CC BY
57
СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ
И.П. Бедулина, В.В. Моисеев
ВЛАДИМИР ОГОРОДНИКОВ И БОРИС КУБАЛОВ: СИБИРСКИЕ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ И СОТРУДНИЧЕСТВА ДВУХ ИСТОРИКОВ-АРХИВИСТОВ
Имена историков, архивистов Владимира Ивановича Огородникова и Бориса Георгиевича Кубалова хорошо известны в кругах исследователей. Каждый из них внес в культуру Сибири, историческую науку свой вклад, вписал свою страницу в изучение Сибирского края. Кубалову -одному из первых декабристоведов, посвящено, начиная с 1931 г., значительное количество публикаций1. Появление статей об Огородникове -первом декане исторического факультета Иркутского госуниверситета и первом руководителе государственной архивной службы Иркутской губернии - относится к 90-м гг. XX в.2
Однако до сих пор не выяснена важнейшая составляющая этих двух судеб - сотрудничество, взаимоотношения, взаимовлияние незаурядных личностей. Не раскрыта роль одного в судьбе другого. Отсюда - и досадные неточности и даже ошибки в публикациях, которые кочуют из статьи в статью. С нашей точки зрения, является ошибочным, говоря об одном, замалчивать имя другого, заслуги одного приписывать другому, представлять последователя первопроходцем. Двух историков, сибиреведа Огородникова и декабристоведа Кубалова, ставших в Иркутске еще и архивистами, в ходе изучения их деятельности и отражения ее в публикациях как будто разорвали во времени. И можно было бы не обращать на это внимание, но подобные шероховатости искажают наше знание о судьбах личностей, сыгравших в истории Сибири далеко не последнюю роль. Кроме того, встречаются публикации, изобилующие досадными неточностями в описании биографий ученых, носящие принципиальный характер. Поэтому целью данной статьи являются, во-первых, уточнение биографических фактов, и, во-вторых, устранение путаницы при оценке заслуг двух исто-риков-архивистов в организации архивного дела Иркутской губернии.
Начало жизненного пути обоих ученых не сулило им встречу, тем более в Восточной Сибири, так далеко от места их рождения.
Кубалов родился 28 июля (10 августа) 1879 г. в г. Тифлисе, в семье провинциального актера. Кочевая жизнь в детстве, раннее начало трудовой деятельности (после смерти отца) в качестве учителя уже в 16-летнем возрасте - все это дало будущему историку бесценный житейский опыт, научило стойко переносить удары судьбы и приспосабливаться к трудностям. После учебы в гимназии, которую Кубалов окончил в 1899 г. в Бердянске, он стал студентом историко-филологического факультета Новороссийского университета (г. Одесса). Во время учебы он увлекся историей Российского государства.
По окончании университета в 1903 г. ему был присвоен диплом I степени и дано направление преподавать во 2-й женской гимназии Екатери-нослава (Днепропетровск). Однако молодому 24-летнему историку, склонному к научной работе, было тесно в ее стенах, и он вернулся в 1905 г. в Одессу, где, работая в частных женских гимназиях, не ограничивался учительством. Несмотря на материальные трудности, он написал учебник «Русская история»3, выдержавший два издания и считавшийся в те годы лучшим из всех существовавших учебников по этому предмету. Наряду с основной работой Кубалов вел активную общественную деятельность: состоял в Обществе изучения истории и древностей края, в Обществе распространения технических знаний4, читал курс лекций по общей истории на общедоступных курсах для взрослых. Пропагандируя демократические идеи, участвовал в политических собраниях и диспутах.
Огородников был младше своего будущего коллеги и последователя на 7 лет. Он родился 28 мая 1886 г. в семье сельского учителя в селе Пусто-полье Вятской губернии. В отличие от Кубалова, воспитывался в строгих патриархальных традициях русской сельской семьи. Среднее образование получил в Вятской духовной семинарии. Однако пытливость ума, тяга к знаниям, стремление к постижению закономерностей исторического развития общества побудили его поступить в престижный в то время Казанский университет на историко-филологический факультет. После успешного окончания университета Огородников был оставлен в 1911 г. на кафедре русской истории, а через год избран преподавателем русской истории на Казанских высших женских курсах. В 1914 г. после блестящей сдачи магистерского экзамена и присвоения ему звания приват-доцента он продолжил преподавательскую деятельность в университете: читал лекции, вел практические занятия и одновременно занимался научными изысканиями. Уже через два года молодой преподаватель отправился в командировку в Москву для «выполнения задуманного исследования», по теме «Коллежская реформа Петра I». А в 1917 г. Огородников получил звание доцента кафедры русской истории Казанского университета5.
Так в детские и юношеские годы в характеры будущих историков были заложены черты, сыгравшие в их жизни определяющую роль. Кубалов с раннего детства получил крепкую жизненную закалку, научился предвидеть опасность, ориентироваться в ситуации, приобрел впоследствии политическую мудрость и дальновидность, чего не доставало Огородникову. Профессор Огородников, обладая широкими познаниями, незаурядными организаторскими способностями, инициативой, активностью, упорством и настойчивостью в достижении цели, не был лишен некоторой наивности, излишней открытости, мечтательности, что делало его беззащитным и уязвимым.
