе

Николай Николаевич Ярыгин, доктор философских наук, профессор кафедры социальных наук, педагогики и права Калининградского государственного технического университета

Мне посчастливилось быть первым аспирантом у Владимира Федоровича, за что я очень благодарен судьбе. С первых шагов моей научной деятельности Владимир Федорович окружил меня отеческой заботой, причем делалось это без какого-либо давления с его стороны. Он всегда выслушивает другое мнение, ведет диалог, ищет компромисс, что собственно и отличает истинного мудреца от многословного начетника и всезнайки. Рискну сказать, что во Владимире Федоровиче обитает сократовский дух, это - бескорыстное служение Истине, это - вечное вопрошание, а не готовые ответы на все вопросы.

Работая над своей диссертацией, я обращался к научному наследию Владимира Федоровича. Его научные труды проникнуты плюрализмом и терпимостью к разным точкам зрения, но, несмотря на это, он выстраивает свою оригинальную концепцию видения мира и человека, познания их.

Педагогическая деятельность Владимира Федоровича отличается живостью общения с аудиторией. Он всегда ведет диалог со слушателями, умеет вовремя разрядить обстановку, его лекции никогда не бывают скучными.

Глеб Владимирович Суворов, кандидат философских наук, доцент кафедры философии института истории и культуры ВятГГУ

Не секрет, что большинство студентов оценивают своих преподавателей. Критерии оценки могут быть самыми разнообразными: увлекательность предмета, способность доступно донести материал, чувство юмора и т. д. Однако в редких случаях все желаемые качества сочетаются в полном объеме. Мне повезло. За время обучения в ВятГГУ я встретил таких преподавателей. Это были неординарные личности, люди мыслящие и глубоко интеллигентные. Владимир Федорович Юлов - один из них.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

В. Ф. Юлова отличает такая важная особенность, как уважение к чужому мнению, понимание другой точки зрения. Даже выступая с критикой, Владимир Федорович, стремится не упростить чужую позицию, а сделать ее более значимой и глубокой. Особенностью В. Ф. Юлова как преподавателя является его постоянная готовность к диалогу - превращаясь в увлекательного собеседника, он заставляет размышлять, мыслить самостоятельно. Владимир Федорович - выдающийся ученый и педагог, обладающий очень высокой культурой. Его мудрость, обаяние, мягкий юмор, энергетика и жизнелюбие не могут не вызывать восхищения.

Наталья Серебреникова, старший специалист отдела рекламы, связей со СМИ и общественностью «КонсультантКиров»

Владимир Федорович Юлов.. Именно Вы повели нас, вчерашних школьников, в неизвестную, но, как оказалось, такую завораживающую страну под названием «Философия». На первых занятиях охватывал ужас от непонятных слов: «субстанция», «монады», «априори» и т. д. Казалось, что эти термины невозможно запомнить, не говоря уж о том, чтобы понять.

Вы всегда рассказывали интересно, с азартом, юмором. Ваши шутки или веселые истории, уместно вставленные в самые сложные философские темы, помогали отвлечься, а подчас и разобраться в вопросах бытия. Вы всегда относились к нам как к себе равным, что, безусловно, очень сильно помогало в постижении этой непростой дисциплины. А сколько книг мы прочитали по Вашим советам!

Хочу сказать спасибо Владимиру Федоровичу за то, что мы состоялись как профессионалы. Спасибо за доброжелательное отношение, поддержку. Спасибо за все те интересные, полезные знания, которые мы получили благодаря Вам. Можно только поблагодарить судьбу, что в студенческие годы она свела нас с Вами.

Сергей Юрьевич Сауров, кандидат философских наук, директор по информационным технологиям ООО ЮНИПС

1. Значимо и приятно ощущать себя частью большой и дружной аспирантской семьи Владимира Фёдоровича.

2. Радостно, что я могу сказать: у меня в жизни был человек, который учил (и во многом - научил!) мыслить, а не просто осваивать то, что уже было открыто в мире.

