CC BY
21
С. Подлужный
ВИРТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО МЕДИАКУЛЬТУРЫ И КРИЗИС ПСИХИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Медийное поле рубежа ХХ-ХХ1 веков значительно расширяет свои границы. Теперь это не только новостные корпорации, но и Интернет, средства массовой информации, а также социальные сети и блоги. Реальность является текстом уже не на уровне философской парадигмы постструктурализма, но на вполне осязаемом, материальном уровне. Каждый день мы читаем о далеких от нас событиях, изложенных в форме заметок или микроблога. Гигантские информационные потоки объединяют весь мир, где текст становится на более высокий порядок по отношению к фактической реальности. Средства массовой информации стали продуктом, который приносит огромную прибыль. Объективность становится на второй план, по отношению к интригующей новости, способной заинтересовать большое количество людей.
Человек не имеет возможности проверить точность полученный информации, разве только на основе анализа нескольких информационных источников, но не на основе собственного представления о самом событии. Ситуация напоминает происходящие исследования на субатомном уровне. Данные полученные экспериментальным путем, с помощью мощнейших ускорителей частиц, не могут быть проверены непосредственно человеком с помощью органов чувств — все это лишь результаты вычислений и компьютерной обработки, то есть вторичной событийности по отношению к самому явлению. Недаром столь остро встает вопрос о роли наблюдателя в современных исследованиях.
Описывая новое медийное пространство, стоит обратить внимание на то, что вся информация, которую преподносят СМИ, является конвенциональной в силу особенностей естественного языка и его природы1. Медийная реальность — это текст, который может иметь огромное число трактовок. И, естественно, медиа агентства будут использовать наиболее выгодные им маркеры для акцентирования сути сообщения. С психической точки зрения это оказывается большой проблемой, потому что человек становится заложником не только конвенциональной природы языка, но и конвенциональной природы реальности, диктуемой виртуальной культурой. Здесь нужно принимать во внимание политические, экономические и маркетинговые интересы той или иной медиаструктуры.
Ярким примером может служить идея, изложенная в книге Ж. Бодрийяра «Войны в заливе не было», который рассматривает события в Персидском заливе как предмет интерпретации2. Сравнимо ли произошедшее с тем, как оно было преподнесено масс-медиа, и возможно ли эти события вообще называть войной? Бодрийяр пишет, что американцы принимали участие в виртуальной войне, которая существовала скорее в виде картинок на радаре и ТВ-экранах, а не в реаль-
ном бою. Похожим примером могут служить события так называемой «Арабской весны», начавшиеся в декабре 2010 года. Заметным катализатором этих событий послужили социальные сети, ставшие поддержкой в организации демонстрантов, и СМИ, привлекшие особое внимание международной аудитории.
Виртуальные объекты, формируемые источниками массмедиа, вписываются в глобальный мир, обретая при этом статус реальных объектов. Агрессивные маркетинговые стратегии и серьезные манипулятивные принципы, на которых эти стратегии строятся, используют принцип нейролингвистического программирования, существенно искажающий ценностные ориентиры субъекта, что и является залогом успеха маркетинговых программ3.
С культурологической точки зрения, можно условно отметить волну недоверия общества к технологическому прогрессу. Корпорации, которые стоят за реализацией научного прогресса, осуществляют манипулятивные задачи для получения собственной выгоды. Например, большое количество автоконцернов сделали ставку в своей продукции на так называемые гибридные двигатели или даже электродвигатели, основанные исключительно на литий-ионных аккумуляторах, исходя из огромной популярности, которую набирают различные экологические движения. Идея гибридного или электроавтомобиля становится модой, равно как и экологическое движение в целом. Пиар новому продукту невольно организуют сами защитники экологии. То, что проблема утилизации аккумуляторов в гибридных автомобилях не была широко освещена средствами массовой информации, является, скорее, доказательством выдвижения гибридных автомобилей в маркетинговых целях, нежели заботой об окружающей среде. На разработку и создание современного гибридного двигателя ушли десятилетия, но никто так и не провел серьезное законченное исследования для выяснения реального вреда от утилизации таких аккумуляторов.