Сибирский период начался у Кубалова с 1910 г., у Огородникова, ошибочно названного Н.К. Шестаковой «археологом»6 - с 1918 г. Первый прожил в Сибири 15, а второй всего около 3-х лет. Разные обстоятельства привели будущих коллег в этот суровый и малоизученный край. Кубалов оказался в Иркутске задолго до революционных событий, как указано в литературе, «по личным мотивам» или «семейным обстоятельствам»7. Его политическая активность на юге России не могла быть не замеченной царскими властями. Поэтому, несмотря на то, что в Одессе был опубликован его учебник, а также другие его научные работы, во избежание преследований, он покинул родной край и уехал подальше от ока полиции. Таким местом в России всегда считалась Сибирь, куда он прибыл уже опытным 31-летним мужчиной.
По приезде в Иркутск Кубалов стал преподавать историю в губернской мужской гимназии. А через пять лет, в 1915 г., переехал в Нижнеудинск, где был назначен директором вновь открывшегося реального училища, но проработал там только 3 года. Уже в 1918 г. он направился в Забайкалье, в Петровский Завод, с целью организации 4-классной гимназии смешанного типа для детей рабочих завода.
В марте 1918 г. Народный комиссариат просвещения РСФСР уполномочил приват-доцента Московского университета М.М. Рубинштейна и профессора Московского университета Л.А. Тарасевича пригласить преподавателей для Иркутского университета. В числе приглашенных был молодой ученый, историк Огородников, избранный 22 октября 1918 г. деканом историко-филологического факультета Иркутского университета8. Всего один год прослужил он в должности экстраординарного профессора, но год этот отличался большой результативностью9.
С самого начала пребывания в Сибири Кубалов «беспрерывно работал в архивах губернии, состоя активным членом Иркутской губернской ученой архивной комиссии» (ИГУАК), занимался «научной разработкой архивных материалов»10. В 1915 г., будучи в Нижнеудинске, он осматривал и описывал местные архивы. В 1917 г. знакомился с состоянием архива
бывшего Иркутского губернского жандармского управления, о чем сделал отчет на заседании ИГУАК. В Забайкалье историк знакомился с архивами Читы, Верхнеудинска (Улан-Удэ), Петровского Завода, Посольского и Троицкого монастырей. По возвращении в Иркутск им был составлен подробный отчет об этой научной командировке. Именно членство в ИГУАК, а не «задание Советских органов власти», как писал С.Ф. Коваль, обязывало Кубалова работать с архивами в сибирских городах в период с 19101918 гг. Опытный исследователь, Кубалов сразу оценил богатство нетронутого архивного материала по истории ссылки в Сибири и начал активно разрабатывать эту тему.
Ошибочно также утверждение, что во время Гражданской войны Кубалов «возглавил борьбу за спасение и охрану архивов Восточной Сибири» п. Из Забайкалья Кубалов в том же, 1918-м, году вернулся в Иркутск, где, снова поступив в губернскую мужскую гимназию, стал довольно заметной фигурой в городской среде педагогов, лекторов, ученых, историков. Наряду с работой в ИГУАК, он был избран председателем общества деятелей средней школы, председателем педагогического совета 1 -й женской гимназии, читал курс лекций по русской истории в Иркутском народном университете. Здесь же лектором был и профессор Огородников, который не мог не заметить такого знатока местных архивов, незаурядного педагога и оратора, и Кубалов в том же году был приглашен ассистентом в Иркутский государственный университет на кафедру истории России. Именно с этого времени пути двух ученых сошлись, став на короткое время общей дорогой труда, познания и подвижничества. Огородников знал, что Кубалов занимается изучением архивов по истории каторги и ссылки, и у них родилась идея начать на кафедре подготовку к 100-летнему юбилею восстания декабристов.
Фронт Гражданской войны, откатываясь на восток, достиг в декабре 1919 г. Иркутска. В январе-феврале 1920 г. происходила смена власти. Университет, первенец высшей школы Восточной Сибири (Иргосун), переживал трудные времена. Сначала он был закрыт правительством адмирала
А.В. Колчака, а затем деятельность университета была приостановлена уже новой, Советской, властью в связи с реорганизацией «на принципах советской высшей школы»12, для чего Иркутский губревком создал специальную комиссию. Не было стабильности и в кадровом составе руководителей, профессоров и преподавателей университета. Огородников 6 декабря 1919 г. отказался от должности декана факультета13, несмотря на то, что из-за этого шага он пострадал в материальном отношении (а ему надо было кормить семью, состоявшую из новорожденного ребенка, жены и матери).
Только в апреле 1920 г. возобновилась работа уже реорганизованного Иргосуна. Историко-филологический и юридический факультеты были
слиты в один - гуманитарный, где Огородников был избран председателем исторического отделения. После отъезда из Иркутска П.П. Миндалева, временно занимавшего место декана, Огородников все же согласился в мае-июне 1920 г. исполнять обязанности декана гуманитарного факультета. В этот период в университете продолжались соответствующие духу времени преобразования: в преподавание общественных наук были внесены существенные коррективы, изменены учебные программы с преимущественным изучением истории социализма, рабочего класса и крестьянства, сокращались часы лекционных курсов. Как и везде, в университете сохранялось тяжелое материальное и жилищное положение сотрудников. Весной 1920 г. многие профессора и преподаватели покинули Иркутск, вернувшись в Европейскую Россию14.