3. Сложно представить себе руководителя, который бы так же поддерживал своих учеников.

4. Колоссальный оптимизм - вот то, что кроме всего прочего следует взять от Владимира Фёдоровича. И жизнь наполнится страстью. к познанию и плодотворному общению!

5. В ответ на суждение, с которым В. Ф. не согласен, слышалось не «убрать из диссертации», а «не согласен. Но интересно. Оставляй. Будешь защищать!».

Руслан Александрович Волосков, кандидат философских наук, заместитель директора КУ НАО «Центр занятости населения»

Хороший ученый может любую сложную идею объяснить простыми словами.

Лекции Владимира Федоровича отличались тем, что он рассказывал о фундаментальных философских проблемах в форме свободного рассуждения, используя примеры из жизни. Эти веселые жизненные истории мы слушали увлеченно, зачастую не видя леса за деревьями и не фиксируя материал. Но отсутствие конспектов лекций в тетрадях с лихвой компенсировалось наличием учебника «Философия: проблемный курс для вузов», в котором каждая тема отражалась лаконично и понятно. Я и сегодня с удовольствием перечитываю отдельные его параграфы. Он полюбился тем, что с него началось мое изучение феноменологии. Параграф, посвященный этому философскому направлению, занял полторы страницы и не утратил при этом необходимой смысловой нагрузки. Позже, когда данный метод был исследован мной детально, я вспомнил про эти полторы страницы, перечитал их и удивился. Это и была феноменология - сказано все, что надо, сказано коротко и незамысловато.

Уверен, что еще много лет мы будем пользоваться результатами научной деятельности Владимира Федоровича. В этом контексте хочу отметить монографию «Мышление в контексте сознания». Технологическая концепция мышления не вызывала удивления, а, напротив, всегда казалась знакомой и очень логичной. При этом обширный материал по проблемам теории мышления и сознания, собранный в монографии, и сегодня представляет для меня большой интерес. К сожалению, эту книгу в свое время приобрести не получилось, а сегодня ее уже нигде не найти - остается надеяться на скорое переиздание. Могу сказать, что, когда это произойдет, первый встану в очередь и приобрету несколько долгожданных экземпляров!

Елена Сергеевна Попова (Южанина), выпускница социально-гуманитарного факультета ВятГГУ специальности «философия» 2007 года, в настоящее время капитан полиции

Несколько лет назад, еще в студенческие годы, когда в своей жизни я познакомилась с такой вездесущей и вечной наукой, как философия, мне посчастливилось, и одним из проводников по тернистому пути познания стал известный российский ученый и прекрасный преподаватель, доктор философских наук, профессор Владимир Федорович Юлов. Его умение вложить в еще «туманные» головы студентов те знания, которые просветят их ум, научили меня мыслить, рассуждать, находить нестандартные пути решения и применять их в обычной жизни. Сформированное благодаря Владимиру Федоровичу мировоззренческое мышление открыло для меня ряд ценностей, разграничивающих стихии добра и зла, с чем мне приходится сталкиваться ежедневно. Неповторимый блеск в глазах Владимира Федоро-

вича и улыбка, тонкий юмор, искусно вплетенный в контекст лекций, всегда заражали позитивом, способствуя максимальному усвоению информации. Я преклоняюсь перед его просветительским талантом, перед силой его мысли и благодарна ему за полученные знания, позволившие воплотить их в положительный жизненный опыт.

Роман Фофанов, аспирант кафедры философии и теологии Нижегородского педагогического университета им. К. Минина, журналист информационного портала «Свойкировский.рф»

Владимира Федоровича я запомнил как неунывающего атеиста, статного и всегда со вкусом одетого мужчину. Он является живым примером того, как должен выглядеть профессор. Интереснее всего, что он - действительно профессор, так что его внешний вид, социальный статус и внутреннее содержание абсолютно совпадают. Этот человек заложил во мне основы философского мышления. На первом курсе я вполне реально чувствовал, что мой мозг начинает работать на других основаниях, нежели прежде. Это состояние осталось и поныне. Особо вспоминаются фирменные «юловские» анекдоты, которые профессор рассказывал для лучшего усвоения материала. Пересказывать их нет смысла, но педагогический эффект от них очевиден, если я до сих пор использую их как метки для памяти.