Рекламный слоган представляет собой лингвистико-музыкальную манипуляцию, которую используют компании для бессознательного программирования. Пиар-компании подбирают простые, лаконичные фразы, основанные на музыкальной ритмике, часто с применением элементов звукописи, и ценностно ориентированные на потенциального потребителя продукта. Одной из ключевых проблем культуры последних десятилетий становится значительный упадок мотивации индивида и как следствие его растущий инфантилизм. Человеку становится все сложнее делать выбор в пользу того или другого продукта или, например, политического деятеля. Это является следствием растущего несоответствия между репрезентацией позитивной модели виртуального объекта и самим объектом. Манипулируя человеком, СМИ заставляют верить в первичность создаваемой ими виртуальной реальности массмедиа. Исходя же из своего субъективного Я, человек оказывается расколот между бессознательно навязанными стимулами и своей глубинной сущностью, которой эти стимулы нередко оказываются чужеродными.
Один из известных изготовителей рекламных текстов американец У. Уэйр сказал, что его профессия «оперирует приемами и средствами, способными повлиять на людей, которых ты никогда и не увидишь, способными заставить этих людей совершить действия, о которых они и не помышляли»4. Действительно, индивид зачастую предпочитает выбрать внешнюю навязанную реальность с ее правилами и потребностями, а не собственную внутреннюю. Человечество создало систему экономических отношений и стало зависимо от нее, и сегодня не человек влияет на экономику, а экономика на него. Ни экономическим, ни политическим властям не удалось избежать финансового кризиса 2008 года, как ни удалось избежать его второй волны в 2011 году. Если феноменология, порождаемая человеком, правит самим человеком, то не удивительно, что в научной фантастике так часто используется тема захвата власти искусственным интеллектом.
Из-за чрезмерной зависимости человека от всевозможных потоков информации он испытывает кризис собственной идентичности. В целом этот кризис можно охарактеризовать нестабильной связью с реальностью. Как мы уже замечали, человек полимедийной культуры плохо различает границы между объектом реальности и виртуальным объектом, то есть лишь знаком, указывающим на этот объект. Более того, ему не удается сохранять границы собственного психического Я и объектов, на которые он проецирует собственную личность, под влиянием паттернов виртуальной культуры. Следовательно, такому человеку тяжело отслеживать собственные интенции, так как он испытывает раздвоение относительно собственной внутренней природы и внешней реальностью.
Курт Левин вводит понятие «полевого поведения» человека5. Согласно ему, в психологическом поле каждый предмет имеет собственную валентность, то есть некий психический заряд. «Полевое поведение» — импульсивный ответ на внешние стимулы, характеризующийся низким уровнем проявления идентичности. Субъекту все сложнее делать выбор в реальности, загроможденной бесчисленными источниками информации, рекламы и прочих объектов вызывающих импульсивную реакцию. Выбор искусно навязывается в обход действительных потребностей индивида, вызывая в нем чрезвычайно низкий самоконтроль. Отсюда следует очевидная эмоциональная неустойчивость человека, вызванная фрагментацией сознания, которое не может различить собственные ощущения и навязанные извне.
Человек рубежа ХХ-ХХ1 веков в большей или меньшей степени имеет при-знаки дезинтеграции личности и множественные признаки пограничного расстройства личности, поэтому можно утверждать, что современная культура несет в себе очевидную шизогенную составляющую. Анализируя опыт шизофреника, К. Ясперс в книге «Общая психопатология» замечает, что пациент порабощен и сам ничего не понимает, хотя и вынужден следовать всему, что ему навязывается6. Подобный вектор глобально можно наблюдать в современной
западноевропейской культуре, он проявляется в потере цели, достижение которой связано с удовлетворением наличествующих у индивидуума внутренних потребностей и мотивов, а также личных ценностных ориентиров. Расщепление универсально для современного состояния сознания. А. Менегетти называет его «экзистенциальной шизофренией»: «Бесполезно исследовать, что такое невроз, меланхолия, тоска и т.д., ибо шизофрения представляет собой стержневую ось отклонений, обусловливающую возникновение многочисленных разнообразных психических и психосоматических патологий»7.
Итак, человек испытывает отрыв от собственной глубинной сущности, дезинтеграцию собственной личности, он оказывается неспособным прислушаться к процессам, происходящим внутри своей психики. Ноуменальное, то есть чувственное, довербальное, видение становится недоступным человеку современной культуры, который ощущает свое бытие и свое сознание исключительно как феномен, подчиненный виртуальной феноменологии. Невозможность решения конфликта самим человеком вызывает либо шизофреническую, либо невротическую реакцию. Психика, не находя средств к должной саморегуляции между сознательными и бессознательными составляющими, прибегает к психосоматике как к альтернативному решению. Эмоция — это прямой денотат некого психического присутствия. В контексте эмоционально нестабильной культуры это присутствие может начать соматизироваться.