Между тем, Огородников, подчиняясь стремлению к новому и неизведанному, развернул активную деятельность по созданию в Иркутске архивного органа. Декреты СНК РСФСР от 1 июня 1918 г. и 31 марта 1919 г., случайно дошедшие до Иркутска, как писал он сам, и попавшиеся ему на глаза, натолкнули ученого на мысль о необходимости создания в Иркутске централизованного архивного учреждения. Две февральские записки 1920 г. профессора Огородникова в Комиссариат народного просвещения об организации в Иркутске Центрального архива не остались незамеченными новой властью. В острых дискуссиях, в которых вместе с Огородниковым принимали участие и другие профессора и преподаватели университета, 15 марта 1920 г. был образован центральный архив, позже с легкой руки своего создателя названный Центральным архивом Восточной Сибири (ЦАВС). Но еще раньше, 7 марта 1920 г., приказом № 1 по подотделу охраны культурных ценностей Отдела народного образования Владимир Иванович был назначен «ученым руководителем по архивной секции»15, а позже стал управляющим Центральным Архивом Восточной Сибири. С присущей ему энергией он приступил к организации деятельности ЦАВС, подобрав для архивной работы образованнейших людей того времени, находящихся в Иркутске. В их числе был и Кубалов.
Разработка основных задач и функций ЦАВС, смет, первых должностных инструкций его работникам - вот неполный перечень нормативных и финансовых документов, которые срочно пришлось готовить Огородникову в начале работы в новом учреждении. Полагая, что судьба архивов так же тревожит местную Советскую власть, как и его, ученого-историка, он упорно добивался выделения здания для ЦАВС. Но это стало неразрешимой проблемой, и архивы оставались в восьми зданиях города. Одновременно заведующий губернским архивным управлением (Губархивом) организовывал осмотр и постановку «на учет и под охрану»16 архивов городских и загородных учреждений и организаций, которых только на
июнь-июль 1920 г. насчитывалось около 20-ти. Отсутствие возможности централизованного хранения архивных документов заставляло принимать компромиссные решения. Дела разбирались, составлялись первые перечни и описи, велся прием документов упраздненных учреждений, выполнялись запросы.
Год и два месяца, до июня 1921 г., прослужил архивному делу Иркутской губернии профессор, ставший настоящим архивистом, болеющим за сохранность документального богатства Восточной Сибири. Приказом начальника Сибархива В.Д. Вегмана от 11 июня 1921 г. «Гражд[анин] Профессор Огородников Владимир Иванович, заведующий Губархивом откомандирован в Читу»17. Вместе со своим семейством он отправился в путь18: перед ним была поставлена задача организации Читинского государственного института народного образования.
Таким образом, создание государственной архивной службы Иркутской области, проведение первых организационных мероприятий - одна из важнейших заслуг профессора Огородникова, а не Кубалова, как утверждалось в некоторых публикациях.
Так, в 1971 г. иркутские ученые писали: «Б.Г. Кубалову принадлежит большая заслуга в организации и укреплении этого архива»19 [ЦАВС. -И.Б., В.М.]. В 2004 г. ошибка перекочевала в статью В. Рекуновой, которая сообщала о материалах, присылаемых Кубаловым из Москвы в Иркутск в 1950-х-1960-х гг.: «Теперь вся его “сибирика” - в областном госархиве, который он, кстати, и основал в свою бытность в Иркутске»20. А в 2005 г. С.Ф. Коваль писал о Кубалове: «...Оставаясь с 1918 г. и на посту заведующего архивом после реформы архивного дела в России, кстати, им же и проведенной в Восточной Сибири»21. В 2008 г. Государственный архив Иркутской области в Календаре знаменательных дат допустил более грубую неточность: «В 1920 г. распоряжением Губернского исполкома Борис Георгиевич назначен заведующим Иркутским Губернским архивным бюро...»22 Подобная ошибка повторяется и в статье М.В. Чириковой23.
Огородников перед отъездом из Иркутска в 1921 г. дал положительную рекомендацию своему подопечному, обратившись в историко-общественную коллегию гуманитарного факультета университета и высоко оценив Кубалова как опытного научного работника в области русской и новой сибирской истории. И уже через год, в мае 1922 г., после сдачи магистрантского экзамена и публичной защиты работ, ассистент Кубалов был избран преподавателем по кафедре русской истории государственного университета.
После отъезда Огородникова заведующим губернским архивным управлением 11 июня 1921 г. был назначен активно работавший в ЦАВС К.Е. Логутов24, который с первых же дней работы оказался в сложном
положении. В день его вступления в должность умер старейший архивист и археолог, председатель ИГУАК М.П. Овчинников25. Из старого штатного состава самым опытным архивистом оставался только Г. А. Ряжский. В процессе изучения отчетных документов ЦАВС за 1920-1921 гг. нам не встретилась фамилия Кубалова, хотя он был в первом списке штатов, что дает основание предположить: в эти годы он не участвовал в работе по спасению и упорядочению архивов. Логутову пришлось набирать новых сотрудников. Прослужив полтора года, Логутов 20 сентября 1922 г. подал прошение об отставке по болезни, и на эту должность назначили Кубалова (а не в 1918 г., 1920 г. или 1923 г., как утверждается в некоторых публикациях26), к тому времени уже преподавателя Иркутского государственного университета.