Ольга Николаевна Сысолятина, доцент кафедры социологии ВятГГУ

О вятском Саламиномахосе...

Путь в науку, вне зависимости от когнитивных пристрастий и исследовательского опыта ученого, сложен, но в то же время невероятно увлекателен. И где только не побывали аспиранты Владимира Федоровича с «познавательными визитами», работая над темами своих диссертаций... Работали в крупнейших библиотеках России и даже познакомились с научными фондами Германии, Китая, Греции... И это совсем не удивительно, ведь оригинальный стиль и логика мышления нашего глубокоуважаемого Учителя «заражает» на всю жизнь и побуждает к неустанному научному поиску. Став аспирантом Владимира Федоровича, вскоре осознаешь, что без науки, и в частности без философии, жизнь не представляет особого интереса.

Дар позитивного «заражения» имеет далеко не каждый ученый, поэтому я часто говорю о том, что ученый ученому рознь. Можно писать научные трактаты «для галочки», для продвижения по карьерной лестнице или по каким-либо другим прагматичным причинам. Совсем другое дело, когда ты живешь наукой и философией, которые становятся неотъемлемой частью твоей повседневности, когда создаешь научные труды и спешишь поделиться новыми идеями, обсуждая их в кругу заинтересованных лиц. Наш научный руководитель Владимир Федорович - показательный тому пример.

Неоднократно я наблюдала, как он создает монографии и с долей разумной критичности оценивает концепции различных ученых. А затем очень структурно и последовательно излагает свое видение проблематики, причем до такой степени оригинальное, что спутать его работы с работами других исследователей просто невозможно... Здесь уже речь идет о сформировавшемся научном стиле. Следует признаться, что для меня сотрудничество с Владимиром Федоровичем - это бесценный опыт, который останется со мной на всю жизнь, и за это я бесконечно благодарна своему Учителю.

Кроме того, могу сказать еще и о том, что наряду с колоссальным багажом знаний и опыта он напрочь лишен напыщенной ученой амбициозности. Всегда тактичен и дружелюбен, внимательно выслушает, посоветует и подскажет решение в сложной ситуации. А во время предзащиты и защиты диссертации чувствуешь себя довольно спокойно и уверенно, зная о том, что твой научный руководитель - это «сильный лев».

Когда я размышляю о многочисленных достоинствах личности Владимира Федоровича, у меня в сознании часто возникает образ Саламиномахоса (от греч. «ХаАацьуоцахо^»). Это скульптура одного из древнегреческих воинов, самоотверженно сражавшегося в греко-персидской войне 480 года до н. э. за свободу и независимость Греции, которые она впоследствии и получила. Саму скульптуру можно увидеть в центральной части острова Саламина, расположенного неподалеку от Афин.

Когда смотришь на этот образ, то ощущаешь невероятную силу, выносливость и стремление к победе этого храброго воина. На нем доспехи весом не один пуд, а в левой руке он держит тяжелое копье и щит. Но кажется, что ему все нипочем... взгляд воина решительно устремлен вдаль.

Конечно, образ Саламиномахоса я использую в данном контексте в качестве метафоры. Тем не менее, в науке и в жизни Владимир Федорович мне видится именно таким - сильным, волевым, мудрым и невероятно организованным человеком, с четким осознанием своего предназначения в жизни, верным своим принципам и убеждениям... и это несмотря ни на какие обстоятельства, какими бы сложными они порой не показались...

Так, благодаря огромной силе воли и стремлению к победе, храбрый воин Саламинома-хос по-прежнему стоит на почетном пьедестале, охраняя родные границы, и никакие мировые катаклизмы не способны ему противостоять...

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.