Таким образом, психосоматическое заболевание представляет собой некую форму приспособления. Соматизация — это результат инфантильной реакции сознания, изменения которого не происходит не как следствие невозможности действовать, но как следствие того, что психика субъекта находится в состоянии комплексуальной защиты в связи с невозможностью интерпретировать глубинные процессы на рациональном уровне. А. Маслоу замечает: «Это, конечно, разрыв, который в менее экстремальной форме мы можем видеть во всех нас. Это внутренняя борьба между импульсом и контролем, между индивидуальными запросами и требованиями общества, между незрелостью и зрелостью, между безответственным наслаждением и ответственностью. В той мере, в какой нам удается быть озорным забиякой и одновременно здравомыслящим, ответственным, контролирующим свои импульсы гражданином, мы избегаем внутренней расщепленности и сохраняем большую цельность.... у всех нас — отвергнутые части нашего Я, обреченные на подсознательное существование, которые тоже могут пробиться и неизбежно пробиваются наружу, влияя на наши коммуникативные процессы, направленные внутрь и наружу, на наше восприятие, так же как и на наши действия»8.
Аналитики юнгианского направления активно используют термин «Самость», обозначая таким образом центр саморегуляции психики9. Именно Самость призвана гармонизировать противоположности в человеческом сознании. Сам Юнг сравнивал Самость с мандалой, «выражающей сущность не-
которого рода позиции»10. Самость не может отсутствовать или быть мертвой, однако у человека современной культуры она только кажется таковой. Има-гинальный способ восприятия — тот способ, который может нейтрализовать раскол сознания индивида. Придание внутренним образам внешней формы позволяет миновать несоответствие психической манипуляции и идентичности за счет доступа сознания к бессознательному содержанию как в простом вербальном процессе, так и в глобальном культурном. Имагинальный процесс позволяет улавливать не только эмоциональное состояние других людей, но и состояние собственной психики.
Очень часто опыт человека современной культуры, испытывающего невротические и психосоматические отклонения, можно описать с помощью мотива, который широко употребляется в мифах различных культур: некий герой, отправляется на территорию богов, чтобы взять священную субстанцию; как только это происходит — боги атакуют героя. Важно понимать, что сама болезнь уже является способом функционирования Самости, форсируя тем самым некое подобие психотического опыта и интеграции субъектом своей бессознательной части психики. В мифе героя делает героем способность противостоять контратаке бессознательного, аналогично в жизни человек имеет все шансы на обретение целостного восприятия.
Юнг пишет о том, что сама болезнь принимает нуминозный, то есть божественный характер. Антрополог В. Тернер использует понятие «лиминально-сти», описывая обряд инициации . В ходе ритуала новообращенный переходит из обычного мира через порог в сферу опыта, обычно недоступного повседневному сознанию. Затем он возвращается, чтобы использовать полученный опыт с приемлемыми целями и ценностями. Мы могли бы описать человека западноевропейкой культуры, застрявшего в лиминальном переходе, где не произошло создания «одобряемых целей и ценностей»11.
1 Руднев В. Введение в шизореальность. — М., 2010.
2 Бодрийяр Ж. Войны в заливе не было// Художественный журнал. 1993
3 Сендидж Ч. Реклама теория и практика. — М., 1989. С. 71.
4 Бэндлер Р, Гриндер Дж. Из лягушек в принцы. — М., 2010. С. 17.
5 Левин К. Теория поля в социальных науках. — СПб., 2000. С. 36.
6 Ясперс К. Общая психопатология. — М., 1997. С. 253.
7 Менегетти А. Монитор отклонения в человеческой психике. — М., 2006.
8 Маслоу А. Новый рубежи человеческой природы. — М., 2011. С. 144.
9 Шварц-Салант Н. Пограничная личность. — М., 2010.
10 Юнг К. Психология и алхимия. — М., 2008. С. 59.
11 Turner V. Dramas, Fields, and Metaphors: Symbolic Action in Human Society.
1974. С. 267.