Период заведывания Кубаловым Иркутским губархбюро справедливо назван «целой эпохой»27. Занимаясь основными архивными работами, он не оставлял подготовку к 100-летию восстания декабристов, итогом которой явилась известная книга «Декабристы в Восточной Сибири». Наряду с научно-исследовательской работой Кубалов пропагандировал деятельность архивного учреждения, наглядно показывая его значение для истории государства и края. За три с небольшим года ученый сумел превратить Иркутский архив в настоящее научно-исследовательское учреждение, о котором узнала вся страна.
Выступления с докладами в исторической секции Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, статьи в местной газете «Власть труда», участие в работе I Восточно-Сибирского краеведческого съезда в 1924 г., I съезда архивных деятелей РСФСР (май 1925 г.), где он был избран членом президиума съезда, - все это сделало его известным в самых широких кругах местной общественности, а также руководству Цент-рархива РСФСР.
Полемизируя с нами, В.С. Боброва в своей монографии пишет: «...Назначение в 1926 г. известного иркутского архивиста Б.Г. Кубалова архивис-том-консультантом Центрархива вряд ли можно охарактеризовать, как “уехал на повышение”. Имеющиеся источники свидетельствуют о том, что это был не “отъезд на повышение”, а бегство от репрессий, которым Б.Г. Кубалов уже начал подвергаться в Иркутске. Б.Г. Кубалов оказался в Москве лишь благодаря В.В. Максакову, которому он лично объяснил причины, побудившие его обратиться к руководству Центрархива с просьбой о переводе в Москву»28 (ниже В.С. Боброва еще раз повторяет свою версию причины переезда Кубалова29).
Обратимся к документу, на который делает ссылку В.С. Боброва, то есть заявлению Кубалова, написанному им в Москве 4 марта 1925 г.: «Прошу вас, если найдете возможным, предоставить мне место сотрудника в
одной из секций Центрархива. Причины, которые побудили меня, после 15-летней научно-административной работы в Восточной Сибири, обратиться к вам с просьбой о переводе, были лично доложены мною т. Максакову»30. Из этой фразы В.С. Боброва делает вывод, что речь идет ни о чем ином, как о «репрессиях», о которых, якобы, поведал Кубалов Максакову во время личной беседы. Однако подобное заключение выглядит, по меньшей мере, надуманным, голословным и не выдерживает никакой критики. Более того, говорить о репрессиях, якобы имевших место в рассматриваемый период в Иркутске в архивной службе, значит не владеть всем комплексом имеющейся документной информации, что будет подробно рассмотрено ниже.
Является неоспоримым фактом, что Кубалов обращался к Максакову с просьбой о переводе его в Москву и, благодаря именно Максакову, он оказался в столице. Чтобы понять истинную мотивацию действий Бориса Георгиевича в 1924 - конце 1925 гг., остановимся подробнее на этом отрезке его жизни.
Как свидетельствуют документы, в октябре 1924 г. Кубалов, «как энергичный и любящий архдело работник» был отправлен Иркутским губис-полкомом «в научную командировку в Москву для изучения постановки архдела в центре»31. Вскоре последовала очередная командировка в столицу - с 14 января по 1 марта 1925 г. А с 1 по 14 марта он использовал свой отпуск за 1924 г.32, который был проведен в Москве с целью участия в работе I съезда архивных деятелей РСФСР. Из его письма от 6 февраля 1925 г. из столицы Вегману узнаем, что съезд несколько раз откладывали: открытие перенесли сначала на 10 февраля, потом на 20-е, конец февраля, начало марта33.
Таким образом, в начале 1925 г. историк жил в столице два месяца, проведя это время с большой пользой для устройства своей дальнейшей судьбы.
После личной беседы с Максаковым Кубалов 4 марта 1925 г. написал вышеупомянутое заявление на его имя34. И уже 31 марта 1925 г. это заявление было рассмотрено на заседании коллегии Центрархива РСФСР, где было принято постановление «поручить ОРГО выяснение в Наркомземе вопроса о возможности использования Кубалова на работе в ведомственном архиве Наркомзема, рекомендовав его как опытного архивиста»35. Центрархив подыскал Кубалову место работы довольно быстро. Одновременно в Иркутск из Центрархива был послан запрос об отправке «2-х по-литанкет, 2-х поручительств от 2-х членов РКП и 2-х подписок» на Кубалова36, полученный в Иркутске 27 апреля 1925 г.
Тем временем в Москве в апреле-мае обсуждался вариант назначения Кубалова заведующим архивом Наркомздрава. Кубалов, невзирая на
жесткие условия (переезд из Иркутска в Москву за свой счет, отсутствие квартиры в столице) в середине мая направил в Центрархив телеграмму о своем согласии с назначением на эту должность37. В июле 1925 г. в Москву были доставлены анкетный лист, подписка Кубалова и два поручительства, подписанные заведующей политсекцией Иркутского губархбюро Э.В. Кли-мовской и членом президиума, секретарем Иркутского губисполкома и начальником губернской милиции Б.Н. Мельниковым38.
В итоге, однако, Кубалов был направлен не в Наркомздрав, а распоряжением Центрархива РСФСР № 279 от 18 декабря 1925 г. - на должность архивиста-консультанта Центрархива РСФСР39 с окладом в 200 руб.
Что же все-таки послужило мотивом для принятия решения сменить место жительства и работы?
Один, по нашему мнению, немаловажный факт открывается при внимательном прочтении анкетного листа от 19 июня 1925 г., составленного и подписанного лично Кубаловым и заверенного печатью Иркутского губисполкома. Из графы о членах семьи известно, что его мать Мария Александровна Кубалова и брат живут в Москве. Мать служит актрисой, а брат (Александр Георгиевич) - «сотрудник Нарпита»40. С нашей точки зрения, кроме естественного желания работать в административном центре страны, присущего большинству представителей творческой, научной интеллигенции, наличие близких родственников в Москве - тоже достаточно серьезное основание для стремления к переезду. Далее, из письма Вегману от 2 декабря 1924 г. мы узнаем о личной трагедии Бориса Георгиевича, которая также могла повлиять на решение сменить место жительства: «Неудачно сложившиеся обстоятельства - моя болезнь и преждевременная смерть одного из членов моей семьи - выбили меня из колеи и замедлили работу»41. Сопоставляя факты, приведенные в анкетах Кубалова от 20 января 1924 г. и от 19 июня 1925 г., можно предположить, что речь идет о смерти одного из его детей: в 1924 г. в графе семейное положение он записывает - «жена, двое детей. Неработоспособный один»42. А в 1925 г. -«жена - Клавдия Николаевна 40 л[ет]., учительница. Сын - Виталий, студент Технологического], 19 л[ет]»43).
Кроме того, в анкетном листе от 19 июня 1925 г. обращает на себя внимание данные об окладе Кубалова в Иркутском губархбюро - 50 руб.44. В Москве же ему, как указано выше, оклад был назначен в 200 руб.
Вышеперечисленные факты дают нам основание утверждать следующее.
Во-первых, Кубалов принял решение перебираться в Москву еще в конце 1924 г., то есть задолго до того, как в Иркутском губархбюро появилась А.И. Казакова, которая, по мнению В.С. Бобровой, и «осуществляла репрессии» против Кубалова45. Казакова не могла осуществлять каких-либо действий по отношению к Кубалову, поскольку была назначена на долж-
ность заведующей политсекцией Иркутского губархбюро лишь в октябре 1925 г., когда вопрос о переводе Кубалова в Москву был решен. Кроме того, получение Кубаловым поручительства от члена президиума Иркутского губисполкома, начальника губернской милиции Мельникова служит, с нашей точки зрения, прямым опровержением наличия «репрессий» по отношению к беспартийному ученому.
Во-вторых, основными истинными мотивами переезда в столицу были обстоятельства личного характера, где немаловажным был вопрос материального обеспечения. В удостоверении, выданном Кубалову Иркутским губисполкомом 4 декабря 1925 г. № 6130 указано: «Службу тов. Кубалов оставил по своему желанию ввиду переезда в Москву»46.
Подводя итог сказанному, считаем возможным утверждать, что в конце 1925 г. Кубалов уехал в Москву фактически на повышение. Так закончился иркутский период известного декабристоведа, который оставил после себя не только память коллег, но и свои книги и статьи о ссыльнопоселенцах.
Между тем Казакова, став де-факто в начале 1926 г. заведующей Иркутским губархбюро, уволила всех его сотрудников. Но даже и это нельзя квалифицировать как «репрессии», поскольку массовое увольнение было следствием обычного производственного конфликта, вылившегося в скандал, инициированный лично Казаковой в силу ее склочного характера, а вовсе не принадлежности ее к партии большевиков. Но это уже совсем другая история.
Огородников же, в отличие от своего коллеги, направился еще дальше на восток страны. В начале 1923 г. по поручению Дальревкома он приступил к работе в должности ректора Государственного Дальневосточного университета. Здесь он выдвинул идею присоединения Общества изучения Амурского края к университету с целью активизации научно-практической работы обоих учреждений (против этого предложения категорически возражал известный путешественник В.К. Арсеньев, отстаивавший самостоятельность общества). Не найдя понимания у своих коллег и властей, в этом же году Огородников перебрался в Петропавловск-Камчатский, где в 1930 г. попытался организовать Институт исследований Охотско-Камчатского края, для которого успел приобрести около 35 000-40 000 книг в будущую научную библиотеку.
Несмотря на общественную активность, честное служение науке, работа Огородникова была признана вредительской, подрывающей экономическую мощь Советского государства. Жизнь его оборвалась неожиданно и трагично. В 1933 г., будучи заместителем директора Камчатского отделения Арктического института, он был арестован по «делу об Автономной Камчатке», осужден на 10 лет по статьям 58-6, 58-7, 58-11 УК РСФСР. В это время он уже имел двух сыновей. Он умер 22 сентября 1938 г., в возрасте 52-х лет (был посмертно реабилитирован в 1956 г.)47.
Между тем историк Кубалов, исполняя обязанности архивиста-консуль-танта Центрархива с 1925 по 1930 гг., принимал активное участие в макулатурной компании, выезжая в командировки по вопросам выделения архивных документов в макулатуру, для чего ему были даны широкие полномочия.
12 сентября 1929 г. ЦК и ЦКК ВКП(б) было принято постановление «О ходе проверки и чистки советского аппарата», которое касалось в том числе и беспартийных служащих советских учреждений. Согласно инструкции Наркомата рабоче-крестьянской инспекции СССР, все «вычищенные» делились на три категории. Вычищенные «по первой категории» лишались всех прав на пособие, пенсию, работу, выселялись из квартир. «Вторая категория» давала возможность получить работу в учреждениях другого типа или в другой местности. По «третьей категории» снижали в должности.
Поскольку архивная служба была частью советского госаппарата, ее кадровый состав также был подвергнут «чистке». Из текста монографии В.С. Бобровой следует, что «Б.Г. Кубалов в 1930 г. вынужден был уйти из ЦАУ» по причине тщетности борьбы с перегибами по уничтожению архивных документов на местах, в частности в Сибири48. Однако анализ документов личного дела Кубалова опровергает эту точку зрения.
1 июля 1930 г. Кубалова пригласили на заседание комиссии по «чистке», где перед ним был поставлен вопрос: «...Можно ли на основании имеющихся в ЦАУ документов установить, какие материалы фабричнозаводских фондов XVIII, нач. XIX в. в период макулатурной компании погибли на Урале»49. Кубалов предложил «продемонстрировать» процесс оформления уничтожения архивных материалов, предоставив на следующий день комиссии протоколы Поверочной комиссии Мосархбюро. Однако связка с 10-ю протоколами и проектом постановления Центральной поверочной комиссии не была обнаружена на месте, и поиски документов не дали результатов. В связи с этим 5 июля Борису Георгиевичу пришлось писать объяснительную записку на имя члена коллегии ЦАУ РСФСР
В.В. Артишевского, что в атмосфере борьбы с «саботажниками», «вредителями», «лентяями» и т.д. было уже абсолютно бесполезно. Кубалов был уволен 1 августа 1930 г. «согласно постановлению по чистке аппарата по 2-ой категории с запрещением работать в системе архивов» и направлен в распоряжение биржи труда50.
Однако из тех же источников мы узнаем о постановлении тройки ЦК по чистке соваппарата при Наркомате рабоче-крестьянской инспекции СССР от 5 октября 1931 г.: «Учитывая положительные отзывы и то, что гр. Кубалов... работу проводит по ударному и является сам ударником, тройка считает возможным снять 2 категорию»51.
Новым местом службы Кубалова стал Всесоюзный государственный трест буро-взрывных работ («Взрывпром») при военно-химическом
объединении ВСНХ СССР, располагавшийся в здании ГУМа на Красной площади. В 1931 г. Кубалов стал директором издательства «Взрывное дело». А в годы Великой Отечественной войны ученый руководил курсами по повышению квалификации практиков-взрывников52.
Хотя Кубалов был подвержен «чистке», приведенные выше факты дают основание считать ее по отношению к нему формальной и вынужденной, поскольку «Взрывпром», куда был направлен Кубалов, являлся организацией не менее секретной, чем архивная служба, и отбор кадров в нее был серьезным и тщательным.
После войны Кубалов вернулся в Главное архивное управление. Он прожил долгую и плодотворную жизнь, подготовил 60 публикаций, издал монографии. Умер своей смертью в возрасте 86 лет, в Москве, не имея ученых званий, но зато избежав репрессий.
Таким образом, ученые-историки, архивисты Огородников и Кубалов сыграли каждый свою, особую роль в истории архивного дела. Кубалов, став продолжателем дела, начатого Огородниковым, также пытался сделать архивный орган Восточной Сибири и его уникальный комплекс архивных документов известными всей стране. Сделав каждый свой неоценимый вклад в историю и культуру России, эти ученые заслуживают, чтобы их биографии не подвергались искажениям в угоду надуманным концепциям или по небрежности.
Примечания
1 Памяти Б.Г. Кубалова // Ангара. 1966. № 3. С. 110—111; Душкина Т.М. К истории образования государственного архива Иркутской области (1920-1941 гг.) // Архивы -источник истины. Иркутск, 1998. С. 19; Коваль С.Ф. Борис Георгиевич Кубалов // Приангарье: годы, события, люди. Вып. 37. Иркутск, 2004. С. 39; и др.
Pamyati B.G. Kubalova // Angara. 1966. No 3. P. 110-111; Dushkina T.M. K istorii obrazovaniya gosudarstvennogo arhiva Irkutskoy oblasti (1920-1941 gg.) // Arhivy -istochnik istiny. Irkutsk, 1998. P. 19; Koval S.F. Boris Georgievich Kubalov // Priangarye: gody, sobytiya, lyudi. Vol. 37. Irkutsk, 2004. P. 39; etc.
2 Намжилова КБ. О чем рассказали экслибрисы, маргиналии, штампы // Библиотека. 1995. № 12. С. 46-49; Бедулина И.П. Организация и становление государственной архивной службы Иркутской области (1920-1941 гг.) // Отечественные архивы. 2007. № 5. С. 3-14; Петрушин Ю.А. Сибиревед В.И. Огородников // История и историки: 90 лет исторической школе Иркутского государственного университета. Иркутск, 2008. С. 144-148; и др.
Namzhilova G.B. O chem rasskazali ekslibrisy, marginalii, shtampy // Biblioteka. 1995. No 12. P. 46-49; Bedulina I.P. Organizaciya i stanovlenie gosudarstvennoy arhivnoy sluzhby Irkutskoy oblasti (1920-1941 gg.) // Otechestvennye arhivy. 2007. No. 5. P. 3-14; Petrushin Ju.A. Sibireved V.I. Ogorodnikov // Istoriya i istoriki: 90 let istoricheskoy shkole Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Irkutsk, 2008. P. 144-148; etc.
3 Русская история (для самообразования и средней школы). Одесса, 1909. Вып. 1.
Russkaya istoriya (dlya samoobrazovaniya i sredney shkoly). Odessa, 1909. Vol. 1.
4 Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. П-5а. Оп. 1. Д. 307. Л. 146.
State Archive of Novosibirsk oblast (GANO). F. P-5a. Op. 1. D. 307. L. 146.
5 Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. Р-624. Оп. 1. Д. 3. Л. 61.
State Archive of Irkutsk oblast (GAIO). F. R-624. Op. 1. D. 3. L. 61.
6 Шестакова Н.К. Из истории управления архивным делом в Восточной Сибири // Сибирский архив. Вып. 1. Иркутск, 2000. С. 16.
Shestakova N.K. Iz istorii upravleniya arhivnym delom v Vostochnoy Sibiri // Sibirsky arhiv. Vol. 1. Irkutsk, 2000. P. 16.
7 Памяти Б.Г. Кубалова. С. 110.
Pamyati B.G. Kubalova. P. 110.
8 ГАИО. Ф. Р-71. Оп. 1. Д. 14. Л. 17.
GAIO. F. R-71. Op. 1. D. 14. L. 17.
9 Петрушин Ю.А. Указ. соч.
Petrushin Yu.A. Op. cit.
10 ГАНО. Ф. П-5а. Оп. 1. Д. 307. Л. 146.
GANO. F. P-5a. Op. 1. D. 307. L. 146.
11 Памяти Б.Г. Кубалова. С. 110; Коваль С.Ф. Борис Георгиевич Кубалов С. 39.
Pamyati B.G. Kubalova. P. 110; Koval S.F. Boris Georgievich Kubalov P. 39.
12 Иркутский государственный университет им. А.А. Жданова: Крупнейший учебно-методический и научный центр Восточной Сибири (краткий исторический очерк). Иркутск, 1978. С. 13.
Irkutsky gosudarstvenny universitet im. A.A. Zhdanova: Krupneyshy uchebno-metodichesky i nauchny centr Vostochnoy Sibiri (kratky istorichesky ocherk). Irkutsk, 1978. P. 13.
13 Казарин B.H. Гуманитарное сообщество Иркутского университета в годы Гражданской войны в Сибири // Христианское начало в культуре России XIX-XXI вв. Иркутск, 2008. С. 342.
Kazarin V.N. Gumanitarnoe soobshestvo Irkutskogo universiteta v gody Grazhdanskoy voyny v Sibiri // Khristianskoe nachalo v kulture Rossii XIX-XXI vv. Irkutsk, 2008. P. 342.
14 Иркутский государственный университет, 1918-1921. Иркутск, 1921. С. 30.
Irkutsky gosudarstvenny universitet, 1918-1921. Irkutsk, 1921. P. 30.
15 ГАИО. Ф. Р-47. Оп. 1. Д. 211. Л. 5-5об.
GAIO. F. R-47. Op. 1. D. 211. L. 5-5v.
16 ГАИО. Ф. Р-624. Оп. 1. Д. 2. Л. 68.
GAIO. F. R-624. Op. 1. D. 2. L. 68.
17 ГАИО. Ф. Р-624. Оп. 1. Д. 6. Л. 2.
GAIO. F. R-624. Op. 1. D. 6. L. 2.
18 ГАИО. Ф. Р-624. Оп. 1. Д. 9. Л. 9.
GAIO. F. R-624. Op. 1. D. 9. L. 9.
19 Кудрявцев Ф.А., Свинин B.B. Изучение истории Сибири в Иркутской области за годы советской власти // Ученые записки / Восточно-Сибирское географическое общество СССР, Иркутский областной музей краеведения. 1971. Вып. 4, ч. 1. С. 4.
Kudryavcev F.A., Svinin VV Izuchenie istorii Sibiri v Irkutskoy oblasti za gody sovetskoy vlasti ІІ Uchenye zapiski І Vostochno-Sibirskoe geograficheskoe obshestvo SSSR, Irkutsky oblastnoy muzey kraevedeniya. 1971. Vol. 4, part 1. P. 4.
20 Рекунова B. Два великих конспиратора ІІ Байкал. Вести. 2004. 21-27 дек. № 50. С. 15; Коваль C.Ф. Несколько дополнений к подлинной истории серии «Полярная звезда» ІІ Земля Иркут. 2005. № 2 (2S).
Rekunova V. Dva velikih konspiratora ІІ Baykal. Vesti. 2004. 21-27 dec. No. 50. P. 15; Koval S.F. Neskolko dopolneny k podlinnoy istorii serii “Polyarnaya zvezda” ІІ Zemlya Irkut. 2005. No. 2 (2S).
21 Коваль C.Ф. Несколько дополнений к подлинной истории серии «Полярная звезда». С. 92-96.
Koval S.F. Neskolko dopolneny k podlinnoy istorii serii “Polyarnaya zvezda” P. 92-96.
22 ^лендарь знаменательных и памятных дат Иркутской области. Иркутск,
200S. С. 67-6S.
Kalendar znamenatelnyh i pamyatnyh dat Irkutskoy oblasti. Irkutsk, 200S. P. 67-6S.
23 Чupuкoвa M.B. Деятельность Иркутской губернской ученой архивной комиссии во втором десятилетии XX века ІІ Сибирский архив. Вып. 4. Иркутск, 200S. С. 51.
Chirikova M.V Deyatelnost Irkutskoy gubernskoy uchenoy arhivnoy komissii vo vtorom desyatiletii XX veka ІІ Sibirsky arhiv. Vol. 4. Irkutsk, 200S. P. 51.
24 ГАНО. Ф. Р-2. Оп. 1. Д. 29. Л. 91.
GANO. F. R-2. Op. 1. D. 29. L. 91.
25 Хорошш П. Михаил Павлович Овчинников как краевед (1S44-1921) ІІ Сибирская живая старина. Вып. 11. Иркутск, 1924. С. 136.
Horoshih P. Mihail Pavlovich Ovchinnikov kak kraeved (1S44-1921) ІІ Sibirskaya zhivaya starina. Vol. 11. Irkutsk, 1924. P. 136.
26 Коваль C.Ф. Несколько дополнений к подлинной истории серии «полярная звезда». С. 92-96; ^лендарь знаменательных и памятных дат Иркутской области; Деятельность Иркутской губернской ученой архивной комиссии во втором десятилетии XX века ІІ Сибирский архив. Вып. 4. Иркутск, 200S. С. 51; и др.
Koval S.F. Neskolko dopolneny k podlinnoy istorii serii “polyarnaya zvezda”. P. 92-96; Kalendar znamenatelnyh i pamyatnyh dat Irkutskoy oblasti; Deyatelnost Irkutskoy gubernskoy uchenoy arhivnoy komissii vo vtorom desyatiletii XX veka ІІ Sibirsky arhiv. Vol. 4. Irkutsk, 200S. P. 51; etc.
27 Душкша T.M. Указ. соч. С. 19.
Dushkina T.M. Op. cit. P. 19.
2S Боброва B.C. Архивное дело в Сибири (1920-1960).Омск, 2010. С. 12. Bobrova VS. Arhivnoe delo v Sibiri (1920-1960).Omsk, 2010. P. 12.
29 Там же. С. 93, 17S.
Ibidem. P. 93, 17S.
30 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5325. Оп. 9. Д. 1067. Л. 15.
State Archive of Russian Federation (GA RF). F. R-5325. Op. 9. D. 1067. L. 15.
31 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 1014. Л. Л. 11, 3об.
GA RF. F. R-5325. Op. 12. D. 1014. L. 11, 3v.
32 ГАИО. Ф. Р-624. Оп. 1. Д. 52. Л.1.
GAIO. F. R-624. Op. 1. D. 52. L. 1.
33 Вениамин Вегман: Государственная, научная и общественная деятельность: Сборник документов к 90-летию Сибархива. Новосибирск, 2010. С. 158-159.
Veniamin Vegman: Gosudarstvennaya, nauchnaya i obshestvennaya deyatelnost: Sbornik dokumentov k 90-letiyu Sibarhiva. Novosibirsk, 2010. P. 158-159.
34 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 9. Д. 1067. Л. 15.
GA RF. F. R-5325. Op. 9. D. 1067. L. 15.
35 Там же. Л. 19.
Ibidem. L. 19.
36 ГАИО. Ф. Р-625. Оп. 1. Д. 1. Л. 31.
GAIO. F. R-625. Op. 1. D. 1. L. 31.
37 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 9. Д. 1067. Л. 22, 24, 31.
GA RF. F. R-5325. Op. 9. D. 1067. L. 22, 24, 31.
38 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 1014. Л. 2-3об., 6-9.
GA RF. F. R-5325. Op. 12. D. 1014. L. 2-3v., 6-9.
39 ГАИО. Ф. Р-2873. Оп. 1. Д. 51.
GAIO. F. R-2873. Op. 1. D. 51.
40 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 1014. Л. 2.
GA RF. F. R-5325. Op. 12. D. 1014. L. 2.
41 Вениамин Вегман... С. 156.
Veniamin Vegman... P. 156.
42 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 1014. Л. 13.
GA RF. F. R-5325. Op. 12. D. 1014. L. 13.
43 Там же. Л. 2.
Ibidem. L. 2.
44 Там же. Л. 3.
Ibidem. L. 3.
45 Боброва B.C. Указ. соч. С. 93, 178.
Bobrova V.S. Op. cit. P. 93,178.
46 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 1014. Л. 11.
GA RF. F. R-5325. Op. 12. D. 1014. L. 11.
47 Намжилова Г.Б. Указ соч.
Namzhilova G.B. Op. cit.
48 Боброва B.C. Указ соч. С. 196.
Bobrova V.S. Op. cit. P. 196.
49 ГАРФ. Ф. Р-5325. Оп. 12. Д. 1014. Л. 59.
GA RF. F. R-5325. Op. 12. D. 1014. L. 59.
50 Там же. Л. 56.
Ibidem. L. 56.
51 Там же. Л. 61.
Ibidem. L. 61.
52 Чернобаев А.А. Историки России XX века: Биобиблиографический словарь. Т. 1. Саратов, 2005. С. 490-491.
Chernobaev A.A. Istoriki Rossii XX veka: Biobibliograficheskiy slovar. Vol. 1. Saratov, 2005. P. 490-491.
